Текст книги "Дело о ядах (ЛП)"

Автор книги: Эдди Торли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

Я бы ушла с ними, но большинство сирот дали понять, что им пока неудобно общаться с королевской семьей. И я не мог вернуться в канализацию с Дегре, чтобы проверить, как там мои сестры, несмотря на то, как я отчаянно хочу их увидеть. Очевидно, Людовик не готов увидеть мое «предательское лицо». Я тоже не готов увидеть его надменное свирепое лицо. Значит, я заперт здесь, внутри этих четырех сужающихся стен, с Мирабель.

Мы оба отступаем в разные уголки и сразу же засыпаем – долгожданная передышка. Но как только она просыпается, я чувствую, как она смотрит на меня. Она изображает, что не делает этого, сгорбившись над причудливым телом существа на прилавке. Похоже на выпотрошенную рыбу на пристани, точнее на кита. Ей пришлось разрезать его на части, чтобы оно пролезло в дверь. Большинство частей все еще сложено в переулке за магазином. Часть его живота растопырена на прилавке, и, несмотря на то, что она по локоть в грязных черных внутренностях, она поглядывает в мою сторону каждые несколько секунд. Надеется поймать мой взгляд, как она это сделала на улице.

«Смотри сколько хочешь, – хочу рявкнуть я. – Это не поможет», – но для этого потребуется говорить с ней, чего я тоже не хочу. С громким вздохом я поворачиваюсь к стене и опускаю на лицо треуголку. Это легкий выход, но я не знаю, что она ожидает от меня. Я не могу притвориться, что меня не беспокоит тот факт, что она убила моего отца – да и Ризенду тоже в некотором роде – а затем удобно опустила эти подробности, когда я спросил ее о Версале.

И я устраиваюсь в углу и притворяюсь измученным. Что не требует особых усилий. Мои конечности все еще напоминают пудинг, и я весь в порезах и синяках от дымового зверя.

Существо продолжает нападать на меня даже после смерти. От его высыхающей чешуи пахнет тухлыми яйцами, и оно издает ужасные хлюпающие звуки, когда Мирабель проводит ножом по центру его кишки и сдирает мясистую кожу.

Желудок сжимается, меня тошнит. Это самое отвратительное, что я когда-либо видел. Хуже, чем помогать Ризенде потрошить овец. Я утыкаюсь носом в тунику и закрываю глаза. Но после еще трех тошнотворных разрезов я не могу больше это терпеть.

– Тебе мало частей? – я указываю на части плоти на столе.

Мирабель смотрит мне в глаза, но ей явно не нравится выражение моего лица – да, оно ощущается враждебно – потому что она быстро вытирает потный лоб рукавом и поворачивается к зверю.

– Мне нужно понять их внутреннюю работу. Звери наполовину мои, и я должна уметь управлять ими, как это делает Лесаж, – она сдувает локон с глаз, отрезает еще кусок мяса и бросает в ближайший котелок.

– И как ты собираешься это сделать?

– Сварив его до бульона, который я затем выпью – если смогу проглотить, – добавляет она, увидев мое испуганное выражение лица, – в надежде, что он свяжет меня с этими монстрами, – я вздрагиваю и отвожу взгляд.

– Я до сих пор не понимаю, почему мы не можем позволить Гаврилу и сиротам позаботиться о них. У них это хорошо получается, и, кажется, им это нравится.

– Этого не достаточно. Независимо от того, сколько они убили, Лесаж всегда может вызвать больше. Чтобы победить Теневое Общество, нам понадобится командовать монстрами.

– А если твое гнилое мясо не подействует?

Она смотрит на котелок с настороженным, но решительным выражением лица.

– Тогда я попробую превратить его кожу в амулет или измельчить кости в порошок.

– Просто прекрасно, – стону я.

– Если хочешь, можешь уйти, – говорит она, и я вскакиваю на ноги быстрее зайца. Но прежде чем я подхожу к двери, она добавляет. – Или можешь помочь.

– Думаю, я пройду.

– Конечно, ты не хочешь помочь со зверем.

– А что? – я поворачиваюсь и хлопаю руками по бокам. – Мне не разрешается делать что-либо, кроме измельчения трав, и как бы мне это ни нравилось…

Мирабель поджимает губы и подталкивает ко мне красный гримуар отца через стол.

– Помоги мне приготовить еще одно противоядие от Яда Змеи.

Мой смех резкий и циничный.

– Я думал, мне нельзя доверять рецепты твоего отца, – и я решил, что меня устраивает. Я тоже не доверил бы их себе. Я видел, как Мирабель, опытный алхимик, не смогла создать надлежащее противоядие. – Я ничего не знаю об алхимии.

– К счастью для тебя, я отличный учитель. Я буду руководить каждым шагом. У меня не хватает рук, чтобы рассекать дымного зверя и одновременно дистиллировать противоядие. Ты мне нужен, Йоссе. Пожалуйста, – то, как она говорит «пожалуйста» – так мягко и умоляюще, – больше похоже на извинение, чем на просьбу. Но меня еще больше ошеломило то, как она меня назвала – мое имя, а не «принц». Я с трудом могу смотреть на нее, но мои предательские уши упиваются звуком моего имени на ее губах.

– Хорошо, – ворчу я и иду к прилавку. – Но если все пойдет ужасно…

– Ты не будешь виноват, – обещает она. – Теперь возьми галлипот и поставь его на огонь, затем налейте две меры иссопа в ступку и измельчи листья до состояния мелкой кашицы. Я думаю, этого не хватало в предыдущем противоядии.

– Две меры чего? – я смотрю на пучки трав и инструментов, большинство из которых я не могу описать, не говоря уже о том, чтобы управлять ими. Я вытираю ладони о штаны, но они холодные и липкие, как сельдь.

– Записи отца должны ответить на все вопросы, – ее губы сжаты, а рука колеблется, но Мирабель, в конце концов, открывает гримуар и кладет его на крошечный угол прилавка, который не испачкал ее зверь.

Я смотрю на строчки неаккуратного почерка и надуваю щеки, снова чувствуя себя неумелым мальчиком, слушающим уроки Людовика. Мирабель делает серьезный ход, включая меня в это, поэтому я не собираюсь просить ее прочитать мне это, но я чувствую себя еще более неловко и неуместно, чем среди придворных в Версале.

«По слову за раз. Представь, что вы на кухне с Ризендой и ее рецептами. Как трудно это может быть?» – но от мысли о Ризенде у меня скручивает живот от ярости и горя. Она умерла из-за Мирабель.

Боль по-прежнему острая, как кочерга обжигает мою плоть, но когда я начинаю пятиться, меня наполняет воспоминание о морщинистом лице Ризенды. Запах ее лавандового мыла щекочет мне нос, а ее хриплый голос наполняет магазин.

«Будь сильным, Йоссе».

Злоба не поможет. Это не то, чего она хотела.

Я закатываю рукава и беру пестик и ступку.

Несмотря на то, что я с трудом читаю, за час я прилично продвинулся в создании противоядия. Оказывается, алхимия очень похожа на работу на кухне, и я более опытен, чем мог надеяться. Я знаю это, потому что Мирабель постоянно проверяет мои успехи и удивленно хмыкает. Или в шоке приподнимает брови.

Так мы работаем несколько часов. Мы почти не говорим, но тишина не вызывает дискомфорта, как раньше. И я больше не стою на расстоянии вытянутой руки, как будто у нее оспа. Я даже прошу ее передать мне ложку для перемешивания, и никто из нас не отшатывается, когда наши пальцы случайно соприкасаются.

Когда солнце опускается за здания и тает, как кусок масла в реке, Мирабель зажигает свечи, расположенные по всей комнате. Она делает паузу после того, как зажгла последнюю рядом со мной, и шепчет:

– Спасибо.

– Пока не благодари меня. Есть хороший шанс, что я все испортил.

– Это не может быть хуже, чем моя первая попытка, – она натянуто улыбается. – Во всяком случае, я не за это благодарила – по крайней мере, не только за это. Спасибо, что пришел, когда я побежала за чудовищем. Я бы умерла, если бы вы с Дегре не последовали.

Она ждет моего ответа, но я не решал следовать за ней. Ноги просто понесли меня, словно невидимая нить была привязана к ее талии, а другой конец был завязан на мне. Я не хочу говорить ей об этом, так что невнятно бубню и принимаюсь разливать противоядие по пробиркам.

– Почему ты пошел за мной? – говорит она, глядя на меня большими черными глазами. – Ты мог позволить мне умереть и отомстить так.

Я стучу по склянке сильнее, чем необходимо, частично чтобы отогнать ее, а частично – чтобы сосредоточиться.

– Ты можешь быть лгуньей, но объединение с тобой по-прежнему является лучшим шансом для моих сестер обрести свободу. И наш единственный шанс забрать город у Теневого Общества.

Мирабель напряженно кивает и уходит за прилавок, кусая губу, чтобы скрыть их легкую дрожь. Я хочу проигнорировать это, я приказываю себе игнорировать это, но это так душераздирающе, что слова срываются с моих губ.

– И я полагаю, что небольшая часть меня может понять, почему ты скрыла правду.

Ее нож стучит по столу, и она смотрит на меня из-под своих взлохмаченных кудрей, каштановый цвет стал золотым в свете свечей.

– Да?

Я вздыхаю и вытираю лицо рукой. Простым людям было бы легко обвинить меня в халатности отца, но они были готовы выслушать меня и судить по моим собственным достоинствам. Разве Мирабель не заслуживает того же?

– Мы оба были слепы, – медленно говорю я. – Возможно, ты приготовила яд, но у тебя не было возможности узнать, как твоя мать планировала его использовать. Ты делала то, что считала правильным. Если бы я осудил тебя за это, мне пришлось бы осудить и себя. Я знал, что веду себя как жалкий негодяй. Я пытался устроить как можно больше хаоса. Если бы я потратил немного меньше времени на разжигание ада и немного больше времени на самообразование в важных вопросах, пытаясь быть принцем, в котором нуждаются люди, возможно, я бы увидел, как мой отец подводил их. Возможно, ничего из этого не произошло бы.

– Эта ситуация важнее любого человека, – говорит Мирабель. – И ты не негодяй. Хулиган, конечно. Но уж точно негодяй, – она нежно ударяет меня по плечу, и наши бока соприкасаются. К моему удивлению, я не отклоняюсь. И она тоже. Мы дрожим рядом друг с другом мгновение, прежде чем дверь распахивается.

Мирабель вскрикивает и застывает. Я поворачиваюсь, все еще сжимая ложку в кулаке, ожидая, что Гаврил вернется с дополнительными требованиями, но это помощник Мирабель из Лувра.

Тот, который не знает, что я существую.

– Грис! – голос Мирабель на октаву выше обычного. – Какой приятный сюрприз. Я думала, мне придется подождать еще две ночи, чтобы увидеть твое улыбающееся лицо.

Это неправильные слова, поскольку выражение его лица вряд ли можно назвать улыбкой. Он скалится так, что напоминает рычащую собаку. И его брови сдвинуты, взгляд мечется между Мирабель и мной, как будто он видит крошечные невидимые нити, соединяющие нас везде, где мы соприкасались. Он крепче сжимает кожаную сумку, и его костяшки блестят, как кости.

– Кто это? – говорит Грис, оглядывая меня с головы до ног. – Я не знал, что ты наняла помощника, – судя по тому, как он рычит при слове «помощника», становится ясно, какую помощь, по его мнению, я оказываю.

Я кладу ложку на стол, невинно улыбаюсь и вытираю руки о тунику, прежде чем протянуть ладонь Грису.

– Приятно, наконец, познакомиться с вами. Мирабель постоянно говорит о тебе. Я Джо…

– Просто ученик кузнеца, – перебивает Мирабель. Она проходит мимо меня, берет Гриса за руку и тащит его в магазин – решительно подальше от меня. – Один из котелков треснул, и он пришел его починить.

– Что он все еще здесь делает? – спрашивает Грис. – Он ничего не чинит. Он даже инструментов не принес.

– О, он починил котелок несколько дней назад. Оказывается, он кое-что знает об алхимии, вот и предложил мне свою помощь, – натянуто смеется Мирабель, заправляя тот же своенравный локон за ухо.

Грис сердито смотрит на нее.

– Ты врешь. Ты так делаешь с волосами, когда врешь. Но почему ты врешь? – он смотрит на меня.

– Не вини ее, – говорю я. – Это общая проблема. Многие люди смущены, когда их видят со мной. Я – Йоссе де Бурбон.

– Внебрачный сын короля, – говорит Мирабель, подчеркивая, что у меня нет титула.

– Я знаю, кто он, – бормочет Грис. – Но я до сих пор не понимаю, что он здесь делает. Я рад помочь тебе, Мира, но это… Мне показалось, что он мертв. И что это все такое? – он белеет, когда он, наконец, замечает тушу дымового зверя на прилавке. – Это одно из созданий Лесажа? – он отшатывается, качая головой. – Что ты на самом деле задумала? – он бросает на меня еще один взгляд. Как будто я каким-то образом принудил ее ко всему этому.

– Я только лечу, как я уже говорила, – быстро говорит Мирабель. – И Йоссе помогает мне.

– Зачем королевской семье это делать?

Мирабель бросает на меня взгляд, говорящий, что она бросит меня в одну из своих кастрюль и сварит кожу с моих костей, если я заговорю.

– Принц разыскал меня после того, как я сбежала, потому что он хочет быть не таким королем, чем его отец. Тем, кто действительно заботится о людях. Он больше похож на нас, чем на любого из дворян. Его мать была посудомойкой. Королю было стыдно за него, и он прогнал его на кухни. Придворные отвергли и поносили его.

– Мне нравится, как ты превозносишь все мои достижения, – говорю я, делая вид, что меня задело. Что нетрудно, потому что я чувствую себя немного уязвленным. Я рассказал ей все это по секрету, а не для того, чтобы она обсуждала меня с незнакомцами. Я приоткрываю рот, но Мирабель бросает на меня еще один опасный взгляд.

– Йоссе разыскал меня, потому что он хочет исцелять людей. Кто я такая, чтобы отказывать в помощи? Ты знаешь, как такая цель может изменить человека, – она смотрит на него, пока он не вздыхает.

– А другие королевские дети? – спрашивает он. – Они тоже живы? До меня дошли слухи о дофине и каком-то непродуманном восстании, – и снова он сердито смотрит на меня, как будто мы с братом – одно и то же.

Мирабель на мгновение ловит мой взгляд, излучая страх и восторг. Новости о нашем восстании распространяются, как мы и надеялись. Но никто из нас не подумал, что может случиться, если слухи дойдут до Теневого Общества.

Я поднимаю руки.

– Если дофин жив и возглавляет восстание, я буду последним, кого он наймет. Он ненавидит меня.

Ложь достаточно правдива. Если бы восстание было идеей Людовика, меня бы не включили. Так же, как он не входит в наши планы – пока что.

– Когда я сбежала, все члены королевской семьи болели в полуразрушенной лачуге, – добавляет Мирабель. – Им потребовалось бы чудо, чтобы выжить.

Еще одна умная полуправда. И восхитительно иронично, ведь она была нашим чудом.

– Я ничего не слышала о королевской семье или восстании, – продолжает она, – но дымовые твари вызывают беспокойство, – она искусно переводит разговор на тушу на столе. – Я нашла этого мертвым на дороге и решила изучить его, чтобы увидеть, как я могу помочь невинным людям, попавшим под перекрестный огонь их атак, поскольку они бродят по городу.

– Я не знал, что Лесаж их выпустил, – Грис озабоченно разглядывает зверя.

Мне хочется сказать, что он многого не знает. Но поскольку я уверен, что Мирабель убьет меня за такое признание, я держу свои губы плотно сжатыми.

– Спасибо, что принес больше припасов, – говорит Мирабель, тянется к мешку Гриса, но он отступает и держит его вне досягаемости.

– Я хочу помочь тебе, Мира, но ты ставишь меня в затруднительное положение.

– Я знаю, – тихо говорит она. – Я бы никогда не попросила тебя скрывать что-то от матери, если бы я не была уверена, что это правильно. И я уверена. Это лучше всего для людей – я уже вылечила множество людей на улице дю Темпл, а также немощных в Отель-Дьё – как раньше это делало общество. Я прошу тебя хоть раз поверить мне, а не ей. Выбрать меня в этот раз.

Грис смотрит на Мирабель, которая складывает руки перед грудью и делает умоляющее лицо. Бросив последний взгляд на дымового зверя, затем на меня, он со вздохом бросает мешок.

– Хорошо. Но только потому, что я немного боюсь за людей – вот почему я пришел сегодня вечером. Сегодня я слышал, как Фернанд и Маргарита шептались о массовом расстреле торговцев рыбой на набережной Грев. Я уверен, что Ла Вуазен только пытается успокоить массы, но…

– Как казнь ни в чем не повинных мужчин и женщин может быть лучшим способом добиться чего-либо? – случайно выпаливаю я.

Грис бросает на меня злобный взгляд, и Мирабель сильно наступает пяткой на пальцы моей ноги, прежде чем повернуться к Грису.

– Зачем матери нападать на торговцев рыбой? Это не похоже на то, что делает Общество.

– Она потребовала, чтобы они жертвовали две трети своего ежедневного улова для раздачи голодающим, но они отказались подчиниться.

– Отказались или просто не могут согласиться? – вмешиваюсь я. Грис хмурится, но я продолжаю. – Это правильный вопрос. Две трети – это ошеломляющая сумма. Они умрут от голода и разорятся, отдав так много.

Грис ничего не говорит, просто хмуро смотрит на пол.

– Как она собирается их убить? – спрашивает Мирабель, расхаживая перед прилавком. – Когда?

– Яд Змеи, конечно. И это уже сделано. Я создал яд вчера, думая, что это для предателей-аристократов, но Маргарита забрала его из лаборатории, пока я обедал. Она испачкала их сети и ведра час назад, пока они ужинали. Рыбаки будут отравлены, когда вернутся, чтобы расставить сети на ночь.

– Всего час… – Мирабель касается наполовину наполненных пузырьков на столе.

– Мы успеем закончить противоядие? – спрашиваю я.

– Если будем работать быстро… и все вместе, – добавляет она и с мольбой смотрит на Гриса.

Он начинает кивать, но прикусывает губу.

– Ты понимаешь, что она обвинит меня? Я хочу помочь, правда, но если торговцы рыбой выживут, Ла Вуазен предположит, что я сделал неправильный яд.

– Она, конечно, проверит твою работу, – соглашается Мирабель, – но, поскольку мы вводим противоядие, а не меняем яд, она не найдет ничего плохого. Только убедись, что проверять будут не на тебе.

Грис стонет и проводит пальцами по лицу.

– У нас нет времени для твоего смятения, – рявкаю я. «Либо помоги нам, либо уходи.

Грис разворачивается ко мне. Он на ладонь выше и вдвое шире меня. Он мог легко взять меня за шиворот и выбросить за дверь – похоже, именно это он и собирается сделать.

– Не веди себя так, будто от тебя будет какая-то помощь…

Мирабель стучит кулаком по прилавку.

– Каждая секунда может означать жизнь человека. Нам нужна каждая пара умелых рук.

Грис неохотно кивает.

– Ладно.

Мирабель надевает очки и управляет нами, а через полчаса мы запихиваем еще теплые бутылки с готовым противоядием в мешки и направляемся к двери.

– Хотел бы я сопровождать вас, – говорит Грис, когда мы выходим в холодный, пропитанный дождем вечер. – Но будет выглядеть подозрительно, если я пропущу ужин. Особенно после того, как твоя мать узнает о чудесном выздоровлении торговцев рыбой. Как ты думаешь, сможешь справиться самостоятельно?

Сама?

Он хуже, чем проклятые священники отца, которые смотрят на меня сквозь пальцы и делают вид, что меня не существует. Я преувеличенно машу рукой, но Мирабель встает между нами и обнимает Гриса.

– Мы справимся. Спасибо, что пришел – и что рассказал мне о торговцах рыбой. Я найду способ сообщить, как они.

– И я вернусь, если услышу еще тревожные новости.

Мирабель встает на носочки и целует его щеку со щетиной. Почему-то я от этого напрягаюсь.

– Спасибо, друг мой. Береги себя.

Грис сжимает ее ладонь, поднимает капюшон и убегает под дождь, но успевает бросить взгляд в мою сторону.

19

МИРАБЕЛЬ

– Нам нужно сделать быструю остановку, – говорит Йоссе, когда мы мчимся к набережной Грев. Дождь льется хлесткими потоками, из-за чего трудно видеть, а мои ботинки тяжелы от зловонной воды из сточной канавы, текущей по улицам.

– Где? – спрашиваю я. – Нет времени.

– Это на пути. Нам нужно забрать Дегре из торгового района.

– Зачем нам это делать? Он ясно дал понять, что не хочет работать со мной. Он ушел еще до того, как мы переместили дымового зверя в магазин.

Йоссе вытирает лицо рукавом.

– Это исцеление может вернуть его к нашему делу.

– Нам не нужно, чтобы он был предан нашему делу!

– Поверь мне. Я знаю, что вы двое не совсем ладите, но думай о Дегре, как о дымовых тварях Лесажа – пылких и трудных, но, несомненно, полезных.

– У тебя есть двадцать секунд, – говорю я, когда мы подходим к таверне. Я начинаю считать вслух, когда Йоссе стучит в дверь. К моему удивлению, он возвращается на три секунды раньше, и Дегре даже не хмурится при виде меня. Он сует мне в руки серый шерстяной плащ и треуголку.

– Пожалуйста. Я выиграл их прямо со спины соперника.

– Для чего это?

– Для ношения – чего еще? Ты слишком бросаешься в глаза в форме дворцовой горничной. Если я присоединюсь к вам в этом бессмысленном начинании, я бы предпочел, чтобы меня не поймали. И у лидера восстания должно быть немного больше… размаха.

– Как ты можешь беспокоиться о размахе в такое время? – говорю я, но накидываю плащ на плечи и натягиваю шляпу на мокрые локоны, благодарная за дополнительные слои.

Мы бежим по улице Сен-Дени, бутылки с ядом гремят и звенят в наших мешках, и мои нервы трепещут. Мои губы шевелятся в безмолвной молитве, когда появляется река.

«Пожалуйста, дай им жить», – молю я Бога и всех его небесных ангелов.

«Прошу, пусть это сработает», – умоляю я отца, чтобы он благословил мое творение из могилы.

Добравшись до набережной, мы ныряем под затененный навес лодочного домика на пару дюймов ближе к докам, стараясь видеть и слышать сквозь барабанную дробь дождя. Длинная обшитая деревянными досками пристань забита людьми, как и каждый вечер. Но вместо того, чтобы рыбаки выпотрошили дневной улов, а торговцы торговались у прилавков рыбачьих хозяйств, в то время как покрытые грязью дети мчались мимо босиком, все лежат, корчась и хлопая руками на залитых мхом досках. Ветер бьет нас дождем и речной водой, и запах настолько отвратительный, что бросает меня на колени. Пристань никогда не пахнет приятно, но теперь это невыносимо: кровь и рвота, смешанные с влажным деревом и гниющими внутренностями рыбы. А звуки еще хуже. Плач, стон и рвота, которых я никогда не слышала.

Я крепче сжимаю склянки с ядом, желая спуститься по набережной и помочь, но несколько солдат Общества задерживаются у кромки воды, наблюдая и смеясь.

Я впиваюсь зубами в дрожащую губу, чтобы не закричать. Это не то Теневое Общество, которое я знала. Как мама могла это допустить?

– Это похоже на бойню, – хрипло говорит Дегре. – Хуже, чем подземелья Шатле.

– Это хуже, – говорю я. – Тюрьма была бы милостью по сравнению с ядом. Никогда еще ты не чувствовал такой боли, как будто когти вонзаются тебе в живот и скручивают твои внутренности.

Йоссе напрягается рядом со мной, и его губы сжимаются в линию.

– Ты говоришь так, как будто знаешь по опыту.

– В молодости это случалось довольно часто. Отец утверждал, что отравление было важным моментом в моем обучении – чтобы знать, как организм реагирует на различные токсины, чтобы определить, какие травы нейтрализуют вред. Он также хотел быть уверенным, что я смогу работать под давлением при случайном – или не таком уж случайном – отравлении. Алхимик всегда должен быть готов.

Юноши смотрят на меня, моргая сквозь дождь, стекающий по их лицам.

– Это было не так плохо, – говорю я. – Методы отца были необычными, но он не дал бы мне умереть.

Йоссе хмурится и придвигается ко мне. Словно защищает от событий, произошедших уже давно. У меня в животе собирается тепло, словно угольки двигают кочергой, но еще один стон с пристани тушит тлеющие угли. Я сжимаю кулаки и разглядываю берег реки. Солдаты Общества наконец ушли.

– Идемте.

– Я начну с дальнего конца, возле Пон-Мари, – говорит Йоссе, сжимая бутылку с противоядием и бросая на меня взгляд, в равной степени выражающий уверенность и страх. Дегре направляется к ближайшим лачугам, чтобы увидеть, есть ли еще кто-нибудь внутри, а я поднимаю юбки и иду прямо в центр кровавой бойни.

Сначала я подхожу к человеку, лежащему на скользких досках. Он вдвое больше меня, с темно-коричневой кожей и густыми черными волосами. Мне нужны все силы, чтобы перевернуть его, и вид его раздутого лица настолько ужасен, что я задыхаюсь. С его губ сочится пена, а дыхание грохочет, как кипящая вода.

Я закрываю глаза и впиваюсь костяшками пальцев в бедра, но лица мертвых все равно поднимаются, как призраки, из тумана: Король-Солнце, мадам де Монтеспан, а теперь и герцог Люксембургский. Скуление срывается с моих губ, и дрожь начинается в мизинце ноги и добегает до макушки.

Глаза мужчины распахиваются, и он мечется подо мной. Пузырек скользит в моей потной руке. Я не могу снова потерпеть неудачу. Я этого не переживу. Я хочу убежать. Я хочу вернуться в темную безопасность магазина. Но руки отца толкают меня вперед. Его голос гудит у меня в ухе. Я подношу бутылку к губам мужчины, но они холодные и жесткие, и его голова откидывается набок.

«Нет, нет, нет», – я чувствую, как внутри меня разливается крик. Моя рука так сильно трясется, что противоядие брызгает ему на губы и стекает по подбородку. Я забираюсь на его грудь и прижимаю горлышко пузырька между его губ.

И жду.

Каждая секунда длится жизнь.

Я вот-вот поеду по скользким доскам и больше никогда не встану, когда дверь распахивается и кричащая женщина с такой же темной кожей и длинными черными волосами мчится по набережной, Дегре – за ней.

– Этьен! – кричит она на неподвижного мужчину подо мной. – Я запрещаю тебе умереть! – она толкает меня в сторону и бьет мужчину по лицу. – Проснись сейчас же!

Как только я собираюсь сказать ей, что это бесполезно, она снова дает пощечину своему мужу, и его глаза распахиваются. Он хватается за грудь, и тут же его охватывает приступ кашля.

Мои глаза горят слезами, и я закрываю лицо руками, плача и смеясь так сильно, что не могу отдышаться.

Он жив.

Сработало.

– Не сиди и рыдай! – женщина кричит на меня. – Остальные, девочка. Помоги другим

Дегре помогает мне встать, и мы продолжаем нашу работу вниз по реке, раздавая противоядие и шепча мое новое имя Ла Ви, пока оно не появляется на всех языках. Плывет по берегу реки. В очередной раз сотрясает мою душу.

– Мы знали, что ты придешь, – говорит девушка, приподнявшись на локтях. – Слухи ходят по причалу и улицам. Говорят, ты ангел, посланный самим Богом.

Я не ангел, это точно, но я чувствую что-то могущественное, что-то шевелится во мне, когда я смотрю, как мертвые возвращаются к жизни. Женщины и дети выбегают из ветхих хижин на берегу реки и обнимаются с огромными мужчинами, рыдая. Маленькая темноглазая девочка бросается на первого исцеленного мной мужчину и хватает его за лицо, целуя его небритые щеки.

Мои глаза щиплет, а губы дрожат. Голос отца доносится до меня по ветру.

«Однажды ты станешь великим алхимиком…».

Вот что он имел в виду. Это чувство придало ему смелости противостоять матери и превыше всего ценить алхимию.

– Чудо, – шепчет Дегре.

Мои глаза расширяются.

– Это похвала, капитан?

Дегре фыркает и направляет на меня всю силу грозной гримасы.

– Если ты пытаешься выбить из меня признание, отравительница, этого не будет.

– Думаю, слезы в твоих глазах – достаточное признание.

– Капли дождя, – он проводит рукавом по лицу.

Через несколько минут Йоссе, крича и широко раскрыв глаза, прибегает с пристани.

– Это сработало! Наше противоядие сработало! – он хватает меня на руки, и мы кружим по мокрым от дождя доскам.

На секунду я не могу дышать – это так напоминает день, когда я исцелила Анну и Франсуазу. Но все изменилось. Вместо того чтобы оттолкнуть его, я крепко обнимаю его за шею. Мои пальцы жадно сжимают его тунику. И вместо того, чтобы замереть от ужаса, я зарываюсь лицом в его грудь.

Он ставит меня, берет мой подбородок руками и прижимается ко мне лбом. Он смеется и с туманными глазами, а его губы так близко, что я практически чувствую их вкус. Крошечное пространство между нами пузырится и трещит. Его теплое дыхание разливается по моим замерзшим щекам. Его руки скользят по моей шее и запутываются в моих волосах. Было бы так легко чуть приподнять подбородок.

Йоссе смотрит вниз, и ловит свою губу зубами.

Я закрываю глаза и приподнимаюсь на носках.

– Сосредоточьтесь! – Дегре тянет Йоссе за плечи. – Сейчас не время… – он машет рукой между Йоссе и мной и кривится от отвращения. – Нам еще предстоит поработать, – он кивает на людей, собравшихся на пристани. – Произнеси свою речь, чтобы мы могли уйти до того, как нас заметит патруль Теневого Общества.

Мне и в голову не приходило, что я скажу это, но Дегре прав. У нас есть город, который нужно отбить. Нет времени отвлекаться.

– Хочешь произнести речь? – спрашивает меня Йоссе.

– И лишить тебя удовольствия рассказать о своем родстве с королем? – он хватается за грудь, как раненый, и я улыбаюсь. – Ты – связь с Людовиком. И ты умеешь произносить эти речи.

Он медленно улыбается. Он поправляет плащ и забирается на перевернутый ящик.

– Люди добрые! Я Йоссе де Бурбон, а это мадемуазель Ла Ви. Предлагаем лечебные тоники от Его Королевского Высочества дофина! Он жив и хочет вернуть трон у Ла Вуазен и Теневого Общества. Но для этого ему нужна ваша помощь и преданность. Если вы присоединитесь к нам в этой битве, мы продолжим предоставлять лекарства и защиту. Как только порядок будет восстановлен, вам также будет предоставлено право голоса в новом правительстве. Представители передадут ваши жалобы дофину и в Парижский парламент.

– Ага, как же! – кричит рыбачка, которая ударом вернула к жизни своего мужа Этьена.

– Амелина, тише, – приказывает мужчина, но она протискивается мимо него и останавливается перед нами, скрестив руки на груди.

– Я получу голос в правительстве с той же вероятностью, что окуну пальцы в грязную Сену и подниму их в золоте.

Некоторые рыбаки хихикают, а остальные смотрят, ожидая нашего ответа.

– Уверяю вас… – начинает Йоссе, но Амелина прерывает его.

– Не стоит слов! Нам нужны доказательства!

Йоссе смотрит на меня, и я беспомощно пожимаю плечами. У нас нет доказательств, чтобы предоставить им. Нам это не нужно. Бедные и больные были так благодарны за помощь, что охотно доверились нам. Я предполагала, что торговцы рыбой поступят так же, особенно со всеми их счастливыми слезами и благодарными криками. Но Амелина запрокидывает голову и горько смеется, указывая на нас пальцем.

– Как я и подозревала. Если дофин так хочет присоединиться к нам, где он? Где кто-нибудь из королевской семьи? Разве они не должны распространять лечебные средства? – она оглядывается в поисках членов королевской семьи, которые явно отсутствуют, и все больше и больше торговцев начинает роптать и кричать.

Йоссе машет рукой над головой.

– Я – внебрачный сын покойного короля, и я тут от лица королевской семьи…

– Не хочу тебя обижать, хотя придется, – Амелина поправляет потрёпанные юбки в грязи и рыбьих кишках, – но то, что к нам послали бастарда и сбежавшую дочь Ла Вуазен, не вызывает уверенность.

– Его королевское высочество хочет ходить среди вас, конечно, – цедит Йоссе. – Но вы должны понимать, как опасно…

– Именно! – кричит другой мужчина. – Откуда нам знать, что дофин жив? Это могут быт жестокие пустые обещания. Нас уже предали этой ночью. Глупо доверять тому, кого мы даже не видим, кто может прятаться в роскошном замке в бархате и шелке, пока мы умираем от яда.