Текст книги "Девятые Звездные войны"

Автор книги: Эдмонд Мур Гамильтон

Соавторы: Боб Шоу
сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 34 страниц)

Тут она заметила Писа, умолкла, по ее лицу расплылась недоверчивая поначалу, но широченная в конце концов улыбка, и, распростерши руки для предстоящего объятия, она рванулась к Пису.

– Норман, ты вернулся ко мне!!!

Реакция Писа была чисто инстинктивная. Спиной вперед он прыгнул в туалет, обо что-то споткнулся и рухнул на унитаз. Послышалось громкое гудение, свет замигал, и объемистые фигуры профессора и его дочери растворились, оставив дверной проем пустым. Изо рта Писа вырвался громкий стон – он опять, но одетый на этот раз только в газету, отправился путешествовать во времени.

Глава 8

Стены крохотной комнатки начали менять цвет.

Исчезла одна из главных причин для беспокойства – состояние окружающих предметов ухудшилось, и означало это, что путешествует он в будущее, и что здание фабрики не перестанет существовать, оставив Писа в десятке метров над землей. Он слегка успокоился, порадовавшись было передышке, столь необходимой для приведения в порядок перепутавшихся мыслей, но вспомнил, что люди имеют обыкновение носить или перестраивать старые здания. Что ждет его в далеком будущем – смерть под ножом бульдозера? Пересечение тела вновь возведенной стеной?

Встревоженный и огорченный тем, что жизнь его превратилась в серию отчаянных прыжков из кастрюли в сковородку, Пис поерзал на унитазе, и тут же слуховые и зрительные эффекты путешествия во времени исчезли. Сияние пыльного неба установилось на одном уровне, и комната показалась Пису такой, какой он увидел ее впервые. Он бросил нервный взгляд на дверь – не поджидают ли его бронзовотелые великаны с рубиновыми глазами? Но лестничная клетка была пуста. Тишина была почти гробовой, если бы не едва слышащийся гул уличного движения.

Прижимая к чреслам импровизированную юбчонку, Пис осторожно выбрался из туалета. Все вокруг покрывал толстый слой пыли, и он почувствовал, что волосы шевелятся на его голове – ведь и профессор и его дочь давно, наверное, отмерили положенный им срок и пребывают либо в могиле, либо – в виде пепла – в погребальной урне. Он повернул налево, открыл дверь и вошел в бывшую лабораторию Лежэ. Кое-какие столы еще стояли на своих местах, но основная масса оборудования, за исключением разнообразного мелкого хлама, исчезла. Рассеянно скользя взглядом по обшарпанным стенам, Пис попытался собрать воедино разрозненные кусочки обретенного полусознания.

Дочь профессора узнала его и назвала Норманом. Неужели его и в самом деле так зовут? Или это всего лишь псевдоним, под которым он уже путешествовал в прошлое? Что за причина толкнула его на это, первое путешествие? Если профессор узнал его, то почему скрывал? Ведь если вдуматься, он вполне может оказаться уроженцем конца двадцать четвертого. Неужели он спасался от правосудия и в двадцать третьем веке? Неужели он – непереносимая мысль!– и в самом деле растлитель малолетних с устоявшейся репутацией?

Но тут практическое начало существа Писа возмутилось – он стоит и тратит время в бесплодных размышлениях, а ему нужно в первую очередь вот что – одежда, деньги и знание точного положения во времени. Он распахнул несколько стенных шкафов и едва поверил своему счастью, увидев в одном из них висящий на ржавом гвозде некогда белый лабораторный халат. Он оказался слишком коротким, но тщательное обследование всех возможных тайников не принесло ему больше никакой добычи. Пис поднялся этажом выше и, обозревая жилые комнаты, наткнулся на пару пушистых розовых шлепанцев. Судя по размеру, принадлежали они дочурке профессора, и начали уже рассыпаться в прах от старости, но оказались в самый раз и кое-как защищали подошвы. Всему ансамблю явно недоставало элегантности, но не будь у здания столь зловещей репутации, местные урки обчистили бы его до последней проволочки, и пришлось бы Пису и дальше прикрываться газетой.

Вспомнив о методе, которым во все века Мальчишки традиционно повышали свой доход, Пис обследовал разнообразнейшие железки, лежащие в лабораторной пыли. Одной из них была бунзеновская горелка, которая наверняка уже приобрела антикварную ценность. Бегом спустившись в лабораторию, Пис расстелил на полу газету, собрал в нее моток медной проволоки, немного электронного барахла и упомянутую горелку. Конечно, это было совсем не то, что медный микроскоп девятнадцатого века, но Пис вполне мог представить себе коллекционеров, сердце которых взыграет при виде горелки.

Он завернул добычу в газету, спустился вниз и, одержав нелегкую победу над заржавевшим засовом, вышел в пурпурные сумерки. Улица была пустынна, но по доносящемуся издалека шуму транспорта можно былодогадаться, что деловая жизнь в городе кипит. Время года – осень или весна, время суток – далеко за полдень. Пис повернул направо, прочь от улицы, на которой встретился с оскарами, и зашагал в противоположном направлении к концу квартала.

Дойдя до перекрестка, он осторожно выглянул из-за дома и с облегчением убедился, что проносящиеся машины выглядят примерно так же, как он их и помнил. Освещенные витрины магазинов тоже казались нормальными, равно как и прохожие, ни один из которых не удостоил Писа взглядом. Приободрившись, он влился в людскЬй поток и принялся высматривать антикварную лавку. Продвижение его было несколько замедленно шаркающей походкой, необходимой для удержания на ногах пушистых шлепанцев, да к тому же игривый ветерок все время норовил задрать полу его халата, так что Пис вынужден был все время останавливаться и запихивать непокорное одеяние между ног. Согнувшись в три погибели, прижимая к телу грязный сверток, не имея возможности приподнять ногу или раздвинуть колени, Пис прекрасно понимал, что похож на рыскающего в поисках жертвы переодетого Квазимодо, и что вид этот, даже в толпе ко всему привыкших горожан, не может не вызвать взволнованных комментариев.

Страхи его оправдались – мужчины и женщины начали останавливаться и пялить на него глаза. Пис растянул губы в улыбку, желая показать зрителям, что перед ними всего лишь безвредный идиот от рождения, но через некоторое время его уже сопровождала солидная толпа зевак. Кошмарные чувства, владевшие Писом, усугублялись осознанием того, что в дело рано или поздно вмешается полиция. Он уже приготовился распрямить спину и побежать, не заботясь о том, какие именно части его обнаженного тела предстанут взглядам окружающих, но тут в нескольких шагах впереди он заметил вывеску, гласившую:

Р.Дж.Пенникук

антиквар

Всхлипывая от облегчения и резво шаркая шлепанцами, он быстро добрался до весьма приличного на первый взгляд заведения, ввалился внутрь, захлопнул за собой дверь и привалился к ней, тяжело дыша и чувствуя себя лисой, удравшей от своры гончих.

– Если вы не выйдете сию же секунду, – произнес из-за стеклянной стойки молодой человек с холодными глазами,– я вызову полицию.

– Не делайте этого! – с трудом вымолвил Пис, тряся головой.

– А по какой причине, интересно мне узнать?

Молодой человек поднес к губам ультразвуковой свисток.

Пис окинул магазин быстрым взглядом, заведение, в которое занесла его судьба, безусловно, относилось к высшему разряду, к числу тех мест, где вазы эпохи Мин выдаются в качестве бесплатного приложения к действительно ценным приобретениям. Ржавая горелка внезапно потеряла всю свою прелесть, но у Писа не оставалось никакого выхода, кроме как гнуть свою линию и тянуть время...

– По той простой причине, мистер Пенникук,– многозначительно сказал Пис,– что у меня есть кое-что на продажу, нечто, чью ценность можно с первого взгляда и не заметить. Такое попадается настоящему коллекционеру всего лишь раз в жизни!

С этими словами он положил кулек на стойку и развернул его, явив взору антиквара, что теперь и самому Пису казалось горстью металлолома. Даже бунзеновская горелка, гордость коллекции, распалась на составные части.

Пенникук посмотрел на кучу хлама, побледнел, и за несколько секунд презрение на его лице сменилось недоверием, радостью, жадностью и, наконец, уважительной осторожностью.

– Вы продаете это?

– Конечно.

– Откуда ЭТО у вас?

– Нашел.

Наблюдая за сменой эмоций на лице собеседника, Пис начал уже было подумывать, не нарвался он случайно на собирателя старых бунзеновских горелок, болезнь которого зашла столь далеко, что из него удастся выбить достаточно денег для покупки поношенного костюма.

– Там, где я взял это, может быть и еще,– добавил он, поглаживая переносицу.

– Даю тысячу,– отрывисто произнес Пенникук,– и не задаю никаких вопросов.

– Тысячу!– воскликнул Пис и, обуреваемый разнообразнейшими чувствами, по-новому посмотрел на свою добычу, стараясь определить, какой же именно драгоценный кусочек металла так приглянулся коллекционеру.

– Ну ладно, две тысячи, но это предел! Договорились?

Пис с трудом сглотнул.

– Договорились.

Молодой человек вытащил из ящика стола две радужные бумажки, передал их Пису, потом аккуратно собрал с газеты хлам, включая и горелку, и уронил все вместе в портативный дезинтегратор.

Зеленоватая вспышка, и антиквариат прекратил свое существование.

– Что вы делаете?– вскричал Пис, шокированный столь бездумным уничтожением того, о чем он думал уже не иначе, как о произведениях искусства.

– Они нам больше не понадобятся,– сказал Пенникук.– Прекрасная была идея – обернуть газету вокруг кучи барахла... действительно, как проще всего украсть тачку?– нагрузить на нее кучу дерьма и увезти! Но вы могли испачкать ее!

Уважительно и бережно он разгладил газету, присмотрелся к ней поближе, и перевел потрясенный взгляд на Писа.

– Мне показалось, что кто-то ел на ней пирог со свининой!

– Никогда!– выдавил из себя онемевший было Пис.

– Конечно! Никто в здравом уме не станет осквернять новехонькую, лазерной печати газету выпуска 2292-го года...– Пенникук бросил на Писа взгляд заговорщика.– Давненько мне не приходилось держать в руках столь хорошо сохранившийся экземпляр... создается такое впечатление, что вы воспользовались экстравертором и съездили за ней в прошлое...

– Но это же запрещено законом!– Пис подмигнул, желая создать у антиквара впечатление, что он – бесценный источник контрабанды. Ход мыслительных процессов коллекционера был ему непонятен, но теперь, когда ситуация прояснилась, Пис намеревался выжить из нее все возможное.

– Послушайте, мистер Пенникук, не будете ли вы так...

– Зови меня Регги, ладно?

– О’кей, Регги... Я – Уоррен. Нельзя ли нам потолковать в кабинете с глазу на глаз? Я не очень уютно чувствую себя в таком, с позволения сказать, одеянии.

Остро сознавая, сколь тонки его ноги, Пис мужественно перенес тщательный визуальный осмотр.

– Я как раз хотел спросить тебя об этом. Ведь я должен вести дела осторожно, верно? Так где же твои штаны, Уоррен?

– Ну,– напрягся Пис в поисках подходящего ответа,– ты ведь знаешь, как это быва'ет...

Пенникук просиял.

– Понял! Ни слова больше об этом, Уоррен!

– Не буду!– уверил его Пис.

– Муж вернулся в самый неподходящий момент, и тебе пришлось смываться, старый ты похотливый кролик!– Пенникук дружески хлопнул Писа по плечу.– Теперь я могу признаться тебе в этом, Уоррен, но когда ты ворвался сюда в этом халате, воняя ужасным розовым дезодорантом, я уж было подумал, что ты...

– Да как ты мог!

– Все в порядке – теперь-то я знаю, каков ты жеребец!

Пис отрешенно кивнул, и новая, какая уже по счету тревожная мысль одолела его. Он не чувствовал в себе никакого интереса к противоположному полу, и это было не совсем обычно для здорового молодого человека, больше месяца не общавшегося с женщинами. ’’Это все виновата усталость",– решил он, отмахиваясь от воспоминаний о том, как его товарищи по Легиону – несмотря на усталость и скудное пропитание – проводили короткие перерывы между боями,– планируя предстоящие оргии. Все еще хмурясь, он прошествовал за Пенникуком в кабинет за стойкой.

– Как бы мне разжиться какой-нибудь одежонкой?– спросил он.– За ценой не постою.

– Ателье "Десять монет" как раз за углом. Я попрошу кого-нибудь сбегать туда и принести костюм и все, что к нему нужно.

– "Десять монет"? Неплохо!

– Скорее всего это будет сотня – инфляция, ты же знаешь.– Пенникук отвернулся, бросив последний юмористический взгляд на ноги Писа.– Ты и в самом деле старый вонючий похотливый кролик, Уоррен!

– Что ты все твердишь одно и то же!– ответил Пис несколько раздраженно, не желая, чтобы ему напоминали о тех жутких преступлениях, которые он, возможно, совершил в прошлом.

Случайно взгляд его упал на электронный календарь, показывавший дату – 6 сентября 2386 года. Яркие красные цифры распались, чтобы вдруг резко и отчетливо сфокусироваться. Пис понял их значение. Если календарь не врет, машина времени в одном из своих затухающих колебаний, о которых говорил профессор Лекэ – забросила его в день, за два месяца до того, как он вступил в Космический легион!

Колени Писа ослабли, когда он почти с суеверным ужасом осознал, что его таинственный двойник живет и здравствует сейчас в какой-нибудь части Галактики, греша напропалую и планируя все новые и новые преступления, приведшие его в конце концов на призывной пункт Легиона. От этой мысли Пис, считавший, что привык к ударам судьбы, в полное замешательство.

– Так я звоню в ателье,– сказал Пенникук, подсаживаясь к телефону.– Сейчас мы тебя экипируем!

– Спасибо,– думая о другом, пробормотал Пис.– Кстати, календарь у тебя правильный?

– Ты что, не знаешь, какой сегодня день?

– Я много путешествовал в последние дни и совсем запутался в поясах и зонах.

– Этот календарь определяет любое время! Хочешь узнать, какой день сейчас на Земле? Пожалуйста... Восьмое ноября.

Колени Писа окончательно сдали и он тяжело рухнул на ближайший стул. Через двадня, в Портербурге, у дверей призывного пункта Легиона, он сможет встретить единственного во Вселенной человека, который ответит на все его вопросы.

Глава 9

Ночной сон в удобной гостиничной постели, чувство, что он чист и не голоден, одет соответственно моде, и к тому же с деньгами в кармане – все это должно было улучшить настроение Писа, когда тот отправился в космопорт Точдаун-сити.

Вместо этого мозг его с новой энергией продолжал выискивать намеки на ненормальность. С тоской вспоминал он теперь и случай с дочерью профессора Лежэ и машиной времени. Он, Уоррен Пис, считавший, что смерть от пули предпочтительнее путешествия во времени, сознательно бросился в машину времени, уворачиваясь от женских объятий. Единственное, что его немного подбадривало, так это то, что упомянутая женщина более всего напоминала двухметрового диаметра бламанже без всяких моральных принципов... Не исключено, что Пис повел бы себя иначе, будь она молода, стройна и красива.

Шагая сквозь ясное осеннее утро, Пис решил проверить себя, и не сводил долгого упорного взгляда с каждой привлекательной девушки, замеченной им в толпе. Вид некоторых из них вызывал у него приятные эстетические чувства, но, к его разочарованию, он не ощущал ничего, что должен был бы чувствовать недавний член жестокого и влюбчивого солдатского братства.

Эксперимент закончился быстро и неожиданно. Взволнованный его результатами Пис не заметил, что одну из девиц сопровождает тяжеловес с бычьей шеей и, судя по всему, характером собственника. Тяжеловес развернулся и попытался схватить Писа за воротник, но проворство, приобретенное в дюжине войн, на этот раз выручило его из ситуации, чреватой осложнениями. Пис твердо решил не привлекать больше к себе внимания.

Вступить в Легион он должен только послезавтра – значит, его еще не разыскивают как дезертира. Не успел он наделать еще и глупостей, навлекших на него в будущем бесчисленные неприятности, так что бояться вроде бы нечего.

Гражданский космопорт оказался дальше, чем следовало из объяснений портье, и Пис решил остановить проезжающее мимо такси. Желтый автомобиль притормозил у тротуара, и окно его скользнуло вниз, явив взору Писа траурный образ Трева, водителя, на голову которого это самое стекло рухнет месяц спустя.

Пис инстинктивно прикрылся руками и зашипел:

– Убирайся! Оставь меня, наконец, в покое!

Лицо Трева дернулось от негодования и он, ругаясь себе под нос, уехал.

Вконец расстроенный этой встречей, Пис с каменным выражением на лице, не сделав ни одного лишнего жеста, за десять минут дошагал до космопорта. Его удивило, что космопорт больше всего похож на стадион, и даже окружен похожими на трибуны зданиями. Так много кораблей прибывало и улетало одновременно, что воздух над лужайкой казался темным облаком, состоящим из мерцающих очертаний звездолетов. Сначала Пис подумал, как трудно, наверное, управлять этим хаотичным движением, но потом заметил, что траектории кораблей постоянно пересекают одна другую, и вспомнил, что если они не могут находиться в двух разных местах одновременно, то и столкнуться не могут.

Пис одобрительно кивнул, признав, что как бы отвратительно эти кубистские корабли не выглядели в сравнении с воображаемыми сверкающими иглами, они представляют собой прекрасное средство передвижения.

Купив в кассе за четыреста монет билет в один конец на Землю, он вышел на просторную террасу, с которой открывался захватывающий вид на летное поле. Вытягивая шею, чтобы вобрать в себя побольше пейзажа, он начал пробираться сквозь толпу к барьеру, у которого располагались таможенные мониторы, и уже почти достиг его, но тут краем глаза заметил знакомые бронзовые отблески. Он обернулся и увидел двух оскаров, спокойно шагавших среди скопления пассажиров и зевак.

Первой мыслью Писа было – бежать! Ноги его по своей собственной инициативе уже сделали необходимые приготовления, но рассудок победил. Бегущий человек неизбежно привлечет к себе внимание, к тому же он не успел еще ни в чем провиниться. Он не мог сказать, эти ли самые оскары погонятся за ним через месяц – если уж эта парочки так похожа друг на друга, то и остальные такие же,– но главным было то, что сегодня – девятое ноября, и поэтому дезертирство из Легиона, бегство из "Голубой лягушки", гнусный эпизод в кинотеатре – ничего этого еще не случилось. Даже если оскары способны читать чужие мысли, они не станут наказывать его за несовершенные преступления. Он вытащил из пачки самоприкуривающуюся сигарету, вдохнул в нее жизнь и постарался принять рассеянный вид.

Оскары спокойно продолжали свое шествие. Люди почтительно уступали им дорогу, но в остальном почти не обращали на них внимания. Отчаянно завидуя им, Пис постарался не думать о своих преступлениях, и быстро обнаружил, что решение не думать о чем-то производит совершенно обратный эффект.

В надежде придать себе вид совершенно уж невинный, Пис собирался было засвистеть, но забыл, что легкие его полны сигаретного дыма, и вместо свиста зашелся лающим кашлем, по громкости не уступающим реву моржа. Стоящие поблизости вздрогнули и обратили на него полные сочувствия взгляды.

Оскары тоже повернули к нему головы и остановились.

Не отводя глаз, Пис чаще запыхтел сигаретой. Я не виновен, твердил его охваченный паникой разум, я не делал всех этих ужасных вещей!

Головы оскаров медленно повернулись и они посмотрели друг другу в глаза. Беззвучное совещание длилось несколько секунд, потом оба кивнули и решительно зашагали в направлении Писа, которому так хотелось показать, что он ничего не боится, что нервы его сдали, как только оскары подошли вплотную. Увернувшись от вытянутых бронзовых рук, он бросился в единственном свободном направлении – на летное поле. Подогреваемый страхом, он перемахнул через полутораметровый барьер и устремился в запутанные переулки, образованные корпусами приземлившихся звездолетов. Грохот и треск рвущегося металла за его спиной объявил, что оскары, как это всегда было характерно для них, решили пробежать прямо сквозь барьер. Их тяжелые шаги приближались с каждой микросекундой.

Прямо перед собой Пис увидел темный прямоугольник – вход в корабль. Он метнулся внутрь и захлопнул тяжелую стальную дверь. К его облегчению, замок сработал автоматически. Очутившись под защитой бронированного корпуса, Пис нетвердой походкой добрался до единственного кресла в напоминающей рубку управления каюте и рухнул в него. Шумно дыша, стараясь унять дрожь в конечностях, он огляделся и задумался, что же делать дальше. Однако этот мыслительный процесс, так и не успев толком начаться, был прерван самым громким из всех слышанных Писом звуков, и в то же самое мгновение на только что захлопнутой им двери появилось вздутие размером с суповую тарелку.

Пис застыл от ужаса, поняв, что один из оскаров ударил в дверь кулаком и почти ухитрился пробить ее! Запихнув пальцы в рот, Пис смотрел на искореженный металл и думал, что если бы оскар догадался ударить поближе к замку, дверь непременно открылась бы.

"Может быть",– соображал он, хватаясь за последнюю надежду,– "оскары не вполне разумны? Что, если интеллект – их слабое место, ахиллесова пята? Если так, то как можно этим воспользоваться? Как..."

И снова работа его мысли была прервана ударом, оставившим еще одно вздутие на двери. Насмотревшись на него, Пис решил, что оскарам интеллект ни к чему – они и так неуязвимы. Прощаясь мысленно с жизнью, он развернул кресло к наклонной приборной панели, у которой, оказывается, сидел. Перед глазами его прошла какая-то странная рябь, мозг закололо тоненькими иголочками, и на несколько мгновений он увидел скопище приборов и рычагов как бы глазами другого человека. Он легко провел рукой по двум рядам тумблеров, нажал большую красную кнопку и двинул вверх главный штурвал.

Стена перед ним стала прозрачной, и сквозь нее Пис увидел, как уменьшаются далеко внизу здания космопорта. Голубое небо почернело и, через мгновение, на зачарованного Писа уже смотрели колючие, враждебные звезды.

* * *

Корабль летел с такой скоростью, что было заметно, как звезды меняют свой цвет. Завороженный этим зрелищем, Пис наблюдал, как яркие точки проплывают мимо, потом ему в голову пришло – чтобы произвести такой эффект, корабль должен мчаться, как вампир из преисподней, а сам он не имеет ни малейшего представления, куда он направляется. То, что он еще раз успешно вырвался из лап оскаров, явно имевших на него зуб, было, конечно, здорово, но теперь ему угрожала новая опасность – навеки затеряться в бездонном космосе. Пис уже почти уверил себя, что судьба никогда не оставит его в покое, и что, скольких катастроф он бы не избежал, впереди его ждет новая, не менее разрушительная.

– Вот так!– горестно сказал Пис.– В чем смысл моей борьбы? Остается одно: сидеть неподвижно и ждать следующего несчастья, а уж оно наверняка окажется самым несчастным из всех несчастий!

– Вперед, и только вперед!– запричитал он, распаляясь.– Далеко за пределы нашей галактики... и всех прочих галактик! Я превзойду скорость лентяя-света на позолоченных смехом крыльях! А какие удивительные картины предстанут перед моими глазами прежде, чем смерть закроет их навсегда! Туманности, извивающиеся в утонченной пытке зачатия мира, космические маяки сверхновых, целые вселенные, похожие на запутавшихся в тончайшей серебристой сетке светлячков...

Весьма довольный собой, Пис скрестил на груди руки, откинулся на спинку кресла и приготовился к вечности. Единение его с космосом длилось примерно десять секунд, потом ему стало скучно, потом – страшно.

– К черту светлячков и серебристые сетки! Я хочу домой!!!

Он подбежал к прозрачной стене и принялся шарить глазами, как будто то, что он оказался на пару шагов ближе, могло ему помочь определить, где же Солнце. Но даже совсем ошалев от горя, но быстро понял, что надежда его напрасна – перед кораблем мерцали миллиарды звезд, и было не разобраться, что среди них есть что. Только мощный компьютер способен решить проблемы астронавигации, решил Пис... и в этот момент иголочки, коловшие его мозг раньше, вернулись с новой силой, вызывая в голове странное чувство облегчения. Как будто ослабили какой-то жгут, но возобновившийся поток был менее материален, чем кровь, и состоял в основном из эфемерной мешанины ассоциаций, идей и понятий.

"Неужели возвращается память? – подумал Пис, вновь усаживаясь перед пультом управления.– Приходилось ли мне раньше управлять таким кораблем?"

Он принялся более тщательно изучать различные панели, и на этот раз заметил, что они сформированы логическими группами. Рядом с двумя рядами тумблеров, которыми он так лихо щелкнул в первом приступе супервосприятия, было указано, что они включают прогрев передатчика и позволяют стартовать на ручном управлении. Потом Пис заметил отдельный модуль с клавиатурой, маркированной как АСМН. Молясь, чтобы эта аббревиатура расшифровывалась как "Автоматический Селектор Места Назначения", он набил на клавиатуре 3-Е-М-Л-Я, и был мгновенно вознагражден поворотом звездного поля – доказательством того, что корабль изменил курс.

В самом центре прозрачной стены замигал красны кружок. Он окружил одну из немногих крохотных областей абсолютной тьмы, и Пис догадался, что солнце так далеко, что свет его не в силах преодолеть такое путешествие. Но через некоторое время в центре кружка появилась искорка света и начала расти. Удовлетворенный тем, что жизнь меняется к лучшему, Пис продолжил изучение других модулей и скоро обнаружил один именуемый "Автоматическая посадка", избавляющий его от тревог о том, как безопасно посадить звездолет. Приободренный успехом и растущим чувством уверенности в своих способностях, он включил музыку. Первая запись выдала оркестровку пьесы Сибелиуса, громовые аккорды были, очевидно, призваны создать у пассажиров настроение, соответствующее ощущению космического полета.

Пис поудобнее устроился на мягких подушках. Намерения у него были самые простые – отдохнуть. Теперь, когда Пис снова полностью уверился в будущем благоденствии, он еще раз позволил своей душе объединиться с космосом и – чтобы добавить визуального гарнирчика к размышлениям – щелкнул тумблерами, управляющими прозрачностью отдельных стен рубки. Но как это часто бывает с последними театральными жестами, порыв этот оказался серьезной ошибкой и разрушил гармонию его разума.

Всего в нескольких шагах справа от него, отражая своими телами красные и зеленые вспышки бортовых огней, к внешней поверхности звездолета прицепились два оскара.

"...Я же убил их!– твердил про себя потерявший способность соображать Пис. – Я вывалил их в межзвездное пространство и прикончил!".

Страх ненадолго отпустил его, но тут же вернулся, умноженный в десять раз – загадочные существа все еще двигались!

Ничуть не смущенные тем обстоятельством, что находятся в глубочайшем вакууме, оскары небрежно держались за корпус одной рукой, другой указывая друг другу различные звездные достопримечательности словно туристы на прогулке. Пис, окаменев, смотрел на них. Время от времени кто-нибудь из оскаров поворачивал свои рубиновые глаза в направлении Писа, но непохоже было, чтобы они видели его. Наверное, решил Пис, прозрачность стен – односторонняя.

Теперь Пис в полной мере осознал, какие именно силы ополчились против него. Жизнь его была почти непереносимо трудной и без оскаров, гоняющихся за ним сквозь время и пространство – и вот он узнал, что его противники – существа неуничтожимые, способные выжить в любых условиях. Пис совершенно не представлял, что же такого мог он натворить, и это только добавляло ему страданий. Он спрятал лицо в ладонях и всерьез задумался, не положить ли конец этой дикой охоте, направив звездолет в какую-нибудь звезду. Это стало бы быстрым, чистым решением всех его проблем, но – кристаллик обиды образовался и начал расти в котле умственного урагана – неужели часы пробили одиннадцать раз? После всего, что испытал он за последний месяц, неужели он позволит двум металлизированным кретинам помешать ему узнать свое прошлое?

Он поднял голову, расправил плечи и занялся анализом сложнейшей сложившейся ситуации. Несомненно, в данный момент оскары находились внутри поля, генерируемого передатчиками звездолета, поэтому и передвигаются в космосе вместе с ним. Райан объяснил ему, что звездолет можно считать находящимся в покое, несмотря на то, что он развивает огромную эффективную скорость. Однако Пис был совершенно уверен в том, что яростное ускорение "обычного" космического полета наверняка избавит его от непрошенных наездников.

Цель звездолета – Солнце – уже ярко сверкала на переднем экране, когда Пис вновь обратил свое внимание на пульт управления, и скоро нашел панель, проименованную как "ДОП.АТ.ДВ.", и уверенно определил, что это – набор приборов управления для полетов на атомной тяге в случае отказа передатчиков. Пальцы Писа безошибочно опустились на рукоятки селектора высоты и миниатюрный штурвал, и тут он окончательно уверился в том, что управлял звездолетом в прошлой жизни и в состоянии заставить свой корабль выполнить любой маневр.

Победоносно похмыкивая, он отключил передатчик, и корабль до этого двигался со скоростью миллион километров в секунду, остановился. Так как он не обладал инерцией, пассажиры абсолютно ничего не заметили.

Быстрый взгляд подтвердил, что ничего не подозревающие оскары спокойно держатся за корпус кончиками пальцев. Гримаса злобного веселья исказила лицо Писа, когда он приготовился запустить корабль в режиме полного нормального ускорения. Он прикоснулся к стартовой кнопке и... веселье его сменилось отчаянием – он обнаружил, что не может заставить палец надавить на вогнутый диск. Какие только команды он не отдавал пальцу, как не угрожал, тот отказывался подчиниться.

– Но это же сумасшествие!– произнес он вслух, сверля палец-диссидент прокурорским взглядом.– Они ведь даже не люди! Они чудовища!

– Многие говорят, что ты сам – чудовище,– донесся до Писа воображаемый ответ пальца,– но разве тебе понравится затеряться в космосе?

– Слушай меня, костлявая башка!– не сдавался Пис.– Эти монстры забавляются, скармливая раненых землян ручным коврам-самолетам!

– Об этом ты знаешь только от Динкла, и с другой стороны, когда это два зла давали при сложении добро? Нет, ты не можешь обречь их на такую страшную судьбу!

– Ладно, ладно!– Пис бросил на ослушника последний злобный взгляд и отомстил ему, засунув себе в нос.

Левой рукой он включил передатчики, и корабль запрыгал к Земле со скоростью нескольких световых лет в час, а вместе с ним – оскары, маслянисто отражая массивными торсами красные и зеленые вспышки.

Пис смотрелся в передний экран и заметил, что Солнце превратилось уже в сверкающий диск, и диск этот отплывает к границе красного мерцающего круга – признак того, что корабль нацеливается на Землю. Время, отпущенное на решение проблемы оскаров, истекло. Стоит кораблю приземлиться, как они тут же разнесут дверь на атомы и доберутся, наконец, до своей жертвы.