Текст книги "Сын теней"

Автор книги: Джульет Марильер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 37 страниц)

– А есть кто-то еще? – в его голосе внезапно послышалась агрессия.

– Нет, Эамон, – поспешно ответила я. – Тебе не стоит волноваться на этот счет. Я прекрасно понимаю, какая удача для меня получить даже одно предложение, подобное твоему.

– Ты недооцениваешь себя, как всегда.

Снова воцарилось молчание. Эамон, хмурясь, разглядывал свои руки.

– Когда ты сможешь дать мне ответ? – наконец спросил он.

Отвечать было тяжело. Будто я решала, когда Сорче умереть.

– Ради моей матери я не стану ничего решать до следующего Белтайна, – ответила я. – Этого времени, думаю, будет достаточно. Тогда я дам тебе ответ.

– Это слишком долго, – возразил он. – Как мужчина может столько ждать?

– Я нужна здесь, Эамон. И во мне будут нуждаться все больше и больше. И, кроме того, я не понимаю, что чувствую по отношению к тебе. Прости, если я делаю тебе больно, но за твою честность я должна отплатить правдой.

– Целый год, – протянул он. – Ты очень многого от меня ждешь.

– Год – это действительно очень долгий срок. Но я не собираюсь привязывать тебя к себе. Ты ничего мне не должен. Если за это время ты встретишь кого-то еще, и твои намерения изменятся, ты можешь поступать, как тебе заблагорассудиться. Жениться и вообще делать все, что пожелаешь.

– Я не изменю своих намерений, – произнес он уверенно и страстно. – Это невозможно.

И тут я почувствовала, как надо мной пробежала тень, мне на мгновение стало холодно. Может, все дело было в его тоне, или в глубине его взгляда, или в чем-то еще, но мирный, залитый солнечным светом сад вдруг потемнел. Похоже, у меня изменилось выражение лица.

– Что случилось? – обеспокоенно спросил он. – В чем дело?

Я покачала головой.

– Ничего, – ответила я. – Не обращай внимания, все в порядке.

– Мне уже пора, – сказал он, вставая. – Меня ждут. Я был бы счастливее, если бы мы пришли хоть к какому-то… взаимопониманию. Может, нам стоит обручиться, а свадьбу отложить до… до момента, когда ты будешь готова. Или…. разве леди Сорча не желала бы увидеть тебя счастливо устроившей свою жизнь до того, как… Разве ей не хотелось бы присутствовать на твоей свадьбе?

– Все не так просто, Эамон. – Я вдруг почувствовала неимоверную усталость. – Я не могу соглашаться ни на какое обручение. Я не хочу ничего никому обещать. Я уже сказала тебе, когда смогу ответить, и не изменю своего решения. Возможно, год и не покажется тебе таким уж долгим.

– Он кажется мне вечностью. За год многое может измениться.

– Ступай, Эамон, – сказала я. – Эйслинг ждет. Езжай домой, приводи в порядок дела в своих владениях, дай людям вернуться к нормальной жизни. Вечером следующего Белтайна я все еще буду здесь. Езжай домой.

Я думала, что он так и уйдет, ничего больше не добавив. Он молчал очень долго, задумчиво опустив голову и скрестив на груди руки. Но он все же заговорил:

– Дом у меня появится только тогда, когда ты будешь ждать меня у дверей с моим ребенком на руках. Не раньше.

Тут он развернулся и, не оглядываясь, прошел через арку.

Глава 5

Я не слишком долго задумывалась над этим разговором, поскольку вскоре наш дом захлестнула ошеломляющая череда событий. Мы и так уже жили довольно невесело, рассоренные полным нежеланием Ниав даже просто обдумать предложение возможного жениха и отказом давать по этому поводу какие-либо объяснения. А еще гневом Лайама и отчаянием отца, неспособного помирить этих двоих. Мама ужасно огорчалась, видя, что двое любимых ею мужчин постоянно спорят. Шон скучал по Эйслинг и раздражался по поводу и без. Однажды теплым летним днем от отчаяния я одна оправилась в лес. Там было место, часто посещаемое нами в детстве: глубокое, уединенное озерцо, поросшее по берегам папоротником. Оно нежилось в тени плакучих ив, где неумолчно журчал водопад. Когда-то, в жаркие летние дни, мы частенько играли там втроем, оглашая воздух визгом, плеском и хохотом. Конечно, теперь для этого мы слишком взрослые. Мужчины и женщины, как недавно напомнил мне Эамон. Мы слишком стары для веселья. Но я вспомнила, что вокруг озерка буйно растут дикие травы – петрушка, купырь и кресс-салат. Я подумала, что неплохо бы испечь пирожок с яйцами и творогом: возможно, он сумеет возбудить мамин угасающий аппетит. Я взяла корзинку, подвязала волосы и отправилась в лес, довольная, что смогу хоть немного отдохнуть от напряженной атмосферы дома.

День стоял теплый, нужные травы встречались в изобилии. Я спокойно собирала их, напевая про себя песенку, и скоро моя корзина была полна. Я присела отдохнуть, опершись спиной о ствол ивы. Лес дышал жизнью: в подлеске стрекотали белки, над головой свистели дрозды… а еще я услышала незнакомые звуки, словно тихий, непонятный мне шепот раздавался в воздухе. Если в нем и содержалось некое послание, оно вряд ли предназначалось мне. Я сидела совершенно неподвижно и надеялась, что мне, возможно, удастся их увидеть: полупрозрачные, эфирные фигуры меж деревьев… уголок летящей по ветру вуали, прозрачное и хрупкое, словно у стрекозы крылышко… волосы, в которых блестят золотые и серебряные нити. Вон за деревьями, будто бы мелькнула манящая рука, послышался серебристый смех… Я моргнула и посмотрела вновь. Наверное, меня обманула игра солнечных бликов, поскольку сейчас я не видела ничего. Пожалуй, стоит вернуться домой, приготовить свой пирог и надеяться, что члены моей семьи снова станут друзьями.

И все же, там кто-то был. Дальше в лесу, между рябинами мелькнуло темно-синее пятно. Мелькнуло и исчезло. Мне показалось, или я слышала чьи-то легкие шаги по тропе? Я встала, подхватила корзинку и тихо пошла вперед. Следы вели меня вниз с холма к заветному озерцу, петляя меж деревьев и толстых упавших веток. Я не стала никого звать. Я до сих пор подозревала, что, возможно, меня привлекла всего лишь игра света на темной листве. И, кроме того, меня учили, что по лесу надо двигаться молча. Это необходимо для собственной же безопасности, так говорил отец. Вот что-то снова мелькнуло, прямо передо мной, сразу за рябинами. Синее пятно, словно складки одежды, а над ним, белой вспышкой – длинная узкая ладонь. На этот раз жест был совершенно определенным. «Сюда», – призывал он. «Иди сюда». И я тихо шла по тропе.

Позже, Ниав ни за что не поверит, что я пришла туда не нарочно, не для того, чтобы раскрыть ее секрет. Я тихонько шла под ивами, пока передо мной не открылась спокойная гладь озера. Я замерла, обомлев. Она меня не заметила. И он тоже. Они вообще ничего вокруг не замечали. Озеро отражало, как они стоят по пояс в воде под зеленым ивовым балдахином, и кожа их казалась пятнистой от сочившегося сквозь листву солнечного света. Она крепко обнимала его за шею своими белоснежными руками. Он склонил огненно-рыжую голову и целовал ее обнаженное плечо, а она с животной грацией выгибала спину, отвечая на прикосновение его губ. Распущенные волосы струились вокруг нее, соперничая с золотом солнечного света и совершенно не скрывая ее наготы.

Противоречивые эмоции боролись во мне. Шок, страх, горячее желание сделать как-нибудь так, чтобы я пошла собирать траву в любое другое место. Я знала, что должна немедленно отвернуться, но была совершенно неспособна отвести взгляд. То, что я видела, было глубоко неправильно и в то же время невообразимо прекрасно. Игра света на поверхности воды, игра теней на жемчужно-белой коже, переплетение тел, их полная погруженность друг в друга… наблюдать за этим было поразительно и одновременно невыносимо. Если считается, что именно это я должна чувствовать по отношению к Эамону, то я правильно сделала, что заставила его ждать. В этот момент руки молодого друида скользнули по телу сестры вниз, он поднял ее и жадно потянул на себя. Поняв, что больше не вынесу этого зрелища, я тихо отступила обратно под ивы и, ничего не видя перед собой, пошла по тропе по направлению к дому. В голове у меня шумело. А странный проводник, приведший меня к этой находке, исчез без следа.

Мне не повезло. Я плохо выбрала время. А, возможно, как раз и было задумано, что первым, кто встретится на моем пути, будет мой брат, и что встретимся мы посреди наших пастбищ, как раз тогда, когда перед глазами у меня будет стоять недавно виденная картина: два юных тела сплелись так крепко, будто хотят слиться в одно. Возможно, к этому приложил руку Дивный народ… а может быть, как позже заявила Ниав, виновата только я одна, поскольку шпионила за ней. Я уже рассказывала, как все происходило у нас с Шоном. Когда мы были моложе, мы часто делились секретами и мечтами напрямую, открывая друг другу свои мысли и не нуждаясь в словах. Все близнецы довольно близки, но наша связь была гораздо глубже обычной: мы могли позвать друг друга на расстоянии, будто у нас была общая частичка души, еще до рождения. Позже мы по негласному соглашению перестали пользоваться этой связью. Секреты юноши, ухаживающего за своей первой девушкой – вещь слишком деликатная, чтобы рассказывать о них сестре. Я со своей стороны не хотела делиться с ним своими страхами за Ниав, или беспокойством о будущем. Но сейчас я просто не могла этого предотвратить. У тех, кто связан так тесно, как мы с Шоном, все происходит таким образом, что если в одном бурлят сильные чувства – радость, огорчение, боль – они словно переливаются через край, и другой просто не может их не разделить. Я была неспособна оградить от него свой разум, в том состоянии у меня не осталось никаких защитных барьеров. Я не смогла утаить маленькое, кристально-ясное изображение объятий сестры и ее друида, отраженное в спокойных водах озера.

Он увидел и почувствовал то, что видела и чувствовала я.

– Что это? – в ужасе выдохнул Шон. – Это было сегодня? Сейчас?

Я горестно кивнула.

– Клянусь Дагдой, я своими руками убью этого парня! Как он смеет марать мою сестру?

Мне показалось, что он вот-вот сломя голову помчится в лес, горя жаждой мести.

– Стоп! Прекрати, Шон! Ярость тут ни к чему не приведет. Может, все еще не так плохо.

Он взял меня за плечи – прямо там, посреди поля – и заставил взглянуть себе прямо в глаза. На лице его отпечатались чувства, которые я без труда читала в его сердце: шок, гнев, возмущение.

– Поверить не могу! – процедил он. – Как Ниав могла добровольно участвовать в подобном безумии? Она что, не понимает, что рискует провалить весь договор? Всемогущие Боги, как мы могли быть столь слепы? Мы все просто слепцы! Пошли Лиадан, мы должны вернуться домой и обо всем рассказать.

– Нет! Не говори пока никому. Дай мне, по крайней мере, сначала поговорить с Ниав. Я предвижу… предвижу, что это принесет большое зло, большее, чем ты сейчас можешь себе вообразить. Стой, Шон!

– Поздно. Слишком поздно. – Шон уже принял решение и не хотел ничего слушать. Он повернулся к дому и жестом велел мне следовать за ним. – Надо рассказать все прямо сейчас. Возможно, что-нибудь еще удастся спасти, если все останется в тайне. Почему ты мне не сказала? Ты давно обо всем этом знаешь?

Мы шли к дому (впереди решительно шагал разъяренный Шон, а за ним неохотно плелась я), и мне казалось, что мы несем с собой тень… самую мрачную из всех возможных.

– Я не знала. До сегодняшнего дня. Я догадывалась, но и не предполагала, что это зашло так далеко. Шон, может, не стоит никому рассказывать?

– У нас нет выбора. Она должна выйти замуж за Уи-Нейлла. От этого союза зависит все наше благополучие. Боюсь даже вообразить, что станет с мамой. Как Ниав могла?! Я совершенно не понимаю.

Отец был в поле. Мама отдыхала. Но Лайам оказался дома и первым услышал новость. Я была готова к гневу, к неодобрению, к возмущению, наконец. Но то, как изменилось лицо дяди после рассказа Шона о том, что я видела, глубоко поразило меня. В его глазах был не просто шок. Я увидела там отвращение и… страх? Да нет, конечно… Лайам испугался?

Когда дядя наконец заговорил, стало ясно, что ему приходится прикладывать огромные усилия, чтобы говорить спокойно. И все равно, голос временами дрожал.

– Шон, Лиадан, мне понадобится ваша помощь. Все должно остаться в семье. Это неимоверно важно. Шон, немедленно привези Конора. Поезжай один, никого с собой не бери. Скажи ему, что дело срочное, но ничего пока не рассказывай. Отправляйся прямо сейчас. И ради всего святого, не давай воли гневу. Лиадан, мне очень-то не хочется впутывать в это и тебя, подобные вещи не для глаз и ушей невинных девушек. Но ты – член семьи, и теперь ты втянута в эту историю, хотим мы того, или нет. Благодарение богам, Эамон и его сестра уже уехали!.. Так. Я хочу, чтобы ты спустилась вниз и ждала прихода Ниав. Следи за входом в сад, пока не увидишь, что она идет домой. Потом веди ее прямо ко мне в кабинет. И я еще раз повторяю, и не устану повторять – молчи. Никому ни слова. Я пошлю за твоим отцом, и сам сообщу ему новость.

– А мама? – я не могла не спросить.

– Ей придется сказать, – ответил он мрачно. – Но не сейчас. Подарим ей еще немного покоя.

И я ждала прихода Ниав. Я видела, как Шон быстрее ветра промчался к лесу: туда, где в глубине чащи находилось убежище друидов. Только пыль взметалась из-под копыт.

Я ждала долго, почти до заката. Я мерзла, у меня разболелась голова, и еще я испытывала дикий страх, странно превосходящий серьезность происшествия. Я все думала и думала о случившемся. Наверное, они действительно любят друг друга. Так, без сомнения, казалось со стороны. Может быть, он окажется из хорошей семьи, и, возможно, не так уж и важно, останется он друидом или нет, и… тут я вспомнила взгляд Лайама и поняла, что мои надежды совершенно напрасны. Похоже, я слишком многого не понимаю.

Ужасно тяжело было сказать обо всем Ниав. Она буквально светилась от счастья, кожа ее горела, а глаза мерцали, как звезды. В блестящих волосах красовался венок из лесных цветов, а ноги под подолом белого платья были босы.

– Лиадан! Что ты делаешь на улице? Уже почти стемнело!

– Они все знают, – без обиняков заявила я, и увидела, как изменяется ее лицо, как свет уходит из глаз, гаснет так быстро, будто кто-то задул свечу. – Я… я собирала травы и увидела вас, и…

– Ты все рассказала! Ты сказала Шону! Лиадан, как ты могла?! – Она схватила меня за руки и сжимала, сжимала, пока я не вскрикнула от боли. – Ты все испортила! Все! Я ненавижу тебя!

– Ниав. Хватит. Я ничего не рассказывала. Клянусь. Но ты же знаешь, как это бывает у нас с Шоном. Я просто не смогла скрыть это от него, – несчастным голосом произнесла я.

– Шпионка! Доносчица! Ты всегда прикрываешься своей дурацкой мысленной речью! Да тебе просто стало завидно, что на тебя никто не смотрит! Ну и плевать. Я люблю Киарана, а он любит меня, и никто не помешает нам быть вместе. Слышала? Никто!

– Лайам приказал мне дождаться тебя и прямо провести к нему, – выдавила я из себя, изо всех сил пытаясь не заплакать. Мне удалось проглотить слезы. Они никому бы не помогли. – Он сказал, что мы должны молчать и все держать в секрете.

– Ах да, конечно, честь семьи! Бесподобно. Мы же не можем испортить возможность союза с самим Уи-Нейллом, да? Не бойся, сестричка. Теперь, когда я опозорила нашу архиважную для тебя семью, возможно, ты сама и выйдешь замуж за этого Фионна, лорда Тирконнелла. Это станет самым большим твоим жизненным достижением!

Реакция Лайама сильно встревожила меня, поселила в моем сердце страх, причины которого я понять не могла. Я старалась сохранять спокойствие и быть сильной, ради сестры. Но слова Ниав ранили меня так, что я просто не смогла подавить гнев.

– Бригид всемогущая! – рявкнула я. – Да когда же ты наконец поймешь, что в мире есть еще люди, кроме тебя? У тебя, Ниав, большие проблемы. А ты, похоже, с радостью отталкиваешь всех, кто готов тебе помочь. Пошли уже. И покончим с этим.

Я направилась к двери аптечки. Оттуда, по черной лестнице можно было прямо подняться в комнату, где ждал Лайам, так, чтобы никто не заметил. Ниав молчала. Я повернулась, надеясь, что мне не придется тащить ее за собой силой.

– Ты идешь?

За стеной, по направлению к главному входу простучали копыта. Кто-то спешился, по гравию шаркнули сапоги. У Шона не было шансов вернуться из своего путешествия незамеченным.

– Лиадан?.. – сестра говорила очень тихо.

– Что?

– Обещай мне. Обещай, что останешься там со мной. Обещай, что поможешь мне говорить.

Я тут же вернулась и обняла ее. Она вся дрожала, в синих, затененных длинными ресницами глазах блестели слезы.

– Ну конечно, я останусь, Ниав. А теперь пойдем. Они нас уже ждут.

Когда мы добрались до комнаты наверху, там уже собрались все. Все, кроме мамы. Лайам, Конор, Шон и отец стояли рядом, и их лица казались суровее в слабом свете единственной горящей на столе лампы. Воздух звенел от напряжения. Я была уверена, что они разговаривали и замолчали, только когда мы вошли. Больше всего меня напугало лицо Конора. Выражение его глаз точно копировало выражение, не так давно стоявшее в глазах Лайама. Не вполне страх. Воспоминание о страхе.

– Закрой дверь, Лиадан. – Я послушалась, затем снова подошла к сестре, стоявшей высоко подняв голову, словно принцесса из какой-нибудь старой трагической сказки. От света лампы ее волосы блестели, как чистое золото. А глаза сверкали от непролитых слез.

– Она твоя дочь, – буркнул дядя. – Ты и начинай.

Отец стоял в дальнем углу комнаты, его лицо находилось в тени.

– Ты знаешь, о чем пойдет речь, Ниав, – он говорил довольно спокойно.

Ниав не ответила. Она распрямила спину и еще выше вздернула подбородок.

– Я всегда требовал от своих детей честности и сейчас не хочу, чтобы ты лгала. Мы надеялись на хорошую партию для тебя. Возможно, я дал тебе больше свободы, чем многие считают разумным. Например, свободу выбора. Взамен я ожидал… хотя бы правдивости, здравого смысла и хоть какой-то трезвости суждений.

Она молчала.

– Тебе лучше рассказать нам и рассказать все без утайки. Ты отдалась этому юноше? Он спал с тобой?

Я почувствовала, что сестра дрожит, но не от страха, а от гнева.

– А что если и так? – выплюнула она.

После короткого молчания Лайам мрачно произнес:

– Отвечай отцу на вопрос.

Ниав бросила на него полный презрения взгляд.

– А тебе-то что? – спросила она надтреснуто и сжала мою руку так, что у меня затрещали кости. – Я не твоя дочь и никогда ей не была. И мне плевать на твою фамильную честь и твои глупые союзы. Киаран – достойный человек, он любит меня, а остальное неважно. То, что между нами происходит, тебя не касается, и я не собираюсь осквернять это, исповедуясь перед толпой мужчин! Где мама? Почему ее здесь нет?

Ох, Ниав!.. Я вырвала у нее руку и отвернулась. Словно тяжелый, холодный камень лег мне на сердце.

И тут вперед выступил Шон. Я никогда не видела в его глазах такой ярости и не ощущала в его сердце такой обжигающей смеси горя и гнева. Я не смогла остановить его, это было совершенно невозможно.

– Да как ты смеешь! – произнес он ледяным от злости голосом, размахнулся и ударил Ниав по прекрасной, заплаканной щеке. На золотистой коже мгновенно вспыхнуло пунцовое пятно. – Как ты вообще смеешь об этом спрашивать?! Как ты смеешь даже заикаться о том, чтобы она слушала все это? Ты что, не задумываешься, чего ей может стоить твоя эгоистичная выходка? Ты что, не знаешь, что мама умирает?

Удивительно, но тут же стало совершенно ясно, что она ничего не знает. Все это время, пока Шон, я, отец и дяди наблюдали, как Сорча ежедневно понемногу сдает, пока мы с тоской смотрели, как она каждый месяц уходит от нас все дальше и дальше, Ниав, счастливая в своем собственном мире, не замечала решительно ничего. Она вся побелела как полотно, кроме отпечатка на щеке, и плотно сжала губы.

– Довольно, Шон. – Ибудан вышел из тени. Казалось, он в одночасье постарел, лампа высветила на его лице глубокие морщины. Он взял моего брата за руку и оттащил его подальше от Ниав, застывшей посреди комнаты. – Хватит, сын. Мужчины из Семиводья не поднимают на женщин руки даже в гневе. Сядь. Давайте все сядем. – Мой отец был сильным человеком. Временами настолько сильным, что остальным оставалось только стыдиться собственной слабости. – Тебе, видимо, лучше покинуть нас, Лиадан. Мы можем избавить от этого хотя бы тебя.

– Нет! – В голосе Ниав зазвенела паника. – Нет! Пусть остается. Я хочу, чтобы она осталась!

Отец, приподняв одну бровь, поглядел на меня.

– Я останусь, – сказала я, и сама не узнала собственного голоса. – Я обещала. – Я посмотрела на мертвенно-бледное лицо Конора, на его сжатые губы. Он говорил, что мне не стоит чувствовать себя виноватой за то, что случится. Но он, конечно, не мог предвидеть такого. Я смерила его сердитым взглядом. – “Ты не говорил, что все будет вот так!”

“Я не знал. Я дорого отдал бы, чтобы все это предотвратить. И все же, все происходит так, как должно”.

– Так, – сказал отец устало, когда мы все расселись (мы с Ниав вдвоем сели на одну скамью, поскольку она снова схватила мою руку и на этот раз не собиралась ее выпускать). – Сегодня от тебя не добьешься большего, это видно. Я также понял, каков ответ на заданный мною вопрос, хоть ты и отказалась отвечать. Мне совершенно ясно, что ты не понимаешь значения того, что совершила. Будь это просто приключение, опьянение Имболком, подчинение зову тела… это можно было бы понять, даже простить. Это довольно распространенная ошибка юности, и если она не повторится, на нее можно смотреть сквозь пальцы.

– Но… – начала Ниав.

– Помолчи, девочка. – От этих слов Лайама рот у Ниав захлопнулся, но смотрела она сердито. – Твой отец говорит разумно. Послушай, что скажет Конор. На нем лежит некая доля ответственности за все, что случилось. Частично, в обрушившемся на нас зле виноваты его ошибочные суждения. Что скажешь, брат?

Я еще никогда не слышала от дяди ни слова критики в адрес братьев или сестры. Тут таилась некая застарелая боль, о которой я могла только догадываться.

– Ты прав, – тихо подтвердил Конор, глядя прямо в глаза Ниав своими спокойными серыми глазами, которые многое видели, многое знали, но не желали раскрывать своих секретов. – Именно я решил привести его сюда. Именно я считал, что ему настало время выйти и показать себя. Несмотря на несчастье, которое он нам принес, несмотря на то, кем он является, Киаран – достойный молодой человек, и до сей поры пользовался определенным доверием братства. Он очень способный. Очень талантливый.

– Ага, – перебил Шон. – Дай ему только возможность показать себя на людях, и он тут же соблазнит хозяйскую дочку. И, правда, талант!

– Хватит, Шон. – Ибудан с трудом сдерживался. – Ты слишком юн и говоришь сгоряча. Ниав виновата не меньше, чем он. Он рос в изоляции и, возможно, не вполне понимает значения того, что совершил.

– Киаран живет в братстве долгие годы, а самому ему всего двадцать один. – Конор все еще прямо смотрел в глаза Ниав, и в свете лампы его длинное суровое лицо казалось белее балахона. – Как я уже отмечал, он был примерным учеником. До настоящего времени. Способный. Жаждущий новых знаний. Дисциплинированный. Наделенный способностью красиво изъясняться и другими талантами, которые он сам только еще начал в себе открывать. Ниав, этот юноша не для тебя.

– Он сказал мне, – надтреснутым голосом ответила Ниав. – Он сказал мне. Он любит меня. А я люблю его. Нет ничего важнее этого. Ничего! – Слова ее были дерзкими, но за дерзостью скрывался страх. Она боялась того, о чем Конор не сказал.

– Союз между вами невозможен. – Лайам ронял слова тяжело, будто его давило какое-то горе. – Ты как можно скорее выйдешь замуж за достойного претендента и уедешь из Семиводья. А о происшедшем никто не должен знать.

– Что?! – Ниав вскочила пунцовая от возмущеия. – Выйти замуж за другого после… Ты просто не мог этого сказать! Не мог! Скажи им, Лиадан! Я не выйду ни за кого, кроме Киарана! Ну и что, что он друид, это совершенно неважно, он все равно может жениться, он сказал мне…

– Ни-ав.

При звуках отцовского голоса Ниав немедленно замолчала на полуслове.

– Ты не выйдешь замуж за этого человека. Это невозможно. Наверняка, сейчас это кажется тебе несправедливым. Может быть, тебе кажется, что мы принимаем слишком поспешное решение и не желаем рассматривать твои доводы. Это не так. Мы не можем до конца объяснить тебе причин подобного решения, поскольку, поверь мне, от объяснений тебе станет только больнее. Но Лайам прав, дочка. Ваш союз невозможен. А теперь, когда ты пошла на поводу у своих желаний, тебе необходимо выйти замуж как можно скорее, пока… ты должна выйти замуж пока еще худшее зло не обрушилось на этот дом.

Голос отца звучал неимоверно устало, а слова его показались мне очень странными. Моя сестра действовала необдуманно, возможно, даже глупо, но ее поступок не заслуживал такого уж тяжкого наказания. А мой отец всегда был исключительно уравновешенным человеком, и принимал решения, только как следует взвесив все «за» и «против».

– Можно, я скажу? – неуверенно произнесла я.

Реакция отнюдь не вдохновляла. Шон бросил на меня сердитый взгляд, Лайам нахмурился, а отец смотрел в сторону. Ниав стояла, замерев, только слезы медленно стекали по ее щекам.

– Что, Лиадан? – спросил Конор. Мысли его невозможно было прочесть. Я совершенно не знала, что у него на уме, но чувствовала глубокую боль. Снова секреты.

– Я не извиняю ни Ниав, ни юного друида, – тихо начала я. – Но не слишком ли вы строги? Киаран производит впечатление хорошего человека, воспитанного, умного и честного. Он так уважительно обращался с мамой… Возможно, этот брак заслуживает хотя бы некоторого рассмотрения? Может не стоит так сразу отметать его?

– Это невозможно. – По тону Лайама было ясно, что решение окончательно. Дальнейший спор не имеет смысла. – Как уже сказал ваш отец, мы все решили между собой, единственное, что нам остается – попытаться спасти положение. Ситуация очень серьезна, мы не можем полностью рассказать вам о ней. Ни слова не должно прозвучать за пределами этих четырех стен. Такая секретность жизненно необходима.

Мне показалось, что тьма пробудилась и теперь в полный рост встала между нами. Она присутствовала в уродливом красном пятне на щеке сестры. Она проглядывала в словах критики, обращенных Лайамом в адрес мудрого брата. Она жила в глубоких морщинах на лице отца. И в глазах Ниав, когда она гневно обернулась ко мне.

– Это ты во всем виновата! – всхлипнула она. – Если бы ты не совала свой нос в мои дела, если бы ты не ходила за мной по пятам и не шпионила, никто из них ничего бы не узнал. Мы бы убежали, мы могли бы быть вместе…

– Придержи язык, Ниав, – прервал ее Ибудан таким тоном, какого я раньше от него не слышала.

Она икнула и замолкла, дернув плечами.

– Я хочу поговорить с мамой, – тихо попросила Ниав.

– Не сегодня, – ответил отец, на этот раз очень тихо. – Я рассказал ей обо всем, пока мы ждали приезда Конора, и ей стало нехорошо. Она согласилась выпить сонного отвара и сейчас отдыхает. Она спращивала о тебе, Лиадан. Я обещал, что ты зайдешь к ней перед сном. – Он говорил очень устало.

– Я хочу к маме, – снова повторила Ниав, как маленькая девочка, которой не дали конфетку.

– Ты потеряла право принимать самостоятельные решения. – Слова отца прозвучали в бичующей тишине.

Я никогда не могла себе представить, что он может сказать что-либо подобное. В словах его звучала огромная боль, и сердце у меня кровью обливалось от жалости. Ниав стояла бледная и немая.

– Позже, мы к этому еще вернемся, – продолжил отец. – Сейчас же ты пойдешь к себе в комнату и останешься там, пока мы не решим, что делать дальше. Действовать необходимо очень быстро, и ты поступишь так, как тебе скажут, Ниав. А теперь иди. На сегодня все. И ни слова об этом никому, понятно? Лайам прав, все должно держаться в тайне, иначе будет еще хуже.

– А что с друидом? – спросил Лайам.

– Я сегодня же поговорю с ним, – ответил Конор. Он тоже выглядел совершенно измотанным. – Посмотрю, чего он на самом деле стоит по тому, как он отреагирует на мои слова.

***

Я сидела у маминой постели, пока она не провалилась в глубокий сон. Мы не говорили о случившемся, но я видела следы слез у нее на щеках. Когда я поднялась в свою спальню, Ниав, прямая как палка, сидела на своей кровати, уставившись в одну точку. Бесполезно было и пытаться с ней разговаривать. Я легла и закрыла глаза, но заснуть даже не надеялась. Я чувствовала себя больной и беспомощной, и несмотря на все мудрые слова Конора, меня не оставляло ощущение, что я каким-то образом предала сестру. Дом действительно затопила тьма, будто тень прошедшего зла снова вернулась к жизни. Я не понимала, что это за зло, но чувствовала, как оно сжимает мне сердце, и видела его на бледном заплаканном лице сестры.

– Лиадан!

От жаркого шепота Ниав я моментально открыла глаза. Она стояла у окна.

– Он здесь! Киаран. Он пришел за мной.

– Что?!

– Посмотри вниз. Там, под деревьями.

На улице было темно, и я немногое могла разглядеть, но я услышала приглушенный стук копыт и увидела, как одинокий всадник, оторвавшись от кромки леса, быстро приближается к дому. Копыта процокали по гравию, потом все смолкло. А после раздался грохот в дверь и вспыхнул свет.

– Он приехал, – произнесла сестра полным надежды голосом.

– Тем хуже для надежд Лайама сохранить все в секрете, – сухо заметила я.

– Я должна идти. Я должна спуститься к нему…

– Ты что, ни слова не слышала из того, что они сказали? – спросила я. – Ты не можешь спуститься! И не можешь с ним видеться! Это запрещено! И разве отец ничего не говорил о том, чтобы оставаться в своей комнате?

– Но я обязана его увидеть! Лиадан, ты должна мне помочь! – Она обратила на меня свои огромные, молящие глаза, как делала до этого сотни раз.

– Нет, Ниав, я не стану тебе помогать. Ты все равно ошибаешься. Твой молодой человек здесь вовсе не для того, чтобы тайно выкрасть тебя. Тайные любовники не стучатся в дверь к отцам своих милых. Он здесь потому, что услышал новости и ничего не понимает. Он здесь, потому что обижен, зол и пришел требовать ответа.

Дверь для ночного посетителя открылась и снова захлопнулась. Воцарилась тишина.

– Мне необходимо знать, – прошипела Ниав, схватив меня за руки как раз там, где уже наливались синяки от ее предыдущей хватки. – Иди вниз, Лиадан. Спустись и послушай. Узнай, что происходит. Скажи мне, о чем они говорят. Я должна знать!

– Ниав…

– Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, Лиадан! Ты моя сестра. Я не нарушаю никаких запретов, я останусь здесь, обещаю. Прошу тебя!

Я любила сестру, несмотря на все ее недостатки, и мне всегда было сложно ей отказать. Кроме этого, следует признать, что мне тоже хотелось узнать, о чем пойдет разговор при закрытых дверях. Я чувствовала себя неуютно, когда вокруг витало столько секретов. Но я видела лицо Лайама, слышала ярость в тоне отца… Мне вовсе не хотелось быть обнаруженной там, где мне не следовало находиться.