Текст книги "До нас (ЛП)"

Автор книги: Джуэл Э. Энн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

ГЛАВА 19

Я берусь за работу свадебного фотографа, играю роль второй камеры на нескольких местных свадьбах и помолвках. Это неполный рабочий день, временная должность, пока штатный ассистент восстанавливается после операции.

В течение следующих нескольких недель я чувствую себя непривычно несчастной. Возможно, дело в недавно прошедшем дне рождении, и двадцать четыре года – более гормональный возраст, чем я думала, но я в этом сомневаюсь. Как бы безумно это ни звучало, я немного растеряна. После того, как я столько времени чувствовала себя рабой эпилепсии, долгов по медицинским счетам и студенческому кредиту – о, а потом и брака, – я не знаю, как справиться с этой новообретенной свободой. Врач скорректировал мое лекарство против судорог. Физически я чувствую себя лучше. Каждый день делаю упражнения. Экономлю много денег. И получаю зарплату за фотографии, не бросая при этом уборку. Тогда, почему я так безумно напугана?

– Я позволил тебе пропустить День благодарения, но в Рождество ты не будешь сидеть дома одна, – объявляет Зак, упаковывая подарки на полу в гостиной. И это за неделю до Рождества.

Я вытираю пыль со столика и лампы.

– Позволил мне пропустить День благодарения? В тот день ты работал.

– Но моя семья приглашала тебя на обед.

У него замечательная семья. Они ни разу не спросили его о проявленном ко мне милосердии. Полагаю, они понимают, что Сьюзи хотела бы этого. Конечно, они не в курсе всего масштаба его щедрости. Они знают только, что он разрешил мне остаться здесь.

– Я не готова ходить к ним на праздники в отсутствии тебя. Я бы закончила тем, что перебрала гоголь-моголя и проболталась, что мы женаты. Или тебя это устраивает? – Я смотрю на него из-за настольной лампы.

– Хороший довод.

Я ухмыляюсь, чувствуя себя победителем в своих рассуждениях.

– Но на Рождество я там буду.

– Да, но это праздник раздачи подарков. Это просто странно. По мне, так Рождество более личный праздник. И это будет твое первое Рождество без Сьюзи. Такое ощущение, что это немного… – я морщу нос, – неприкосновенно? И… что ты делаешь?

Я вздрагиваю при виде того, как он упаковывает подарки, если это можно назвать упаковкой.

– Ты о чем?

– Ты когда-нибудь заворачивал подарки? – Я бросаю тряпку через плечо и опускаюсь на колени на пол рядом с ним. – Нужно отрезать часть лишней бумаги, чтобы край ровно прилегал к стенке коробки. Ты заворачиваешь куб, а это выглядит как комок. И даже не рассказывай мне о своих талантах завязывать бантики. Думала, у тебя склонность к перфекционизму.

Я смеюсь.

Зак поднимает руки вверх, сдаваясь.

– Ради бога, Мисс Королева Степени В Области Искусств, не стесняйтесь заворачивать, пока я…

– Закончишь вытирать пыль.

Он громко смеется, вставая.

– Нет. Пока я читаю книгу. Смотрю телевизор. Бездельничаю. Играю на гитаре. Возможности безграничны.

Играет на гитаре. Он часто делал это по ночам. Ему нравится наблюдать, как я редактирую фотографии, а я люблю слушать, как он играет на гитаре в своей спальне. Иногда он еще и поет. Эти ночи – мои любимые. Когда я съеду, буду скучать по его пальцам, перебирающим струны, услаждающие мой слух любимой колыбельной.

– Возможности безграничны… Мне нравится, как это звучит, Закари. Я думаю, у тебя все будет хорошо в этой жизни.

– В этой жизни? – доносится из кухни его смех.

Я слышу шуршание фольги. Он добрался до рождественского печенья, которое я испекла.

– Да. В этой жизни. За другую жизнь я говорить не возьмусь. В другой жизни ты мог бы быть горячей штучкой.

Он высовывает голову из-за угла. Конечно же, уплетая одно из печенек в форме ёлки, которые я украшала целый день.

– Парни могут быть горячими штучками?

– Ты можешь быть штучкой и… – Я кусаю губы и склоняю голову, чтобы скрыть свой румянец, и лезвием ножниц завиваю ленту в спиральку.

– Но не горячей штучкой?

Я слегка качаю головой, по крайней мере, полдюжины раз.

– Я этого не говорила. То есть… да. Некоторые парни могут быть горячей штучкой.

– Но не я?

Потея, я пожимаю плечами. Боже… он заставляет меня слишком сильно потеть.

– Я понимаю. Ты относишься ко мне как к старшему брату. И не можешь думать, что твой старший брат горячий.

Старший брат? Нет. Я не считаю его старшим братом. Это было бы очень неуместно.

Мы женаты.

Я все время думаю о нем.

В смысле… ВСЕ время.

– Нет. Я не могу думать, что мой старший брат горячий. Вот Аарон может быть горячим.

Но ты не мой старший брат. Ты мой муж. И очень аппетитный.

Зак замирает, медленно пережевывая то, что уже у него во рту.

– Тебе нравится Аарон?

Я принимаюсь за упаковку (исправление) другого подарка.

– Конечно. Он милый. Забавный. Ему чуть за двадцать. Одинокий. Что тут может не нравиться?

– Он мой брат, – бормочет Зак, слизывая с губ крошки.

С ухмылкой смотрю на него через плечо.

– Я в курсе. И я не говорила, что собираюсь завести с ним интрижку или что-то в этом роде. Просто делюсь наблюдением, раз уж ты спросил.

– Я спросил, потому что ты назвала его имя.

Зак немного… ну, не знаю. Обеспокоен, что ли? Не уверена в причине его беспокойства. Аарон не урод. Он не калибра Зака (на мой взгляд), но очень привлекательный.

Спровоцированная мною боль или что-то еще, что он скрывает внутри, пробуждает в моей груди необычайную печаль. По закону я его жена, но не источник его счастья, несмотря на то, что немного приложила к нему руку. Может, я не источник, а ангел, присматривающий за ним, чтобы гарантировать, что с ним все в порядке. Как я и обещала Сьюзи.

– К другим новостям…

Я снова сосредотачиваюсь на упаковке.

– Вскоре моя временная работа подойдет к концу. Ассистент фотографа выходит с больничного через две недели. И я нашла другую работу, решения по которой сейчас жду. Фотограф/тревел-блогер. Я подписана на нее в социальных сетях, и она ищет другого фотографа для своих путешествий в следующем году. Под ее постом столько комментариев. Но… – улыбаюсь я. – Она написала мне, и ей нравятся фотографии на моей странице. На следующий день после Рождества я собираюсь встретиться с ней в Нью-Йорке. Она живет там, но дома бывает редко. Зак, мне кажется, она действительно заинтересована в том, чтобы выбрать меня!

– Значит… ты бы путешествовала с ней и фотографировала? – уточняет Зак.

– Да.

Он раздумывает, чуть скривив губы на бок.

– И она будет тебе платить?

– Да. Ну, у меня пока нет всех подробностей, но я буду получать процент от ее публикаций на страницах в социальных сетях.

Зак несколько раз кивает.

– Инфлюэнсер?

– Да, но не думаю, что это основная часть ее дохода, во всяком случае, пока. У нее еще есть собственный бизнес по фотосъемке, и она будет платить мне процент от этих работ, если я буду помогать ей со съемкой.

– Хм. Интересно. Значит, ты будешь путешествовать.

Я ухмыляюсь.

– Да. Думаю, большую часть следующего года проведу в путешествиях. Это стало бы невероятной возможностью создать свое портфолио и собрать аудиторию в социальных сетях.

– Звучит… – он изучает меня, поджимая губы на несколько секунд, – …идеально. Ты заслуживаешь всего самого лучшего, что может предложить жизнь. Сюзанна так думала, и я тоже. – Он пожимает одним плечом. – Вот почему я женился на тебе.

Я опускаю взгляд, сосредотачиваясь на переупаковке его подарков. Я знаю истинную причину его женитьбы на мне, даже если мое сердце живет глупыми мечтами. Возможно, еще слишком рано говорить ему, что Сьюзи хотела, чтобы я его полюбила. И я думаю, она хотела, чтобы он тоже полюбил меня. Могу ли я влюбиться в своего мужа и следовать своим мечтам? Или это взаимоисключающие вещи?

– Это было бы… отличной возможностью. Но работа пока не моя. Тем не менее, я настроена очень оптимистично. И я бы перестала путаться у тебя под ногами. Это хорошо. Верно?

– Когда твоя первая поездка? – Он засовывает руки в карманы.

– Повторю, работа пока не моя. Но в январе она собирается на Гавайи. – Я не могу скрыть ухмылку.

Искренняя улыбка касается его губ так же, как и каждого сантиметра моей кожи.

– Я так понимаю, ты никогда там не была.

– На Гавайях? – Я смеюсь. – Нет. Никогда. А ты?

Прежде чем он успевает ответить, я закатываю глаза.

– Да. Конечно же, был. Скорее всего, в мире очень мало мест, где ты не побывал.

Он кивает.

Медленная улыбка скользит по моему лицу, и это так приятно. Мне не требуется его одобрения, чтобы путешествовать и исследовать следующую главу моей жизни, но все же я хочу этого. Хочу, чтобы он радовался за меня. Хочу знать, что с ним все будет в порядке.

– Я проведу с тобой Рождество.

Он хмыкает, но это не мешает чему-то, напоминающему удовлетворение, расплыться по его лицу.

– Кроме того… – Я показываю ему идеально завернутый подарок. – Мне необходимо быть там, чтобы присвоить себе эти шедевры.

– Думаешь, их больше впечатлит упаковка, чем подарки?

– Да. Я слышала твой разговор с мамой в прошлом месяце. Вы обменялись списками подарков. Пусть ты не знаешь, что именно получишь, но это точно что-то из того списка. Так что реакция на сюрприз будет в лучшем случае вялая. Но упаковка… – я шевелю бровями, – идеальна.

– Ох, Эм… – он ухмыляется, прежде чем повернуться и исчезнуть в коридоре. – Я не такой предсказуемый.

Эм…

Он никогда не называл меня Эм. Все зовут меня Эм, кроме него. До сегодняшнего момента. Как ему удалось превратить нечто повседневное и обыденное в необычное? Как две буквы и звук, столь похожий на тихое гудение, заставляют эту бьющуюся штуку в моей груди подпрыгивать и трепетать?

Бабочки…

Я могла бы быть… возможно… на пороге нового приключения, которое начнется на Гавайях – рискнуть и погрузиться в жизнь, о которой всегда мечтала. Но… я хочу эту работу еще и из-за отчаянной необходимости сбежать от этих чувств. Чувств, которые я испытываю к своему мужу.

ГЛАВА 20

Рождество

– Я нервничаю, – говорит Эмерсин, когда мы подъезжаем к круговой дорожке, ведущей к дому моих родителей, расположенного по соседству со старинными домами с просторными участками.

– Не надо.

– Они живут в особняке.

Я усмехаюсь, глуша двигатель своего седана «Мерседес».

– Это не особняк, но он принадлежит нашей семье уже три поколения.

В режиме ленивца Эмерсин открывает дверцу и выходит. Ее челюсть волочится по земле, когда она таращится на белый двухэтажный дом с шестью увитыми гирляндами колоннами, обрамляющими вход. В нескольких футах от окрашенной в черный цвет двери висит огромный светильник, украшенный пышным сосновым венком с ветками остролиста.

Для меня все это – просто дом. О чем должна думать она после того, как жила в своей машине? Я очень рад, что она здесь. Сюзанна тоже. Но сейчас я считаю, что радуюсь сильнее Сюзанны.

Эмерсин больше не друг Сюзанны; она мой друг. И моя жена. Не объект благотворительности. Она некто больше. Этому определению большего еще требуется время, чтобы осесть в моей голове.

– Поможешь мне отнести подарки? Или ты слишком занята, прудя в штанишки и стуча зубами от страха? – дразню я Эмерсин.

Она бросает на меня свой лучший суровый взгляд, прежде чем нагрузить руки подарками.

– Дыши, Эмерсин. Ты же их знаешь, а они знают тебя.

– Как горничную. Горничные не присутствуют на семейных рождественских праздниках своих клиентов. – Она следует за мной до входной двери.

– Ты моя соседка по комнате. Мы друзья. Вот, кем они тебя считают. Обещаю, сегодня тебе не придется мыть посуду или заниматься физическим трудом.

– Я все равно буду помогать. Это просто проявление хороших манер.

Балансируя грудой подарков на приподнятом колене, бросаю на нее быстрый взгляд, прежде чем открыть дверь.

– Твоя роль – быть моей гостьей. Никаких тебе тарелок этим вечером.

– С Рождеством! – Родители встречают нас в фойе вместе с моим братом.

Они не знают, что мы женаты, но мысленно Эмерсин сходит с ума. Я вижу это по ее лицу.

– С Рождеством. Большое спасибо за приглашение, – благодарит она дрожащим и робким голоском.

Аарон и отец принимают у нас подарки.

– У вас такой красивый дом. – Эмерсин снимает легкое пальтецо.

Я беру его у нее еще до того, как она успевает его снять полностью.

– Спасибо, – шепчет она, оглядываясь на меня.

Я подмигиваю, надеясь этим успокоить ее мысли. Подмигивание, которое говорит: «просто расслабься». Но ее широко распахнутые глаза дают понять, что мое подмигивание никак не помогает ей расслабиться.

Она краснеет.

Вероятно, подмигивание стало неправильным шагом.

– Мы очень рады, что ты присоединилась к нам, – говорит мама, обнимая Эмерсин.

Эмерсин впивается пальцами в мамину спину и держится изо всех сил… будто ей жизненно необходимо это объятие.

– Ты в порядке? – спрашивает мама, отстраняясь от Эмерсин и держа ее на расстоянии вытянутой руки.

Эмерсин кивает и быстро вытирает уголки глаз.

– Ага. Извините, Сесилия. В праздники я становлюсь немного сентиментальной. Только и всего. Кстати, мне нравятся ваши серьги.

Мама дотрагивается до сережек и усмехается.

– Спасибо, – благодарит она почти с легким удивлением. – Проходи, милая. Давай нальем тебе выпить.

Мама берет Эмерсин за руку и ведет по паркетному полу в просторную гостиную, обставленную старинными диванами и стульями, деревянными столами с причудливой резьбой на ножках, фарфоровыми лампами с цветочным рисунком, коврами с бахромой и… огромной рождественской елкой. Судя по размеру выпученных глаз Эмерсин, я бы сказал, что это самая большая ель из когда-либо ею виденных.

Мама обожает украшать ее сотнями елочных игрушек и гирлянд, утяжеляющих пышные ветки. Аарон любит поддразнивать ее, говоря, что гостиная напоминает шикарный универмаг на Рождество.

Пока я беру выпивку, слышу, как Эмерсин хвалит уродливый рождественский свитер моего отца и ничем не примечательные полосатые носки Аарона. Она каждому придает немного уверенности в их шаге.

– Держи. – Я протягиваю ей стеклянную кружку. – Это знаменитый горячий сливочный ром, приготовленный мамой на медленном огне.

Эмерсин несколько секунд смотрит на меня, вероятно, потому, что после нашего прибытия я не перестаю ухмыляться, причиной чему – она. Взяв у меня кружку, она подносит ее к губам, вдыхая аромат специй.

– М-м-м…

Мы садимся на диван рядом, а не в противоположных концах, как дома. Она мертвой хваткой вцепляется в свою кружку, снова и снова царапая зубами нижнюю губу. Почти съев весь нанесенный блеск.

– Зак сказал нам, что в следующем месяце ты собираешься на Гавайи по новой работе. Поздравляю. – Папа садится рядом с мамой на диван напротив, а Аарон плюхается в кресло с высокой спинкой рядом с нами.

– Зак. – Эмерсин с прищуром смотрит на меня. – Работа пока не моя.

Я ухмыляюсь и пожимаю плечами.

– Будет.

Она качает головой, снова переводя внимание на моих родителей.

– Если я получу работу, то да… в следующем месяце я поеду на Гавайи. Но спасибо, Уильям. Надеюсь, поздравление уместно.

Я рад за нее. Сюзанна тоже. А еще мне немного грустно. Эмерсин была отвлечением.

Отвлечением от горя.

Отвлечением от безмолвной пустоты в доме.

Отвлечением от парализующего осознания того, что моя жизнь в каком-то смысле начинается сначала.

– За Эмерсин и ее отличную новую работу. – Папа поднимает стеклянную кружку в тосте и делает глоток.

– За Эмерсин. – Все остальные поднимают свои кружки.

– Спасибо. Надеюсь, – бормочет она, слегка дрожащей рукой поднимая кружку.

Родители переводят разговор на Аарона, расспрашивая его о недавней смене работы с парамедика на тренера лошадей.

– У Аарона неоконченное медицинское образование и два года обучения в области архитектуры… и СДВГ (прим.: синдромом дефицита внимания и гиперактивности). – Сесилия игриво смотрит на Аарона. – То, как он иногда изъясняется… не удивлюсь, если скоро он займется созданием нового поколения людей.

Все смеются, даже Аарон, который пожимает плечами, будто она не ошибается.

После того, как все вопросы, адресованные Аарону, исчерпаны, мама предлагает переместиться в столовую на ужин, на время оставив меня в стороне от расспросов. Возможно, они по-прежнему думают, что вне работы я только и делаю, как оплакиваю потерю Сюзанны, а кому хочется поднимать подобную тему?

Сегодня вечером… сидя за красиво украшенным столом, наслаждаясь вкусным ужином, потягивая домашние напитки, смеясь и беседуя на более легкие темы, например, кто лучше знает историю Джорджии… я вновь жажду ощущения нормальности и покоя. Мне хочется провести целый день без чувства вины из-за Сюзанны.

Спас ли я ее от еще большей боли?

Оборвал ли ее жизнь раньше срока?

Нужно ли мне поговорить с кем-то, чтобы получить разрешение по-настоящему отпустить ее?

Тот поступок когда-нибудь перестанет съедать меня заживо?

Когда наши животы полны пирогами с тыквой и орехами пекан, мы возвращаемся в гостиную, чтобы открыть подарки.

– Все в порядке? – шепчу я на ухо Эмерсин, наклонившись к ней.

Она откашливается и несколько раз кивает.

– Просто слишком много… доброты.

– Но ведь это хорошо, верно?

Она снова кивает.

Доброта. У нее не так много было ее, что само по себе трагедия, потому что теперь она не знает, что с ней делать. Доброту принять труднее всего, потому что для того, чтобы ее почувствовать, требуется настоящая уязвимость. Эмерсин боится быть уязвимой, по-настоящему чувствовать.

– Боже мой… кому-то помогли упаковать подарки. Я хотела упомянуть об этом еще когда вы вошли. – Мама берет один из подарков, завернутый Эмерсин, и передает его папе.

– Я обижен. – Пытаюсь изобразить возмущение, но не могу оставаться серьезным. На самом деле, я лыбюсь, как дурак, во все тридцать два зуба, и, кажется, эта ухмылка идет в комплекте с Эмерсин.

Бросив на нее быстрый взгляд признательности за то, как она великолепно упаковала подарки, я накрываю ладонью ее колено и нежно – игриво – сжимаю.

Она напрягается под моей хваткой, и ее лицо становится красным, под цвет ее свитера с открытыми плечами. Я снова перегнул палку? Она моя жена, но мне нельзя касаться ее ноги?

Мысли в моем гребаном мозге, изувеченном хаосом эмоций, вырываются из-под контроля. Я не знаю, что делать со своими чувствами – с теми, что я переживаю из-за Сюзанны, с теми, что побуждали меня проявлять великодушие к Эмерсин, с теми, что существуют с единственной целью – подорвать мой рассудок.

Я не люблю Эмерсин, но слова «нравится», на мой взгляд, недостаточно. Я делаю это ради Сюзанны и явно ради Эмерсин, но еще и ради себя. Сюзанна была права; делать что-то бескорыстно, чтобы улучшить чью-то жизнь, – действительно приятно. Но вот в чем суть: я не хочу улучшить чью-то жизнь; я хочу улучшить жизнь Эмерсин, потому что это делает мою жизнь лучше. И осознание этого чертовски пугает.

– Вы только посмотрите на это. – Папа разворачивает подарок от меня и достает его. Это зонтик с деревянной резной ручкой в виде головы животного.

– Это «Джеймс Смит и сыновья», – говорит мама. – Держу пари, кто-то побывал в Лондоне.

Я ухмыляюсь и слегка киваю в ответ.

Моя семья продолжает распаковывать подарки. Следующий – мамин. Я привез ей из магазина в Ноттинг-Хилле расписную льняную скатерть и фарфоровый кувшин уникальной розовой глазури. Аарону достается две бутылки джина Jensen's из Бермондси и, не теряя времени, он откручивает крышку на одной бутылке, несмотря на то, что мама наигранно закатывает глаза.

Я упивался моментом открытия подарков, впитывая каждый взгляд, который Эмерсин бросала на меня. Она полагала, что подарки для моей семьи будут предсказуемыми – вещи из их списка, – но я удивил ее.

Она считала предсказуемым меня, хотя я совсем не такой.

Последний подарок вечера для меня. Когда я его открываю, в комнате воцаряется благоговейная тишина. Я не люблю тишину или людей, уставившихся на меня. И мне определенно не нравится предательская слеза, которую мама вытирает со щеки, когда я достаю из коробки черную книгу. Мое сердце взмывает от груди к горлу, когда я открываю первую страницу, единственную, на которой, судя по всему, что-то написано. Пока я читаю, Эмерсин наклоняется ко мне, чтобы тоже прочитать.

Зак,

Строй планы, любовь моя. Жизнь слишком коротка.

Твоя Сьюзи

– Это маленькая черная книга, – говорит Аарон.

Сесилия кивает.

– Она хотела, чтобы мы подождали с ее подарком до Рождества. – Мама снова вытирает еще одну слезу и улыбается, а я на долю секунды поднимаю глаза, прежде чем пролистать пустые страницы ежедневника.

Мышцы моей челюсти работают на сверхскорости в попытке контролировать эмоции. В этой комнате нет ни единой души, которая не видела бы, как я плачу из-за Сюзанны. Теперь мне лучше, не великолепно, но я полностью функционирую. Потихоньку живу дальше. Должен ли я строить реальные планы?

Аарон вскакивает и исчезает на несколько секунд, прежде чем вернуться с ручкой. Он вырывает у меня ежедневник, перелистывает на первую среду января и пишет: 19:00 – пью с любимым братом.

Это вызывает у меня крошечную улыбку.

Затем ежедневник и ручку берет мама и вписывает на февральское воскресенье «бранч с мамой». Папа назначает на пятницу в марте «гольф с папой». И когда он встает, чтобы вернуть мне ежедневник, Эмерсин перехватывает его и ручку и переворачивает на страницу января.

«Отвезти Эм в аэропорт».

После того, как она возвращает мне ежедневник, я смотрю на ее слова в назначенный день.

– Спасибо, – шепчу я.

Не уверен, кого я благодарю.

Семью?

Эмерсин?

Сюзанну?

Каким-то чудом это Рождество не превратилось в нечто ужасное. Отсутствие Сюзанны чувствуется, но оно не лишило всех рождественского духа. Пока мы собираемся и прощаемся, я минутку наблюдаю, как Эмерсин общается с моей семьей. Они обожают ее.

Я обожаю ее.

Когда она начнет жить своей жизнью, когда последует за своими мечтами, мне будет горько-сладко.