Текст книги "Смех мертвых (Сборник романов и рассказов в жанре ужасов, написанных известными фантастами)"
Автор книги: Эдмонд Мур Гамильтон
Соавторы: Генри Каттнер,Роберт Сильверберг,Джон Браннер,Джек Уильямсон,Сибари Куин,Кларк Смит,Бретрам Чандлер
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 53 страниц)
Всю ночь я прочесывал Голливуд – безуспешно. Я обнаружил, что в «Гроув» ни шевалье Футэйн, ни Джин не появлялись. И никто не знал адреса шевалье. Телефонный звонок в студию, уже сходящую с ума от трагедии с Хессом Демингом и убийства Форреста, ничего не дал. Я безуспешно проверил ночные клубы: «Трокадеро», «Санди», все три «Браун Дерби» – приличные клубы, известные с восьмидесятых годов прошлого столетия, – и тоже ничего не узнал. Дюжину раз я звонил Джеку Харди, но никто не брал трубку. Наконец, в частном клубе в Кулвер-Сити, мне впервые улыбнулась удача.
– Мистер Харди наверху, – с обеспокоенным видом сообщил владелец клуба. – Надеюсь, все в порядке, мистер Прескотт? Я уже слышал о Деминге…
– Нормально, – отмахнулся я. – Проведите меня к нему.
– Он должен проспаться, – признался владелец. – Он был пьян в стельку, и я велел запереть его наверху, где он будет в безопасности.
– Не в первый раз, да? – подмигнул я ему. – Все равно, разбудите его… Ну, дайте побольше кофе, черного. Я должен… мне нужно поговорить с ним.
Но прошло полчаса, прежде чем Харди оказался в состоянии понять, кто я такой и о чем говорю. Он сидел на кушетке, мигал по-совиному, но постепенно в его запавших глазах разгорался огонек разума.
– Прескотт, – наконец сказал он, – почему ты не можешь оставить меня в покое?
Я наклонился над ним и, тщательно выговаривая слова, чтобы он точно понял, произнес:
– Я знаю, кто такой шевалье Футэйн.
Я ждал либо ужасного, невозможного подтверждения, либо слов, которые убедят меня, что я сумасшедший дурак.
Харди тупо уставился на меня.
– Как ты узнал? – прошептал он.
Я испытал ледяной шок. До этого момента я еще не верил, несмотря на все доказательства. Но теперь Харди подтвердил подозрения, которым я отказывался верить.
Я не ответил на его вопрос, а вместо этого спросил:
– Ты знаешь о Хессе?
Он кивнул, и, увидев, как мучительно исказилось его лицо, я чуть было не пожалел его. Но меня остановилась мысль о Джин.
– Ты знаешь, где он сейчас?
– Нет. О чем ты говоришь? – внезапно вспыхнул Харди. – Ты с ума сошел, Март! Подумай сам…
– Я не сошел с ума. И Хесс Деминг тоже.
Он посмотрел на меня, как собака, которую только что ударили.
– Ты собираешься рассказать мне всю правду? – мрачно поинтересовался я. – Откуда у тебя эти отметки на горле? Как ты встретился с этим… существом? И куда он увез Джин?
– Джин! – Харди действительно был поражен. – Увез ее… Я не знал этого, Март… Клянусь, что не знал. Ты… Мы были с тобой хорошими друзьями и… и я скажу тебе правду… ради тебя и Джин… Хотя теперь, наверное, уже слишком поздно…
Я шевельнулся, он быстро взглянул на меня и продолжал:
– Я встретил его в Париже. Я искал там новых ощущений… но такого не ожидал. Это был Клуб Сатанистов – дьяволопоклонников. Обычная вещь – дешевое тайное богохульство. Но там я встретил… его. Он может быть обворожительным парнем – когда захочет. Он заставил меня рассказать о Голливуде – и о здешних красотках. Разумеется, я немного прихвастнул. Шевалье спрашивал меня о звездах. Действительно ли они и в жизни столь прекрасны, как на экране. Он слушал меня с голодными глазами, Март. А затем, однажды ночью, у меня был кошмар. Чудовищный черный ужас, который вполз в окно и напал на меня – укусил за горло. Это был сон… или я думал, что это сон. А после… Я оказался в его власти. Он открыл мне правду. Он сделал меня своим рабом, и я не мог этому противостоять. У него силы… нечеловеческие.
Я облизнул пересохшие губы.
– Он заставил меня привезти его сюда, – продолжил Харди, – и представить как новое открытие, которое будет играть главную роль в «Жажде крови», – я рассказывал ему об этой картине еще до того, как… узнал. Как, должно быть, он смеялся надо мной! Он заставил меня служить ему, держать фотографов и операторов подальше, проверяя, чтобы возле него не было ни камер, ни зеркал. А в награду… он позволял мне жить.
Я понимал, что должен испытывать презрение к Харди, служившему такому отвратительному Злу. Но не испытывал.
– А как насчет Джин? – спокойно спросил я. – Где живет шевалье?
– Ты ничего не сможешь сделать, Март, – сказал Харди. – У него под домом хранилище, где он остается на день. Хранилище нельзя открыть, кроме как ключом, который он всегда держит при себе – серебряным ключом. Дверь ему делали на заказ, а потом он сам что-то добавил к ней, чтобы ее невозможно было открыть, кроме как этим единственным ключом. Даже динамит не поможет, сказал он мне.
– Таких тварей… их можно убить, – заметил я.
– Не так-то просто. Сандра Колтер стала его жертвой. После смерти она тоже превратилась в вампира, спящего днем и оживающего по ночам. Ее уничтожил огонь, но нет никакого способа проникнуть в хранилище под домом Футэйна.
– Я не думал об огне, – сказал я. – Нож…
– В сердце, – нетерпеливо прервал меня Харди. – Да – и обезглавить. Я сам думал об этом, но ничего не мог сделать. Я… я его раб, Март!
Ничего не говоря, я нажал кнопку звонка. Появился владелец клуба.
– Вы можете достать мне нож мясника? – Руками я показал размеры. – А как быстро? Он острый?
Привыкший к странным просьбам клиентов, владелец кивнул.
– Сейчас же, мистер Прескотт.
Когда я пошел следом за ним, Харди тихонько позвал:
– Март…
Я повернулся.
– Удачи, – прошептал он.
При виде его морщинистого, обвисшего лица было понятно, что Харди сказал это не пафоса ради.
– Спасибо, – с трудом выдавил я. – Я не виню тебя, Джек, за то, что произошло. Я… наверное, я сделал бы то же самое.
Я пошел, а он резко упал на кушетку, смотря мне вслед глазами, в которые отражались адские муки. Уже рассвело, когда я уехал из Кулвер-Сити с длинным, острым, как бритва, ножом, надежно спрятанным под пальто. День наступал слишком быстро. По телефону сообщили, что Джин все еще не возвращалась домой. Мне потребовалось больше часа, чтобы найти одного человека – он прежде работал на студии, занимаясь кое-какими деликатными делами. Почти не существовало замков, с которыми он бы не справился, что иногда с сожалением признавала полиция.
Звали его Аксель Фергюссон. Большой, добродушный швед с толстыми пальцами, казалось, больше приспособленными для работы с лопатой, чем с замками. Но он был не менее опытен, чем Гудини, и когда-то действительно являлся профессиональным фокусником.
Парадная дверь особняка Футэйна не стала преградой для пальцев Фергюссона и тонкой железки, которую он использовал. Дом, современный двухэтажный особняк, оказался пустым. Но Харди говорил о хранилище под домом.
Мы спустились по лестнице в подвал и оказались в проходе, напоминавшем критский лабиринт, который поворачивал под острыми углами и тянулся на добрых тридцать футов. В конце он упирался в то, что выглядело глухой стеной из голубоватой стали. Глянцевая поверхность двери была ровной, не считая единственной замочной скважины.
Фергюссон принялся за работу. Сначала он напевал что-то себе под нос, но уже через несколько минут замолчал. Лицо его заблестело от пота. Пока я наблюдал за ним, меня начала пробирать дрожь. Стоящий рядом электрический фонарь постепенно тускнел. Фергюссон поменял в нем батарейку и достал незнакомо выглядящий аппарат. Потом надел темные очки и вручил мне такие же. Засверкало, отражаясь от двери, яркое голубоватое пламя. Но и это оказалось бесполезным. Через какое-то время Фергюссон выключил горелку и снова взялся за инструменты. Воткнул в уши стетоскоп, он стал легонько простукивать пальцами дверь. Это было захватывающее зрелище, но я не забывал, что близится ночь, скоро сядет солнце, а жизнь вампира длится от заката до рассвета. Наконец, Фергюссон сдался.
– Я не могу ничего сделать, – развел он руками, задыхаясь, словно после трудной гонки. – А раз уж я не могу, то не сможет никто. Вероятно, даже Гудини не сумел бы вскрыть этот замок. Единственное, что его откроет, это ключ.
– Хорошо, Аксель, – уныло сказал я. – Вот ваши деньги.
Он заколебался, глядя на меня.
– Вы собираетесь остаться здесь, мистер Прескотт?
– Да, – ответил я. – Вы сами найдете выход. А я… еще немного подожду.
– Ну, тогда я оставлю вам фонарь. Можете вернуть его позже, да?
Я ничего не ответил, и Фергюссон ушел, покачивая головой.
Меня объяла полная тишина. Я достал нож из-под пальто, проверил большим пальцем лезвие и принялся ждать.
Не прошло и получаса, как стальная дверь начала медленно раскрываться. Я встал. Через расширяющуюся щель я видел комнату, совершенно пустую, не считая длинного черного предмета, стоящего на полу. Это был гроб.
Когда дверь раскрылась, из нее вышла стройная белая фигурка – Джин, одетая в прозрачную шелковую одежду. Глаза у нее были широко раскрыты и устремлены куда-то вдаль. Девушка походила на лунатика.
За ней следовал мужчина в безупречном вечернем костюме. Ни один волосок не выбивался из прилизанной прически. Выходя из хранилища, он изящно промокал губы носовым платком. На белом платке осталось темно-красное пятно…
4. Я, вампирДжин прошла мимо меня, словно я не существовал. Но шевалье Футэйн остановился, подняв брови. Его черные глаза, казалось, проникли мне в самую душу. Рукоятка ножа стала горячей в моей руке. Я сделал шаг, чтобы перегородить Футэйну дорогу. Позади зашелестел шелк, и краешком глаза я заметил, что Джин нерешительно остановилась. Ее кавалер следил за мной, небрежно поигрывая носовым платком.
– Март, – медленно проговорил он. – Март Прескотт.
Взгляд его перешел на нож, и на губах возникла едва уловимая улыбка.
– Вы знаете, зачем я здесь, не так ли? – спросил я.
– Да, – кивнул шевалье. – Я… услышал вас. Но не встревожился. Только одна вещь может открыть эту дверь. – Он вытащил из кармана ключ, тускло блеснувший серебряным блеском. – Только этот. – И убрал ключ обратно в карман. – Ваш нож бесполезен, Прескотт.
– Возможно, – криво усмехнулся я, чуть продвигаясь вперед. – Что вы сделали с Джин?
Странное выражение, похожее на боль, мелькнуло в его глазах.
– Она моя, – почти что сердито отрезал он. – И вы ничего не сможете с этим…
Тогда я бросился на него, по крайней мере, попытался. Острие ножа устремилось прямо в белую манишку Футэйна. И остановилось в воздухе. А он даже не шевельнулся. Его взгляд встретился с моим, и мне показалось, что в тело ударила волна энергии – меня разбил паралич, сделав совершенно беспомощным. Кровь пульсировала в висках, когда я пытался двинуться, чтобы завершить удар. Но все оказалось бесполезно. Я был недвижим, словно статуя.
Шевалье прошел мимо меня.
– За мной, – почти небрежно бросил он, и я, как автомат пошел следом.
Какая адская гипнотическая сила сделала меня столь беспомощным?
Футэйн пошел вперед наверх. Темнота еще не наступила, хотя солнце зашло. Я прошел за ним в комнату и по его жесту опустился на стул. Справа стоял маленький стол. Шевалье мягко коснулся моей руки, и меня словно током пронзило. Нож выпал из пальцев и со стуком упал на столик.
Джин стояла неподалеку с тусклыми, невыразительными глазами. Футэйн подошел к ней и обнял за талию. Мне показалось, что рот мой забит грязью, но мне все же удалось членораздельно прохрипеть:
– Будьте вы прокляты, Футэйн! Оставьте ее в покое!
Он отпустил Джин и подошел ко мне с потемневшим от гнева лицом.
– Вы дурак! Я мог бы убить вас прямо сейчас. Легко и просто я мог бы заставить вас пойти на самый оживленный перекресток Голливуда, чтобы вы там перерезали себе горло вашим же ножом. У меня есть власть над людьми. Очевидно, вы уже многое поняли, так что вы знаете, откуда у меня власть.
– Да, – пробормотал я. – Я знаю. Вы дьявол… Но Джин – моя…
Он оскалился, как зверь, и прорычал:
– Она не ваша. И она – не Джин. Она – Соня!
Я вспомнил, что пробормотал Футэйн, когда впервые увидел Джин. Он словно прочел вопрос в моих глазах.
– Когда-то, очень давно, я знал Соню. Они убили ее – вбили ей в сердце кол, давно, в Турине. Теперь, когда я отыскал девушку, которая может быть лишь перевоплощением Сони, они снова поступят так же… Но я не брошу ее. И никто не заставит меня сделать это.
– Вы сделали ее подобием себя, – с трудом шевеля полупарализованными губами выдавил я. – Я убью ее…
Футэйн повернулся, чтобы взглянуть на Соню.
– Еще нет, – тихо сказал он. – Да, она моя. На ней есть клеймо. Но она пока жива. Она не станет вампиром, пока не умрет, или пока не выпьет красного молока. Сегодня вечером она должна это сделать.
Я грязно выругал его. Он дотронулся до моих губ, и я больше не мог произнести ни слова. Тогда они оставили меня, Джин и ее хозяин. Я слышал, как хлопнула уличная дверь.
Ночь тянулась бесконечно долго. Бесчисленные попытки шевельнуться убедили меня, что спасения нет – я даже не мог ничего прошептать парализованными губами. Не раз я оказывался на грани безумия, думая о Джин и вспоминая зловещие слова Футэйна. В конечном итоге боль истощилась и исчезла, и я впал в своего рода кому. Понятия не имею, сколько она длилась. Наверное, прошло много часов, прежде чем я услышал шаги, направляющиеся к комнате.
В поле зрения появилась Джин. Я впился в нее взглядом в попытке найти признаки ужасных изменений, и ничего не увидел. Ее красота была прежней, не считая двух ужасных маленьких ранок на горле. Она подошла к кушетке и спокойно легла, закрыв глаза.
Мимо меня прошел шевалье и направился к Джин. Остановился и долго смотрел на нее. Я уже упоминал о неестественной молодости его лица. Так вот, теперь ее не было. Его лицо выглядело старым – очень старым, вне всякого воображения.
Наконец, он пожал плечами и повернулся ко мне. Его пальцы снова коснулись моих губ, и я почувствовал, что могу говорить. Жизнь хлынула в мои вены, неся с собой приступы боли. Я для проверки шевельнул рукой. Паралича как не бывало.
– Она все еще чиста, – сказал шевалье. – Я не смог сделать это.
Меня наполнило изумление, глаза недоверчиво распахнулись. Футэйн криво улыбнулся.
– Все верно. Я мог бы насильно сделать ее немертвой, но в последний момент запретил себе это. – Он взглянул на окно. – Близится рассвет.
Я взглянул на нож, лежащий возле меня на столике. Шевалье протянул руку и отодвинул его.
– Погодите, – сказал он. – Я должен кое-что рассказать вам, Март Прескотт. Вы сказали, что знаете, кто и что я.
Я кивнул.
– Но вы не можете знать всего, – продолжал он. – Что-то вы поняли, что-то предположили, но вы никогда не узнаете меня. Вы человек, а я – немертвый. Много веков прошло с тех пор, как я стал жертвой другого вампира – именно так это распространяется. Бессмертный и не живой, вечно приносящий горе и страх, и терпящий танталовы муки, я провел так много столетий. Я знал Ричарда, Генриха и Елизавету Английскую, и везде я нес с собой только ужас и смерть, поскольку я чужд всему живому. Я – немертвый.
Его тихий голос продолжал звучать, а я сидел неподвижно в каком-то оцепенении.
– Я – вампир. Я – проклятый, воплощенное Зло, но я не всегда был таким. Давно, в Турине, прежде чем тень пала на меня, я любил девушку… Соню. Но я повстречался с вампиром, заболел и умер – и восстал. Так я сам стал вампиром. Это проклятие немертвых – охотиться на тех, кого они любят. Я навещал Соню. Я сделал ее такой же, каким был сам. Она тоже умерла, а потом мы пошли по земле вместе, не живые и не мертвые. Но это уже была не Соня. Да, тело выглядело по-прежнему, но ведь я любил не только тело. Я слишком поздно понял, что уничтожил ее душу. Однажды могилу ее вскрыли, и священник пронзил колом ей сердце, дав упокоение. Но меня они не нашли, я хорошо спрятал свой гроб. Тогда я отбросил все мысли о любви, понял, что любовь не для таких, как я. Надежда возродилась во мне, когда я увидел… Джин. Сотни лет прошло с тех пор, как погибла Соня, но я вдруг решил, что снова нашел ее. И я взял ее. Ни один человек не смог бы остановить меня.
Шевалье прикрыл веки. Он выглядел бесконечно старым.
– Ни один человек. Но в конце концов я осознал, что не могу обречь ее на ад, в котором давно уже живу сам. Я и думать забыл про любовь. Но очень-очень давно я любил Соню. И в память о ней, а также потому, что могу только повторить то, что уже сотворил когда-то, я не тронул эту девушку.
Я повернул голову и посмотрел на Джин, тихо лежащую на кушетке. Шевалье проследил за моим взглядом и медленно кивнул.
– Да, она носит клеймо. Она умрет, если… – он неустрашимо встретил мой взгляд, – если не умру я сам. Если бы вчера вы прорвались в хранилище и вонзили мне в сердце нож, она была бы уже свободна, – он снова взглянул на окно. – Скоро взойдет солнце.
Затем он быстро подошел к Джин и мгновение глядел на нее сверху вниз.
– Она очень красива, – пробормотал он. – Слишком красива для ада.
Затем шевалье повернулся и направился к двери. Проходя мимо стола, он небрежно бросил на него что-то, звякнувшее при падении. В дверях он остановился, едва заметная улыбка изогнула его красные губы. Таким я его и запомнил, стоящим на черном фоне дверного проема, с высоко поднятой головой. Он поднял руку жестом, который должен был бы показаться театральным, но вовсе не выглядел таковым.
– Итак, прощайте. Я тот, кто решил умереть…
Он не закончил. В сереющем рассвете я увидел, как он уходит, услышал его шаги по лестнице, удаляющиеся и слабеющие, потом лязгнул дверной засов. Паралич тут же слетел с меня. Я вздрогнул, поняв, что должен сделать. Но знал, что не имею права потерпеть неудачу.
Я мельком взглянул на стол. Даже еще не увидев, что лежит рядом с ножом, я уже понял, что это. Серебряный ключ…
Кошмарная женщина
Мартин Ренд выключил фары и остановил машину, когда увидел дом Дрейка, смутно вырисовывающийся на фоне звезд. Несколько мгновений он сидел, глядя на странный фиолетовый свет, смутно струившийся из окна наверху.
Пока он вылезал из машины, попутно оглядывая пустынную местность, в кармане зашуршала бумага. Это была телеграмма от Фреды. Ренд выучил ее почти наизусть, пока ехал из города:
ПОЖАЛУЙСТА ПРИЕЗЖАЙТЕ НЕМЕДЛЕННО ТОЧКА ДЖОННИ УМИРАЕТ ТОЧКА НУЖНА ВАША ПОМОЩЬ. ФРЕДА.
Отправившая телеграмму женщина была невестой Рейда, а Джонни – ее братом. Ренд знал, что тот уже несколько недель болеет, но не подозревал, что это так серьезно. Еще получив телеграмму, он сразу почувствовал, что в ней что-то не так. А теперь, стоя в холодном ночном полумраке и глядя на жуткий фиолетовый свет из окна, он понял, что предчувствия не обманули.
Было что-то странное и злое в этом холодном, бледном свете. Подобным образом светятся гнилушки, и Ренд, направившийся пешком к дому, внезапно решил получше исследовать источник этого света. Теперь он точно видел, откуда исходит свет. Это было окно спальни Джонни Дрейка.
Ренд неторопливо дошел до дома. Бледный луч продолжал светить в темноте. Плющ, растущий на стене, показался достаточно крепким, чтобы выдержать его вес. Ренд подошел к стене и для пробы подтянулся на жестком стебле. Раздался легкий треск, но плющ выдержал. Тогда Ренд спокойно полез по нему вверх.
Плющ свисал по обе стороны окна, поэтому пришлось слегка раскачаться, чтобы поставить ногу на подоконник. Секунду он балансировал в неустойчивом положении, затем восстановил равновесие и схватился за раму. И тут же дыхание у него сперло.
Глазам Ренда предстала сцена, словно сошедшая со страниц средневековой истории о колдовстве. Джонни Дрейк спал в своей постели, его восковое лицо было потрясающе бледным. В синем холодном свете тени на его висках и скулах делали его лицо похожим на череп. А у кровати, склонившись над спящим, стояла женщина. Впрочем, действительно ли это была женщина?
Высокая, чувственно красивая, с округлыми контурами тела, видного сквозь полупрозрачную одежду, она склонилась над кроватью с рассыпавшимися по голым плечам золотистыми волосами, зеленые глаза горели адским, нетерпеливым огнем. И все ее тело светилось. Именно оно светилось синим, напоминающим лунный, жутким светом!
Пока она стояла, купаясь в этом свете, то казалась не совсем настоящей, нереальной, словно плоть ее была из полупрозрачного желатина. Наклонившись еще ниже, она прижалась алыми губами к бледным губам Джонни Дрейка. Ренду показалось, что после этого тени на висках Джонни явственно углубляются.
– Боже правый! – выдохнул он, сердце его бешено колотилось.
Избавившись от оцепенения, Ренд отвел одну ногу, чтобы ударить по стеклу, но тут же замер.
Дверь спальни внезапно распахнулась, словно от хорошего пинка, и в комнату ворвалась невеста Дрейка Фреда. По сравнению с ведьмой она казалась очень маленькой. В этой девушке всегда было что-то теплое и привлекательное, очень человеческое, розово-белое, как в дрезденской кукле.
Но теперь Ренд видел иную Фреду.
Сверкая голубыми глазами, она бросилась через комнату, ее тело было едва прикрыто тонкой ночной рубашкой. В руке у девушки был курносый пистолет.
Ведьма отступила, и Ренд с ужасом увидел, как ее темнокрасные губы изогнулись в злой улыбке. Несмотря на то, что на нее было направлено оружие, и палец Фреды уже лежал на спусковом крючке, она… рассмеялась! В этом смехе торжествующе звенели презрительные серебряные колокольчики. И тогда пистолет выстрелил! Раз, другой, третий!.. Ведьма опять рассмеялась.
На ее светящемся теле не появилось ни единого следа, хотя на таком расстоянии Фреда не могла промахнуться. Ренд ощутил, как ледяной холод сжимает его сердце. Девушка выронила пистолет, глаза ее широко распахнулись от ужаса и недоверия. Ведьма стремительно взмахнула светившейся фиолетовым светом рукой. Ренд почувствовал в этом жесте угрозу и изо всех сил пнул ногой по стеклу.
– Фреда! – закричал он, пока осколки летели в комнату. – Я иду! Назад!
Когда он согнулся и присел, чтобы пролезть в ощерившееся остатками зазубренных осколков окно, то увидел, как Фреда повернула к нему искаженное страхом белое лицо. И тогда произошло нечто странное и ужасное.
Ведьма указала на девушку рукой, и у той внезапно погасли глаза. Казалось, жизнь мгновенно покинула ее тело. Фреда тихонько опустилась на пол.
С изумлением видя все это, Ренд все еще стискивал оконную раму, приготовившись к прыжку. Ведьма повернулась к нему. Он мельком увидел ее обольстительно-красивую фигуру, светящуюся жутким фиолетовым сиянием, а затем что-то мелькнуло в воздухе.
Что-то длинное и черное с силой ударило его в грудь. Ренд отчаянно замахал руками, хватаясь за воздух, но потерял равновесие и упал.
Падая, он попытался перевернуться в воздухе, чтобы приземлиться на ноги, но не успел и рухнул на спину. От удара воздух вылетел из легких. И его поглотило море тьмы…
Когда сознание вернулось к Ренду, он лежал на кушетке, ощущая тупую боль в спине. Над ним было три бледных овала, которые постепенно начали проявляться и превратились в три лица: бледное, голубоглазое – Фреды, худощавое, с резкими чертами – ее отца и морщинистое, тонкогубое, аскетическое лицо, владельца которого Ренд не знал. Он сел, вздрогнув от боли в спине, и поздоровался:
– Привет. Что случилось?
Незнакомый человек поднес к губам Ренда стакан.
– Выпейте это, – лаконично скомандовал он.
Жидкость была горькой и крепкой, но от нее по жилам Ренда полилась энергия.
– Это доктор Фишер, – объяснила Фреда. – Он живет здесь с нами с тех пор, как Джонни… заболел.
– Вы видели ее? – нетерпеливо перебил девушку отец. – Женщину?
Ренд внимательно посмотрел на лицо Харви Дрейка. На нем было написано явное беспокойство, а также страх. Доктор скептически хмыкнул.
– Я видел… женщину, – признался Ренд.
Затем быстро рассказал, что случилось. Когда он закончил, Харви Дрейк повернулся к доктору со странно удовлетворенным видом.
– Ну и что вы теперь скажете? – спросил он. – Такого не существует, да? Вы дурак, Фишер.
Доктор снова презрительно фыркнул.
– У всего есть рациональное объяснение… – упрямо начал он, но был резко прерван.
– Вы знаете какое-то рациональное объяснение тому, что происходит с моим сыном? Вы знаете, почему он умирает у вас на глазах, почему жизнь буквально вытекает из него, – и не можете это прекратить? Нет! Зато я знаю. Я все понял. Эта женщина…
– Да о чем, черт побери, вы все?! – не выдержал Ренд. – Кто эта женщина? И что произошло с Джонни?
Он заметил, что глаза Фреды внезапно наполнились слезами.
– О, Март, – произнесла она. – Я так рада, что ты приехал. Ты что-нибудь сделаешь, верно?
– Конечно, – ответил Ренд с уверенностью, какой сам не чувствовал, встал и усадил девушку на кушетку. – А теперь, ради бога, расскажи мне, что происходит!
– Ну… Джонни, – старательно выговаривая слова, начала Фреда, – у Джонни были кошмары… начались примерно три недели назад. Несколько дней он спускался по утрам из спальни, выглядя просто ужасно. А затем ему стало хуже. Он уже не мог подняться с постели, под его глазами появились фиолетовые тени, щеки буквально провалились…
– Мара трао ханн! – произнес Харви Дрейк какую-то фразу на древнеисландском языке.
Фреда замолчала и уставилась на него. Затем тихонько вскрикнула и прижала ладони к бледным щекам.
– Да! Все верно, Март! «Кошмар давит его!»
– Вот именно, – добавил Харви Дрейк, в его запавших глазах горели яркие огоньки. – Причем кошмар тут не просто термин, описывающий дурной сон. Многие народы полагают, что кошмар – это злой дух, подобный вампиру, который бродит по ночам и убивает людей. Греки верили в него – помните инкубов? – и так же верят в него современные африканцы. Вампир питается кровью, но мара – кошмар – питается самой жизнью. И этот ужас высасывает жизнь у моего сына!
– Че-пу-ха! – по слогам выкрикнул доктор Фишер.
Дрейк недоброжелательно глянул на него и собирался продолжать, но внезапно позвонили в дверь. Вошла служанка в белом переднике и вручила Дрейку записку. Он прочитал ее и нахмурился.
– Найдите для нее комнату, – сказал он служанке. – Это медсестра, – добавил он доктору Фишеру, который коротко кивнул.
Фреда стояла возле Ренда, с тревогой глядя ему в глаза.
– Ты останешься, Март? Ты что-нибудь сделаешь, не так ли?
– Конечно, – кивнул он. – Так или иначе, мы спасем Джонни. Но разве Джонни нельзя перевезти в больницу, доктор Фишер?
– Он слишком слаб… Поездка убьет его, – ответил доктор. – Есть… Черт побери, да нет ничего в этой суеверной ерунде о кошмарной женщине, – вспыхнул он, впившись взглядом в Дрейка. – Это против науки! Против здравого смысла!
– Я буду дежурить сегодня вечером, – сказал Ренд. – Если случится еще что-нибудь странное, то я доберусь до сути этого.
– Сегодня вечером… – задумчиво протянул Дрейк.
В его запавших глазах, казалось, закопошились червячки страха.
– Сегодня вечером откроются врата ада, – добавил он без всякого выражения.
Кошмарная женщина никогда не появляется до полуночи, как помнила Фреда. В двадцать три тридцать она привела его в комнату Джонни. Они тихонько прошли по залитому лунным светом ковру.
– Только не усни, – прошептала девушка на ухо Ренду.
– Ни в коем случае, – ответил он, но Фреда покачала головой.
– Это часть… появления, – пробормотала она. – Все засыпают. Словно какая-то волна сна прокатывается по дому. Вчера я была в дальней комнате, поэтому не уснула. Но она лишь махнула на меня рукой… С этим невозможно бороться…
Ренд ничего не ответил, но был уверен, что не уснет. Он был бодр, не чувствовал ни малейшей сонливости. Фреда открыла дверь в маленькую кладовую.
– Можешь спрятаться там, – тихонько сказала она. – Оружие есть?
Ренд показал пистолет.
– Если ты начнешь стрелять, прибегут папа и доктор Фишер. Они охраняют дом снаружи, чтобы удостовериться, что никто не войдет.
– Хорошо. А теперь уходи. Близится полночь.
Они еще немного поперешептывались, прежде чем Ренду удалось отослать Фреду вниз, так как она вдруг пожелала остаться с ним. Но ее все-таки удалось убедить, и, когда дверь за девушкой закрылась, он устроился в кладовой, глядя через щелку в приоткрытой двери. Долго ждать не пришлось.
Прошло минут пять. Джонни лежал на спине, лицо его было белым, как подушка. И внезапно на эту белизну упал фиолетовый отблеск. Ренд замер от предчувствия беды. Тело его внезапно настолько отяжелело, что он едва мог пошевелить руками.
И тут в поле зрения появилась женщина-кошмар! Высокая, обольстительно красивая, со светящимся жутким фиолетовым светом телом. Ее алые губы были приоткрыты. Она двинулась к кровати, с жадностью глядя на спящего человека. Соблазнительно красивая, она была злом, злом за пределами воображения. Женщина стояла, купаясь в сиянии, и губы ее выделялись ярким пятном на лице.
Ренд с трудом преодолел охвативший его паралич и сунул руку в карман. Прикосновение к пистолету придало ему сил. Он вскочил и ударом ноги распахнул дверь, заставляя одеревеневшие мышцы работать. Женщина-ведьмы бросила на него хитрый взгляд, странно кошачий, а затем вновь повернулась к Джонни. Резко пролаял пистолет. Смеясь, ведьма опять повернулась к Ренду, уставившись на него злыми торжествующими зелеными глазами. Она подняла руку…
Волна холода сжала Ренду сердце! Сознание начало уплывать. Он стиснул пистолет, пытаясь снова нажать курок, но заледеневшие пальцы не слушались. Вокруг сгущалась темнота, вытесняя фиолетовое свечение, заполнявшее комнату.
Краем глаза Ренд видел дверной проем. О боже, неужели Фреда вернулась, чтобы снова предстать перед этим исчадием ада?
В комнату, пронзительно крича, вбежала женщина в белой униформе. Ведьма отскочила, ее сияние вспыхнуло ярче. Затем фиолетовый свет внезапно погас, и Ренд ощутил, что падает, летит в бесконечную пропасть, а за ним несется дикий смех ведьмы…
Что-то давило на грудь, было трудно дышать. Ренд попытался сесть, его пальцы наткнулись на что-то упругое и ледяное. Он выпрямился, глядя по сторонам.
Через окно вползал серый рассвет. Не было ни малейших следов женщины-кошмара, а также испускаемого ею синего сияния. Но когда Ренд все же поднялся на ноги, то наткнулся на тело… тело медсестры!
Она казалась мертвой, с бледным лицом, оттененным темными волосами. Даже губы были столь же белыми, как униформа. Небольшие царапины проходили по вискам и шее. Под правым ухом была маленькая ранка, но кровь из нее не текла. Глубоко запавшие глаза неподвижно смотрели вверх.
Ренда пробрала нервная дрожь, когда дверная ручка стала поворачиваться. В комнату вбежали Харви Дрейк и доктор Фишер, небритые, с покрасневшими глазами.
– Мы заснули на дежурстве, – прорычал Дрейк. – Оставили тебя…
Он замолчал, уставившись на тело медсестры.
Доктор протиснулся мимо него, монотонно ругаясь. Опустившись на колени перед телом, он поднял бледную руку на свет и стал разглядывать пальцы. Затем – Ренду к горлу подкатил комок тошноты – он исследовал глазницы медсестры, тихонько нажимая на глазные яблоки большим и указательным пальцами. Затем встал и отряхнул колени.
