Текст книги "Дело о ядах (ЛП)"

Автор книги: Эдди Торли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

Сколько еще?

Я скулю в тыльную сторону ладони, и герцог соскальзывает с моих колен. Его вялая щека прижимается к полу.

– Это должно было сработать. Почему не сработало? – я не знаю, говорю я с герцогом, с Йоссе или с собой, но слова льются из меня, как кровь изо рта герцога. Обливают меня, и я дрожу, раскачиваюсь вперед и назад, прижав ладони к глазам.

Вытяжки из оленьего рога, камфоры и крепкого соляного раствора. Сваренные на медленном огне пять часов и пропущенные через сито. Я мысленно пересматриваю рецепт снова и снова.

Я все сделала правильно.

– Мира? – Йоссе касается моей руки, но я не отвечаю. – Нам нужно идти. Здесь мы больше ничего не можем сделать.

Я склоняюсь над телом герцога, как стервятник. Это еще не все. Я смогу сделать больше. Если бы я только могла…

Что? Я могу быть алхимиком, но у меня нет эликсира жизни или панацеи. Я даже не могу сварить достойное противоядие. Я неудачница. Позор.

Йоссе умоляет, подталкивает и толкает, но я сижу на полу, мои юбки впитывают кровь герцога Люксембургского, пока Йоссе не теряет терпение. Бормоча ругательства, он приседает рядом со мной и кладет руки мне на спину и под мои руки.

– Я не веду себя неприлично. Я просто помогаю тебе встать.

Я не могу двигаться и отбиваться. Он поднимает меня с пола, и я прислоняюсь к его боку, спотыкаюсь, пока он ведет меня по коридору. Какая-то далекая, далекая часть меня огорчена, но та часть меня, которая не смогла спасти герцога, слишком пуста, чтобы думать об этом.

16

ЙОССЕ

Мирабель ощущается как труп в моих руках – словно она умерла от Яда Змеи. Ее стеклянные глаза смотрят в пустоту. Ее руки висят, свинцовые, раскачиваются, пока я спускаюсь по лестнице и иду в сад.

Я переношу ее через стену и веду по улице. Все время она будто идет во мне. Я кашляю и поглядываю на нее каждые несколько минут, прося ее этим посмотреть на меня. Я не знаю, что сказать, но какой-то признак жизни успокоил бы меня. Она выглядит хрупкой, как осиное гнездо. Опустошенная горем.

Начинает капать легкий дождь, и я опускаю шляпу ниже, чтобы прикрыть лицо. Мирабель делает обратное, запрокидывая голову, так что струйки воды стекают по ее щекам. Они почти похожи на слезы.

– Ты не должна быть такой строгой к себе, – выпаливаю я, когда больше не могу терпеть молчание. – Ты спасла множество людей. Подумай о бедных на дю Темпл и о больных в Отель-Дьё. Это всего лишь небольшая неудача.

– Небольшая неудача? – кричит она, оборачиваясь. Мы оба вздрагиваем и смотрим на дорогу. Она подходит ближе и продолжает яростным шепотом. – Как ты можешь так говорить, когда видел, на что способна моя мама? То хорошее, что мы сделали, не имеет значения. Этого недостаточно.

– Так мы сделаем больше…

– Я не могу больше, – ее голос срывается на словах «не могу». – Мой отец верил, что я стану великим алхимиком, но я не могу даже сварить простое противоядие.

– Противоядие от Яда Змеи – непростое дело! Ты сама так сказала.

– Забудь все, что я сказала. Понятия не имею, о чем говорю, – она бросается вперед, ее кулаки сжаты по бокам, и мне становится легче дышать, когда я бегу, чтобы догнать ее. Возможно, я не утешил ее, но гнев лучше, чем пустое ничто.

Гнев означает, что она не сдалась.

Наконец-то в поле зрения появляется магазин шляп. Я с трудом тащу тело, почти истекая слюной при мысли о моей куче обрывков. Мое тело кажется безвольным, как фазан без костей, и я собираюсь провалиться в дверь и проспать несколько дней, но что-то хрустит под моими ботинками, когда я поднимаюсь по ступенькам. Я смотрю, щурясь, сквозь тени на то, что кажется крошечными кусочками потрескавшейся белой краски. Мирабель тянется к двери, когда я понимаю, откуда взялась краска. Я бросаю руку, чтобы остановить ее.

– Нет!

– Клянусь честью отца, если ты попытаешься…

Я прижимаю палец к своим губам и указываю на коричневую дыру в центре перемычки двери, потом на краску, будто снег покрывшую ступени.

– Кто-то внутри, – я с трудом могу пройти в дверь, не потревожив старую краску, так что тот, кто вошел, выше меня и все еще внутри, иначе он смел бы ногами крошку краски.

Мирабель белеет, и мы отступаем, смотрим на магазин. Он выглядит так же, как когда мы ушли – почерневшие окна, забитые досками, плотно закрытая дверь. Но крошка краски кричит: «Не ходите дальше».

– Жди там, – я указываю на переулок между магазином шляп и игорным домом.

Мирабель скрещивает руки.

– Мне не нужна твоя защита.

– Я этого и не говорил. Но я послушался тебя на дю Темпл и Отель-Дьё. Теперь твоя очередь слушаться.

Мирабель хмурится, но подчиняется.

Как только она безопасно скрыта, я вытаскиваю кинжал из ботинка и двигаюсь к двери. Скорее всего, бродяга решил укрыться в заброшенном магазине. Не о чем переживать. Или это патруль Теневого Общества. А если это Ла Вуазен? Или Лесаж?

Трепет пробегает по мне. От ужаса, да, но и от жуткого голода. От горящей надежды, что это кто-то из них. Мои кости жаждут мести – за Ризенду, которая приняла удар за меня. За моих сестер, которые заслуживают жизни под солнцем. За Мирабель, которую отвергли и бросили врагам. И за моего отца – хоть мне больно это признавать – у которого никогда не будет шанса увидеть во мне что-то, кроме бастарда.

Я расправляю плечи и ударяю ногой по двери.

Я так стремлюсь найти Ла Вуазен, окутанную ее плащом двуглавого орла, что не сразу понимаю, кто стоит передо мной.

– Дегре? – паника выводит меня из равновесия, и мой кинжал с грохотом падает на пол.

– Ты знал, что, в конце концов, я найду тебя, – его голос льдом распространяется под моей кожей, и я отступаю. Он стоит в центре комнаты, широко расставив ноги, скрестив руки на другой маскировке – на этот раз рваной коричневой рясе священника.

– Дегре, – говорю я снова, проклиная дрожь в моем голосе. – Я могу объяснить.

– Что тут объяснять? Ты лжец и предатель. Ты напал на меня и убежал с отравительницей. Ты бросил своих сестер.

– Я никого не бросил. И я не предал тебя без причины. Ты мой лучший друг…

Он смеется – быстро и невесело.

– Ты мне не друг, – он хочет ударить меня своими словами, но в его голос закрадывается нотка эмоций, и он кашляет, чтобы прогнать ее.

– Я говорю, что все делал не просто так. У нас есть план, как вернуть Париж.

– Ты себя слышишь? Говоришь о себе и отравительнице как «мы»! Да, я уверен, она поможет тебе передать город своей матери. И твоих сестер вместе с ним. Где она?

– Мирабель не хочет и близко подходить к своей матери или Теневому Обществу, – я запускаю пальцы в свои волосы. – Если ты просто послушаешь…

– И ты глупо ей веришь?

– Она давала нам повод сомневаться? Она увела нас в укрытие во время шествия, она исцелила девочек, исцелила тебя. Или ты это удобно забыл?

Дегре фыркает.

– Я восстановился бы сам.

– Ты был при смерти.

– Лучше мертвый, чем предатель.

– В миллионный раз говорю: я не предатель!

– Если ты не предатель, то что, скажи, все это? – он указывает на прилавок, заваленный пузырьками, пинцетами и пакетиками с травами. – Похоже на проклятую лабораторию ядов.

– Это часть нашего плана. Если хочешь послушать, а не рычать, как химера на вершине башни Нотр-Дам, я с радостью объясню.

Дегре скрещивает руки и сердито смотрит – это, как по мне, почти приглашение.

– Мы варим лекарства, а не яды, – говорю я решительно, – которые распространяем среди простых людей от имени королевской семьи, чтобы заслужить их расположение и поддержку. В дополнение к лекарствам, мы предлагаем людям право голоса в правительстве после восстановления Людовика на троне – выбор представителей, которые будут озвучивать проблемы королю. И мы разрабатываем противоядие для оставшихся дворян, которых Ла Вуазен планирует погубить, так что они тоже будут в долгу перед нами. Это будет союз простых людей и аристократов, чего не смогли осуществить ни отец, ни Ла Вуазен. Мы сможем свергнуть Теневое Общество с помощью единого города позади нас.

Я торжествующе смотрю на Дегре. Я довольно хорошо умею произносить речи.

Он молчит бесконечно долго, затем запрокидывает голову и смеется. Такое ощущение, что тысячи игл вонзаются мне в уши.

– Бедный глупец! Пожалуйста, скажи мне, что отравительница что-то добавила тебе в воду или бросила на тебя дьявольский порошок, и что ты не веришь, что этот смехотворный план сработает.

– Это сработает! – выдавливаю я. – Это хороший план!

– Возможно, так кажется, если верить словам из ее лживого рта.

– Она невиновна. Мать использовала и предала ее – как и нас, – Дегре делает вид, что вытирает глаза и качает головой, и мои пальцы сжимаются в кулаки. – Перестань смеяться, – говорю я рычанием.

– Я перестану смеяться, как только ты начнешь пользоваться головой. Меня не волнует, что она тебе сказала. Она врет. Она все еще одна из них. Она всегда будет одной из них.

Мое сердце бьется о ребра, как птица в клетке, и мое зрение темнеет по краям, сужаясь на взбешенном лице Дегре.

– Ты невозможен! – кричу я. Затем я делаю что-то очень глупое – бросаюсь вперед и бью Дегре плечом в грудь, что, как я знаю, плохо кончится, поскольку именно он научил меня драться. Он опрокидывается назад и врезается в стойку, но каким-то образом ему удается зацепиться ногой за мою лодыжку, когда он падает. Прежде чем я успеваю понять, что происходит, я затылком трескаюсь о пыльный пол.

Дегре забирается на меня. Я пинаю его ногой, и мой ботинок вонзается ему в живот. Он сгибается пополам, хрипит, и я пытаюсь откатиться, но мне некуда двигаться, и я врезаюсь в прилавок. Чайник с лязгом падает на пол, отражаясь, как колокол, за которым следует грохот, по крайней мере, дюжины стеклянных флаконов.

– Что, черт возьми, здесь творится? – Мирабель врывается в магазин. Она смотрит сначала на свое разбитое оборудование, а затем на Дегре. – Ты.

Дегре приподнимается на локтях, его голубые глаза весело сияют.

– Какая прелесть, Йоссе. Твоя отравительница пришла спасти тебя.

– Скажи ему, – говорю я Мирабель, потирая пульсирующую голову. – Скажи ему, что он может тебе доверять. Что ты никому не причинила вреда и не имела никакого отношения к нападению на Версаль.

Она моргает, как будто я говорю на чужих языках.

– Что?

– Скажи ему то, что ты сказала мне.

Она медленно отступает и упирается в дверь. Глаза у нее широкие и тревожные, щеки белоснежные, как луна.

– Я не понимаю. Я не могу… – она хватается за лоб. Капельки пота стекают от ее волос. Ее рот открывается и закрывается, но она, кажется, не может найти голос.

У меня по спине пробегает холод страха.

– Мирабель?

Я ощущаю взгляд Дегре. Его взгляд мечется, словно он смотрит увлекательный теннисный матч.

Я поднимаюсь на ноги, сердце колотится в моей груди.

– Что ты пытаешься сказать?

– Прости, – ее плечи дрожат. – Мне очень жаль.

– Почему тебе жаль? – она долго молчит, и я хочу пересечь комнату и встряхнуть ее. – Ответь мне!

Наконец она опускает взгляд. Ее взгляд так же пуст и так же далек, как и в замке герцога Люксембургского.

– Это все моя вина, – тихо говорит она.

– Я не понимаю, – повторяю я.

Всхлип вырывается из ее горла, и ее голос срывается.

– Моя мать передала отравленную петицию в руки Королю-Солнцу, но я сделала яд. Я в ответе за его смерть.

Прилив леденящего кровь холода распространяется по моей груди и обвивает пальцами мое горло. Я мотаю головой.

– Нет. Это невозможно. Ты сказала, что не имеешь никакого отношения к нападению на Версаль.

Мирабель говорит в пол, ее голос звучит ровно и сухо:

– Я сказала, что ничего не знала о планах матери, я и не знала. Но вряд ли это делает меня невиновной. Я знала, что она даст кому-нибудь яд. И я создала кровавое зелье, чтобы сделать магию Лесажа тактильной: его молния, дымовые твари – ничего из этого не существовало бы без меня. Я причина того, что Теневое Общество смогло захватить город.

Звон в ушах заглушает конец ее признания. Из-за нее мои сестры чуть не погибли. Она убила моего отца. И Ризенда…

Я смотрю на Мирабель, сгорбившуюся в дверном проеме, пытаясь связать девушку, которую я видел, с любовью применяющую лечебные средства, с монстром, которого она описывает. И не могу. Это невозможно.

– Прости меня, – выдавливает Мирабель.

– Вот видишь! – Дегре вскакивает на ноги и указывает пальцем. – Она сама признает! Она убила короля, твоего отца. Это уже ужасное преступление. Но она еще и в ответе за смерти половины знати и полиции Парижа. И ты с ней решил объединиться, – он скалится, глядя на меня, – но я не буду совершать такую ошибку, – он вытаскивает рапиру из коричневой мантии и идет к Мирабель. – На колени.

Дверь открыта. Она могла попытаться сбежать. Но она смотрит на Дегре полными слез черными глазами и подчиняется. Ее губы дрожат, а дыхание становится прерывистым и частым. Она не просит пощады. Не смотрит в сторону.

Дегре подносит свой клинок к ее горлу и поворачивает острие так, чтобы оно вонзилось в плоть под ее ухом. Лента из малиновых змей спускается по ее шее. Я смотрю, как она стекает ниже. Каждый удар сердца бьет о мои виски. Мой кинжал лежит на полу в пределах досягаемости, но я не могу пошевелиться. Не уверен, хочу ли.

Мирабель сглатывает, преодолевая давление клинка Дегре, и поднимает подбородок выше.

– Сделай это, – выдыхает она. Но в этот же момент с улицы доносится скрежет. Как меч, волочащийся по булыжникам. Звук приближается, становится громче, и мой нос заполняет ужасная вонь – как тухлые яйца и порох. Волны маслянисто-голубого дыма вливаются в магазин и обвивают наши лодыжки.

Дегре отшатывается, выкрикивая ругательства. Мирабель падает на пол и хватается за шею. Я быстро встаю на ноги. И мы все смотрим в дверь, на огромного зверя из дыма цвета индиго, который появляется в поле зрения. У него длинные кожистые крылья, когти длиной с мое предплечье и шипастый хвост, пугающе похожий на булаву. Он со скрежетом мечется в стороны, пока монстр неуклюже движется по улице Наварин.

Существо останавливается прямо перед магазином шляп и обращает на нас свои золотые глаза, зрачки сужаются, как у змеи. Он наклоняет голову и поднимает притупленную морду в воздух. Горячее прогорклое дыхание вырывается из его ноздрей.

Мирабель охает.

– Он выпустил их.

Дегре отталкивает ее, закрывает дверь и бросается в поисках чего-нибудь, что можно использовать в качестве баррикады. Я прыгаю, чтобы помочь ему, втыкаю стул под ручку. Что смешно. Дымовое чудище могло прорваться одним движением когтя. Или сжечь весь магазин дотла.

Мы отступаем в дальний угол – я, Дегре и Мирабель прячемся за стойкой. Тяжело дышим. Дрожим. Ждем, когда огонь охватит магазин или огромный вес зверя сломает лестницу, ведущую к двери. Проходят секунды. Капли крови текут по шее Мирабель и покрывают пыльный пол. В конце концов, скрежет возобновляется, отчетливо удаляясь.

Мы бросаемся к окну, когда шипастый хвост зверя исчезает за углом де Наварин. Дегре вздыхает и прислоняется к стене. Я хватаюсь за подоконник. Но Мирабель бросается к двери и убирает стул.

– Нет, нет, нет, – бормочет она.

– Ты не убежишь от меня, – говорит Дегре. – Я легко тебя догоню.

– Ты меньше всего меня беспокоишь, – говорит она. Затем она распахивает дверь и летит по улице. За зверем, созданным из дыма, пламени и кошмара. Бежит, несомненно, к ее смерти.

17

МИРАБЕЛЬ

Только по одной причине дымовой зверь мог отступить. Только по одной причине он не уничтожил магазин и весь город, хотя Лесаж освободил их.

Мать хочет схватить нас живыми, чтобы она могла устроить кровавую публичную казнь королевской семьи и мое наказание, а существа Лесажа – ее охотничьи псы, посланные вынюхивать нас.

Я хватаюсь за железный забор, выскакиваю за угол и мчусь по извилистой улице. Существо движется лазурной волной. Его остроконечный хвост качается и вспыхивает, как фонарики в лунном свете, а его щелевидные уши поворачиваются, прислушиваясь к моим шагам. Но он не поворачивается, чтобы поразить меня своим огненным дыханием. Подтверждая мои подозрения.

Я сжимаю юбку в кулак и заставляю ноги двигаться быстрее. Каждый вдох прорезает мои легкие, как коса, и ледяные волны страха обрушиваются на мои конечности, но боль – ничто, ничто по сравнению с выражением лица Йоссе, когда я призналась. Как его глаза расширились от ужаса. Как он отшатнулся в полном отвращении. Как будто я монстр.

Может быть, так и есть.

Я делала ужасные, непростительные вещи. То, что я не могу изменить. Но я могу помешать монстру добраться до Лувра и раскрыть наше местонахождение Лесажу.

Я остановлю его.

Мы поворачиваем за другой угол. Когда мы пролетаем мимо, трепещут шторы на окнах и зажигаются свечи, но ни одна душа не решается выйти на улицу, чтобы помочь. Они увидели, на что способны эти существа, во время процессии, и я рада, что они держатся подальше. На моей совести меньше невинных жизней.

Я шагаю шире и ускоряюсь, но зверь все еще быстрее. Он несется вперед, фыркая, когда на берегу реки появляется Лувр.

Если я не остановлю его сейчас, я никогда не сделаю это.

В отчаянии я поднимаю вилы из тележки с сеном на обочине дороги, нацеливаю зубцы на дымящегося зверя и бросаю изо всех сил, посылая беззвучную молитву своим импровизированным копьем. Инструмент тяжелее, чем я думала, и моя меткость далека от совершенства, но стальным зубцам удается порезать заднюю ногу существа. Оно разворачивается и поджигает булыжники. Я резко останавливаюсь в шаге от выжженных камней и перекатываюсь в сторону, едва избегая второго удара.

Зверь бросается ко мне, сотрясая землю под моими ботинками, сотрясая каждую дрожащую кость в моем теле. Его золотые глаза останавливаются на моем теле, и крик вырывается из моего горла. Я искала оружие, идею. Что-нибудь.

«Думай, Мира!».

Река слева от меня. Я могу заманить его в воду. Звери, изрыгающие огонь, не должны любить воду. Или я могу побежать направо, к одному из оружейных складов. Если пламя зверя воспламенит порох, взрыв может убить его.

И полквартала невинных душ!

Существо шипит и выпрямляется во весь рост. Его зловонное дыхание обливает меня, как кипящая вода. Я поворачиваю налево. Недостаточно быстро. Огонь задевает мое платье, и я снова проклинаю себя за то, что не изменила зелье Лесажа, чтобы и я могла управлять монстрами. Боль обжигает ногу, но через секунду ее уже нет. Руки обвивают мою грудь и тащат по улице. Мы катимся в сточную канаву, мои юбки шипят, когда грязная вода гасит пламя.

– Ты ненормальная? – кричит Йоссе.

– Ты пошел за мной, – я моргаю, не уверенная, что он настоящий.

– Немного помощи! – кричит Дегре. Он прыгает у дверей на улице, делает дикие выпады в сторону монстра между вспышками огня.

Не глядя на меня, Йоссе поднимается на ноги и нападает на монстра сзади. Он вынимает кинжал из ботинка и умудряется вонзить его в левую заднюю лапу дымового зверя. Существо кричит и разворачивается. Его похожий на булаву хвост врезается в деревянную колонну, чуть не обезглавливая Дегре.

– Если подумать, может, тебе и не стоит помогать, – Дегре прячется за ящиком, и Йоссе пересекает дорогу, чтобы присоединиться к нему.

Тяжело дыша, я поднимаюсь на колени и собираю камни в юбку. Затем я прячусь за тележкой с овощами и кидаю камни в дымового зверя. Когда он поворачивается, чтобы зарычать на меня, Йоссе и Дегре выпрыгивают из своих укрытий и бьют его по лапам и шее. Им удается нанести несколько приличных ударов, их лица и туники покрыты брызгами густой черной крови, но существо не отстает. В следующий раз, когда я швыряю камни, оно поворачивается в другую сторону и выбивает лезвие Дегре из его руки. Рапира крутится на дороге, и когда Йоссе пытается схватить ее, дымовой зверь чуть не поджигает его руку.

Измученные и безоружные, Йоссе и Дегре прячутся за деревянными колоннами, удерживающими фахверковые дома. Зверь отступает и рычит. Он сожжет их – и дом тоже. Я бросаюсь вперед, камешки падают с моей юбки, я с криком бегу на существо.

Над головой проносится огонь. Я охаю, полагая, что зверь выдохнул на соломенную крышу. Но вместо того, чтобы вспыхивать вверх, огонь льется на монстра – маленькие огненные шары, сделанные из связанных веток. Дымовой зверь визжит и кренится на противоположную сторону дороги, но шквал огня спускается и с этой крыши.

Ниже из переулка выбегают две маленькие фигурки, размахивая руками. Дымовой зверь бросается на них, но прежде, чем он успевает броситься, кто-то свистит, и с крыш разворачивается увесистый сверток. Похоже, это какая-то сеть, которая падает на спину зверя и запутывается на его бьющих крыльях. Пока существо борется, из переулков выскакивает больше скрытые фигуры и спускается по сточным канавам. Половина из них бежит к голове зверя с кинжалами и огненными кочергами, которыми они пронзают его ноги и низ живота, а другая половина суетится вокруг его спотыкающихся лап, как муравьи, пытаясь закрепить веревку.

Дымовой зверь рычит и мотает головой, но прежде, чем он успевает выдохнуть смертоносный огонь, появляются новые фигуры с горшками с водой, которую они плещут в лицо зверю. Обжигающие клубы пара взмывают в небо, и смертоносный запах серы и серы настолько ошеломляет, что я задыхаюсь. Пока существо сопротивляется, сеть затягивается. Зверь пытается повернуться, но спотыкается о веревку и падает на колени.

Я ошеломленно наблюдаю, как группа прижимает его к земле, а мальчик – неуклюжий, вооруженный шестом мальчик – поднимает топор и отрывает голову дымового зверя от его шеи.

Он смеется, его лицо залито липкой кровью.

– Какого черта! – голос Дегре затихает, когда мальчик приближается к нам, вытирая топор о грязную тунику. Его соломенные волосы спутаны в клочья, а глаза дикие и голодные. Ему не больше четырнадцати, но он держится властно – плечи расправлены, брови приподняты, лоб серьёзно сморщен. Он свистит, и фигуры, которые держали сеть, спешат к нему. Они продолжают выходить из трещин и спускаться с балконов, как пауки. Все они худые, с взлохмаченными волосами, до зубов вооружены кинжалами, кочергами и дубинками.

Дрожь пробегает по моим рукам, и я пячусь.

Уличная банда. Париж переполнен ими – детьми, которые сбегают из приютов, выбирают выживание на том, кто они забирали из карманов. Это жестокая жизнь, по словам Гриса, который был с одной из банд, пока матушка не нашла его. Он говорит, что дети такие же жесткие, как и любой настоящий преступник. Что они с радостью ограбили бы самого Людовика XIV, если бы заметили его карету по улице.

Они окружают нас, как стая волков, и я прижимаюсь ближе к Йоссе и Дегре, хотя не совсем уверена, что они снова защитят меня. Ни один из них даже не смотрит в мою сторону.

Мальчик прислоняет топор к плечу и говорит:

– Вы были бы мертвы, если бы не мы, и наша защита не бесплатна, – Дегре шагает к своей рапире на обочине дороги, но мальчик с соломенными волосами метает топор в булыжник. Зазубренные куски камня взлетают в воздух, и он смеется, когда Дегре отпрыгивает. Что вызывает смех у остальной части группы. – Я бы не стал этого делать, месье.

– Пропустите нас, – говорит Дегре.

– С удовольствием. Если заплатите, – мальчик наклоняет голову и усмехается, просовывая язык в дырочку, где должен быть один из его передних зубов.

– У нас нет денег, – Йоссе хлопает по своей грязной тунике и бриджах.

– Но у вас ведь есть что-то стоящее?

– Мы не просили вашей помощи», – говорит Дегре. – Вы не можете держать нас в заложниках.

– Разве? – мальчик снова размахивает топором. Йоссе и Дегре чудом уклоняются, но я достаточно далеко, чтобы заметить, как у мальчика ломается голос, когда он смеется. Как он вздрагивает, когда кладет топор себе на плечо.

Я приглядываюсь к нему. Его глаза больные, шея опухшая, а кожа мокрая и тусклая. За его нахальной улыбкой хриплое дыхание.

Лихорадка золотухи.

И его товарищи не лучше, потные и кашляющие, их кожа в струпьях.

– Вы нас пропустите, – кричит Дегре. – Или…

Я бегу вперед и касаюсь руки Йоссе. Он отскакивает с шипением, словно мое прикосновение обжигает.

– Чего ты хочешь? – говорит он, не глядя мне в глаза.

Я убираю руку и сглатываю.

– О-они больны, – шепчу я. – И я могу им помочь.

Йоссе молчит, но обвинение в его глазах звенит в тишине: «Так, как ты помогла моему отцу? Зачем мне верить словам из твоего лживого рта?».

– Если мы поможем им, мы сможем привлечь их к нашему делу…

Йоссе напрягается, и я уверена, что он вот-вот сообщит мне, что в этом нет смысла, но, наконец, он коротко кивает мне, сжимает ткань на спине Дегре и оттаскивает его от мальчика, прежде чем их спор может перейти в драку.

Глубоко вдохнув, я обхожу Йоссе и Дегре и подхожу к детям, как к раненым животным, протягивая руки на всеобщее обозрение.

– Когда ты начал кашлять?

Глаза мальчика сужаются, и дети позади него смотрят на меня с подозрением.

Я продолжаю:

– Сколько дней назад появились пустулы? Важно, чтобы ты точно вспомнил.

Мальчик все еще молчит, но несколько его товарищей по группе смотрят вниз и тянут за туники.

– Я могу помочь, но мне нужно знать, насколько далеко зашла болезнь.

Двое детей хмыкают и толкают мальчика в спину. Парень с соломенными волосами смотрит на меня каменным лицом.

– Первый из нас заметил язвы на прошлой неделе.

– Тогда еще есть время. У меня нет с собой лечебного средства, но…

– Ты знаешь лекарство.

– Да. Я могу его дистиллировать и сегодня вечером принести вам.

Мальчик качает головой.

– Ты сделаешь это сейчас. Под нашим наблюдением, – он показывает топором на дорогу, как тюремщик, ведущий заключенных к лагерям. Я подавляю улыбку. Этот мальчик непоколебим. Именно такой союзник нам нужен.

– У меня одно условие, – начинаю я, но Йоссе с кашлем встает передо мной.

Он указывает на тело дымового зверя.

– Это был впечатляющий подвиг.

Мальчик пожимает плечами, но удовлетворенная улыбка изгибает его губы.

– Это уже третий, которого мы убили на этой неделе. Раньше мы грабили экипажи и телеги, прибывающие в Лез Аль и обратно, но после того, как чудовища сожгли берег реки, люди готовы дорого платить за защиту.

– Очень умно, – говорит Йоссе.

– Ага, – мальчик расправляет костлявые плечи. – Мы отрубаем головы монстрам и прогоняем патрули в масках. А до смерти короля полиция Парижа дрожала от упоминания нас.

Йоссе разглядывает мальчика, словно давно потерянного брата.

– Как тебя зовут?

– Гаврил.

– Как насчет сотрудничества, Гаврил?

– Зависит от предложения.

– Зачем нам что-то им предлагать? – вмешивается Дегре. – Это группа дикарей.

Гаврил плюет на дорогу и закатывает рукава рубашки.

– Обладают очень полезным набором навыков, – торопливо говорит Йоссе, вставая между Дегре и Гаврилом. – Что, если бы я сказал, что в обмен на продолжение охоты на дымовых тварей и преследование патрулей Теневого Общества я мог бы предложить тебе не только лекарства от болезни, но и всю пищу, которую ты можешь съесть? И настоящую крышу над головой. Больше не надо бродить по улицам – если, конечно, ты хочешь этого.

Дети возбужденно шепчутся, но Гаврил поднимает руку.

– Кто вы такие, чтобы предлагать такие вещи? И с какой целью?

– Я Йоссе де Бурбон, внебрачный сын покойного короля. Мой брат Людовик жив и планирует выступить против Теневого Общества и вернуть себе трон. Но для этого ему нужна помощь простолюдинов. Нам нужна твоя помощь.

– Нам не нужен король! – кричит один из детей, и несколько других соглашаются. – Что он сделал для нас?

– Дофин будет другим королем, – говорит Йоссе. – Он будет слушать голос народа. У вас будут представители при дворе, а также надлежащая еда и кров. Как и лекарства.

Дети усмехаются и закатывают глаза. Я их не виню. Каждый раз, когда мы произносим эти прокламации, в моем животе закипает небольшая доля сомнения. Я хочу верить, что наш план сработает, но мы даем очень много обещаний от имени человека, который меня ненавидит. Который хочет меня убить. Который, наверное, никогда не задумывался о существовании этих сирот. Я не могу представить, что Людовик захочет работать с ними или с кем-либо из наших новобранцев.

Гаврил кусает щеку изнутри, и в его глазах появляется озорной блеск.

– Что, если я скажу, что наша цена – Пале-Рояль? Вы бы позволили нам жить там?

Он знает, что это огромное требование.

Как и Йоссе. Он тянет за воротник, сглатывает пару раз и говорит:

– Считайте, что это сделано.

Дегре кашляет так сильно, что я удивляюсь, почему у него не выпали глаза.

– Йоссе, будь разумным! Это резиденция герцога Орлеанского, уступающая по величине только Лувру! Герцог и дворянство никогда этого не потерпят.

– Если он жив, герцог будет вынужден принять это. В эту новую эру мы все должны приспособиться. Пале-Рояль – небольшая цена за такой выгодный союз.

Восторженная улыбка озаряет грязное лицо Гаврила, и он смотрит на бастарда как на короля.

Как Йоссе это делает? Заставляет человека почувствовать себя нужным и уверенным, независимо от его статуса. Заставляет захотеть помочь ему, потому что он искренне желает помочь взамен. Я думаю о том, как он вытащил меня из канализации и привел в Лувр, как страстно он убеждал меня присоединиться к нему в этом безумном предприятии по объединению людей, и тепло поднимается во мне, как жар в кузнице.

Мой взгляд падает на его лицо, но он напрягается и стискивает челюсти, отказываясь поворачиваться.

Гаврил плюет в ладонь и предлагает ее Йоссе, который с удовольствием отвечает на рукопожатие. То, что настоящий королевич никогда бы не сделал.

– Приятно иметь с вами дело, мастер Гаврил, – с поклоном говорит Йоссе. Дети хлопают и радостно свистят.

– Теперь о лекарстве… – говорит Гаврил.

– Это нужно говорить с ней, – Йоссе через плечо показывает на меня, и после преднамеренной паузы он, наконец, встречает мой взгляд и бормочет. – Мадемуазель Ла Ви.

Комок эмоций скапливается у меня в горле. Какое-то время я не могу говорить. Это далеко от отпущения грехов, но если он все еще хочет меня так называть, это дает мне надежду, что когда-нибудь я смогу выбраться из-под груза своих преступлений. Это дает мне силы выпрямиться, приподнять подбородок и сделать несколько необычную просьбу:

– Конечно, – говорю я, делая реверанс Гаврилу. – У меня есть одна небольшая просьба. Если мы все пойдем в одном направлении, не могли бы вы помочь мне нести тело? – я указываю на неповоротливого дымового зверя, и веселье угасает. Дети смотрят так, будто я сошла с ума.

Дегре, который не переставал ворчать с тех пор, как Йоссе начал переговоры с Гаврилом, хлопает ладонью по лбу и стонет.

– Что тебе нужно от тела существа?

– Что хотелось бы любому хорошему алхимику, – яростно говорю я. – Я хочу экспериментировать.

18

ЙОССЕ

Гаврил и его банда уходят со своей настойкой, и в магазине наступает гнетущая тишина. Треск огня заставляет меня подпрыгивать; капание крови дымового зверя на пол проделало дыру в моем мозгу.