Текст книги "Дикая магия"

Автор книги: Джуд Фишер

Глава 23
ПЛАВАНИЕ

Никогда еще на Северных островах не бывало такой чудной зимы. Рыбацкие флотилии из Песчаной отмели и Хросси вылавливали целые косяки сельди; воды вокруг Светлого острова, обычно бурные, изобилующие водоворотами и встречными течениями, были настолько тихи и прозрачны, что на мелководье можно было видеть макрель, лежащую на дне, и даже дети на убогих плотиках и лодчонках, сплетенных из ивняка и обтянутых шкурами, уходили далеко от берега и таскали из воды рыбу, визжа от восторга. Поголовье тюленей выросло, как никогда; у островов резвились стаи китов. В Акульем проливе видели стада моржей – никогда раньше они не заплывали так далеко на юг. Жирного молока было вдоволь, и дети росли упитанными; коровы телились, и овцы ягнились, несмотря на то, что сезон окота давно закончился. Севернее Волчьего мыса скалы были заняты колониями тупиков и кайр, хотя обычно в конце девятого месяца птицы улетали в более теплые места. Казалось, зимнее солнце светит дольше обычного, потому что всякий успевал сделать за день больше, чем предполагал, – люди трудились весело, с песнями и шутками.

В садах, окружающих Халбо, розы цвели так буйно, что их аромат пропитал воздух до самых доков, перебив обычную нестерпимую вонь – смесь запахов мочи, соленой воды, пота, дегтя и спермы. Яблоневые сады за западными воротами города зацвели снова и принесли еще один урожай плодов. Жители Северных островов ликовали и веселились: кладовые были полны, дети здоровы, а жена короля носила под сердцем его ребенка и вот-вот должна была родить. Невелика важность, что Южная Империя снова объявила им войну. Все знали, что у истрийцев никогда не было хороших кораблей и опытных моряков, способных провести их через Северный океан, чтобы напасть на Эйру. Все было прекрасно.

Для наемников настали трудные времена. Найти хорошую работу для целых отрядов было невозможно, поэтому они распадались, и каждый искал себе работодателя самостоятельно либо с несколькими приятелями. Но не только они оказались в такой ситуации. Халбо был переполнен вооруженными бродягами, которые перебивались случайными заработками и дрались на дуэлях вместо богачей, не умевших или боявшихся лично защищать свою честь. Но в основном они дрались друг с другом: из-за собачьих боев, карточных долгов, разлитого пива, жилья и шлюх, из-за неуместного слова, обидного замечания или взгляда, который показался недобрым. Косоглазый Чат, известный сквернослов и задира, назвал город вонючей выгребной ямой и уплыл к островам Медвежьего пролива на лодке, которую «позаимствовал» у Каттла Ярна, ранившего его в ногу за неделю до того.

Джоза Медвежью Руку, Дого и Дока, сопровождавших Эрла Бардсона, мертвецки пьяных, в компании двух полногрудых шлюх, видели направлявшимися в один из притонов в районе доков, и после этого о них не было ни слуху ни духу; Мэм и Персо остались вдвоем. Эрно наблюдал за ними, сидя в задымленном верхнем зале «Головы истрийца» – постоялого двора, чуть более приличного, чем «Вражья нога», расположенного выше на холме и дальше от пристаней, в том месте, где, по слухам, скатилась на землю голова короля Стена, когда его постигло возмездие. Уже в сотый раз он удивлялся, до чего эти двое не похожи друг на друга. Командирша наемников даже по мужским меркам обладала могучим телосложением, а Персо был хрупким и гибким, как и все жители его горной страны; она – белокура, он – темноволос; она заплетала пышные волосы во множество кос, украшая их косточками и ракушками, он – коротко стригся спереди и по бокам, а сзади носил хвост, спускавшийся до середины спины перехваченный у основания и на конце узкими золотыми лентами. У Мэм было широкое лицо с грубыми чертами, Персо же обладал красивым точеным профилем; у нее глаза были цвета неба, у него – темные. Вдобавок ко всему он являлся самым вежливым убийцей, каких когда-либо встречал Эрно.

Персо положил ладонь на бедро Мэм, а она наклонила голову и слушала, что он говорит ей на ухо, перекрывая гул, царяший здесь. Раньше Эрно думал, что если кто-нибудь позволит себе подобную фамильярность по отношению к Мэм, то лишится если не жизни, то по крайней мере пальцев; но раньше никому и в голову не приходило сделать это. Грозная, вечно сквернословящая, скалящая острые белые зубы, вряд ли Мэм могла соблазнить хоть кого-нибудь. Однако Персо, казалось, был без ума от нее. Через пару недель после приплытия в Халбо они сняли комнату на двоих, и с тех пор Мэм часто хохотала и улыбалась, шутила и была склонна к несерьезным выходкам, которые, как определил Дого, напоминают игру акулы, когда она готовится тебя сожрать.

Будто почувствовав его взгляд, Мэм внезапно подняла глаза. Она осклабилась и что-то сказала горцу, который откинул голову и захохотал так весело, что Эрно ощутил беспокойство и смутное раздражение: что он такого сделал, чтобы над ним смеяться? Потом командирша наемников поднялась, уперлась рукой в дубовый стол и, мощно оттолкнувшись, перепрыгнула через него. От сильного удара ног об пол доски застонали, а на столах подпрыгнули кружки с элем, забрызгав пеной сидящих. Никто не вымолвил ни слова, не выразил недовольства, хотя в воздухе появилось некоторое напряжение; только один человек, сидевший к Мэм спиной, громко выругался и повернулся, сжав кулаки, готовый к драке. Эрно видел по его лицу, что он осознал свою ошибку, и боевой запал в момент исчез. Отвернувшись, мужчина сел и принялся усердно трясти стаканчик с игральными костями, всем своим видом показывая, что для него сейчас это занятие – самое главное в мире.

– Не сидеть же здесь весь день, – весело провозгласила Мэм. – Надо дела делать.

Она подмигнула Персо, потом подняла бровь, дернула щекой. Эрно видел, как горец ответил каким-то сложным жестом, а затем, словно змея в траве, скользнул к лестнице. Вернувшись взглядом к Мэм, он обнаружил, что та уже исчезла. Его не переставала удивлять способность этой крупной женщины двигаться быстро и бесшумно – несомненно, большое преимущество для наемника и в деле, и в уходе от слежки.

Эрно направился к двери, ведущей к комнатам, пробираясь мимо столов и сидящих за ними гораздо более осмотрительно, чем Мэм. Он был не то чтобы слаб – на полголовы выше большинства мужчин в таверне, – однако наемником стал отнюдь не по велению сердца и предпочитал избегать драки, пока это возможно. Когда он наконец вошел в комнату Мэм, она обвешивалась оружием, а на лице ее читалось нетерпение. Не дав ему и слова сказать, она запустила в него валиком, служившим подушкой. Он уставился на нее, как идиот.

– Собирайся, – велела она. – У нас есть работа.

Внизу, в доках, их уже поджидали остальные члены отряда: Джоз Медвежья Рука, Персо и ещё дюжина наемников, среди них – одна женщина. Они были заняты тем, что грузили на две посудины провизию и оружие, очень много оружия для такого небольшого отряда.

– Что происходит? – спросил он Мэм подозрительно.

– Узнаешь, когда отчалим, – ухмыльнулась она.

– Отчалим? Кто сказал, что я вообще собираюсь покидать город – пешком, верхом или на чертовой посудине?

– В Халбо ничего не случается. Здесь ты можешь только наблюдать за сборищем разодетых, тщеславных, властолюбивых лордов и искателей приключений, которые увиваются вокруг нашего дорогого и влюбленного до безумия короля и его выживших из ума советников.

Он поднял брови. Да, надо называть вещи своими именами: искатели приключений не то же самое, что наемники и убийцы.

– Кроме того, – продолжала она, – я думаю, тебе следует побывать на Камнепаде и увидеть Катлу Арансон, а не околачиваться здесь.

Эрно смотрел на Мэм пристально, не мигая, пока не заслезились глаза. Вдруг лицо ее стало расплываться; оно сделалось смуглым и привлекательным, а вместо оскала появилась застенчивая улыбка. Взъерошенные светлые волосы превратились в тугие огненно-рыжие косы. Он почувствовал головокружение, потом его наполнила надежда, и вдруг он испугался, что она затеяла какую-то злую шутку. Наконец испуг перерос в ярость. Он закричал:

– Катла Арансон погибла в Аллфейре. Я любил ее и если бы не оставил, она сейчас была бы жива. И ты ещё можешь так насмехаться надо мной! Я всегда знал, что ты жесткая женщина, Мэм, но не думал, что жестокая!

Командирша наемников была поражена этим взрывом гнева. Эрно всегда казался спокойным, мягким, вежливым человеком, который хорошо владеет мечом, но предпочитает уклоняться от схватки, даже если его ударят. Однако сейчас лицо его стало пунцовым от ярости, глаза горели, и видно было, что он сам сейчас может ударить. Мэм отступила на шаг, следуя своему правилу – уклоняться от того, от чего можно уклониться; вряд ли ее авторитет станет больше, если один из членов отряда при всех даст ей пощечину, тем более новичок. Она вынуждена будет ответить; при том, что мастерство нанесения легких повреждений не состояло в числе ее достоинств. Если уж Мэм вступала в драку, ее противник лишался по крайней мере руки или ноги…

– Подожди! – Она подняла руку ладонью вперед, растопырив пальцы. – Кто сказал, что Катла Арансон погибла? Конечно, ей досталось, но когда я видела ее в последний раз, она чирикала, как воробышек, и вместе с нами пила «Тухлую трюмную воду» во «Вражьей ноге».

Эрно замер.

– Как? – спросил он потрясенно и, немного погодя, подозрительно: – Когда?

Мэм прикинула в уме.

– По ее словам, она приезжала в Халбо повидаться с родственниками, но я этому не очень-то поверила. Вскоре после ее отъезда пропал королевский корабельный мастер. Если для тебя это имеет значение, то прошло уже месяца два с тех пор.

Глаза Эрно стали круглыми, как у потерявшегося ребенка. Его начало трясти. Мэм подумала, что он сейчас разрыдается.

– Она жива, – выдохнул он. – Жива.

Кнут хлестнул раз, другой, и человек пронзительно закричал. Когда бич отскакивал от его спины, в воздух взлетали капельки крови и падали на доски. Галеру, принадлежавшую отцу капитана Гало Бастидо, подготовили к войне в соответствии со старыми добрыми традициями, и согласно им палубу покрасили темно-красной охрой; на ее фоне кровь не была видна, а это, как считалось, удерживает людей от паники и пораженческих мыслей. Но, по мнению Бастидо, не следовало покрывать краской всю палубу: вид крови пойдет только на пользу рабам, внушит им мысль о необходимости повиновения.

Однако, несмотря на подобные меры, двигались они не так быстро, как ему хотелось бы. Безветренная и ясная погода не благоприятствовала плаванию – больше подошел бы устойчивый южный ветер, а сейчас приходилось грести целый день и ночь, кнутом заставляя рабов продолжать работать. За все время пути они лишились только двух рабов: один каким-то образом освободился от кандалов и скользнул за борт, когда судно проходило севернее Иксы, а второго потеряли из-за какой-то болезни, проявлявшейся в неудержимой рвоте и поносе. На четвертый день, когда стало ясно, что он не оправится, его выбросили в море, чтобы других не заразил. Потеря двух рабов не радовала. Бастидо подумывал о том, чтобы зайти в Сэру и завербовать пару бродяг, но это значило потерять большую часть следующего дня, задержать плавание, потратить остатки денег, выданных лордом Форента, и в итоге поставить под сомнение всю ту выгоду, которую он, несомненно, получит, если успешно выполнит свою миссию. Поэтому он занял командное место на носу судна, а надзор за частью галеры от кормы до середины палубы поручил Барангету, небольшому коренастому человеку с мускулистыми и волосатыми, как у гигантской обезьяны, руками и отвратительным нравом – опасное сочетание при определенных обстоятельствах. Когда он улыбался, видны были кривые желтые зубы, и весь он становился похож на злобную портовую крысу. У Барангета было несколько кнутов, изготовленных им самим, и он знал много разных приемов битья. Это был отвратительный, подлый, но очень полезный человек.

Остальные члены команды были преимущественно уроженцами Форента, нанятыми лично Руи Финко. Почти все они родились на севере Империи – крупные темноволосые мужчины, которым больше подходила роль городских стражников или телохранителей, чем моряков. Хотя погода стояла спокойная, половина из них была на несколько дней выведена из строя морской болезнью, и над ними смеялись даже рабы, пока Бастидо не дал волю Барангету. Сейчас некоторые из них сидели кружком на палубе в носовой части судна и азартно бросали красно-белые камешки, соревнуясь в популярной игре «кобылы и жеребцы»; остальные, надо полагать, развлекались с двумя шлюхами, которых тайком протащили на борт галеры. Бастидо отнесся к этому с неодобрением – не к самим шлюхам, а к нарушению дисциплины, ибо ничем иным эту инициативу назвать было нельзя. Он решил при первой возможности высадить девиц, справедливо полагая, что если потакать подчиненным, то можно довести дело до мятежа на корабле.

Теперь он знал всех их по именам: Писто Дал, самый смуглый из всех, молчаливый, со страшным шрамом на щеке, идущем от уголка губ, отчего казалось, что он всегда ухмыляется; Клермано, с седеющими коротко остриженными волосами, который отмечал каждое совершенное им убийство надрезом на предплечье; Нуно Форин и его брат Мило, проводившие, кажется, под палубой со шлюхами больше времени, чем остальные, и общавшиеся друг с другом на диалекте, непонятном для окружающих; рослый Касто Аген, внешне спокойный, победивший, как говорили, в тысяче кулачных поединков, а потом записавшийся в гвардию Форента; три корабельных надсмотрщика – Гайдо, Фалько и Брезено, которые, предположительно, знали хоть что-то о судах и плаваниях, но стали первыми жертвами морской болезни; пара меченосцев из Форента, считавшие себя элитой и державшиеся отдельно от остальных членов команды; Гасто Костан, которого бросила жена и сбежала с его братом. Он принес жалобу Сестрам, и беглецов разыскали и поджарили, что принесло Гасто огромное удовлетворение. В первый день плавания он громко хвастался: «Каждый год в этот день я жарю поросенка и вспоминаю запах, который шел от костра». Остальные члены команды при этих словах оглушительно хохотали. Гало Бастидо с некоторым удивлением заметил, что их веселье вызывает у него раздражение и, более того, желание как можно быстрее покинуть корабль.

Однако это было невозможно. Обратив взгляд к горизонту, он высматривал, не показались ли эйранские острова, но никаких признаков суши не заметил. Они взяли с собой огромный запас пресной воды, но он подходил к концу, потому что плавание продолжалось уже на восемь дней дольше, чем рассчитывал Бастидо. Легко поверить в существование бога, который властвует над этой стихией, штормами, волнами и ветрами, чье царство населено душами утонувших и сгинувших в пасти морских чудовищ. А где же богиня? Ее нет, когда она нужна больше всего. Чем здесь может помочь пламя костров, горящих в ее честь?

Бастидо содрогнулся, представив себе бездонную пучину Северного океана под его ногами, и снова взмахнул бичом.

Приятно было снова ощущать на лице свежий, резкий ветер Северного океана, чувствовать, как кровь быстрее бежит по жилам, а сердце стучит сильнее в предчувствии грядущих событий. С точки зрения Эрно Хамсона, его товарищи слишком затягивали с отплытием. Он громко выражал неодобрение, когда кто-нибудь ронял мешок с зерном, пытаясь перебросить его через борт, хватался за голову, видя, как вместе с золотистым ячменем из мешка выпадают ножи, и выпрыгивал из лодки, чтобы помочь собрать этот запрещенный груз.

– Не суетись! – Дого широко ухмылялся. – Ветру не прикажешь, – глубокомысленно изрек он. Эрно не слыхал этой поговорки, хотя был уверен, что его бабушка знает все пословицы и поговорки на свете; на самом же деле половину их она придумала сама. – Не бойся, она никуда не денется.

Эрно пристально посмотрел на толстяка.

– Что тебе об этом известно? – угрюмо спросил он.

Дого потеребил кончик носа.

– Если я чего-то не знаю о женщинах, то наверняка этого и не стоит знать, – скромно заявил он. – Во всяком случае, кому еще нужна девчонка, тощая как палка, с волосами как щетка и нравом загнанного в угол крота? – И он увернулся от кулака Эрно – с ловкостью, неожиданной для человека подобного телосложения.

– Откуда вы знаете? – жалобно спросил Эрно у Мэм в тот вечер, когда берег скрылся за горизонтом, а в ясном зимнем небе ярко зажглась Звезда Мореплавателя, зовущая их на север.

Мэм захохотала.

– Джоз видел тебя с нею в Аллфейре, – наконец объяснила она. – Видел, как ты смотришь на нее, как вы целовались. Он ловкий малый, этот Джоз.

Эрно понял, что краснеет. В груди родилось острое щемящее чувство, которое заставило уши запылать, словно огни маяка. Смущение, вызванное мыслью, что за ним подглядывали, смешалось с воспоминанием о том чувстве, которое толкнуло их с Катлой в объятия друг друга.

– Это не так, – пытался протестовать он. – Я… она… это еще ничего не значит.

Мэм положила ладонь на его руку.

– Катла Арансон – замечательная девушка, но она не умеет прощать. Когда встретишься с ней, постарайся показать, что ты сильный. Мягкого мужчину она не примет. – И Мэм грубо расхохоталась, оставив его гадать, что она имела в виду.

Позже ночью он лежал, завернувшись от холода в овечью шкуру, и слушал, как наемники приглушенно говорят на своем странном жаргоне, непонятном для непосвященных. Он достаточно хорошо знал его, чтобы вникнуть в суть разговора, хотя мелкие детали не улавливал. Эрно понял, что наемники умудрились получить деньги на это плавание – то есть на корабль, жалованье для команды, оружие и припасы – из двух независимых источников, а именно от лорда Стормвея и Эрла Бардсона, у которых для этого были совершенно разные причины. Бардсон ошибочно полагал, что они собираются к Светлым островам и Волчьему мысу, чтобы собрать там недовольных и вооружить теми ножами, что спрятаны в мешках с зерном. Мятежники должны были погрузиться на корабль, приплыть к Халбо и проникнуть в город через северные ворота в одну из безлунных ночей. Эрно ухмыльнулся, представив себе, как Бардсон темной ночью напрасно ждет сигнала, лелея мечты о собственном королевстве. Скорее всего он совершит какую-нибудь глупость, будет схвачен и предан суду как изменник.

Лорд Стормвей, похоже, мог рассчитывать на возвращение своих денег, потому что его планы в значительной мере совпадали с намерениями наемников, по крайней мере с замыслом Мэм поженить Эрно и Катлу Арансон и получить полный мешок кантари. Дело он поручил им такое: вернуть корабельного мастера Мортена Дансона, которого люди Камнепада увели у короля из-под самого носа. Если Аран Арансон, почти не знакомый с большим миром, не озабочен войной, которую объявила Истрия, то Стормвей, повидавший свет и хорошо знающий его, решил, похоже, взять дело в свои руки. Старик уже занялся укреплением северного флота. Если Дансон построит новые корабли, они смогут не только отразить нападение, но и принести огонь и меч в самое сердце Истрийской Империи.

Была какая-то ирония в том, что планы наемников совпадали с интересами Эйры, потому что, с точки зрения тех, кто отстаивает интересы государства, наемники являются беспринципными вероломными головорезами, чуждыми всякого патриотизма. Но Эрно, как ни странно, чувствовал себя в их компании очень уютно: они не требовали от него невозможного или отягощающего совесть, и за все время пребывания среди них вопреки ожиданиям он не стал свидетелем каких-либо гнусных или кровавых сцен. Конечно, полученное ими на этот раз задание и не предполагало особых ужасов и кровопролития, но все же он не мог не признаться себе, что эти люди ему нравятся.

 
Это для Мэм острозубой,
Самой яростной из бойцов,
Самой ужасной для врагов;
Мне повезло стать ее другом.
Ибо сердце ее защищено шипами.
 
 
Это для Джоза Медвежьей Руки,
Грозного в битве, словно дракон,
Храбрейшего из воинов,
Справедливейшего из людей,
Любителя сказок и преданий.
 

С Доком дело оказалось потруднее, потому что Эрно провел в его компании не так много времени, но тем не менее понял, что тот обладает противоречивыми качествами: с одной стороны, суровость и неприветливость, с другой – неуемная болтливость, когда Док напивался и готов был поделиться любыми сведениями.

Эрно долго не мог подобрать подходящих слов, но в конце концов сочинил:

 
Это для Дока, высокого, стройного,
Кладезя знаний, обладателя
Недюжинного ума,
Добрейшего из людей,
Грамотея, владеющего мечом,
Умеющего наносить быстрые удары.
 
 
Это для Дого, недоумка и шута,
Опасного с кинжалом,
Болвана, играющего со смертью,
Пьяницы, готового покусать собутыльника,
Веселого дарителя смеха.
 

На этом он остановился, потому что почувствовал на себе взгляд, похожий на прикосновение, и поднял глаза. Персо пристально смотрел на него, склонив голову набок, словно птица, вылетевшая на охоту и заметившая мышь. Горец прищурил один глаз и поднес к губам тростниковую дудочку. Со скрещенными ногами, озаренный отсветами костра, горевшего в железной бочке, он выглядел в точности как козлоногий человек, изображенный в пергаментной книге, которую Эрно купил у торговца на рынке в Хросси; книга называлась «Песнь о пламени» и содержала древние сказки и предания народов Юга.

Пальцы Эрно снова заработали.

 
Персо, наемный убийца.
Татуированный человек-эльдианни,
Загадка, рожденная Эльдой,
Появившийся на свет взрослым,
Сидит, как Пан, играющий на свирели,
Защитник, хищник,
Предсказатель и жрец.
 

Эрно взглянул на нить и нахмурился. Он не знал, почему сплел эти последние узелки; казалось, пальцы завязали их по собственной воле. Эрно быстро смотал нитку и спрятал в тюк, потом опустил на него голову, словно хотел скрыть это знание, внезапно пришедшее к нему.

В эту ночь он долго не мог заснуть, а когда задремал, то увидел Катлу Арансон, хотя перед тем убеждал себя, что не хочет этого.