Текст книги "До нас (ЛП)"
Автор книги: Джуэл Э. Энн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)
Это забавно. Мило. И… чертовски запутанно.
ГЛАВА 15
Через два дня очередной рейс завершен, и я отправляюсь домой на трехдневные выходные. По дороге покупаю тюльпаны цвета фуксии и несу их на могилу Сюзанны. Я скучаю по ней, но не по ее страданиям, и на этом я сосредотачиваюсь во время своего визита. Сегодня я благословляю ее быть с Тарой. Хочу, чтобы она была любима – всегда.
После слов «Увидимся позже, любовь моя» заезжаю за продуктами и отправляюсь домой к своей соседке по комнате и Гарри Паутеру.
– Привет? – зову я, скидывая ботинки и закрывая входную дверь. Справа от меня три ряда коробок с этикетками.
Свитера.
Обувь.
Платья.
Я не могу сдержать улыбку. Эмерсин разобрала для меня гардероб Сюзанны. На несколько секунд меня одолевает чувство вины. Может, я должен был заставить себя сделать это. Может, мне следовало пригласить помочь Мишель и вытерпеть ее слезы. Честно говоря, я не хотел, чтобы она заставила меня снова плакать. Это пройденный этап. Я научился чувствовать боль, не позволяя ей раздавить меня, но уверен, Мишель снова вытащит это из меня.
– Эмерсин?
Гарри Паутер с мяуканьем хромает из-за угла, оставляя на деревянном полу красные отпечатки лапок.
Кровь. Столько крови.
– Эмерсин!
Я проглатываю свой следующий вдох и сквозь страх устремляюсь на тошнотворной волне паники за угол кухни. Кровавые отпечатки лап ведут меня к противоположной стороне островка.
– Господи… – На долю секунды я замираю, не зная, что делать. – Эмерсин…
Опустившись рядом с ее окровавленным телом, тянусь за телефоном.
– Девять-один-один. Что у вас случилось?
– Мне нужна «скорая помощь» для молодой женщины. Она упала на открытые полки посудомоечной машины, и повсюду осколки стекла и кровь. У нее эпилепсия. Полагаю, у нее мог случиться приступ.
Эмерсин пытается пошевелить рукой, но в предплечье застрял толстый осколок стекла. Она вся в крови – руки, лицо, шея.
– З-Зак… – Эмерсин начинает плакать, ее дыхание прерывистое, будто несчастье произошло только что.
– Все будет хорошо. Постарайся не двигаться.
Подтвердив свой адрес, пытаюсь ответить на ряд вопросов оператора. Как бы я ни хотел ей помочь, я боюсь ее двигать, особенно со стеклом, торчащим так близко к сонной артерии. Знакомая беспомощность, которую я чувствовал с Сюзанной, возвращается, словно стофунтовой гирей, сдавливая мою грудь.
Я ни на что не способен, кроме как держать Гарри Паутера подальше, пока не прибудут медики.
– Это ваша жена?
Оторвав взгляд от толпы мужчин и женщин вокруг Эмерсин, я сосредотачиваюсь на женщине, задавшей мне этот вопрос.
– Нет, – шепчу я. – Моя жена умерла.
Ей не обязательно это знать. Не знаю, почему я это сказал.
Этот вопрос задают снова и снова.
Другие медики.
И когда мы добираемся до больницы, мне задают тот же самый вопрос несколько медсестер.
– У нее есть семья, с которой мы можем связаться?
Я качаю головой, пытаясь разглядеть за второй допрашивающей меня медсестрой Эмерсин, которую везут к двум большим металлическим дверям. Холод сквозняка сменяет ее присутствие на несколько секунд, прежде чем двери закрываются.
Я чертовски ненавижу холод, горький запах антисептика, удушающую безжизненность больниц.
– У нее нет родственников или экстренных контактов? – снова спрашивают меня.
Еще одно медленное покачивание головой. Мой мозг едва работает в окутывающем его густом тумане.
– Она живет со мной. Она… друг. Полагаю, я ее экстренный контакт.
Когда медперсонал понимает, что от меня совершенно нет толку, я сажусь в приемном покое.
Четыре часа спустя мне разрешают увидеться с ней, потому что она меня позвала. Голос Сюзанны все еще шепчет мне на ухо, приказывая сделать это.
Сделать что? Я злюсь, потому что знаю, что она хочет, чтобы я сделал что-то грандиозное в своей жизни, но я, вроде как, озабочен тем, что ее бывшую лучшую подругу чуть не прикончила наша посуда. Для Эмерсин я сделаю все, что смогу.
– Эй… – разносится по палате голос Эмерсин, прежде чем я успеваю приблизиться к ней хоть на дюйм. Бинты на ней выглядят как неумелая попытка замотать ее в мумию – лоскутное одеяло, скрывающее трагедию.
– Привет.
– Посуду я заменю. Медсестра рассказала, что я упала на твою посудомойку, когда у меня случился приступ. Сейчас… все как в тумане. Приступ я не помню, но помню кое-что из произошедшего после.
Я волочу свои налитые свинцом ноги к ее кровати.
– Посуда меня не волнует.
– А как Гарри Паутер?
– Я вызвал брата. Он присматривает за ним.
Она медленно сглатывает, и ее усталые глаза затуманивают невыплаканные слезы.
– С ним все будет в порядке. – Я осторожно накрываю ладонью ее перебинтованную руку, будто могу сломать ее, если надавлю слишком сильно.
– Это не… – Она всхлипывает.
– Это не – что?
– Ничего. – Она судорожно дышит, пытаясь прогнать эмоции.
Прежде чем успеваю что-то сказать, в палату входит медсестра, слишком веселая, как по мне, учитывая ситуацию. У Сюзанны всегда были слишком веселые медсестры.
– Привет, Эмерсин. Я возьму кровь, а потом отправим вас на МРТ.
– Нет, – выпаливает Эмерсин так быстро, что улыбка Веселой Медсестры сразу же исчезает. – Просто… это дорого. И мне она не нужна. Вы же знаете, что у меня эпилепсия. Что еще вы ожидаете найти?
Медсестра смотрит на меня, и Эмерсин тоже следует за ее взглядом.
– О, я могу выйти на несколько минут, – предлагаю я.
Медсестра снова переводит внимание на Эмерсин, ожидая, когда та скажет последнее слово относительно того, стоит мне остаться или уйти.
– Я пойду. – Я улыбаюсь своей искусственной улыбкой и киваю в сторону выхода. – Возьму что-нибудь выпить. Я ненадолго.
Эмерсин не смотрит на меня, и я не жду, пока она что-нибудь скажет.
Взяв в кафетерии спортивный напиток, возвращаюсь к палате Эмерсин, замедляясь, когда приближаюсь к столу, где Веселая Медсестра разговаривает с другой своей коллегой.
– У нее нет страховки. Она не была у врача шесть месяцев и хочет выписаться сегодня.
Другая медсестра хмурится.
– Гнилая система.
– Да, но ей нужно скорректировать лекарства.
– Но если она не может себе этого позволить…
– Попрошу проверить, имеет ли она право на какую-либо помощь.
Они смотрят в мою сторону, когда я прохожу мимо стола. Я опускаю голову, будто не подслушивал. Затем останавливаюсь, потому что… Сюзанна сегодня никак не замолчит.
Сделай это.
ГЛАВА 16
Как там эта поговорка: захотел от козла молока? На данный момент это я. Я и не представляла себе, что моя жизнь пойдет под откос. Да и кто такое представляет? Сознательно я старалась делать что-то лучше, чем моя мать. Быть лучше. Принимать лучшие решения. И даже сейчас я не уверена, что же я сделала не так. Жизнь с целью не перевесит чистую удачу или ее отсутствие.
– Слышал, сегодня вечером тебя выписывают, – говорит Зак, неторопливо заходя в палату со сдержанной улыбкой и красным спортивным напитком в руке.
– Я в порядке. И думаю, их это тоже устраивает, учитывая отсутствие у меня страховки, оплачивающей завышенные сборы и ненужные анализы. И позволь сказать… как рецидивист эпилептических припадков, я знаю, насколько преступны больничные цены. Семьдесят пять долларов за теплое одеяло. Без шуток. Со страховкой или без, люди должны быть расстроены и возмущены таким положением дел.
Зак переваривает мои слова, слегка сузив глаза и сжав губы.
– Ты меня беспокоишь.
– Потому что я похожа на сторонника теории заговора?
– Нет, – он усмехается. – Я разговаривал с медсестрой. Она сказала, что тебе нельзя садиться за руль в течение шести месяцев после припадка. Ты думала об этом?
Мой взгляд устремляется к окну.
– Мне просто нужно другое лекарство, или дозировка, или еще что-то.
– Тогда позволь врачу решить, что тебе нужно.
– Деньги. – Я смеюсь над его дорогостоящей идеей. Медики полдня провели, удаляя стекло из моего тела. Могу только представить, каков будет счет.
– Я заплачу, – говорит он.
– Нет. Это не твоя проблема. Речь не о долге в пятьдесят долларов. Есть причина, по которой людям нужна страховка, потому что без нее нельзя позволить себе болеть. Но… глупая я. Повезло же мне быть *банутым эпилептиком.
Зак качает головой, быстро подавляя веселье.
– Извини. Я не смеюсь над твоей ситуацией. Просто… – он прижимает ладонь к губам, – …я никогда не слышал, чтобы ты так ругалась.
– Черт, Закари… как же я рада, что смогла развлечь тебя сегодня.
– Слушай… – Он откашливается. – Так больше продолжаться не может. Нам нужно придумать что-нибудь для тебя.
– Нам? С твоей стороны мило приютить меня в своем доме, как бродяжку, но мое здоровье и финансовые проблемы – не твое бремя.
– Я понимаю. Тем не менее… мы можем обсудить вопрос, не чувствуя бремени… я его точно не чувствую.
– Лжец. – Я сужаю глаза, и он закатывает глаза.
Позже… мы убираемся отсюда к чертовой матери.
Желание Зака обсудить мою ситуацию, кажется, угасает еще до того, как мы возвращаемся домой. Он тихий, рассеянный, а не властный парень из больницы. Реальность всплыла на поверхность? Ему надоело заботиться о женщинах, нуждающихся в постоянном уходе?
Я отказываюсь быть его обузой. Лучше вернусь в свою машину, но не позволю этому случиться. Сьюзи хотела, чтобы я убедилась, что он живет дальше. Едва ли я помогаю ему в этом.
– Гарри Паутер. – Я морщусь при виде его высунувшейся из-за угла головы в специальном защитном конусе, на две его лапки наложены повязки, что делает нас близнецами.
Сразу за ним появляется Аарон, единственный невысокого роста светловолосый мужчина среди темноволосого и кареглазого семейства Хейсов.
– Ветеринар сказал менять повязки ежедневно. Мазь на кухонном столе. И он должен носить конус до тех пор, пока отказывается оставить бинты в покое. – Аарон засовывает руки в задние карманы.
– Спасибо. Сколько я тебе должна? – спрашиваю я.
– Нисколько. Я заплачу, – отпускает Зак свои первые три слова после выхода из больницы. Он подводит меня к дивану и помогает усадить на него мою задницу.
– Аарон, сколько я тебе должна? – повторяю я.
Округлившиеся глаза Аарона бегают туда-сюда, сигнализируя о его незаинтересованности в том, чтобы ввязываться в нашу небольшую финансовую перепалку с Заком.
– Ну, поправляйся.
– Предатель, – ворчу я.
Аарон усмехается и хлопает Зака по плечу.
– Ты хороший человек. Дай знать, если тебе понадобиться что-нибудь еще.
Хороший человек. Да, Зак хороший человек. Возможно, это преуменьшение.
– Ты тоже. Спасибо. – Зак слабо улыбается брату, когда тот проходит мимо него.
Шаги Аарона стихают за закрывшейся входной дверью, оставляя нас в тишине. Я пытаюсь встать.
– Что ты делаешь? – Зак шагает ко мне, поддерживая за руку.
– Иду в спальню.
– О. – Он помогает мне подняться. – Хорошая идея. Тебе следует отдыхать.
– Ага, – отвечаю я с протяжным вздохом.
Уютно устроившись в постели с Гарри Голова-в-Конусе Паутером, закрываю глаза – все, что угодно, лишь бы защитить свою нечистую совесть от токсичного стресса, отражающегося на лице Зака.
Боль. Явная тревога.
Все из-за меня. И я чувствую себя ужасно.
Заслышав его приближающиеся шаги, я произношу то, что должна сказать. Мне невозможно удержать это внутри.
– Я уезжаю.
Тишина.
Больше тишины.
Моргнув, открываю глаза, не уверенная, что он меня услышал.
Он стоит в дверях спиной ко мне, не двигаясь, голова опущена.
– Почему?
– Зак, посмотри на меня. Я – ходячая катастрофа. И хотя у меня самые лучшие намерения выкарабкаться из этой ямы, такое не случится в одночасье. И теперь я втягиваю тебя в свои проблемы. Я этого не хотела и не хочу. Я вообще не должна была оставаться здесь.
Он медленно поворачивается.
– Куда ты пойдешь?
– Не беспокойся об этом.
– Это твой код: «нихера не знаю».
Вау!
Я не единственная, кто сегодня матерится. Почему он злится? Он должен испытывать облегчение.
– Это код: «ты потерял жену, и я – не твоя проблема». Это код: «я уже имела с этим дело и что-нибудь придумаю». Это код: «ты сорвался с крючка». Улыбнись. Боже! Пожалуйста, улыбнись, потому что мне невыносимо выражение твоего лица с момента, как мы вышли из больницы. Обреченность и уныние. Паника. Сейчас они так осязаемы.
Зак качает головой из стороны в сторону.
– Это не то, что ты думаешь.
– Бред сивой кобылы! Ты приютил меня, потому что знал, что Сьюзи не оставит тебе другого выбора. И это выражение… вот сейчас… – я киваю в его сторону… – это выражение говорит само за себя. Оно говорит, что ты находишься в затруднительном положении и не можешь понять, как убрать ходячую катастрофу из своего дома… из своей жизни… чтобы действительно начать жить дальше и выяснить, что тебя ждет в будущем.
Зак упирается руками в дверной косяк, его красивое лицо искажается. Он не мой. Я не должна испытывать к нему никакого влечения. Я должна присматривать за ним. Браво. Я потрясающе ужасно справилась со своей задачей. Сьюзи подружилась не с тем человеком. Я понятия не имею, что делаю.
Я сломлена – физически и эмоционально.
– К твоему сведению, на моем лице выражение беспокойства. Я пытаюсь понять, как предложить то – спросить тебя – без того, чтобы ты не взбесилась и не слетела с катушек в одном из своих припадков эгоизма о том, что тебе ничего и никто не нужен.
– Я не слетаю с катушек. – Слетаю. Я слишком упряма, но из-за этого самого упрямства никогда не признаюсь в этом ни ему, ни кому-либо еще. – Просто спроси, что хочешь, или предложи, или… что там еще.
– Перед этим я должен кое-что сказать.
С помощью менее травмированной руки я чуть приподнимаюсь, чтобы опереться на изголовье кровати.
– Слушаю.
– Хорошо. Но, пожалуйста, не перебивай меня, потому что то, что я сейчас скажу, поначалу прозвучит немного жестко.
Я с трудом сглатываю и готовлюсь к его жестким словам.
– Не знаю, – начинает он, – найду ли я когда-нибудь любовь снова, и я не против того, чтобы Сюзанна осталась последней женщиной, которую я люблю. Так что то, что я собираюсь сказать, – не имеет отношения к любви. Речь о благодарности и попытке отплатить тебе за все, что ты сделала для Сюзанны… и для меня.
Мои глаза сужаются.
– Зак… ты платил мне…
– Я не говорю об уборке дома. – Он качает головой с полдюжины раз. – Она нуждалась в друге, настоящем друге. Друге, которым я не мог быть, потому что был слишком занят, душа ее своей любовью. Ты дала ей такую любовь, в которой она нуждалась. Бескорыстную.
Он немного горбится, устремляя взгляд в пол.
– И ты была… ты тоже мой друг. Ты была… – он снова поднимает взгляд, – …всем, о чем мы даже не догадывались, что нам нужно.
Это нелепо. Я живу в его доме, а он благодарит меня?
– Перед смертью Сюзанна попросила меня кое о чем. Она хотела, чтобы я изменил чью-то жизнь. И я слышал в голове ее голос, говорящий мне сделать это. Так что, вот. Я хочу сделать это для тебя и хочу сделать это для нее. Я знаю, это сделало бы ее счастливой. И даже после смерти ее счастье имеет для меня значение. Я думаю, покой – это то, что мы обретаем после смерти. Счастье – это то, как мы познаем любовь при жизни. Она обрела покой. Мне же нужно искать счастье.
Я понятия не имею, к чему он ведет. Но, думаю, было бы идеально умереть прямо сейчас, после слов Зака. Покинуть этот дом будет нелегко, потому что он испытывает такого рода счастье, к которому я не стремилась. Но которое только что нашло меня.
– Я могу кое-что сделать для тебя. Я хочу это сделать для тебя. И я знаю, когда-нибудь тебе за все воздастся, и от этого я буду еще более счастлив.
– О чем ты?
Он делает глубокий вдох и выдыхает, отпуска дверной косяк.
– Я хочу жениться на тебе.
Скрежет иглы по пластинке. Визг тормозов. Стук упавшего на пол микрофона.
Он не оставляет слова долго витать в воздухе необъяснимыми, но эти секунды мне кажутся вечностью, потому что мысли в моей голове проносятся со скоростью света. И к тому времени, как он продолжает, миллион мыслей и эмоций уже рисуют в сознании картину:
– Временно. Никто не должен знать. Так будет до тех пор, пока ты не найдешь работу со страховкой или кого-то еще, за кого захочешь выйти по любви. У меня очень хорошая медицинская страховка, которая будет и твоей. И ты хочешь путешествовать. Что ж… я могу достать тебе невероятно дешевые билеты. Ты сможешь посетить каждое чудо света и фотографировать, сколько душе угодно.
После как минимум сотни безответных вдохов я шепчу:
– Фиктивный брак.
– Законный брак, – поправляет он меня.
– Сьюз…
– Она умерла, – обрывает он. – Но она хотела бы этого для тебя.
Я слишком потрясена, чтобы успокоить его ожидаемым припадком эгоизма. Говорила ли Сьюзи ему то, что и мне? Рассказала ли о взглядах, которые, по ее мнению, мы бросали друг на друга, хотя я не помню ни одного взгляда ни от одного из нас? Но предыдущие слова Зака говорили сами за себя: «то, что я собираюсь сказать, – не имеет отношения к любви».
– Тебе не нужно отвечать сейчас. Просто подумай об этом.
Отвечать? Я едва могу дышать и даже моргать, но умудряюсь кивнуть.
– Хорошо. Засыпай. Я проведаю тебя перед сном. К тому времени ты можешь проголодаться.
Зак закрывает за собой дверь.
Раньше я завидовала Сьюзи, даже, несмотря на неизлечимый рак. Она вышла замуж за самого внимательного мужчину в мире. Любящего и щедрого во всем. И когда я ночевала в машине на парковке «Уолмарта», то мечтала о том, каково это быть замужем за Закари Хейсом или его клоном. В моих мечтах этот клон возвращался с работы домой с букетом цветов, ослаблял галстук и улыбался мне, как обычно Зак приветствовал Сьюзи.
Это были просто мечты – невинные, нереальные мечты. Я в жизни не могла себе представить, что стану его женой, а теперь это предложение передо мной. Но он не придет домой с цветами в руках и не посмотрит на меня, как на самое яркое созвездие на его небосклоне. Он вернется домой и будет относиться ко мне как к своей соседке по комнате. Будет интересоваться, как продвигаются мои поиски работы со страховкой. И не встретила ли я хорошего мужчину, за которого можно выйти замуж, чтобы он мог отпустить меня и чувствовать себя довольным своими добрыми делами.
А я? Я же каждый день буду проводить в мыслях, что вышла замуж за мужчину своей мечты, хотя моя жизнь будет походить на самый страшный кошмар.
ГЛАВА 17
Я не хвастаюсь, но в течение следующих нескольких дней я с успехом игнорирую десятитонного слона в комнате, держащего в хоботе невидимое кольцо с бриллиантом. Невидимое, конечно, потому что слон невидим и предложение не настоящее, но брак был бы… законным.
В следующем месяце мне исполнится двадцать четыре. Свадьба была в моем десятилетнем плане. Дети – в пятнадцатилетнем. Фиктивные браки в моей жизни стоят на том же месте, что и анальный секс. Но надо отдать Заку должное – он довольно хорошо все смазал. Удостоверился, что я понимаю, что ни о какой любви речи идти не будет. Никто об этом не узнает. И брак продлится только до тех пор, пока я не найду работу с медицинской страховкой или другого мужа. Настоящего… надеюсь, еще и со страховкой.
– Я завтра работаю. Хочешь, узнаю, смогут ли моя мама или Аарон остаться с тобой? – спрашивает Зак, присаживаясь передо мной на корточки и меняя мне повязки на руках, шее и лице.
Швы снимут через несколько дней. Следующие на очереди – лапки Гарри Паутера. Бедняге надоел дурацкий конус.
– Да. Думаю, тебе следует найти няньку для горничной.
Он останавливается и смотрит на меня.
– Это сарказм?
– Когда ты понял, что хочешь стать пилотом? И, нет, нянька мне не нужна. – Шуточки и отвлечения на всевозможные темы стали нашим официальным языком.
Зак удерживает мой взгляд, и по моей шее змеится тепло, оседая на щеках. Эти карие глаза… кажется, в них всегда таится некий секрет. Даже если сознательно я по нему не сохну, трудно не испытывать чувств, помимо дружбы, к тому, кто сделал тебе предложение.
– Я попрошу кого-нибудь проведать тебя. И я понял, что хочу стать пилотом, когда мой дедушка купил мне радиоуправляемый самолет. Мне было десять. Когда ты поняла, что хочешь быть фотографом?
Я смеюсь над простотой его вопроса.
– Я влюбилась в фотографию, когда с ней меня познакомил единственный приличный парень, с которым встречалась моя мать. Иногда я задаюсь вопросом: не являются ли все фотографии, что я делаю, всего лишь кусочками головоломки, которые, соединившись, приведут меня к моей судьбе. Кстати… я нашла возможную временную работу у свадебного фотографа. Теперь думаю над этим. Льгот нет. Но такой опыт может привести к чему-то большему. И занята я буду только по выходным, так что мои клиенты по-прежнему останутся при мне.
– Работа с другим фотографом звучит как хорошая возможность. – Сосредоточившись на своих руках, он накладывает на мое запястье последнюю новую повязку. – Кстати, о свадьбах…
Я высвобождаю руку из его хватки, отчего его взгляд поднимается вверх и встречается со мной.
– Свадьба? Нет. Скорее похоже на брак из жалости.
– Называй, как хочешь. Это не меняет того факта, что он тебе очень поможет. – Зак чешет затылок, взъерошивая слегка отросшие волосы.
Моему сердцу трудно принять эту идею, возможно, потому, что оно не должно иметь здесь права голоса. Мой разум должен забыть о мечтах о грандиозной свадьбе с цветами всех оттенков розового. Трёхъярусном торте с разными вкусами. Живой музыке. Толпе родных и друзей. Конечно, родня будет не моей… да и большинство друзей, если уж на то пошло.
Зак предлагает юридический контракт с минимум условий: медицинская страховка и значительный бонус в виде дешевых авиабилетов. Брак. Не свадьбу.
Когда, кроме хмурого взгляда, я больше ничего не вношу в наш разговор, Зак встает и собирает аптечку. Прежде чем он преодолеет три фута в направлении ванной, в моей голове вспыхивают новые вопросы – будто я на полном серьезе обдумываю его предложение без кольца и без любви.
– Значит… я бы осталась жить здесь?
Он поворачивается.
– Только если сама этого захочешь. Я бы предпочел, чтобы ты не жила в своей машине.
– И я бы ходила на свидания? То есть… будучи замужем за тобой, я бы встречалась с другими мужчинами?
Он награждает меня озадаченной улыбкой. Эта улыбка мне не нравится, и под «не нравится» я имею в виду, что люблю ее, но для меня нехорошо любить что-либо в Заке, поскольку любовь не является частью предложения.
– Да, Эмерсин, ты можешь встречаться. Все будет так, будто мы не женаты, за исключением случаев, когда тебе понадобится страховка.
– А при необходимости полететь куда-нибудь, я получу дешевые билеты.
Озадаченная улыбка расплывается еще шире. Плевать, что я могу быть предметом жалости или шутки, однако не против быть источником его веселья.
– Если у тебя будет гибкий график, да, ты получишь дешевые билеты.
– А ты?
– Что – я?
Не спрашивай. Не спрашивай!
Игнорируя здравый совет своего здравого рассудка, я все равно задаю вопрос:
– Тоже будешь ходить на свидания. Да?
Веселье исчезает с его красивого лица.
– Недавно я потерял жену. У меня нет желания ходить на свидания. У меня есть медицинская страховка. У меня есть средства для путешествий, если я того пожелаю. Это не для меня, Эмерсин. Это для тебя.
Ой.
Вирус «молодость и глупость» снова наносит удар. Когда я начну усерднее смотреть на вещи его глазами? Конечно, у него нет желания ходить на свидания. Конечно, это все для меня. Конечно, мое упрямое несогласие действует на оставшиеся у него нервы. Я вижу в своем будущем бесконечные возможности, а он не может перестать смотреть в прошлое, словно в последний раз видит солнце.
Зак снова поворачивается, чтобы вернуть аптечку в ванную. Я разглядываю свои руки и чувствую скованность в шее от заживающих порезов. Такова моя жизнь на данный момент. Без сомнения, я продолжу творить великие дела, но прямо сейчас… я выживаю.
Бросив свою гордость на пол и раздавив ее ногой, я выхожу из кухни.
– Да. Я выйду за тебя замуж, – выпаливаю я, когда он появляется из ванной.
Зак смотрит на меня так, будто я закончила свое заявление запятой, а не точкой. Он ждет но.
Никаких но.
Я выйду за него замуж.
Вытащу себя из долговой ямы.
Найду работу.
Может быть, даже нового мужа, который будет меня любить.
Сжав губы, чтобы он понял, что продолжения не будет, я сцепляю пальцы перед собой.
– Хорошо. На следующей неделе мы подадим заявление на получение разрешения на брак и сможем пожениться в тот же день.
Боже мой. Боже мой. БОЖЕ МОЙ!
Мой учащенный пульс отдается в ушах оглушительным свистом. Надеюсь, он закончил говорить, потому что сейчас я плохо слышу.
Это происходит. На следующей неделе я выхожу замуж.
Зак дает мне пятнадцать минут, потому что в четыре у него прием у стоматолога, так что нам уже пора выходить.
Пятнадцать минут на подготовку к свадьбе? К браку? К бракосочетанию? Без понятия, как это назвать, и совершенно не без понятия, что мне надеть. Я сменила уже пять нарядов.
– Эмерсин, пошли!
– Дерьмо… – бормочу я, корчась от вызывающей зуд ткани.
Менее чем за десять секунд я переодеваюсь из колючего платья в юбку до колен и розовый свитер с рукавами три четверти. Нечестно просить кого-то вроде меня – человека с такой страстью к одежде – просто надеть что-нибудь на собственную свадьбу.
– Эмерсин…
– Иду!
Мы на пороге нашей первой ссоры, а мы еще даже не женаты. Я запихиваю кое-что из косметики и расческу в сумочку и с балетками в руке бегу к черному ходу.
Брови Зака дотягиваются до линии роста волос.
– Что? – Я осматриваю свой наряд.
– Ничего.
Я окидываю взглядом его джинсы и футболку с кармашком на груди. Одежда простая, но не полинявшая и не мятая, возможно, от J.Crew.
– Считаешь, я слишком принарядилась? Я постоянно ношу юбки. Не смотри на это так, словно я считаю сегодняшний день особенным. Я просто надела первую попавшуюся вещь, которую не нужно было гладить.
Он не настоящий муж. Я не клянусь быть честной. Хотя не думаю, что в свадебных клятвах есть что-то про честность. А ложь иногда необходима.
Намек на улыбку касается его губ.
– Ты хорошо выглядишь.
После короткой паузы, чтобы оценить его искренность, я бормочу:
– Спасибо.
– Пожалуйста. Пойдем.
По дороге в здание суда я игнорирую его косые взгляды, пока наношу немного макияжа. Опять же, я крашусь и в те дни, когда не выхожу замуж. Ничего особенного.
Это охренеть как особенно!
Чего я не игнорирую, так это то, что Зак подпевает звучащей по радио песне Imagine Dragons «Next to Me». Сюзанна не лгала; у него отличный голос. Я мурлычу мелодию, потому что не знаю всех слов. Краем глаза замечаю его улыбку, но петь он не перестает. Слова поэтичны и странно пронзительны для моей жизни. Находиться рядом с человеком, несмотря на хаос его жизни, верить в него, даже когда он в самом худшем состоянии, любить его беззаветно. Зак меня не любит, но сейчас он, несомненно, святой в моей жизни.
Для разрешения на брак требуются удостоверения личности, а в случае Зака – свидетельство о смерти супруги. Не знаю, чувствует ли Зак мою вину и раскаяние, когда ему приходится показывать документ, доказывающий, что его предыдущая жена умерла, но мое тело превращается в камень, а дыхание замирает. Даже сердцебиение замедляется, чтобы быть как можно незаметнее.
С разрешением на руках мы сразу же направляемся в кабинет судьи, имея в запасе несколько минут до назначенного времени встречи.
– Он огласит традиционные клятвы. Обмен кольцами не обязателен, поэтому их у нас нет.
Я киваю полдюжины раз и, по крайней мере, столько же раз с трудом сглатываю. Мои нервы на пределе, когда я упираюсь взглядом в его палец без кольца на левой руке. Утром оно было на месте.
– Все в порядке? – выводит меня Зак из стремительно мчащихся мыслей.
– Хм… поцелуй. Он попросит нас поцеловаться?
Зак пожимает плечами, будто не уверен, и это не важно. Но это важно.
– Думаю, это просто разрешение, – говорит он. – Не требование. Вроде, можете поцеловать невесту. Это не значит, что мы должны целоваться.
– Хорошо. Но не будет ли выглядеть подозрительно, если мы не поцелуемся? – Мой голос не перестает дрожать.
– Если тебя это беспокоит, то мы просто поцелуемся.
Мы просто поцелуемся? Серьезно? Он в порядке с тем, чтобы меня поцеловать. В порядке с тем, чтобы меня не поцеловать. Я же в полном беспорядке и какая угодно, только не в порядке.
– Хорошо, – пищу я единственное слово.
– Хорошо – поцелуй? Или ничего, если мы этого не сделаем?
Прежде чем я успеваю ответить, дверь открывается, и нас приглашают в кабинет судьи.
Я сейчас блевану.
Не блюй!
Судья — не он, а она – приветствует нас с теплой улыбкой. Полагаю, хмурый взгляд она приберегает на те дни, когда приговаривает людей к тюремному заключению – например, тех, кто мухлюет со страховкой посредством фиктивного брака. Зак остается хладнокровным. Это его дар. Перевозить по небу сотни пассажиров и безопасно доставлять их к месту назначения – это у него получается лучше всего. По сравнению с этим фиктивный брак должен показаться ерундой.
Я с успехом выдавливаю из себя нервную улыбку и периодически киваю. После небольшого обмена любезностями, который берет на себя Зак, мы переходим к делу. Никакого кофе или наставлений в последнюю минуту. Не-а. Она оглашает клятвы до того, как я понимаю, что это происходит.
Это. Происходит!
– Берешь ли ты, Закари, Эмерсин в законные жены, чтобы любить и почитать ее с этого дня и впредь…
Я слышу слова оставаться верным, любить, почитать, лелеять до конца ваших дней. Мои легкие жаждут кислорода, но я не могу насытиться им.
Дыши… дыши… дыши…
Затем, словно читая мои мысли, Зак говорит: «Да», и наклоняется к моему уху, чтобы прошептать: «Дыши, Эмерсин».
Его слова и теплое дыхание оставляют следы на моей коже.
– А ты, Эмерсин… – тараторит судья, будто у нее сегодня еще куча дел. Может, у нее тоже назначен прием у стоматолога.
Может, мне тоже стоило запланировать что-нибудь на сегодня, например, маникюр или визит к психиатру. Мне бы не помешала терапия.
Повисает самая длинная пауза после того, как судья завершает задавать мне вопрос.
– …до конца ваших дней?
В такие моменты я испытываю благодарность за опыт общения с Брейди. Я согласилась на анальный секс в обмен на душ. Является ли мошенничество слишком большим риском ради медицинской страховки и дешевых авиабилетов? Думаю, нет.
– Да, – отвечаю я.
– Объявляю вас мужем и женой.
Я так занята гордостью собой за то, что примирилась с ситуацией и ответила до того, как все стало выглядеть слишком подозрительным, что совершенно забываю последнее, хотя и необязательное, действие.
– Можете поцеловать невесту.
Вот дерьмо…
Мы так и не приняли решения по этому поводу. Зак спросил. Я начала отвечать. Потом нас позвала судья. А теперь… мы должны решить. Я бросаю быстрый взгляд на судью. Она выглядит вполне довольной и счастливой за нас. Даже будучи мошенниками, мы, должно быть, выглядим очаровательной парой. Отказ от поцелуя станет опасным знаком. Я чувствую это.
