Текст книги "Свинья, которая хотела, чтоб ее съели"

Автор книги: Джулиан Баджини

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

76. Ясная голова

Теперь Уша больше не будет чувствовать себя неловко в компании своих начитанных заумных коллег. Уверенной походкой она подкатила к выставляющему напоказ свою эрудированность Тимоти, чтобы проверить свои новые возможности.

«Уша, дорогуша, – сказал он ей, – какой элегантной мадам ты сегодня выглядишь!»

«Всецело прекрасной, волшебное дитя, – ответила Уша. – Я польщена. Но «ее волосы длинны, ноги легки, а глаза безумны». Я ничего не могу сказать про свои глаза, но размер моих туфель восьмой, а волосы у меня, определенно, короткие».

Тимоти был явно ошарашен. «Я не знал, что ты такая поклонница Китса», – сказал он.

«Перефразируя Канта, – ответила Уша, – возможно, ты не знаешь меня такой, какая я есть, но лишь такой, какой я тебе кажусь». Произнеся это, она покинула его. А он остался стоять в недоумении.

Ее новый имплантат работал потрясающе: высокоскоростной беспроводной чип, подсоединенный к всемирной паутине и встроенной энциклопедии. Он реагировал на усилия вспомнить что-либо, углубляясь в информационные источники и извлекая из них то, что необходимо. Уша даже не могла сказать, что конкретно она пыталась вспомнить и что этот чип извлек. Да ей это было безразлично, ибо теперь она была самым эрудированным человеком в комнате, и это было самое главное.

Уша хитрит. В этом нет сомнений. Она притворяется, будто читала и помнит те произведения, которые на самом деле впервые доставляются в ее сознание этим удивительным имплантатом.

Но означает ли это, что она не знает книг Китса и Канта? То, что она получает информацию нетрадиционным способом, еще не свидетельствует о том, что она ничего не знает. Какая, в конце концов, разница между получением информации, содержащейся в вашем сознании, и получением информации, находящейся где-то еще, но напрямую поступающей в ваш мозг?

Это становится еще более убедительным, если вы, наряду со многими философами, примете тот факт, что знание является своего рода оправданным истинным убеждением.

Убеждения Уши о Китсе и Канте верны, и она абсолютно права в том, что верит в их истинность на основе эффективности своего чипа, в отличие от нас верящие в то, что наши убеждения верны на основе сомнительной эффективности нашего мозга.

В этой истории самым интересным, возможно, является не то, что знает Уша, а роль, которую вспоминаемые факты играют в интеллекте и мудрости. Блестящее выступление Уши зависело не только от ее способности приводить цитаты – она еще должна была делать это остроумно и разумно. Именно это говорит о ее интеллекте, а не способность цитировать классические стихи и прозу.

Однако фон этой истории предполагает, что иногда мы ошибочно думаем по-другому. Уша была интеллектуально запугана, потому что ее окружали люди, способные с легкостью цитировать, приводить цитаты и ссылки на великие произведения. Демонстрируют ли такие люди действительно огромный интеллект или просто хорошую память? Обратите внимание на то, что Тимоти мог бы начать разговор, упомянув стихотворение Китса, но одноименная героиня этого стихотворения вовсе не была похожа на Ушу.

Возможно, у нас есть и другие веские основания считать, что имплантат Уши не является заменой прочтению великих книг.

Только проводя время на значимой для вас работе, вы по-настоящему понимаете и осознаете это. В приводимых цитатах Уши отсутствует понимание фона и контекста. Поэтому, несмотря на то что она может остроумно использовать их, чтобы смутить своего коллегу, если бы их разговор коснулся нюансов работ Китса или Канта, она, вероятно, опозорилась бы.

Но важно и то, что то же самое могло бы произойти и с Тимоти. Дело в том, что знание сути великих произведений философии и литературы еще не является показателем мудрости и интеллектуальности. Компьютерный чип может хранить эти знания также эффективно, как и человеческий мозг. Главное – это то, что мы делаем с этими знаниями.

Смотрите также

3. Индианка и лед

30. Из этого состоят воспоминания

40. Победитель на деревянной лошадке

63. Неизвестно

77. Козел отпущения

Почему Марша пошла служить в полицию? Для нее ответ был очевидным: чтобы защищать людей и обеспечивать порядок и справедливость. Эти соображения были важнее, чем следование инструкциям.

Она продолжала говорить себе, что из-за своего страха ей не хватало решимости нарушить правила, чтобы остаться верной своим идеалам. Один хороший мужчина совершил ужасную ошибку, в результате чего погибла невинная женщина. Но благодаря цепи случайностей и совпадений у Марши появилось достаточно косвенных улик, чтобы обвинить в этом преступлении другого мужчину. Кроме того, этот мужчина, которого она могла арестовать по ложному обвинению, был отвратительным типом, который наверняка был ответственен за целый ряд убийств. Ей просто не удалось собрать достаточно доказательств, чтобы ее обвинения убедили суд.

Она знала, что закон не оставлял места для ложных обвинений, но ведь лучше засадить за решетку убийцу-рецидивиста, чем человека, который не представляет угрозы для общества? Гораздо справедливее поступить так, чем отказать убийце в справедливом суде.

Источник: фильм Кристофера Нолана «Бессонница» (2002).

«Если кто-то обидит моих детей, я убью его». Такое можно нередко услышать от законопослушных в других отношениях граждан. Но о чем думают люди, которые произносят такие слова?

Одни люди могут объяснить такие слова тем, что, несмотря на то что они знают, что вершить самосуд нельзя, они все равно просто и честно выразят свои чувства. Другие могут быть более агрессивны. И человек, обидевший их детей, получит по заслугам. Закон может быть не на их стороне, но естественная справедливость будет на их стороне.

Вне сомнений, закон и мораль – это не одно и то же. Именно поэтому возможно появление несправедливых законов и гражданское неповиновение иногда похвально. Тем не менее принцип главенства закона важен. Только в исключительных случаях мы можем обойти или нарушить закон. Нам выгоднее запретить людям вершить самосуд даже в том случае, когда они совершают его из добрых побуждений.

Однако эти общие размышления не очень-то подходят для Марши. Она может полностью согласиться с этим анализом, но ее проблема в том, что она не знает, находится ли она в чрезвычайных обстоятельствах, в которых можно нарушить закон. Как она может узнать об этом?

Несколько различных способов определить это могли бы оправдать ее обман. Например, можно считать, что нарушение закона допустимо, если соблюдаются три условия. Во-первых, если нарушение закона приводит к значительно более позитивному результату, чем следование закону. Похоже, что это именно та ситуация, в которой оказалась Марша. Во-вторых, ваш поступок не должен подрывать авторитет законопослушности в целом. Это условие тоже будет соблюдено, если обман Марши останется тайной. В-третьих, нарушение закона должно быть единственным средством добиться лучшего результата.

Похоже, что не существует другого способа, с помощью которого Марша смогла бы гарантировать, что настоящий преступник окажется в тюрьме.

В этом случае все-таки появляется правдоподобное нравственное оправдание для предполагаемого мошенничества Марши. И тем не менее мысль о том, что не суд, а полицейский принимает решение о наказании кого-либо, отвратительна.

И для этого есть веские причины: нам нужны меры, направленные на то, чтобы полицейские не злоупотребляли своей властью, даже если иногда они приведут к тому, что виновные будут ходить на свободе.

Можем ли мы иметь и то и другое? Возможно, не будет противоречием сказать, что общество должно требовать от полиции соблюдения правил, но при этом иногда неплохо бы, чтобы она их незаметно нарушала. Наша коллективная работа, возможно, должна состоять в поддержании главенства закона, но наш индивидуальный долг, вероятно, должен заключаться в том, чтобы делать все от нас зависящее в рамках и вне рамок закона.

Смотрите также

7. Когда никто не выигрывает

17. Пытать или нет?

36. Упреждающее правосудие

50. Хорошая взятка

78. Азартная игра с Богом

И сказал Господь философу: «Я Господь, Бог твой, и, хотя у тебя нет доказательств того, что Я есть тот, кем себя называю, позволь мне дать тебе такой повод поверить в это, который понравится твоей падшей душе: азартную игру, основанную на своекорыстии.

Есть два варианта: Я существую, и Я не существую. Если ты поверишь в Меня и последуешь Моим указаниям и окажется, что Я существую, ты получишь вечную жизнь.

Однако, если окажется, что Я не существую, ты получишь смертную жизнь с некоторым утешением, которая даст тебе вера. Конечно, ты проведешь какое-то время в церкви и упустишь какие-то удовольствия, но это будет не важно, когда ты умрешь. Но если Я действительно существую, вечное блаженство – твое. «Если ты не веришь в Меня и Я не существую, то у тебя будет свободная и легкая жизнь, но ты все равно умрешь, и ты не будешь жить с подтверждением веры в божественное. Однако, если Я все же существую, тогда у тебя будет вечность с раскаленными кочергами и мучением».

«Поэтому, если ты ставишь на то, что Я не существую, то в лучшем случае получишь короткую жизнь, а в худшем, – вечное проклятие. Но, если ты поставишь на то, что Я действительно существую, как бы невероятно это ни казалось, то, в худшем случае, у тебя будет короткая жизнь, а в лучшем – вечность. Надо быть сумасшедшим, чтобы не поставить на это».

Источник: Блез Паскаль «Мысли» (1660).

Во всех странах есть люди, которые не всегда ходят в церкви, не изучают религиозных текстов и даже не следуют учениям своей религии. Тем не менее они не перестают верить в своего Бога или во всех богов сразу. Например, они по-прежнему крестят своих детей, организуют бармицвы, или религиозные похороны. В трудные времена они могут к тому же еще и молиться.

Такие люди, возможно, рассуждают не так, как наш азартный Бог, но похожие базовые принципы лежат в основе и их поведения: на всякий случай лучше сохранять минимальную преданность Богу. Так рассуждает не только страховой агент, но и азартный игрок на это не требуется много времени и усилий, но это может спасти вашу душу.

Делать ставку имеет смысл, только если действительно существуют два варианта, но их, разумеется, нет. Существует множество богов, в которых можно верить, и множество способов поклоняться им. Евангельские христиане, к примеру, считают, что вы отправитесь в ад, если не примете Иисуса Христа как своего Спасителя. Поэтому, если вы сделаете свою божественную ставку на ислам, индуизм, сикхизм, джайнизм, буддизм, иудаизм, конфуцианство или любую другую религию, вы все равно проиграете, если Христос окажется Царем Небес.

Ставки, конечно же, остаются теми же самыми: одним из возможных последствий за неправильно сделанный выбор является вечное проклятие. Но проблема сейчас состоит в том, что вы не можете уберечься от этого очень маловероятного варианта, потому что, если вы выберете неправильную религию, вы все равно будете прокляты. Вы, вероятно, можете подумать, что любящий всех Бог не осудит людей на ад за веру в неправильную религию, поэтому сойдет любая религия. Но такой добрый и снисходительный к ошибкам Бог, конечно же, не осудит на вечный огонь и атеистов.

Единственный Бог, от которого следует защищаться, – это Бог-фундаменталист, и данные указания действительны только в отношении очень конкретного божества.

Кроме того, странно, что Бог, который способен обозревать самые потаенные уголки наших душ, примет веру, основанную на таком узком и расчетливом своекорыстии. Со временем, возможно, вы начнете верить по-настоящему, а не просто делать вид, что вы верите. В религиозном поклонении совершенство приходит с практикой.

Но Бог все равно распознает неискренность, которая мотивировала вашу веру, и воздаст вам по заслугам.

Поэтому на самом деле ставки нужно делать более осторожно. Либо вы выбираете веру в одного особенно мстительного и сурового бога, который повелевает верить лишь в одну фундаментальную религию, а не в множество соперничающих с ней верований; либо вы выбираете веру в то, что нет никакого бога или что он не настолько эгоистичен (самовлюблен), чтобы требовать от вас верить в него до того, как он даст вам возможность спастись. И даже если вы поставите на злобного бога, останется еще много богов, которым очень не понравится то, что вы выбрали не их.

Делание ставок в конечном счете оказывается бессмысленным занятием.

Смотрите также

24. Квадратный круг

45. Невидимый садовник

58. Божественное повеление

95. Проблема зла

79. Заводной апельсин

Министру внутренних дел дали недвусмысленно понять, что его план был «политически неприемлемым». Но простая схожесть этого плана с тем, что было описано в дистопическом произведении одного из известных писателей, еще не была причиной сразу же от него отказаться.

Как и во время процесса Людивико, описанного в книге Энтони Берджеса «Заводной апельсин», в ходе новой программы «Лечение посредством выработки условно-рефлекторной реакции отвращения к совершению преступлений» (ЛПВУРОП) рецидивистов проводили через неприятные, хотя и непродолжительные процедуры, после которых у них возникало отвращение от самой мысли о совершении тех преступлений, которые они совершали раньше.

Министру внутренних дела эта ситуация казалась не просто выигрышной, а очень выигрышной: выигрывал налогоплательщик, поскольку эти процедуры стоили дешевле, чем длительные и повторяющиеся сроки заключения; выигрывал преступник, поскольку вне камеры жить было лучше, чем внутри нее; и выигрывало общество, поскольку ранее опасные для общества люди превращались в законопослушных граждан.

Однако бригады правозащитников вопили о «промывке мозгов» и покушении на базовые свободы и достоинство человека, хотя участие в этой программе было исключительно добровольным делом. Так чему же здесь, думал министр, противиться?

Источник: Энтони Берджес «Заводной апельсин» (Хайнеманн, 1962).

Когда люди говорят о человеческом достоинстве и свободе, они либо описывают два наиболее важных ориентира на ландшафте этики, либо просто произносят ни к чему не обязывающие слова.

А когда люди жалуются, к примеру, на то, что какие-то новые технологии оскорбляют человеческое достоинство, они чаще всего просто выражают свое рефлекторное отвращение чему-то незнакомому и необычному. Например, многие отвергали искусственное оплодотворение, когда оно только что появилось, на том основании, что оно низводило человека на уровень какого-то лабораторного экземпляра. Сегодня большинство людей считают его уместным и эффективным способом решения проблем бесплодия.

Исходя из этого, мы должны отнестись с подозрением к утверждениям о том, что программы, подобные ЛПВУРОП, представляют собой атаку на человеческую свободу и достоинство. Возможно, те, кто заявляет об этом, просто выражают предубеждение против новшеств, которые показывают, что человеческие существа не настолько таинственны, как нам хотелось бы думать, и что и ими тоже можно манипулировать в научных целях.

С этим можно поспорить, сказав, что данное лечение всего лишь совершает систематически то, что обычно происходит спонтанно. Через комбинацию социализации и инстинкта мы учимся испытывать отвращение к определенным формам поведения. Мы воздерживаемся от причинения боли другим людям не потому, что мы убеждены в том, что это неправильно, но потому, что пришли к пониманию того, что нужно не допускать их боли. Однако некоторым людям не удается усвоить этот урок. Возможно, у них нет внутреннего сопереживания, которое позволяет большинству из нас сочувствовать боли других. А может быть, у них понижена чувствительность к жестокости, и они воспринимают ее как нечто позитивное. В таких случаях, что неправильного в искусственном внедрении инстинктов, которые в них не развила природа или воспитание?

Разговоры о промывке мозгов очень убедительны, но похоже, что большая часть нашего поведения является своего рода привычкой, возникшей путем комбинации постоянного негативного и позитивного влияния наших родителей и общества в целом. В сущности, нам всем, с самого рождения, промывают мозги. И только когда промывка мозгов производится быстро или с нежелательными для нас последствиями, она вдруг становится этически неприемлемой. Разве лечение посредством выработки условно-рефлектор-ной реакции отвращения к совершению преступлений не является просто ускоренной и корректирующей версией того вида приемлемой промывки мозгов, которую мы обычно называем социализацией?

По схожим причинам мы должны быть осторожны с преувеличением своих притязаний на свободу. Мы не считаем, что человек свободно воздерживается от насилия, только когда он равно склонен к его проявлению и непроявлению и выбирает непроявление насилия. Обычный, порядочный человек скорее ощущает, чем выбирает отвращение к причинению бессмысленной боли другим; это не просто вопрос хладнокровного проявления «свободной воли». Поэтому, если какой-то лечебный процесс просто внедряет в человека то, что для большинства людей является обычным уровнем отвращения к преступному поведению, то как он повлияет на человека, менее свободного, чем вы или я?

Если существуют веские аргументы против лечения посредством выработки условно-рефлекторной реакции отвращения к совершению преступлений, то нам нужно выйти за рамки неясных призывов к свободе и достоинству.

Смотрите также

17. Пытать или нет?

35. Последняя надежда

50. Хорошая взятка

97. Моральная удача

80. Сердце и разум

И Шулер, и Трайн укрывали евреев от нацистов во время оккупации Нидерландов. Однако делали они это по совершенно различным причинам.

Трайн была женщиной, чьи добрые поступки были исключительно спонтанными. Страдание и нужда вызывали отклик в ее сердце, и она реагировала на них не раздумывая. Друзья восторгались щедростью ее духа, но иногда напоминали ей о том, что благими намерениями вымощена дорога в ад. «Ты можешь почувствовать, что нужно дать денег нищему, – говорили они ей, – но что, если он потратит их на наркотики?» Трайн не реагировала на такие опасения. Ведь при виде человеческой нужды все, что надо сделать, – это помочь, верно?

Шулер, напротив, считалась женщиной холодной. На самом деле, она даже не любила многих людей, хотя и не испытывала к ним ненависти. Когда Шулер помогала другим, она делала это, потому что, подумав об их положении и своем долге, она приходила к выводу, что им нужно помочь. Шулер не испытывала каких-то теплых чувств от своих добрых дел, она просто ощущала, что поступает правильно.

Так кто же – Шулер или Трайн – вел более правильную с нравственной точки зрения жизнь?

Таких людей, как Трайн, называют «хорошими», «добрыми», «щедрыми» чаще, чем людей, подобных Шулер. Мы чувствуем, что их доброта глубоко укоренена в их личности и исходит из них естественным образом. Их инстинктивная щедрость предполагает, что по самой своей сути они добры. И напротив, как бы мы ни восхищались такими персонажами, как Шулер, мы не ощущаем их доброты подобным же образом.

В лучшем случае, мы можем начать восхищаться их готовностью подчиниться тому, что они считают своим долгом.

Любопытно, что мы реагируем именно так. Ведь если нравственность заключается в том, чтобы поступать правильно, то далеко не очевидно, что мы тогда должны считать, что Трайн достойна большей похвалы с нравственной точки зрения, чем Шулер. И действительно, как уже было заявлено, Трайн в своем простодушии, возможно, с большей вероятностью сделает что-то неправильно, чем Шулер. Например, во время путешествия по Африке местные дети часто будут просить у вас карандаши, а иногда и деньги, Тайн в такой ситуации, разумеется, даст им все, что они просят. Но Шулер, возможно, поразмыслит над этим немного дольше и придет к выводу, как и большинство агентств по развитию, что такого рода щедрость способствует поддержанию зависимости, а также чувства неполноценности и беспомощности. Гораздо лучше отдавать что-нибудь напрямую какой-нибудь школе и сохранять чувства достоинства тех, кому вы хотите помочь.

Есть и вторая причина приуменьшить похвалу Трайн. Поскольку ее действия бездумны, не значит ли это, что ей просто повезло, что она склонна поступать по-доброму (делать добро)? Почему мы должны хвалить кого-то только за то, что у него случайно появилось хорошее расположение духа? Хуже того, не уведут ли наши инстинкты нас в сторону, если мы не будем размышлять о наших чувствах? Подумайте, например, о многих людях, живших в разное время, имевших такой же характер, как у Трайн, но выросших в расистских обществах. Такие люди зачастую так же бездумно проявляли свой расизм, как и свою доброту.

Может быть, мы могли бы зайти еще дальше. Шулер заслуживает большего морального доверия именно потому, что она поступает по-доброму, несмотря на отсутствие инстинктивного сопереживания и сострадания. Если доброта Трайн не требует каких-то усилий, то доброта Шулер представляет собой триумф человеческой воли над естественными наклонностями.

Однако полное изменение наших инстинктивных суждений и восприятие Шулер как человека, заслуживающего большей похвалы с нравственной точки зрения, создают различные проблемы. В конце концов, не странно ли говорить о том, что человек, чья доброта в значительной степени зависит от его характера, является менее добродетельным, чем тот, кто делает добро только потому, что считает, что он должен его делать?

Банальное решение этой дилеммы состоит в том, чтобы сказать, что доброта требует объединения разума и чувств и что, хотя и Трайн, и Шулер демонстрируют некоторые признаки добродетели, ни одна из них не является образцом гармоничной, нравственной личности. Это почти наверняка верно, но такой подход уходит от реальной дилеммы: что важнее при определении нашей нравственной доброты – наши чувства или наши мысли?

Смотрите также

17. Пытать или нет?

18. Требования логики

50. Хорошая взятка

83. Золотое правило