Текст книги "Скандальный дневник"

Автор книги: Джулия Лэндон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

– Френсис! – радостно воскликнула она.

Он смотрел на нее своими большими карими глазами, его растрепанные волосы торчали в разные стороны.

– Я не видела тебя с тех пор, как мы вернулись из Лондона! Так вот где ты обитаешь?

Френсис взглянул на Харриет.

– Ой, прости! Это леди Харриет Френч. Харриет, позволь представить тебе мистера Френсиса Брейди.

Они смерили друг друга взглядами.

– Я помощник его сиятельства, – гордо объявил Френсис.

– А я подруга ее сиятельства, – не преминула ответить Харриет.

– Парень мне помогает.

Милберн показал на длинный деревянный стол, тянувшийся из конца в конец комнаты. Там стояли растения на разных стадиях роста. Некоторые были высокими – чуть ли не до потолка, а некоторые такими маленькими, что их было почти не видно над краями маленьких глиняных горшков. На стенных полках теснились мензурки, пузырьки и чашки – пустые и наполненные какими-то жидкостями.

Эвелин углубилась в комнату и развязала свою шляпку.

– Пахнет лавандой, – заметила она.

– Его сиятельство прививает различные сорта лаванды, пытаясь создать более целебное масло.

Эвелин с интересом смотрела на Милберна. Он поднял маленький глиняный горшок и осторожно потрогал стебелек.

– Растения, которые вырастил его сиятельство, имеют лучшие лечебные свойства, чем дикая лаванда. Они найдут применение в медицине.

Эвелин оглядела стол с растениями, пузырьки и журналы в кожаных переплетах, аккуратной стопкой лежавшие на столе. Харриет взяла один из них в руки и раскрыла. Судя по взметнувшемуся вверх легкому облачку пыли, им довольно давно не пользовались.

– Вы говорите о моем муже – графе Линдсее? – удивленно спросила Эвелин.

Милберн усмехнулся, и стало заметно, что во рту у него не хватает пары зубов.

– Лорд Линдсей внес свой вклад в развитие ботаники, мэм. Об этом мало кто знает из мелкопоместного дворянства, но в научных кругах его работа снискала уважение.

Эвелин выпучила глаза:

– Что? Когда же он успел? В последние три года? Это не укладывалось у нее в голове: как он умудрился из распутника превратиться в… ученого?

– Нет, что вы! Он начал заниматься этим гораздо раньше – еще в юности. – Милберн поставил горшок на место. – Но в последние годы в нем проснулся особенно острый интерес.

Он принялся показывать гостьям разные растения. Френсис вступил в беседу и рассказал, как он помогает лорду Линдсею. Эвелин невольно подметила, что мальчик обращается к Харриет, которая, в свою очередь, поведала ему о своих занятиях с Эвелин. Однако танцы, кажется, не слишком впечатлили Френсиса.

В тетрадях Натан знакомым небрежным почерком тщательно записывал свои наблюдения. Самые ранние записи были сделаны двенадцать лет назад. Эвелин провела пальцами по страницам и обнаружила перерывы – например, в тот год, когда они поженились, и в течение двух лет, когда родился и умер Робби. Он возобновил записи только три года назад, но с тех пор исписал несколько тетрадей.

Эвелин не могла разобраться в собственных ощущениях: с одной стороны, она чувствовала себя обманутой, а с другой – испытывала странную гордость. Как получилось, что она ничего не знала об увлечении Натана? Почему он никогда ни словом, не обмолвился о своей работе в этом маленьком коттедже?

Френсис открыл маленький коричневый пузырек, и комнату наполнил сильный аромат лаванды. Эвелин и Харриет протянули пальцы, и Милберн капнул на них немножко масла.

– Нужна всего лишь капля, – пояснил он.

Эвелин быстро нанесла масло за уши и на запястья. Сладкий запах оживил в ней множество воспоминаний – например, о том, как она ходила в церковь по воскресеньям, как пила чай в мамином саду…

Вспомнилось ей и другое, гораздо более далекое утро через несколько дней после свадьбы, когда Натан разбудил ее ласками и поцелуями и она впервые в жизни испытала истинное наслаждение в постели, благоухающей лавандой.

От этих мыслей она покраснела и принялась теребить свой шарф.

– Спасибо, мистер Милберн и мистер Брейди, за ваш интересный рассказ. – Она кивнула на стол: – Я хочу сказать, мой муж никогда…

Она не договорила. Почему он держал это в тайне от нее? Эвелин терялась в догадках. Может, он думал, что она будет смеяться? Что она не поймет его увлечения? Останется равнодушной?

– Мне кажется, он не хотел вас тревожить, мэм, после того, что вы пережили, – спокойно высказался Милберн.

– Вы до сих пор грустите? – спросил Френсис.

– О Господи, парень, что ты несешь?! – вскричал Милберн.

Харриет округлила глаза, но Эвелин только вздохнула и сунула маленький пузырек с лавандовым маслом, который ей дал мистер Милберн, к себе в карман. Когда умер Робби, ей казалось, что весь мир смотрит на нее и ждет, когда горе ее раздавит, и это чуть было не случилось. Она натянуто улыбнулась Френсису и повела Харриет к двери.

– Я всегда буду грустить, Френсис, но сейчас мне уже не так тяжело, как раньше. – Она открыла дверь. – Еще раз спасибо вам.

– До свидания, мэм, – поклонился Милберн.

На обратном пути Эвелин не замечала холода, хотя, с тех пор как они зашли в коттедж, температура на улице резко упала. Харриет бежала вприпрыжку рядом и без умолку болтала о Френсисе. По ее словам, он знал о растениях не так много, как его сиятельство. Девочка что-то спрашивала у Эвелин, но та не могла ответить, поглощенная собственными мыслями.

Сегодня Натан открылся ей с совершенно новой стороны. Она и не подозревала о его интересе к ботанике и той работе, которой он занимался. Что еще она про него не знает?

К мучившим ее тревогам и сомнениям прибавилось недоумение. Она вспоминала слова, сказанные им прошлой ночью, и не могла поверить, что это тот самый человек, который несколько лет назад велел ей уезжать в Лондон и оставить его в покое.

Эвелин так глубоко задумалась, что не заметила, как вышла вместе с Харриет на главную дорогу, ведущую к дому. Эта дорога шла мимо церкви и тянулась вдоль кладбища, где были похоронены десятки Греев. Очнувшись перед могильными плитами, Эвелин сразу перевела взгляд на каменного херувима в углу, который отмечал место захоронения ее сына.

Сердце Эвелин болезненно сжалось, а ноги приросли к земле. Внутренний голос призывал ее бежать, но материнский инстинкт, который оказался сильнее страха, толкал вперед.

– Леди Линдсей, – робко позвала Харриет. «Ничего не бойся. И забудь про чувства!» Херувим стоял, сложив крохотные ручки под подбородком и умоляюще воздев глаза к небу. Эвелин терпеть не могла эту скульптуру, сделанную ее свекром. В ней был намек на то, что маленького Робби унесли ангелы, тогда как Эвелин казалось, что его забрал дьявол.

– Что-то не так? – спросила Харриет. Эвелин не ответила. Она вспоминала похороны – так живо, как будто вновь переживала события того кошмарного утра. Было холодно и серо, по лицу бил ледяной дождь. Они собрались на кладбище и сбились в кучу – наверное, чтобы не замерзнуть. Но она не замечала ни дождя, ни холода. Не замечала она и отца, который все время стоял сзади, держа над ее головой зонт и повторяя ее движения – позже ей рассказала об этом Кэтлин. Натан крепко держал ее под руку, но она поняла это только тогда, когда у нее начали подгибаться колени.

Она не чувствовала ничего, кроме бесконечного отчаяния, и только тупо сжимала в руке маленькую деревянную лошадку, на голове которой остались темные пятна от детской слюны и царапины – следы маленьких зубов.

Она смотрела в зияющую черную могилу, изо всех сил стараясь не представлять там своего сына. Помнится, в опьянении горя она подумала, что Робби испугается в этой яме и захочет увидеть маму, а ее не будет рядом. И тогда она потеряла голову.

– Пусть он возьмет лошадку, – сказала она вслух, и люди вокруг зашевелились, пытаясь отгородить Эвелин от ямы, которая должна была поглотить ее сына.

– Эви, – прошептал Натан и, обняв ее за талию, прижал к своему боку.

– Пусть он возьмет лошадку! – взмолилась она.

– Успокойся, милая, – тихо сказала мама, поглаживая ее руку.

Но Эвелин не могла успокоиться. Через несколько мгновений ее сына зароют в землю… Она закричала – ей вдруг понадобилось, чтобы Робби взял свою игрушку, прежде чем его положат в могилу. Рыдая, она просила пастора открыть гроб и протягивала деревянную лошадку.

Эвелин передернулась от воспоминаний и взглянула на дерево, которое росло рядом с могилой. Именно здесь, под этим деревом, они и стояли. Натан обхватил ладонями ее лицо и заставил посмотреть на него.

– Дай ему лошадку, – простонала она, – ну, пожалуйста, Натан!

Взгляд Натана был полон горя, но он посмотрел ей прямо в глаза и мягко сказал:

– Успокойся, Эви, у него будет лошадка.

Потом он обнял жену, прижал к себе, и она разразилась слезами, уткнувшись лицом в лацкан его сюртука. У нее не было сил стоять прямо, она обмякла на теплой груди Натана, и ему пришлось ее поддерживать.

Эвелин до сих пор не знала, получил ли Робби свою лошадку.

– Леди Линдсей, – опять позвала Харриет, – что с вами?

Эвелин вспомнила про девочку и улыбнулась:

– Со мной все в порядке, Харриет. Просто… – Она опять взглянула на херувима и с мрачным чувством заметила, что в бороздках его крыльев выросла плесень. – З-здесь похоронен мой сын, – сказала она и сама удивилась, что смогла произнести эти слова вслух.

– Так вот почему Френсис спросил, не грустите ли вы?

– Да, – с улыбкой ответила Эвелин. – Это было давно… Я замерзла, милая. Побежали к дому! Попросим Бентона приготовить нам чай.

Она взяла малышку за руку.

На опушке леса, за церковью, стоял мужчина. Он жевал размокший кончик сигары и наблюдал за графиней Линдсей и девочкой. Интересно, граф здесь или, как обычно, уехал? Если бы ему удалось выманить графа из Истчерча, это значительно облегчило бы его задачу.

Бросив сигару на землю, он отошел от церкви и углубился в лес, где была привязана его лошадь.

Глава 12

Всю ночь они пили виски и играли в карты, а наутро, когда Ламборн и Доннелли уснули, Натан поехал в деревню на встречу со своим адвокатом.

Впрочем, лучше сказать не «поехал», а «полетел сломя голову». Он чувствовал, как напрягается под ним его конь Седрик. Огромные копыта взрывали землю, кусками выворачивая дерн. Но, несмотря на чемпионскую родословную, у Седрика в это утро не хватало ни сил, ни скорости, чтобы унять тупую боль в голове Натана – боль, вызванную изрядной дозой спиртного… и просьбой Эвелин о разводе.

Какая смешная, нелепая, идиотская просьба! Неужели она не предвидит реакции общества? Неужели настолько бесчувственна, что может пренебречь святостью супружеских клятв? Неужели ей наплевать на скандал, который неизбежно разразится после их развода?

Если так, значит, она и впрямь очень сильно его презирает.

Выйдя из холодной комнаты подвального этажа, еще взбудораженный безумно страстным поцелуем, он выпил виски, и его гнев улетучился, сменившись знакомыми ощущениями – раскаянием, чувством вины и пустотой. Натан направился к конюшням, проведал своего Седрика. Затем пошел по улице, небрежно кивая знакомым, остановился на пороге магазина «Уильяме и сын, поставки отменных товаров» и рывком распахнул дверь, затратив чуть больше силы, чем требовалось.

Мистер Уильямс-старший или мистер Уильямс-младший – Натану было все равно – подскочил на стуле, напуганный шумным появлением посетителя.

– Милорд! – воскликнул он и поспешно встал, уронив монокль, с помощью которого рассматривал какое-то ювелирное украшение. – Добро пожаловать, сэр, – сказал он, обходя прилавок. – Проходите, прошу вас. Чем могу служить?

– Вы не могли бы достать… – Он замолчал, чувствуя себя полным кретином.

– Да? – угодливо спросил мистер Уильяме.

– Апельсиновые деревья, – без лишних вступлений сказал Натан.

– Апельсиновые деревья?

– Карликовые апельсиновые деревья. Из Франции. Мне нужна дюжина. Нет… две дюжины.

Мистер Уильяме открыл рот, но, будучи предприимчивым торговцем, тут же его закрыл, взял карандаш, бумагу и начал писать.

– Сейчас не сезон, милорд, но я постараюсь.

– Постарайтесь, – раздраженно бросил Натан. – Они нужны мне для оранжереи.

– Понятно. Две дюжины, хорошо. Чего еще желаете, милорд?

– Э… – Натан хлопнул себя перчатками по бедру. – Мне нужны диван и пара кресел для чтения. На ткани должны быть цветы… – Или птицы? Он задумался, но так и не сумел вспомнить. – Или птицы, – неуверенно добавил он. – Цветы или птицы – все равно! Надо, чтобы обивка понравилась женщине… с очень тонким вкусом.

Мистер Уильяме кивнул, и что-то записал на бумаге. Пока он это делал, Натан вспоминал щеки Эвелин, пылавшие от страсти прошлой ночью.

Черт побери, она была просто очаровательна! Одетая во что-то невесомое, с распущенными по плечам волосами… Он сжал руку в кулак и тут же скривился от боли, украдкой взглянув на свои израненные пальцы: все костяшки были в ссадинах и синяках.

Он хотел ее. Боже, как же сильно он ее хотел! Это просто уму непостижимо. Она выводила его из себя, но от этого он желал ее еще больше. А ведь было время, когда он не мог заставить себя даже взглянуть на нее, не то, что дотронуться. Сейчас он хотел ее и с каждой минутой все сильнее.

– Милорд? Натан вздрогнул.

– Что-нибудь еще?

– Нет, только это. – Он махнул перчатками, указывая на записи торговца.

– Хорошо, милорд, – сказал мистер Уильяме и быстро нацарапал что-то на бумаге, потом поднял голову и лучезарно улыбнулся. Натан понял, что заказ обойдется ему недешево.

Обо всем, договорившись, Натан попрощался с торговцем, вышел из магазина… и столкнулся с Уилксом.

– Линдсей! – радостно воскликнул его приятель.

– Что так быстро вернулся из Лондона? Я думал, ты пробудешь там две недели, – вяло поинтересовался Натан.

– Мои дела застопорились, а дама не пожелала встречаться со мной так долго, – со смехом ответил Уилкс, пристроившись рядом с Линдсеем.

– Ты утратил свое обаяние? – поддразнил его Натан.

– Как только мне надоело оплачивать дорогие комнаты и счета портнихи, мое знаменитое обаяние перестало на нее действовать, – сказал он и опять засмеялся. – Сундуки уже прибыли?

Натан кивнул. Черт возьми, придется поблагодарить Уилкса, ведь это он помог ему похитить жену: по его указанию собрали ее вещи и отравили их в Истчерч.

– Да, спасибо.

– Не за что, – весело отозвался Уилкс. – Впрочем, приехав в Букингем, я понял, что ты вовремя все уладил.

Натан недоуменно посмотрел на приятеля:

– Почему?

Уилкс огляделся по сторонам, потом тихо сказал:

– Среди королевских фрейлин ходит слух, что Данхилл заказал два билета во Францию.

Натан поморгал, переваривая услышанное.

– Он явно собирался бежать вместе с ней, – беспечно продолжил Уилкс, когда они подошли к конюшням. – Похоже, у них были довольно близкие отношения.

– Черт возьми, вряд ли я выдержу все новости без кружки эля, – бросил Натан.

– Но эта новость тебя точно порадует. На месте Ламборна я бы купил у Доннелли одного из его самых быстрых скакунов и срочно уехал в Шотландию.

– Почему? – равнодушно поинтересовался Натан. – Что он сделал?

Уилкс хитро усмехнулся, убедился, что рядом никого нет, и шагнул ближе.

– Он когда-нибудь говорил тебе о своем романе с принцессой Уэльской?

По мнению Натана, принцесса Уэльская была самой невзрачной женщиной королевства, и едва ли великолепный лорд Ламборн считал иначе. Джек Хейнз был очень разборчив в любовных связях, в отличие от Уилкса, который мог переспать с любой, лишь бы согласилась. И в отличие от Доннелли, который легко терял голову и влюблялся во всех подряд.

– Это правда, – сказал Уилкс, когда конюх вывел ему чалую лошадь. Ему явно доставляла удовольствие роль вестника. – В ходе расследования преступлений Каролины Джек был упомянут в качестве одного из ее многочисленных любовников.

– Я скорее поверю, что с принцессой спал Бентон, а не Ламборн, – проворчал Натан, но на губах его заиграла легкая улыбка. – Однако какое плодотворное расследование, а? Поехали, сообщим эту новость Ламборну вместе!

В холле Истчерча их встретил Бентон.

– Чаю, милорд? – спросил дворецкий, приняв у обоих мужчин плащи, шляпы и перчатки и отправив лакея наверх, в гостиную, с сумкой Уилкса.

– Еще чего! – нахмурился Уилкс. – Эля или виски, Бентон. Нам надо согреться. На улице чертовски холодно.

– Слушаюсь, сэр. – Бентон поклонился. – Если пожелаете, можете присоединиться к лорду Ламборну и лорду Доннелли. Они в бильярдной.

Натан слышал их смех, разносившийся по коридору.

– Принеси туда эль, – распорядился он и взглянул на Уилкса: – Я просмотрю почту, а потом приду к вам.

– Почта в семейном кабинете, милорд, – сообщил Бентон.

– Мы подождем тебя, Линдсей, – сказал Уилкс, направляясь в другую сторону. – До твоего прихода я не буду сообщать новость Ламборну.

У Натана не было настроения развлекать гостей. Честно говоря, он уже не мог дождаться, когда они, наконец, уедут из аббатства. Если приятели и дальше будут болтаться в его поместье, придется выделить каждому из них место на семейном кладбище.

Лакей подошел к кабинету раньше Натана и открыл дверь, но тот не обратил на это внимания. Он шагнул за порог, взглянул на свой стол и замер.

За письменным столом вишневого дерева в стиле Людовика XIV сидела Эвелин. Когда он вошел, она вскрикнула от неожиданности и выронила перо.

Натан тут же почувствовал неловкость и растерялся. Она смотрела на него как на какое-то чудовище, а он не привык к таким взглядам.

Эвелин вскочила и принялась лихорадочно собирать листки, на которых писала. Ей хотелось поскорее уйти.

– Оставь их! – резко сказал он.

Она прижала бумаги к груди и вышла из-за стола.

– Вы не хотите, чтобы я прочел ваше послание, мэм? Интересно, кому же вы пишете? – прорычал Натан.

Эвелин угрожающе приподняла брови:

– Хоть это вас не касается, сэр, отвечу: своей сестре. Она вытянула вперед руку с письмом.

Натан пересек комнату, взял листок и прочитал первое предложение: «Моя драгоценная Кларисса!»

Он отдал письмо Эвелин и направился к своему письменному столу. Уловив аромат лаванды, Натан замедлил шаг, но, быстро взглянув на жену, решительно пошел дальше и уселся за стол.

Промокательная бумага была в чернильных пятнах, а кончик его пера расплющился.

– Как ты оказалась здесь? – сухо спросил он, осматривая перо. – Я прислал тебе бумагу и перо.

– Ты прислал мне писчую бумагу, а не пергамент. К тому же перо было старым и хрупким. Оно сломалось.

Оно сломалось, потому что она писала слишком длинные пылкие письма – Натан знавал за ней еще и такую особенность.

– Я не думала, что надо просить у тебя разрешение на пользование кабинетом.

– Вовсе нет, – сказал он, подняв голову, – но, поскольку ты испытываешь ко мне столь сильное отвращение, я думал, что ты будешь держаться от меня на расстоянии.

Она раздраженно вздохнула:

– Послушай, Натан, я не испытываю к тебе отвращения.

– Нет? Почему же тогда ты хочешь со мной развестись?

Эвелин открыла рот, потом закрыла. По ее сосредоточенному лицу было видно, что она лихорадочно придумывает ответ.

– Успокойся, милая, – протянул Натан, – я не буду тебя пытать. Твой маленький секрет известен нам обоим.

– Что ты имеешь в виду? Он закатил глаза:

– Ты ведь хотела уехать во Францию?

– Что за глупость?!

Он не собирался играть в кошки-мышки.

– С Данхиллом! Он купил два билета – именно в эту страну.

У нее, по крайней мере, хватило такта, чтобы разыграть недоумение.

– Понятия не имею, о чем ты говоришь, – отрезала она.

– Не лги, Эвелин.

– Я не лгу! И откуда ты это узнал? У тебя что, есть шпионы в Лондоне?

– Если бы! – Он горько усмехнулся. – Нет, Эвелин, у меня нет шпионов. Это как раз то, о чем я тебя предупреждал: все следят друг за другом и всё друг о друге знают. Нельзя утаить никаких секретов, и если тебе не хватает ума это понять, то Бог тебе в помощь!

– Клянусь честью, я ничего не знаю о поездке во Францию, – сердито заявила она. – И прежде чем набрасываться на меня с обвинениями, расскажи-ка лучше о своих собственных секретах, Линдсей! О тех, которые ты так ревностно охраняешь.

Он откинулся на спинку стула и развел руками:

– Я не святой, милая, но моя жизнь – открытая книга. Она удивленно округлила глаза, а потом расхохоталась.

– Прошу меня простить, но ты самый скрытный человек из всех, кого я когда-либо знала!

– Вот уж неправда!

– Правда! – возразила Эвелин. Казалось, этот спор ее забавляет, однако Натану было не до смеха. – Сколько раз я пыталась тебя разговорить, а ты отвечал только «да, дорогая» или «нет, дорогая»!

– Ты городишь чушь, – проворчал он.

Эвелин вдруг оперлась руками о стол и нагнулась вперед.

– Есть вещи, о которых ты должен был мне рассказать, но не сделал этого. Например, о твоей задушевной дружбе с миссис Дюполь, – раздраженно заявила она. – На годовщине смерти нашего сына ты не сказал мне о том, что вы с миссис Дюполь собираетесь… – Она махнула рукой.

Натан сразу понял, что она имеет в виду.

– Поминать Роберта в церкви? – спросил он. – Я не сказал тебе об этом только потому, что ты была не в состоянии отмечать дату смерти нашего сына. Но мне надо было ее отметить.

– С миссис Дюполь? Он прищурился.

– В то время мы с тобой почти не разговаривали, – напомнил он ей. – Ответь мне, положа руку на сердце: ты смогла бы спокойно общаться со мной в тот день? Нет, Эвелин, не смогла бы. Мне надо было как-то справиться со своим горем, и я просто не выдержал бы твоего гнева.

В ее взгляде мелькнула растерянность. Она отпрянула назад и скрестила руки на груди.

– Ты мог бы справиться с горем без своей неразлучной подруги. Однако, Натан, ты назвал себя открытой книгой, а между тем был, по крайней мере, один случай, когда ты не захотел поделиться со мной своими мыслями и планами. Поставь себя на мое место. Мне и так было несладко в день годовщины, а стало еще хуже, когда я узнала, что мой муж пошел в ту церковь, где мы отпевали нашего сына, с другой женщиной!

«Я пошел молиться за нас», – подумал Натан.

– Ну, хорошо, – кивнула Эвелин. – А что ты скажешь про свое увлечение ботаникой? – Встретив его озадаченный взгляд, она горячо воскликнула: – Ты открытая книга, Натан? Но я никогда не слышала о твоем интересе к растениям! Мог хотя бы вкратце рассказать мне о медицинских свойствах лавандового масла.

Он и представить себе не мог, что она узнает о его маленьком хобби. Честно говоря, он занимался ботаникой от случая к случаю и только в последние два года начал работать более-менее регулярно, потому что хотел приобщить к этому делу Френсиса.

Эвелин смотрела на него в упор.

Он небрежно махнул рукой:

– Не думал, что тебя это заинтересует. Но Эвелин это не смутило. Она покачала головой:

– Конечно, о некоторых вещах можно и догадаться, но я начинаю подозревать, что никогда по-настоящему тебя не знала. Я и не догадывалась, что ты занимаешься ботаникой!

– Вижу, это стало твоей излюбленной темой: мы не знаем друг друга. Какая глупость!

– Ты только что сам это доказал!

– Прошу прощения, что не рассказал тебе об этом проклятом увлечении. Но ты не можешь меня не знать, Эви. Мы с тобой спали в одной постели! Мы зачали ребенка! Мы были близки, а это что-то да значит. Люди обычно немало узнают друг о друге в подобных обстоятельствах.

Эвелин не могла с этим спорить и покраснела как девочка. Поджав губы, она потупилась и тихо спросила:

– Почему ты не говорил мне про ботанику?

– Эвелин! – Он потерял терпение. – О чем тут говорить?

Она подняла голову, и Натан с испугом увидел слезы в ее глазах.

– Интересно, о каких еще важных для меня вещах ты молчал все эти годы, потому что считал, что о них не стоит упоминать?

Эвелин направилась к двери. Он бросился за ней и положил руку на ее плечо, заставив обернуться. Она попыталась высвободиться, но он схватил ее за талию и тихо произнес:

– Не надо использовать свое задетое самолюбие в качестве глупого предлога для расторжения брака.

Эвелин вырвалась из его рук и решительно вышла из комнаты.