Текст книги "Русская мифология. Энциклопедия"

Автор книги: Е. Мадлевская

В мифологиях разных народов структура мирового пространства воспринималась состоящей, как правило, из трех частей. В архаических мифах и ритуалах обыгрываются и горизонтальная, и вертикальная структуры космоса. В последнем случае мировое пространство делится на верхний мир (небо), средний мир (земля) и нижний мир (подземное царство, преисподняя). Обычно с каждой из трех зон мирового пространства соотносятся соответствующие мифологические персонажи и животные. С верхом связаны птицы, с серединной частью – копытные животные, с низом – хтонические (подземные) животные и мифические чудовища. Представления о такой структуре мира сохранились в мифопоэтических текстах. Так, например, русской сказке известен мифологический мотив путешествия героя в подземный или в поднебесный мир. В былинах герой может странствовать по всем трем зонам мирового пространства, причем в образах животных, соответствующих этим зонам. В былине о женитьбе Потыка, герой, увозя жену Марью Лебедь Белую в Киев, делает остановку в чистом поле и ставит шатер, чтобы переночевать. Жена, оказавшаяся чародейкой, превращает богатыря в разных животных:

 
Розоставил кроваточьку со новых-то костей,
Со новых-то костей да с зуба рыбьего
Да валилсэ со Марфушкой – лебедь белыя
Розьсердилась-то на ёго Марфушка, лебедь белая.
Обвернула ёго да чёрным вороном,
Приказала лететь ёму по поднебесью;
Он летал-то всю ноцьку осённую,
А осённу-ту ноценьку до бела свету.
Обвернула другой раз да как добрым конём,
Да сама-то садилась как на добра коня,
Она ездила-то всю ночьку осённую;
Да того жа он ездил до бела свету,
Пролежал он весь день с утра до вецёра.
 

Обёрнула она тогда горносталюшком, Приказала копатьце да под кореньицём, Копалсэ Потык до бела свету, Приломал он свою да буйну голову.

В другом варианте былины Марья Лебедь Белая превращает Потыка последовательно в ясного сокола, серого волка и горностая. Очевидно, что образы этих животных соответствуют трем зонам вертикального членения мира. Путешествие по «иным» мирам в мифопоэтических традициях разных народов может быть связано с добыванием невесты или волшебного, магического предмета и т. п. Но во всех случаях пребывание героя за пределами «своего» пространства соотносится с вопросом познания «чужого» мира, его тайн, что оказывается необходимым для обретения им нового, более высокого социально-возрастного статуса.

В приведенном отрывке из текста былины стержнем, объединяющим пространственные зоны «поднебесья», «белого света» и подземного мира, скрыто выступает образ дерева: косвенным указанием на него может служить упоминание «кореньи-ца», под которым копается горностай. Дерево – мировое, или космическое, – типичный для мифопоэтического сознания образ, воплощающий модель мира. Этот образ известен практически всем народам в чистом виде или в вариантах, подчеркивающих ту или иную его отдельную функцию, – «древо жизни», «древо плодородия», «древо познания» и др. В мифопоэтичес-ких текстах в качестве трансформации мирового древа или как близкие по значению нередко используются также образы мировой оси, мирового столпа, мировой горы, креста, храма, лестницы, трона и подобные.

Строение древа отвечает представлениям о трехчастной организации пространства вселенной. При членении мирового древа по вертикали выделяются нижняя, средняя и верхняя части – корни, ствол и крона, соотносящиеся с основными зонами вселенной: небесным царством, земными миром и подземным царством. В мифопоэтических текстах и древнем изобразительном искусстве символами частей мирового древа выступают соответствующие образы. С кроной древа связываются птицы, чаще всего – орел.

Дерево добродетелей. Русский рисованный лубок.

Средней части соответствуют копытные животные – олени, лоси, коровы, кони, изредка – пчёлы, а в более поздних мифологических традициях – человек. С корнями мирового древа соотносятся гады – змеи, лягушки, – а также мыши, рыбы, фантастические чудовища хтонического типа. Образ космического дерева отражает не только пространственную структуру, он имеет универсальное значение для мифологического сознания. С помощью этого образа применительно к категории времени различимы прошлое, настоящее и будущее. В генеалогическом преломлении, например, он связывает предков, настоящее поколение и потомков. Для архаического мировосприятия возможны и другие соответствия трехчастной структуре дерева: три части тела (голова, туловище, ноги); три вида элементов стихий (огонь, земля, вода) и т. д. Таким образом, для каждой части мирового древа может быть определен целый ряд особых признаков. Собственно, благодаря образу мирового древа был возможен целостный взгляд на мир и определение человеком своего места во вселенной.

Согласно мифологическим представлениям, мировое древо помещается в наиболее важной, священной точке мирового пространства – его центре. В русских фольклорных текстах образ дерева довольно четко выступает как центр мироздания. Особенно часто он встречается в заговорах, где к нему совершается мысленное путешествие произносящего текст:

Есть в окиан-море, на пуповине морской лежит Латырь камень, на том Латыре камени стоит булатной дуб – и ветвие и корень булатной

На море, на Окиане, на острове на Буяне стоит дуб. Под тем дубом стоит ракитов куст, под тем кустом лежит бел камень Алатырь; на том камне лежит рунец, под тем рунцом лежит змея, скорпия

На море на окиане, на острове на Буяне стояло дерево; на том дереве сидело семьдесят, как одна птица

Вертикальный и горизонтальный миры (Ангелы, черти и другие мифические существа). Русский рисованный лубок.

Тот же набор пространственных объектов – океан-море, остров, дерево, камень, – представляющих собой элементы горизонтальной модели мира, центром которого являются два последних образа, известен и другим фольклорным жанрам: в частности сказке, загадке. Образ мирового древа в них может быть представлен как кипарис, карколист, дуб, береза или просто дерево и выполняет функцию канала связи между мирами.

Возвращаясь к вопросу космогенеза, следует отметить, что, согласно мифологическому сознанию, высшей ценностью обладает та точка в пространстве и времени, где совершился акт творения. Эта точка по отношению к пространству осмысляется как центр мира, а по отношению ко времени – как начало, то есть само время творения. Представления об этих координатах, задающих схему возникновения всего, что есть в пространстве и времени, соотносятся со структурой ритуала. Так, например, схема основного ритуального годового праздника, отмечающего переход от старого года к новому, воспроизводит картину, когда из хаоса зарождается космос, то есть порядок, упорядоченность. Соответственно мифологическому мировосприятию в конце года возникает кризисная ситуация, когда пришедшим в упадок силам космоса противостоят набравшие мощь силы хаоса. Как в «начале», происходит противоборство, которое заканчивается победой космических сил и воссозданием нового мира по образцу первотво-рения. Праздничный ритуал имитирует эти стадии творения.

Отмеченные положения в полной мере соответствуют русской святочной обрядности и представлениям о Святках, сохранявшимся вплоть до начала ХХ века. Основным смыслом святочного периода, по народным представлениям, являлось рождение нового года, в рамках которого формировались также судьбы природы, социума и каждого конкретного человека на следующий годовой цикл. Соответственно свойственной космо-генезу идее перехода от тьмы к свету Святки осмыслялись как темное время. Действительно, в русской культуре, земледельческой и потому ориентированной на цикличность «жизни» солнца, этот период знаменовался наиболее короткими днями и длинными ночами. В этом плане показательно также, что наибольшей значимостью в Святки отмечено именно темное время суток – вечер и ночь, на которые приходилось большее количество действий и обрядов святочного цикла. Даже для обозначения периодов внутри Святок в русской традиции использовалось слово «вечер»: «святые вечера» и «страшные вечера»; в Вологодской губернии Святки назывались «ворожными вечерами». Механизмы и характер действий и обрядов, производимых в святочное время, свидетельствуют о восприятии этого периода как особой пространственно-временной точки. В ней, во-первых, соединяются прошлое, настоящее и будущее. Ведь Святки как празднование перехода к будущему захватывали конец старого и начало нового года. Во-вторых, в это время предполагались возможными взаимопроникновение и контакт разноприродных «миров»: живых и мертвых, людей и мифологических существ, культуры (социума) и природы, – которые в обыденное время считались четко разграниченными и, в определенном смысле, самодостаточными. Идеей контакта и взаимообмена между «мирами» пронизана почти вся святочная обрядность. Во время гаданий, например, предполагалось, что знание о судьбах, которые «пишутся» за пределами мира людей, приобретается в результате общения с нечистой силой, связанной с миром мертвых и миром природы. Так же и исполнители обрядовых действий в обходных ритуалах славления Христа и посевания, колядования и ряженья воспринимались в традиционном сознании как посредники между миром людей и миром природы. Такое положение, свидетельствующее о размытости пространственно-временных границ, явно отмечено признаками хаоса. Хаотичность святочного периода, допускающая диалогические отношения мира людей с «иными» мирами, делает возможным получение сакральной информации, знания об идеальном миропорядке, которое дает энергетический толчок для нового жизненного витка в наступающем годовом цикле. В связи с этим следует упомянуть о приуроченных традицией к Святкам словесном и акциональном элементах праздника. Речь идет об озвучивании в это время фольклорных текстов и совершении действий, содержащих представления об устройстве мира. С точки зрения мифологического сознания, произнесение таких текстов и совершение таких действий можно рассматривать как магическое «подкрепление» для осуществления процесса миротворения. Так, у русских в святочный период вечерами было принято загадывать загадки и рассказывать сказки, что при свойственной мифологическому сознанию вере в магическую силу произнесенного слова и в возможность его материализации должно было способствовать акту «рождения» мира. Загадывание загадок в конце XIX – начале ХХ веков воспринималось как одно из развлечений праздничного времени. Тем не менее истоки формирования самого жанра восходят к глубокой древности, а приуроченность загадывания загадок к определенным временным моментам в рамках суток и годового цикла свидетельствует о ритуальном характере этого занятия. Построенные на приемах иносказания, сравнения, метафоры, аллегории, загадки содержат закодированную информацию о явлениях природы, свойствах и качествах предметов. Примером, отражающим с данной точки зрения специфику этого жанра, может служить текст вечерочной песни, имеющий вопросно-ответную форму и являющийся по сути цепью загадок:

 
Загонуть ли, загонуть ли семь-ту загадок?
Отгонуть ли, отгонуть ли семь-ту загадок?
Что-то гриёт, что-то гриёт во всю землю?
Сонце гриёт, сонце гриёт во всю землю.
Что-то свитит, что-то свитит во всю ночкю?
Мисяц свитит, мисяц свитит во всю ночкю.
Что-то бежит, что-то бежит и без ножье?
Вода бежит, вода бежит и без ножье.
Что-то литит, что-то литит и без крылья?
Снег-от литит, снег-от литит и без крылья.
Что-то ростёт, что-то ростёт без коренья?
Камень ростёт, камень ростёт без коренья.
Что-то вьётцё, что-то вьётцё выше древа?
Хмель-от вьётцё, хмель-от вьётцё выше древа.
Что-то цветёт, что-то цветёт без нацвету?
Девка цветёт, девка цветёт без нацвету.
Загонули, загонули семь-ту загадок.
Отгонули, отгонули семь-ту мудрёных.
 

Отгадки на подобного типа вопросы предполагают знание устройства мира и признаков тех или иных природных явлений, сведения о которых закреплены в традиции и передаются из поколения в поколение. О магическом значении загадок свидетельствует система запретов на их загадывание. Так, у многих народов, и в частности у восточных славян, существовали запреты на загадывание загадок днем, то есть при дневном свете, летом и в Рождественский пост, предшествующий Святкам. В некоторых местах на Украине этот запрет, приуроченный к посту, связывался с опасностью для молодняка скота, так как в этот период у домашних животных начинался окот. Русские Пермской губернии считали, что при нарушении данного запрета коровы не будут возвращаться с поля домой, волк может их задрать, а сам человек заблудится в лесу. Неблагоприятные последствия нарушения запрета возникают как реакция на несвоевременность произнесения текстов, отражающих в том или ином ракурсе вопросы мироустройства; слово, подобно действию, совершенному в неурочное время, вносит дисбаланс в установленном уже на данный годовой цикл миропорядке. И если загадывание загадок преждевременно в летнее время или в Рождественский пост, то в период Святок проговари-вание текстов-загадок, огласовка содержащихся в них основ миропорядка продуцирует их реализацию в подходящий, по традиционным представлениям, для этого момент.

С представлениями о формировании мироустройства в святочное время связаны, по всей видимости, сложившиеся в традиции запреты совершать в течение этого периода действия, представляющие собой технологические приемы ряда ремесел. Так, у восточных славян, и в частности у русских, в Святки не разрешалось заниматься женским рукодельем: прясть, сматывать в клубок нитки, связывать нити и завязывать узлы, ткать. Вспомним, что акт творения миропорядка в народном сознании уподоблялся процессам прядения или тканья. Не принято было в Святки также плести лапти, вить веревки, гнуть какие-либо детали для изготовления утвари или орудий труда, городить изгородь и т. п., то есть совершать действия, в основе которых лежат приемы, типологически близкие витью и плетению. Кроме того, к святочному периоду относились также запреты молотить, сбивать масло, молоть в жерновах. Эти действия, связанные с идеей форморазру-шения и формообразования, а также основанные на движении верчения, по всей видимости, имеют в мифологических представлениях то же значение, что и процессы прядильно-ткацкого ремесла. Нарушение всех этих запретов можно расценивать как вмешательство простых людей своими действиями, носящими обыденный характер, в космогонический процесс. Такое вмешательство может нарушить его, внеся дисбаланс и дисгармонию в устанавливающийся миропорядок. Не случайно в народе считали, что нарушение запретов должно было повлечь за собой негативные последствия, сказывающиеся не только на нарушителях, на судьбах их будущих детей, на здоровье домашних животных, на приплоде скота в их хозяйстве, на урожае, но и на природных явлениях в новом году. Так, например, в Московской губернии считали, что из-за нарушения запрета мотать в Святки нитки летом будут сильные ветры, которые извертят рожь. Тот, кто прядет под Новый год (в данном случае мартовский: в Древней Руси до ХУ века, судя по летописям, Новый год начинался в марте), может «отслюнить замурованную зиму», то есть возвратить зимние холода. Из приведенных случаев очевидно, что совершение запретных действий ведет к нарушению природных процессов, что, в свою очередь, должно сказаться непосредственно на судьбе урожая и, соответственно, привести к отрицательным последствиям для всего социума. При этом, согласно народным представлениям, именно в святочное время особую «трудовую» активность обретают прядущие мифологические существа или домашние духи типа кикиморы, которые, как известно из народных поверий, сучат пряжу в ночь под Рождество или в течение всех Святок. По-видимому, только природным духам позволительно выполнять в значимое время запретную работу. Вместе с тем переведение запретных действий в условный план нашло широкое распространение в святочных развлечениях. Так, в названиях молодежных игр и хороводов, а также игр ряженых, которые приурочивались к святочным игрищам, сохранилось указание на запретные действия: «ручеек заплетать», «завивать венок», «плетни заплетать», «ка-пустку завивать», «в жты», «шубу шить», «сапоги шить», «гнуть ободья», «мельник», «мельница», «масло мешать» и т. п. Характерно, что и хореография большинства хороводов построена на движениях заплетания-завивания, приводящих к форме круга или линии из участников, руки которых переплетены в строгом порядке.

В действах ряженых нередко имитировались запретные операционные приемы. Так, например, изображая помол муки, один ряженый ложился на лавку, накрываясь пологом, и водил рукой в горшке с камушками, поставленном на пол, а другой ряженый кидал в девушек снегом из лукошка, как будто мука пылит. «Мешая масло», ряженая женщина тоже крутила в ведре снег трепалом (деревянный нож для трепания льна), а затем ударяла своим «орудием» девушек ниже спины. Широкое распространение на Русском Севере нашло ряженье в кикимору. Атрибуты «мифологической пряхи» лишь отдаленно напоминали реальные: вместо веретена – палка с наростами, вместо пряжи – солома или мокрая кудель. «Профессиональные» действия «пряхи» вызывали смех присутствующей на игрище молодежи и зрителей: старухи, одевшись кикиморами, усаживались на полатях и, свесив ноги с бруса, ставили прялку между ними и в такой позе пряли. В некоторых местностях «кикимора» выдергивала «пряжу»-солому себе на подол, а затем разбрасывала мутовкой – палкой для размешивания теста – по всему полу; прялку «пряха» использовала как музыкальный инструмент, «тренькая» или стуча по ней в такт идущей пляске, и требовала от девушек: «Девки, пляшите, а то замараю!». В отдельных случаях «кикимора» тихо приходила на игрище, садилась в красный угол и начинала «работать», не разговаривая ни с кем, чем давала молодым понять, чтобы они тонко и вовремя пряли; после беседы «кикимора» так же молча уходила. Нередко приход «кикиморы» завершался поджиганием «кудели» и шумом. Очевидно, что выполнение запретных действий, переведенных из бытового плана в игровой, имело ритуализованный характер, так как обязательно осуществлялось в Святки в рамках развлечений молодежи и игр ряженых. Это свидетельствует о том, что как соблюдение запретов, так и условное, символическое совершение запретных действий служили благополучию формирования миропорядка на следующий год. Таким образом, Святки как особая пространственно-временная точка и их обрядовая сфера, соотносимая с идеей первотворения, являлись своего рода энергетическим импульсом, дающим начало очередному витку жизни природы. Переход от старого года к новому – не единственный праздник, обнаруживающий связь с элементами архаического мировосприятия. Для традиционной культуры, даже на позднем этапе развития, свойственна ориентация на «священные» былые времена. Мифологическое прошлое довольно широко находит отражение и остается значимым в обрядовой практике.

Небо и небесные светила. – Солнце и месяц. – Луна. – Происхождение звезд и их названия. – Земля и ландшафтные объекты

Согласно легендам, земля плоская, как тарелка, по краям она сходится с небом. Владимирские крестьяне полагали, что небо имеет вид громадного сводчатого потолка, который соединяется с землей «по краям света». Небо создал Бог, чтобы жить там вместе с ангелами, херувимами и святыми угодниками. Это произошло в третий день творения. Во многих местах широко бытовало представление, что кроме видимого с земли неба существует еще несколько небесных сводов. В зависимости от местных представлений, их всего три, семь или одиннадцать, и на последнем из небес живет Бог. С этими представлениями связано известное народное выражение «быть на седьмом небе», означающее «радоваться», «быть счастливым». Небо, по народным поверьям, имеет плоскую форму, как земля. Место их соприкосновения находится очень далеко, там, куда никто не доходил. Здесь располагается беспредельное, вечно бушующее море. Этого места достигают лишь души умерших с помощью ангелов. Небо имеет отверстия, через которые на землю проливается дождь и выходят звезды. Кое-где небо представляли состоящим из некого твердого вещества, подтверждая это мнение тем, что по небу ездит Илья Пророк в своей колеснице. Подчас крестьяне верили, что небо – это отверделая оболочка из дыма. Между небом и землей существует навес – «облако» вроде полотна, не дающее сгореть земле и всему живому на ней. В некоторых местах считали, что небесный свод покрывает весь свет, и концы его впадают в море, скрываясь на его дне. На берегу этого моря живет необычайно сильный народ, люди которого отличаются одноглазостью. У русских и украинцев местами рассказывали, что там, где на конце света небо опирается на землю, женщины кладут на край неба прялки после работы или вальки, когда моют белье на речке.

Во многих местах крестьяне были убеждены, что небесные светила сотворены из огня. Главным из них, по традиционным представлениям, является солнце. В народе его нередко называли «царем неба». Солнце освещает и согревает землю днем, а ночью оно скрывается за пределами земли, как бы обходит ее и наутро снова появляется на востоке. Кое-где у восточных славян солнце представляли огромнейшей искрой, которая неизвестно как держится в пространстве, или огненным несгораемым шаром. Где-то считали солнце огнем, который поддерживает «какой-то дед», и в зависимости от его желания то начинается день, то наступает ночь. В некоторых местах небесное светило представляли большим колесом и полагали, что его можно достать даже рукой, когда оно снижается на закате. Заходящее солнце опускается в море, которое окружает землю, как яичный белок охватывает желток. Распространены были также представления об уходе его на ночь за землю, за горы или «на тот свет». Почти повсеместно в народе были уверены, что земля стоит неподвижно, а солнце движется вокруг нее. В полдень оно немного отдыхает, а вечером вовсе отправляется на покой. Ночью дневное светило спит, а утром встает. У украинцев рассказывали, что когда-то давно там, где восходит солнце, жила необыкновенная красавица-панна. Перед тем как светилу подниматься на небо, она мыла его и хорошенько вытирала. Поэтому в прежние времена солнце светило значительно ярче. Соответственно мифологическому сознанию, солнце могло олицетворяться и восприниматься как живое существо в виде человека, похищающего себе жену среди людей. Подобные представления нашли отражение в ми-фопоэтических текстах, в частности в сказке:

Жили себе муж с женою, и было у них двое детей – сын и дочь. Дочь была такая красавица, что краше ее на всем свете не найти. Солнце, как только увидело ее, тотчас же ночью и уворовало себе в жены. Брат проснулся и, когда убедился, что сестры нет, не мешкая, взял котомку и пошел туда, где Солнце заходит, чтобы отнять у него сестру. Идет он да идет. Когда не стало у него хлеба, он зашел к одному человеку и говорит: «Дайте подорожному кусок хлеба». – «Нажни копну ржи, тогда дам тебе целый хлеб; если же не нажнешь, то и куска не дам». Вот он пошел в поле; жал, жал, да не нажал еще трех снопов, а Солнце взяло и зашло. Хозяин и говорит: «Ну, если так, то не дам тебе и куска хлеба». Пошел брат голодный. Заходит к мельнику, выпросил у него муки и понес, чтобы продать; а Ветер взял да и развеял муку. Заплакал брат и пошел дальше. Идет, идет, – прилег отдохнуть да и заснул; а Мороз взял и отморозил ему палец. Проснулся брат, заплакал и пошел себе дальше Приходит туда, где заходит Солнце, а навстречу ему сестра: «Где бы мне спрятать тебя, потому что, когда придет Солнце, оно тебя испечет?» Взяла да и пустила его в погреб. Только она вернулась в хату, как является домой Солнце. Сбросило свои ризы, повесило их около входа в погреб и входит тоже в хату. Сестра спрашивает: «А ризы ты куда дело?» – «Повесило у погреба», – отвечает Солнце. «Там в погребе мой брат, он ведь наверно испекся!» Побежала туда, смотрит – брат уже чуть-чуть дышит. Сестра облила его водой; он ожил и пошел с сестрой в хату к Солнцу. Глядит – за столом сидит Солнце, а на печке – Солнцева мать, такая губастая Поздоровался брат с Солнцем, поужинал, а Солнце и говорит: «Пора мне уже всходить, да я утомилось, – разве ты иди за меня?» Одел брат Солнцевы ризы, взобрался по лестнице на небо и поломал после того лестницу. Идет да идет он по небу, приходит на то место, где Солнце завтракает. Сел он, наелся, напился; затем поколотил посуду и пошел дальше. Идет да идет, встречает Ветра. Как хватит его за чуб, да кругом себя, да как начал бить, приговаривая: «Вот тебе мука! Вот тебе мука!» Ветер ну кричать и дуть – и надул такую тучу, что и Господи! Схватилась буря и стала крутить. Брат испугался и пустил Ветра. Буря тогда утихла, и брат пошел себе дальше. Приходит на полдень; а там стоит золотое кресло, где Солнце отдыхает, и стол с разными яствами и напитками. Он сел, наелся, напился, лег-отдохнул и пошел себе дальше. Идет да идет, встречает Мороза. Как схватит его за чуб да как начал бить; Мороз просился-просился, наконец, как-то вырвался и удрал. Брат выругал его и пошел дальше. Приходит на заход солнца, а там стоит лестница, по которой Солнце спускается на землю. Брат спустился на землю и поломал эту лестницу. После того пришел он к Солнцевой хате, сбросил с себя ризы и спрашивает сестру: «Где Солнце?» – «Спит», – отвечает сестра. – «Ну, так бежим!» Когда Солнце проснулось, увидело, что их нет, рассердилось и скорее на небо, чтобы настал день. Прибегает к лестнице, а лестница, оказывается, поломана. Солнце пока стало ее прилаживать, то уже и обедать время, а оно все еще не всходит; люди в полном изумлении. Наконец, как-то наладило лестницу, влезло на небо, глядит – а есть нечего: все поразлито, поразбито. Пошло оно дальше, встречает Ветра. «Кто это наделал так?» – спрашивает Солнце. – «А это тот, который шел вместо вас, – отвечает Ветер, – да еще и меня побил, и Мороза побил». Солнце давай тогда бранить брата. Приходит на заход – нельзя слезть на землю. Солнце ну кричать изо всех сил. Услышала мать его, приладила как-то лестницу, и оно, наконец, слезло. «Ну, и хитрый же, чертов сын! – говорит, – наделал он мне такого, что теперь не буду показываться людям целую неделю». Полезло на небо и попросило Ветра; а он как нагнал тучу, как начал лить дождь, а Мороз как придавил, – стало так холодно, что померзли ягнята Да уж какая-то ведьма сделала так, что перестал идти дождь, потому что ее ягнята померзли. Повсеместно месяц признавался вторым по важности небесным светилом после солнца. Народная память сохранила мифологические представления об их родственной связи: чаще всего считали, что солнце приходится старшим братом месяцу. Это мнение отразилось в загадке о месяце и солнце: «Младший уходит, а старший приходит». Обязанность месяца состоит в освещении земли ночью, когда солнце отдыхает. Иногда ночное светило воспринимали как небесный камень. Не случайно месяц загадывает-ся в загадке через образ камня: «Камень – пламень». Украинцы полагали, что он сделан из того же материала, что и солнце, и величины они одной – «не больше заднего колеса в телеге».

На луне можно увидеть пятна в виде двух людей и ушата. Эти пятна обычно связывают с библейским сюжетом о Каине и Авеле, получившим своеобразное оформление в народном сознании. Согласно одной из легенд, братья на лугу складывали в воз сено. Они поссорились, и Каин проколол брата вилами. По суду Божьему, братоубийцу не могла приютить ни земля, ни вода, ни другое какое место. Только месяц, ослушавшись Божьей воли, дал ему пристанище у себя. С тех пор месяц носит на себе отпечаток страшного греха Каина. В лунных пятнах крестьяне видят изображение убийства одного брата другим. С этим сюжетом иногда связывается и объяснение фаз луны. В Подольской губернии рассказывали, что луне, за то, что на ней изображено убийство Каином Авеля, Бог судил каждый месяц рождаться, расти и умирать. После своей смерти она нисходит в ад, перетапливается там, очищается и затем рождается вновь. Лунные фазы объясняются в народе и по-другому: на луне есть особая заслонка, которой заведует святой Юрий, он то поднимает, то опускает эту заслонку. Луна, как и солнце, в мифопоэтическом сознании нередко олицетворялась в образе человека: мужчины или женщины. Таковой она изображается, например, в жанре загадки: «Круглолицый, светлоокий / Ходит, гуляет, людей утешает»; «Круглолица, белолица во все зеркала глядится».

О природе звезд существовали различные представления. Широко бытовало восприятие звезд как свечей, которые на небе зажег Бог. Зачастую звезды считали младенческими душами и душами праведных людей, которые смотрят с неба на своих родственников. Кое-где о звездах думали как о детях солнца, олицетворяемых иногда в образе маленьких мальчиков. Подобные представления о родственных отношениях небесных светил нашли отражение в обрядовой поэзии, сопровождавшей святочный ритуал колядования. В песнях-колядках с помощью приема метафоры крестьянская семья изображается как небесная семья: отец называется «красным солнышком», «малы детушки» – «частыми звездочками». Иногда же хозяин дома, хозяйка и их дети соотносятся, соответственно, с образами светлого месяца, красного солнышка и частых звездочек. По мнению крестьян, звезды созданы Богом для освещения земли и устроены так, что свободно могут перемещаться с одного места на другое. В космологических представлениях звезды уподобляются также гвоздям в куполе неба, что нашло отражение в текстах загадок: «Синие потолочины золотыми гвоздями приколочены»; «Сито бито, золотом обито». Крестьяне полагали, что звезды вращаются вокруг основного «гвоздя» – Полярной звезды. Не случайно в народе эту звезду называли словом «стожар», означавшим «шест, который втыкали в землю посреди стога для его устойчивости».

Созвездия, наиболее значимые в народном сознании, соответственно своей форме получили названия, отражающие разные реалии крестьянской жизни. Так, созвездие Большой Медведицы чаще всего называли «лось». Но были и местные названия: «воз» или «колесница» – в Санкт-Петербургской, Тверской, Смоленской, Орловской берниях, «звездожар» – в Калужской. На Ор-ловщине для него употреблялось название «коромыслица», а у курских крестьян – «возница» и «корец» (ковш). Для созвездия Плеяд в украинской традиции известно название «квочка» (курица), а в русской – «стожары» (ряд шестов или длинных кольев для скирды), «утиное гнездо». В народных говорах созвездие Малой Медведицы имело название «пасека», созвездие Лебедя – «крест», Волосы Вероники – «волосожар». Множество местных названий существовало для созвездия Орион: наиболее частое – «косари», а также «кичига» (орудие для молотьбы) – в северных, восточно-русских губерниях и в Сибири, «грабли» – в Саратовской губернии, «коромысло» – в Архангельской и Орловской, «оржаные промежки» – в Пермской, «лосек» – в Псковской бернии. Иногда народные названия заключали в себе не отдельный образ, а целый мотив. Так, созвездие Орла обозначалось предложением «Девка воду несет». Венеру крестьяне называли «вечерней зорницей».