Текст книги "Королевский флеш"

Автор книги: Эд Макбейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

– Не позвонит.

– И что ты сделаешь? Всадишь ему пулю в голову перед уходом? Добавишь к грабежу ма-а-ахонькое убийство?

– Да не стану я в него стрелять.

– Томми…

– Эта добыча светится, понимаешь? Он не сможет заявить о налете. Если он скажет, что это был я, и копы придут ко мне, то они найдут все, что ты спер вчера. Генри не станет рисковать, поскольку тогда они узнают, кто купил краденое, а может, и навел. Понимаешь, Алекс? Я возьму его за задницу!

– Если он еще не избавился от добычи.

– В смысле?

– Предположим, что он уже от нее избавился. Вдруг ее уже нет в магазине?

– Нет, – засомневался Томми, – он не мог избавиться от нее так быстро. Думаешь, мог?

– Уверен, – сказал Алекс.

– Так быстро?

– Да.

– Ага… – протянул Томми.

– Так что, если ты грабанешь то, что законно лежит у него в магазине, он вызовет копов сразу же, как ты уйдешь.

– Да, – согласился Томми.

– Конечно, если ты его не пристрелишь.

– Да.

– Так ты собираешься его убить, а, Томми?

– Нет, но…

– Знаешь, убить человека – это тебе не кот начхал.

– Да. Я понимаю, но… Господи, такая идея была…

– Да, идея была неплоха, честно говоря. Хорошая была идея. Но только в том случае, если добыча все еще в магазине. Если же он от нее уже избавился, это все выеденного яйца не стоит. Он настучит, сам понимаешь.

– Да, так он и сделает. Все верно.

– Так что лучше забудь об этом.

– Да, – сказал Томми. – Господи, какая же хорошая была идея!

* * *

В субботу вечером, когда он одевался для свидания с Джессикой, зазвонил телефон. Звонил Арчи.

– Что делаешь сегодня вечером? – спросил он.

– Занят. А в чем дело?

– Я говорил с Дейзи, – сказал он, – и хочу все выложить тебе.

– И как?

– Неплохо. Не подъедешь ко мне завтра утром?

– Зависит от того, как пройдет ночь, – ответил Алекс. – Не хочу ничего упускать.

– Мешаешь работу с удовольствием, – сказал Арчи.

– Давай я тебе поутру перезвоню, ладно?

– Надеюсь, ты завтра сам подъедешь. Кажется, это интересно.

– Я дам тебе знать, – сказал Алекс.

Он повесил трубку, подошел к шкафу и принялся завязывать галстук. Арчи не стал бы звонить, если бы не провел предварительную разведку и не понял, что шанс есть. Алекса так и подмывало позвонить Джессике и сказать, что у него важное дело и придется перенести свидание. Хотя нет, Арчи подождет до утра. Если все это так здорово, то и до завтра продержится. К тому же Арчи сказал только, что дело вроде бы интересное, так что нечего нестись на окраину ради того, что пока только кажется. И все же Арчи любит преуменьшать. Суеверие у него такое. Никогда не надейся на большой куш – обернется фигней, разочаруешься. Алекс очень хотел услышать, что там такого накопал Арчи, но – подождет. Надевая пиджак, он понял, что прямо-таки сгорает от нетерпения увидеть Джессику.

Последний раз свидание с честной девушкой у него произошло в Майами. Тогда-то он и рассказал ей, что он домушник. В ту ночь он был совершенно выбит из колеи, потому что получилось, что девушка подумала, будто он из тех, кого называют «легкомысленными». Даже после заявления, что он вообще-то не домушник, а работает в страховой компании, она все равно продолжала утверждать, что он легкомысленный, и она не знает, можно ли ему вообще доверять. Он повел ее поужинать в дорогой ресторан, затем отвез на взятой напрокат машине в Лодердейл, но, когда он завернул в мотель, она спросила:

– Это еще что?

– Я думал, мы пойдем посмотрим телевизор, – заметил он.

– Ты сказал, что мы просто покатаемся.

– Да, но тут прогулка кончается.

– Ты за кого меня принял? – возмутилась она.

– Не знаю, – ответил он. – Может, ты домушница?

– Очень смешно. Поворачивай и поехали отсюда!

– Ты не хочешь смотреть телевизор? Судя по объявлению, тут есть цветной.

– У меня в номере есть телевизор, – сказала она. – И если бы я хотела его посмотреть, я просто вернулась бы в отель.

– Хорошо, давай, – согласился Алекс.

– Я не хочу смотреть телевизор.

– Так чего же ты хочешь?

– Я думала, у нас будет великолепная ночь, – мечтательно проговорила она.

– Может, и будет еще.

– Но не такая.

– У меня есть отличная идея, – сказал Алекс.

– Да уж!

– Выметайся-ка из машины.

– Что?!

– Выметайся, – он перегнулся через сиденье и открыл перед ней дверь, – вали отсюда.

Ему до сих пор было любопытно, как она добралась в ту ночь до Майами. Последний раз, когда он ее видел, она стояла под указателем мотеля, уперев руки в боки. Он видел ее в зеркале заднего обзора, когда ехал обратно. Алекс решил, что в чем-то ошибся с ней. Наверное, надо было отвести ее после ужина погулять или немного покатать, устроить ей хороший вечер, делать все медленно и непринужденно.

Сегодня он так и поступит. Он последний раз глянул на себя в зеркало и спустился вниз к квартире 5С. Девочке, открывшей дверь, с виду было лет шестнадцать. Очкастая, прыщавая. Она окинула его взглядом с ног до головы, как все современные подростки.

– Привет, – сказал он.

– Привет, – ответила она.

– Это ты, Алекс? – откуда-то из глубины квартиры позвала Джессика.

– Я, – откликнулся он.

– Я через минутку выйду! – крикнула она. – Может, сядешь? Фелис, покажи ему, где тут бар. Налей себе, если хочешь, Алекс.

– Спасибо, – он пошел следом за Фелис в гостиную.

– Бар там, – сказала девушка, показав в угол комнаты. Он подошел и посмотрел на бутылки. Прекрасный набор. Может, муж ее и был дешевым ублюдком, однако она явно не скупилась на выпивку.

– Когда ты будешь готова? – крикнул он через квартиру.

– О, через минуту, – ответила она. – Налей себе.

Он понял, что раньше чем через десять минут она не появится, потому плеснул немного виски со льдом и сел на софу. Фелис уселась в кресло напротив, пялясь на него, как сова, из-за своих очков. Гостиная была прекрасно обставлена, хотя и не в его вкусе. Здесь было много резьбы, накладного дерева, изгибов в стиле Людовика XV или XVI, хрен его знает. Да и плевать. В одном углу стояло фортепиано – интересно, она играет? А еще интересно, чем зарабатывает на жизнь ее муж – ведь эта квартирка должна была влететь в копеечку.

– Так ты Фелис? – сказал он юной нянечке.

– Да, – ответила она.

– Ты ходишь в школу?

– Да.

– И где?

– Филдстон, Ривердейл.

– Это что, частная школа?

– Да, – ответила она. – Это вы шотландское виски пьете?

– Да, – он посмотрел на стакан в своей руке.

– Терпеть не могу, – сказала она. – Я люблю рай-виски с имбирем.

– Что же, тоже неплохое питье. Сколько тебе?

– Пятнадцать.

– Рановато пить, как думаешь?

– Мои родители об этом знают, – отрезала она.

– Ну, тогда ладно, – сказал он, подумав: «Чтоб тебя».

Он прикончил виски и налил было себе еще стаканчик, когда в комнату вошла Джессика. Она была в зеленом платье с глубоким вырезом и расширяющейся книзу плиссированной юбкой, дюйма на три не доходящей до колена. На ней были зеленые серьги и кулон, что висел прямо между грудей. Он не знал – настоящие это изумруды или подделка, с такого расстояния этого не разобрать. Однако он подозревал, что это подделка. Она подвела глаза зелеными тенями, губы – бледно-оранжевой помадой и надела зеленые туфли на высоких каблуках. У нее были потрясающие ноги, и с первого взгляда на ее платье он понял – лифчика на ней нет. Она вошла в комнату прямо как актриса или манекенщица, осознавая, что выглядит сногсшибательно. Она явно ждала его одобрения, и в то же время ей было от этого неловко, потому она потупила взгляд.

– Ты великолепно выглядишь, – сказал он и вдруг почувствовал себя полнейшим дураком. Она выглядела не великолепно, а просто невероятно, а ему в голову не приходило ничего, кроме «Харбин Инн» на пересечении Сотой и Бродвея. На нем были серые брюки и голубой блейзер с простым золотистым галстуком, и ему показалось, что он слишком небрежно одет. Надо было надеть костюм. – Нет, ты правда прекрасна.

– Ты тоже отлично выглядишь, – сказала она и глянула на пустой стакан в его руке. – Ну, пойдем? Или ты еще хочешь выпить?

– Если ты готова – идем.

– Фелис, – она повернулась, и плиссированная юбка ее платья колыхнулась. – Питер в кроватке, но еще не спит, пожалуйста, зайди к нему минут через десять.

– Ладно, – ответила Фелис. – Когда вы вернетесь?

– Ну, я не знаю. А тебе нужно домой к определенному времени?

– Нет, я просто хотела знать.

– Понятия не имею. Фелис, никого не впускай. Когда мы уйдем, запри дверь и никому не открывай. У меня есть ключ.

– Ладно, – ответила Фелис. – Телефон не оставите?

– Я не знаю, куда мы пойдем. Я все равно позвоню попозже, – сказала Джессика.

– Хорошо, – ответила Фелис.

– Ну, идем? – Она пошла в прихожую. – Мне надеть пальто, Алекс?

– Ну, не знаю. Я не выходил на улицу. В одном платье может быть прохладно.

Она взяла из шкафа в прихожей легкое пальто, и они вышли. Фелис закрыла за ними дверь. Если кто-нибудь сюда залезет, он хорошо поживится. Замок-то паршивый.

У него были секреты.

Секреты от нее и от всех на свете.

Самый большой секрет заключался в том, что он был домушником. Жил вне закона и гордился этим. Он был не как она и все те добропорядочные обыватели, что сидели рядом с ними в ресторане. Он жил своим умом, умением и дерзостью. Он был авантюристом, который ищет приключение за приключением, каждый раз преодолевая очередное препятствие. Но он держал свой секрет глубоко и крепко запертым в душе, как в том самом сейфе типа «пушечное ядро». Ни Джессика, никто из ресторанных завсегдатаев или официантов не вытянет из него этой тайны. Она была только его, крепко запертая за слоями непроницаемой стали, которую не отогнешь, не просверлишь, не взорвешь. Тайна могла выглядывать наружу через зеркальное стекло его глаз, но в его глазах никто ее не увидит – лишь свое отражение. Он был взломщиком, и это был его величайший секрет. Секрет надежно спрятанный, и это давало Алексу некое ощущение превосходства, шика и опасности – примерно так смотришь на меч в ножнах. Хотя видишь только рукоять, ты знаешь, что внутри таится бритвенно-острый клинок.

Были еще и другие тайны.

Он в душе получал удовольствие от того, как она выглядела, как поворачивались головы, когда они вместе входили в ресторан, как на нее украдкой смотрели мужчины. А потом сияние ее красоты вдруг охватило и его, и он сам стал выглядеть привлекательнее, сильнее, умнее, чем эти лохи, у которых не было за столом Джессики, склоняющейся к нему, чтобы прикурить сигарету, смеющейся, серьезно изучающей меню. Потом она сказала, чтобы он сам заказал на двоих, поскольку он наверняка понимает в китайской кухне получше, чем она. Он знал, что все мужчины в ресторане завидуют ему – это была их тайна, хотя такая явная, – но подозревал, что все, и мужчины, и женщины, завидуют им, красивой, золотоволосой, синеглазой паре, которым так хорошо вместе.

Они особенные, и в этом все дело. От них распространялась аура необычности. И это добавляло остроты его времяпровождению – он, взломщик Алекс Харди, и она, самая красивая девушка в ресторане, ловит каждое его слово, глаза ее внимательно вспыхивают, она так часто касается его руки. В душе он прямо-таки таял от удовольствия просто быть здесь с такой необычной женщиной, хотя в первый день их встречи в такси она не казалась такой красивой.

Втайне он еще гордился и тем, что разбирается в китайской кухне и способен со знанием дела и элегантно заказать блюда из меню – его осведомленность была столь же несомненна, как и его искусство взломщика. Он понимал в китайской кухне, понимал в ремесле взломщика, понимал в джазе, и потому он говорил о джазе, поскольку хотел, чтобы потом она послушала джаз, а это вело к его последней тайне, которой он тоже не хотел с ней делиться, но о которой, как он подозревал, она уже догадывалась. Тайна эта заключалась в том, что он собирался сегодня с ней переспать. Не только потому, что она была красива, не только потому, что все мужчины здесь признавали ее красоту и потому завидовали ему и терзались в душе оттого, что он будет с ней спать. Он ни на миг в этом не сомневался и был уверен, что она уже приняла это как факт, и надеялся, что все мужчины здесь это тоже понимают, и оттого чувствовал себя еще значительнее, чем осознавая все прочие тайны вместе.

– Я долгое время собирал записи джазовой музыки, – сказал он. – Еще с детства.

– Ты имеешь в виду Диксиленд? – спросила она.

– Да, кое-что, – ответил он, – но в основном другие. У меня много Чарли Паркера, он тут король, и я по-настоящему врубаюсь в него.

– М-м, – сказала она.

– Ты не знаешь, кто такой Чарли Паркер?

– Нет, – согласилась она.

– Тогда тебе предстоит настоящее наслаждение, – сказал он. – Если ты хочешь, мы можем вернуться и послушать записи.

– Я проголодалась, – сказала она. – А ты?

– Да, мы тут немного перекусим, – согласился он. – Официант принесет закуски и напитки, которые мы заказали, а потом все остальное. Это по-настоящему хороший китайский ресторан и тут по-настоящему хорошая северная кухня. Можно заказать обычные свиные ребрышки или блинчики с овощами, но я думаю, тебе захочется чего-нибудь другого.

– Да, – ответила она.

– Тут потрясающе готовят морского окуня. Надеюсь, ты любишь рыбу?

– Да, люблю.

– А, вот и напитки. Спасибо, – сказал он официанту, – даме лимонный коктейль с виски, мне скотч. Здесь его готовят в бумажном мешочке, – сказал он, поднимая стакан. – Будь здорова.

– Будь здоров, – повторила она, и они чокнулись.

– Мне здесь нравится.

– И мне.

– Ты прекрасна, – сказал он, – просто потрясающе красива.

– Спасибо. Мне жутко здорово, – она слегка передернула плечами и хихикнула. – Я так давно никуда не выходила. Это что-то совершенно новое для меня.

– Что именно?

– Выйти в свет с мужчиной, – она запнулась. – В смысле, не с мужем. Я была замужем шесть лет и все это время никуда ни с кем, кроме мужа, не выходила.

– Ну, все когда-нибудь бывает в первый раз, – сказал он.

– Век живи, век учись. Расскажи мне еще о твоей джазовой коллекции.

– Ну, объяснить джаз трудно. Когда мы будем слушать записи, я расскажу тебе о музыкантах и об исполнителях, что знаю. Если ты захочешь потом пойти послушать записи.

– Посмотрим, – сказала она. – А тут поблизости нет никаких шоу?

– Я не смотрел в газетах. Посмотрим, хорошо? Если хочешь в кино, пойдем. Все, что захочешь. А вот и закуски.

– М-м, пахнет соблазнительно.

– Они такие и есть. Официант, принесите немного кисло-сладкого соуса и горчицы. Еще выпить хочешь, Джессика? Повторите.

– А как ты стал театральным электриком? – спросила она.

– Ну, мой отец был электриком, – сказал он. – Попробуй. Это водяной орех, завернутый в бекон.

– Он был театральным электриком?

– Да. Так и я в это дело втянулся. Понимаешь ли, мы были очень близки. Отец и сын.

– Мне этого не понять. Тебя, наверное, с детства тянуло в театр.

– Мой отец занялся этим, когда я был уже подростком.

– А что он делал до того?

– Тоже был электриком, но не в театре.

– В Нью-Йорке?

– Да.

– А ты коренной уроженец Нью-Йорка?

– Да. Я из Бронкса. Непохоже?

– Ну…

– Ну, конечно. Я понимаю, что это звучит не так красиво, как выпускник Гарварда. Я даже средней школы не окончил, – сказал он. – Бросил, когда дошел до старших классов. – Он посмотрел ей прямо в глаза и продолжил: – Я всегда жалел, что так и не поступил в колледж. – Что было умышленным враньем, поскольку он никогда и не думал о колледже.

– Для меня это ничего не значит, – сказала она. – Учился человек в колледже или нет – все равно. Мой муж достиг степени магистра, но от этого я не стала ни любить, ни уважать его.

– А каких мужчин ты любишь и уважаешь? – спросил Алекс.

– Ну… я люблю в мужчинах честность. Например, с твоей стороны было очень честно признаться… что ты… ну, что говоришь с легким нью-йоркским акцентом и…

– У меня бронкский акцент, – сказал он.

– Да, и спокойно в этом признаться и не напрягаться из-за этого.

– Иногда кое-что меня напрягает, – сказал он. – Иногда, когда я говорю с людьми… ну, более образованными, чем я, мне становится неловко. В прошлом году, примерно в это время, я был в Пуэрто-Рико. Я остановился в «Конкистадоре», и мне довелось разговаривать с одним врачом и его женой, когда мы сидели у плавательного бассейна, и вот тогда я чувствовал себя совершенной обезьяной. Он был хирургом из Детройта или из Чикаго, не помню. Когда я вернулся домой, я начал искать слова по словарю, разгадывать кроссворды, чтобы пополнить свой словарный запас. Так что мне иногда бывает не по себе.

– Это тоже честное признание, – сказала Джессика.

– Ну, спасибо. А что еще ты ищешь в мужчинах?

– Зачем тебе знать?

Алекс пожал плечами.

– Я мужчина. Я сижу с тобой здесь, так что мне, естественно, хочется узнать, каким я тебе кажусь.

– Ладно, – улыбнулась она, изобразила задумчивость и сказала: – Я люблю мужчин со вкусом.

– То есть?

– Тех, которые говорят мне, что я красива. Мне приходится прилагать массу усилий, чтобы казаться красивой.

– Но ты и правда красива, – сказал Алекс.

– Спасибо, – она потупила взгляд. – И еще я люблю мужчин, которые… наверное, ты назвал бы это уверенностью. Мужчины, которые знают, что делают.

– Здесь я, наверное, пролетаю. Я иногда не знаю, на чью сторону встать.

– Не верю, – сказала она и взглянула ему в лицо. – Мне кажется, ты из тех людей, которые очень хорошо владеют ситуацией, какой бы она ни была.

– А какая, по-твоему, ситуация сейчас? – спросил он и накрыл ее руку ладонью.

– Я не слишком уверена, – ответила она.

– Но ты считаешь, что я владею ей?

– Да. Очень во многом.

– Это может оказаться опасным, – сказал он. – Для тебя.

– Я так не думаю, – ответила она.

– Ну, посмотрим, – сказал он.

* * *

После ужина у них не возникло желания идти в кино, они даже не стали об этом говорить. Вместо этого они вернулись домой и поднялись в квартиру Алекса. Он спросил, не хочет ли она «Курвуазье» или «Гранд Маринер», она ответила, что ей нравится «Гранд Маринер», а затем спросила, где у него телефон. Он ответил:

– В спальне.

Она пошла туда, и, наливая коньяк в бокалы, он услышал, как она набирает номер. Когда он вошел, она сидела на краешке кровати, прижав трубку к уху.

– Да. В коробке на дне бельевого шкафа. Только посмотри, чтобы это были памперсы, которые на всю ночь. И, Фелис, было бы неплохо сначала высадить его на горшок. – Она немного послушала, затем сказала: – Да. Я уверена, что, когда ты сменишь, он снова уснет. Если будут проблемы, перезвони мне по этому телефону, – и она продиктовала номер Алекса. Снова послушала. – Не знаю. Будут проблемы, перезвони. – Она повесила трубку, взяла у Алекса бокал и отпила немного. – Ах, спасибо, очень вкусно. Надеюсь, она управится. Похоже, она девочка ответственная, как думаешь?

– Да, – ответил Алекс, вспомнив о том, что старушка Фелис любит рай-виски с имбирем. Но распространяться на эту тему он не стал – скажи он Джессике, что ее малыш остался с малолетней алкоголичкой, она, пожалуй, опрометью бросится туда. Да и Фелис к тому же явно пыталась казаться взрослой, а на самом деле, наверное, ничего крепче пепси не пила. – Хочешь послушать записи?

– За этим мы сюда и пришли, – улыбнулась она, встала и пошла вслед за ним в гостиную.

– Сядь на диван, – сказал он. – Усилители расположены так, что тут самый лучший звук.

– Хорошо, – согласилась она.

– Некоторые пластинки немного поцарапаны. Они у меня давно, и я часто проигрывал их. Больше всего мне их не хватало, когда я был в… – Он осекся. Он чуть не проговорился о том, что сидел.

Она только-только опустилась на диван и поставила бокал на кофейный столик, когда он замолчал. Джессика подняла взгляд:

– Что?

– Пластинки.

– Так что с ними?

– Когда я был у матери в Майами, – продолжил он, – мне очень их не хватало. Я и пробыл-то там всего неделю, но успел соскучиться.

– Могу понять, – сказала она.

– Человек привыкает к вещам. Я все время их кручу, потому мне их и не хватало.

– Да, – она согласно кивнула. – Надеюсь, что эта соплячка знает, как сменить пеленку.

– Да, она кажется очень сметливой. Она учится в частной школе, знаешь?

– Да.

– А вот это Чарли Паркер. – Он протянул ей альбом. – Сейчас я выбрал пластинку, которая покажет тебе, чем различаются разные стили. Например, тут есть несколько его ранних записей, по которым можно увидеть, что он играл в начале карьеры, понимаешь? А эта – переиздание. Она включает записи многих групп, в которых он играл, и из них ты поймешь суть. Идет?

– Идет, – ответила она. – Я готова.

Улыбнувшись, он поставил пластинку. Когда из усилителей послышались первые звуки, он отрегулировал высокие и низкие тона, затем спросил:

– Громкости хватит?

– Да, прекрасно.

– Отлично, – и он сел напротив нее в кресло у книжных полок, где на боку стояли пластинки.

– А тебе отсюда все хорошо слышно? – спросила Джессика.

– Да. – Он подумал, что она могла бы пригласить его сесть рядом на диван, но он не собирался повторять ту же ошибку, что с той честной из Майами. Сегодня – медленно и непринужденно. – Первую вещь он записал с оркестром Нила Хефти, она называется «Репетиция». Тут очень хорошие исполнители, некоторых ты, наверное, знаешь. Шелли Манн на ударных, например. Знаешь Шелли Манна?

– Нет, – ответила она.

– А Флипа Филипса? Он играет на тенор-саксе.

– Нет.

– А вот и Паркер. Слушай. Он сейчас вступит на альте.

– Ох-х, – она вздохнула, кивнула, закрыла глаза, откинула голову на спинку дивана и закинула ногу на ногу. На мгновение юбка приоткрыла бедро, и она автоматически одернула ее рукой, затем начала покачивать ногой в такт музыке. – Очень красиво.

– Да, – кивнул он. – Ни одна пьеса не аранжирована, как видишь. Он сочиняет музыку по ходу дела. Джазисты просто берут аккорды песни и составляют собственную мелодию. В этом вся красота. Все сочиняется по ходу дела. Они могут играть одну и ту же песню две ночи кряду, и каждый раз это будет по-разному.

– Импровизация, – сказала Джессика.

– Вот именно, импровизация. Слушай.

– Мой муж играет на пианино, но не джаз.

– Я не знал, что он музыкант.

– Это его увлечение. Он не профессионал.

Алексу не слишком нравилось, что они разговаривают, когда играет музыка, – когда слушают джаз, не разговаривают. Это надо слушать. Она открыла глаза, наклонилась, чтобы достать сигарету из сумки. Закурила, выпустила струйку дыма, наклонила голову набок, словно прислушиваясь к тому, что доносится из усилителей, но он понимал, что она вовсе не врубается. Когда она сказала: «Под это трудновато танцевать», он подумал: «Под это и не танцуют, это слушают и не разговаривают». Однако промолчал.

Она допила «Гранд Маринер» и сказала:

– Я сто лет не танцевала. Мой муж не умел танцевать. Ничего, если я еще себе налью?

– Я принесу. – Он встал было со стула, но она уже шла к бару. Наливая себе, она сказала:

– Странно. Как мало ты знаешь о человеке до того, как выходишь за него замуж. Мы прожили вместе год, а я так и не знала, что он не умеет танцевать. – Она закрыла бутылку и, вместо того чтобы снова сесть на диван, сделала несколько пируэтов по комнате, чуть не пролив бокал. Она рассмеялась:

– Под это очень трудно танцевать, – и пошла к стулу, что стоял у левого динамика.

– А теперь послушаем эту запись, – сказал Алекс. – Это квартет Чарли Паркера, который был у него осенью 1948 года. Называется «Птичка». Это было прозвище Паркера.

– Ах-ха, – вздохнула она. – В детстве у меня не было проигрывателя. И я много слушала радио. Вестерн кантри, вот и все, что у нас передавали. Я жила на молочной ферме в Висконсине, там до сих пор живет мой отец. Когда я была маленькой, у меня была корова. Моя собственная корова. Могу поспорить, что у тебя в детстве своей коровы не было.

– Нет, – согласился он.

– Дейзи. Я называла ее Дейзи.

Он чуть было не сказал, что знает одноногую проститутку, которую зовут точно так же, но вовремя остановился.

– Я кормила ее, доила. Я очень хорошо заботилась о ней. Когда я пошла в школу, отец стал просто выгонять ее на пастбище. Она была уже слишком стара, чтобы давать молоко, но он не хотел отсылать ее на бойню, потому что знал, как я люблю эту старую корову.

Алекс понял, что нет смысла пытаться заставить ее слушать музыку. Если хочет поговорить – пусть. Поговорим. Медленно и непринужденно, пусть погуляет на длинном поводке.

– Где ты училась? – спросил он.

– В УКЛА – колледже при Лос-Аджелесском университете. Я специализировалась по английскому языку. Мой муж там тоже учился тогда, мой будущий муж. Там мы и познакомились. Он собирался получить степень магистра по психологии образования. Мы несколько раз встречались, но из этого ничего не получилось – мы шли каждый своим путем. Я снова встретила его уже в Нью-Йорке. Я работала для «Рэндом Хаус». Они устроили большой вечер с коктейлем для писателей, чьи рукописи я редактировала, и там я увидела Майкла. Моего мужа. Он написал книгу, которую «Рэндом Хаус» собирался издать. Потом они стали требовать от него слишком многое переделать, и он послал их к черту, но в то время думал, что они вот-вот его издадут, и потому был там, и я тоже. Так мы снова встретились. Мы начали часто встречаться. Мы уже не были детьми. Это было семь лет назад. Мне было двадцать два, ему двадцать шесть, так что мы решили, что можем жить в одной квартире.

Рассказывая, она играла с подолом своей юбки. Бокал она держала в правой руке, а левой теребила подол почти ритмично, но не в такт с музыкой, которая все еще лилась из динамиков.

– Мы прожили вместе год, – продолжала она, – и затем решили пожениться. Поначалу мы были, наверное, счастливы. Мне так кажется. На самом деле, наверное, мы были счастливы до того, как родился наш сын. А потом Майкл начал заигрывать с другими женщинами. Про одну я точно знала, а другая была постарше. Она была преподавательницей психологии в округе Колумбия, где он по ночам работал над докторской. Днем он преподавал в колледже при Колумбийском университете, а между занятиями посещал там уроки по психологии, да к тому же еще сам был обязан преподавать в Колумбийском университете, а кроме того, флиртовал с той психологичкой и Бог знает еще со сколькими бабами, так что я едва видела его. Даже еще до развода. – Она осушила бокал и сказала: – Мне нравится. Я всю ночь могла бы его пить.

– Тут его полно. Пей на здоровье.

– В Майкле только одно было хорошо, – она говорила, как показалось Алексу, слегка задумчиво, – в постели он был на высоте. – Она рассмеялась. – Конечно, сравнивать мне не с чем.

– Ты грустишь о нем? – спросил Алекс.

– О нем? Да чтобы этот ублюдок под автобус попал, – снова рассмеялась она.

– Послушай, – сказал Алекс, – если ты хочешь потанцевать, я могу поставить…

– Нет, и этого достаточно, – перебила она, – мне нравится то, что ты поставил.

– Ну, я видел, как ты кружилась по комнате…

– А, это так… А ты хочешь танцевать?

– Да я не слишком хороший танцор, – ответил он. – Но если ты хочешь, я могу перевернуть пластинку. Там много пьес, которые он делал со струнными. Если ты хочешь потанцевать.

– Наверное, я очень неуклюжа.

– Перевернуть пластинку?

– Да, я хотела бы послушать, что на другой стороне, но если ты не хочешь танцевать, то не надо. Ничего, если я еще раз позвоню домой? Я просто хочу проверить, все ли в порядке и спит ли он.

– Давай, – сказал он. – Налить тебе еще, Джесс?

Она остановилась на полпути в спальню и посмотрела на него.

– Почему ты назвал меня так? – очень тихо спросила она.

– А что? – он не понял, как он ее назвал.

– Джесс, – повторила она. – Меня так называл отец.

– Я не знал. Просто вырвалось, – пожал он плечами.

Она улыбнулась, кивнула и пошла в спальню. Он услышал, как она набирает номер, и перевернул пластинку. Перевел иглу на вторую дорожку, поскольку на первой был «Паспорт № 2», а он понимал, что она не врубится ни в одну вещь какой-нибудь маленькой группы и, наверное, даже не узнает аккордов песни «Я попал в такт». Он пошел к бару наполнить ее бокал, когда она снова вышла из комнаты.

– Ну, все в порядке?

– Да, – ответила она. – Она сменила ему пеленку и укрыла одеялом. На западном фронте все спокойно.

– Хорошо, – сказал он. – А теперь Чарли со струнными. Тут на гобое играет Митч Миллер. Его-то ты знаешь?

– О, конечно. Я видела по телевизору.

– А на ударных Бадди Рич.

– Не уверена, что узнаю песню, которую они играют.

– Это «Просто друзья», уже почти кончается. Следующую ты узнаешь, это «Со мной всякое случается», очень популярная песенка.

– О, со струнными просто здорово, – сказала она и стала раскачиваться в такт и тихо покачивать головой. – М-м, мне нравится.

– Хочешь, попробуем под нее потанцевать? – спросил Алекс.

– Давай сначала немного послушаем, ладно?

– Конечно, – согласился он. – Вот твой бокал, если хочешь.

– Спасибо, – она взяла бокал и закинула ногу на ногу. Юбка снова задралась, но на сей раз она не стала ее одергивать. – Струнные мне нравятся куда больше.

– Ну, джазовые специалисты не особо ценят его струнную группу. Но под нее, наверное, легче танцевать.

– М-м, – протянула она. – Роскошно. Такая чувственная мелодия.

– Да, – ответил он.

Они молча прослушали еще две мелодии, а когда началась «Летняя ночь», она сказала:

– Ах, «Летняя ночь», я так люблю эту вещь. Вот под эту я буду танцевать. Попробуем, Алекс?

– Конечно, – и он поднялся с дивана, чтобы встретиться с ней посреди комнаты.

– Наверное, я очень неуклюжа, – повторила она.

– Я все равно не замечу. Я и вправду паршивый танцор.

Он обнял ее, но не стал прижимать к себе. Ее платье было из нейлонового джерси и слегка искрило под пальцами его руки, лежавшей у нее на талии. Он осторожно держал между ними дистанцию, пока они кружили по комнате, повторяя себе, что с ней можно только медленно и непринужденно. Он чувствовал, что все идет как надо, но не хотел, чтобы она испугалась. Он держал дистанцию, и соприкасались только их руки, да другая его рука лежача у нее на талии.

– Ты отличный танцор, – похвалила она.

– Ну да! – удивился он.

– Честно.

– Ну спасибо, хотя я и знаю, что нет.

– М-м-м, – протянула она, – прекрасная песня, я ее так люблю.

Внезапно она приблизилась к нему. Только торсом. Просто прижалась грудью, обнаженной под обтягивающей тканью, к его груди, прислонилась к нему – но не бедрами. В паху тут же непроизвольно отдалось тянущим жжением. Но он не стал прижимать ее к себе, не сдвинул руки, ничем не выдавал ей того, что понимает ее и уже загорелся.

– М-м-м, – протянула она.

– Ты вовсе не неуклюжа, – повторил он.

– Я так давно не танцевала, – ответила она, нежно прижавшись к нему бедрами и припав к его щеке своей. Но он все равно не стиснул ее, ожидая следующего шага, чтобы она потерлась о него бедром и передком, поскольку остальным она и так уже ритмично прижималась к нему.

Мелодия кончилась, и она резко высвободилась из его объятий.