Текст книги "Королевский флеш"

Автор книги: Эд Макбейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

Когда они бродили по городу, компания длинноволосых подростков обернулась посмотреть на нее, и один присвистнул, когда они проходили мимо. Алексу захотелось вернуться и дать этому засранчику в рыло. Его начинало раздражать, что Джессика не носит лифчика. Его также раздражало, что она слишком хорошо знает этот город, знает тут все магазины, может рассказать, что происходит в соседних городках – о концертах классической музыки, о балете, экспериментальных театрах и даже рок-концертах. Конечно же, в сезон. У нее почему-то возникло ощущение, что сезон начинается раньше, а почему – она не знала. Может, потому, что рекламировать «Тэнглвуд» в «Таймс» начинали задолго до первого концерта, хотя в этом году она никакой рекламы не видела. Может, она просто хотела, чтобы театры были открыты, чтобы сезон уже начался, чтобы они вместе могли все посмотреть.

– Наверное, – сказал он.

Они зашли в городе в антикварную лавочку. Повсюду на полках стояли стеклянные штучки, бронзовые вещички, медали и все такое прочее, и везде были написанные от руки объявления:

«Если ты намерен это стащить,

Лучше уж сначала нам это обсудить».

Джессика спросила хозяина – неужели помогает? Тот ответил – о да, вы просто удивитесь. Это был игривый старый хрен в сиреневой рубашке, клетчатом пиджаке, хлопчатобумажных брюках и черных туфлях без носков. Он объяснил Джессике, что подобное воровство подчиняется особому циклу; он полагал, что его, в общем, можно классифицировать как взлом. Он считал, что магазинное воровство является видом взлома, – хрен ты знаешь, подумал Алекс. Взлом как явление изучался, рассказывал он Джессике, и, короче говоря, чтобы не утомлять ее долгим ответом на простой вопрос, было обнаружено, что взломщики имеют те же потребности, что и честные граждане (вот-вот, подумал Алекс), например, в деньгах, в одобрении равных или даже в необходимости встряски, а во многих случаях в необходимости противостоять человеку в сером фланелевом костюме, если Джессика понимает, что он имеет в виду.

– Замечательно, – проговорила Джессика. – Разве это не замечательно, Алекс?

– Угу, – кивнул тот.

– Теперь свяжем все эти нужды с возможностью украсть, – продолжал хозяин, – и с осознанием этой возможности. Потом человек делает выбор – украсть ему или нет ради удовлетворения своей потребности? Если он украдет и уйдет с украденным, короче, если ему повезет, он ощущает удовлетворенность от процесса кражи, и цикл будет повторяться вновь и вновь – ему просто придется воровать для удовлетворения своей потребности.

Хозяин магазина расплылся в широкой улыбке, издал что-то вроде «вуу», а затем расшифровал это словечко специально для Джессики:

– ПВОВУУ. Потребность. Возможность. Осознание. Выбор. Успех и Удовлетворение. Я пытаюсь разбить цикл на стадии выбора. Человек приходит в мой магазин с потребностью украсть и видит возможность украсть, и осознает эту возможность удовлетворения своей потребности, так что теперь остается только сделать выбор. Ну, мои маленькие надписи предоставляют ему свободу выбора. Он не обязан красть, вместо этого он может подойти ко мне и поговорить.

– И когда-нибудь такой человек с вами говорил? – спросила Джессика.

– О да! – ответил он. – Несколько месяцев назад был один парень. Сказал мне, что не понимает, что на него нашло, но ему просто смертельно захотелось одну статуэтку, которую он увидел на полочке, но денег не было. У него прямо руки так и чесались ее украсть. Мы поговорили, и я разрешил ему купить ее в рассрочку. Он дал мне пять долларов – а она стоила пятьдесят, – и я позволил забрать ее. С тех пор он каждый месяц высылает мне по пять долларов. Это было в ноябре, стало быть, к августу расплатится. Да, эти надписи действительно очень полезны.

Когда они вышли из магазина, Джессика сказала:

– Правда, отличная идея, а, Алекс?

– Да, но если кто-то хочет что-нибудь спереть, так он сопрет, – ответил Алекс. – Он не пойдет разговаривать с хозяином. Тот парень, что приходил к нему, не собирался красть, он просто хотел рано или поздно купить статуэтку.

– Может, ты и прав, – сказала Джессика, но он понял, что она так не думает.

Местечко, в которое она его отвела, удивило его. Там была по-настоящему хорошая французская кухня – он и не ожидал найти что-нибудь подобное в таком захолустье. А владелец заведения оказался очень хорошим пианистом, который не только пел под собственный аккомпанемент, но и здорово играл джаз. Это был, конечно, не Монк, не Джемисон и не Ширинг, но он знал свое дело. По манере он напоминал Пауэлла, и на него явно оказали влияние ранние исполнители в стиле бибоп[9]9
  Бибоп – стиль в джазовой музыке.


[Закрыть]. После ужина, сидя в небольшой комнате с пианино в одном углу, со свечами в круглых красных подсвечниках на столах, под плывущие по комнате звуки джаза, ощущая во рту вкус хорошего коньяка, Алекс впервые за этот день расслабился. Потом, в огромной двуспальной постели в отеле они с Джессикой занимались любовью. Сжимая ее в объятиях, он забыл и о супермаркете, и об Арчи, обо всем прочем, что весь этот день угнетало его, включая маленькую лекцию о воровстве в антикварном магазинчике.

Но поутру, принимая душ, он снова подумал о супермаркете. Выйдя из ванной, он увидел, как Джессика натягивает футболку, и спросил:

– Эй, у тебя что, вообще лифчика нет?

– Что? – не поняла она.

– Ты лифчик вообще-то носишь?

– Ну, иногда.

– Тогда почему бы тебе не надеть его сейчас?

– Я не взяла.

– И ты пойдешь на улицу в таком виде, чтобы все на уши встали?

– Я куплю лифчик, если ты хочешь, – сказала она. – Пойдем в магазин, и…

– Да мне плевать, носишь ты его или нет, – ответил он. – Хочешь выглядеть как шлюха – твое дело.

– Но Алекс, ведь молоденькие девушки…

– Ты не настолько молоденькая, – отрезал он, – тебе двадцать девять. Ты замужем, и у тебя есть ребенок.

– Я не знала, что это тебе так неприятно.

– Мне все равно. Делай как знаешь.

– Я куплю лифчик, – ответила она.

Но после завтрака, когда она купила в одном из магазинов на главной городской улице лифчик и вышла из примерочной уже в нем, его это снова начало раздражать.

– Ты не обязана делать все, что я тебе приказываю, – сказал он.

– Мне хотелось доставить тебе удовольствие, – ответила она.

– Я не из тех мужчин, которые заставляют женщин делать что-либо против их воли.

– Я знаю, Алекс.

– И женщины, которые подчиняются мужчинам, просто шлюхи.

– Алекс…

– Забудем, хорошо? Можешь носить лифчик или не носить, как тебе угодно.

– Я буду носить. Раз уж купила, так буду.

Он коротко кивнул и больше ничего не стал об этом говорить, хотя раздражение не проходило. Если она честная, так что же она одевается не так, как они? Он не понимал, что он тут делает с этой фраершей, но, пока он с ней, пусть не расхаживает, как шлюха. Вместе с Китти куда ни пойди, все сразу видят, что она шлюха. Этого не скроешь, да ведь она и есть шлюха. Но это по крайней мере честно. А тут все равно что с приятелями Джессики, которые курят «травку» и отпускают всякие шуточки. Они же ни хрена не знают, эти фраеры! Тут то же самое. Девчонка надевает тонкую футболку прямо на голое тело – и что прикажете думать? Девушка или шлюха, или нет, и если она не шлюха, то пусть не пытается выглядеть как шлюха. А эти вчерашние длинноволосые подростки? Да он должен был их по асфальту размазать. И все же нельзя их обвинять, если встать на их место. Странно еще, что они не подошли к ней и не спросили, сколько она берет. Ему было противно, что она сразу подчиняется приказу – тут же побежала покупать лифчик. Девушка должна знать себе цену и плевать на все, что говорят другие, просто вести себя так, как она хочет. Как тот тип в антикварном магазинчике со своими идиотскими надписями. Он что, вправду думает, что это кого-нибудь остановит? Это приведет только к тому, что однажды ночью кто-нибудь обчистит его на фиг, утащив и дурацкие писульки.

Всю субботу они бродили по антикварным магазинчикам. День был чудесный, он был не против того, чтобы ездить от магазинчика к магазинчику, но противно было чувствовать себя дураком, как только они заходили внутрь. Джессика любила старинные вещицы – это было понятно по обстановке ее квартиры. Его же собственные вкусы склонялись к строгому современному дизайну, он любил вещи простые и ясные, стремительные. Вроде скаковых лошадей. Он не думал, что Китти можно назвать скаковой лошадкой. А вот если глянуть на Джессику – так ее можно было бы такой назвать. А Китти – идиотка, надо же так попасться! Теперь он никогда не получит назад свои две тысячи.

Во всех магазинчиках, которые они обошли, он не нашел ни единой вещицы, которая бы ему понравилась. Если бы он зашел сюда с целью что-нибудь украсть, он ничего бы не взял. Это напомнило ему одну историю про взломщика, который зашел в квартиру и ушел, оставив записку: «Ублюдки нищие, у вас и украсть-то нечего». В этих магазинчиках было полным-полно ценных вещей, но дело было не в этом. Ценники говорили о том, что вещи тут дорогие, но, если бы он вошел в жилую комнату, заставленную такими штуками, он не смог бы понять, что тут стоящая вещь, а что дешевка, и его вкус велел бы ему оставить все на месте.

С драгоценностями все было иначе. С одного небрежного взгляда Алекс был способен отличить настоящий бриллиант от стекляшки, даже не царапая камнем стекла. Он загорелся тем, чтобы пробраться в тот дом на Пост-Миллз и добраться до цацек жены Рида, хотя и не представлял, где может быть сейф. Он понимал, что придется ждать, пока они не смогут туда пролезть и начать поиски. Ему просто не терпелось забраться туда еще по одной причине. Ему хотелось посмотреть на эту квартиру. Он хотел увидеть, как можно обставить дом всей этой фраерской мебелью, если у тебя денег куры не клюют. Может, там он урвет тот самый жирный кусок, за которым всегда охотился, после завяжет, может, купит свой дом, обставит его хорошей красивой мебелью или положит все деньги в банк, и пусть себе проценты набегают. «И все равно чесаться будет, – подумал он. – Всегда будет тянуть хоть на небольшое дельце».

Супермаркет. Арчи. Это все казалось легким делом. Просто войти, вырубить сигнализацию, открыть сейф – вообще дело плевое. И все равно – ночью. «Нужен дом для взлома Два, но ночь не нужна для взлома Два». Конечно, ночью они зайдут не в жилище, а в супермаркет, а это уже просто здание. Значит, это будет всего лишь взлом Три, разве только они не наткнутся внутри на кого-нибудь и не ранят его. Пистолета у них не будет – Арчи обычно не работает с оружием, так что тут проблем нет. Алекса волновало только ночное время, хотя грабеж будет таким же, как если бы они вошли в квартиру днем. Кое-что не нравилось ему в ночном времени. Придется работать с фонариком, а там будут эти чертовы тени по стенам. А, к чертям, он откажется.

На ужин у них был лобстер.

Ему нравилось смотреть, как она ест. Аппетит у нее был будто у водителя-дальнобойщика, так что, как она умудрялась не нагулять фунтов этак с тысячу веса, было непонятно. Она почти не разговаривала за едой, усердно выковыривая мясо лобстера, и почти не смотрела на Алекса, разве что когда прерывалась для того, чтобы взять свой бокал с мускадетом – тогда она бросала на него мимолетный взгляд поверх кромки бокала. Что-то нравилось ему в этой чертовой девчонке. Нравилось ее лицо, ее ясный, быстрый взгляд скаковой лошадки, нравилось то, как она движется, даже если она только тянулась за вилкой, или снимала целлофановую обертку с пачки сигарет, или просто поднимала руки, чтобы высосать кусочек мяса лобстера из оболочки. Ему нравилось и ее чувство юмора, хотя поначалу казалось, что она непробиваема, как и большинство фраерш. Но, может, это было потому, что люди его круга шутят совсем иначе, и фраеры никогда их шуток не поймут. Но он увидел, что она схватывает все на лету – к примеру, когда в ресторан вошла дама с чихуахуа в маленькой розовой корзинке, Алекс глянул на собачку и сказал: «Наверное, до того, как ее вымыли, это был огромный датский дог». Джессика тут же разразилась смехом, а поскольку рот у нее был забит земляничным слоеным тортом, ей тут же пришлось схватиться за платок. Он поймал себя на том, что сидит и сочиняет на основе шуток целые анекдоты, рассказы, составляя их по ходу дела, и чем невероятнее, тем лучше.

Во время ужина, когда они вместе сидели за столом и пили вторую чашечку кофе, он стал рассказывать анекдот о том, как два грабителя были заперты в банковском сейфе и стали играть на банковские деньги в покер. Один выиграл шесть миллионов, и, когда менеджер открыл сейф, вор был настолько уверен в том, что эти деньги и вправду его, что спросил, нельзя ли ему открыть счет на эту сумму, а менеджер был настолько потрясен ее величиной, что даже забыл на мгновение, что перед ним сидят воры. Она смеялась до колик минут пять.

Алекс не знал, откуда взялась эта история. Он был уверен, что ее никогда и не было, что ее никто никогда ему не рассказывал даже в Синг-Синге. Просто она вдруг возникла у него в голове – он даже не мог припомнить, кто из них двоих сказал что-нибудь, способное ее породить, – и рассказ начал разрастаться на глазах, как снежный ком. Ее смех подбадривал его, он начинал говорить на уличном жаргоне, когда передавал разговор двух ворюг, окончательно разошедшись от возможности привольно сочинять что-нибудь настолько забавное, что она чуть со стула не валилась от хохота, словно оба они были под кайфом, хотя и не пили, и не принимали ничего. Когда он закончил рассказ, она никак не могла остановиться, быстро встала, положила салфетку на стол и сказала:

– Я сейчас просто описаюсь.

И быстро побежала в дамский туалет. Это ему тоже в ней понравилось, это замечание насчет того, что она сейчас описается, – было в этой девчонке что-то такое, что чертовски ему нравилось.

В машине по дороге назад, в «Красный лев», она положила голову ему на плечо, подпевая поющему по радио Синатре, потом пошли лирические песенки, и он вдруг стал петь вместе с ней. Они оба пели тихо и, наверное, не в лад, поскольку окно в машине было открыто и ветер уносил звуки. Эта песня напомнила ей о другой, она выключила радио, и он опять стал ей подпевать, продолжая вести машину к «Красному льву». Он повернул направо за угол, вспомнив другую песню, – «помнишь эту, Алекс?» или «как насчет этой, Джесс?» – и каждый по очереди начинал петь, а другой подпевал, а если вдруг забывались слова, они просто тянули мелодию. Так, напевая, они проехали всю дорогу до Питтсфилда и дальше. Голова Джессики лежала у него на плече, он обнимал ее, и после того, как припарковал машину у «Красного льва», они вошли в вестибюль и рука в руке поднялись наверх, в свою комнату. Она разделась робко, как невеста, надев затем ночную сорочку, которую взяла с собой. Он никогда прежде не видел ее в ночной сорочке. Они слышали, как по дороге № 7 грохочут грузовики, как кто-то смеется на улице внизу, а один раз, когда они лежали, прижавшись друг к другу, затаив дыхание, они услышали даже, как щелкнул переключатель светофора на главной улице.

Среди ночи она проснулась.

– Алекс?

– Да? – отозвался он.

– Алекс, – сказала она, – наверное, я в тебя влюбилась.

Именно тогда он и решил отправиться вместе с Арчи брать супермаркет.

* * *

Он вошел в магазин один в понедельник утром и накупил полную корзинку бакалеи, по ходу дела осматривая помещение. Это был частный местный магазинчик, крошечный по сравнению с фирменными, но даже в десять утра тут наверняка есть выручка. Арчи рассказывал, что ежедневная выручка любого супермаркета составляет от двух до трех тысяч долларов, и почти всегда ее держат по ночам в сейфе, поскольку супермаркеты закрываются слишком поздно, чтобы отвозить деньги в банк. В некоторых магазинах по четвергам, когда они открыты допоздна, можно взять тысяч пять-шесть, но Арчи не хотел ждать до четверга, к тому же они решили в четверг съездить в Порт-Миллз и пошуровать в доме у Ридов. Кроме того, магазин был слишком легкой добычей, и он хотел успеть раньше, чем кому-нибудь в голову придет такая же идея.

Потому они решили взять его в ночь с понедельника на вторник, поскольку сигнализация показалась Апексу фиговой. Они все обсудили по телефону за ночь до дела. Пока Джессика звонила свекрови, Алекс позвонил из своей квартиры Арчи и сказал, что готов работать. Через полчаса перезвонила Джессика и доложила, что все чисто и он может спускаться. Она приготовила ужин на двоих, уложила ребенка, и они снова занялись любовью у нее в спальне. Она опять сказала, что, похоже, влюбилась в него, а когда он собрался уходить к себе, повторила: «Я люблю тебя, Алекс», на сей раз не «думаю, что люблю», а просто – «люблю».

В магазине он провел не более получаса. Он зашел к управляющему и сказал, что хочет отнести кое-что из покупок домой к сестре, и потому ему нужно несколько пустых картонных коробок. Управляющий показал, где лежат коробки, и Алекс ответил, что после обеда вернется с микроавтобусом, потому как у него сейчас только маленький автомобиль. Он спросил управляющего, когда закрывается магазин, и ему ответили – в шесть. Он поблагодарил, попрощался, заплатил наличными за бакалею и понес покупки во взятую напрокат машину. Он потратил сорок шесть долларов десять центов, но надеялся ночью возместить свои расходы с лихвой. Ночью они поедут на машине, которую Арчи возьмет напрокат у своей евреечки из социальной службы. Эта фраерша, конечно же, не будет знать, что они использовали ее машину для грабежа. Фраера никогда и представить себе этого не могут.

Он поехал домой, выгрузил покупки и перезвонил Арчи, чтобы сказать, что магазин выглядит как раз так, как он и описывал, и что он уже знает, как пробраться в комнату с картонными коробками. Все в порядке. Алекс предупредил Арчи, что подъедет на такси в Гарлем примерно в четыре тридцать, и затем они оба отправятся в Бронкс. Он планировал войти в магазин без четверти шесть. Арчи предложил поехать в Гарлем прямо сейчас и выпить по пивку, но Алекс отказался – мол, еще есть дела на сегодняшний вечер. Вообще-то у него ничего особенного запланировано не было, он просто хотел как следует отдохнуть перед делом и намеревался прикорнуть.

Джессике звонить не стал. Он уже сказал ей, что будет весь день искать работу и, возможно, вернется очень поздно. Он сказал ей это потому, что она стала бы задавать вопросы – фраеры всегда задают эти свои дурацкие вопросы. Но пусть даже так, он ясно показал ей, что ничего объяснять не намерен. Он вообще никому ничего не обязан объяснять. Он сообщил ей это рано утром по телефону, прежде чем уехать из Бронкса. На том конце было долгое молчание, затем она очень тихо сказала:

– Я не просила тебя ничего объяснять, Алекс.

От этих слов ему стало неловко, словно он был в чем-то виноват, хотя он и не понимал в чем. В конце концов он пообещал позвонить ей, когда вернется. Затем он сказал, что пытается получить работу в летнем театре на Лонг-Айленде («О, в котором?» – тут же спросила она. «В Ист-Хэмптоне») и может вернуться очень поздно. Но прежде чем повесить трубку, он все-таки сказал, что это не тот самый театр.

Он разделся, снял покрывало с кровати, приоткрыл окно так, чтобы ему был слышен убаюкивающий шум проезжей улицы. Поставил будильник на три, лег в постель и некоторое время лежал, глядя в потолок. Потом закрыл глаза и попытался уснуть. Но сна не было, он встал и, как был, нагишом пошел в гостиную и поставил пластинку Чарли Паркера. Включив усилители на полную мощность, он лежал на диване и слушал, пока ему вдруг не пришло в голову, что Джессика может прийти проверить, не вернулся ли он домой пораньше, услышит музыку и постучит в дверь. Он приглушил громкость. Но так джаз не слушают. Его надо слушать так, чтобы казалось, будто ты сидишь в самом оркестре, играешь вместе с ними. Он снова лег на диван. Ему было почти не слышно записи одного из величайших соло саксофонистов, потому и удовольствия почти не было. Слишком тихо. Да какого черта ему думать о том, постучит она или нет? Ну, постучит, он откроет, как есть, с голой задницей и скажет – прости, киска, я занят. Его так и подмывало врубить снова на полную мощность. Но вдруг она и вправду придет, надеясь, что он дома, вправду постучит в дверь и ему придется открыть. Ведь придется же? Разве только для алиби, если будут спрашивать, где они с Арчи были в то время, когда обчистили магазин.

С фраершами так всегда. Обычной шлюхе можно сказать – я выйду на минутку, лапочка, и она не станет спрашивать – куда ты, что собираешься делать. Она знает, что ты грабитель и идешь что-нибудь спереть наудачу. А фраерша воображает, что раз у тебя есть какие-то дела, о которых ты ей не говоришь, то, значит, ты ее обманываешь. Если шлюха тебе надоедает, даешь ей по морде – и все. Они к этому привыкли. Вряд ли найдется хоть одна, которая хотя бы некоторое время не работала на сутенера, она привыкла получать. Но дай в морду фраерше, она тут же завопит, вызовет полицию. Набегут полицейские – привет, ребята, у вас проблемы? И фраерша тут же начнет расплываться в улыбке. У нее будет фингал под глазом, но она ответит: «Нет, офицер, это, наверное, ошибка». Копам трудно работать с фраерами. Фраера – это для всех беда, даже для этих гребаных легавых. Он не понимал, почему связался с фраершей и что это за фигня насчет того, что она любит его? Она едва его знает, Господи Иисусе! Как она может влюбиться в него?

Нечего было и думать о сне и не было смысла слушать джаз так, как сейчас. Он встал с дивана, пошел в бар, налил себе выпить и тут вспомнил, что ему сегодня предстоит поздняя работенка. У него было правило – не брать ни капли в рот перед делом. Никогда. Он слышал истории о взломщиках, которые брали по-настоящему большой куш и прямо на месте праздновали удачу с бутылкой виски. Приходили люди, заставали на месте двух пьяных громил, что валялись тут на полу у них в квартире. Алекс никогда не прикасался ни к чему в комнате – ни к спиртному, ни к еде, кроме одного случая, когда в точности знал, что хозяева в отпуске. Тогда он решил сделать себе сандвич и нашел тысячу баксов в батоне хлеба. Он улыбнулся, вспоминая. Такие случаи, когда он натыкался на что-то неожиданное, было всего приятнее вспоминать.

Так что же, черт побери, он будет делать сейчас?

Он решил в конце концов поехать в город, посидеть и поболтать с Арчи, пока не придет время ехать в Бронкс.

* * *

Он не ожидал встретить там Китти. Сначала он поехал на квартиру к Арчи, и, когда позвонил и не получил ответа, пошел искать его в барах на Ленокс-авеню. В третьем заведении он неожиданно наткнулся на Китти. В первую минуту ему показалось, что это обман зрения. Однако это была Китти собственной персоной. Она сидела в кресле и пила мятный ликер со льдом, глядя в экран телевизора над стойкой. Он сел рядом с ней и сказал:

– Привет. Я-то думал, ты за решеткой.

Она отвернулась от экрана и повернулась к нему, крутанувшись на вращающемся стуле. На лице ее застыла дежурная улыбка, улыбка проститутки, предназначенная для клиента-фраера. Но, увидев, что это Алекс, она сменила улыбку на более естественное выражение.

– Ты даже шоколадного батончика мне не послал.

– Как дела, Китт?

– Порядок, – ответила она.

– Когда тебя выпустили?

– Сегодня утром. Транзит заплатил за меня залог.

– О, – сказал Алекс.

Транзит был сутенером, который пытался заманить Китти в свое стойло, еще когда она жила вместе с Алексом. На самом деле его звали Тревис Крофт, но много лет назад он работал для «Транзит Оторити». В то время он был обычным лохом и прозвище получил в тюрьме, когда все узнали, за что он туда попал. А сел он за кражу, поскольку однажды решил, что сыт по горло сидением в кассовой кабинке на углу Шестьдесят шестой и Лексингтон-авеню. Он просто запихнул триста баксов в монетках по пять, десять и двадцать пять центов в обеденный судок и ушел с работы. Но с таким не скроешься, это же просто невозможно. Типичный лоховский дурацкий взбрык.

В тюрьме он повстречался с черным сутенером из Шенектади, который научил его, как начать собирать конюшню, и вскоре после освобождения Транзит – он отсидел год и три месяца, и у него было полно времени узнать все о сутенерстве – завел себе несколько девочек и запустил их в дело. Теперь у него было с полдюжины девочек, все черненькие. Он сам стал одеваться как черномазый сутенер – в широкополой шляпе и ботинках на высоких каблуках, в кричащих пиджаках и темных очках. Транзит был пяти футов десяти дюймов ростом, крепок как дуб. Говорили, что он жестоко избивает своих девушек, если они не приносят того, что он считает приличной выручкой каждый день недели. Всегда можно застать одну из девушек Транзита на Шестой авеню. Обычно у них либо губа разбита, либо синяк, а раз Алекс даже видел одну из них на работе с переломанной рукой. Транзит был тупой скотиной, но, кроме этого, еще и сердцеедом. А вот теперь он выложил залог за Китти.

– Он достал мне еще и хорошего адвоката, – сказала Китти. – Его зовут Аронберг, знаешь такого?

– Нет, – ответил Алекс.

– Он думает, что сможет добиться для меня условного освобождения.

– И Транзит все это делает по доброте душевной?

– Ну, мы заключили что-то вроде сделки.

– Какого хрена ты пошла к Транзиту?

– Не я к нему, а он ко мне, – ответила она. – Ты же знаешь, что он всегда за мной охотился.

– Теперь он тебя получил.

– Это только временное соглашение, – сказала она. – Пока я не выплачу ему то, что он отдал за меня поручителю.

– Почему ты не связалась с поручителем напрямую?

– Этот хренов судья поставил пять тысяч залога. А я и пяти сотен не потянула бы на комиссионные для поручителя. Транзит дал пять тысяч.

– Как ты собираешься выплачивать ему долг, Китти?

– Ну, у Транзита есть долговая книга. Не бойся, я не буду одной из его длинноногих лошадок, что торчат на Сорок девятой. Я буду работать по сотне, по две сотни баксов за сеанс.

– Транзит, видать, в люди выходит.

– У него есть долговая книга. Сам знаешь, загородные лохи приезжают.

– Это он тебе сказал?

– Это правда, Алекс. Я знаю, что это правда. Короче, он заплатил за меня пять тысяч и добыл мне хорошего адвоката, и, может, я еще отплююсь от этого чертова срока. Или адвокат сумеет мне его скостить. Как бы то ни было, я решилась.

– Сколько стоит адвокат?

– Не знаю. Это дело Транзита.

– Прекрасно. Теперь он твой хозяин, так?

– У меня нет хозяина, – ответила Китти и уставилась в стакан.

* * *

Он вошел в супермаркет без четверти шесть и пошел прямиком в комнату, где хранились картонки. Там мальчик мыл пол. Он глянул на вошедшего Алекса.

– Управляющий сказал, что я могу взять несколько коробок, – сказал Алекс.

– Да за ради Бога, – ответил паренек, пожал плечами и снова занялся полом. Алекс две-три минуты рассматривал коробки, выбрал те, что ему понравились, и в то же самое время заметил, что тут есть несколько коробок из-под туалетной бумаги, которые он сможет использовать потом, когда надо будет спрятаться. Он засунул три коробки в одну побольше и сказал пареньку:

– Я еще вернусь, мне еще нужно несколько. – Он вышел из комнаты, прошел мимо касс и затем к стоянке, где была припаркована машина той евреечки. Положил коробки на заднее сиденье и посмотрел на часы. Было без восьми шесть.

«Интересно, сколько тот парень будет мыть пол в комнате с картонками», – подумал Алекс. Он не мог больше тянуть время, нужно было вернуться прежде, чем магазин закроется. Он вынул ключи из кармана и вставил их в зажигание. Вернувшись назад в супермаркет, он увидел выходящего из-за угла и идущего к машине Арчи. Арчи отгонит ее и придет попозже, ровно в девять. Он знал, что к тому времени Алекс вырубит сигнализацию и откроет черный вход. Арчи припаркует машину, потушит огни и просто тряхнет дверь, чтобы проверить, открыта ли она. Если нет, то он вернется еще через полчаса и так далее, пока дверь все-таки не будет открыта.

Алекс снова прошел мимо касс, через весь магазин, мимо мясного прилавка и вошел в комнату, где были сложены картонки. Паренек все еще мыл пол.

– Там одной даме нужно помочь, – сказал Алекс.

– Что? – не понял паренек.

– Она хочет, чтобы ты отнес ее свертки в машину.

– А где Джерри? – спросил тот. – Это же работа Джерри.

– Не ко мне, – ответил Алекс. – Я просто передаю тебе, чего хочет та дама.

– Мать, – ругнулся паренек, однако засунул швабру в угол и вышел.

Как только он ушел, Алекс быстро проверил комнату насчет того, какая часть ее уже вымыта, выбрал самый дальний от двери угол и взял две картонки из-под туалетной бумаги. Положил одну на бок, чтобы открытая сторона приходилась к стене, затем перевернул другую и поставил ее перед первой. Затем быстро начал громоздить коробки одна на другую. Было без трех минут шесть, когда он обошел баррикаду и забрался в коробку, которую положил на бок в самом начале. Она была маловата, ноги не поместились, но их трудно было увидеть, так как он был укрыт курганом нагроможденных вокруг коробок.

Мгновением позже он услышал, как кто-то входит в комнату. Затем послышался шорох щетки. Чуть позже вошел еще один человек.

– Эй, Джерри, ты тут видел тетку? – спросил паренек.

– Какую такую тетку?

– Ну, которой что-то нужно было отнести.

– Что ты мелешь?

– Тут один парень сказал, что какой-то тетке нужно отнести свертки.

– Никакой тетки я не видел. Уже шесть. Кончай и пошли отсюда.

– Дай-ка совок.

Алекс слышал, как они заканчивали уборку. Снаружи доносились голоса из супермаркета. Служащие переодевались, проходя мимо комнаты, в которой он спрятался. Передние двери уже наверняка были закрыты. С полчаса потребуется на подсчет выручки и на то, чтобы положить деньги в сейф. Может, управляющий еще на полчасика подзадержится, сверяясь с книгами, кто знает? Алекс рассчитывал, что все они к семи покинут магазин. Арчи говорил, что к семи обычно никого не остается. Но чтобы играть наверняка, он будет прятаться до восьми.

– Ну как? – спросил паренек.

– Отлично. Ты что, медаль за уборку получить хочешь?

Оба рассмеялись и вместе вышли из комнаты. Алекс ждал. Откуда-то послышался мужской голос:

– …эту грудинку на утро, лучше прийти пораньше…

– Доброй ночи, Сэм.

– До завтра.

Где-то капала вода. Он лежал в коробке, свернувшись, как зародыш в чреве у матери, прислушиваясь к монотонному капанью воды и тиканью своих часов. Он вспомнил, что, когда еще ребенком жил в Бронксе, часто прятался под кухонным столом вместе со своей двоюродной сестрой Сесили, под лохматой скатертью, доходившей почти до полу. Мимо проходили ноги в туфлях. Они видели их из-под скатерти.

– Где дети? – спросила тогда тетка. – Вы не видели детей?