Текст книги "Смех мертвых (Сборник романов и рассказов в жанре ужасов, написанных известными фантастами)"
Автор книги: Эдмонд Мур Гамильтон
Соавторы: Генри Каттнер,Роберт Сильверберг,Джон Браннер,Джек Уильямсон,Сибари Куин,Кларк Смит,Бретрам Чандлер
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 53 страниц)
– Обитатель! – закричал он. – Он идет!
Старик замолчал и нагнулся, чтобы поставить лампу на пол. Я почувствовал, как Кент отталкивает меня назад, подальше от ямы, и сделал шаг, покрепче обняв Люсиль.
Что-то поднималось из древней могилы, что-то огромное и черное, очень медленно движущееся верх. Нечто неопределенно человекоподобное, но покрытое грязью и блестящей слизью.
– Жрец друидов! – услышал я хриплый шепот Кента. – Обитатель склепа!
Раздутый, огромный и мерзкий за пределами всякого воображения, он поднимался, как квинтэссенция всей Грязи и Зла. Никто не мог противостоять ему. С черного шара головы на нас смотрел единственный горящий глаз, а ужасно длинные, обезьяньи лапы заканчивались большими кривыми когтями.
Эрджилл отскочил к нам, угрожающе подняв пистолет, схватил Люсиль и толкнул ее вперед прежде, чем я успел что-либо предпринять. Его рука уцепилась за пеньюар и сорвала его с девушки. Сильным толчком он послал ее к яме. Люсиль упала на самом краю и затихла.
Выругавшись, я бросился было к ней, но почувствовал, как Кент схватил меня.
– Ждите! Терпите и ждите! – прошептал он.
Я попытался освободиться, но он держал меня крепко.
Обитатель вышел из ямы медленно, тяжело. Но не остановился возле нагой Люсиль, а вместо этого шагнул прямо к Эрджиллу! Дядя, с лицом, больше похожим на посмертную маску, стал медленно отступать. И столь же медленно, очень медленно, Обитатель пошел за ним. Эрджилл попытался уйти через дверь, но чудовищное существо все же опередило его, несмотря на свои размеры. Старик оказался зажатым в угол, а мы едва смели дышать. Тут нервы Эрджилла не выдержали, и он принялся выкрикивать проклятия и безумные слова:
– Забери их! – кричал он существу. – Эти трое предназначены в жертву… Забери…
Внезапно старик принялся стрелять. Выстрелы гулким эхом отразились в комнате. Затем Эрджилл пораженно уставился на разряженное оружие, а Обитатель снова двинулся к нему. Дядя прижался к стене. Лицо его было ужасно. Губы отвисли, глаза застыли, глядя на нечеловеческий ужас, стоящий так близко к нему. Кривые когти потянулись к горлу Эрджилла.
Старик издал ужасный вопль, зашатался и рухнул на пол. Его бледное лицо слепо уставилось в потолок в тусклом свете лампы. Я сразу понял, что он мертв. Затем я услышал выстрелы. Кент протиснулся мимо меня с пистолетом в руке. Он стрелял снова и снова. Обитатель очень медленно повернулся. Его единственный глаз, казалось, впился в нас…
А Кент продолжал стрелять в его уродливое туловище. И Обитатель упал. Рухнул на землю возле дяди и принялся извиваться, словно громадный червяк. Кент продолжал стрелять. А затем… затем произошло то, что заставило меня задохнуться от изумления, когда я взглянул на лежащую на полу тварь. Поскольку из безликой, покрытой слизью головы внезапно зазвучал хриплый голос:
– Будь ты проклят, Кент!.. Ты нарушил наш…
Фраза закончилась предсмертным хрипом.
Казалось, я неподвижно стоял целую вечность, мысли проносились в голове со скоростью молнии. Я услышал голос Кента, в котором не было ни малейшего страха.
– Свинья! – холодно сказал он. – Зачем же ты…
– Значит, вы виноваты во всем этом! – перебил я. – Вы все это придумали!
Его глаза за очками в роговой оправе удивленно взглянули на меня.
– Да, конечно, – сказал он. – Теперь, к сожалению, я буду вынужден убить вас. Я не планировал… Стоять!
Под угрозой пистолета я отступил на шаг. Если бы только удалось потянуть время, то, может быть…
– А кто ваш приятель? – спросил я как можно спокойнее.
– Да тот парень, что поймал вас арканом, – усмехнулся Кент. – Человек, который привез вас сюда. Долгое время он работал на меня. Но все пошло не так, как было спланировано. Я не хотел убивать эту старую свинью Эрджилла! Я планировал лишь свести его с ума. Но я не знал, что у него такое слабое сердце…
– Но почему? – в отчаянии спросил я. – Что вы имели против моего дяди? Он же оказывал вам поддержку…
– После того как убил моего отца! – отрезал Кент. – Вы что, не знали этого? Да, они были партнерами. Но Эрджиллу удалось обмануть моего отца и обобрать до нитки. Я сам узнал все это лишь несколько месяцев назад, когда нашел его старую записную книжку. Тогда я решил отомстить подонку, ударив по его самому слабому месту – вере в оккультизм.
– А откуда взялась рукопись?
– Это просто подделка. Я узнал об этом замке и проделал большую работу в подвале. В склеп, конечно, ведет еще один вход. Затем я сочинил легенду, которая должна была показаться Эрджиллу подлинной, и сказал, что нашел пергамент. Как я и ожидал, он купил замок и решил поработить Обитателя. Я вовсе не хотел убивать вас! – наивно воскликнул он. – Напротив, я попытался спугнуть вас нападением и жутким рассказом об Обитателе. Я не подумал, что Эрджилл может создать проблемы.
Внезапно я кое-что вспомнил.
– А когда вы сказали Эрджиллу, что, если вскроете склеп, то Обитатель вырвется наружу, то на самом деле говорили это ему? – я кивнул на неподвижную черную фигуру у ног.
– Да, – подтвердил Кент. – Он сидел на балконе, и эта реплика была предназначена для него. Я решил позволить Эрджиллу действовать, как он хочет. Разумеется, я позаботился зарядить его пистолет холостыми патронами. Я планировал убить Обитателя, затем разоблачить его и удивиться так же, как вы, – он мрачно усмехнулся и закончил: – Естественно, никто бы не подумал меня подозревать. Все бы решили, что наш приятель хотел разыграть Эрджилла и меня. Но чертов дурак начал говорить. Этого я не ожидал. Так что…
Он поднял пистолет. Его дуло показалось мне громадным, точно черный туннель, собирающийся поглотить меня. Я напрягся, прочитав в глазах Кента готовность убивать, хотя понимал, что у меня нет ни малейшего шанса. Палец его напрягся на спусковом крючке!..
И тут в склепе раздался крик. Краешком глаза я увидел, как белая фигура – Люсиль! – вскочила и бросилась к двери.
Мгновенно я понял ее план. Кент не посмел бы позволить ей спастись. Ствол пистолета дрогнул, на мгновение отклонившись в сторону. И тут я прыгнул.
Бок мне обожгло, словно огнем, когда пистолет выстрелил. Я столкнулся с Кентом и схватил его за запястье, выворачивая оружие. Снова раздался выстрел, я услышал, как пуля с визгом отскочила от каменной стены. Я злобно выкрутил запястье Кента, и оружие упало на пол. Коленом он хотел ударить мне в пах, но я повернулся, уклоняясь от удара. Тогда его пальцы вцепились мне в горло. Внезапно я почувствовал, что силы мои иссякли, и понял, что борьба совершенно опустошила меня. В отчаянии я рванулся назад.
Мы оказались на краю ямы, дыхание со свистом вырывалось у меня из горла. Мгновение мы шатались на самом краешке, затем покатились вниз. Железные пальцы не отпускали мое горло и сжимались все сильнее.
Затем я почувствовал под собой пустоту, мы полетели вниз и ударились о дно с такой силой, что я на мгновение потерял сознание. Но тут же пришел в себя и с трудом поднялся на ноги, так как руки, стискивавшие мне горло, разжались.
Кент лежал плашмя на спине, уставившись неподвижными глазами за очками в роговой оправе. Странно, но очки уцелели. На камнях вокруг его головы расплывалось неровное темно-красное пятно.
– Джим! – послышался голос Люсиль, стоявшей на краю ямы и глядевшей вниз на меня. – Тебе больно? Он…
– Со мной все в порядке, – с трудом ответил я. – А Кент… он мертв.
Рядом на полу лежала лестница, которую поддельный Обитатель, поднявшись, отшвырнул ногой. Так что было несложно поставить ее и выбраться из ямы, которая стала настоящей могилой.
Я поднял с пола пеньюар Люсиль, и она закуталась в него. Затем мы двинулись мимо склепов в главный зал замка. И только там, глядя в голубые глаза своей жены, прикрытые и такие нежные, я ощутил, что зло, сгущающееся вокруг нас, исчезло навсегда.
Я, вампир
1. Шевалье ФутэйнВечеринка была скучной. Наверное, я приехал слишком рано. Этой ночью в «Китайском театре Граумана»[7]7
Китайский театр Граумана – кинотеатр на 1162 места, расположенный на бульваре Голливуд в Лос-Анджелесе. Здание построено в 1927 году импресарио Сидом Грауманом, и до начала января 2013 года кинотеатр назывался «Китайский театр Граумана» (англ. Grauman’s (Mann’s) Chinese Theatre). В кинотеатре традиционно проходят премьеры многих голливудских фильмов (Прим. перев.).
[Закрыть] шел предварительный показ нового фильма, и самые интересные гости не появятся, пока он не закончится. И действительно, Джек Харди, режиссер в «Саммит Пикчерс», у которого я работал помощником, еще не прибыл, а ведь именно он организовал эту вечеринку. Но Харди никогда не славился точностью.
Я вышел на веранду и прислонился к столбику, потягивая коктейль и глядя на огни Голливуда внизу. Дом Харди стоял на вершине холма, высившегося над столицей кинематографии, возле «Фалькон Лэйр» – знаменитого замка с башенкой Валентино[8]8
Рудольф Валентино (англ. Rudolph Valentino; 6 мая 1895 – 23 августа 1926) – американский киноактёр итальянского происхождения, секс-символ эпохи немого кино (Прим. перев.).
[Закрыть]. Туман, поднимающийся из Санта-Моники, постепенно скрывал огни на западе.
Джин Хаббард, инженю в «Саммит», подошла и взяла бокал из моей руки.
– Привет, Март, – поздоровалась она, отпив коктейль. – Где ты был?
– Работал с труппой «Убийства в пустыне» в Мохаве, – ответил я. – Тебе недоставало меня, милая?
Я обнял ее за талию и притянул поближе к себе. Девушка улыбнулась и, слегка нахмурив брови, подставила мне свое очаровательное загорелое лицо. Я собирался жениться на Джин, но пока еще не решил, когда это будет.
– Ты многое пропустил, – сказала она, поджав губы.
Я согласился и через мгновение спросил:
– А что там о человеке-вампире?
– А, шевалье Футэйн. Ты что, не читал статью Лолли Парсон в «Скрипт»? Джек Харди подобрал его месяц назад в Европе. Глупая пустышка. Но зато хорошая реклама.
– Трижды приветствую рекламу, – улыбнулся я. – Только вспомни, что она сделала для «Рождения нации». Но какое отношение имеет к этому вампир?
– Он загадочный человек. Никому еще не удалось сфотографировать его. Ходят странные истории о его прошлой жизни в Париже. Он собирается играть в «Жажде крови» Джека. Хочет добиться того же, что Карлофф дал «Юниверсал» с «Франкенштейном». «Шевалье Футэйн», – с нажимом произнесла она. – Вероятно, какой-нибудь официант из парижских кафе. Я его не видела, но… Да черт с ним! Март, я хочу, чтобы ты кое-что сделал для меня. Вернее, для Деминга.
– Для Хесса Деминга? – уточнил я, удивленно подняв брови.
Хесс Деминг являлся суперзвездой «Саммит Пикчерс». Два дня назад умерла его жена, Сандра Колтер. Она тоже была актрисой, хотя и не считалась такой звездой, как муж. Я знал, что Хесс любил ее, и теперь мог предположить, что за проблема встала.
– Я заметил, что он слегка шатается, – осторожно сказал я.
– Он убивает себя, – взволнованно заявила Джин. – Я… я чувствую себя ответственной за него, Март. В конце концов, именно он помог мне стартовать в «Саммит Пикчерс». А сейчас он убивает себя алкоголем.
– Ну, я сделаю, что смогу, – сказал я. – Но много ли я могу? Наверное, лучшее, что он может сделать, это погрузиться в работу. Я знаю, что если бы я потерял тебя, Джин…
Я замолчал. Мне даже думать об этом не хотелось.
Она кивнула.
– Ну, попробуй сделать хоть что-нибудь. Потерять Сандру таким образом… Это ужасно.
– Каким образом? – спросил я. – Вспомни, что меня здесь не было. Я кое-что читал об этом, но…
– Она умерла быстро, – ответила Джин. – Злокачественная анемия, как сказали врачи. Но Хесс рассказал мне, что на самом деле врачи вообще не знали, что это было. Она просто все больше и больше слабела, пока не… не скончалась.
Я кивнул, поспешно поцеловал Джин и вернулся в дом. И тут же увидел Хесса, идущего мимо с бокалом в руке. Он повернулся, когда я тронул его за плечо.
– А, Март, – сказал Деминг, чуть-чуть запинаясь.
Актер твердо держал бокал, не расплескивая, но по налитым кровью глазам я определил, что он почти на грани. Он был дьявольски красив – сильный, хорошо сложенный, с серыми глазами и полными, обычно улыбающимися губами. Но сейчас он не улыбался. Губы были расслаблены, лицо покрыто потом.
– Ты знаешь о Сандре?
– Да, – кивнул я. – Мои соболезнования, Хесс.
Тот залпом допил бокал и с гримасой отвращения вытер рукой рот.
– Я пьян, Март, – доверительно сказал он. – Я должен был напиться. Это было ужасно… последние несколько дней. Я должен сжечь ее.
Я молчал.
– Сжечь ее. О боже, Март, сжечь ее прекрасное тело – и я должен смотреть на это! Она заставила меня пообещать, что я буду смотреть, чтобы удостовериться, что ее действительно сожгли.
– Кремация – чистое завершение жизни, Хесс, – сказал я. – А Сандра была чистой девушкой и чертовски хорошей актрисой!
Он приблизил свое покрасневшее лицо к моему.
– Да… но я должен ее сжечь. Это убивает меня, Март! О боже!
Актер поставил на стол пустой бокал и повертел головой.
Интересно, почему Сандра вдруг настояла на кремации? В одном интервью она рассказывала, что боится огня. Разумеется, большинство интервью кинозвезд – чушь и фуфло, но я знал, что Сандра и в самом деле боялась огня. Однажды на съемках я видел, как с ней случилась настоящая истери-ка, когда исполнитель главной роли стал раскуривать трубку возле ее лица.
– Извини, Март, – пробурчал Хесс, – мне нужно найти новую порцию.
– Минутку, – удержал я его. – Посмотри на себя, дружище. Тебе уже достаточно.
– Это так больно! – возразил он. – Но если я выпью еще немного, то, может, боль немного уменьшится. – Актер уставился на меня с пьяным упорством в глазах, хотя сам не верил своим словам. – Чистая, – внезапно сказал он. – Она тоже сказала так, Март. Она сказала, что сожжение – это чистая смерть. Но, боже, ее прекрасное белое тело… Я этого не выдержу, Март! Наверное, я сойду с ума. Будь добр, принеси мне выпить.
– Жди здесь, Хесс, – вздохнул я. – Я принесу, – не стал добавлять, что по дороге пролью большую часть бокала.
Он опустился на стол, бормоча слова благодарности. Я ушел с нехорошим чувством – за свою жизнь я видел слишком много спившихся актеров, чтобы не определить у Хесса явные признаки начинающегося алкоголизма. Похоже, дни его славы сочтены. Дальше будут все более и более длинные промежутки между картинами, затем он сойдет на вторые роли и, наконец, закончит сериалами. И, в конце концов, Хесса найдут мертвым в дешевых комнатах на Мэйн-стрит, отравившимся газом. Возле стойки была толпа.
– А вот и Март, – воскликнул кто-то. – Эй, иди сюда, познакомься с вампиром!
И тут я испытал настоящий шок, увидев режиссера Джека Харди, с которым работал над многими хитами. Он походил на труп, выглядел гораздо хуже, чем когда-либо. У человека, страдающего похмельем или после косячка марихуаны, не бывает приятного вида, но таким я Харди никогда еще не видел. Казалось, он держался только на нервах. В нем не было ни кровинки.
Сколько я помню, он всегда был коренастым, румяным блондином, похожим на борца, с огромными бицепсами, добродушным грубым лицом и колючей копной желтых волос. Теперь же он напоминал скелет, обтянутый свободно свисающей кожей. Лицо покрылось сеткой морщин. Под глазами были большие мешки, а сами глаза выглядели унылыми и остекленевшими. Вокруг шеи был плотно завязан черный шелковый шарф.
– Боже милостивый, Джек! – воскликнул я. – Что с тобой?
Он отвел глаза и резко ответил:
– Ничего! Со мной все в порядке. Я хочу представить тебе шевалье Футэйна – это Март Прескотт.
– Просто Пьер, – раздался бархатный голос, – Голливуд – не место для титулов. Март Прескотт, это честь для меня.
И я впервые увидел шевалье Пьера Футэйна.
Мы обменялись рукопожатием. Первым впечатлением был ледяной холод, исходящий от этого человека. Поэтому я отпустил его руку гораздо быстрее, чем требовала вежливость. Он улыбнулся.
Шевалье был очарователен. Или, по крайней мере, казался таковым. Стройный, чуть ниже среднего роста, с мягким, круглым, неестественно юным лицом и светлыми волосами. Я заметил, что щеки его подкрашены – очень искусно, но я-то разбираюсь в гриме. А под краской, если присмотреться, можно было увидеть мертвенную бледность, которая сделала бы шевалье слишком заметным, не будь он загримирован. Возможно, какая-то болезнь выбелила его кожу, но губы при этом были красными. Даже темно-красными, как кровь.
Он был чисто выбрит, в безупречном вечернем костюме, а глаза казались чернильными омутами.
– Рад с вами познакомиться, – наклонил голову я. – Вы ведь вампир, да?
Он улыбнулся.
– Так обо мне говорят. Но все мы служим темному богу рекламы, не так ли, мистер Прескотт? Или… Март?
– Лучше Март, – сказал я, по-прежнему не сводя с него глаз.
Я увидел, что взгляд его прошел мимо меня, а на лице появилось какое-то странное выражение – смесь изумления и недоверия. Появилось, но тут же исчезло. Я повернулся. Ко мне подходила Джин.
– Так это и есть шевалье? – поинтересовалась она.
Пьер Футэйн уставился на нее, чуть приоткрыв губы. Почти неслышно пробормотал: «Соня», а затем, с вопросительной интонацией: «Соня?». Я представил их друг другу.
– Как видите, меня зовут не Соня, – усмехнулась Джин.
Шевалье покачал головой со странным выражением черных глаз.
– Когда-то я знал похожую на вас девушку, – тихо сказал он. – Очень похожую. Это странно…
– Прошу меня простить, – прервал я его.
Джек Харди уходил из бара. Я быстро направился за ним.
Когда он уже был у французских дверей, я коснулся его плеча. Он пораженно выругался, поворачивая ко мне мертвенное, точно маска, лицо.
– Черт побери тебя, Март! – проворчал он. – Не трогай меня.
Я взял режиссера за плечи и повернул к себе.
– Что, черт возьми, с тобой произошло? – спросил я. – Послушай, Джек, тебе не удастся меня обмануть. Ты знаешь это. Я уже помогал тебе раньше, помогу и сейчас. Расскажи, что с тобой?
Морщинистое лицо старого друга смягчилось. Он осторожно снял мои руки с плеч. Его собственные руки были ледяные, как и у шевалье Футэйна.
– Нет, – вздохнул он. – Все бесполезно, Март. Ты ничего не сможешь сделать. Со мной действительно все в порядке. Просто перенапряжение. Я вел в Париже слишком бурную жизнь.
Я понял, что между нами встала глухая стена. Внезапно, само по себе, в голову пришла странная мысль, и я тут же озвучил ее:
– Что у тебя с шеей?
Харди не ответил. Просто нахмурился и покачал головой.
– Инфекционное заболевание горла, – сказал он после продолжительного молчания. – Продуло на сквозняке.
Он поднял руку и прикоснулся к черному шарфу.
Позади вдруг раздался резкий, хриплый вскрик, звук скорее не человеческий. Я повернулся. Это был Хесс Деминг. Он качался, стоя в дверях, глаза его были налиты кровью, по подбородку стекала струйка слюны.
– Сандра умерла от инфекционного заболевания горла, Харди, – произнес он мертвым, без всяких эмоций и потому особенно ужасным голосом.
Джек не ответил. Он сделал шаг назад, а Хесс тупо продолжил:
– Она сделалась совершенно белой, а потом умерла. Доктора не знали, что это за болезнь, хотя в свидетельстве о смерти указали анемию. Вы привезли с собой какую-то грязную болезнь, Харди? Если так, то я вас убью.
– Минутку, – вмешался я. – Инфекционное заболевание горла? Я не знал…
– На горле у нее была отметина – две небольшие ранки, близко друг к другу. Это само по себе не могло убить ее, но какая-нибудь отвратительная болезнь…
– Ты с ума сошел, Хесс, – покачал головой я. – Ты просто пьян. Послушай меня: Джек, вероятно, не имеет никакого отношения… к этому.
Хесс не смотрел на меня. Он не сводил налитых кровью глаз с Джека Харди и продолжал тем же тихим монотонным голосом:
– Харди, вы можете поклясться, что Март прав? Вы поклянетесь?
Губы Джека скривились, словно от какой-то внутренней муки.
– Давай, Джек, – кивнул я. – Скажи ему, что я прав.
Харди вдруг вспыхнул.
– Я не приближался к вашей жене! Я вообще не видел ее после возвращения. Есть…
– Это не тот ответ, которого я добивался, – прошептал Хесс и вдруг, качаясь, рванулся вперед.
Они оба были слишком пьяны, чтобы сделать друг другу что-то серьезное, но если бы я их не разнял, через секунду началась бы отвратительная драка. Когда я разнимал их, Хесс схватился рукой за шарф Джека и сорвал его у него с шеи.
На его горле, слева, были два красных маленьких прокола с белой каймой.
2. Кремация СандрыНа следующий день Джин позвонила мне:
– Март, мы собираемся сегодня вечером в студии репетировать сцену для «Жажды крови»… Павильон номер шесть. Тебя назначили помощником режиссера, так что ты должен быть там. И… у меня есть кое-что, что, возможно, Джек тебе не сказал. Он был… несколько странным в последнее время.
– Спасибо, милая, – ответил я. – Я буду. Но я не знал, что ты снимаешься в «Жажде».
– Я тоже, но произошли внезапные перестановки. Кто-то захотел меня – я думаю, шевалье, – и большой босс позвонил мне сегодня утром и по секрету сообщил это. Однако я все равно не в настроении. Ночь была плохой.
– Мне жаль, – посочувствовал я. – Ты была в порядке, когда я уходил.
– Я имею в виду кошмарные сны, – медленно проговорила она. – Ужасные сны, Март! Тем не менее странно, что я не могу вспомнить, о чем они были. Ну ладно… Так ты будешь на репетиции?
Я пообещал, что обязательно приду, но вышло так, что я не смог сдержать свое обещание. Мне позвонил Хесс Деминг и спросил, не могу ли я отвезти его в Малибу. Он еще слишком пьян, чтобы самому вести машину, а днем там состоится кремация Сандры. Я вывел из гаража свою машину и покатил на запад. Через двадцать минут я подъехал к пляжному домику Деминга.
Мальчик-слуга узнал меня и впустил, печально качая головой.
– Мист Деминг очень плох, – сообщил он. – Все утро пьет неразбавленный джин…
– Это ты, Март? – прокричал сверху Хесс. – Хорошо… я сейчас спущусь. Иди сюда, Джим!
Мальчик-японец, многозначительно взглянув на меня, побежал наверх.
Я подошел к столу и перебрал лежащие на нем журналы. Из приоткрытого окна дунул легкий ветерок, и в нем затрепетал клочок бумаги. Одно слово на нем попало мне на глаза, и я развернул записку, чтобы прочитать подробнее. Она была адресована Хессу, и с первого же взгляда на нее раскаяние в том, что я сунул в нее свой нос, исчезло:
Дорогой Хесс, я чувствую, что скоро умру. И я хочу, чтобы ты кое-что сделал для меня. Я была не в себе, когда говорила не то, что хотела. Не кремируй меня, Хесс. Даже несмотря на то, что я буду мертвой, я знаю, что почувствую жар огня. Похорони меня в склепе в «Лесной Лужайке» – и не бальзамируй. Я буду уже мертва, когда ты найдешь эту записку, но знаю, что ты сделаешь так, как я хочу. Живой или мертвой, я всегда буду тебя любить.
Записка была подписана Сандрой Колтер, женой Хесса. Это было странно. Видел ли он эту записку? Позади послышалось чье-то дыхание. Это оказался Джим, мальчик-слуга.
– Мист Прескотт, – прошептал он, глядя на листок в моих руках, – я нашел эту записку вчера вечером. Мист Хесс не видел ее. Это письмо Ми Колтер.
Он замолчал, и я прочел в его глазах страх – явный, неприкрытый страх. Мальчик ткнул коричневым пальцем в записку.
– Видите, мист Прескотт?
Он указывал на чернильное пятнышко, которое наполовину замазало подпись.
– И что? – спросил я.
– Его размазал я, мист Прескотт. Когда я взял записку, чернила еще не высохли.
Я уставился на него. Он поспешно повернулся при звуке шагов на лестнице. Это, шатаясь, спускался Хесс Деминг.
Думаю, именно тогда я начал понимать ужасную правду. Я не поверил в нее, хотя… нет, не тогда. Это было слишком фантастично, слишком невероятно. Но все же что-то вроде правды, очевидно, забрезжило в голове, поскольку не было никакого другого объяснения тому, что я сделал.
– Что ты там смотришь, Март? – спросил Хесс.
– Ничего, – спокойно ответил я, смял записку и сунул в карман. – По крайней мере, ничего важного. Ты готов?
Он кивнул, и мы направились к двери. Мельком я увидел, как Джим глядит нам вслед с облегчением на темном худом лице…
Крематорий находился в Пассадене, и я оставил там Хесса. Я хотел остаться с ним, но он отказался. Видимо, не хотел, чтобы кто-то видел, как сжигают тело Сандры. Я понимал, что так ему будет легче. Поэтому поехал коротким путем через Голливудские Холмы, и вот там-то возникла проблема.
У машины сломалась ось. После недавних дождей дорога раскисла, и мне с трудом удалось не перевернуться. Потом пришлось идти пешком больше мили до ближайшего телефона, после чего я потратил еще больше времени, ожидая такси. Было уже почти восемь вечера, когда я добрался до студии.
Охранник впустил меня, и я поспешил к шестому павильону. Было уже темно. Ругаясь шепотом, я свернул за угол и чуть не столкнулся с маленькой фигуркой. Это был Форрест, один из наших операторов. Он странно вскрикнул и стиснул мне руку.
– Это вы, Март? Послушайте, вы можете сделать мне одолжение? Я хочу, чтобы вы взглянули на пленку…
– Сейчас мне некогда, – сказал я. – Вы видели где-то здесь Джин? Я должен…
– Я об этом же, – поежился Форрест, невысокий, сухой малый с обезьяньим личиком, но оператором он был хорошим. – Они уехали – Джин, Харди и шевалье. Есть кое-что странное в этом парне.
– Вы так считаете? Ну, я позвоню Джин. Я завтра просмотрю, что вы сняли.
– Дома ее не будет, – сказал Форрест. – Шевалье повез ее в «Гроув». Послушайте, Март, вы должны увидеть пленку. Или я разучился обращаться с камерой, или француз – самое необычайное из всего, что я когда-либо снимал. Пойдемте в смотровую, Март… У меня все уже готово. Я сам проявил ее.
– Ладно, – согласился я и отправился за Форрестом в смотровую. Там я занял место в небольшом темном зальчике, слыша, как оператор возится в проекционной будке. Затем он включил связь и сказал:
– Харди не хотел делать предварительных снимков… настаивал на этом, знаете ли. Но босс велел мне включить одну из автоматических камер слежения, – чтобы не беспокоить актеров шумом, – просто чтобы понять, как француз будет выглядеть на экране. Удачно, что это оказалась одна из бесшумных камер, иначе бы Харди что-то заподозрил. Смотрите, что получилось, Март!
Раздался щелчок, когда Форрест выключил связь. На экране вспыхнул белый свет, и тут же появилось изображение – шестой павильон. Обстановка была непривычной: викторианская комната с мягкими плюшевыми креслами, картинами в золоченых рамах, сбоку стояла отвратительная этажерка. В кадр вошел Джек Харди. На экране его лицо особенно походило на череп, покрытый обвисшей, сморщенной кожей. За ним появилась Джин в сшитом на заказ костюме – на репетиции никто специально не одевается, – а позади нее…
Я заморгал, думая, что у меня что-то случилось с глазами. По экрану поползло что-то вроде светящегося тумана – овального, высотой в человеческий рост. Вы видели нимб света на экране, когда осветитель направляет прожектор прямо на камеру? Ну… примерно так это и выглядело, за исключением того, что там не было никакого прожектора. И что самое ужасное, свет двигался в том же темпе, в каком шел бы человек. Связь снова включилась со щелчком.
– Когда я увидел негатив, – сказал Форрест, – то подумал, что он просто засвечен. Только не было там никакого света. Смотрите сами… – Овальный, светящийся туман остановился возле Джин, она смотрела прямо на него с улыбкой на губах. – Март, когда это снималось, Джин уставилась прямо на француза!
– Остановите, Форрест! – хрипло сказал я. – Вот тут.
Пленка остановилась. Джин была повернута к камере профилем. Я подался вперед, уставившись на то, что заметил на ее шее. Это были едва различимые крошечные бесцветные точки на горле Джин слева… Такие же ранки я видел на горле Джека Харди прошлой ночью!
Внезапно щелкнула, выключаясь, связь. Экран вспыхнул ослепительно белым, затем почернел.
Я немного подождал, но из будки не доносилось ни звука.
– Форрест, – позвал я. – У вас все в порядке?
Ни звука в ответ. Даже слабого гудения проектора. Я встал и быстро направился в конец зала. В будке было две двери. Одна открывалась на лестницу, ведущую вниз на улицу, в переулок. И еще было отверстие в полу, куда вела из зала металлическая лесенка. Я быстро поднялся по ней, в душе зарождалось нехорошее предчувствие.
Форрест находился в будке. Вот только он был уже не живой. Бедняга лежал на спине, глаза слепо уставились в сторону, поскольку голова была вывернута под немыслимым углом. Сразу стало ясно, что у него сломана шея. Я поспешно взглянул на проектор. Бобины с фильмом не было! А дверь, ведущая на лестницу, была приоткрыта на несколько дюймов. Я вышел через нее, хотя знал, что никого не увижу. Хорошо освещенный широкий проход между шестым и четвертым павильонами был тих и пуст. Затем я услышал стук шагов, становившийся все громче. И в проход вбежал какой-то человек. Я узнал в нем одного из рекламной группы и окликнул.
– Подождите… – задыхаясь, проговорил он, но все же остановился.
– Вы встретили сейчас кого-нибудь? – требовательно спросил я. – Шевалье Футэйна?
Он покачал головой.
– Нет, но… – Лицо рекламщика было белым, как бумага, когда он повернулся ко мне. – Хесс Деминг сошел с ума. Мне нужно немедленно связаться с газетами.
Я сбежал по лестнице и схватил его за руку.
– Что вы имеете в виду? – рявкнул я. – Хесс был в порядке, когда я уезжал. Немного пьян – только и всего.
Лоб рекламщика блестел от пота.
– Это ужасно… Я еще точно не знаю, что случилось. Похоже, его жена – Сандра Колтер – ожила во время кремации. Ее видели через окно – знаете, такое окошечко в печи – и слышали ее крики. Хесс вытащил ее слишком поздно. Он совершенно спятил, понес какой-то бред. Врачи сказали – летаргический сон… Мне нужно добраться до телефона, мистер Прескотт!
Он вырвался и побежал в направлении здания администрации. Я сунул руку в карман и достал клочок бумаги. Это была записка, которую я нашел в доме Хесса Деминга. Слова прыгали у меня перед глазами. Я раз за разом повторял себе:
– Этого не может быть! Такого просто не может быть!
Я имел в виду не оживление Сандры Колтер во время кремации. Это можно вполне правдоподобно объяснить – летаргия. Но вместе с другими событиями оно привело к некому заключению – и это заключение я не осмеливался принять даже мысленно.
Что сказал бедный Форрест? Шевалье повез Джин в «Гроув»? Ну, ладно…
Такси все еще ждало меня. Я сел в машину.
– В «Амбассадор», – мрачно сказал я водителю, – двадцать долларов, если не будете обращать внимания на светофоры.
