Текст книги "Сын теней"

Автор книги: Джульет Марильер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 37 страниц)

– Что значит «мы»? – возмущенно спросил Змей.

– Лиадан не может уехать. – Альбатрос, казалось, говорил о чем-то решенном. – Она нужна нам здесь.

– Простите меня, – отец говорил очень тихо, но таким тоном, что хотелось съежиться, – этот вопрос мы с дочерью решим без вас. Надеюсь, вы соизволите предоставить нам возможность некоторого уединения.

– Командир умирает, – сказал Змей. Он, прищурившись, смерил отца взглядом с ног до головы, возможно прикидывая, что он может с его ростом и в таком возрасте. – Она нужна ему, она не может уехать.

Я встала между ними и взяла каждого за рукав.

– Хватит! – сказала, как могла твердо. – Сейчас мне нужна помощь отца. А что до моего отъезда – я дам вам ответ на рассвете. А теперь идите.

– Ты уверена? – тихо спросил Змей.

– Ты же слышал, что сказала Лиадан, – отозвался Альбатрос. – Шевелитесь. Делайте, как она велит.

И через несколько секунд мы остались одни.

– Ну что же, – сказал Ибудан, садясь на камни и вытягивая перед собой обутые в сапоги ноги. – Не ожидал я увидеть тебя здесь. И что прикажешь с тобой делать, а, Лиадан? У тебя, похоже, настоящая страсть нарушать традиции и правила поведения. Неужели ты не понимаешь, как опасно здесь находиться?!

– Забудь об этом пока, – напряженно ответила я. – У нас есть гораздо более срочное дело.

– Что может быть более срочным, чем необходимость немедленно вернуться в Семиводье?! Лайам убит, Шон остался один, соседи наверняка спешат извлечь из этого пользу! Мы должны быть там, а не здесь, с этим отребьем.

– Я знаю, что тебе нужно домой, – тихо ответила я. – Ты нужен Шону даже больше, чем он думает. Перед ним стоит сложная задача, ему необходима поддержка. И… и еще холодная голова, опытный человек, способный понять, кому из союзников можно доверять, а за кем лучше присмотреть. Ты не можешь задерживаться. Но у меня здесь посьи невыполнимая задача, отец, и мне тоже нужна твоя помощь. Змей сказал правду. Бран умирает. Надежда почти оставила его, поскольку он не верит, что достоин спасения. Его жизнь держится на тоненькой ниточке. Ты должен помочь мне сохранить эту нить, пока я не схвачу его за руку и не приведу назад. Мама послала тебя через море, чтобы ты принес нам правду. Мне необходимо знать, что ты обнаружил. Расскажи все прямо сейчас, немедленно.

– Я понимаю твое нетерпение, Лиадан. Я чувствую, что между тобой и этим мужчиной очень прочная связь, что ты ему бесконечно доверяешь. А я доверяю тебе. И все же, ты, дочка, требуешь от меня слишком многого. Разве это не те самые бандиты, которые выкрали твою сестру и чуть не потеряли ее? Со мной они обращались исключительно вежливо, что правда, то правда. А о тебе они и вовсе говорят так, будто ты не то королева, не то богиня. Но почему они не смогли мне объяснить, каким образом ты оказалась здесь, так далеко от дома, так скоро после смерти Лайама? Как мне не бояться за тебя, а?

– Эти люди, каждый из них, без колебаний отдадут жизнь за меня и моего сына. Мы здесь в безопасности, отец.

– За сына? Так Джонни тоже здесь?! Но…

– Отец, пожалуйста! Пожалуйста, расскажи мне, что ты узнал. Мне необходимо понять, что произошло с Браном. Что случилось с его матерью? Ты узнал историю Марджери?

– Узнал дочка. Оказалось, это очень грустная и запутанная история. Мне пришлось собирать ее по крохам по всем деревням Херроуфилда, копаться в прошлом девятнадцатилетней давности. Я не смогу рассказать историю целиком, но в деревеньке Ивлингтон, лежащей через холмы от Херроуфилда, мне открылась ее часть, долго державшаяся в секрете.

– Рассказывай. Нет, лучше пошли со мной, ты сядешь рядом с ним и расскажешь нам обоим. Он… он считает, что мать оставила его. Бросила. Это – глубокая рана, которая долгие годы жжет его душу. Но мама говорила, что Марджери любила сына, я не могу поверить, что она оставила его добровольно.

– Рассказать вам обоим? – Отец пораженно застыл над неподвижной фигурой с серым лицом, лежащей под навесом. – Да разве он услышит? Этот парень, без сомнения, совершенно не осознает, что происходит вокруг. Его уже не спасти. Ты его любишь, вот и надеешься на чудо. Но чудес не бывает, солнышко. Я уже и раньше видел людей в таком состоянии…

– Замолчи! – закричала я. – Прекрати немедленно! Если ты хочешь говорить о смерти, то мог вообще сюда не приходить. Мне нужна твоя помощь, а не смертный приговор. Рассказывай лучше свою историю. – Я взяла разрисованную руку Брана и прижала ее к щеке.

Отец изумленно смотрел на меня посветлевшими голубыми глазами.

– Я уже заметил, – сказал он, – как все в этом бандитском притоне мчатся выплонять любой твой приказ. Они произносят твое имя с уважением, чуть не с благоговением. И все же, я не уверен. Ни один отец не хотел бы видеть свою дочь в таких условиях. Ты уж прости мне эти слова. Я просто не могу, когда тебе плохо. Твоя мать была очень мудрой женщиной. Я никогда не указывал ей что делать. Твой выбор… мне сложно его принять. Но я как-то раз дал тебе обещание и не нарушу его, хоть у меня сердце кровью обливается, когда я вижу тебя здесь.

– Рассказывай.

– Ну что ж. Это история о злой судьбе, об утраченных возможностях. Эта история и в самом деле некоторым образом доказывает, что этот молодой человек прав, утверждая, что отчасти именно я виноват в том, что с ним стало. Я должен перед ним извиниться. Мне не дано изменить прошлое, эта история уже закончилась. А началась она в тот год, когда сыну Марджери исполнилось три года, и она решила поехать с друзьями в Ивлингтон на зимнюю ярмарку.

Я слушала тихий голос отца. Снаружи Альбатрос хлопотал у огня – темная фигура на фоне безлунного черного неба. За границами освещенного круга под высокими березами, меж древних стоячих камней, над неподвижной поверхностью озера клубились тени. И где-то среди них ждала фигура в капюшоне. Тихая и недвижная, словно еще одна тень.

– Ты уже знаешь, – сказал отец, – что мой родственник и друг Джон был убит, выполняя мое поручение. Он попал под обвал, защищая твою мать. Я попросил его охранять Сорчу, а Ричард Нортвуд приказал ее убить. Марджери очень тяжело перенесла потерю мужа. Они были очень преданы друг другу, да и вообще, очень тяжело остаться без мужа с младенцем на руках. Она стала тихой и отстраненной, только Джонни давал ей силы жить дальше. В нем сосредоточился весь смысл ее жизни, надежда дать ему будущее, которого лишился ее собственный Джон, держала ее на плаву.

В первое время после утраты, ребенок постоянно занимал все ее мысли, она посвящала ему все свое время. Ты знаешь, что я сам покинул Херроуфилд меньше чем через год после смерти Джона, Марджери тогда еще носила траур. Но с течением времени, друзья убедили ее, что ей стоит начать жизнь сначала, вернуться в общество. И вот, в ту зиму, когда Джонни исполнилось три, она с небольшой группой людей отправилась из Херроуфилда в Ивлингтон на зимнюю ярмарку. Не такая уж дальняя поездка. Это путеществие легко можно проделать за день, или за два, если сделать остановку посреди дороги. Именно так они и поступили, ведь с ними ехал ребенок, он быстро устал.

И с этого момента история теряет ясность. Брат рассказал мне, что на путешественников напали где-то в холмах, не доезжая до Ивлингтона. Кто напал и зачем, остается загадкой. Возможно, пикты из приграничья решили добыть себе немного овец. А когда у них на пути оказалась небольшая группа хорошо одетых людей, они решили не упускать и эту возможность тоже. Позже, тем же вечером, пастух обнаружил на тропе тела путешественников, недалеко от одного из уединенных домиков. Их всех зарезали, и мужчин и женщин. А ребенка не нашли. Никто не смог его обнаружить, хотя мальчика искали. Странное дело. Предположение, что пикты забрали малыша с собой, в качестве раба или заложника, довольно скоро отмели. Уж слишком он был мал, чересчур большая обуза для банды налетчиков. И все же, тела ребенка не нашли. «Волки, – решили все. – Его просто утащили волки, как кролика, или ягненка. Искать дальше не имеет смысла». Новости дошли до моего брата, и ему с сожалением пришлось принять их. Так нашла свой печальный конец Марджери, приехавшая в Херроуфилд полной радужных надежд юной невестой.

Возможно, на этом бы все и закончилось. Прошло шесть лет. Имена Джона и Марджери, да и мое собственное имя, стали историей Херроуфилда. «Лорд Хью, прежний хозяин поместья, оставил его ради зеленоглазой ведьмы из-за моря, у которой в братьях ходили полулюди, полузвери…» Так вот, годы шли. Брат женился. Херроуфилд процветал. Эдвин предъявил свои права на Нортвуд и начал трудиться над его усилением.

А потом моему брату, выполнявшему обязанности мирового судьи, изложили странное дело. Сначала нельзя было даже предположить, что оно имеет какое-то отношение к нашей истории. Речь шла об убийстве мужчины, жившего в уединенном домике в холмах невдалеке от Ивлингтона, человека непорядочного и жестокого. Его ненавидела и боялась вся округа. Происшествие сильно смахивало на казнь. Чистая работа, единственная колотая рана точно в сердце, тонким ножом, какие обычно употребляют, чтобы разделывать птицу. Тело обнаружили не сразу. Люди неохотно ходили к нему. От капли алкоголя в Рори словно бес вселялся, он становился буйным и жаждал крови, к тому же слишком уж часто не давал прохода молоденьким девушкам. Стоило Саймону назвать мне его имя, как я его вспомнил. В свое время его привели ко мне на суд и обвинили в довольно серьезном преступлении. Он изнасиловал дочку местного мельника, сделал ей ребенка. И демонстративно наплевал на наложенный мною штраф. Я никогда еще не слышал, столько ругательств и угроз одновременно. Я приказал заплатить девушке существенную сумму и на пять лет изгнал его с моих земель. Похоже, он вернулся, едва услышав, что я уехал. И вот, он умер. У него не было жены. В то время уже не было. Она просто исчезла, и люди говорили «ничего удивительного». Он часто бил ее и все решили, что однажды он зашел слишком далеко и был вынужден тихо избавиться от тела. Никто не решился задавать вопросы. Все боялись. Так кто же его убил? Кто осмелился на это, и главное, кто смог столь эффективно это проделать? Многие желали его смерти, но слишком боялись, чтобы убить. И там никого не было… никого, кроме ребенка.

Я могла догадаться, что именно так и будет, ведь Бран же говорил: «Я сделаю то, что должен и уйду!»

– Расскажи о ребенке, – сказала я.

– Итак, ребенок, – продолжил отец. – Некоторые считали, что он сын Рори, кто-то говорил, что он найденыш, какой-нибудь незаконнорожденный, никому не нужный беспризорник, который как-то раз пришел к избушке Рори, да там и остался. Лишняя пара рук. Никто не помнил, когда он там появился. Никто не помнил, чтобы жена Рори родила. Просто люди изредка видели худющего, с ног до головы покрытого синяками пацаненка. Тощий, как привидение, но отнюдь не слабак. Деревенские мальчишки пытались его дразнить, но он каждый раз бросался на них, как дикий зверь, и они со временем научились бояться его и обходить стороной.

Ну так вот, кто-то нашел Рори с аккуратной дырой в сердце, и ни следа мальчишки. Жители Ивлингтона представили этот случай на суд моему брату. Что им делать? Разыскивать убийцу? И как поступить с хижиной Рори, с его курами? Кому они достанутся?

Саймон приказал произвести расследование. Сам он никогда не был особенно близок с Джоном и едва знал Марджери. Но они все же были родственниками, и если мальчику удалось выжить, его следовало найти. И не столько для того, чтобы предать правосудию, поскольку смерть Рори явилась для жителей Ивлингтона истинным благословением. Поиски, скорее, велись для того, чтобы выяснить правду и исправить былую несправедливость. В общем, начали искать, перевернули весь домик Рори сверху донизу. Нашли немного. Хозяин пропивал все, что получал за своих кур. Но находки оказались довольно странными и здорово оживили память местных жителей. Под полом на задах дома, оказалось, был вырыт небольшой погребок. Яма в земле, прикрытая досками. И увидев ее, парочка деревенских припомнила кое-что из их редких визитов в дом Рори за курицей или яйцами.

Я кивнула.

– Его обычно запирали там в наказание, – сказала я.

Отец изумленно уставился мне в лицо.

– Откуда ты знаешь?

– Он мне сам рассказал. Не словами. Он показал мне. Ты сказал, что он больше не воспринимает внешний мир. Но ты ошибся. Его разум все еще жив. Он погребен под страшными воспоминаниями. Совсем недавно он сидел в тюрьме, в тесном темном помещении. Теперь, кажется, он заперт там навсегда, если только мне не удастся вывести его оттуда. Я воспользовалась своей способностью видеть то, что видит он, соединить свои мысли с его. Так я надеюсь достучаться до него, пока не стало слишком поздно. А теперь расскажи, что люди вспомнили, найдя этот погреб.

– У меня просто нет слов, Лиадан. Твой дар намного превосходит все способности Конора вместе взятые. Опасный дар.

– Рассказывай, отец.

– Так вот, они начали вспоминать. Порой парнишки нигде не было видно, а Рори говорил, что щенка лучше всего держать в конуре, пока он не научится послушанию. Иногда они подходили к дверям и слышали тихие звуки, словно идущие из-под земли. Будто кто-то там скребся. «Крысы», – отвечал Рори. А один из них прямо-таки видел это, видел, как жена Рори вытаскивала оттуда мальчишку, дрожащего, трясущегося, молчаливого, перепачканного собственными испражнениями. «Грязная свинья», – сказала она и начала бить его по лицу. И самое удивительное – он не произнес ни слова. Не пролил ни слезинки, никак не попытался защититься. Просто стоял и ждал, когда она закончит. От этого она пришла в еще большую ярость и стала бить еще сильнее. Люди не любили ходить к Рори, им не нравилось то, что там происходит. Но никто не смел протестовать. Все его боялись. Кроме того, как говорят местные «все, что происходит у человека в доме – его личное дело».

– А как обнаружили, чей это ребенок.

– А! Во время тех поисков. В хижине нашли вещи, не оставившие никаких сомнений. – Отец полез в карман и вынул оттуда нечто маленькое и мягкое, прочную, отделанную шелковой вышивкой ткань. Он развернул ее между нами на одеяле так, что она оказалась на сердце Брана. Было темно, но мне удалось разглядеть искусную вышивку: листья, цветы, маленьких, крылатых насекомых. – Нет никаких сомнений в том, кому это принадлежало, – сказал отец. – Марджери была настоящей волшебницей во всем, что касалось шитья. Ты помнишь тот узор на мамином синем платье… – Тут его голос прервался. Рана была еще слишком свежа.

– Конечно, – подтвердила я тихо.

– Родственники Марджери на юге разводили пчел, – сказал отец. – Это – ее сумка, она держала там все свои ценности. Немного серебра для ярмарки. Оно, конечно, исчезло. Рори тратил все, что попадало ему в руки. Но саму сумку и остальное ее содержимое он продать не мог, уж слишком ясно было, чьи это вещи, а ведь все знали, что она умерла недалеко оттуда. Просто удивительно, что Рори знал, чей это мальчик и предпочел держать это в секрете. Он не мог не узнать, как только начались розыски. Возможно, он и сам в них участвовал, наравне с людьми моего брата. Так почему же он не привел мальчика, чтобы его доставили домой в Херроуфилд? Нет, он предпочел, чтобы все поверили в сказочку о волках. Он почему-то решил оставить ребенка у себя. Такие как он наслаждаются любой крупинкой власти. Думаю, его забавляла возможность иметь раба. Кроме того, Рори знал, что мальчик – мой родственник, а меня он после того приговора люто ненавидел. Именно поэтому твой мужчина так ко мне и относится. Он рос, слыша обо мне и моих делах только дурное.

– А что было в сумке? – спросила я.

Отец отдал мне маленький металлический медальон на изяшной цепочке. Я взяла его, скорее почувствовав, чем увидев застежку. «Серебро, – подумала я, – с узорчатой финифтью».

– А что внутри?

– Две пряди волос. Одна – каштановая, кудрявая, а другая – темная и шелковистая. Первая прядь принадлежала Джону, вторая – их дочери, умершей вскоре после рождения. Джон подарил ей этот кулон, когда узнал, что она снова ждет ребенка. Дар надежды. Марджери носила его, не снимая. Они и представить себе не могли, что он станет символом смерти и утраты. Никто не знает, как все это оказалось в домике у Рори.

– А, – ответила я. – Но сам он помнит, поэтому я знаю.

– Как он мог запомнить? Ему едва исполнилось три!

– Ее голос. Ее руки. Она спрятала его в погребке. Думаю, они как раз проезжали мимо, когда на них напали, домик-то стоит на отшибе. Прятаться внутри не имело смысла. Пикты не испытывают никакого почтения к чужой собственности. Они просто выкурили бы их оттуда или перерезали бы прямо внутри. А вот ребенка можно было спрятать. Она наказала ему сидеть тихо и не двигаться, опустила его в тесный подпол. Он сделал все, как она сказала, хоть ему и не нравилась темнота, а тем более звуки на улице. Думаю, она просто сложила свои драгоценности вместе с ним – сумку, деньги, медальон, напоминавшей ей о любимых людях. А потом она вышла из домика и побежала, чтобы отвлечь внимание на себя, точно как птица хромает и волочет крыло, уводя хищников от гнезда с беззащитными птенцами. Она умерла, а мальчик так и сидел тихонечко. Он верил, что мать вернется, несмотря на очень долгое ожидание. И вот двери его маленькой тюрьмы наконец открылись. Но вовсе не материнские руки достали его оттуда. Те руки принадлежали чудовищу. Именно тогда его на самом деле поглотила тьма.

Отец серьезно кивнул.

– Мне только и остается, что поверить тебе, твои слова отлично вписываются в то, что говорили местные жители. Я спросил брата, почему люди не заинтересовались внезапным появлением ребенка как раз там, где недавно исчез другой. Но в Ивлингтоне на этот вопрос не нашлось внятных ответов. Похоже, ребенка достаточно долгое время держали взаперти. Люди иногда слышали плачь. Но он не возбудил их любопытства, скорее наоборот. Люди в тех краях суеверные. Стали поговаривать, что это плачет призрак съеденного дикими зверями малыша. Люди поверили и предпочитали держаться на расстоянии. Позже, когда мальчишка стал выходить из дома и появляться в деревне, никто даже не подумал, что это может быть тот самый ребенок. Они сказали «этот подкидыш совсем не походил на сына знатного лорда».

– Они много лет спокойно смотрели, как мучают и избивают ребенка, и никто ничего не предпринимал?

– Чтобы вмешаться в дела такого человека, как Рори, нужно обладать недюжинной смелостью. Высокий, сильный, злобный – он обладал соответствующей репутацией. Его все боялись. А Саймон тогда ничего об этом не знал. Знай он, возможно, вмешался бы. Но его донимали собственные проблемы. Я чувствую себя виноватым за это, Лиадан. Это тяжкий груз. Просто непростительно, что сын Джона подвергался таким издевательствам настолько близко от дома. Как видишь, твой парень был прав, обвиняя меня. Ответственность за то, что он стал разбойником лежит на мне. Я не смог бы предотвратить смерть его матери. Но я сумел бы защитить его.

– Прошлого не перепишешь, отец.

– Ты права. Но на будущее можно повлиять – если он выживет.

– Выживет. Ему просто надо понять, что когда-то его очень любили, что когда-то он был сыном достойнейших родителей, которые отдали бы все на свете, чтобы он вырос счастливым и прожил хорошую жизнь. Стоит ему это увидеть, и он освободится.

– Не могу поверить, что он нас слышал.

– Тебе придется рассказать ему это снова. Придется сказать ему, что эта история значит для тебя лично. Возможно, он нас слышит. По крайней мере, наши слова нарушают тишину. Так что там случилось дальше?

– Рори убили. Никто о нем не плакал. Они только хотели поделить его дом и кур. Его убил мальчик?

– Он привел в исполнение свой приговор. Эффективно, как и все, за что он берется. Подождал, пока станет мужчиной, взял ситуацию в свои руки и ушел из этого кошмара. Но кошмар поселился у него в душе. Он и теперь носит его внутри.

– Мужчиной? Да ему тогда едва исполнилось девять!

Я кивнула.

– Достаточно взрослый, чтобы идти своим путем. Твой брат не сумел установить, что стало с ним потом?

– Саймон пытался, но его возможности ограничены. Он вынужден решать одну проблему за другой. Эдвин к тому времени прочно прибрал к рукам Нортвуд, заговор набрал силу. Мой отъезд восприняли, как измену, это совершенно не помогало Херроуфилду сохранять нейтралитет. А Саймона, в отличие от меня, никогда не учили управлять замком и людьми. Ему приходилось быстро учиться. Элайн, как могла, ему помогала. У нее к этому гораздо больше способностей, чем у него самого. Но люди все помнят. Меня за мой проступок не простили, потому и к брату предъявлялись самые высокие требования. Даже теперь, по прошествии стольких лет, его путь все еще тернист.

– Что ты имеешь в виду.

– Он очень тяжело воспринял весть о кончине Сорчи. Да, он женился, да, люди его уважают, но сердце его всегда принадлежало твоей матери. Эта история никогда не была рассказана целиком, да и вряд ли будет. Он совсем пал духом. Он просил меня остаться, но я не мог этого сделать. Я боюсь за него, Лиадан. У Херроуфилда нет наследников, а Эдвин из Нортвуда не дремлет.

– Нет наследников?

– У них нет сыновей. Ближе всех к ним по крови мы с Шоном. И… этот парень. – Он бросил взгляд на бледное лицо Брана.

– Твои слова пугают меня, отец. Ты снова уедешь? Ты решил снова заявить свои права на Херроуфилд?

– Брату нужна поддержка. Ему необходим кто-то с сильным характером и ясной головой. Кто-нибудь, способный восстановить оборону поместья и ясно продемонстрировать Нортвуду, что Херроуфилдом завладеть не удастся. Будь жив Лайам, я знал бы, что мне делать. Но не могу же я оставить Шона в одиночку разбираться с делами Семиводья! Он еще слишком молод и порывист, несмотря на все свои достоинства. Со временем он превратится в сильного и мудрого вождя, но сейчас он нуждается в помощи, чтобы утвердиться на своем месте и завоевать доверие союзников. Необходимо возобновить отношения с Уи-Нейллами. Сын – моя первоочередная обязанность. Не забыл я и о дочерях. Я хочу знать, что ты устроена, довольна и благополучна. И Ниав… я плохо с ней обошелся, теперь мне нужно удостовериться, что ее будущее в надежных руках.

– А как же твой брат? Ведь твое промедление может стоить потери Херройфилда, так? Если Эдвин захватит владения Саймона, наши попытки завоевать острова точно станут невозможными.

– Ты права. Это тяжелый выбор, ведь ни я, ни Шон не сможем управлять владениями по обе стороны пролива одновременно. Но есть и другой путь. – И отец снова посмотрел на неподвижного Брана.

– Бран? – в смятении прошептала я. – Это… конечно, это невозможно.

– Подозреваю, – спокойно сказал Ибудан, – что для такого человека, как он, нет ничего невозможного и ничего невыполнимого. Разве не такая о нем идет молва?

– Да, но…

– Этот парень – сын моего родственника. Он там родился. Да, он избрал дурной путь, но он явно обладает и силой и необходимыми способностями. Так что готов поспорить, Херроуфилд уготован ему судьбой… и тебе тоже, Лиадан.

– Ему столько еще нужно осмыслить и принять… На него пока нельзя взваливать еще и это.

– Думаешь, он испугается вернуться туда, к истокам всех своих кошмаров? Как-то это не похоже на командира отряда, о котором подчиненные говорят с таким уважением, на человека, бестрепетно встречающего любой вызов. Не похоже на человека, которого ты так любишь, которому настолько доверяешь.

Я сглотнула. Его слова одновременно ужасали и восхищали меня. Они предлагали новое предназначение: светлое будущее. Но сначала нужно сбросить оковы прошлого.

– Отец, – сказала я, – теперь мне надо побыть одной, наедине с Браном. Альбатрос покажет тебе, где можно отдохнуть. Скажи мне только одно…

– Что, дочка?

– Быстро опиши мне Джона и Марджери. Какими они были до всех этих ужасных событий. Какой была жизнь у них и их сынишки.

– Джон считал, что Марджери – лучшее, что есть на этом свете. Величайшая драгоценность. Он увидел ее на ферме ее отца, она собирала мед. Он привез ее с собой на север. Они влюбились друг в друга с первого взгляда. Он был очень немногословным мужчиной, многие даже считали его нелюдимым. Но каждый раз, когда он смотрел на нее, в его глазах светилась любовь. Она сквозила в каждом их прикосновении. Первого ребенка она потеряла вскоре после рождения, они вместе оплакивали его. Потом родился Джонни и выжил. Как же Джон им гордился! Он совершенно не стыдился играть с малышом, подбрасывать его в воздух и снова ловить, а мальчишка визжал от восторга. Однажды в доме случился пожар. Я никогда не забуду, с какими глазами Джон мчался наверх спасать сына, и как на них смотрела Марджери, когда оба они вернулись невредимыми. Марджери очень любила малыша и заботилась о нем. Все считали, что он очень смышленый. Быстро начал ползать, легко пошел, рано заговорил. Марджери учила его считать. Выкладывала в ряд белые камешки на полу и играла с ним в игру: один, два, три… Ни одного ребенка в мире не растили с такой любовью, Лиадан.

– Спасибо, отец, – сказала я. – Думаю, именно это и вело его до сих пор сквозь тени. Сегодня я скажу ему это. А теперь иди.

– Этому парню невероятно повезло, как и мне, – тихо произнес отец. – Любовь такой женщины – бесценный дар. Надеюсь, он его ценит.

– Это наш общий дар, его и мой, – ответила я.

– Я расскажу тебе еще кое-что, а потом уйду, как ты просишь. Марджери сказала мне кое-что перед моим отъездом из Херроуфлда. Ее сын родился в день середины зимы, как раз перед восходом солнца. Я не просто так это запомнил. Она сказала: «Малыш, рожденный в середине зимы, приходит в этот мир в самый короткий день в году. И дни сразу начинают удлинняться. Поэтому ребенок, рожденный в середине зимы, всегда движется к свету, всю свою жизнь». Когда она это сказала, мальчик сидел у нее на руках. «Запомни это, Джонни», – сказала она. Сорча тоже родилась в середине зимы и если судить по ней, это маленькое предсказание абсолютно верно. Но, похоже, этот парень забыл о нем и ищет только тьмы.

– Похоже, что так. На поверхности. Однако глубоко в душе у него все еще горит огонек. И сегодня я его найду.

– Ты так в этом уверена?

– Третье правило воина. Никогда не сомневаться в себе. А теперь ступай, у меня мало времени.

– Лиадан…

– Что?

– В твоих устах все кажется так просто…

– Думаю, в этом мире все и устроено исключительно просто. Жизнь, смерть. Любовь, ненависть. Желание, удовлетворение. Магия. Вот, пожалуй, единственная сложная субстанция.

Он нахмурился.

– Ты пытаешься излечить его раны, добраться до него и каким-то образом изменить его впечатления о прошлом. Это опасно, Лиадан. Не ты ли сама говорила, что прошлое не перепишешь?

– Я знаю об опасностях. У меня есть против них оружие. Это любовь, отец. Я не пытаюсь стереть его раны так, словно их и не было. Я знаю, шрамы останутся навсегда. Я не могу выпрямить и выровнять его путь. Его дорога всегда будет кружить, извиваться, таить препятствия. Но я могу взять его за руку и идти с ним рядом.