Текст книги "Русская мифология. Энциклопедия"

Автор книги: Е. Мадлевская

У восточных славян цветок иван-да-марья являлся символом купальских празднований. Во многих местностях у русских он известен также под названиями «цветок Купалы», «купавка»,

«купальница», «Иваньковский цвет». Белорусы называют его «брат и сестра» и «цветок плача», а украинцы – «братками».

Происхождение этого цветка у восточных славян и некоторых народов, соседствующих с ними – поляков, литовцев, связывается с фольклорным мотивом наказания брата и сестры за инцест – кровосмесительный брак. Так, у русских известно поверье о превращении брата и сестры, вступивших в запретную связь, в цветок, который, соответственно их именам – Иван и Марья, так и стал называться иван-да-марья. У украинцев и поляков широко распространены легенды с близким сюжетом: брат и сестра, разлученные в детстве, долго ходили по свету, а встретившись, не узнали друг друга, поженились и лишь позже узнали, что они брат и сестра. От стыда и горя они превратились в траву, цветы которой – синего и желтого цвета. В фольклоре всех восточных славян встречаются баллады и песни, в которых рассказывается о том, что брат и сестра едва не поженились или уже повенчались, но перед брачной ночью узнали о своем родстве:

 
А в скресенье венчали,
В понедельник спать клали.
Стал пытати детина,
Якого роду девчина.
«Я с Киева войтовна, По батюшке Карповна!»
Стала пытати девчина,
Якого роду детина:
«Я с Киева войтович, По батюшке Карпович!»
«Ах, и где ж тому было,
Чтоб сестра за брата шла?
Сестра за брата не йдет,
А брат сестру не берет!
Мы пойдем у поле,
Мы скинемся травою
А что братец с сестрою!»
 

Эти баллады чаще всего использовались в качестве купальских песен. Невольное нарушение брачного запрета, встречающееся в обрядовых песнях на этот сюжет, соотносится с бытовавшими в народе рассказами о том, что в купальскую ночь в древние времена снимались запреты на любовные отношения между всеми мужчинами и женщинами. Этим обычаем объясняется и тот факт, что инцестуальные мотивы являются наиболее частыми именно в купальских песнях. Широко был распространен, например, купальский песенный сюжет о брате, который хочет убить свою сестру-соблазнительницу. В другой песне делается акцент на том, что инициатива в предложении инцеста принадлежит сестре:

 
Ходит коник
Вороненький.
На том коне <…>
Иван сидит,
За ним Марья <…>
Вдогон бежит:
«Постой, Иван <…>
Скажу нечто! <…>
Тебя люблю <…>
С тобой пойду!
Загадаю <…>
Три загадки.
А что растет <…>
Без кореня?
А что горит <…>
Без полымя?
А что бежит <…>
Без повода?»
 

В этой песне содержится архаичный мотив разгадывания загадок космогонического характера (в данном случае разгадка – камень, сажа, вода), который в мифопоэтических текстах имеет отношение к теме испытания на знания, свидетельствующие о готовности к браку.

Сопоставив фольклорный и обрядовый материал восточных славян с мифологиями других народов, исследователи пришли к выводу, что в основе легенд, поверий, купальских песен об инцесте, в том числе и текстов о происхождении цветка иван-да-марьи, лежит архаичный миф о близнецах, один из которых – Иван – связан с жизнью и огнем, а другой – Марья – со смертью и водой. Их отношения в обрядовых песнях соотносятся с древним мотивом брачного поединка огня и воды, то есть именно тех противостоящих друг другу природных стихий, которые имели первостепенное значение в купальской обрядности.

Песни о происхождении цветка иван-да-марьи, связанного с нарушением брачного запрета между братом и сестрой, исполняли в купальскую ночь, пока не сгорало колесо и не затухал обрядовый костер.

В украинских поверьях этот цветок является символом спасения от любви людей, близких по крови. У русских иван-да-марью наряду с некоторыми другими травами использовали для изготовления венков – девичьих головных уборов купальского праздника. Бросая эти венки в воду, девушки гадали о своей судьбе: если венок прибьется обратно к берегу, значит, в этом году остаться в девушках; уплывет к другому берегу – к замужеству; ну, а если венок потонет – гадающую ждет смерть. В Санкт-Петербургской губернии девушки, совершая ритуальное омовение в день Ивана Купалы, входили в воду с цветами иван-да-марьи и отпускали их: если цветок тонул, это предвещало смерть.

Как и другие травы, цветок иван-да-марья в день летнего солнцестояния, когда природа достигала наивысшего расцвета, обладал, по народным представлениям, магической силой, которой крестьяне старались успеть воспользоваться. Повсеместно в день Аграфены Купальницы и Ивана Купалы в лесах и полях собирали травы и цветы. Как правило, за ними отправлялись девушки и молодки – вышедшие замуж в текущем году. В Псковской губернии они, ходили по полю в «рядок» – взявшись за руки, пять-шесть человек – и, собирая растения, обязательно пели:

 
Пойдем, девки, лугом,
Станем, девки, кругом,
Сорвем по цветочку,
Совьем по веночку,
Куда их денем?
Невестам оденем.
 

В некоторых местах вместе с девушками за травами ходили и парни. Растения, среди которых цветок иван-да-марья встречался наиболее часто, приносили в деревню большими охапками. Их рассыпали по полу в храмах, жилищах и по земле во дворах, клали к окнам и около икон. Эти растения считались и лучшим средством от различных неприятностей. Во время грозы сохраненную травку бросали в печь, чтобы уберечь дом от ударов молнии, то есть от стихии огня. Цветок иван-да-марья, сорванный в купальскую ночь, клали в углы избы: по поверьям, это помогает избежать кражи. Вор не войдет в дом, где есть иван-да-марья, потому что «брат с сестрой будут говорить; вору будет чудиться, что говорит хозяин с хозяйкой». В белорусской традиции этот цветок – «брат-сестра» – использовали как целебное средство: купальским утром его давали коровам, чтобы были благополучны. Здесь же считали, что он помогает от кашля. В Полесье вплоть до второй половины ХХ века с этой же травой, называемой здесь «братками», купали детей, чтобы они хорошо спали.

В мифологических представлениях восточных славян о растениях папоротник занимал особое место. Согласно народным поверьям, он распускает свои цветы один раз в году – в купальскую ночь: ровно в полночь на папоротнике появляется золотой цветок с огненно-красным отливом, цветущий всего несколько мгновений. Связь папоротника именно с купальскими празднованиями и представления об огненном облике его цветка, вероятно, послужили возникновению в местных говорах такого его названия, как «купоротник». Это слово, по всей видимости, родственно имени Купалы, которое, в свою очередь, восходит к индоевропейскому корню kup– со значением «кипеть, вскипать, страстно желать», и соотносится с понятием огня. В некоторых местностях папоротник известен под названием «кочедыжник».

Цветку папоротника, столь необычному, естественно приписывали чудодейственные свойства. В народе верили, что человек, увидевший этот горящий цветок или завладевший им, получал способность знать прошлое и будущее, понимать язык животных, птиц и растений, видеть и добывать спрятанные под землей клады, открывать замки, становиться невидимым. Согласно представлениям сибиряков, тот, кто сорвал цвет папоротника, может видеть происходящее только в купальскую ночь – цветение земли, леса и воды, что не дано обычным людям. Русские крестьяне считали, что цветок папоротника приносит счастье и удачу тому, кто сумел им завладеть. Песни, исполнявшиеся во время купальских празднований, повествуют о приворотных свойствах папоротника: с его помощью «сердце девичье огнями зажигают на любовь».

Чтобы получить волшебный цветок, в глубине леса, где не слышно пение деревенских петухов, нужно заранее приметить папоротник и прийти к нему в купальскую ночь. По поверьям, цветок папоротника охраняет нечистая сила, и, чтобы защититься от нее, следует зачертить себя магическим предметом. Для очерчивания круга обычно использовали «васильевский огарок», то есть остаток лучины, зажигаемой накануне Васильева дня, или какой-нибудь металлический предмет – кочергу, нож или топор; иногда зачерчивались рябиновой палкой. В Вологодской губернии считали, что прежде всего перед папоротником нужно расстелить скатерть, сесть на ее краю и обвести указательным пальцем правой руки вокруг скатерти три раза. Это делали для того, чтобы успеть подхватить цветок. Видимо, с использованием скатерти в этой ситуации связано одно из названий папоротника – «скатерник-кочедыжник».

Чтобы уберечься от нечистой силы, ожидая появления цветка, зажигали «Христову свечку» – свечу, горевшую во время Пасхальной службы, и произносили молитву «Да воскреснет Бог и расточатся врази» или специальный заговор: «Талан Божий суд твой, да воскреснет Бог». В некоторых случаях, наоборот, – старались сохранять полное молчание. В Симбирской губернии хорошим оберегом в подобной ситуации считали принесенное из дома Евангелие.

Ожидание требовало большого терпения и мужества, так как нечистая сила, тоже заинтересованная в получении цветка папоротника для поддержания своих сверхъестественных способностей, стремилась отвлечь или напугать человека. В быличках рассказывается, что охотник за волшебным цветком слышит дикий хохот и крики, наводящие ужас, ему кажутся черти и гады, ощущается вдруг дым пожара или чувствуется под ногами колебание земли. Нечисть может также навести сон на смельчака.

Чтобы не пропустить момент цветения, следует внимательно следить за растением, не оглядываясь по сторонам. Как только цветок появится и засветится, его нужно, не мешкая, сорвать – иначе он сам отделится от растения и начнет перемещаться по всему лесу. В некоторых местах считали, что папоротник цветет столько времени, сколько необходимо для прочтения Господней и Богородичной молитв. Сорванный цветок лучше всего завернуть в скатерть и нести домой, молча и ни в коем случае не оглядываясь. На обратном пути нечистая сила в надежде отнять волшебное растение, окликает человека голосами его родственников и знакомых, принимает их облик и начинает заговаривать с обладателем цветка, смешить или пугать его. Если человек поддавался на обман, оглядывался или вступал в разговор, цветок исчезал бесследно.

В некоторых местных традициях – в Пошехонье Ярославской губернии и Вятском крае – считали, что очерченный круг нельзя покидать до первого крика петухов, когда нечисть становится бессильна и не может отнять у человека добытый им заветный цветок. Чтобы справиться со страхом, следовало неподвижно лежать на земле внутри круга, смотреть в небо и непрерывно считать звезды.

Для лучшей сохранности цветок обмазывали воском. А использовали его с разными целями. Для обнаружения спрятанного в земле клада цвет папоротника подкидывали в предполагаемом месте вверх: цветок должен засверкать в воздухе и упасть туда, где зарыт клад. Чтобы стать невидимым для человеческого глаза, следовало взять цветок в руки или положить его за щеку. По поверьям сибиряков, цветок папоротника можно обменять на что угодно у черта. Для этого, добыв цветок, нужно было сразу же отнести его в церковь и спрятать под престолом, а в праздник Крещения Господня забрать и прийти с ним на реку, где должен появиться черт и предоставить за цветок желаемое.

Волшебный цветок мог попасть в руки человека случайно. У русских широко был распространен мифологический рассказ о крестьянине или пастухе, отправившемся в купальскую ночь на поиски пропавшей скотины в лес. Задетый им цветок папоротника попал в лапоть и помог не только отыскать животных, но и открыл человеку тайны мира. Однако при переобувании цветок из лаптя незаметно выпал, и его бывший владелец забыл все, что с ним произошло. В другом варианте этой истории крестьянин продал свои лапти черту, не зная о том, что в одном из них находится цветок папоротника.

У русских существовали мифологические представления не только о волшебном цветке, но и о необычных свойствах самого растения. В Вологодской губернии верили: чтобы замолить грехи, нужно в полночь на Ивана Купалу лечь в заросли папоротника. Здесь же считали, что он обязательно должен быть в составе веника из собранных в купальскую ночь трав, который на следующий день использовали в бане. Этим веником натирали распаренное тело, чтобы на год избавиться от всех болезней. Девушки же парились купальским веником, надеясь, что их тело будет «молодиться», кожа и лицо станут белыми и красивыми. Повсеместно папоротник, вместе с другими травами, собирали в купальскую полночь для гадания: в зависимости от местной традиции девушки клали их под подушку или в головной платок вместе с кольцом, вплетали в косу, после чего ложились спать со словами: «Суженый-ряженый, приходи в мой сад гулять!» – твердо веря, что во сне увидят своего жениха. Сорванные в купальскую ночь листья папоротника употребляли в качестве оберега: их пропускали сквозь звенья цепочки, которую владелец носил на теле, с уверенностью, что ни один человек не сможет пожелать ему зла.

Всем известен сказочный образ молодильных яблок, которые обычно находятся далеко, в «тридесятом», «подсолнечном», «девичьем» царстве – там, куда «много ходцев – мало выходцев». За этими яблоками охотятся для того, чтобы вылечить ослепшие глаза, помолодеть, продлить жизнь. Мифологические представления о плодах яблони как эликсире молодости, сохранившиеся в сказке, не случайны. С глубоких времен растения, особенно такие их части, как плоды и семя, в культурах всех народов связывались прежде всего с идеями плодородия, вечного кругооборота жизни и ее непрерывного развития.

Яблоневое дерево и его плоды широко использовались в восточнославянских обрядах, направленных на воспроизводство жизни и ее умножение. В мифопоэтическом сознании яблоко наделялось магической силой. Поэтому оно часто входило в состав ритуальных блюд, вкушаемых во время трапез в обрядах как календарного, так и жизненного циклов. Так, одним из таких обрядовых блюд в западных и южных районах России, у украинцев и белорусов был «узвар», или «взвар», – компот из сушеных плодов разных фруктовых деревьев, в том числе и яблоневых. Это блюдо обязательно подавали на стол в рождественский сочельник, а также во время свадебного застолья и поминальной трапезы.

Вера в продуцирующую силу плодов, и в частности яблок, очевидна в некоторых земледельческих обрядах. Так, в Витебской губернии перед посевом ржи, чтобы добиться ее высокого роста, сеятель срывал с деревьев несколько груш и яблок и подбрасывал их вверх. Магическая сила яблоневого дерева распространялась и на человека: в Новгородской губернии в Великий четверг рано утром девушки ходили «под яблони чесать свои волосы, – чтобы росла коса». У украинцев верили, что от бесплодия может помочь яблоко, долго висевшее на яблоне.

То, что яблоко в традиционном сознании наделялось особыми свойствами, объясняет частое использование его в качестве дара или подарка во время некоторых календарных праздников. У многих славян яблоки непременно дарили детям в период перехода от старого года к новому, который осмыслялся в крестьянском сознании как основной календарный рубеж, когда формируются судьбы людей. То, что яблочко являлось именно детским подарком, – не случайно: ведь дети всегда воспринимались как продолжение жизни предыдущих поколений, и они, соответственно возрасту, больше других нуждались в накоплении жизненной силы.

Самое широкое применение яблоня и ее плоды нашли в свадебной обрядности. Практически у всех славян они являлись частью свадебного деревца. Его изготавливали из яблони или другого дерева, украшали лентами, лоскутками, яблоками. В некоторых славянских традициях – у поляков, болгар – этот обрядовый атрибут, независимо от того, какое дерево было в его основе, так и называлось «яблонька». У русских свадебное деревце связывалось с невестой и символизировало «девичью красоту» – сложное понятие, включающее в себя представления и о брачном возрасте, и о девичьей жизни, и о красоте девушки, и о ее трудовых умениях. В Костромской губернии этот свадебный атрибут изготавливали из яблони в цвету или из черемухи и березы. В деревне Лядное Смоленской губернии в конце XIX – начале XX веков помнили о сухой яблоньке, из которой в течение многих десятилетий на каждую деревенскую свадьбу делали «красоту». Всякий раз деревце наряжали, а после свадьбы девушки прятали его в потайном месте, так что никто не знал, где оно находится.

У русских свадебное деревце обычно делали подруги невесты сразу после ее просватанья. До дня венчания его ставили в красном углу. Около деревца-«красоты» происходили обряды прощания невесты с девичеством, волей и подружками. Утром в день свадьбы девушки «продавали» деревце, а вместе с ним и вольное житье невесты, стороне жениха: за «красоту» они получали деньги, а само деревце выносили из избы и забирали с собой. После свадьбы «девичью красоту» чаще всего уничтожали: девушки разряжали деревце, забирая ленточки себе, и бросали в поле, иногда сжигали. Эти действия типологически близки обрядам «проводов»-«похорон» чучела или деревца, являвшихся атрибутами сезонных обрядов.

В свадебном фольклоре яблоневое дерево символизирует саму невесту. Так, после просватанья пели:

 
А ты яблонька, ты кудрявая,
Да люли, люли, ты кудрявая,
А и весело во саду шумишь,
Во саду шумишь рядом с груше.
А ты год стоишь и другой стоишь,
А на третий год я срублю тебя.
А ты Марьюшка, ты Ивановна,
Ты сидишь, сидишь в родном тереме,
А ты год сидишь и другой сидишь,
А на третий год отдают замуж,
Отдают замуж за Ильюшеньку,
За Ильюшеньку да свет Петровича.
 

В Вологодской губернии при отправлении сватов на сватовство все желали им успеха, восклицая: «Яблоня в сани!» Показательно также народное оценочное сравнение девушки вообще и яблока: «Девка – что твое яблочко!»

Яблоко использовалось в разнообразных функциях почти на всех этапах свадебного обряда. Так, во время сватовства выставление хозяевами на стол красивых сладких яблок означало, что они согласны на брак; мелкие и зеленые яблоки в такой ситуации были знаком отвержения сделанного сватами предложения. В Белоруссии после просватанья от невесты жениху в подарок посылали яблоки. Принятие яблока в дар или отправление его в подарок при таких обстоятельствах было признанием в любви и закреплением отношений между женихом и невестой. В некоторых районах Великопольши яблоко играло существенную роль в обряде обручения, являвшегося семейно-общественной формой санкционирования брака. Во время этого обряда жених и невеста скрепляли свои руки на яблоке, как в других местных традициях – на хлебе.

У южнорусских болгар свадебное знамя, украшенное на вершине яблоком, на второй день свадьбы разрушал дружка: обломки древка он разбрасывал в саду в противоположные стороны, а яблоко делил и раздавал части всем присутствующим. Совместным вкушением яблока в данной местной традиции завершалась свадьба.

Яблоки вообще нередко использовались в качестве обрядовой еды или входили в состав свадебных блюд. У русских в Рязанской губернии их, наряду с медом, пряниками, конфетами, баранками, выставляли на стол во время девичника, куда собирались и девушки, и молодые женщины. Особое значение имеет ритуальное вкушение яблока молодыми после обряда венчания.

В некоторых местах новобрачные съедали разломленное пополам румяное яблоко прямо по дороге из церкви; считалось, что от этого дети у них будут красивые. Кроме того, вкушение яблока молодоженами, согласно мифологическим представлениям, должно было обеспечить их плодовитость и, следовательно, продолжение рода.

Если яблоня в народных представлениях соотносилась с женским началом, то яблоко – с образом ребенка. Это соотнесение довольно часто встречается в текстах самых разных фольклорных жанров, в приметах. Так, в сказке «Молодильные яблоки» Царь-девица говорит Ивану-царевичу о не родившихся даже еще, а только лишь о зачатых детях: «Постой, царский сын, ты мни будешь драгоценный муж, <…> оставил мни два яблока, два сына любезных». В песне яблоня выступает как символ рода, а его ветка и яблоко – как символ сына:

 
Скатилась ягодка
С сахарного деревца,
Отломилась веточка
От кудрявыя от яблони
Отстает добрый молодец
От отца, сын – от матери
 

В малорусских похоронных причитаниях по умершим детям одним из характерных метафорических обращений к оплакиваемым сыну или к детям вообще являлось слово «яблучко». У украинцев существовала также примета: если увидеть во сне падение двух яблок, то родятся близнецы. До сих пор у русских широко бытует пословица: «Яблочко от яблоньки недалеко откатывается».

В восточнославянской традиции яблоко использовалось и в родильно-крестинной обрядности. Во многих местностях у русских яблоки наряду с огурцами и пирожками были наиболее распространенным гостинцем, который родственники и знакомые приносили роженице «на зубок». У украинцев на крестинах повитуха раздавала всем присутствующим яблоки. Исходя из народных представлений об этом плоде, можно понять, что в данных случаях яблоко должно было способствовать здоровью роженицы и новорожденного, а в более широком плане – жизне-утверждению и непресекаемости жизни.

Значительную роль яблоко и яблоневое дерево играли в ритуалах похоронно-поминального цикла. Использование плода наиболее известно в качестве пищи мертвых и как предмета для поминовения умершего. Яблоко клали в гроб или могилу, особенно ребенку, умершему в день Преображения Господня, или Яблочный Спас. Согласно поверьям, умерший питается «на том свете» яблоками и пряниками. Поэтому у русских, как и у многих славянских народов, широко был распространен и встречается до сих пор обычай оставлять на могиле в дни поминовений яблоки наряду с хлебом, яйцами, деньгами. Яблоками же обменивались в поминальные дни на кладбище – за упокой души умершего.

У западных украинцев яблоко было одним из обязательных элементов атрибутики похоронного обряда. Так, яблоки вместе с некоторыми другими предметами – хлебом, зерном, флягой с вином – ставили в миске рядом с покойником или на гроб в течение всего времени от момента смерти до захоронения. Их вместе с другими плодами, калачиками, медовыми пряниками вешали на деревце, которое ставили в доме около гроба с покойным, а затем несли рядом с ним во время движения похоронной процессии. Если умирали девушка или парень, деревце, убранное, как во время свадебного обряда, втыкали в могилу после похорон. Подобное поминальное деревце здесь делали и на шестины – в субботу через шесть недель по смерти – «за душу умершего». Во время поминальной трапезы сразу после погребения хозяйка раздавала гостям по калачу со свечкой, яблоки и другие фрукты, произнося при этом: «Прошу за душу покойного и умершей ранее родни».

В народных представлениях о «том свете» образы яблони и яблока соотносились с райским деревом и райским плодом. Умершие праведники попадали в рай – место вечного блаженства, где есть все, и в изобилии. Это место – огражденный сад с красивыми цветущими и плодоносящими деревьями, куда не могут попасть грешники. Согласно украинским легендам, в день Преображения Господня праведники в раю из рук Господа получают яблоко.

Спас Нерукотворный на убрусе (последняя четверть XIV в.)

Особо следует отметить представления, связанные с праздником Преображения Господня, называемого в народной традиции Яблочным Спасом. До этого дня у восточных славян было не принято есть плоды и огородные овощи нового урожая; использование их в пищу считалось грехом, поскольку они, по народным представлениям, еще не были зрелыми. Не случайно использование образа яблока в народной поговорке: «Не тряси яблока, покуда зелено: созреет, само упадет». В традиционном сознании полное созревание всех плодов приурочивалось именно к Яблочному Спасу. Повсеместно в этот день с деревьев снимали яблоки и другие фрукты и несли в церковь для освящения. В Яблочный Спас разговлялись яблоками, едя их в первый раз в сезоне. Поговорка об этом празднике гласит: «Пришел Спас, яблочко припас».

Непременный запрет есть яблоки до Спаса распространялся на родителей, у которых в текущем году умерли дети, или вообще на тех, кто лишился своих детей. Особенно строго запрет соблюдался и соблюдается по сию пору во многих местах у русских матерей. По поверьям, при его нарушении умершим детям Бог не даст райского плода и им будет тяжело. В Харьковской губернии считали, что на «Спаса» дети «на том свете» получают от Бога яблочки и этими яблочками играют. В этом запрете очевидны характерные для мифологического сознания и, соответственно, для традиционной культуры соединение и взаимосвязь растительного и человеческого миров, а также календарного и жизненного циклов.

В христианских легендах с яблоней и ее плодом связан мотив грехопадения Адама и Евы, соотносящийся с традиционными представлениями о «запретном плоде» как символе любви, плодородия и жизни.