Текст книги "Сын теней"

Автор книги: Джульет Марильер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 37 страниц)

Возникла короткая пауза.

– Несерьезной, – произнесла я, не спуская с него глаз. – Ты считаешь жизнь Эвана и мою безопасность несерьезными…

– Ты женщина, – ответил Бран. – Тебе не понять. В общем мироустройстве одна-две жизни ничего не значат. Я не собираюсь необоснованно рисковать людьми ради тебя или ради него. И подрывать успех нашей будущей работы я тоже не собираюсь. Если бы не ты, мы бы уже давно уехали. Я вообще не должен был…

– Командир, – кузнец попытался сесть.

Лицо его побледнело и покрылось потом.

– В чем дело?

– Я могу ехать верхом. У меня еще остались силенки. Привяжи меня за спиной у Пса, и я выдержу, сколько нужно… Но, Командир, как насчет девчонки?

Воцарилось тяжелое молчание. Пес прекратил паковаться и выпрямился, сердито глядя на своего предводителя.

– Ну, так что? – прорычал он.

Он все еще смотрел на меня.

– Ты меня поняла? – вопрос был задан с преувеличенным терпением в голосе. – Это решение было принято после тщательного взвешивания всех возможностей. Это не моя прихоть.

Я пожала плечами.

– Я понимаю. Такой человек как ты считает своих бойцов ценными фигурами, фишками в своей смертельной игре, пытается распоряжаться ими с максимальной выгодой и заботится о них в зависимости от их ценности. А женщины нужны, чтобы ждать конца игры, собирать разбитые фишки и попытаться спасти хоть что-нибудь.

– Ой, не надо, – голос его был холоден. – Опять полуправда, чего и ожидать от такой как ты. Именно женщины причиняют самый страшный вред, это они направляют своих мужчин на путь уничтожения. Я узнал это на собственной шкуре. И нечего читать мне проповеди о целительной силе женских рук. Ты ничего не знаешь! И не понимаешь. – Руки его все еще были непринужденно скрещены на груди, но кулаки крепко сжались.

– Эван задал тебе вопрос, – осторожно напомнила я. – Что будет со мной? Я смогу вернуться домой?

Холодные, изучающие глаза уставились прямо на меня.

– Теперь совершенно ясно, что ты совсем не знаешь жизни, – заметил он. – Ты все еще не поняла, да? Наверное, это и объясняет твое бесстрашие. Объясни ей, Пес.

– Командир…

– Рассказывай.

– Понимаешь, какое дело, – пробормотал Пес, – Командир хочет сказать, что у него проблема. Он не может взять тебя с собой, это опасно… задержит нас, ребята станут отвлекаться, и все такое… Но и просто оставить тебя здесь он не может. В лагере у Крашеного не бывает гостей. Если к нам кто и попадает, то только с завязанными глазами. А ты слишком много видела и слышала… Вот такое дело.

– Но… – Сердце у меня ухнуло. Он же не хочет сказать… он конечно не имел в виду… Ох, Дана, помоги мне! Шеф был прав. Я и правда, дурочка. – Ты хочешь сказать, – прошептала я, – что эта проблема решается также, как решилась бы проблема Эвана, если бы не я? Маленький острый ножичек, быстрый, точный удар, уютная могилка? Это вы мне приготовили?

– Только через мой труп! – взревел кузнец.

– Поверь мне, я рассмотрел и эту возможность, – непринужденно ответил Бран. – Вы оба нам страшно мешаете, и я жестоко сожалею, что вообще согласился попробовать все это. Но ты (он кивнул на Эвана) заслужил свой шанс, раз уж выжил до сегодняшнего дня. Ты поедешь с нами. А вот ты (он посмотрел на меня)… мои люди поставили меня в очень неудобное положение. Они спрашивают, не можешь ли ты и дальше оставаться с нами. А если точнее, мне дали понять, что отказ с моей стороны приведет к бунту. Вот каково оказалось влияние парочки фантастических сказок, рассказанных особой, в совершенстве владеющей женским даром соблазнения и использующей свое лицо, тело и сладкие речи, чтобы соблазнить мужчину и заставить делать то, что ей хочется.

– Да это просто смешно! – сердито крикнула я. Страх во мне уступил место гневу. – Как ты смеешь критиковать меня? Да еще приписываешь мне какие-то ложные цели, каких у меня и в помине нет! Все, что я здесь делала, я делала, чтобы помочь. Все, понимаешь! И никакая я не… не соблазнительница. Да посмотри на меня, как ты мог даже подумать?!.. И вообще, это ты нарушил слово. Это у тебя шаткая позиция!

– О, нет, – мягко ответил Бран. – Я держу свое слово изо всех сил. Ты останешься с кузнецом и станешь за ним ухаживать, если он переживет дневной переход. Мои люди не оставили мне выбора на этот счет. И хочешь верь, хочешь нет, я уважаю их желания, если это только возможно. Хороший командир должен быть к этому готов. Но тебе придется усвоить, что позже мне предстоит принять непростое решение. Чем дольше ты пробудешь с нами, тем больше увидишь, и тем невозможнее станет отпустить тебя домой. Ты этого добиваешься?

– Когда это мои желания принимались в расчет? – спросила я, глотая сердитые слезы.

Я пыталась их остановить. До этой минуты я совершенно не осознавала, как же мне хочется еще хоть раз увидеть маму. Бран что, хочет сказать, что меня никогда не отпустят домой? Я представила себе худенькую фигуру Сорчи, ее грустные глаза… напряженный, все замечающий взгляд отца. Я подумала о Шоне с Эйслинг, о долгих спокойных днях, проведенных в мирной тишине леса или в любимой мною домашней суете: печь булочки, шить, сушить целебные травы… Я огляделась. Этот мрачный лагерь ничем не напоминал дом. Полное опасностей существование, постоянная необходимость скрываться ото всех – это не жизнь. Впервые за все это время меня пронзила мысль о том, как сейчас, должно быть, горько моей семье – и по щеке у меня скатилась слезинка.

– Этим ты ничего не добьешься, – заметил Бран. – Женские слезы текут легко, как из шланга, и стоят недорого. У меня на них иммунитет.

Однако, другие, похоже, ничем таким не обладали. Я почувствовала на своем плече руку Пса и услышала, как Эван сказал:

– Не плачь, детка. Когда все закончится, ты в мгновение ока окажешься дома, и твой парень будет ждать тебя.

Бран, не отрываясь, глядел на Пса.

– Убери руку, – произнес он ужасающе мягко.

Пес отдернул руку, как от удара кнутом.

– Мы теряем время, – сказала я, смахивая с глаз слезы. – Покажи мне, как ты собираешься его перевозить. Возможно, я смогу дать парочку советов. Надеюсь, ты не станешь настаивать, чтобы я ехала верхом с завязанными глазами. Похоже, я могу понадобиться по дороге.

– Так ты умеешь ездить верхом?

– Представь себе, я именно этим и занималась, когда меня похитили твои люди. Вскоре ты поймешь, что я не так уж и беспомощна.

Он ничего не ответил, лишь слегка кивнул, чтобы я вышла за ним. И уже не в первый раз у меня возник соблазн сказать что-нибудь такое, о чем я впоследствии могу пожалеть. Но я проглотила свой гнев и потащилась вслед за Браном через лагерь. В конце концов, все это неважно, лишь бы Эван остался жив. Я ведь целительница, у меня есть работа. А позже, возможно, придет время задавать вопросы.

Глава 10

Путешествие через лес обернулось настоящим кошмаром. Я держала глаза открытыми, а рот на замке. Я видела, что мы едем не вполне на север, а скорее, на восток, но не могла хоть сколько-нибудь достоверно определить расстояние. Путешествие проходило в неимоверно жестоком ритме – на полной скорости, в абсолютном молчании, по узеньким лесным тропинкам, иссохшим руслам ручьев и болотистым низинам, чтобы скрыть и запутать следы. Впереди и позади отряда постоянно ехало по всаднику. Стало темнеть, а мы все скакали. Спину у меня ломило, во рту пересохло, но я не произнесла ни слова и усилием воли заставила себя держаться. Моя усталость не шла ни в какое сравнение со страданиями Эвана, привязанного к широкой спине Пса и беспомощно подскакивавшего при каждом шаге лошади по неровной земле. Рану его ничего не защищало, кроме мягкой повязки, спешно наложенной перед внезапным отъездом. Я надеялась, что в пути мы сделаем остановку, и я смогу ему помочь. Но никто не собирался останавливаться, а просить я не могла. Мужчины молчали, переговариваясь с помощью еле различимых сигналов, и не напрасно. Один раз, когда мы ехали по лесистой гряде над открытой полоской земли, под нами промелькнул другой конный отряд. Они были отлично вооружены и в строгом порядке ехали параллельно нам, но в обратном направлении. Бран остановил нас одним движением руки, и мы молча ждали, пока всадники скроются из виду. Те люди носили темно-зеленые туники со знаком черной башни, надетые на доспехи цветов Эамона. Неясно было, меня ли они ищут или едут по другим делам. Я вспомнила, что Эамон говорил о Крашеном и его наглом вызове, и подумала, что иду по очень опасному пути.

Наконец, когда я устала до такой степени, что готова была вот-вот вывалиться из седла, а Эван окончательно посерел и безвольно обмяк на своих ремнях, мы остановились. Над нами шумели высокие деревья у входа в какое-то сооружение. Похоже, мы достигли цели, поскольку кто-то зажег лампы, и после тихого приказа Пес спешился, а безвольное тело Эвана положили на одеяло. Я хотела спуститься, они там нуждались во мне… но ноги меня не слушались. Лошадь терпеливо ждала.

– Вот! – Я почувствовала на талии твердые руки, меня приподняли и опустили на землю легко, как пушинку. Он тут же отпустил, и у меня подогнулись ноги. Я схватилась за седло и вскрикнула от боли.

– О других ты плачешь, а о себе нет, – произнес Бран. – Интересно, почему? Кто-то научил тебя выдержке.

Я глубоко вдохнула раз, потом другой.

– Какая разница, а? – прошептала я сухими губами. – Покажи мне, пожалуйста, куда понесли кузнеца. Я нужна ему.

– Ты можешь идти?

Я попыталась сделать шаг, все еще хватаясь за седло. Лошадь прянула в сторону.

– Не очень убедительно, – заметил Бран. – Второе правил воина: не пытайся пускать пыль в глаза, если не справляешься. Враг за милю видит все твои слабости. Если не имеешь сил, чтобы драться, признай это и отступи. Перестройся или поработай мозгами. Если нужно, прими помощь. Вот.

И я почувствовала, как сильная рука подхватила меня и повлекла в сторону низкого дверного проема – простой деревянной притолоки на грубых столбах – ведущего, похоже, прямо внутрь травянистого холма. Ночь обещала новые сюрпризы. Заухала сова, и я посмотрела наверх. Над нами, сквозь паутину ветвей, в темном небе едва светилась молодая луна. Пока Бран тащил меня, я чувствовала на себе его тяжелый взгляд, но не сказала ни слова. Мы достигли отверстия, где исчезли остальные, и тут что-то остановило меня.

– Не думаю, что нам стоит туда идти, – сказала я. Меня бил озноб, темный туман, казалось, сгущался вокруг нас двоих, пока мы стояли у входа. – Это место… оно очень старое. Оно принадлежит Древним. Нам нельзя здесь находиться.

Бран нахмурился.

– Этот холм укрывал нас уже много раз, – ответил он, слегка опершись рукой на древнюю притолоку, откуда, скрытые среди глубоко прорезанного узора из солнц и спиралей, на нас, казалось, смотрели еле различимые лица. Его рука смотрелась здесь совершенно уместно.

– Те, кто когда-то использовали это место давно ушли, теперь оно идеально подходит нам. Тайное, надежное, легко охраняемое, с несколькими запасными выходами для спешного отступления. Здесь безопасно.

Но во мне плескался страх, ужасное предчувствие, которое я не могла внятно объяснить никому, а уж ему меньше всего.

– Здесь смерть, – наконец произнесла я. – Я ее вижу, чувствую.

– Что ты имеешь в виду?

Я подняла на него глаза и вдруг, на мгновение, вместо полуразрисованного лица сурового, полного жизни молодого мужчины с ясными серыми глазами, я увидела жуткую маску: мертвенно-бледную, со ртом растянутым в ужасный оскал смерти, с застывшим, бессмысленным взглядом. Где-то закричал ребенок: «Отпусти меня! Отпусти!!!». Ко мне потянулась маленькая ручка, в безнадежной попытке схватить сжимались пальчики… но я не могла дотянуться, меня не пускали, я не смогла до него дотянуться…

– В чем дело?! Что ты увидела?

Он сжал мои плечи руками так сильно, что боль вернула меня в реальный мир.

–Я… я…

–Скажи, что ты видела?

Я с огромным трудом восстановила дыхание. Мне еще надо работать, я не могу позволить этому захлестнуть себя.

– Н-н-н… ничего. Ничего страшного.

– Врать ты не умеешь. Расскажи мне. Что так тревожит тебя. Ты смотришь на меня и видишь… что-то очень пугающее. Скажи мне.

– Смерть, – прошептала я. – Страх. Боль. Тоску и утрату. Я не знаю, что вижу: может прошлое, может – будущее, а возможно, и то, и другое разу.

– Чье прошлое? Чье будущее?

– Твое. Мое. Эта тень лежит на нас обоих. Я погружаюсь в твой кошмар. Я вижу разбитый, изломанный путь. Я вижу дорогу во тьму.

Мы стояли молча. За нами была ночь, а перед нами открытая дверь.

– У нас здесь нет другого убежища, – через некоторое время произнес он. – У нас нет выбора, мы должны войти.

Я кивнула.

– Прости.

– Не проси прощения, – ответил Бран. – Видения приходят к тебе непрошенными, это видно. С нами ты будешь в безопасности. Но не это пугает тебя, да?

– В безопасности, – повторила я. – Я не забочусь о собственной безопасности.

– А о чьей тогда? Не о моей же? С чего бы тебе о ней тревожиться?

Я не смогла ответить.

– Ты предвидишь мою смерть? Это тревожит тебя? Не стоит беспокоиться. Я ее совершенно не боюсь. Временами, так даже желаю.

– А тебе стоило бы ее бояться, – очень тихо заметила я. – Ужасно умереть, так и не узнав, какой же ты на самом деле.

Никогда мой странный дар не тяготил меня больше, чем в ту ночь, когда мы прошли через дверь в подземный приют. Я нарисовала в воздухе перед собой знак, один из тех, что использовал Конор, и безмолвно обратилась к тем древним духам, что, возможно, обитали в промозглом пространстве под холмом: «Мы полны уважения к этому месту и теням, его населяющим. Мы не желаем зла. Мы никого не хотим обижать, остановившись здесь на ночлег». Глубоко внутри меня зазвучал голос мамы: «Ты выбиваешься из общего узора, Лиадан. Возможно, это дает тебе огромную силу. Это может позволить тебе изменять ход вещей».

Мы прошли по короткому коридору и оказались в центральном зале, вдоль стен которого вздымалась огромная структура из хорошо уравновешенных камней и деревянных подпорок. Некогда она пустовала. Теперь же по периметру были аккуратно сложены седельные сумки и одеяла. Повсюду царила неспешная, хорошо организованная работа: люди Брана готовились к будущему отъезду. Раздавался сухой паек, состоящий из черствого хлеба, сушеного мяса, воды и эля, необычное оружие проходило последнюю проверку, люди рассматривали карту, обменивались тихими замечаниями. Все они были закаленными мужчинами: я настолько измучилась, что едва не падала, а их, казалось, долгая езда ничуть не утомила. Потом я услышала, как, возвращаясь в сознание, застонал кузнец – и вдруг оказалось, что у меня слишком много работы, чтобы задумываться о чем-либо еще.

Прошло довольно много времени, прежде чем Эван, одурманенный самым сильным зельем, какое я только могла ему дать без вреда для здоровья, наконец провалился в беспокойный сон. Я уселась рядом с ним на землю, скрестив ноги, наблюдая и иногда протирая его землистое, мокрое от пота лицо влажной тряпицей. Кожа вокруг плеча и на груди у него воспалилась и покраснела. Некоторые мужчины отдыхали, другие отправились караулить входы и выходы. Сильно пахло лошадьми: животных тоже завели внутрь холма и привязали в дальнем конце зала. Между ними ходил Выдра с ведром воды в руках.

Пес сел рядом. Его маленькие глазки смотрели очень серьезно, рот был непривычно сжат. У одной из стен в тусклом свете можно было разглядеть Альбатроса и Змея. Они, похоже, о чем-то спорили со своим командиром. Альбатрос быстро и страстно жестикулировал. Но смысл разногласий был мне непонятен, поскольку говорили они вполголоса. Змей поглядел в мою сторону, нахмурился и что-то сказал Брану, чье выражение лица оставалось мрачным, как и всегда. Я увидела, что он пожал плечами, будто говоря: «Если вы не согласны, это ваша проблема».

– Мы уедем завтра рано утром, – тихо произнес Пес. – Я, может, долго еще не увижу тебя. Ты, конечно, останешься здесь. Как тебе кажется, он выкарабкается?

Несколько мгновений мы прислушивались к неверному, свистящему дыханию Эвана.

– Я сделаю все, что смогу, чтобы он выжил. Но должна сказать тебе прямо: он мне очень не нравится.

Пес тяжело вздохнул.

– Это все я виноват. Видишь, в какую передрягу я тебя втравил! И все напрасно.

– Ш-ш-ш-ш, – произнесла я, похлопав по широкой кисти его руки. – Мы все за это в ответе. Но он больше всех. – И я посмотрела через комнату.

– Нельзя во всем обвинять Командира, – еле слышно ответил Пес. – Он не хотел уезжать. Но он получил сообщение, что кто-то напал на наш след. Когда такое случается, надо улепетывать со всех ног, не взирая на обстоятельства. Если бы мы не снялись с места, нас бы просто перебили.

– А я, возможно, как раз оказалась бы в безопасности, – сухо заметила я. – Может быть, те, кто преследовал вас, искали меня.

– Может. А может и нет. Не зная точно, мы не могли оставить тебя одну.

Мой светильничек теперь горел в огромном темном подземном зале один-одинешенек. Под изогнутым потолком пещеры, там, где в изумительном равновесии поддерживали друг друга наклонно лежащие камни, в паутине теней роились бесчисленные маленькие существа. Пол был гладкий, твердый, земляной. В конце зала лежала огромная черная каменная плита. Ее поверхность была гладкой, словно отполированной долгими годами использования… для чего?

Над черной плитой, слегка под углом, между камнями зияла щель, прорезавшая всю толщу холма насквозь. Один единственный раз в году солнце должно проникнуть прямо в эту щель, и тогда его лучи осветят каменную плиту. И в тот же миг древние силы этого места могут проснуться. Они еще не исчезли из пещеры, о нет! Я чувствовала их присутствие в неподвижном воздухе, в грубо обтесанных стенах, на которых то тут, то там были вырезаны еле видные знаки. Вдруг я вспомнила о юном друиде, о Киаране, о том, как он с болью и гневом в душе ехал прочь из Семиводья. Возможно, лучше вообще ничего не чувствовать. Ничего не хотеть. Жить без прошлого и будущего. Сегодняшним днем. Так безопаснее… Пока прошлое само нежданно не явится к тебе.

– Ты очень устала, – заметил Пес, – а мы завтра уезжаем. Я хотел попросить… нет, лучше не стоит, наверное.

– Что? Проси, конечно.

– Ты устала. Для тебя это была долгая скачка. Ребятам бы очень хотелось послушать еще историю. Одну последнюю историю, до того, как мы… нет, это слишком. Забудь.

– Все в порядке, – улыбнулась я, подавив зевок. – Думаю, что сумею отоспаться завтра. А сегодня, без сомнения, смогу рассказать вам еще одну историю.

Странное дело, несмотря на то, что мы говорили очень тихо, все, похоже, тут же об этом узнали, и меня окружила толпа молчаливых мужчин. Кто оперся о стену, кто сел на корточки, кто, скрестив ноги, продолжал точить нож или наконечник копья в тусклом свете моего светильника. Паук протянул мне кружку с элем. Альбатрос и Бран стояли рядом, за остальными. Альбатрос в темноте стал почти невидим, только зубы блестели, стоило ему улыбнуться. Бран смотрел на меня без всякого выражения, скрестив на груди руки. Вот уж кто не выказывал ни малейших признаков усталости! А ведь он обходился без нормального сна дольше всех нас, я-то знала.

– Поначалу я думала, – заговорила я, – что, провожая вас в поход, лучше всего вдохновить вас какой-нибудь героической историей. Каким-нибудь повествованием о мужестве и самопожертвовании на поле битвы. Но у меня не лежит к этому сердце. Из того, что мне известно, получается, что люди, которых вы собираетесь атаковать, вполне могут оказаться моими родственниками. Кроме этого, я слышала, что вы и так лучшие в своем деле. Вас не нужно вдохновлять. Поэтому сегодня я попытаюсь просто развлечь вас и расскажу вам историю о любви, о женской вере и верности.

Я глотнула эля. Было вкусно, но я отставила кружку в сторону. Если я выпью еще, то просто рискую заснуть на месте. Я подняла глаза и оглядела кольцо мрачных грубых лиц. Скольких из них я еще увижу? Многие ли будут живы завтра вечером?

– Жила была на свете самая обыкновенная девушка, фермерская дочка, и звали ее Дженет.

Но ее милый называл ее «Дженни», это было особенное имя, никто кроме него ее так не звал. Когда он называл ее так, она чувствовала себя самой красивой девушкой на свете. Без сомнения, ее Том считал это истинной правдой. Том, ее суженый, был кузнецом, как Эван, хорошим кузнецом, молодым, сильным и широкоплечим. Роста он был не высокого и не низкого, волосы у него вились, а губы часто улыбались. Но более всего Дженни нравились в нем глубокие серые глаза. «Надежные глаза», – так она их называла. Она была уверена: что бы ни случилось, Том никогда не подведет ее.

Дженни была скромной девушкой… Славной девушкой. Она слушалась отца, помогала матери и проворно выполняла всякую женскую работу. Она умела шить, готовить соленья и варить эль. Она могла общипать курицу, спрясть пряжу и вылечить больную овцу. Том гордился своей Дженни и с нетерпением ожидал дня свадьбы, назначенной на день середины лета. Он любил ее русую косу до пояса, а она временами распускала волосы, чтобы он мог посмотреть, как они сверкают и струятся, словно пшеничное поле в солнечный день. Ему нравилось, что роста она как раз такого, что ее удобно обнимать за плечи, когда идешь с ней рядом. При мысли о ней сердце его билось быстрее, а тело напрягалось, и он пел у своей наковальни, пока раскаленное железо превращалось в вилы или плуг, и улыбался про себя, и мечтал о дне середины лета.

Дженни была тихой и ласковой девушкой, лишь одно выводило ее из себя – томные взгляды, которые бросали на ее Тома другие девушки, да их попытки пококетничать с ним, когда он проходит мимо. «Держите ваши взгляды при себе», – говорила она сердито, – «а не то пожалеете! Он мой». Том в таких случаях смеялся над ней и говорил, что она напоминает ему маленького злобного терьера, защищающего свою косточку. Ну, разве она не знает, что ему никто кроме нее на всем свете не нужен? Что она – единственная женщина в его сердце?

Ох… Эти двое строили планы, совершенно забыв об обитателях холмов, об эльфах. Они постоянно вмешиваются не в свои дела и более всего на свете любят из пустой прихоти утащить симпатичного парня или миловидную девушку и использовать бедного смертного для собственного удовольствия. Кого-то они держат у себя год и один день, а кого-то оставляют навсегда. Некоторых они, натешившись, выбрасывают, и эти несчастные потом чувствуют себя совершенно потерянными и никогда в полной мере не становятся сами собой. Однажды Том заработался в своей кузне допоздна и решил пройти короткой дорогой через лес к ферме, где жила его Дженни, надеясь украсть парочку поцелуев на сон грядущий. Глупый Том. Он не нашел ничего лучше, как ступить в ведьмино кольцо. И в мгновение ока туда слетелся Дивный народ, разодетый в лучшие свои одежды, а во главе их скакала королева эльфов на своем белом коне. Только раз поглядел он в ее глаза и погиб. Королева усадила его за собой в седло, и они ускакали далеко-далеко, за пределы мира смертных. Напрасно Дженни ждала всю ночь, напрасно на окошке горела ее свеча. Том так и не вернулся.

«Интересно», – подумала я, – «может, они считают эту историю слишком детской, или чересчур фантастической и неподходящей для взрослых мужчин?» Но тишина вокруг свидетельствовала о напряженном внимании. Я снова отхлебнула эля.

– Продолжай, – попросил Змей. – Мне показалось, ты говорила, что он надежный. На мой взгляд, он повел себя просто глупо. Надо ему было идти по дороге и прихватить с собой лампу.

– Если дивный народ решит, что хочет тебя заполучить, ты мало что сможешь сделать, – ответила я. – В общем… Дженни была умная девушка. На следующее утро она спозаранку прошлась по лесу в направлении кузни, увидела траву, примятую лошадиными копытами, и остатки ведьмина кольца. И еще нашла красный шарф Тома – этот шарф она сама спряла, покрасила и связала для своего нареченного. Она прекрасно поняла, кто украл его, и решила во что бы то ни стало вернуть Тома назад. И вот она направилась к самой старой женщине в деревне, такой древней, что у нее совсем не осталось зубов во рту, одни голые десны, а ногти на пальцах скрючились, словно когти, и морщин на лице было больше, чем на высохшем за зиму яблоке. Дженни пришла к этой старой карге и накормила ее овсяной кашкой, которую специально сварила для этого случая, а потом спросила у нее совета.

Сначала старуха не хотела говорить. Подобные вещи лучше держать в секрете. Но Дженни делала ей много добра, дарила подарки, помогала по хозяйству, и старуха дала ей совет.

«В ближайшее полнолунье эльфы поедут по широкой белой дороге, что ведет через сердце нашего леса к перекрестку дорог на вересковой пустоши», – сказала она. «Ты должна молча ждать там, на перекрестке, до полуночи. Когда они станут проезжать мимо, тебе надо схватить своего Тома за руку и держать его, не отпуская до самого рассвета. И тогда чары спадут с него, и он снова вернется к тебе».

«Это совсем несложно!» – произнесла Дженни. – «Это я смогу».

Старуха затряслась от смеха.

«Несложно!» – закудахтала она. – «Ай, насмешила! Да это будет самое сложное в твоей жизни дело, цыпленочек. Чтобы удержать его, тебе понадобится вся сила твоей любви. Будь готова к любым сюрпризам. Ты уверена, что сумеешь?»

И Дженни горячо ответила:

«Он мой! Конечно, я смогу это сделать!»

Змей протянул руку с кувшином и снова наполнил мою кружку. Раздвоенный язык у него на носу, казалось, дрожал в свете светильника, будто готовился укусить.

– И вот Дженни сделала все, как было велено. В полночь следующего полнолуния она в одиночку стояла на перекрестке дорог в своем домотканом платье и разношенных ботинках, а темный плащ с капюшоном скрывал ее светлые волосы. Она ждала, словно маленькая тень в лунном свете. Вокруг ее шеи был повязан тот самый шарф, что она подарила когда-то Тому.

И вот они появились: длинная, сверкающая кавалькада. Все лошади белоснежные, все платья и туники расшиты драгоценностями, распущенные серебристые волосы развеваются по ветру, убранные удивительными листьями и сверкающими украшениями. Королева эльфов ехала в середине процессии. Высокая, царственная, с кожей белой, как молоко, с волосами ослепительного, прекрасного рыжего цвета, в платье, искусно подчеркивающем все прелести ее фигуры. А за ней ехал Том, кузнец, с пустыми глазами и лицом, похожим на маску. На нем была странная туника, серебристые штаны и сапожки из мягчайшей кожи. Сердце Дженни наполнилось гневом, но она стояла тихо и безмолвно, пока королева не ступила в самый центр перекрестка, пока Том не оказался прямо перед ней, на расстоянии вытянутой руки. И тогда, быстрее молнии, бросилась Дженни вперед, схватила его за руку, изо всех сил потянула, и он упал со своей лошади и растянулся на белой дороге у ее ног.

Эльфы возмущенно зашумели, их лошади окружили Дженни и несчастного Тома, и выбраться из этого круга было невозможно. И тут раздался голос королевы эльфов. Невыносимый и в то же время сладкий и убийственно-гневный.

«Ты!» – произнесла она. – «Что ты здесь делаешь? Кто тебя надоумил? Этот человек мой! Убери от него свои грязные смертные ручонки! Ни одна женщина не смеет тягаться со мной!»

Но Дженни продолжала сжимать руку Тома, изумленно севшего у ее ног. Дженни подняла взгляд на прекрасное существо на белой лошади, и в глазах ее горел вызов. Тогда королева рассмеялась ужасным смехом и произнесла:

«Ну что же, мы по крайней мере позабавимся. Посмотрим, как долго ты сможешь выдержать, крестьяночка. Думаешь, ты сильна? Как мало вы, смертные, знаете!»

Сперва Дженни не поняла, что она имеет в виду, поскольку рука Тома в ее руке оставалась безвольной и недвижной. И вдруг, в одно мгновение его пальцы обратились в острые когти, а кожа стала жесткой шерстью, и вот вместо мужчины она уже держит лапу огромного бешеного волка, а тот открывает свою пасть и скалит на нее свои жуткие зубы. Дженни вздрогнула от ужаса и от зловонного дыхания зверя на своем лице, а сильное тело его старалось вырваться из ее рук. Но она вцепилась пальцами в длинную волчью шерсть и держала, не отпуская, пока зверь волочил ее по тропе. Она чувствовала, как белый гравий рвет ей платье и раздирает кожу. По кругу зрителей прошел шепоток, и в воздухе прозвучало какое-то заклинание. И тогда жесткая шерсть превратилась в гладкую чешую, и Дженни почти отпустила, так тяжело ей было за нее удержаться. А рука стала удлиняться и извиваться, и вот уже не бешенный волк, а огромная, скользкая змея с чешуей цвета невиданных драгоценностей извивается у нее в руках. Чудовище сплеталось и извивалось, пытаясь обвить ее кольцами своего длинного тела. Чтобы удержать его, Дженни пришлось обнять змея обеими руками и сжать их, прижав лицо к холодной чешуе и заставив себя не терять от ужаса сознание, когда маленькая, смертоносная головка снова и снова бросалась к ней, и раздвоенный язык трепетал совсем близко от ее глаз.

«Это Том», – убеждала она себя, а сердце ее билось, как барабан. – «Это мой суженый. Я удержу его. Я смогу. Он мой».

И еще одно заклинание прозвучало в тишине лунной ночи. И змей стал огромным пауком, волосатым, щетинистым существом с тысячей глаз и с толстыми лапами, которые тут же обвились вокруг несчастной девушки. Ядовитые когти тянулись к тому месту, где Дженни сжимала паучью лапу, а острые шипы так впивались ей в кожу, что приходилось до крови закусывать губу, чтобы не кричать. Потом паук превратился в дикого вепря с желтыми клыками и маленькими безумными глазками. После вепрь уступил место невиданному существу с длинной клацающей челюстью и заскорузлой шишковатой кожей. А Дженни все держала и держала, хоть бедные ее руки кровоточили и едва слушались от боли и усталости. Однажды она подняла глаза, и ей показалось, что небо слегка посветлело. Эльфы вокруг нее молчали. Потом их королева снова рассмеялась.

«Неплохо, совсем неплохо! Ты славно нас развлекла. Но теперь нам пора в путь. Я забираю с собой этого мальчика, будь так добра, отпусти его».

Она царственно взмахнула рукой, и Дженни почувствовала, что ее плечи словно проткнули тысячи острых ножей. Она чуть было не разжала пальцы. А потом раздался шум широких темных крыльев, и в руках у нее оказалась лапа огромной птицы с клювом больше лошадиной головы. Когти ее изгибались, словно пытаясь вырваться из крепкой хватки девушки. Другая птичья лапа сомкнулась на ее плече, и огромное создание начало прыгать, бить крыльями, кричать и ранить ее своим смертоносным клювом, то справа, то слева, пытаясь сбить ее с ног. И снова послышался смех эльфийской королевы.

«Он мой», – подумала Дженни. – «Я люблю его. Она его не получит. Я не разожму рук».