Текст книги "Ральф де Брикассар"
Автор книги: Джуди Кэролайн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 30 страниц)
10
Благословим эту пищу для нашей пользы и посвятим наши жизни служению Всевышнему, – кратко сказал дядя Гэвин.
Тетя Тримбал обомлела. Она всегда считала тосты Гэвина слишком короткими и легкомысленными. Тост в понимании тети Тримбал должен длиться по крайней мере минуты три, провозглашаться неземным тоном, напоминающим нечто среднее между стоном и молитвой. В знак протеста она держала голову склоненной подобающее по продолжительности время, чтобы привлечь внимание присутствующих. Когда она наконец позволила себе сесть прямо, то заметила, что Вирджиния смотрит на нее. Тетя Тримбал отвела глаза и с этого момента поняла, что с Вирджинией не все в порядке. В этих странных раскосых глазах – «нам следовало и раньше догадаться, судя по этим глазам, что с девушкой не все в порядке» – был ясно виден проблеск насмешки и удивления, как будто Вирджиния смеялась над ней. Невероятная вещь, безусловно. Тетя Тримбал отвернулась и запретила себе думать об этом.
А Вирджиния наслаждалась собой. Никогда раньше ни на одном семейном сборище она не нравилась себе так, как в этот раз. Сколько она себя помнила, на семейных вечерах или в детских играх она была нужна только для количества. Джексоны всегда считали девушку очень скучной, к тому же она не обладала салонными манерами. Правда, Вирджиния и сама не настаивала на внимании, ей и самой было скучно на этих семейных торжествах. Она уносилась мыслями в свой Голубой Замок и от этого становилась еще более рассеянной, подтверждая репутацию синего чулка и пустого места.
– Наша Вирджиния совершенно не умеет себя вести в обществе, она абсолютно не коммуникабельна, – заявила однажды тетя Тримбал, и это так и было, потому что Вирджиния обычно забивалась в уголок и замирала от страха сделать что-нибудь не» так. Но сейчас девушка никого не боялась. Оковы спали с ее души, и сейчас она была готова вступить в разговор, как только такая возможность представится. Вирджиния ликовала в душе, заметив оценивающие взгляды дяди Гэвина, а он сегодня и в самом деле часто поглядывал на девушку, не понимая, что она сделала с волосами, но подумал с удивлением, что Вурж, в конце концов, совсем не так дурна, и положил на ее тарелку лишний кусок белого мяса.
– Какие травы наиболее губительны для женской красоты? – произнес дядя Роберт только для того, чтобы начать разговор, как будто хотел сказать: «Расслабьтесь немного».
Вирджиния, которая, как всегда, должна была произнести: «Так какие же?», молчала. И все остальные тоже сидели, как будто набрав в рот воды. Поэтому дядя Роберт после выжидательной паузы вынужден был ответить сам: «Тимьян», понимая, что в этот раз его загадка провалилась. Дядя Роберт недружелюбно посмотрел на Вирджинию, которая никогда раньше не подводила его, но девушка, казалось, не проявляла к родственнику никакого внимания. Она поглядывала по сторонам, подолгу задерживала взгляды на каждом из присутствующих, наблюдая за их ужимками с отрешенной, блуждающей улыбкой.
Это были люди, к которым девушка относилась всегда с уважением и страхом. И сейчас она смотрела на них совсем другими глазами.
Вездесущая, снисходительная могучая тетя Эйлин, которая считала себя самой умной женщиной семейства, ее муж, размером немного меньше рыболовного крючка, и ее дети-вундеркинды. Ведь это именно ее сын Говард имел полный рот зубов уже в одиннадцать месяцев. И именно эта женщина может дать вам советы на все случаи жизни – от приготовления грибов до ловли змей. Что за зануда со своими уродливыми бородавками на всем лице!
Кузина Лилиан, которая постоянно только и знает, что говорит о своем сыне. Он умер молодым и тем самым убил ее, живущую. У нее постоянные невриты, или то, что она называет невритом. Болезнь перескакивает с одной части тела на другую. Очень удобная штука. Если кто-то просит кузину Лилиан сходить куда-нибудь, а она не хочет идти, то неврит переходит на ноги. Если требуется пошевелить мозгами, неврит оказывается именно там. «Как же можно думать с невритом в голове, милочка!»
«Ах ты, старая притворщица», – неприязненно подумала Вирджиния.
Тетя Патриция. Вирджиния для начала сосчитала ее подбородки. Тетя Патриция – совесть всего клана. Она могла критиковать любого, даже полностью растоптать его. Не только Вирджиния, но и многие другие члены семейного клана остерегались тети Патриции. По общепринятому мнению у нее был злой язык. Интересно, что бы произошло с твоим лицом, если бы ты хоть раз улыбнулась? – тайно злорадствовала Вирджиния.
Вторая кузина Ребекка Дайлер, с огромными блеклыми, невыразительными глазами. Она была замечательна только тем, что обладала множеством секретов солений и больше ничем. Она так боялась сказать что-нибудь не то, что никогда не произносила чего-нибудь, достойного быть услышанным. Кузина была настолько благопристойной, что покраснела, увидев однажды рекламу корсета, и надела платье на статую Венеры, считая, что так будет приличнее.
Маленькая кузина Джорджина. Она не такая уж и плохая со своей маленькой душой, только слишком мрачная. У нее, как всегда, был накрахмаленный и отутюженный вид, и она умела держать себя в руках. Единственная вещь, которая радовала маленькую кузину, были похороны. Любой покойник вызывал у нее совершенно умилительные чувства, потому что уже ничего не может случиться, если человек – покойник. А пока теплится жизнь, существует и страх.
Дядя Джефсон. Привлекательный, темноволосый, с саркастичным, похожим на капкан ртом, седыми бакенбардами, любимым занятием которого было писать гневные письма в «Кристиан Таймс», обрушиваясь на модернизм. Вирджиния всегда думала, что дядя Джефсон, даже когда спит, остается таким же величественным и торжественным. Немудрено, что его жена умерла молодой. Вирджиния помнила ее. Маленькая, чувствительная. Дядя Джефсон категорически отвергал все желания жены и как будто нарочно делал только то, чего она не хотела. Он просто-напросто убил женщину совершенно открыто. Он задушил ее и заморил голодом.
Дядя Роберт, страдающий одышкой, с мешками под глазами, напыщенный человек, которого совершенно не за что уважать.
Дядя Тримбал. Длинное, мертвенно-бледное лицо, тонкие, редкие соломенного цвета волосы – «один из светловолосых Джексонов» – тощая, сутулая фигура, отвратительный высокий лоб с уродливыми морщинами и глаза, конкурирующие по интеллигентности с рыбьими, – думала Вирджиния. «Напоминает карикатуру на самого себя».
Тетя Тримбал. Ее звали Мэри, но обращались к ней исключительно по имени мужа, чтобы отличать ее от Великой тети Мэри из Австралии. Массивная, величественная, вечная леди. Великолепно уложенные седые волосы. Богатое, модное, расшитое бисером платье. Удаленные с помощью электрического тока бородавки, которые тетя Эйлин называла божьим даром.
Дядя Гэвин со своими вечно лохматыми седыми волосами.
Тетя Эвелин, которая имела противную привычку кривляться при разговоре и пыталась создать о себе репутацию щедрого человека, поскольку очень часто отказывалась от вещей, которые ей были совершенно не нужны. Вирджиния оглядывала этих людей, не особенно осуждая, потому что любила их, хотя все они соответствовали крылатой выразительной фразе Милтона и были «прелестно глупы». Но даже понимая это, Вирджиния удивлялась многому из того, что видела. Зачем, например, тетя Эвелин привязала черные бархатные ленты вокруг каждой из своих тучных рук выше локтя?
Потом Вирджиния перевела взгляд напротив, через стол, на Корнелию. На Корнелию, которую всегда, сколько она себя помнила, ставили ей в пример как образец красоты, поведения и успеха.
– Почему ты не можешь держаться так же, как Корнелия, Вурж? Почему ты не можешь стоять правильно, как Корнелия, Вурж? Почему ты не можешь так мило разговаривать, Вурж? Почему ты ни на что не способна, Вурж?
Волшебные глаза Вирджинии утратили свой насмешливый блеск и стали напряженными и печальными. Корнелией нельзя было пренебрегать, нельзя не считаться с ней. Было невозможно отрицать ее красоту, привлекательность и даже тот факт, что она была все-таки не совсем глупа. С лица Корнелии не сходила улыбка. У нее были красивые, белые, здоровые зубы, и поэтому она всегда улыбалась и даже злоупотребляла этим. Но Вирджиния не могла не согласиться с высказыванием дяди Роберта, что это была «сногсшибательная девушка». Да, Вирджиния и сама понимала, что Корнелия была сногсшибательна.
Богатые золотисто-каштановые волосы, всегда тщательно причесанные, удерживал сверкающий обруч, из-под которого как бы небрежно, но на самом деле надуманно ниспадали волнистые пряди; огромные блестящие голубые глаза и густые шелковистые ресницы; розовое лицо подчеркивала белоснежность шеи, нежно возвышающейся над воротником платья; большие пузырьки жемчужинок в ушах, голубоватое пламя бриллиантов на длинных, гладких, восковых пальцах с розовыми ухоженными ноготочками. Мрамор рук просвечивал сквозь зеленый шифон и прозрачный шелк. Вирджиния неожиданно почувствовала радость от того, что ее собственные неуклюжие руки скрывал коричневый шелк.
Высокая, как королева, Корнелия имела все то, чего недоставало Вирджинии. Ямочки на щеках и подбородке. «Женщина с ямочками всегда уверенно чувствует себя в жизни», – подумала Вирджиния с новым приступом горечи за свою судьбу, которая не подарила ей даже ни единой ямочки.
Корнелия была всего на год моложе Вирджинии, но посторонний человек мог бы сказать, что их разделяло по меньшей мере лет десять. Никто и не думал, что Корнелия может остаться старой девой. С самой ранней юности девушку окружали толпы поклонников, а ее столик всегда был завален визитками, фотографиями, программами и приглашениями. В 18 лет, когда Корнелия закончила Совергейлский колледж, она была помолвлена с Крисом Гесмондом, начинающим юристом. Крис Гесмонд погиб, и Корнелия добросовестно оплакивала его два года. В 23 года девушка пережила страстную любовь к Дональду Уэстеру. Но тетя и дядя Тримбал не одобрили этого выбора, и в конце концов Корнелия выполнила дочерний долг и рассталась с любимым. Правда, злые языки утверждали, что Крис сам охладел к Корнелии, но в семействе Джексонов на этот счет была своя точка зрения. Как бы то ни было, третья попытка Корнелии была всеми одобрена. Эндрю Тректон был умным, красивым и, как говорили, «лучшим подарком Порт-Роуза». Корнелия была помолвлена с ним уже три года. Эндрю только что закончил факультет гражданского строительства, и они должны были пожениться сразу, как только жених подпишет контракт. Сундук с приданым Корнелии был переполнен всякими экзотическими вещами, и невеста уже тайно призналась Вирджинии, какое у нее будет свадебное платье. Шелк цвета слоновой кости, драпированный и украшенный кружевом, шлейф из белого шелка, вышитый бледно-розовыми цветочками, прозрачная вуаль из брюссельского кружева. Вирджиния знала также и то, хотя Корнелия не говорила ей об этом, что свидетельницы уже выбраны, и Вирджинии среди них не было.
Сложилось так, что Вирджиния всегда была душевным поверенным Корнелии. Может быть, потому, что она была единственной девушкой в окружении красавицы, которая не стала бы утруждать Корнелию ответной доверчивостью. Корнелия с самых ранних дней всегда в деталях рассказывала Вирджинии о своих любовных романах, когда еще маленькие мальчики в школе, бывало, преследовали ее любовными письмами. Иногда Вирджинии казалось, что все эти романы вымышленные, но даже эта мысль не успокаивала ее. Корнелия и в самом деле жила такой насыщенной любовными приключениями жизнью. Мужчины были без ума от нее, но только трое из них добились успеха.
– Не знаю, что эти бедные идиоты находят во мне, но это делает из них идиотов вдвойне, – любила говорить Корнелия. И Вирджиния подтверждала: «Я тоже не вижу», соединяя в этом ответе и правду, и дипломатичность. Она-то знала, отлично знала, почему мужчины так сходят с ума. Корнелия Тримбал была одной из тех девушек, которые безумно нравились мужчинам, а Вирджиния принадлежала к той половине, на которую они даже не смотрели.
«И все-таки, – подумала Вирджиния, теперь уже по-новому рассматривая Корнелию, – она как утро без росы. Чего-то в ней не хватает».
11
Вначале ужин тянулся медленно, в неторопливых разговорах, что также соответствовало традициям Джексонов. Несмотря на теплую весну, в комнате было прохладно, и тетя Эвелин зажгла газовую горелку. Все семейство завидовало ей из-за газовой горелки, все, кроме Вирджинии. Величественный живой огонь горел в каждой комнате ее Голубого Замка, когда наступали холодные осенние ночи, и она предпочла бы замерзнуть до смерти в своем дворце, но не совершила бы святотатства и не зажгла бы газовой горелки. Дядя Гэвин рассказывал свою вечную шутку о том, как он помогал тете Тримбал с мороженым мясом и спросил: «Мэри, ты ждешь молодого барашка?» А тетя Эвелин рассказала уже много раз слышанную историю о том, как она однажды нашла в желудке индейки потерянное кольцо. Дядя Роберт вспомнил свой любимый эпизод из жизни, как однажды он поймал и наказал одного очень знаменитого сейчас человека за то, что он воровал яблоки. Вторая кузина Джейн описывала свои страдания с больным зубом. Тетя Тримбал восторгалась узором на чайных ложках тети Эвелин и горевала, что одна из ее собственных ложек потеряна.
– Эта потеря испортила весь набор. Я не могу выставлять его на стол. А это был свадебный подарок от дорогой тети Мэри Карстон.
Тетю Патрицию совершенно не радовало наступающее лето, и в будущем она не ожидала для себя ничего хорошего. Кузина Джорджина, как обычно, обсуждала прошедшие похороны и едва слышно вопрошала, «кто же из нас будет следующим?» Ничего умнее смерти кузина Джорджина не могла придумать. Вирджиния подумала, что сегодня она сможет ответить на ее вопрос, но не стала делать этого. Кузина Лилиан, как обычно, жаловалась на своих племянников, которые на этот раз оборвали все бутоны на ее комнатных растениях и издевались над ее любимыми цыплятами, «замучив некоторых до смерти, дорогие мои».
– Мальчишки есть мальчишки, – рассудительно заметил дядя Гэвин.
– Но они не должны буйствовать, как разъярившиеся животные, – возразила кузина Лилиан, оглядывая сидящих за столом в надежде, что ее шутка будет одобрена. Все улыбались, за исключением Вирджинии. Кузина Лилиан запомнила это. Через несколько минут, когда говорили о кузине Элен Гамильтон, кузина Лилиан охарактеризовала ее как одну из тех скромных, простеньких девушек, которые не могут найти мужа, – и многозначительно посмотрела на Вирджинию.
Дядя Джефсон решил, что разговор опустился до примитивных семейных сплетен, и попытался приподнять его, пустившись в абстрактную дискуссию о «великом счастье»: каждого попросил высказать свое отношение по проблеме «великого счастья».
Тетя Патриция считала, что высшее счастье для женщины – быть любимой и любящей женой и матерью. Тетя Тримбал была бы счастлива, если бы ей предоставилась возможность путешествовать по Европе. Корнелия заметила, что для этого нужно быть великой певицей, подобно Тетрацини. Кузина Лилиан задумчиво сказала, что для нее счастье заключается в свободе, в абсолютной свободе от невритов. Кузина Джорджина хотела бы больше всего на свете, чтобы «ее дорогой погибший брат Джон вернулся домой». Тетя Эвелин туманно заявила, что высшее счастье – обитать среди «поэзии жизни», но тут же поторопилась перевести разговор на другую тему, чтобы ее не стали расспрашивать, что это значит. Миссис Джексон сказала, что была бы счастлива посвятить свою жизнь служению ближнему, а кузина Мелисандра и тетя Эйлин согласились с ней, тетя Эйлин была даже немного недовольна, как будто миссис Джексон украла у нее эту глубокую мысль.
– Мы все слишком склонны, – продолжала миссис Джексон, чтобы утвердить свой приоритет, – жить эгоистами, поглощенными земными интересами, утонувшими в грехе, – все присутствовавшие женщины почувствовали, что их упрекнули в низменности идеалов, а дядя Джефсон счел, что разговор удался прекрасно. – Величайшее счастье, – вдруг сказала Вирджиния совершенно отчетливо, – состоит в том, что можно чихнуть тогда, когда хочется.
Все онемели. Каждый боялся сказать что-нибудь еще, чтобы не усугубить ситуацию. Может быть, Вирджиния просто пыталась пошутить так неудачно? Это казалось невероятным. Миссис Джексон, которая уже немного успокоилась, отметив про себя, что очевидно ее требование вести себя пристойно подействовало на дочь, вновь затрепетала. Но она решила, что для нее будет благоразумнее промолчать. А вот дядя Роберт оказался не таким благоразумным. Он на всех парах устремился именно туда, куда миссис Джексон боялась даже ступать.
– Вурж, – усмехнулся он. – В чем разница между молодой девушкой и старой девой?
– Первая счастлива и беззаботна, а для второй это время седины и лысины, – ответила Вирджиния. – Вы загадывали эту загадку по крайней мере раз пятьдесят, насколько мне не изменяет память, дядя Роберт. Почему бы вам не поискать новые загадки, если Вы считаете, что не можете прожить, не загадывая их? Фатальная ошибка – пытаться шутить и при этом не достигать успеха.
Теперь онемел и дядя Роберт. Никогда в жизни никто не разговаривал подобным образом с ним, с Робертом Джексоном. А сейчас Вирджиния позволила себе это, да еще перед всеми людьми! Он беспомощно огляделся вокруг, чтобы определить, что думают по этому поводу остальные. Но все были шокированы не меньше его. Бедная миссис Джексон даже закрыла глаза, а ее трясущиеся губы шевелились, как будто она молилась. Может быть, так оно и было. Ситуация была из ряда вон выходящей, и никто не знал, как к ней отнестись. Вирджиния продолжала спокойно есть салат, как будто не произошло ничего особенного.
Тетя Эвелин, чтобы спасти свой вечер, немедленно начала рассказывать, как недавно ее покусала собака. Дядя Джефсон, чтобы поддержать ее, спросил, в каком месте ее укусила собака.
– Что пониже католической церкви.
При этом высказывании Вирджиния рассмеялась. Больше не смеялся никто. Над чем тут было смеяться?
– Это жизненно необходимое место? – спросила Вирджиния.
– Что ты имеешь в виду? – уточнила сбитая с толку тетя Эвелин, а миссис Джексон была готова поверить, что плохо молилась Богу все эти годы.
Тетя Патриция решила, что пришла ее очередь воздействовать на Вирджинию.
– Вурж, ты очень похудела, – сказала она. – Одни кости торчат. Ты пробовала хоть немного поправиться?
– Нет, – Вирджинии было нечего терять. – Но я могу подсказать Вам милое местечко в Порт-Роузе, где могут уменьшить число Ваших подбородков.
– Вир-джи-ния! – протест вырвался с губ миссис Джексон. Она хотела бы, чтобы ее голос звучал твердо и непреклонно, как всегда, но вместо этого прозвучал жалкий писк. И все-таки она не сказала: «Вурж».
– У нее жар, – сказала кузина Мелисандра дяде Роберту судорожным шепотом. – Мы думаем, что у нее уже несколько дней горячка.
– Она рехнулась, по-моему, – прорычал дядя Роберт. – А если нет, то ее надо наказать. Да, наказать.
– Как ты ее накажешь? – кузина Мелисандра была более разумна. – Ей уже двадцать девять лет.
– Оказывается, есть какое-то преимущество в том, что мне двадцать девять лет, – произнесла Вирджиния, краем уха услышав их разговор.
– Вурж, – обратился к девушке дядя Роберт. – Когда я умру, ты можешь говорить что хочешь. Но пока я жив, я требую уважительного к себе отношения.
– Но вы уже все мертвые, – сказала Вирджиния. – Весь клан Джексонов. Только некоторые из нас похоронены, а некоторые нет. Разница только в этом.
– Вурж, – сказал дядя Роберт, рассчитывая, что это может поставить Вирджинию на место. – А ты помнишь, как ты своровала клубничный джем?
– Конечно, помню, – ответила девушка. – Джем был вкусный. Я всегда жалела, что успела съесть мало джема до того мгновения, когда вы меня поймали. А сейчас посмотрите на профиль тети Патриции на стене. Вы не находите ничего странного?
Все, включая саму тетю Патрицию, взглянули в указанном направлении. Но поскольку повернулась и сама хозяйка профиля, то он исчез. Дядя Гэвин сказал великодушно:
– На твоем месте я бы не стал больше есть, Вурж. Это не значит, что мне жаль для тебя еды, но подумай, может быть, это будет лучше для тебя самой. Мне кажется, у тебя что-то с желудком.
– Не волнуйтесь за мой желудок, старина, – сказала Вирджиния. – Он в порядке. И я не собираюсь прекращать есть. Ведь так редко выдается шанс поесть хорошую пищу.
Впервые за все времена в Хайворте обратились к кому-то «старина». Джексоны решили, что эта фраза – изобретение Вирджинии и с этого момента стали опасаться ее еще больше. В этом выражении было что-то пугающее, по мнению бедной миссис Джексон, самым отвратительным во всем поведении Вирджинии было ее высказывание о том, что она редко ест хорошую пищу. Вирджиния всегда приносила матери только разочарования. А сейчас это был вообще ее позор. Женщина подумала, что ей лучше встать и уйти. Но она боялась оставить здесь Вирджинию.
Служанка тетушки Эвелин вошла, чтобы убрать грязные тарелки и приготовить все для десерта. Все с облегчением вздохнули и оживились. Они, не договариваясь, приняли решение больше не обращать внимания на Вирджинию и вести себя так, как будто ее не было рядом. Дядя Тримбал вспомнил о Ральфе Данморе. Вирджиния подумала, что кто-нибудь непременно вспоминал Ральфа Данмора на каждой встрече семейства Джексонов. Кем бы он ни был, его невозможно было проигнорировать. Вирджиния прислушалась к разговору и почувствовала, как забился пульс в кончиках пальцев.
Никто из Джексонов не сказал ни одного доброго слова о Ральфе Данморе. Обсудили все старые безумные россказни, вытащили древние, отслужившие свой век легенды об этом человеке, как фальшивомонетчике, разжалованном со своего поста клерка, вероломном убийце и тому подобное. Дядя Тримбал негодовал, как такой твари позволили жить в окрестностях Хайворта. он недоумевал, что думала по этому поводу полиция Порт-Роуза. В одну прекрасную ночь все могли оказаться убитыми в своих кроватях. Невероятно, как ему позволили после всего содеянного гулять на свободе.
– А что он такое сделал? – неожиданно спросила Вирджиния.
Дядя Тримбал уставился на девушку, совершенно забыв о своем решении игнорировать ее.
– Что! Что! Он сделал все!
– А что все? – настойчиво переспросила Вирджиния. – Что из того, что он сделал, вам известно наверняка? Вы все время ругаете этого человека. А что вы имеете против него?
– Никогда не спорю с женщинами, – сказал дядя Тримбал. – И мне совсем не хочется тебе что-то доказывать. Но что можно еще подумать, когда человек скрывается на острове, то появляясь, то на год пропадая, и никто не знает, где он бывает и как он живет, чем занимается, зачем нужны какие-то доказательства? Там, где такая таинственность, всегда скрываются преступления.
– И обратите внимание на само его имя: Ральф! – произнесла вторая кузина Ребекка. – Одного имени достаточно, чтобы обвинить его.
– Не хотела бы с ним встретиться на узкой дорожке, – прошипела кузина Джорджина.
– Как вы думаете, что он с Вами сделает? – спросила Вирджиния.
– Убьет меня, – торжественно ответила кузина Джорджина.
– Что, от безделья? Чтобы просто позабавиться? – предположила Вирджиния.
– Точно, – без всяких сомнений ответила кузина Джорджина. – Нет дыма без огня. Боюсь, что этот человек уже был преступником, когда впервые приехал сюда. Я чувствую, что ему есть что скрывать. Я редко ошибаюсь в своих предположениях.
– Преступник! Конечно, он преступник, – сказал дядя Тримбал. – Никто не сомневается в этом, – он уставился на Вирджинию. – Говорят, он отсидел в тюрьме срок за растрату. У меня это не вызывает сомнений. Говорят, он входил в ту банду, которая орудовала по банкам по всей стране.
– Кто говорит? – настаивала Вирджиния.
Дядя Тримбал повернул в ее сторону свой уродливый лоб. Что случилось с этой всегда послушной девушкой? Он решил, что лучше будет проигнорировать вопрос.
– У него типичный взгляд рецидивиста, – сказал дядя Роберт, – я заметил это с первого раза, как увидел этого человека.
Метка природы легла на чело,
Грабеж и убийство ему предрекло…
продекламировал дядя Джефсон. Ему самому понравилось, как он процитировал стихотворение, и дядя Джефсон победно огляделся, как будто всю жизнь ждал этого шанса.
– Одна бровь Данмора изогнута дугой, вторая треугольником, – сказала Вирджиния. – Может быть, поэтому вы считаете его таким злодеем?
Дядя Джефсон поднял свою бровь. Обычно, когда дядя Джефсон поднимал бровь, мир прекращал свое существование. Но в этот раз он продолжал жить.
– Откуда тебе так хорошо известны его брови, Вурж? – спросила Корнелия достаточно злобно. Такое замечание привело бы Вирджинию в замешательство две недели назад, и Корнелия знала это.
– Да, откуда? – настаивала тетя Тримбал.
– Я видела его дважды и достаточно близко, поэтому смогла рассмотреть, – сказала Вирджиния сдержанно. – Мне кажется, его лицо самое интересное из всех лиц, какие я видела в жизни.
– Без сомнения, в прошлой жизни этого создания есть что-то подозрительное, – сказала Корнелия, которая начала переживать, что совсем выпала из разговора, так много внимания было обращено на Вирджинию. – Но, наверное, он виноват не во всем, за что его обвиняют.
Корнелия раздражала Вирджинию. Почему она выступала в качестве квалифицированного защитника Ральфа Данмора? Какое ей дело до этого? Но с другой стороны, а какое дело до него Вирджинии? Но Вирджиния не задала этого вопроса Корнелии.
– Говорят, он держит дюжину кошек в своей лачуге на задворках Сауреса, сказала вторая кузина Ребекка Дайлер, давая понять, что она тоже имеет некоторые сведения об этом человеке.
Кошки. Это звучало так притягательно для Вирджинии, особенно во множественном числе. Она представила себе остров Сансор, населенный кошками.
– Это как раз и доказывает, что с ним не все в порядке, – провозгласила тетя Патриция.
– Людям, которые не любят кошек, – сказала Вирджиния, с аппетитом накидываясь на свой десерт, – нельзя доверять, хотя все считают, что нелюбовь к кошкам – показатель добродетели.
– У этого человека нет ни единого друга, за исключением Старого Саймона, – сказал дядя Тримбал. – А если Старый Саймон откажется от него, как сделали все остальные, это будет лучше для… для некоторых членов его семьи.
Дядя Тримбал так неуклюже закончил свою речь, потому что недремлющий взгляд тети Тримбал напомнил ему о том, о чем он почти забыл: за столом находились девушки.
– Если Вы имеете в виду, – горячо сказала Вирджиния, – что Ральф Данмор – отец ребенка Фанни Грин, то Вы ошибаетесь. Это чистейшая ложь.
Несмотря на негодование, Вирджиния заметила удивленные лица сидевших за праздничным столом. Она не видела ничего подобного с того дня, семнадцать лет назад, когда на небольшом вечере у кузины Лилиан все заметили, что в волосах у девушки НЕЧТО. Вши! Вирджиния стала центром внимания.
Бедная миссис Джексон находилась в состоянии коллапса. Она надеялась, или хотела надеяться, что Вирджиния все еще верила, что детей находят в капустных грядках.
– Молчи, молчи! – посоветовала Вирджинии кузина Мелисандра.
– Не хочу молчать, – капризно сказала Вирджиния. – Я и так молчала всю жизнь. Я вообще могу завизжать, если захочу. Не доводите меня до того, чтобы я захотела. И прекратите говорить всякую чепуху о Ральфе Данморе.
Хотя Вирджиния и сама не понимала причину своего негодования. Какое ей дело до преступлений, вменяемых в вину Ральфу Данмору или даже совершенных им? И почему ей кажутся такими невероятными и недозволенными слова о том, что он был незаконным любовником бедной, вызывающей жалость Фанни Грин? Именно последнее волновало Вирджинию больше всего. Она не возражала, когда его называли вором, фальшивомонетчиком или растратчиком, но было невыносимо думать, что он любил Фанни Грин и разрушил ее жизнь. Вирджиния помнила лицо Ральфа после двух случайных встреч – искривленная, загадочная, привлекательная улыбка, блеск в глазах, тонкие, чувствительные, почти аскетичные губы, общее впечатление искреннего безрассудства. Мужчина с такими улыбкой и губами может убить, украсть, но никогда не сможет предать. Неожиданно Вирджиния возненавидела каждого, кто только скажет об этом или подумает.
– Когда я была юной девушкой, я никогда не думала о таких вещах и не говорила, Вурж, – сказала тетя Тримбал негодующе.
– Но я – не юная девушка, – парировала Вирджиния совсем не подавленным тоном. – Разве не это вы постоянно внушали мне? И все вы злые, бездушные сплетники. Разве вы не можете оставить в покое бедняжку Фанни Грин? Она умирает. Что бы она ни сделала, Бог или дьявол сполна накажут ее за это. Вам не нужно прикладывать к этому руки. А что касается Ральфа Данмора, его можно обвинить только в одном: что он живет сам по себе и думает только о своих делах. Он может, как мне кажется, прожить и без вас. Что, конечно, является непростительным грехом в глазах вашего снобизма, – Вирджиния отчеканила последнее слово и почувствовала, что к ней пришло вдохновение. Именно такими и были все они, и ничто никогда не изменит их.
– Вирджиния, твой бедный папочка перевернулся бы в гробу, если бы услышал это, – сказала миссис Джексон.
– Я думаю, он не возражал бы для разнообразия повернуться, – дерзко ответила Вирджиния.
– Вурж, – мрачно сказал дядя Джефсон. – Десять библейских заповедей еще не утратили своей справедливости, особенно пятая. Ты не забыла об этом?
– Нет, – ответила Вирджиния. – Но мне кажется, что об этом забыли вы, особенно девятую заповедь. Задумывались ли Вы когда-нибудь, дядюшка Джефсон, как скучна была бы жизнь без десяти заповедей? Вещи только тогда становятся особенно привлекательными, когда они запрещены.
Волнение переполняло Вирджинию. По определенным признакам, которые никогда не подводили ее, она почувствовала, что приближается сердечный приступ. Он не должен настичь ее здесь. Вирджиния поднялась со стула.
– Я иду домой. Я приходила только пообедать. Обед был хорош, тетя Эвелин, хотя салат недостаточно посолен, и перец сделал бы его вкусней.
Никто из ошеломленных гостей этого свадебного юбилея и не помышлял о том, чтобы что-то произнести до тех пор, пока за Вирджинией не захлопнулась входная дверь. И тут началось…
– Она бредит, я уже давно говорю, что у девушки жар, – бормотала кузина Мелисандра.
Дядя Роберт правой рукой с остервенением щипал левую руку.
– Она рехнулась, я говорю вам, она рехнулась, – ворчал он сердито. – Все ясно. Абсолютно спятила.
– Ах, Роберт, – пыталась успокоить его кузина Джорджина. – Не обвиняй ее с такой резкостью. Ты должен помнить, что сказал старик Шекспир: «Да воздастся за милосердие».
