Текст книги "Девятые Звездные войны"
Автор книги: Эдмонд Мур Гамильтон
Соавторы: Боб Шоу
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 34 страниц)
Пис бросил на соседа подозрительный взгляд, быстро стянул с него очки... и тут же был захвачен видом вздымающейся в небывалой оргии плоти, каковой вид в сочетании с соответствующими звуковыми эффектами создал у него твердое убеждение, что если и есть в этой компании девственницы, пребывать им в этом благостном состоянии осталось считанные секунды. По лицу Писа разлилось теплое чувство.
Мальчишка потянул его за рукав.
– Отдай очки!
– Не отдам.– Пис снял очки и сложил их.
– Но я же заплатил тебе!– Ну и что?– твердо возразил Пис.– Наверняка есть какой-нибудь закон, который запрещает показ таких фильмов несовершеннолетним.
– Конечно есть, дубина. Иначе за что платить? Давай очки!
– Ничего не поделаешь.– Пис протянул мальчишке желтые очки.– Посмотри на флуффе – куда лучше будет.
– Ах, Флуффо... Ну-ка, мистер, давай очки, а то будут неприятности!
Пис самодовольно ухмыльнулся.
– После того, что я перенес, о каких еще неприятностях ты говоришь?
– Отпустите меня!– завопил мальчишка.– Не трогайте меня! Отпустите!
– Погоди, погоди,– встревожено прошептал Пис.– Может, мы еще...
– Нет, я не хочу смотреть во взрослые очки – там делают что-то ужасное! Пожалуйста, не заставляйте меня смотреть!– завопил негодяй еще громче, голосом истеричным и чрезвычайно убедительно.– Я пришел посмотреть Песика-оранжика и Флуффо! Уберите руку! Что вы со мной делаете!
– Замолчи сию же секунду!– прошептал Пис, суя мальчишке кулак под нос.– А то я расквашу тебе физиономию!
– Да неужели?– произнес ворчливый голос прямо за спиной Писа. Кто-то очень сильный перетащил его через спинку кресла, заломил руку за спину и повел по проходу. Женщины в крайних креслах злобно шипели оскорбления, с удивительной меткостью и весьма болезненно попадая ему сумочками по голове. Пис попробовал вырваться, но его противник наверняка знал рукопашный бой не понаслышке. Тяжелую дверь он открыл чрезвычайно просто – стукнув по ней головой Писа, и оба оказались в фойе.
Привлеченный шумом, из боковой двери вышла женщина начальственного вида, с голубыми волосами и в пенсне.
– Одного выловил, мисс Харли!– объявил вышибала.– Развращал малолетнего, попался с поличным. Как насчет премии?
Пис энергично замотал головой.
– Это просто смешно! Я его и пальцем не тронул! Я только...
– Заткнись!– Силач неодобрительно встряхнул его.– Я видел все сам, мисс Харли. Так что с моей премией?
– Давайте сначала выслушаем оправдания джентльмена,– сказала дама, и слова эти музыкой прозвучали в ушах Писа. Женщина подошла поближе, поправила пенсне, вгляделась, смертельно побледнела и отшатнулась.
– Так это ТЫ!!!– произнесла она сдавленным голосом.– Опять принялся за старое? Неужели детям никогда не будет от тебя покоя?
– О чем вы?– возмутился Пис, слишком шокированный, чтобы радоваться первой обнаруженной им ниточке в прошлое.
Обвиняющий перст мисс Харли уперся в нос несчастного Писа.
– Замаскироваться хотел? Бороду отрастил? Да я тебя где хочешь узнаю! Ты и раньше приставал к детям! Ты – чудовище!
"Только не это",– подумал Пис, прислушиваясь, как чересчур знакомое слово эхом отражается от стенок его черепной коробки. Изобразив на лице нечто, что по его мнению должно было означать улыбку, он сказал:
– Давайте поговорим спокойно, в кабинете...
Мисс Харли отрицательно покачала головой:
– Из-за таких, как ты, и прогорает мое предприятие!– И, переведя взгляд за голову Писа, добавила:– Свистни, Симпкинс!
На границе поля зрения Писа появилась огромная лапа с зажатым в ней свистком, и секундой позже раздался пронзительный ультразвуковой вопль. Люди, шедшие в кино, останавливались, перешептывались и рассматривали Писа с очевидным презрением. Плечи его безвольно опустились – свобода уходила. Полиция уже спешит к нему, и через несколько минут он будет передан в руки Легиона, успев узнать о себе только то, что, вероятно, за ним уже числится по крайней мере один случай совращения малолетних. Тогда он – и в самом деле чудовище, и заслуживает всего, что случится.
– Сегодня в городе много оскаров,– благодушно произнесла мисс Харли.– Спорим, они прибегут первыми?
– Надеюсь, а то полиция слишком мягкосердечна.– Крепкие руки еще раз тряхнули безвольно обмякшее тело Писа.– Нам надо было еще в восемьдесят третьем вышвырнуть с Аспатрии всех синяков. Это правительство виновато! Тогда мы как следует проучили их, так зачем же теперь позволять им разгуливать по нашим городам, пугая невинных детишек?
– Невинный ребенок, как же!– не мог удержаться от протеста Пис, хотя от упоминания об оскарах он, как всегда, похолодел.– Этот маленький него... Но постойте! Ведь это мы выиграли войну в восемьдесят третьем!
– Да неужели?– Великан от души расхохотался.– Что-то непохоже! Посмотри, где ты увидишь, чтобы наши парни разгуливали босиком? Разве они носят такое?– Разгорячившись, он отпустил руку Писа и ухватился за его куртку.– Вы только гляньте на это барахло, мисс Харли! Это же... БУМАГА!!!
Почувствовав, что точка приложения силы переместилась с его персоны на одежду, Пис побежал к выходу из кинотеатра. Раздался громкий треск рвущейся то ли ткани, то ли бумаги, и куртка Писа, уже достаточно пострадавшая от дневных эскапад, разрушилась окончательно. Одетый только в рубашку с короткими рукавами и брюки, он выскочил на улицу и, испытывал удивительное чувство, что нечто подобное уже случалось с ним раньше, повернул налево и помчался как газель, едва касаясь земли. Он приготовился отбиваться от доброхотов, которые могли попро
бовать схватить его, но странно – никто не изъявлял такого желания. Люди, которых при обычных обстоятельствах несомненно заинтересовал бы вид не совсем одетого человека, сломя голову несущегося по городу, на сей раз боязливо жались к стенам и смотрели не на Писа, а в конец улицы, в том направлении, куда он бежал. Прищурившись, чтобы защитить глаза от лучей заходящего солнца, он тоже посмотрел и... с искаженным от страха лицом остановился как вкопанный.
Блистая бронзовыми мускулами, к нему бежали два оскара.
Пис не помнил, встречался ли он с подобными существами в прошлом, но сопоставить их вид с описаниями Динкла не составило ни малейшего труда. Безвольные купола черепов, металлический оттенок нагих тел, массивные мускулистые торсы, тонкие талии, мощные бедра. Вот они остановились, прервав легкий бег, беззвучно посовещались секунду – другую и – как будто и в самом деле могли читать чужие мысли – безошибочно устремились к Пису, сверкая рубиновыми глазами.
– Боже мой!– проквакал Пис. Время, которое он простоял, объятый ужасом, показалось ему вечностью. Стряхнув оцепенение, он бросился в боковую аллею, открывшуюся между двумя магазинчиками. Подстегнутое мощной дозой адреналина, отчаявшееся тело Писа развило скорость, по сравнению с которой его прошлые подвиги казались сущим пустяком. Сознавая, что бьет галактический рекорд в спринте, Пис отважился обернуться и увидел, что аллея за ним пуста. Он начал уже было поздравлять себя со спасением, как стена в нескольких шагах от него буквально взорвалась обломками кирпичей, и оскар, решившие сократить дорогу и пройти напрямик через дом, появились из облака плыли, протягивая к Пису стальные пальцы. Испустив крик, от которого у него самого заложило уши, напрягая последние силы, он ухитрился на несколько шагов оторваться от преследователей. Завернув за угол, он увидел перед собой смутно знакомую дверь и поблекшую вывеску на ней:
КОРПОРАЦИЯ
ПЛАЩИ АКМЕ
Пис распахнул дверь и помчался вверх по неосвещенной лестнице. На лестничной площадке он прочитал над одной из дверей:
ДАМСКАЯ КОМНАТА
только для служащих АКМЕ
«Надоело прятаться в сортирах»,– подумал Пис, но в этот момент входная дверь разлетелась в щепки, и бронзовые великаны, чьи глаза кроваво горели в темноте, рванулись к нему.
Пис шмыгнул в туалет, и тут же поняв, что попался в ловушку. В крохотной комнатенке, грязной и запущенной – не пользовались ей, наверное, лет сто или больше – была всего одна дверь и одно крохотное окошко, до которого к тому же невозможно было дотянуться.
Хватаясь за последнюю соломинку, он повернулся, чтобы закрыть дверь, но было уже поздно.
Оскары стояли в дверном проеме и, слегка пригнувшись, смотрели на него.
Тупо тряся головой. Пис отпрянул. Пятки его соприкоснулись с чем-то, выступающим из пола, и он рухнул на древний унитаз, ударившись о него с такой силой, что душа его чуть не рассталась с телом.
Комната наполнилась странным гудением, и прямо на глазах окаменевшего, потрясенного Писа грозные фигуры оскаров поблекли и растворились в воздухе.
Глава 7
Несколько секунд, каждая из которых громовым ударом отдавалась у него в голове, Пис таращился на пустое пространство, которое только что занимали бронзовые великаны. Куда они подевались? Казалось совершенно невозможным, чтобы столь массивные и в высшей степени реальные создания исчезли, не оставив следа. Ведь нужно же верить собственным глазам? Или не нужно?
Потрясение, вызванное внезапной отсрочкой смертельного приговора, потихоньку выветрилось, и окружающее начало приобретать форму и цвет. Пис заметил, что вокруг него происходит нечто странное. Стены и потолок с каждой секундой выглядели все чище и свежее, трещины в штукатурке затягивались, а краска – что противоречило естественному ходу вещей – меняла цвет и обновлялась!
Неизвестно откуда доносилось настойчивое энергичное гудение, а свет в окошке мигал с пугающей быстротой. Жуя нижнюю губу, Пис попытался связать эти эффекты с неким недавним случаем... перед его мысленным взором всплыл мечущийся по аквариуму аспатрианский омар... отдельные составные части картины соединились в единое целое... и Пис громко застонал от отчаяния.
Оскары отнюдь не канули в небытие. Они остались, какими были, накрепко запертые в году от Рождества Христова 2386! Это он, Уоррен Пис – растворился в эфире на их глазах!
Его занесло в работающую машину Времени!
Пис громко сказал:
– Со мной не могло этого случиться! – и упрямо затряс головой, но мозг его выуживал из недавнего прошлого все новые и новые факты. Официант в "Голубой лягушке" назвал свой портативный аппарат "одноступенчатым интровертом", а это предполагало наличие и других типов, среди которых мог оказаться и двухступенчатый экстравертом и... вообще что угодно!
Если интровертор изменял течение времени внутри себя, никоим образом не воздействуя на окружающий мир, то экстравертор – мозг Писа упрямо сражался с неизвестными понятиями – поддерживал нормальное течение времени внутри себя и заставлял Вселенную стариться или молодеть. Термин "двухступенчатый" подразумевал, что у оператора есть выбор, куда направить машину – в прошлое или в будущее. Но Пис не управлял машиной, в которой очутился случайно! Он не имел ни малейшего представления о том, где у нее выключатель, в какую сторону движется машина, и какому идиоту пришло в голову запрятать ее в туалете на фабрике, производящей дождевики!
Решив сделать хоть что-то, Пис вскочил на ноги, и тут же гудение смолкло, а из окошка полился ровный яркий свет. Он повернулся и задумчиво посмотрел на шаткий потрескавшийся унитаз, гоня прочь мысли о том, что где-то внутри него замаскировано устройство, включающее машину времени, когда кто-нибудь присаживается по своим делам. Мир Писа и без того уже исказился до неузнаваемости, но ведь должен же быть предел несуразностям! Торопясь выбраться из сферы действия машины, Пис выскочил на лестничную клетку и огляделся. В здании было тихо, но теперь оно имело вид вполне обитаемый и это обстоятельство в сочетании с почти новенькой краской на стенах дало Пису все основания заключить, что путешествовал он в прошлое. Оставался нерешенным один вопрос – на сколько лет?
Ошеломленный, с трясущимися от напряжения конечностями, Пис открыл дверь слева от себя, прислушался, шагнул вперед и очутился в большой комнате, приспособленной, очевидно, под лабораторию. Ожидавший увидеть ряды швейных машин Пис, не обращая внимания на раскиданные повсюду инструменты, мотки проволоки и электронные потроха, первым делом шагнул к висевшему на стене календарю, посмотрел и почувствовал, как у него слабеют колени. Дата на календаре была 2992, и это могло означать только одно – он углубился в историю на целых девяносто четыре года!
Пис прижал ладонь ко лбу, и попытался заново осмыслить ситуацию. Как узнать о своем прошлом, если оно в будущем? Каким образом воссоединится с родителями, если их еще нет на свете?
Пис огляделся вокруг полубезумными глазами и заметил на рабочем столе газету. Она была покрыта фрагментами чего-то, напоминающего пирог со свининой, и Пис стряхнул остатки на пол. Дата под заголовком – 3 июня 2992 года совпадала с календарем. Пис все еще уныло глазел на цифры, когда дверь лаборатории с треском распахнулась.
– Руки вверх! – рявкнул мужской голос.– И постарайтесь не делать лишних движений, потому что у меня пистолет и направлен он как раз на твой чертов четвертый позвонок!
Пис отрешенно поднял руки.
– Послушайте, я совсем не вор!
– Об этом буду судить я,– объявил голос,– но мне кажется, что ведешь ты себя как вор.
– Укравший поганую газету!– вскричал Пис, выведенный из себя очередной несправедливостью судьбы и манерой противника повторять последние слова предложений.– Всего-то!
– А вдруг я записал важную информацию на этой газете.
– Записал?
– Нет, но ты никогда этого не узнаешь... повернись и покажи мне свое лицо!
Пис тяжело вздохнул и повернулся. Пухлый краснолицый коротышка, державший его на прицеле, вздрогнул от удивления.
– Это ты-ты...– прошептал он.
– Конечно.– Пис был удивлен не менее собеседника, но сохранил достаточно самообладания, чтобы перехватить инициативу.
– А ты разве не знаешь?– ответил коротышка, снова возвращая ее.
– Я-то знаю... мне просто хотелось удостовериться, знаешь ли ты...
– Откуда? Я тебя ни разу в жизни не видел.
– Когда я повернулся, ты сказал: "Это ты!"
– Я сказал не так!
– Верно, ты сказал: "Это ты-ты!"
– Насмехаешься над людскими недостатками.– На цветущей физиономии появилось презрительное выражение.– Мне казалось, этот вид грубости вывелся еще в девятнадцатом веке.
– Я не смеюсь,– нетерпеливо сказал Пис.– Я просто говорю тебе, что случилось-случилось.
– Никак не угомонишься?– Коротышка размахивал пистолетом уже перед самым носом Писа.– Я ни секунды не буду колебаться, если мне придется воспользоваться вот этим-этим. Ну, отвечай, кто ты?
– Ты и сам знаешь!
– Я тебя никогда раньше не видел, просто ты похож на одного моего знакомого. Как тебя зовут?
– Уорран Пис.
– Таких имен не бывает!– взвизгнул коротышка, и цвет его щек приобрел опасный в его возрасте вишневый оттенок.– Предупреждаю, еще одна шутка, и все это плохо кончится!
– Но это мое имя... по крайней мере, мне так кажется,– ответил Пис, прилагая отчаянные усилия, чтобы дрожание голоса не выдало его жалости к самому себе.– Понимаешь, я потерял память.
– Так я тебе и поверил!
– Это правда.
– Больше всего ты похож на шпиона, который охотится за моими идеями. Меня-то ты знаешь, надеюсь? Профессор Арман Лежэ, изобретатель!
– Откуда мне знать тебя, если я даже про себя ничего не знаю?– грубо ответил Пис.– Повторяю, я потерял всю память о прошлой жизни!
Лежэ продолжал не отрываясь смотреть на него, и постепенно в его взгляде появилось несколько неуместное выражение удовольствия.
– Я знаю, что делать!– воскликнул он, лучась наслаждением.– И как только это не пришло мне в голову сразу же! Я проверю тебя на своем правдоискателе! Вот идеальный случай испытать его!
– Правдоискатель? Испытать?– Пис в свою очередь уставился на Лежэ. До него постепенно доходило, что он угодил в лапы ученого-маньяка. Наружностью Лежэ, с его щеками-помидорами и венчиком седых волос, походил на жизнерадостного монаха, но внешность обманчива и, судя по первому впечатлению, он способен был с такой же легкостью засунуть мозг жертвы неудавшегося эксперимента в банку с формальдегидом, с какой жена фермера укладывает в бочку капусту для засолки. Любопытный дефект речи, благодаря которому Лежэ напоминал робота со слетевшей шестеренкой, вполне мог быть признаком того, что изобретатель сей давно уже изжил в себе все человеческое.
– Вы не имеете права испытывать на мне машину,– твердо сказал Пис.– Это запрещено законом.
– Но ведь никто не узнает!
– Оскары...– поняв, что бесполезно угрожать маньяку существами, которые появятся только через столетие, Пис замолк.
– Успокойся, это совсем не больно. Раздевайся и садись вон туда.
Пользуясь револьвером, как указкой, Лежэ привлек внимание Писа к машине, имевшей весьма неприятное сходство с электрическим стулом.
Понукаемый упирающимся в ребра дулом, Пис сбросил остатки костюма, уселся в деревянное кресло и позволил пристегнуть свои руки и ноги толстыми ремнями. Потом Лежэ вытащил откуда-то хромированный шлем, соединенный множеством проводов с пультом управления, и водрузил его на голову Писа. Довольно насвистывая, он выдвинул ящик одного из лабораторных столов и извлек на свет божий разовый кружевной бюстгальтер, левая чашка которого была заполнена миниатюрными радиодеталями. Застегнув бюстгальтер на груди Писа, он еще несколько минут что-то подправлял и подкручивал внутри него. Опасения Писа еще больше усилились когда он увидел, что ученый расставляет вокруг кресла шесть подставок с аэрозольными баллончиками. Управлялись все баллончики одним рычагом.
– Отпустите меня,– попросил Пис, забыв о гордости.– Если вы меня отпустите, я не причиню вам больше никаких неприятностей.
– О каких неприятностях ты говоришь, сынок? Напротив, я весьма рад!
– А я – нет!
– Какое это имеет значение? Всякий, кто тайком пробирается в научную лабораторию, должен ожидать неприятностей для себя!
– Но я думал, что это ткацкая фабрика! Так написано на вывеске!
– Всем известно, что я купил этот дом у АКМЕ два года назад, когда она обанкротилась. Такие отговорки меня не удовлетворяют!
По мере того, как Лежэ заканчивал приготовления, фанатичный блеск в его глазах разгорался все ярче.
– Однако хватит препираться! Пришло время доказать, что правдоискатель Лежэ достоит занять место в одном ряду с другими его выдающимися изобретениями, например, пам...
Коротышка внезапно умолк и прикрыл рот ладонью, будто совершил непростительную ошибку.
– Что вы хотели сказать?– заинтересовавшись, спросил Пис.
– Ничего. Совсем ничего.– Лежэ торопливо перебросил несколько тумблеров на панели и ухватился за рычаг, управляющий шестью баллончиками.
– Десять, девять, восемь, семь, шесть...
– Что вы собираетесь со мной делать?– нервно выкрикнул Пис.
– Подавить психогальванические рефлексы,– ответил Лежэ.– Пять, четыре, три, два, один, НОЛЬ!
Он дернул рычаг и баллончики с громким шипением исторгли свое содержимое в направлении Писа.
– Только не газ! Что угодно, только не газ!– завопил было Пис, извиваясь в путах, но замолк и начал недоверчиво принюхиваться к обволакивающему его облаку удушливой вони.
– Эй, так это же Дешевый Деревенский Дезодорант "Вьющая Роза"!
– Верно,– согласился Лежэ.– Прошу прощения за запах, но... в универмаге за углом недавно была распродажа... в три раза дешевле!
Пис неуверенно хихикнул.
– Но почему именно дезодорант?
– Это непринципиально, важен только антиперспиративный эффект.
– Не понимаю...
– Чтобы подавить твои психогальванические рефлексы, дубина! Знаешь, как работает обычный детектор лжи? Если испытуемый врет, он испытывает эмоциональный стресс и потеет, увеличивая тем самым электропроводность кожи. Тот же самый стресс учащает биение его сердца и меняет мозговые ритмы. Полиграф засекает все это и определяет, когда ему врут, но это только полдела! Определять ложь еще не значит узнать правду, верно?
– Гммм...
– Ну конечно, это не одно и то же! Вот я и заставил систему обнаружения лжи работать в обратном порядке. Сейчас ты не можешь потеть, потому что все твои поры забиты антиперспирантом; биение твоего сердца не может ускориться, потому что рядом с ним, Лежэ указал на бюстгальтер,– работает успокоитель ритма; а надетый на тебя шлем все время выдает нормальную энцефалограмму. Так что теперь, стоит мне задать вопрос, ты, лишенный возможности воспользоваться психофизическими атрибутами лжи, вынужден будешь говорить только правду! Чрезвычайно изобретательно, ты не находишь?
На Писа эта тирада не произвела никакого впечатления.
– А что, если я просто откажусь говорить?
Лежэ взял со стола револьвер.
– Тогда я пристрелю тебя!
– Вот это и в самом деле изобретательно,– сухо ответствовал Пис.– Надеюсь, вы понимаете, что все это – напрасная трата времени? У меня нет абсолютно никаких причин утаивать правду.
– Не лги мне!
– Как я могу лгать, если сижу в правдоискателе?
– Ах да, я совсем забыл,– засуетился застигнутый врасплох Лежэ,– но не воображай, что ты умнее меня. Норман!
– Я не...– Пис пронзил собеседника взглядом.– Почему вы назвали меня Норманом?
– Гммм... ты сам сказал, что тебя зовут Норман.
– Итак, вы утверждаете, что мы никогда не встречались раньше, что я – или вор, или шпион, и тем не менее упорно называете меня по имени, как старого знакомого. Где логика, профессор? Признавайтесь, что встречали меня раньше и знаете, кто я такой! Признавайтесь, что...– Тут Пис вынужден был прервать поток красноречия, потому что в запале наклонился слишком далеко вперед и струя дезодоранта ударила ему прямо в нос, заставив расчихаться. Кроме того, он вспомнил, что пребывает в эпохе, в которой, строго говоря, еще не родился. Неприятно, откуда Лежэ мог знать его, однако...
– В чем дело, яйцеголовый?– злорадствовал Лежэ.– Запутался в собственной терминологии?
– Почему вы назвали меня яйцеголовым?– спросил Пис, в душе которого еще теплилась надежда на благополучный исход приключения. Ему пришло в голову, что лучшим решением проблемы было бы освободиться самому, а к машине, если она, конечно, работает, привязать профессора. Однако действовать следовало дипломатично, и он решил подольститься к тюремщику.
– ... терпеть не могу яйцеголовых!– гнул свое Лежэ.– Они почему-то думают, что если и ходили в университет и получили какую-то там степень, то превзошли умом простого человека, покинувшего школу в пятнадцать лет!
– Это просто смешно,– пробормотал Пис.
– Ни один из этих так называемых ученых и изобретателей в подметки мне не годится! Не университетское образование сделало Эйнштейна великим, а просто и по-детски наивный подход к проблемам! Смею тебя уверить, мой подход еще проще и наивнее!
– Не сомневаюсь...
– Спасибо.– На какое-то время Лежэ успокоился, но вспомнив о незавершенном эксперименте, напустил на себя вид суровый и решительный.– Продолжим допрос! Что ты бормотал про потерю памяти?
– Это правда, профессор. Я не знаю, кто я такой. Жизнь для меня началась месяц назад...
Лежэ глянул на приборы и кивнул.
– Мне казалось, это бывает только в кино. Что же послужило причиной столь необыкновенного события?
– Я вступил в Космический Легион, чтобы забыть что-то определенное, а они стерли ВСЮ мою память!
– Легион, как же, как же!– разволновался Лежэ.– Понятно! Они занимаются этим всего год и, наверное, что-то в машине разладилось.
Пис отрицательно покачал головой.
– Я вступил в 2386 году – к этому времени инженеры Легиона уже должны были научиться пользоваться оборудованием.
– Но это... хм... через девяносто четыре года!
Лежэ бросил непроизвольный взгляд в сторону лестничной клетки, где располагался туалет.
– Так ты...
– Вот именно! За мной гнались, я вбежал в этот дом – не знаю, почему – и спрятался в сортире. Потом все пошло кувырком – я уже в 2292-ом, а вы целитесь в меня из револьвера!
– Значит, это случилось снова,– горестно пробормотал Лежэ.– Старику Смиркоффу за многое придется ответить! Пис в замешательстве нахмурил лоб.
– Кто такой Смиркофф?
– Дмитрий Смиркофф – наигнуснейший человек на Аспатрии!
Удовлетворенный объяснениями Писа, Лежэ начал разбирать правдоискатель.
– Он соорудил нелегальную машину времени и установил ее в туалете. Сама клеть спрятана в стенах-стенах.
Недоумение Писа достигло крайних пределов.
– Он что, рехнулся?
– Смиркофф был владельцем фабрики. Его бесило, что он должен платить девушкам и за то время, что они проводят в туалете, так что однажды под Рождество, когда на фабрике никого не было, он явился сюда с разобранной машиной времени, посторил ее вокруг туалета и заново отштукатурил стены, чтобы никто и не догадался. Мне говорили, что он хотел даже тайком вычесть сумму за ремонт из зарплаты девушек! Понятно теперь, что он за человек?
– Но чего же он хотел этим добиться?
– Машина была экстравертором, ими разрешено пользоваться только в правительственных учреждениях. Идея Смиркоффа заключалась в том, что сколько бы человек не провел в туалете – читая, куря, разговаривая – выйти из него он должен был, по внешнему времени, ровно через секунду после того как зашел-зашел.
– Боже праведный!– Пис был до глубины души восхищен изобретательностью негодяя.– Но все же... наверное, это подняло прибыли?
– Вот здесь ты ошибаешься, друг мой! Этот кретин, не имея ни малейшего понятия о принципах путешествия во времени, запрограммировал машину вкривь и вкось. В конце концов она забарахлила, и девушки стали пропадать. Место это приобрело зловещую репутацию, никто не соглашался здесь работать... Смиркофф разорился. И вот теперь это – моя лаборатория!
– Разве вы не можете обезвредить машину? Выключить ее?
– Смеешься?– Лежэ начал расстегивать ремни на лодыжках Писа.– Чтобы добраться до главного переключателя, нужно зайти внутрь, а я совсем не собираюсь доживать жизнь изгнанником в бог знает каком столетии. Я не сумасшедший, ты же знаешь-знаешь.
– А если просто заколотить дверь?
– Люди будут все так же прибывать, а выбраться не смогут и умрут от голода. Тебе понравилось бы жить рядом с сортиром, полным скелетов?
– Вряд ли,– признался Пис, водя глазами по лаборатории. Непосредственная угроза миновала, и любопытство брало свое. Лаборатория, хотя и находилась в ужаснейшем состоянии, была тем не менее уставлена довольно дорогим оборудованием, и Пису пришло в голову, что изобретатель, который может себе позволить купить здание фабрики – человек удачливый и способный. Конечно, глядя на самого Лежэ, трудно было в это поверить, но ведь может же человек быть и гением и сумасшедшим одновременно!
В это время ремни упали с рук Писа и он благодарно пошевелил пальцами.
– Приятное у вас тут местечко,– сказал он.– Над чем сейчас работаете?
Лежэ бросился к столу и схватил револьвер.
– Я еще не рехнулся, чтобы...
– Стоп! Ведь мы договорились, что я не шпион!
– Разве это причина, чтобы я раскрывал тебе секреты, за которыми может охотиться настоящий шпион?
– Наверное, нет,– не желая излишне раздражать маньяка с револьвером, Пис решил перевести разговор на нейтральную тему. Он расстегнул розовый бюстгальтер, все еще красовавшийся на его груди, поднял его за лямку и восхищенно-насмешливо присвистнул:
– Еще немножко поработать,– сказал он,– и в эту штуку можно будет засунуть всю машину!
– Сексуальный маньяк! Грязная свинья!– завопил Лежэ.– Ты осмелился оскорбить мою дочь!!!
– Профессор, но я не...
– Отвратительно! Гнусно!– Дуло револьвера рисовало в воздухе устрашающие восьмерки.– Я изо всех сил стараюсь защитить мою машину, мою прелестную крошку, мою сладкую невинную маленькую...
– Вряд ли она такая уж маленькая,– рассудительно сказал Пис в попытке разрядить эмоционально взрывоопасную ситуацию.– Я хочу сказать...
– Боже милосердный! Где же предел твоей похоти и сладострастию?! Даже под дулом револьвера ты не способен думать ни о чем другом, как о размере...
Лежэ оборвал себя на полуслове, в глазах его разгорелся новый решительный блеск, револьвер уставился точно в сердце Писа.
– Довольно! Пришла пора сказать друг другу прощай-прощай!
Пис отступил на несколько шагов.
– Вы не можете убить безоружного!
– Не очень-то рассчитывай на это!– В голосе Лежэ появился зловещий холодок.– Пошевеливайся!
– Куда...
– Назад в машину времени, конечно! Пока ты здесь, дочь моя не может чувствовать себя в безопасности!
– Вы не можете засадить меня в эту штуку! Нельзя быть таким бесчеловечным!
– Двигай ногами-ногами!
Пис огляделся, как затравленный зверь.
– По крайней мере, позвольте мне одеться!
– Ты что, думаешь, я идиот? Этот старый трюк типа "позвольте мне выкурить сигарету" не пройдет! Я слишком часто хожу в кино, юнец! Ты нажимаешь кнопку на сигарете, и слезоточивый газ лупит меня прямо по глазам! Отличная уловка, только на этот раз она не сработает, потому что я далеко превосхожу тебя умом!
– Нет у меня никаких сигарет!– воскликнул Пис.– Я хочу только одеться!
– И выдавить газ из пуговицы на рубашке? Пошевеливайся!
Пис поплелся к двери, Лежэ – за ним. Поравнявшись с последним столом, Пис попытался спасти остатки своего достоинства – схватил газету, которую рассматривал раньше, стряхнул с нее последние засохшие крошки, и обернул вокруг кресел. Он позволил подвести себя к туалету, но в последний момент уперся – страх перед неизвестным пересилила все его остальные эмоции.
– Послушайте,– сказал он, поворачиваясь лицом к противнику,– сейчас довольно высоко над землей, и следует вдуматься, что произойдет, если я окажусь во времени, когда этот дом еще не был построен.
– Ладно уж, вдумаюсь.– Лежэ изобразил на лице работу мысли, и постепенно оно просветлело.– Мне это нравится! Мне это нравится!
– Вам нравится, что я упаду и разобьюсь насмерть?
– К сожалению, я буду лишен возможности созерцать этот спектакль. Машина времени работает по принципу затухающих колебаний – так уж они устроены. Скорее всего, ты вынырнешь в будущем где-нибудь поблизости от точки, в которой исчез.
– Это всего лишь предположение,– сказал Пис тоном обвинителя.– Вообще-то я чувствую, что у вас все равно не хватит решимости нажать на курок, и поэтому...
– Что?
– Я отказываюсь войти в эту дверь!
Лежэ пожал плечами:
– Это твои похороны!
Он щелкнул предохранителем, всем видом изображая человека, готового совершить хладнокровное убийство. Пис, начиная подозревать, что серьезно ошибся в своих рассуждениях, непроизвольно отступил на шаг. Последовала рвущая нервы пауза, но в конце концов дуло револьвера неуверенно заколебалось. Пис чуть было не застонал от облегчения.
В это время наверху на лестнице послышались шаги, и взору Писа явилась, ощетинившись бигудями и купаясь в складках стеганого нейлона, исполинская розовая копия профессора Лежэ, но только женского рода.
– Ах, папочка,– промолвила она густым баритоном,– ты снова украл у меня лучший лифчик для своих глупых...
