Текст книги "Лунная угроза (сборник 2024)"
Автор книги: Эдмонд Мур Гамильтон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)
Роуэн вскочил на ноги, но прежде чем он успел подняться на вершину холма, на него накинулись две чешуйчатые фигуры, отбросившие его назад в болото. Вырываясь из их лап, Эдвард услышал еще один крик и увидел, как другие охранники бегут к поднимающемуся с земли Мортону. А потом все остальные звуки – хриплые крики противников, оглушительное завывание ветра, дующего из огромной ямы, прерывистое дыхание самого Роуэна – внезапно затмил звук, который донесся до его ушей подобно роковому грому, глубокому, гортанному вою, идущему как будто бы откуда-то снизу. Сначала он звучал слабо, но быстро становился все громче и явно приближался – он поднимался по шахте вместе с летящим вверх диском!
– Мортон! – закричал Эдвард. – Мортон!
Затем он увидел, как его друг отскочил в сторону от бегущих к нему охранников, прыгнул к аппарату на стойках и потянулся к колесу в его центре. В тот же миг молодой ученый почувствовал, как его отбросило назад, а двое его противников с отчаянными криками помчались обратно на холм. А спустя еще мгновение гигантский диск снова поднялся к устью шахты и завис, нагруженный людьми-ящерами и полудюжиной огромных тираннозавров. Эти чудовища со сверкающими клыками рванулись навстречу Мортону, а не меньше десятка людей-ящеров, стоявших на диске, вскинули испепеляющие шары, и к Уолтеру устремились лучи бледного света. Но за секунду до того, как эти смертоносные лучи добрались до своей жертвы, Мортон схватил колесо и крутанул одним быстрым движением.
В следующее мгновение и машина, и стоявший рядом с ней ученый исчезли во вспышке ослепительного пламени, но в тот же самый момент откуда-то снизу донесся оглушительный грохот и треск, словно подземный мир в прямом смысле слова раскололся на части, а земля под ногами Роуэна яростно закачалась.
Спустя еще секунду из шахты вырвался огромный поток багрового огня, фонтан лавы, вылившейся из внезапно ухнувших стен пещеры и затопившей ее. Она уничтожила огромный диск, зависший в шахте, и залила огненной смертью все, что находилось на ее пути, весь холм и болото вокруг Роуэна, зашипевшее от страшного жара. Затем раздался еще один оглушительный треск, и сам холм, казалось, прогнулся, обрушиваясь внутрь себя – и внезапно перед чудом уцелевшим Эдвардом осталась только огромная дымящаяся яма, в которой не было никаких признаков жизни.
Несколько минут Роуэн смотрел на это, не в силах поверить в произошедшее у него на глазах чудо, которое в последний момент отбросило людей-ящеров и полчища их динозавров назад под землю, уничтожив их в далекой пещере, с помощью переключателя, который они сами создали, чтобы затопить свой мир огнем. Чудо, свершившееся с помощью расплавленных лавовых морей в земной коре, с помощью руки Мортона, которая запустила этот процесс. Эдвард не мог найти слов, чтобы выразить свои чувства, он мог только безмолвно протянуть руки к дымящейся перед ним яме.
И внезапно он осознал, что плачет…
Глава 7
ПАРУ ЧАСОВ СПУСТЯ Роуэн, спотыкаясь, выбрался, наконец, из огромного болота и направился на запад, через холмистые поля, в сторону Бринтона. Позади него из-за горизонта пробивался первый бледный свет зари, и пока он шел, туманные и призрачные поля вокруг него постепенно заливались этим нежным светом. Устало поднявшись на гребень небольшого холма, Эдвард остановился, глядя вперед.
Вдалеке перед ним лежали руины Бринтона – огромная масса почерневших обломков, в которых не было заметно ни малейшего движения и из которых не доносилось ни звука, свидетельствующего о том, что там остался кто-то живой. Тишина, царящая вокруг, была беззвучием смерти, и Роуэну казалось, что он последний оставшийся в живых человек в мире.
Но он знал, что это не так. За пределами разрушенного города, в других городах за горизонтом, по всей поверхности Земли были живые люди – были охваченные паникой толпы, был страх и ужас, которые посеяли в мире пришельцы из подземной бездны. Однако скоро этому ужасу должен был прийти конец. Скоро паникующие люди успокоятся, вернутся в свои дома и узнают, как захватчики были отброшены назад и уничтожены, как будущее этой чуждой нам расы было разрушено одним-единственным человеком. Скоро…
Роуэн смотрел на безмолвный, разрушенный город, и его губы шевелились.
– Ты один, Мортон! – шептал он. – Ты один это сделал!
Свет вокруг него изменился, стал более насыщенным – за спиной у него вырвались из-за горизонта длинные желтые солнечные лучи. Под воздействием их магии весь мир, казалось, внезапно преобразился из серого камня в сияющее золото.
Но Роуэн так и не обернулся и не двинулся с места, он все так же неподвижно стоял на холме, глядя на восток – одинокая черная фигурка на фоне великолепия восходящего солнца.
ПОВЕЛИТЕЛИ ЖИЗНИ
Глава 1
ПЕРВЫМ СООБЩЕНИЕМ О повелителях жизни и о роке, который они должны были обрушить на наш мир, была заметка в новостной рассылке крупных информационных агентств Нью-Йорка, сделанной в последнюю неделю мая. В той первой заметке, совсем краткой, говорилось лишь о том, что пляжи вокруг мегаполиса были на сутки закрыты для купающихся из-за густого вспененного прозрачно-серого желеобразного вещества, оставленного на них приливами. Этот прозрачный ил, в котором обнаруживались некоторые признаки рудиментарной жизни, был также выброшен волнами на дамбы и на сваи доков вокруг города, а кроме того, о подобных явлениях сообщалось из десятка или более мест на побережье Нью-Джерси и Новой Англии. В сообщениях говорилось, что эти блестящие отложения, по всей вероятности, являются результатом какой-то морской миграции огромной массы мельчайших желеобразных микроорганизмов.
Эта первая новость, истинное зловещее значение которой мы хорошо понимаем теперь, в то время показалась людям всего лишь одним из десятков других сообщений о не слишком интересных происшествиях. Явление, о котором говорилось в первой заметке, безусловно, было необычным, но едва ли настолько любопытным, чтобы заслуживать особого внимания. Об этом свидетельствовало то, что нью-йоркские газеты в тот вечер уделили этому вопросу небольшое место на своих страницах. Большинство из них посвятили ему лишь несколько незаметных строк, и только одна зашла так далеко, что опубликовала фотографию любопытных зевак, собравшихся поглазеть на осевшую на дамбе Бэттери блестящую пену, которая время от времени медленно двигалась и слегка изгибалась. Однако, за исключением этих случайных прохожих и разочарованных купальщиков, которые оказались отрезанными от своих любимых пляжей, нельзя сказать, что какая-либо часть публики, даже в таких крупных приморских городах, как Нью-Йорк, обратила тогда внимание на появление блестящей серой массы. Только на следующее утро, 26 мая, в газетах были опубликованы более поздние сообщения об этом феномене, и тогда мир – по крайней мере, научный мир – начал осознавать его необычную природу.
Эти новые сообщения превратили просто необычный инцидент в нечто вроде небольшой сенсации, так как в них рассказывалось, что отложения блестящей серой слизи были оставлены приливами не только вдоль Атлантического побережья, но и вдоль берегов Тихого океана, и не только на американских континентах, но и на берегах Европы, Азии и Африки – фактически на всех берегах всех морей Земли. На окаймленных джунглями пляжах Филиппин, на холодных серых норвежских берегах, на песчаных отмелях чилийского побережья и на скалистых утесах Англии отступающие приливы оставили один и тот же толстый слой желеобразной живой пены.
Утренние новости гласили, что это явление, какова бы ни была его причина, имело всемирные масштабы, и из-за такого огромного размаха ему было уделено значительно больше места в газетах – это было уже достаточно экстраординарно, чтобы привлечь к нему много внимания. И в тот же день эта новость стала еще более громкой сенсацией – из-за спора по этому поводу докторов Барра и Макмастерса, того острого спора ученых о причинах странного явления, который пробудил у общественности более яркий интерес к нему.
Спор разгорелся с удивительной быстротой после заявления, сделанного доктором Алмериком Барром рано утром 26-го числа. Именно к доктору Барру, чья репутация среди современных биологов уступала только репутации блестящего доктора Герберта Мансона из Фонда Старфорда, обратились озадаченные газеты, когда в Нью-Йорке впервые появились блестящие залежи пены. Ему принесли образцы этого вещества, чтобы узнать его мнение о нем, и любопытство ученого так сильно разгорелось, что он тут же принялся его анализировать. По-видимому, это был достаточно интересный анализ, поскольку только на следующий день Барр представил ожидающим его ответа журналистам краткое изложение его результатов. И когда эти результаты были опубликованы в дневных выпусках газет, это поразило всех.
Блестящие отложения, по словам доктора Барра, были ни больше ни меньше, чем протоплазмой, тем самым веществом, которое является первичной жизненной субстанцией, основой всей жизни на Земле. Он объяснил, что сама протоплазма, состоящая из чрезвычайно сложной смеси органических соединений, никогда не изучалась и даже частично не подвергалась анализу и что пока ему удалось не так много узнать об этой прозрачной пене, но его исследование, без сомнения, доказало, что это именно живая протоплазма, а не колония микроорганизмов, как предполагалось ранее. Появление этих отложений на всех берегах Земли, добавил биолог, означает, что во всех морях появилось огромное количество протоплазмы, и это можно объяснить только одним образом. Протоплазма, первичная жизненная субстанция, появилась в мировом океане бесчисленные миллионы лет назад, ее сложная структура была создана какой-то силой из элементов морского ила и морской воды. И если протоплазменные массы спонтанно образовались из морской стихии эоны лет назад, дав, в конечном итоге, начало всей земной жизни, то можно предположить, что теперь в океане снова внезапно образовались подобные огромные массы такой же протожизни, таким же образом, как и в далеком прошлом.
Это первое сообщение доктора Барра, сильно озадачившее публику, читающую газеты, но мало интересующуюся разговорами об органических и неорганических соединениях, стало сенсацией в научном мире, особенно среди биологов. Было признано, что нью-йоркский ученый не ошибся, посчитав прозрачную желеобразную субстанцию протоплазмой, поскольку к тому времени ученые из лабораторий Лондона, Стокгольма и Сиднея независимо друг от друга подтвердили тот факт, что это скользкое серое вещество действительно является основой жизни на Земле. Но возник другой вопрос, который быстро стал центром самого ожесточенного научного спора, какой только можно было припомнить – это было утверждение Барра о том, что огромные массы протоплазмы, по-видимому, появившиеся во всех морях и океанах, образовались спонтанно из неорганических элементов морской воды, как и в далеком прошлом. Это утверждение стало настоящим центром бури противоречивых научных мнений в течение нескольких часов после его публикации.
Мнение огромного числа специалистов резюмировал в тот же день профессор Теодор Макмастерс, главный биолог одного из крупнейших Массачусетских университетов. «Несмотря на то, что доктор Барр, несомненно, прав, предполагая, что в мировом океане тем или иным образом возникло большое количество протоплазмы, – заявил он, – его теория о том, что эти массы внезапно образовались из неорганических элементов, при всем уважении к нему, ошибочна. В древности, на заре существования Земли, такие огромные массы протожизни действительно образовывались таким образом из элементов морского ила, но мы знаем, что сам по себе процесс их формирования, процесс превращения неорганической материи в органическую, живую, требовал огромного количества времени, так как протекал крайне медленно. Таким образом, гипотеза о том, что такой же великий процесс произошел во всем мире в течение одного дня или около того – это явный абсурд. Моя собственная теория заключается в том, что в далеком прошлом на дне океанов остались огромные массы протоплазмы и что теперь какие– то подземные или подводные катаклизмы выбросили их наверх, после чего приливы разбросали их по всем берегам Земли».
Следует признать, что эта новая теория нашла гораздо более сильную поддержку в биологических кругах, чем более радикальная теория доктора Барра, но сам Барр резко раскритиковал ее. Он отметил, что ни одна из крупных океанографических экспедиций прошлого никогда не обнаруживала на морском дне присутствия протоплазмы, да еще в таких огромных количествах. Кроме того, заявил Алмерик Барр, гипотеза о подводных толчках выглядит и вовсе глупой, и ее едва ли стоило принимать во внимание, поскольку не было ни малейшего сейсмографического свидетельства о том, что такие толчки происходили в течение последних недель. Доктора Барра поддержал в его критических замечаниях ряд его коллег-биологов, и на следующий день, 27-го числа, на конференции в одном из крупнейших научных обществ мира разгорелся едкий обмен мнениями. Было предложено собрать комиссию из ученых, на которой и решить вопрос о причинах странного явления к удовлетворению как общественности, так и биологов, и для этого был создан исследовательский комитет для его изучения. Возглавил же этот комитет доктор Герберт Мансон из Фонда Старфорда, самый известный биолог того времени.
Это предложение было приемлемым для всех, поскольку компетентность и научная беспристрастность доктора Мансона, этого могучего и хладнокровного человека, не вызывали сомнений. Однако, к своему разочарованию, Всемирная научная ассоциация обнаружила, что этот блестящий биолог уже несколько месяцев отсутствовал в Нью-Йорке, где находилась штаб-квартира фонда Старфорда. Оказалось, что он был в своей лаборатории на Конусе, маленьком островке из камня и песка у северного побережья штата Мэн, и занимался там исследованиями с небольшой группой ученых, в которую входили известный биохимик доктор Альберт Лабро, эксперт по электродинамике Американской электрической компании Харлан Кингсфорд, известный немецкий биофизик, чьи исследования биологических эффектов от радиационного излучения были предметом многочисленных дискуссий, доктор Герман Краунер и доктор Ричард Маллетт, подающий надежды молодой цитолог, который также работал в Старфордском университете.
Ассоциация узнала об этом от другого молодого ученого Фонда, доктора Эрнеста Рэлтона, который не только передал всем эту информацию, но и предложил слетать на север, к острову, на своем самолете и изложить знаменитому биологу просьбу остальных ученых. Это предложение было немедленно принято, поскольку никто не сомневался, что страсть доктора Мансона к экспериментам заставит его занять руководящее место в исследовательском комитете.
Таким образом, ближе к вечеру 27 мая офис Всемирной научной ассоциации объявил, что Рэлтон улетел на собственном самолете на остов Конус и что когда он вернется с Гербертом Мансоном, будет сформирован комитет, который начнет исследования. Это заявление несколько успокоило спорящих биологов и бушующие между ними дискуссии начали сходить на нет. Вдобавок напряженное ожидание возвращения Мансона оказалось неинтересным для газет и их читателей, на чей интерес они изначально ориентировались, когда писали об этих спорах. Новое заявление Ассоциации газеты прокомментировали с юмором, написав, что все дискуссии о происхождении той или иной слизи на пляжах мира были борьбой между Траляля и Труляля. И публика– с улыбкой, а иногда и с хохотом – соглашалась с ними. Все это публиковалось лишь для того, чтобы показать сумасшествие ученых и здравый смысл «простых смертных».
Но на самом деле обладатели «здравого смысла» даже представить себе не могли, какое странное безумие скрывалось за появлением на берегах блестящей слизи. Их «здравый смысл» помог им спокойно спать – пока они не проснулись от раскатов грома разрушающегося мира, от кошмарного безумия, обрушившего на человечество вместе с блестящей пеной титаническую волну ужасной смерти, которая уже в тот момент, когда они смеялись над учеными, медленно поднималась, чтобы захлестнуть весь земной шар.
Глава 2
В ТОТ ЖЕ ДЕНЬ, перед самой полуночью, меньше чем через дюжину часов после заявления Ассоциации, мир охватил ужас. Если бы это происходило постепенно, сначала в одном месте, потом в другом, то сейчас можно было бы дать какой-то последовательный отчет об этих событиях. Но катастрофа обрушилась почти на весь изумленный мир одновременно, и гигантский масштаб этого события делает тщетными любые попытки полностью описать ужас нашего мира, когда он пробудился, чтобы погибнуть. Впрочем, будет достаточно дать некоторое представление о происходящем в таком городе, как Нью-Йорк, потому что творящийся там ужас был сильнее, чем в других местах.
Рассказов о том, как все началось в Нью-Йорк, собрано почти неисчислимое множество, и из одного из них, рассказа некоего Эдварда Уорли, можно почерпнуть, пожалуй, самое яркое представление о катастрофе. Рассказ Уорли, которому он дал несколько банальное название «Мой опыт во время кошмара», дает не только описание начала катастрофы в Нью-Йорке, но и фактически показывает, как это происходило во всем остальном мире. Ибо все то, что происходило в ту ночь в Нью-Йорке, имело место и в тысячах других приморских городов, и то, что Уорли увидел на улицах своего города, в тот же час увидели миллионы охваченных страхом людей. В Нью-Йорке масштаб этого события был больше, но ужас, которые оно несло, везде был одинаковым – таким, как Уорли описал его.
Этот Эдвард Уорли неосознанно показал себя в своем собственном повествовании довольно заурядным человеком средних лет, основную часть жизни проводящим за сложением и вычитанием цифр в брокерской конторе на Брод-стрит. По его словам, чтобы избежать толкучки в метро, он снял комнату неподалеку от работы, в одном из узких жилых домов, разбросанных тут и там к востоку от финансового района, на нижней оконечности Манхэттена. Именно этот факт вкупе с другими обстоятельствами выдвинул Эдварда на первый план, в самое сердце первого пришествия ужаса. Ибо за полчаса до полуночи в ту роковую ночь 27го он решил, что ему не помешает короткая приятная прогулка по теплому весеннему воздуху, и направился на юг, к маленькому открытому парку Бэттери.
В это время, незадолго до полуночи южная оконечность острова, загроможденного огромными зданиями, каковым является Нью-Йорк, была погружена в почти сверхъестественную тишину и одиночество. Так, по крайней мере, показалось Уорли, когда он теплой весенней ночью шел на юг по тихим улицам, от одного пятна света, отбрасываемого фонарем, к другому, между высокими, необъятными зданиями, которые вырисовывались в темноте по обе стороны от него. Эти здания, бывшие центром невероятной активности в дневные часы, стояли безмолвными под яркими весенними звездами, словно это были еще не до конца разрушенные руины какого-то могучего, но заброшенного города. На севере, в районе Мидтаун, отблески света на фоне неба говорили о том, что на тамошних многолюдных улицах все еще кипит жизнь, но Эдвард, шагая все дальше, не встретил никого, кроме одного случайного полицейского, который бросил на него пристальный взгляд из-под фонаря на углу. Затем, через несколько мгновений, Уорли ощутил новый порыв свежего соленого воздуха. Он уже проходил между последними огромными зданиями, миновал надземный переход над дорогой и оказался в тихом маленьком парке.
По его словам, он прошел половину пути по темному парку, направляясь к южной ограде набережной, прежде чем почувствовал, что перед ним находится что-то необычное. Сверкающее море, уходящее в темноту, скользящие по нему тут и там огоньки небольших судов и далекие мигающие огни Бруклина и Джерси, раскинувшиеся слева и справа – это было единственное, что привлекло его внимание в те первые мгновения. Затем, когда Уорли оказался в нескольких ярдах от южной железной дороги, он резко остановился, внезапно увидев перед собой огромную блестящую мокрую массу, которая лежала на краю волнолома и, казалось, медленно двигалась. «Это было так, словно кто-то вывалил на край парка огромную массу блестящего желатина, влажного и поблескивающего в свете нескольких фонарей, горевших вокруг меня, – вспоминал он потом. – Эта масса растянулась вдоль всего края парка, ограниченного бетонным волноломом. Она свисала с волнолома в плещущиеся морские воды, и поскольку это вещество, казалось, медленно двигалось, я сперва подумал, что оно стекает вниз, в море. Но затем, после того, как я немного постоял там, глядя на это плавное движение сверкающего вещества, я увидел нечто, заставившее меня в изумлении протереть глаза. Я увидел, что блестящие массы вовсе не стекали в море, а наоборот, вытекали из него!»
На мгновение Эдвард застыл на месте, глядя на эту субстанцию в полнейшем изумлении. Серая блестящая пена медленно и плавно переваливалась через край волнолома, вытекая из моря внизу, плавно растекаясь по бетонной стенке и добавляясь к огромной сверкающей массе вещества, которое уже лежало по всему морскому краю парка! Это было беспрецедентно, невероятно, и на мгновение, показавшееся Уорли бесконечным, он замер, уставившись на эти сияющие, огромные, желеобразные горы, которые текли в нескольких футах перед ним, изгибаясь и подрагивая. А потом из скользящей массы внезапно выдвинулся огромный, толстый шлейф блестящего желе – словно огромная рука – и устремился прямо к нему!
Это вывело Эдварда из оцепенения. Когда гигантская «рука» потянулась в его сторону, он отшатнулся, невольно издав пронзительный крик. По его словам, в тот момент крайнего ужаса, в голове у него по какой-то странной прихоти его разума, промелькнуло воспоминание о слабо шевелящейся светлой слизи, которую в последние дни находили на пляже и на волноломе, но уже в следующее мгновение эта мимолетная мысль растворилась в охватившем его абсолютном ужасе. Тем временем, к нему потянулась еще одна огромная изогнутая «рука», высунувшаяся из «желе» рядом с первой – она плавно и быстро удлинялась, в то время как скользящая и трясущаяся пена, из которой они исходили, тоже текла к нему по траве и по тротуару. Это были огромные блестящие аморфные «сугробы» высотой в целый ярд, они с каждым мгновением становились все больше и больше, и следом за ними из воды поднимались на волнолом все новые и новые «комки», добавляясь к ним.
Уорли, правда, видел это лишь мельком. Он был слишком ошеломлен, и когда вторая «рука» метнулась к нему следом за первой, он снова отшатнулся назад, а затем, шатаясь и не видя ничего вокруг, побежал к северному концу парка. Он пробежал через весь парк – и тут из-под нависающих над дорогой надземных путей ему навстречу выскочили две фигуры в синих полицейский мундирах. У одной из них в руке поблескивал пистолет, и при виде них Эдвард с облегчением остановился и начал оседать на землю.
– Оно выходит из воды, там! – только и смог прохрипеть он, указывая на южную сторону пака. – Серое вещество, как желе – протоплазма, о ней в газетах писали… Оно идет!..
Полицейские с сомнением посмотрели на него, а затем, вглядываясь в темноту в дальнем конце парка, начали медленно продвигаться в том направлении, держа оружие наготове. Уорли с бешено колотящимся сердцем наблюдал, как они исчезают в ночном сумраке. На мгновение воцарилась тишина, на фоне которой до его слуха донесся неестественно громкий шум поезда далеко на севере. Потом он услышал внезапный резкий возглас, донесшийся из темноты на юге, и в следующее мгновение темнота разорвалась вспышкой пламени и оглушительным грохотом выстрелов. А потом на фоне сверкающей воды он увидел огромные «руки», взметнувшиеся вверх, словно темные, могучие щупальца, и когда они опустились обратно, выстрелы стихли – вместо них раздались крики, которые резко оборвались, после чего снова наступила тишина. Дрожащий Уорли по-прежнему смотрел вперед, в глубину парка, и через мгновение увидел там новое движение, словно что-то медленно приближалось к нему. Наконец, в свете ближайших фонарей он разглядел, что это была все та же огромная блестящая серая масса, плавно движущаяся через парк в его сторону, и что в этой прозрачной желеобразной пене, как мухи в янтаре, застыли темные, скрюченные тела двух человек!
При виде этого зрелища Эдварда охватил еще более леденящий ужас. Он застыл на месте, а потом вдруг смутно осознал, что нетвердой походкой бежит на север, прочь от парка, по темным, безмолвным улицам, что откуда-то сзади слышатся другие вопли ужаса, на этот раз женские, и что издалека, с востока, тоже доносятся крики – слабые, но полные боли. Он услышал, как будто с большого расстояния, внезапный гул криков и визга, который прокатился по окраинам огромного города подобно распространяющемуся пламени, услышал, как внезапно зазвенели колокола, добавляя к этому гвалту еще больше шума. К тому времени Уорли, пошатываясь, свернул на восток, в район своего жилья, движимый неосознанной тягой к дому, но когда он, спотыкаясь, помчался по одной из узких улочек своего района, новый шум, внезапно поднявшийся в нескольких кварталах впереди, заставил его остановиться.
Затем, когда первый клубящийся у него в голове туман ужаса рассеялся, он посмотрел вперед, вдоль темной улицы. На всем ее протяжении были видны только круглые пятна света на перекрестках, но теперь он увидел, как через эти освещенные участки навстречу ему навстречу несется быстро растущая толпа полуодетых людей, которые выскакивали из домов, дико размахивая руками и издавая хриплые крики животного страха. Далеко впереди, в конце улицы, почти у самой набережной, толпа была особенно огромной, и все эти люди бежали к Эдварду. А затем он также увидел, что было позади них и от чего они так испуганно убегали – с восточного конца улицы в его сторону плавно катилась вслед за убегающими фигурами людей огромная блестящая серая волна высотой человеку по пояс, скользящая масса блестящего желеобразного вещества. Она растянулась по всей ширине улицы и без усилий двигалась за беглецами, выбрасывая вперед огромные извивающиеся «руки» и пытаясь дотянуться ими до беглецов. Вот «руки» схватили двоих отставших, сжали их – и стали втягиваться обратно в сверкающую пену вместе с людьми!
В этот момент в мозгу Уорли снова промелькнуло воспоминание о бегло просмотренных газетных статьях.
– Протоплазма! – снова невольно вырвалось у него. – Целые тонны протоплазмы – и они распространяются по всему городу!
Так оно и было. Потоки серой блестящей протоплазмы катились вперед, становясь все мощнее, они хлынули по узким улочкам, а обезумевшая от страха толпа разбегалась перед ними. Они быстро и плавно втекали в здания, из которых доносились ужасные вопли, они выбрасывали огромные щупальца, состоящие из той же самой желеобразной субстанции, что и остальная масса, и хватали ими кричащие маленькие фигурки, не способные увернуться от них. Могучее, бездумное и безмозглое, лишенное нервов чудовище, огромная волна живой пены неслась по улицам и заливалась в здания, чтобы смыть с них все живое!
С юга и с запада доносились вопли и стоны – это другие огромные волны серого «желе» хлынули по улицам обреченного великого города из окружающих его вод. Могучий прилив смерти набирал обороты!
Уорли отскочил назад, когда по улице мимо него с ревом промчалась длинная полицейская машина, и бегущая впереди толпа с воплями разбежалась в обе стороны. Машина затормозила всего в нескольких ярдах от надвигающейся сверкающей волны, и Эдвард увидел, как из нее выскакивают фигуры в синих мундирах, в изумлении и ужасе взирающие на огромную блестящую массу протоплазмы, катящуюся к ним. Они быстро пришли в себя, разбежались по разным сторонам улицы и стали поджидать приближения волны. Затем послышалась быстрая резкая барабанная дробь мощных автоматов, палящих в нее разрывными стальными пулями. В то же время раздался глухой взрыв гранат, брошенных в сверкающую пену, и на мгновение Уорли почувствовал внезапно вспыхнувшую надежду. Но поток протоплазмы все равно неудержимо катился вперед, не обращая ни на что внимания. Пули, пробивавшие желеобразную массу, оставляли в ней дыры, которые мгновенно затягивались, гранаты, взрывавшиеся в ней, заставляли ее разбрызгиваться во все стороны, но в следующее мгновение блестящие ошметки начинали плавно ползти обратно и снова соединяться в единое целое с основным потоком.
И все это продолжало неудержимо нестись вперед. Прежде чем полицейские, выстроившиеся в ряд вдоль улицы, смогли осознать тот факт, что это существо невозможно убить или даже ранить человеческими средствами, волна обрушилась на них. Мириады щупалец протянулись к ним, схватили их и втянули в себя, после чего волна поползла дальше вместе с их телами, темневшими в ее прозрачной серой массе.
ВПОСЛЕДСТВИИ УОРЛИ ТАК и не смог ясно вспомнить то, что случилось с ним в следующие мгновения. Он знал, что при виде этого зрелища им овладело совершенно безумное исступление, что он был полон ужаса и отчаяния и что вместе с другими убегающими людьми, спотыкаясь, брел по узким улочкам на север, к единственному шансу вырваться из смертельной ловушки, в которую превратился остров, но его воспоминания об этом были не такими страшными, как можно было бы ожидать – в памяти сохранились только туманные, расплывчатые моменты. Вместе с окружавшей его охваченной паникой толпой он толкался, наступал кому-то на ноги, прокладывая себе путь по запруженным улицам сквозь тьму этой ужасной ночи, а позади них, с юга, востока и запада, неслась по их следам могучая волна протоплазмы, спокойная, плавная, без усилий сметающая все на своем пути. Она затопила всю южную половину острова, проползая по узким улочкам и постепенно вбирая в себя измученных беглецов, продвигаясь на север и вглубь от окраин города. И в нее неуклонно вливались все новые огромные массы, новые потоки протоплазмы, изливающиеся из окружающего остров моря.
Тогда Эдварду казалось, что он пробивается вперед сквозь душившие его кошмары какого-то ужасающего сна. Хриплые крики тысяч бегущих людей, которые выскакивали из домов и неслись на север, пронзительный звон колоколов и свистки полицейских, грохот гранат и стрельба, которой защитники города тщетно пытались остановить эту скользящую, неодолимую пену, вопли людей, бьющихся в агонии, тех, кто упал перед огромной волной смерти, тех, кого она выволокла из зданий сквозь разбитые окна, слабый, далекий рев паники, доносившийся из пригородов на западе и востоке – все это слилось в сознании Эдварда в один могучий, непрекращающийся рев абсолютного ужаса.
