Текст книги "Темное сердце (ЛП)"

Автор книги: Джуллиет Кросс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

Открыв глаза, чтобы увидеть, как горит демон в его глазах, мне было все равно, как далеко я пала. Мне было все равно, что моя душа ускользает. Меня не волновало ничего, кроме того, чтобы его руки и рот продолжали касаться меня.

– Мне это нужно.

– Это?

Он прижался своей грудью к моей, его твердая сила взывала ко мне.

– Ты, – призналась я, задыхаясь от мольбы.

Застонав, он схватил меня за бедра и приподнял, подталкивая вверх по стене, мои крылья шлепали по камню. С чередой непристойностей, вылетевших шипением из его губ, с острыми клыками, торчащими из его идеального рта, он вонзил свой набухший член в меня.

Я позволила своей голове откинуться назад, сжимая бедра вокруг его бедер. Он обхватил своей плотской рукой основание моего горла, его рот приблизился к моему уху.

– Ты чувствуешь это, Аня?

Я не могла говорить. Я чувствовала все – горячую воду, льющуюся вниз, холодный камень за моей спиной, тепло его груди, прижатой к моей груди, его твердую мужественность, вторгающуюся в мое тело, и рычащее животное в его груди. Всё.

Он начал вторгаться меня сильнее. Глубже. Его голос – мрачное напоминание о том, кто держал меня в объятиях любовника, его пальцы крепко, но нежно сжимали мое горло.

– Скажи мне, что ты чувствуешь это, детка.

Если бы это было возможно, его член стал тверже, больше внутри меня, проникая с пылкой потребностью.

– Это ты становишься моей.

Он прижался своим лбом к моему.

– Ты проскальзываешь за мои стены.

Его алый глаз вспыхнул золотом в лунном свете. Или золотые искорки сверкали в рубиновой глубине?

– Твоя плоть тянется ко мне. Болит, нуждается во мне.

Его рука скользнула от моего горла вниз к груди, где он обхватил меня с одержимостью. С правом собственности.

– Ты никогда не избавишься от меня. От воспоминаний обо мне, так глубоко похороненных внутри тебя. От того, что я забираю то, что было моим в течение тысяч лет. Просто ждешь, когда я найду тебя на той одинокой земле, по которой ты ходишь. Чтобы взять тебя в свои руки.

Он тяжело дышал мне в губы, все еще не целуя, просто произнося слова, которые не имели смысла. Но они имели смысл.

– Скажи мне, что ты чувствуешь это, Аня.

Он встал, прижимая меня своим телом.

– Скажи мне, что ты чувствуешь, как проигрываешь битву, скользя по краю в мое владение.

Его металлическая рука покинула мое бедро и вцепилась в мои мокрые волосы, дергая, пока я не задохнулась, его толстый член все еще толкался в меня до безумия. Навстречу гибели. Или спасению.

– Скажи мне… скажи мне, что ты моя.

Подойдя к жестокой кульминации, я вскрикнула:

– Да!

– Ты всегда была моей, – он прижался к моим губам, прежде чем накрыть своим ртом мой собственный и застонал, глубоко пронзая, когда мое тело содрогалось в оргазме.

И снова он проглотил мои стоны удовольствия, целуя меня полностью, тщательно, мягко поглаживая языком, давая мне почувствовать вкус неистовой потребности, которая двигала им сейчас. Когда я обмякла, он обхватил руками мои колени и широко поднял меня, глядя вниз, чтобы увидеть, где наши тела соединяются. Он выглядел полубезумным от похоти и желания, его лицо превратилось в острые, ужасающие углы.

– Так чертовски красиво, – пробормотал он, входя и выходя из меня в яростном ритме.

Я крепко сжала его плечи, впиваясь ногтями, этот момент был таким внутренним и интимным, что я едва могла держаться. Его взгляд заострился на мне. Мое дыхание стало затрудненным, я протянула руку и сняла повязку с его глаза со шрамом. Его темп замедлился на долю секунды, но он не остановился. Когда я нежно провела пальцами по неровному, покрасневшему шраму – веко запало и закрылось, жестокость пережитого проявилась в неровном разрыве его плоти, соединенным рубцовой тканью, – он подавился стоном и глубоко вошел в кульминацию.

Доммиэль опустил голову мне на плечо, но я обхватила его лицо руками, положила ладони ему на подбородок и прижалась губами к отвратительному шраму, который, очевидно, ранил его гораздо сильнее, чем он когда-либо показывал. Тяжелый стон вырвался из его груди, как у человека, потерявшегося в горе, смятении и мучительном обожании. Его руки обвились вокруг моей спины, когда он прижал меня к себе, его тело дрожало от дрожи, его член пульсировал, мы оба неровно дышали под ливнем горячего пара и воды.

Я провела рукой по его гладким черным волосам, царапая его кожу ногтями, нежно целуя уродливую плоть, которую он прятал от мира, отчаянно желая показать ему, что боль ушла, пора отпустить ее. Он снова вздрогнул, его член все еще пульсировал внутри меня. Его демонический глаз закрылся.

– Так чертовски красиво, – пробормотала я, повторяя его слова, сказанные ранее.

Затем его рубиновый глаз открылся – сфокусировался, ища мой собственный. Столько удивления на его лице. Я подумала, что он спросит, почему я решила сейчас использовать его любимое прилагательное для описания его красоты или как я вижу его красивым, потому что я была готова рассказать ему все. Сказать ему, что он не такой предатель, каким все его считали. Сказать ему, что он выбрал добро вместо зла, когда присоединился к Женевьеве. Сказать ему, что ему больше не придется быть одному. Но он не спросил. И я была слишком напугана тем, что он отвергнет эту идею. Отвергнет меня.

– Я не знал, что в мире есть такие ангелы, как ты.

Я улыбнулась.

– Я не знала, что в этом мире есть такие демоны, как ты. – Сцепив пальцы на его шее, я притянула его ближе. – Или потусторонний мир, если уж на то пошло.

Он усмехнулся. Но это было почти грустно, и я не была уверена, почему. Затем он осторожно поднял меня, отрываясь от моего тела. Я протестующе заскулила, когда мои ноги приземлились на пол душа. Его улыбка стала шире, когда он обхватил мое лицо, его большой палец провел по углублению под моей нижней губой. Прижавшись лбом к моему, он тяжело вздохнул.

– Что мне с тобой делать?

– Думаю, пока ты должен дать мне поспать, – поддразнила я, что было для меня чуждо.

Выражение его лица стало мягче, когда он закрыл кран. Подойдя к стопке белых полотенец, лежащих на серебряной полке, он взял одно, вытерся насухо, завернул и завязал на талии. Он открыл еще одно полотенце, жестом приглашая меня подойти к нему. Как будто я бы сама этого не сделала.

Со мной случилось что-то ужасное. Он был прав. Я соскользнула с края в его владения, готовая сделать для него все, что угодно. Следуя за ним куда угодно. Эта мысль была ужасающей. И волнующей.

Я подошла ближе и позволила ему вытереть меня полотенцем, что он сделал с предельной осторожностью. Я снова была загипнотизирована рисунком на его груди – красными и черными драконами в середине битвы, переплетающимися черепами и цветами, а также созвездиями синими, черными и белыми чернилами, расположенными посередине его туловища. Насилие, окружающее центр мира. Семь сестер танцевали в безмятежной синеве. Орион столкнулся с Тельцом своим луком и стрелами. Все это в совершенной гармонии.

Он накинул полотенце на арку обоих крыльев, затем принялся вытирать мою грудь и живот. Я не могла не протянуть руку и не коснуться самой яркой звезды самой красивой из семи сестер, ее гибких рук, изогнутых над головой, ее стройных ног в движении, как будто она танцевала со своим самым дорогим возлюбленным.

Доммиэль на мгновение замер, когда мой палец прижался к звезде, его живот напрягся в ответ. Затем он продолжил вытирать меня насухо. Мое тело все еще парило в сюрреалистическом месте, пар из душа просачивался через освещенную свечами комнату.

– «…возьми его и раздроби на маленькие звезды: тогда он лик небес так озарит, что мир влюбиться должен будет в ночь и перестанет поклоняться солнцу».

Его игривая улыбка вернулась, когда он продолжил вытирать мое плечо и другую руку.

– Значит, мы – трагедия Шекспира, не так ли?

– Что? Нет, – я соединила звезды на его животе пальцем, отметив, как он содрогнулся и напрягся под моим прикосновением. – Как и Джульетта, я просто говорю тебе, каким красивым я тебя считаю.

Его покрытый шрамами глаз дернулся, но он еще не сделал попытки поднять повязку с пола душа.

– Еще раз. Трагедия. Но это, наверное, правильно.

– Я так не думаю.

Он стоял на коленях, вытирая мои бедра и глядя вверх.

– Мы точно не комедия, ангел.

– Нет.

Я усмехнулась, жар румянца пополз по моей шее. Он улыбнулся шире, запечатлев нежный поцелуй чуть ниже моего пупка, затем встал, отбросив полотенце в сторону. Быстрым движением он поднял меня на руки, как жених нес свою невесту. Я взвизгнула от неожиданности и рассмеялась, когда он отнес меня обратно на кровать.

– Ну, я скажу тебе одну вещь, – пророкотал он, прежде чем рухнуть на кровать и на меня сверху.

– Какую? – спросила я, покачиваясь так, чтобы мои крылья легли ровно, убирая его мокрые локоны с лица, желая увидеть его. Всего его.

Напряженность его взгляда, даже с одним глазом, пронзила меня насквозь, заставив затаить дыхание.

– Что, Доммиэль? – прошептал я.

Он прошелся взглядом по моему лицу – по лбу, по щекам к подбородку, ко рту и обратно к глазам.

– Ты заставляешь луну «болеть, бледнеть от огорченья», – он провел своими губами по моим, вдыхая мой воздух. – Она – ничто рядом с тобой, – скольжение языка внутрь, прикосновение к моему собственному, а затем отстранение. – Солнце – ничто рядом с тобой, – он облизал мою нижнюю губу, затем верхнюю. – И печальные маленькие звезды тоже. Все гребаные самозванцы.

Он переместился между моих ног и снова оказался внутри меня. Медленно и легко. Я втянула в себя воздух.

– Ты – изначальный свет, Аня. Ярче, чем они все.

Я закрыла глаза, еще одна слеза скатилась, зная, что я действительно и полностью потеряна для любой другой преданности, кроме как для Доммиэля.

Глава 15

Доммиэль

Мы стояли у таверны в маленькой немецкой деревушке в горах Эрцгебирге. Деревня была отрезана от мира, а, следовательно, она была в большей безопасности от продолжающейся битвы потусторонних сил. Люди сновали туда-сюда, даже в глубоком снегу, и все они вопросительно и с ненавистью смотрели на меня и Аню.

Странно, но они не побежали и не позвонили в колокол на площади, сообщая, что прибыли монстры. Это была такая старая деревня, где можно было ожидать появления толпы с факелами и вилами.

– Ты уверен, что это то самое место? – спросила Аня.

Я взглянул на ее настороженное выражение лица, пока она осматривала улицу. После нашего третьего и последнего обжигающего раунда секса мы задремали. Когда мы проснулись, я был тихим, чувствуя себя неловко от общей близости. К сексу я привык. Интимной близости я выдержать уже не мог. Никогда не приходилось сталкиваться с таким чувством.

Черт, у меня и раньше были ночные встречи с женщинами. По правде говоря, с несколькими женщинами одновременно. Но секс с Аней обнажил меня. Она обнажила какую-то часть меня, которая, как я думал, была уничтожена предательством моего брата, моим падением с небес, моим приговором к вечному проклятию и, наконец, изгнанием моим собственным видом. Здесь, в темноте, было легче и безопаснее – в одиночестве. Никакого риска, когда вы летели в одиночку.

И все же она заставляла меня тосковать. Заставила меня хотеть. Мне захотелось погрузиться в ее сладкое, мягкое тело и прильнуть к ее светлым, полным надежд идеалам. Это чертовски напугало меня. Вот почему сегодня я держался отстраненно. Холодно. Она заметила. На этот раз я не знал, что делать. Не доверял себе рядом с ней. Поэтому я сосредоточился на текущей задаче, приведя нас в этот отдаленный паб на окраине цивилизации в этом живописном немецком городке, в котором, по-видимому, было тихо из-за своей изоляции.

– Это то самое место. Описание Акселя было четким.

– И что теперь?

– Мы заходим, садимся в определенную кабинку и надеемся, что сегодня вечером официантка – подруга Нади.

– А если нет?

– Мы вернемся завтра.

– Я никогда не встречала ведьму-демона, – она посмотрела на меня. – Они опасны?

Я выгнул бровь.

– Очень.

Она тяжело вздохнула, ее холодное дыхание белым облачком повисло в воздухе.

– Полагаю, что она должна быть осторожной в этом отношении, но…

Уже не в первый раз я заметил, как ее брови сошлись почти от боли.

– Но, что?

Она взглянула на меня, пряча пустое выражение лица.

– Я просто хочу поскорее найти Уриэля.

– Я знаю, что хочешь. Пошли.

Я открыл дверь таверны, теплый свет фонарей и свечей пролился наружу. Как я и подозревал, мы были единственными приезжими в комнате, которая не была заполнена, но и не была пустой. Гул голосов сразу стих. Мужчины с суровыми лицами и женщины с плотно сжатыми губами смотрели, как мы входим. Я кивнул, убедившись, что мой зверь хорошо спрятан, мои клыки отступили, а глаза приобрели человеческий оттенок.

Я подошел к дальней стене и сел в кабинку слева, ту, на которую указал Аксель. Аня села напротив меня, плотно прижав крылья к спине. Она создала иллюзию, чтобы эти люди не могли видеть ее крылья, но они все равно чувствовали, что мы другие. Мы явно не были местными жителями.

После того, как мы спокойно посидели и, казалось, не собирались разрывать это место на части и нападать на них, жители деревни вернулись к своим тихим, шепчущим разговорам, пили пиво и ели суп и хлеб.

Через минуту к нам подошла румяная полная женщина с дружелюбным лицом.

– Вы не из здешних мест? – спросила она по-немецки.

– Нет, – ответил я на ее языке. – Мы бы хотели две пинты вашего местного пива.

– У нас есть картофельный суп и суп с ветчиной. Хотите две миски?

Я знал, что Аня, скорее всего, не будет есть, но я хотел, чтобы все было как можно более нормально.

– Да. Мы также хотели бы поговорить с Надей.

Официантка вздрогнула.

– Если это возможно, – добавил я.

– Не знаю никакой Нади, – дрожь в ее голосе говорила об обратном.

– Думаю, что знаешь. Скажи ей, что меня послал Аксель.

Она нахмурилась.

– Не совсем понимаю, о чем вы, мистер. Я принесу пиво и суп.

Она зашагала прочь, оглянувшись через плечо, прежде чем исчезнуть на кухне.

– Ну, – нарушила молчание Аня. – Я не уверена, что мы когда-нибудь встретимся с этой Надей, если это зависит от нее.

– Терпение, ангел.

Ее тонкие пальцы лежали на столе, когда она осматривала комнату.

– Эти люди выглядят так, будто они даже не знают, что за пределами их деревни происходит апокалипсис.

– О, они знают.

– Они счастливчики, не так ли? Изолированные от насилия в больших городах.

Официантка вернулась и поставила на стол две пинты пива.

– Суп скоро будет готов. – Не оглядываясь, она вернулась на кухню.

Аня сделала глоток пива, ее лоб наморщился, прежде чем она закашлялась в рукав. Я и сам выпил. Хорошее, крепкое немецкое пиво. Я вытащил из внутреннего кармана пачку сигарет. Закурив одну, я позволил сере зашипеть по моим чувствам и усилить мою демоническую энергию.

Поблизости не было никаких существ, кроме меня и Ани, сидящей напротив. Местные жители говорили о надвигающейся метели, о запасах продовольствия и о том, как прокормить животных всю зиму. Одна пара в углу говорила о любви. Молодой человек держал девушку за руку под столом. Он хотел, чтобы она пошла с ним домой, несмотря на то, что ее отец говорил, что он недостаточно хорош для нее. Выражение ее глаз говорило, что сегодня вечером она отправится в постель к пареньку, что заставило меня снова взглянуть на Аню.

Она наблюдала за мной. Сосредоточенно. Особенно за моими губами, когда я подносил к ним сигарету. Никто из нас не произнес ни слова, напряжение прожигало дыру в нас обоих. Она наклонила голову, ее черные волосы скользнули, задевая стол. Мои пальцы дернулись, стряхнув пепел на стол. Ее красивые губы растянулись в улыбке.

– Ты сожалеешь о прошлой ночи?

Сделав длинную затяжку, я медленно выпустил струю в воздух.

– Я никогда не жалею.

– Никогда?

В ее голосе прозвучал вызов. Интересно. Ангел хотел поиграть.

Она сделала еще один глоток, затем поставила кружку обратно с решительным стуком.

– Думаю, ты действительно сожалеешь. Может быть, не о прошлой ночи. Но что-то в твоем прошлом.

– А теперь знаешь?

– Расскажи мне. Почему ты так дорожишь старым экземпляром «Инея древнего моряка»?

«Когда, черт возьми, она это заметила?»

– Ты шпионила у меня дома?

– Вряд ли. Я оглядывалась по сторонам. – Она пожала плечами. – Он не был спрятан.

Это потому, что я никогда никого не приводил в свое личное логово. Никого. Кроме нее. Отказываясь признать, почему именно эта литература так зацепила меня, я молчал, наблюдая за ней.

Она поерзала на стуле и откашлялась.

– Мне просто любопытно, почему самозваный осужденный демон цепляется за повествовательную поэму о человеке, ищущем искупления.

Я глубоко втянул серу, пока она не обожгла мою грудь, опалив меня изнутри.

– Дело не в искуплении. Речь идет о покаянии.

Она уставилась на меня, потом снова поежилась. Что-то в ее дискомфорте заставило моего зверя оживиться и принюхаться.

– Позволю себе не согласиться. – Ее тонкие руки с длинными пальцами обхватили кружку, один палец слегка постукивал. – Старик должен снова и снова рассказывать свою историю тем, кто готов слушать его рассказ. Так что они извлекут уроки из его ошибки. Он ищет искупления за то, что сделал.

Мне захотелось рассмеяться, и мой рот скривился в циничной улыбке.

– Ты неправильно истолковала весь смысл. Этот человек совершил ужасную ошибку. Грех против небес. Так что же будет дальше? Он бродит по ужасному морю, голодая, умирая от жажды, а затем встречает по пути Мрачного Жнеца и Леди Фортуну. Он рискует своей жизнью. И умирает ли он так, как должен? Нет. Все его товарищи по кораблю захвачены, их зомбированные тела обречены плыть на корабле вместе с моряком. Его наказание продолжается.

– Но потом за ним пришли ангелы.

– Нет, – я стряхнул пепел с сигареты. – Они пришли за его товарищами по кораблю. Не за ним. Моряк остался один. Совершенно один.

Какая-то холодная, темная тварь вцепилась мне в грудь. Грубые эмоции на мгновение заглушили мою речь, и я понял, что мои клыки заострились. Я закрыл глаза, дыша глубоко и медленно, успокаивая монстра внутри. Когда зверь отступил, я открыл глаза и увидел, что Аня смотрит на меня широко раскрытыми фиалковыми глазами, учащенно дыша.

– Это история о его плате. О его многострадальной, бесконечной плате. Ни о чем больше.

Она властно вздернула подбородок и прищурилась.

– Ты один из тех людей, у которых стакан наполовину пуст, не так ли?

– Я реалист, детка. Я не окрашиваю мир красивыми мечтами. Я вижу их такими, какие они есть. Кольридж написал это стихотворение, потому что увидел человека, который совершил грех и который должен заплатить за него. Вечностью. Мне это нравится. Истина заключается в том, что… нет никакого искупления. Потому что его нет.

– О чем ты говоришь? Конечно, есть.

Я затушил сигарету и расслабился, раскинув руки вдоль задней стенки кабинки.

– Скажи мне, Аня. Ты провела всю свою бессмертную жизнь, служа ангелом-хранителем и воином. В какой момент ты была освобождена от службы? В какой момент ты испытала это так называемое искупление? Этот рай для твоих жертвоприношений? Когда заканчивается твой бесконечный долг?

Слезы, выступившие в ее глазах, делали их ярче, красивее. Я хотел протянуть руку через стол и притянуть ее к себе на колени, накрыть ее рот своим, вторгнуться в ее тело, в ее разум. Ее душу. Принуждение было жестокой, ужасной вещью, разрезающей мой живот на мелкие кусочки, когда я оставался неподвижным, отказываясь подчиняться воле зверя.

Аня с трудом сглотнула и облизнула губы.

– Искупление не приходит просто так, Доммиэль. Это смех ребенка, которого я спасла от жестоких рук. Благодарность матери, которую я спасла от орды. Это происходит от маленькой благодати, которую я чувствую внутри, когда делаю то, что правильно и хорошо.

Она прижала кулак к сердцу. Мое собственное дыхание было затруднено, грудь поднималась и опускалась все быстрее. Вызов, отрицание разрывают мои внутренности.

– И тебе этого достаточно? Оставаться рабом небес ради этих маленьких мгновений благодати?

– Да, – ее заявление было сильным и ясным и пронзило мое несуществующее сердце. – Тебе достаточно служить только самому себе? Собирать монеты и копить их, как бессердечный дракон? Жить в одиночестве? Быть одному?

Я зарычал и наклонился вперед, прижав ладони к столу, мой голос был угрожающим и резким.

– Все мы одиноки, Аня.

– А я нет. – Ее тонкая бледная рука скользнула по столу и обхватила мою плоть. – Не тогда, когда я с тобой.

Шок не мог описать то, что я почувствовал в тот единственный, проклятый момент. Я замер, пульс стучал в моей крови с болезненной скоростью. Она не могла этого сделать. Она не могла сказать мне такие безумные, греховные вещи, которые заставили меня желать большего. Желать ее.

Подошла официантка.

– А вот и я.

Я отдернул руку, все еще наблюдая за Аней, когда женщина поставила миски с супом и корзинку с хлебом. Она откашлялась, отвлекая мое внимание от искусительницы, сидевшей напротив.

– Возможно, вы захотите съесть этот хлеб, пока он горячий, – она подтолкнула корзину ко мне, выгнув бровь, и ушла.

Сорвав салфетку, которая согревала хлеб, я увидел внизу сложенный листок бумаги. Я быстро открыл его, просматривая короткую записку, нацарапанную быстрым красивым почерком.

– Ну, – прошептала Аня, как будто кто-то здесь знал, о чем мы говорим. – Что там написано?

Я подвинул записку через стол.

– Похоже, ты скоро встретишь свою первую демоническую ведьму.

Глава 16

Аня

Мы с Доммиэлем ждали на окраине деревни за маленькой церковью с острым шпилем, указывающим в ночь. Мы смотрели на лес. Я прислонилась к кованой железной ограде, окружавшей церковный двор, засунув руки в карманы куртки, в то время как Доммиэль стоял в нескольких ярдах от меня, осматривая периметр.

Я тоже просканировала его, не чувствуя поблизости никакого иного мира.

– Прошло гораздо больше получаса.

В записке говорилось, что мы должны встретиться с ней здесь через тридцать минут. Прошел почти час.

– Она осторожничает, – сказал он, держась от меня на расстоянии.

Как будто держаться подальше от меня могло предотвратить то, что изменилось между нами. Да, до прошлой ночи я была девственницей. Но я так жила в течение сотен лет. Я знала, что люди и потусторонние виды постоянно занимаются сексом, не формируя никакой эмоциональной привязанности. Но секс с Доммиэлем что-то с нами сделал. Укрепил связь, которая существовала с самого начала.

Возможно, дело было в том, что мы оба были такими одинокими существами, что мы распознали болезненное одиночество друг в друге. Возможно, именно его раненое прошлое – которое он еще не раскрыл мне полностью – взывало к моей врожденной потребности оберегать и исцелять. Как будто мы были двумя половинками, разорванными на части, живущими в своих одиноких мирах. Пока мы не встретились и не увидели, чего все это время не хватало.

Он был прав, когда был внутри меня, требуя, чтобы я признала, что попала в его власть. Я сдалась. Полностью. Охотно. Счастливо.

Мне было все равно, что подумают обо мне Максимус, Ксандр или другие ангелы. Я принадлежала Доммиэлю. И он был моим.

Он боролся с той связью, которую мы оба чувствовали. Я представляю, как это было бы ужасно для кого-то вроде него, кто когда-то доверял и был предан своим собственным видом. И все же в его чувствах предательства и потери было нечто большее, чем то, что его принц-демон вырезал ему глаз и назначил цену за его голову. Было что-то еще, что он держал в себе и охранял.

В мгновение ока Доммиэль оказался передо мной, спиной ко мне, защищая меня. Он почувствовал ее раньше меня, покалывание в моем шестом чувстве, магия в воздухе. Она практически появилась прямо из мрака, двигаясь бесшумно, закутанная в белую мантию. Ее пронзительные голубые глаза сверкнули потусторонней силой, когда она мягко зашагала, пока не остановилась перед нами. Она была потрясающе красива и больше походила на ангела-серафима, чем на ведьму-демона. Ее белокурые волосы выбивались прядями из-под капюшона плаща.

– Ты Доммиэль, не так ли?

Он оставался напряженным, неподвижным передо мной.

– Откуда ты знаешь?

Она улыбнулась, и хотя это не должно было быть соблазнительным, ее чувственность исходила от нее, как аромат в воздухе.

– У Акселя был только один друг, который потерял глаз из-за принца демонов. Он рассказывал мне о тебе, – ее неземной взгляд метнулся ко мне. – Я – Надя.

– Меня зовут Аня.

– Ты можешь освободить свои крылья от иллюзии, Аня. Следуйте за мной.

Она повернулась и пошла обратно в тень. Доммиэль оглянулся.

– Я не чувствую других демонов. Это безопасно.

Я последовала за ним, когда мы свернули в заснеженный лес, где густо росли вечнозеленые растения. Я споткнулась о невидимую ветку в снегу. Доммиэль схватил меня за руку и притянул ближе. Это был первый раз, когда он прикоснулся ко мне с тех пор, как мы проснулись после ночи страсти, когда он не убирал от меня рук. Я знала, что он боится, и смирилась с этим. Но я бы не приняла его отстранение из-за того, что происходило между нами. Это было драгоценным и редким. Особенно в мире, пытающимся разорвать тебя на части.

Поскольку я так долго была одна, я знала это до мозга костей. И он тоже. Я должна найти способ заставить его доверять мне. Доверять нам. Это казалось невыполнимой задачей для демона, который ни во что не верил и никому не доверял. Хорошо, что я была оптимистом. Я никогда не сдамся. Никогда.

Впереди из-за деревьев показалось крошечное свечение желтого света. Свежий воздух наполнился запахом древесного дыма. Белый каменный коттедж сливался со снежными окрестностями, почти невидимый, если его не искать. Ведьма-демон остановилась на пороге, открыла дверь и обернулась.

– У меня нет обычных оберегов. Мои сделаны из… другого вида магии. Возьмите меня за руки.

Она протянула нам обе свои. Обменявшись быстрым взглядом с Доммиэлем, я вложила свою в ее теплую ладонь. Наконец он сделал то же самое.

– Друзья, – прошептала она на русском языке. Заклинание, которое состояло из одного слова.

Дрожь энергии запульсировала по моему телу, высасывая воздух из легких. Я задыхалась и снова глотала воздух, шипение магии покалывало мою кожу, поднимая волосы на затылке.

Она отпустила наши руки.

– Теперь вы оба можете войти в мой дом.

Озадаченная, но чувствуя себя в безопасности, я вошла раньше Доммиэля. Я ничего не почувствовала, никакого жжения, когда мы переступили порог. Как будто мы были окружены ее чарами. Защищены.

– Я никогда не чувствовала такой магии, – сказала я, осматривая уютную обстановку ее коттеджа.

Она расстегнула плащ и повесила его на крючок у двери, одетая в коричневые сапоги, цветастую голубую юбку и белую свободную крестьянскую блузку. Она могла бы выйти из капсулы времени из средневековья, если бы ее одежда не была более яркой, а ткань более роскошной.

– Пожалуйста, – она указала на диван у горящего камина. – Присаживайтесь.

И снова я села первой, затем Доммиэль последовал за мной, сев прямо рядом со мной. Я уже знала его защитное поведение. Хотя мы и искали эту ведьму, никто из нас не знал, была она хорошей или плохой, или устроила нам ловушку. Доммиэль никогда не мог расслабиться с врагами, которые у него были. И все же я чувствовала, что ведьма не хотела причинить нам вреда. Это было то, чем я обладала. Я с рождения могла чувствовать, что кто-то или что-то хочет причинить мне вред. Эта ведьма была хорошей. По крайней мере, сейчас. Боль в ее хрустальном взгляде сказала мне, что она много страдала.

Доммиэль наклонился вперед, прижимая свою ногу к моей.

– Откуда берется твоя магия?

– Это не из рая и не из ада, – объяснила она, подогнув под себя ноги и усевшись в мягкое кресло перпендикулярно дивану.

Он фыркнул.

– Все демонические ведьмы получают свою силу от своего хозяина, высшего демона. Это, безусловно, исходит из темноты.

Ее хрустальные глаза на мгновение опустились в пол, прежде чем снова подняться.

– Ведьмы рождаются с врожденной магией. Наши чары усиливаются нашим повелителем демонов, это правда, – ее взгляд холодил комнату, ее голос был ледяным. – Но я отказалась от своего хозяина. Я не использую темную силу, которую он дал мне, – она перевела взгляд на огонь. – Больше нет.

Я наклонилась вперед, сцепив руки.

– Твоим хозяином был принц Владек. Не так ли?

Ее губы печально изогнулись.

– Да. Был. – Она изучала меня мгновение, казалось, угадывая мои собственные мысли, когда сказала: – Вы ищете информацию об архангеле Уриэле, не так ли? Вот почему вы пришли ко мне.

Мой пульс участился. Укус Обезьяны пульсировал под моей кожей, словно напоминая мне, что я была близко, но недостаточно близко. Время истекало.

– Аксель сказал тебе перед тем, как мы пришли? – спросил Доммиэль.

Она снова посмотрела на меня своим волшебным взглядом.

– В этом не было необходимости. От тебя исходит отчаяние, Аня. Ты боишься за него. И за себя.

Я глотнула воздух, когда Доммиэль повернулся ко мне, внимательно изучая. Я не сводила глаз с безмятежного выражения понимания на лице Нади.

– Вы видели его в плену? С ведьмой Лизабет?

Она поморщилась, ее лоб на мгновение сморщился, прежде чем снова разгладиться до тонкого фарфора.

– Да. Я видела твоего архангела, – волна боли прокатилась по ее лицу, а затем исчезла. – Он все еще был там, когда я сбежала.

– Мне нужно спасти его… – мой голос дрожал на шепоте.

Я не стала признаваться, что если я не спасу Уриэля и не вытащу его из этого места, то не только его жизнь будет потеряна. Он был моей единственной надеждой. Поцелуй архангела мог бы убрать яд, подкрадывающийся к моему сердцу. Единственная причина, по которой сущность Обезьяны просачивалась сквозь меня так медленно, заключалась в том, что я много бессмертных лет окутывала себя добром и светом этого мира. Она действовала как оболочка, щит, который медленно трескался, позволяя его ядовитой эссенции просачиваться сквозь него.

Мне не нужно было ничего ей говорить, потому что она как будто уже знала. Пристальное внимание Доммиэля к этому невидимому обмену между мной и ведьмой сильно давил. Я была более чем напугана, чтобы сказать ему правду сейчас, не тогда, когда инфекция внутри меня тоже могла подвергнуть его опасности. Если Обезьяна поработит меня, он сможет использовать меня как оружие против Доммиэля. Никто не мог сказать, когда сущность Обезьяны достигнет и заключит в себе мою душу. По этой причине я была обязана сказать Доммиэлю правду. Чтобы предупредить его. Он может бросить меня прямо здесь, но если я буду ждать слишком долго, может быть слишком поздно.

Я поймала его настороженный взгляд, зная, что в моем собственном был страх.

– Есть несколько способов проникнуть в логово Лизабет, – сказала Надя холодным ледяным голосом. – Но оказавшись внутри, нет никакой гарантии, что ты выйдешь.