Текст книги "Ральф де Брикассар"
Автор книги: Джуди Кэролайн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 30 страниц)
50
Вирджиния и Ральф осмотрелись еще раз вокруг, стоя под соснами на берегу в прохладных сумерках, бросили прощальный взгляд на Голубой Замок. Озеро утонуло в лучах лилового заката, невероятно хрупкого и едва уловимого. Нип и Так лениво каркали в старых соснах. Везучий и Банджо отчаянно мяукали каждый в отдельной корзинке в новой темно-зеленой машине Ральфа по пути к кузине Джорджине. Кузина Джорджина согласилась присмотреть за ними до возвращения Ральфа и Вирджинии. За кошками были готовы присмотреть и тетя Тримбал, и кузина Ребекка, и тетя Патриция, но привилегия была отдана кузине Джорджине. Перед отъездом Вирджиния залилась слезами.
– Не плачь, Лунный Свет. Мы вернемся на следующее лето. А сейчас мы отправимся в настоящее свадебное путешествие.
Свадебное путешествие четы де Брикассаров затянулось на целый год. Они побывали в Греции, ощутили величие Рима, полюбовались неспешным течением древнего Нила, прелестями Ривьеры. Лето Ральф с Вирджинией провели на своем любимом Сауресе, а зимой снова отправились в Европу, на этот раз в Швейцарию, покататься на лыжах на высокогорном курорте, причем так захотела Вирджиния. Ей так понравилось путешествовать, что она уже не могла долго оставаться на одном месте.
Ральф де Брикассар в последний раз проверил надежность струн и взглянул на Вирджинию, которая в это время надевала лыжи.
– Ты готова? – через некоторое время спросил он. – Все-таки я очень волнуюсь.
– Я ничем не рискую, милый, – весело откликнулась Вирджиния. – Снег такой пушистый и чистый, что падать в него – одно удовольствие. Решайся же! Поехали!
Ральф легким движением вскочил в седло. Мощная и на удивление меланхоличная лошадь, привыкшая больше к перевозке тяжестей, казалось, даже не заметила седока. Вирджиния сжала прикрепленные к длинным поводьям ручки и слегка отступила назад. Излишняя сосредоточенность выдавала в ней неопытного лыжника, хотя здесь, на курорте, такого рода лыжные прогулки были в большой моде, и Вирджиния давно уже уговаривала Ральфа разрешить ей испытать свои силы.
От напряжения у нее даже изменилось лицо: заострился подбородок, резче обозначились скулы. Ральф заметил появившуюся в ее взгляде неистовость и притворился, что поправляет стремена, чтобы еще немного полюбоваться женой.
– Поехали! – закричал он наконец. – Будь внимательна!
Поводья натянулись, и Вирджиния сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее заскользила вперед. Прежде чем выехать на свободное пространство, надо было пересечь от начала до конца единственную улицу этого небольшого курортного городка. Улицу, по которой беспрестанно прогуливались почти все его обитатели. Ральф улыбкой приветствовал своих партнеров по шахматам, бассейну, кивал укутанным в меха дамам, уютно устроившимся в пестро раскрашенных санях и затянутым в трико любительницам горных лыж. Но Вирджиния никого не замечала. Сначала она думала о том, как бы сохранить равновесие и не выглядеть смешной, потом стала с нетерпением выискивать глазами вывеску, которая обозначала городскую черту. Вот уже церковь с маленькой площадью… каток… уснувшая в белых берегах река и, наконец, последняя гостиница… и поле без конца и без края…
Вирджиния облегченно вздохнула. Теперь, если она и свалится, никто не увидит, кроме Ральфа. А он… Вирджиния улыбнулась, с нежностью подумав о муже. Загорелый широкоплечий Ральф верхом на лошади казался ей могучим рыцарем, за которым она готова скользить на своих лыжах всю оставшуюся жизнь.
– Ральф! – позвала Вирджиния. Он повернулся к ней, прищурив из-за яркого солнца синие глаза.
– Какое чудо, Ральф! – восторженно закричала Вирджиния. Перед ними раскинулась ослепительно белая заснеженная долина, окруженная горными вершинами, некоторые из них своими пиками уходили высоко в небо. Множество лыжников в ярких одеждах стремительными зигзагами скользили с гор, и от этого склоны казались живыми. Вирджиния громко и весело повторила:
– Чудесно!
– Все еще впереди, – отозвался Ральф. Он пришпорил коня, и тот пошел вперед энергичной рысью. «Вот теперь-то все и начинается!» – подумала Вирджиния, и ее охватило какое-то странное и вместе с тем счастливое беспокойство, которое постепенно сменилось уверенностью и легкостью. Держалась она прекрасно, проблем с равновесием теперь не возникало, короткие лыжи несли ее сами, ей оставалось только не мешать их плавному скольжению. Напряженные мышцы окончательно расслабились, и Вирджиния с легкостью контролировала их приятную игру. За одним из поворотов дорогу им пересекли большие, груженные дровами сани, на которых помимо возницы сидело еще несколько дочерна загоревших мужчин. Они долго не отводили от женщины восхищенных глаз, и Вирджиния наградила их очаровательной улыбкой. Ральф время от времени оборачивался к жене и весело подбадривал: «Очень хорошо, просто прекрасно!»
Иногда Вирджинии казалось, что это она сама кричала голосом Ральфа. И когда она слышала: «Внимание!» – непередаваемое, непроизвольно возникающее щемящее чувство обещало ей еще большее наслаждение, чем то, которое она испытывала. Вирджиния вся отдалась ритму перешедшей на галоп лошади. Скорость сделала ее такой устойчивой, что она перестала о чем-либо думать и полностью отдавалась той радости, которая пронизывала ее насквозь. Ничего другого в мире больше не существовало. Только стремительное движение и ее ловкое тело, которое повелевало и задавало темп. Быстрее! Еще быстрее! Я все могу! В этот момент она царствовала и над собой, и над природой, она была одновременно и властительницей и рабой. Женщину в ее порыве подстегивали и небесная синь, и праздничная белизна вокруг, и этот ледяной ветер, проникающий в нее как хрустально-чистый налиток. «Быстрее! Быстрее!» – буквально стонала Вирджиния. Но Ральфу эти призывы были уже не нужны, да и лошадь давно обходилась без пришпоривания. Все трое они стали единым и счастливым организмом. Окрыленные, они взлетели на небольшой холм, и зажмурившая от скорости Вирджиния не заметила возникшей на ее пути неровности. Покачнувшись, она отпустила вожжи и почти с головой влетела в сугроб. Однако снег, валивший всю прошлую ночь, смягчил удар, так что она нисколько не пострадала. Когда Ральф подбежал к ней, она была уже на ногах, сияющая и веселая. Они снова продолжали свою гонку и остановились только у маленькой гостиницы, неожиданно возникшей на их пути.
– Дальше дороги нет, – сказал Ральф, – отдохни.
Отель был пуст, все отправились на катания. Подумав мгновение, Ральф предложил:
– Устроимся на воздухе, солнце припекает как летом.
Когда их устраивали на открытой веранде, Вирджиния спросила:
– Мне кажется, что тебе здесь не нравится? Но здесь так чисто.
– Слишком чисто, радость моя, – ответил Ральф. – Если драить с такой силой, то скоро от нее ничего не останется. В городе у каждого кафе есть свое лицо, своя прелесть. А здесь ресторанчики издают лишь запахи провинции. Ты заметила, что здесь все на виду: дома, люди, даже природа? Ни тени, ни одного скрытого намерения. А значит, нет жизни…
Вирджиния рассмеялась:
– Почему же ты тогда каждый день говоришь мне, что ценишь меня за ясность и откровенность? – спросила она шутливо.
– О, я чувствую, что у тебя внутри настоящий вулкан, который вот-вот разверзнется. Поэтому мои слова не что иное, как только слабая попытка проникнуть в твои тайны, – сказал серьезно Ральф, обнимая жену.
– Но я ничего от тебя не скрываю, – удивилась Вирджиния, – и вся как на ладони.
– Иногда мне кажется, что ты не знаешь, что творится у тебя в душе, – проговорил Ральф, испытывающе вглядываясь в жену. – Порой у тебя бывает такой взгляд, как будто ты вырвалась из многолетнего заключения и теперь стараешься наверстать все упущенное.
– Но ведь это так и есть, – прошептала Вирджиния, – я и была всю свою жизнь, за исключением последних двух лет, в многолетнем заключении, ты же знаешь. Сейчас я благодаря тебе живу полной жизнью… Но ты прав, иногда я и сама ощущаю, что у меня внутри поселилось какое-то чувство… не знаю, как объяснить… мне все время хочется новых острых ощущений. Когда я ничего этого не знала и ничего не видела в своем Хайворте, то мечтала хотя бы о глотке свободы, а сейчас… Может быть, мои родственники и правы, я, наверное, и в самом деле безумная, Ральф, и могу принести тебе несчастье. Меня иногда пугает мое состояние. Я вижу порой, как ты присматриваешься ко мне, и стараюсь контролировать свои чувства.
Голос Вирджинии дрожал, когда она все это говорила Ральфу, и ему стало жалко ее.
– Успокойся, родная, все прекрасно, – он прижался губами к склоненной головке жены и, чтобы снова развеселить ее, быстро слепил снежок и крикнул:
– Берегись!
Не успел он еще швырнуть свой снежок, как сам получил в лицо горсть снега. Он тут же ответил, и в течение нескольких минут они с веселым неистовством перебрасывались снежками.
Услышав шум, на пороге появилась хозяйка с подносом в руках и по-матерински улыбнулась им. На столе появился ситный хлеб, деревенский сыр и пиво. Ральф и Вирджиния тут же уселись за стол и с завидным аппетитом принялись уничтожать еду. Время от времени они отрывались от завтрака и обменивались улыбками, смотрели на узкое ущелье, которое, казалось, начиналось у них прямо под ногами, на сосны, каждая ветка которых бережно поддерживала огромные снежные шапки, окруженные голубовато-пепельным ореолом, сотканным из небесной лазури и солнечных лучей. Неподалеку от них бесшумно опустилась какая-то птица с ярко-желтой грудкой и серыми, переходящими в черное крыльями.
– Какой прелестный жилет! – восхитилась Вирджиния.
– Синица, самец. Самки тусклее, – уточнил Ральф.
– Как мы с тобой.
– Я так не думаю…
– Нет, нет, ты прекрасно знаешь, что я права. Вот и доказательство: ты покраснел. Я так люблю смотреть, когда мой мужественный Ральф смущается! – засмеялась Вирджиния. Ральф и на самом деле смутился, но больше от того, что он в последнее время не узнавал Вирджинии и не знал, как вести себя с этой новой женщиной, в какую превратилась его жена. Иногда его не просто смущали, а даже коробили ее слова, хотя он старался не придавать особого значения ее поведению, объясняя его тем, что Вирджиния была слишком задавлена в детстве и теперь как бы заново познает мир. Ральф почувствовал на плече руку жены и с улыбкой повернулся к ней.
– Будем возвращаться, милый? – ласково спросила она. – Наверное, уже пора.
Ральф расплатился с хозяйкой гостиницы, вскочил на лошадь, и теперь уже не спеша они направились в сторону дома. После стремительной гонки Вирджиния расслабилась и, отдыхая, медленно скользила по искрящемуся снегу.
Ральф с Вирджинией занимали в отеле большой двухэтажный номер. Как только они вошли к себе, Вирджиния сказала мужу:
– Хорошенько разотрись, Ральф, все-таки мороз приличный.
Она чувствовала, что и сама дрожит. Ральф тоже заметил это и сказал, что поможет ей переодеться.
– Нет, нет, – прервала его Вирджиния. – Иди, говорю же тебе! – ее слова прозвучали неожиданно резко, и она сразу же осеклась, заметив удивленный взгляд Ральфа.
– Иди, милый, а я сама справлюсь, – сказала она мягко, сама не понимая, что с ней происходит.
Когда через некоторое время Ральф вернулся, Вирджиния бросилась к нему на шею.
– Какая чудесная прогулка, дорогой! Ты делаешь для меня невозможное. Я так благодарна тебе. Каждая минута с тобой – счастье!
Вирджиния необыкновенно похорошела в последнее время. Сейчас она была в черном вечернем платье, под которым угадывалось ее нежное и в то же время крепкое, тренированное тело. Он обнял ее, и на несколько секунд они замерли неподвижно, глядя в глаза друг другу. Вирджиния высвободила руку и погладила Ральфа по голове: – Все хорошо, милый. Я так счастлива с тобой, – прошептала она. Ральф отстранил от себя жену.
– Пора уже, нас ждут.
Рэйчел Стоун ожидала их в венской кондитерской. Невысокого роста, звонкоголосая, элегантная, живая, словно ртуть, она была женой приятеля Ральфа, начинающего драматурга. Мужчины были знакомы давно, а их жены познакомились в одном из путешествий и подружились. Правда, порой Вирджиния чувствовала себя неловко с Рэйчел. Та испытывала к ней глубокую и какую-то необузданную привязанность, что заставляло Вирджинию сторониться своей подруги, но тем не менее они часто встречались и даже собирались вместе вернуться домой в Нью-Йорк, где отец Ральфа купил для своих детей дом, а Рэйчел с мужем жили там постоянно.
Увидев де Брикассаров на пороге кафе, Рэйчел громко закричала, размахивая ярким платком.
– Сюда, сюда! Я здесь. Не очень-то весело сидеть здесь одной среди всех этих чокнутых англичан, немцев и югославов. Не хотите же вы, чтобы я почувствовала себя Робинзоном Крузо?
Рэйчел болтала совершенно не заботясь, какое впечатление она производит на окружающих, и не стесняясь своих не очень удачных литературных сравнений. Ральф засмеялся, он относился к этой женщине снисходительно больше потому, что любил ее мужа, очень талантливого молодого Криса Стоуна.
– Ты не должна на нас сердиться, Рэйчел, – сказал он, – прыткая лошадка умчала нас слишком далеко.
– Да я видела, как вы возвращались, – весело ответила Рэйчел. – Красавцы, нечего сказать. И ты, Вирджиния, очень хороша в этом голубом костюме… Что вы будете пить? Мартини? Шампанское?.. А вот и Кроуз. Он сейчас и распорядится!
Вирджиния нахмурила брови. Арни Кроуз тоже этой зимой отдыхал здесь, и у них с Вирджинией сложились какие-то очень странные отношения. Когда они оказались вместе в одном из кафе, Арни напомнил Вирджинии их встречу в лесу на Сауресе и поначалу относился к ней весьма почтительно, но потом что-то изменилось. Вирджиния даже не могла объяснить для себя, отчего он стал относиться к ней по-другому: ведь к Ральфу же он не изменил своего отношения, она замечала, с каким уважением он разговаривает с ним. Но потом Вирджиния перестала думать об этом, только больше не хотела видеться с ним.
– Не приглашай его к нашему столику, прошу тебя, – глядя в сторону, пробормотала она.
Рэйчел ответила очень быстро и, как показалось, Вирджинии, нарочито громко:
– Но я не могу, дорогая. Я уже подала ему знак.
Анри Кроуз довольно живо и особенно не церемонясь, пробирался между столиками. Не переставая загадочно улыбаться, он поцеловал ручку Рэйчел, а потом надолго припал к ладони Вирджинии, которой все это показалось каким-то двусмысленным и неприятным. Прикосновение же губ Кроуза и вовсе вызвало в ней гадливость. Когда он выпрямился, женщина пристально взглянула ему в лицо, но его улыбка от этого сделалась еще шире и таинственней.
– Господа, я только что с катка, – торжественно заявил Кроуз.
– И, конечно, все вами там восхищались? – спросила Рэйчел, подыгрывая его тону.
– Увы! Так, несколько простеньких фигур. Там такая толкотня! Я предпочел лицезреть других. И знаете, это достаточно приятно, когда люди хорошо катаются.
Его своеобразный голос, который контрастировал с выражением усталости на лице, звучал возбужденно, а разнообразные модуляции придавали ему волнующую музыкальность. Он, конечно, знал это и умел пользоваться своим голосом. Ральф всегда с удовольствие слушал его и часто говорил Вирджинии:
– Не понимаю, чем он тебе не нравится. Талантливый человек всегда имеет странности.
Сейчас Ральф спросил Кроуза:
– Ну, а красивые женщины там были?
– Полдюжины, которым повезло, что я наблюдал их. – Он расхохотался. – Но где они одеваются? Послушайте, миссис де Брикассар, – Кроуз обратился к Вирджинии, – вы знаете эту огромную датчанку, которая живет в вашем отеле?.. Представьте себе, она сегодня была в трико оливкового цвета в полоску и с розовым шарфом на шее.
– Какой ужас! – воскликнула Рэйчел.
Кроуз продолжал, сверля глазами Вирджинию:
– Эта девица, между прочим, с ее впечатляющими бедрами и не менее восхитительной грудью должна ходить только голой. Вот так-то, господа.
– Вам не кажется, что вы жестоки к ней? – засмеялся Ральф, касаясь густого меха шубы, в которую буквально завернулся Кроуз, несмотря на то, что в помещении было довольно тепло. – Сами-то в мехах.
– Я заявляю, что одежда женщины имеет сексуальную функцию, – не обращая внимания на замечание Ральфа, продолжал Кроуз. – Одеваться, если ты целомудренна, мне кажется непристойным.
При этих словах Вирджиния отвернулась, но кожей чувствовала, что он смотрит на нее. Ее больше смущали не сами слова, а то упорство и настойчивость, с которой они адресовались именно ей. Она это знала.
– Короче говоря, никто на катке вам особенно не понравился? – спросила Рэйчел и засмеялась. Сегодня Вирджинии показался неестественным даже ее смех.
– Я этого не сказал. Да, плохой вкус меня раздражает, и все-таки он мне приятен.
– Это значит, если женщина захочет вам понравиться, она должна безвкусно одеваться? Я правильно поняла вас, Арни? – подзадоривала его Рэйчел.
– Да нет же, – вступил в разговор Ральф, – просто в наборе цветов, которые позволяют себе женщины, иногда присутствует какой-то вызов, даже провокация. Как вывеска на злачных заведениях, не правда ли, мистер Кроуз?
– До чего же эти мужчины сложные натуры, – вздохнула Рэйчел. – Ты не находишь, дорогая? – обратилась она к Вирджинии.
Вирджиния внимательно посмотрела на Ральфа и ничего не ответила.
– А вы знаете, друзья, – неожиданно сказал Кроуз, – вас здесь принимают за молодоженов. Для супругов с двухлетним стажем это неплохо.
– Но немного странно, не так ли? – спросила Вирджиния агрессивным тоном.
– Почему же? – постарался не заметить ее тона Кроуз. – Я же сказал, что зрелища, которые меня раздражают, не всегда неприятны.
Ральфа испугал тон, которым Вирджиния заговорила с Кроузом, и он решил вмешаться, чтобы не допустить обострения, и спросил Кроуза о намечающейся выставке его портретов в Нью-Йорке.
– Это будет грандиозная выставка, – пообещал Кроуз. – Напрасно вы в свое время отказались от портрета своей жены.
– А вы собирались писать портрет с Вирджинии? – спросила Рэйчел, с завистью разглядывая подругу, пытаясь обнаружить в ней те достоинства, которые увидел Кроуз. – Вирджиния, дорогая, я тебя поздравляю!
– Не с чем поздравлять, – сухо ответила Вирджиния. – Портрета не было и не будет.
– Напрасно, – многозначительно заявил Кроуз, Ральф тут же поднялся и стал прощаться. Кроуз пригласил де Брикассаров поужинать с ним.
– Это невозможно, – ответила за мужа Вирджиния, – мы уже приглашены.
На улице Ральф мягко спросил:
– Неужели Кроуз настолько тебе неприятен, что ты даже соврала? Он талантливый художник, образованный человек, не сплетник.
– Я знаю, милый, – призналась Вирджиния, – но я его не выношу. Его голос, который, кажется, ищет в тебе что-то, чего тебе вовсе не хотелось бы показывать… Его глаза… Они всегда неподвижны. Ты заметил? Этот игривый, но холодный тон. В конце концов, мы его даже и не знаем хорошо. – Вирджиния вдруг остановилась. – Скажи мне, мы не будем с ним встречаться в Нью-Йорке? Почему ты молчишь? Значит, ты уже пригласил его! Ты неисправим! Ты такой доверчивый человек. Не оправдывайся, я понимаю, что это одно из твоих достоинств, хотя ты и сам от этого страдаешь. Но прости меня, милый, – спохватилась она. – Я не должна была говорить с тобой так. Ты сам знаешь, как лучше. Если ты хочешь, я готова терпеть его и в Нью-Йорке.
– Но ведь мы можем уехать прямо отсюда на Саурес и будем там только вдвоем, – предложил Ральф.
– Нет, нет, – испуганно проговорила Вирджиния. После того, как она увидела мир, ей уже не хотелось забиваться в свою лесную хижину, хотя Ральф постоянно стремился туда. Он, конечно, мог бы настоять, и Вирджиния не посмела бы возразить ему, но в Нью-Йорке его ждал дядя. Он стал прибаливать и хотел, чтобы Ральф пожил какое-то время рядом с ним.
Вечером Ральф с Вирджинией были в театре. Лондонская труппа давала «Гамлета». Принца играл молодой, но уже знаменитый актер. Вирджиния плохо знала Шекспира, и ее совершенно не тронули страсти, которые когда-то происходили в датском королевстве. Однако, когда они уже ехали в санях домой, она молчала, стараясь не испортить своим высказыванием впечатления Ральфа от спектакля. Она видела, что муж погрузился в грустные размышления. В такие минуты он был ей особенно дорог.
– Уитни действительно гений, – тихо сказал Ральф, – гений ужасный: он до безумия чувствует плоть. Я не знаю более заразительного искусства, чем искусство плотское. Ты не согласна со мной?
Вирджиния не спешила с ответом, и Ральф задумчиво продолжил:
– Хотя ты не можешь этого знать, но… это правда.