Текст книги "Возвращение в летний домик"
Автор книги: Джуд Деверо
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)
– Может быть, – слукавила Эми. – Сама разберешься.
– Хорошо, я пойду, так что возвращайся и испеки четыре и двадцать чёрных дроздов [19]19
Четыре и двадцать черных дроздов запекли в пирог… – старинная детская песенка (публикации с XVIII века):
Sing a song of six pence
A pocket full of rye.
Four and twenty blackbirds
Baked in a pie.
When the pie was opened
The birds began to sing.
Now wasn't that a dainty dish
To set before the king?
The king was in his country house
Counting out his money.
The queen was in the parlor
Eating bread and honey.
The maid was in the garden
Hanging out the clothes.
When down came a blackbird
And snapped off her nose!
У нас известна в переводе С.Маршака:
Много, много птичек
Запекли в пирог:
Семьдесят синичек,
Сорок семь сорок.
Трудно непоседам
В тесте усидеть —
Птицы за обедом
Громко стали петь.
Побежали люди
В золотой чертог,
Королю на блюде
Понесли пирог.
Где король? На троне
Пишет манифест.
Королева в спальне
Хлеб с вареньем ест.
Фрейлина стирает
Ленту для волос.
У нее сорока
Отщипнула нос.
А потом синица
Принесла ей нос,
И к тому же месту
Сразу он прирос.
Но Маршак заменил дроздов на «семьдесят синичек, сорок семь сорок». По-моему зря, ведь многие ищут в стишке зашифрованный смысл и 24 черных дрозда трактуют как 24 часа, а иногда как ягоды черной смородины.
[Закрыть]или что-нибудь другое. Как выглядит этот мистер Рассел?
– Это мистер Джонс. Мистер Рассел Джонс. Ты ведь никогда не слышала о нём?
– Нет. Если меня память не подводит, он не упомянут в книгах по истории искусств.
– А вдруг, ты сможешь исправить это, – подначила Эми. – Ты могла бы преподать ему урок. – Её глаза заблестели так, словно она смеялась над уморительной шуткой. – Рассел…. – она запнулась.
– Он что?
– Низкорослый, – созналась Эми. – Низкорослый и костлявый. И у него ужасные зубы. Ты не сможешь не заметить его. Наверное, он сейчас с главным конюхом. Если не найдёшь сама, спроси у кого-нибудь. Я должна идти, – и она ринулась вниз, прежде чем Зои успела сказать хоть слово.
– Почему мне кажется, что меня разыгрывают? – спросила Зои вслух. У неё не было времени поразмыслить над причудливой идеей путешествия во времени, но даже вволю пофантазировав, она не вообразила бы того, что происходит. Она бы представила трёх напуганных дезориентированных женщин, цепляющихся друг за друга. Вместо этого Фэйт скрылась, словно жила здесь и знала, куда ей идти. А Эми! В голове Зои не укладывались действия Эми, словно она была капризом природы, удобно устроившимся в двух временных периодах с разницей в сотни лет.
– Уверена, я единственный здравомыслящий человек здесь, – объявила Зои, покидая столовую и поворачивая налево. Она оказалась в необъятном вестибюле. Пол из чёрно-белого мрамора. В центре тяжеловесный стол, вероятно средневековый, а у стены монструозный, облицованный мрамором камин. Потолок, расписанный геометрическими фигурами, – крупные овалы, заключенные в треугольники.
Входная дверь была открыта, и она заметила пару прогуливающихся мужчин. Собравшись спросить, как пройти к конюшням, она обратила внимание на широкую гравийную дорожку, на вид хорошо протоптанную, и решила пойти по ней. Она не хотела конфликтовать с тощим мистером Джонсоном. Если его господин и хозяин считает женщин ни на что не способными, этот коротышка откажется поверить, что женщина достаточно умна, чтобы разобраться, за какой конец держать кисточку.
Во время прогулки Зои начала успокаиваться. Она привыкла жить в незнакомых местах и за эти годы усовершенствовала свою способность принимать новый дом как свой собственный. Она также научилась говорить «нет». Когда очередная хозяйка дома спросила «не возражает» ли она загрузить стиральную машину, пока их не будет дома, Зои ответила, что возражает и не станет этого делать.
Ни разу её не уволили за отказ заниматься чем-либо помимо портретов.
Некоторые семьи она любила, а от некоторых убегала. Она всё ещё посылает открытки по паре адресов, постоянно сообщая, где и чем занимается. Вот и вся её семья. Ещё ни разу со дня выписки из больницы её не привлекла идея выйти замуж за хорошего парня и зажить своим домом. Хоть она и не признавалась в этом Дженни, но её каждый день преследовал вопрос, что же она могла такого сделать, что весь город её возненавидел.
Добравшись до конюшен, она остановилась и оглядела красивые каменные строения. Лошади высунули головы из стойл, заинтересовавшись ею. Какая досада, что, скорее всего, эта красота однажды сменится крохотными коттеджами. Она вспомнила о двух грядущих мировых войнах и содрогнулась.
– Замёрзли? – донёсся низкий голос. – Или кто-то прошёлся по вашей могиле?
Зои обернулась и увидела высокого мужчину с широкими плечами и крепким телосложением. Казалось, он всю жизнь работал на природе. Жёсткие черты лица с яркими голубыми глазами, волосы, похожие на густую гриву, и ямочка на подбородке. Зои встречала много красивых мужчин, но ни к одному из них её так не тянуло. Встреть она его в своем времени, тут же завлекла бы к себе домой.
Он смотрел на неё, ожидая, что она скажет, но Зои безмолвно уставилась на него, удивлённо моргая.
– Девушка, у вас есть язык?
В голосе слышалась шотландская картавость. Зои не поняла, что на неё нашло, но она высунула язык.
Он рассмеялся так, что лошади навострили уши.
– Да, у вас есть язычок. Вы одна из тех девушек, которые приехали с мисс Эми? – догадался он, затем, не дожидаясь ответа, вернулся в конюшню.
Показалось естественным последовать за ним в большое стойло. Зои ничего не понимала в лошадях, но эта лошадь не походила на победителя Дерби [20]20
Самым важным, среди традиционных скаковых призов, является Дерби – приз, разыгрываемый в Англии в первую неделю июля на ипподроме Эпсон на дистанции 2400 метров (изначально дистанция составляла 1,5 мили 2414 м).
После 1770 года местечко, недалеко от Эпсома, под названием «Дубки» (Oaks) приобрёл лорд Дерби. В 1779 году, в замке Окс, проходили торжества по случаю венчания. В программу праздника была включена скачка, к участию в которой были допущены только трёхлетние кобылки. Красота и зрелищность этого состязания произвела настоящий фурор среди гостей. Тут же была объявлена «подписка» (то есть сбор призовых сумм) на другую скачку. В 1780 году в Эпсоме состоялось первое состязание скакунов.
[Закрыть].
– Зои, – произнесла она, когда он подобрал железный инструмент и занялся лошадью.
– Это ваше имя? – он приподнял копыто лошади и зажал между своими ногами. Зои отметила его крепкие мускулистые бедра.
– Да, так меня зовут, – подтвердила она, отворачиваясь, чтобы не глазеть на него. – Я ищу Рассела Джонса.
– Что же вам от него понадобилось?
Она пыталась избавиться от первоначальной неловкости. Не часто ей встречались такие привлекательные мужчины. Но как произвести впечатление на мужчину в восемнадцатом веке?
– Меня попросили научить его рисовать.
Он так замер с копытом в руках.
– Прямо сейчас? – холодно спросил он. – Вы уверены, что он нуждается в обучении своему ремеслу?
Судя по тону, она ляпнула что-то не то.
– Я не знаю. Это только то, что сказала мне Эми.
– Мисс Эми сказала вам, что этот художник нуждается в уроках рисования?
– Не совсем, – она дала задний ход, почувствовав его обиду. Может она и несправедлива, но ведь это Эми подставила её. Она решила рассказать ему правду.
– Со слов Эми это тощий коротышка с ужасными зубами, ошивающийся здесь в ожидании графской сестры, и она – то есть Эми – посоветовала дать ему несколько уроков. Не думаю, что она считает его хорошим художником, хоть Эми и не говорила это.
Мужчина отпустил копыто и подарил ей ослепительную улыбку, обнажившую ровные белые зубы. Похоже, Зои угадала, рассказав правду.
– И что теперь? – спросил он. Он оглядел Зои с головы до ног, отчего струйка пота потекла меж её грудей. Он вытер салфеткой руки. – Вы действительно рисуете?
– Немного, – заскромничала она, давая понять, что на самом деле хороша в рисовании.
– Скоро время обеда, и все уйдут готовиться к трапезе. Что вы скажете, если я попрошу мисс Эми положить немного еды в корзину, и мы пойдём на озеро? Посмотрите, что у меня есть.
Её глаза округлились от удивления, когда он вытащил деревянную коробку, покрытую дорожками красок.
– Это набор художника. Он оставил его здесь, – он покрутил его в руках, словно никогда прежде не видел. – Возьмем с собой, и вы дадите мне пару уроков?
Зои улыбнулась.
– Прекрасная мысль, – она подумала, что будь у него хоть зачатки таланта, возможно, она сможет достаточно хорошо обучить его, чтобы вытащить из конюшен.
– Вы умеете кататься верхом?
Взглянув на огромное животное перед ней, Зои выдавила небольшую улыбку.
– Я как-то каталась на лошади, – вспомнила она заезды на ярмарочном пони.
Он вздохнул.
– Я надеялся, что вы не умеете ездить верхом, чтобы посадить вас за спину, – и опять оглядел её сверху донизу.
– Я совсем ничего не знаю о лошадях, – призналась она поспешно. – Вообще ничего.
Он улыбнулся.
– Подождите минуту, и я все приготовлю. Почему бы вам не открыть коробку и не проверить, всё ли необходимое там есть?
С коробкой, полной принадлежностей для рисования, она села на солому. Здесь был чистый лист бумаги и карандаши, угольный карандаш и несколько кусочков мела. Здесь также были акварельные краски, но у неё не было воды.
– Как вас зовут? – поинтересовалась она, когда он выводил лошадь.
– Маккензи, – назвался он, а затем исчез.
Зои взглянула на бумагу, взяла карандаш и больше ни о чём не думала.
– Мисс Эми, можно вас на одно слово?
Оторвавшись от хлеба, который нарезала, она встретила сердитый взгляд Рассела. Без сомненья, Зои уже говорила с ним.
– Я могу всё объяснить, – двинулась она к противоположному краю стола.
– Жажду услышать.
Все женщины на кухне прекратили свою работу и глазели на него. За исключением Эми и Бет в доме не было женщины, которая бы не засматривалась на Рассела Джонса.
– Зои моя близкая подруга и впервые здесь, – начала Эми, затем схватила несколько морковок и стала их чистить.
– И поэтому вам потребовалось соврать обо мне?
– Она любит рисовать и писать картины. Всегда этим занималась. Я подумала, что вы могли бы найти общий язык.
– И поэтому вы сообщили ей, что я гнилозубый карлик, нуждающийся в уроках? Что она сможет обучить меня?
Все в кухне замерли и слушали их разговор, а несколько молоденьких девушек давились от смеха. Они привыкли, что мисс Эми задевает хозяина, но прежде она никогда не связывалась с мистером Джонсоном.
– Я хотела, чтобы ей было легко с вами, – оправдывалась Эми. – Чтобы она познакомилась с вами, не подозревая, кто вы. Знаете, Рассел, вы ведь наводите страх на невинных девушек.
– Невинных? Да она тщеславнее моего старого хозяина. С чего она взяла, что мне нужны её уроки? Она хоть видела мои работы?
– Нет… – тихо признала Эми. – Я не дала ей посмотреть, боясь, что ваш великий талант заставит её навсегда забросить кисти.
Рассел приоткрыл рот от изумления.
– Вы не боитесь за вашу душу, когда так лжете?
– Немножко, – парировала Зои и вскинула голову. – Что вы сделали с ней? Боже помоги, вы что, рассвирепели и обозвали её? Да я вам в еду песка насыплю!
Рассел промолчал, и Эми насела на него:
– Вы ведь ничего не сделали? Кем вы представились ей?
Он обернулся к женщинам, стоящим неподалеку:
– Соберите мне корзину. Наполните её вкуснятиной. И не забудьте немного грушевого сидра.
Эми подошла к нему, обойдя стол.
– Вы ведь не сказали, кто вы такой?
– У меня не было возможности, – пояснил он. – Она явилась уже убежденная, что я кто-то другой. С ваших слов.
Он навис над ней – его обычный способ устрашения. Но Эми не отступилась.
– Какое имя вы ей назвали?
– У меня много имен, – увильнул он, не глядя на неё, в ожидании, когда женщины уложат в корзину еду.
– Что вы задумали? – обеспокоилась Эми.
Рассел принял от кухарки наполненную корзину и улыбнулся Эми.
– Не беспокойтесь о нас. Я позволю ей дать мне урок рисования, – он развернулся и направился к задней двери. – Маккензи – моё имя по матери, – бросил он через плечо.
Эми оглядела работниц на кухне. Они застыли, глядя на то место, где только что стоял Рассел. Она почти видела, как бились их сердца.
– За работу! – крикнула она резко, дважды хлопнув в ладоши. – Этот суп готов? Проверьте, не слишком ли накалена печь. Агнесса, собери свои волосы. Не хочу найти их в хлебе.
Она повернулась к ним спиной, чтобы скрыть улыбку. Она знала, что за гигантским эго Рассела скрывается хороший человек. Представь она их друг другу теми, кем они были, и возникла бы профессиональная ревность. Рассел бы отстаивал свой заказ и не потерпел бы соперничества. А Зои пренебрегла бы его работами, даже конкурируй они с Микеланджело. Она лишь хотела, чтобы они провели вместе несколько часов, прежде чем раскроется правда. Она чувствовала, что если они узнают другу друга, то станут хорошими друзьями, возможно, очень хорошими.
Эми отказывалась думать о том, что произойдет через три коротких недели, когда они покинут эти места. Но она верила в силу любви, где бы и когда бы она ни возникла.
Итак, сейчас они собираются на пикник с коробкой художественных принадлежностей. Ничего более романтичного не может быть.
Она убрала с лица улыбку и повернулась лицом к кухонной армии.
ПРИМЕЧАНИЯ:
Глава 14
– Как здесь красиво! – восхитилась Зои, держась за ветвь дерева над головой и глядя на озеро. За ее спиной Маккензи раскладывал еду на покрывале.
– Да, – согласился он, мельком взглянув на озеро и гораздо дольше разглядывая Зои. – Давайте поедим, и вы продемонстрируете мне, что нарисовали, пока меня не было.
Обернувшись, она улыбнулась, подошла и села на покрывало напротив него.
– Что это? – спросила она, взяв в руки оловянную кружку.
– Грушевый сидр, – ответил он, открывая коробку для рисования. – Вы никогда его раньше не пробовали? Его готовят из груш.
Она сделала глоток. Сидр был восхитительным на вкус и довольно крепким. Ей лучше не пить много. Она взялась за куриную ножку, но остановилась, заметив, что он просматривает ее наброски.
С минуту она ждала, что он скажет, какие они поразительные и что он никогда не видел ничего подобного. Все то, что обычно говорили люди, увидев ее творенья. Однако он обошелся без комментариев. Вместо этого, он изучал их, отводя по несколько минут на каждый рисунок, затем прислонил к дереву и поглядел на них издали.
Зои сглотнула. Казалось, что ее работы критически осматривает владелец галереи, что всегда заставляло ее нервничать.
Она поднялась и встала позади него, чтобы взглянуть на наброски с его точки зрения. Она нарисовала три эскиза того, что увидела. Первой была конюшня с лошадьми, повернувшими к ней головы. Затем она обошла конюшню и нарисовала парк с высокой стеной на заднем плане. А после, она на скорую руку набросала полевой цветок, которого никогда раньше не видела, чуть-чуть раскрасив мелками из коробки.
– И как вам? – поинтересовалась она. Она надеялась, что ее голос прозвучал дерзко и самоуверенно. В конце концов, она художник, а он – простой конюх. Но интонация выдала, что его мнение очень важно для нее.
– Хорошо, – признал он, спустя некоторые время.
– А что не так? – спросила она.
– Ничего, – он взглянул на нее и улыбнулся. – Они замечательные. Думаю, из вас выйдет хороший учитель. Итак, что же мисс Эми положила нам вкусного?
– Хотдоги и диетическую колу, – съязвила она.
Он посмотрел на нее и подмигнул.
– Вам не удастся сбить меня с толку, мисс Зои. Я живу рядом с мисс Эми очень долго. Когда она впервые здесь появилась, вся округа гудела о странностях, которые она говорила. Ее лексика и особенно суждения о добре и зле забавляли нас. Но теперь мы сроднились с ней. Она изменила нас настолько сильно, что я даже не знаю, какие идеи принадлежали ей, а какие нам. Два месяца назад я ездил в Лондон и сказал лавочнику «Это супер». Он решил, что я спятил.
Зои рассмеялась.
– У нее талант заставлять людей делать то, что она считает для них полезным, – она запнулась. – Ей, кажется, очень нравится граф.
– Бедняга, – вздохнул он. – Все переменилось после того, как он потерял жену и младенца. – Он вручил чашку Зои. – Выпейте. Вам понравится.
– Некоторые вещи повсюду одинаковы. Мужчины всегда стараются споить женщин.
Откинув голову назад, он расхохотался так неудержимо, что ей захотелось поцеловать его в шею.
– Давайте поедим, – напомнила она. – А потом займемся рисованием.
Они трапезничали около часа. Зои поняла, что не ничего не ела с … Она не знала, как назвать то, что с ними произошло. Перемещение? Она умудрилась найти флигель, но не пищу.
Насытившись, он стал расспрашивать о ее жизни, где она выросла, чем занималась ребенком. Было нелегко отвечать на вопросы и не выдать того, что они из разных эпох. Ей не хотелось, чтобы он счел ее сумасшедшей. Она выросла в Орегоне, но в 1797 году, никто не слышал об этом месте. Она вспомнила истории бабушки. Их предки перебрались в новую страну Америку в начале XVIII века и обосновались в Вильямсбурге. Ее бабушка намекала, что они, возможно, жили в губернаторском особняке. «Скорее всего, работали там на кухне» уточняла ее мать.
Чем бы они ни занимались, в XIX веке семья сложила пожитки в фургон и отправилась в Орегон с другими переселенцами, чтобы укорениться там.
Она рассказала Маккензи о своей жизни так, словно ее семья все еще жила в Вильямсбурге. Она знала, что тогда их фамилия была Прентисс.
– Древняя английская фамилия, – заметил он. – Вы не знаете, где ваши родные жили в Англии, пока не уехали на чужбину, не желая, чтобы назойливые англичане диктовали им, что делать?
Она рассмеялась.
– У нас с ними действительно приключились несколько разногласий.
– Уверен, больше, чем несколько, – сказал он, подливая ей грушевый сидр. – Итак, начнем урок?
– Конечно, – согласилась она без всякого энтузивзма. Лучше бы остаться здесь до конца дня и глядеть на озеро, а ведь они могли бы… Она поставила чашку. Хватит!
Возможно, охмелев из-за алкоголя, а может из-за близости этого мужчины, но Зои никогда не чувствовала такого нежелания давать уроки живописи. Она, конечно же, преподавала достаточно часто. В домах, где она останавливалась, единственное, на что она соглашалась помимо своей основной работы, это учить рисованию хозяйских детей. Зои обнаружила, что богатеи любят загружать своих детей уроками, тем более, если обучает профессиональный художник.
– На чем сосредоточимся? – спросила она, взяв в руки блокнот.
– Прошу прощения?
Зои сглотнула.
– Я имею в виду, что вы хотели бы изобразить? Пейзаж? Цветок? – она указала на остатки пикника. – Может быть, натюрморт?
– А что если, я нарисую вас? – предложил он, разглядывая ее.
– Я не смогу подсказывать вам, если вы будете рисовать меня, – возразила она. – Как насчет озера? Мы начнем с этого угла. Видите блики на воде? А маленькая постройка на той стороне? Попробуйте вот так, – она взяла его руки, и соединила его пальцы в квадрат. – Смотрите в эту рамку, выберите, что понравиться больше всего и попробуйте нарисовать.
Его лицо приблизилось, а его глаза неотрывно вглядывались в нее, игнорируя квадратик из пальцев.
– Прекратите! – отпрянув, выпалила она. Ее лицо омрачилось. – Мы не сможем заниматься, если вы не будете вести себя прилично.
– Ладно, – улыбнулся он, поднял руки и развел их, охватывая разнообразные детали ландшафта. – Вот так. Пожалуй, мне нравятся беседка слева и то дерево на переднем плане.
– Отлично! – поразилась Зои. – Очень гармоничная композиция. Окей, первое, что вы должны сделать…
– Что значит «окей»?
– Если вы провели рядом с Эми хотя бы десять минут, то слышали это слово раньше, – одернула она его, пытаясь выглядеть строгим учителем.
Он ухмыльнулся и посмотрел на бумагу, лежащую на его коленях.
– Что мне теперь делать?
– Попробуйте набросать общие контуры, чтобы получить правильные пропорции. Это основа вашего рисунка. Без этого, как бы вы не были мастеровиты, рисунок не получится.
Он посмотрел на озеро, затем вниз на бумагу и снова на озеро.
– Покажите мне, – попросил он.
Зои придвинулась к нему, положила свою руку поверх его и, направляя его руку, запечатлела очертания озера на бумаге.
– Видите? Вот так. А где должна быть беседка?
Он повернул лицо к ней.
– Здесь, – ответил он, не утруждаясь взглянуть на бумагу.
– Это… – она хотела было сказать, что неверно, но его палец указывал прямо в точку. – Правильно. Итак, теперь мы сделаем набросок садовой беседки.
Поскольку строение следовало расположить с дальней стороны листа, ей пришлось перегнуться через него.
– Вы будете смотреть на бумагу? – резко бросила она, снова сев на корточки. – Послушайте, вы сейчас отказываетесь от своего шанса. Я знаю о классовой системе в Англиии и действительно даю вам возможность выбраться из конюшни. Возможно, вы никогда не станете великим художником, но это восемнадцатый век. Вы неплохо проживете, изготовляя портреты хоть немного схожие с оригиналом. Или вам больше нравится выгребать навоз до конца жизни?
Он уставился на нее, несколько минут переваривая услышанное, а затем взял у нее карандаш. Взглянув на озеро, он нанес несколько штрихов. И повернул к ней набросок.
– Это вы имели в виду, предлагая мне выбраться из конюшни?
Взглянув на рисунок, Зои отметила совершенство пропорций и как всего лишь несколькими штрихами он схватил все детали.
Казалось, тысячи вопросов роились в ее голове. Очевидно, над ней сыграли шутку. Этот мужчина и есть художник, Рассел Джонс. Она убьет Эми за ее ложь о тощем гнилозубом коротышке.
Но ведь он тоже лгал ей. Он представился Маккензи и постарался, чтобы она не узнала правду.
Вначале ее охватил гнев. Эти двое выставили ее полной идиоткой. Они лгали, секретничали и смеялись над ней. А потом она развеселилась. Они пошутили по-доброму.
Он смотрел на нее с высокомерием, но под этой маской она угадала волнение. Он понял, что разоблачен и беспокоился, что она откажется с ним дальше общаться.
Она не собиралась делать то, чего он ожидал.
– Ваша работа как-то примитивна и грубовата, – оценила она со всей надменностью. – Но для первого раза, вполне приемлемо.
В его глазах промелькнуло такое облегчение, что она еле сдержала смех.
– Примитивна, да? – Он забрал блокнот обратно, а затем переводя взгляд то на нее, то вниз, начал быстро рисовать. Всего лишь минуту спустя, он повернул рисунок к ней.
– Есть сходство?
Зои едва не задохнулась. Ее портрет, нарисованный им, был прекрасен, как рисунки Болдини [21]21
Джованни Болдини (итал. Boldini Giovanni) – итальянский живописец. Один из лучших портретистов конца XIX – начала XX века. Многие его работы можно посмотреть здесь: www. jssgallery.org/Other_Artists/Boldini_Giovanni/Giovanni_Boldini.htm
[Закрыть], великолепного портретиста эдвардианской эпохи [22]22
Эдвардианская эпоха – время правления Эдуарда VII (англ. Edward VII) (9 ноября 1841, Букингемский дворец, Лондон – 6 мая 1910, там же) – король Великобритании и Ирландии, император Индии c 22 января 1901 (вступил на престол в 59-летнем возрасте), австрийский фельдмаршал (1 мая 1904), первый из Саксен-Кобург-Готской (ныне Виндзорской) династии.
«Эдвардианская эпоха» (по ностальгическим коннотациям примерно соответствующая «серебряному веку», «мирному времени», «времени до 1913 года» в России) ознаменована усилением политической активности населения, ростом социализма и феминизма в Британии, промышленно-техническим развитием.
[Закрыть]. Однако, он изобразил ее спесивой и презрительной.
– М-м-м-м, – она притворилась, что не видит ничего особенного.
Он без единого слова передал ей бумагу и карандаш. Этот жест говорил «Попробуй лучше, если сможешь».
Вот оно, поняла она. Если я не нарисую так же хорошо, то потеряю его уважение. Зои радовалась, что выпила довольно много грушевого сидра, иначе она бы нервничала. Она на том же листе со своим портретом быстрыми движениями запечатлела его, объединив образы в единый рисунок. Его лицо она сделала чуть меньше своего, а его взгляд был полон страха, словно он испугался женщины, возвышавшейся над ним. Он взирал на нее с трепетом, словно умоляя.
Она показала ему изображение. На мгновение он опешил. Зои испугалась, что он разозлится. В следующую секунду он покатился со смеху.
– Вы заслужили это! – засмеялась она вместе с ним. – За ту дрянную шутку, что вы со мной сыграли!
– Я не при чем, – хохотал он. – Я невинное существо, пойманное в сети лжи меж вами и той ведьмой на кухне. Она помыкает бедным хозяином, но никогда раньше не трогала меня. Она придумала ложь, а не я.
– О, неужели? А кто сказал мне, что его зовут Маккензи?
– Это так. Рассел Маккензи Джонс.
Зои захлебнулась от смеха.
– Это ужасная шутка и мне не следовало бы смеяться. Вы такой же фальшивый, как и тот мужчина.
– Какой мужчина?
– Ваш хозяин. Или это тоже ложь? Может, вы хозяин этих владении, а он просто разгуливает тут с напыщенным видом.
– Лорд Тристан? – удивился Рассел, приходя в себя. – Вы говорите так, словно невзлюбили его.
– Я предложила починить рамочку миниатюрного портрета его жены, а он заявил мне, что с этим справится только мужчина.
– Он так и сказал?
– Ну, – помялась Зои. – Не дословно. Но что-то в этом роде.
– А, понятно, – ответил Рассел. – А может, он не хотел оскорблять человека, который живет рядом с ним уже почти год и который стал ему другом? Возможно ли такое объяснение его словам?
– Возможно, – согласилась Зои. – Женщины в моем времени склонны видеть шовинизм там, где его нет.
– В вашем времени? – насторожился он.
Она махнула рукой в опровержение.
– Я имею в виду в моей стране. Расскажете что-нибудь о себе?
– Это мое излюбленное занятие, – заверил он, растягиваясь на траве под деревом. – С чего начать?
– Где вы родились? Где работали и обучались ли на художника?
Последний вопрос открыл ему глаза.
– Хотите сказать, что вы не обучались?
– Со мной произошел несчастный случай, – тихо сказала она. – А очнувшись, я начала рисовать.
– Сколько вам было лет?
– Девятнадцать.
– А сейчас?
– Двадцать пять.
Он с минуту смотрел на нее.
– В таком почтенном возрасте и без мужа? Без детей?
– Еще ни один мужчина не понравился мне настолько, чтобы с ним остаться. Как насчет вас? Вы ведь старше меня. У вас есть жена и дети?
– Никого, – признался он. – Были кое-какие варианты. Мама упорно подыскивает мне кандидаток в жены. Но пока ни одна из них мне не приглянулась.
– Ваша семья в Шотландии?
Он ухмыльнулся.
– Только мои родители, а не я. Зато у меня такой же выговор, как у них. Вы слышите вереск в моем голосе? – спросил он с акцентом.
– Немного, – поддразнила она. Его акцент был ясно различим, когда он волновался. – Когда вы поняли, что хотите стать художником?
– Я всегда хотел писать картины. Едва мне исполнилось три года, как я чуть не залез в камин ради углей. Я нарисовал углем лицо матери на стене.
– И что она сделала?
Рассел улыбнулся, вспоминая.
– Я рассказывал эту историю много раз. Мы жили в Лондоне в одном из беднейших районов. Мой отец на повозке развозил бочонки пива по трактирам и пивным. Он был добрым и сильным как его лошади, но неграмотным, – он взглянул на Зои, словно ожидая осуждения из-за отца, занимавшего столь низкое положение.
– А ваша мать? – спросила она.
– Она не была красавицей, но голова у нее варила, – он тихо засмеялся. – Ее сообразительности хватило бы на двадцать мужчин. Увидев, мой рисунок, она приоделась и отправилась в дом сэра Маркуса Вандерштена, – он скользнул взглядом по лицу Зои, определяя, не знакомо ли ей это имя. Но имя ей ничего не говорило. – В то время он был известнейшим художником. Не было графа или герцога, чей портрет он бы не написал. По слухам, его характер был настолько же ужасным, насколько великолепной его живопись. Все позировавшие боялись его. На герцога он накидывался так же, как и на мусорщика.
– Как шестилетний мальчик с резиновой лентой, – представила она, вспомнив один дом, в котором жила. – Держу пари, ваша мать не испугалась его.
– Конечно, нет, – согласился Рассел. – На следующий день после того, как я разрисовал стену, она пошла к нему домой, постучалась в дверь и сказала прислуге, что ждет его в гости, чтобы показать рисунок на стене, нарисованный трехлетним сыном.
– Могу себе представить, как он отреагировал на это.
– Он игнорировал ее три дня, но она разбила лагерь напротив его крыльца. Наконец, он вызвал шерифа, чтобы прогнать ее. Но она стала кричать, что он трус боящийся признать, что ее сын в три года рисует лучше, чем он сможет, дожив до ста лет.
Рассел закрыл глаза на мгновение, а затем открыл. Он распростерся на траве, заложив руки за голову.
– Старик услышал ее слова и принял их как вызов. К тому же возле его дома собралась толпа. Они наблюдали за неугомонной женщиной, не поддающейся на уговоры. Старик понял, что люди поверили ей и скоро распространят слухи, что он испугался по части художества уступить трехлетнему мальчишке.
– Он вышел, приказал шерифу отпустить женщину, затем последовал за ней в наш скромный домик.
– И он увидел ваш заветный рисунок.
Рассел расхохотался.
– К тому времени я уже разрисовал углем все стены, докуда смог дотянуться. Всевозможными лицами.
– Что же он сказал, обозрев ваше художество?
– Отец присматривал за мной, пока мама оккупировала крыльцо мастера. Он рассказывал мне, что челюсть старика отпала почти до груди. Так он поразился.
– И? – поторопила Зои, когда Рассел сделал паузу. – Что же он сделал?
– Он велел матери привести меня к нему, когда мне исполнится семь. Мать возразила, что он помрет к тому времени, и ей придется искать другого учителя. Со слов отца, художник усмехнувшись сказал «в шесть лет», а затем покинул дом.
– Вау, – восхитилась Зои. Она разлеглась на траве рядом с ним на расстоянии вытянутой руки. – Вау, до чего замечательная история. Вы знали, что можете рисовать чуть ли не с рождения, а я об этом и не подозревала, пока не выросла. Вы пришли к нему, когда вам исполнилось шесть?:
– Да, в мой шестой день рождения мы с мамой были там.
– Она ведь не бросила вас одного? Шестилетнего ребенка со злым брюзгливым стариком!
И опять Рассел рассмеялся.
– Я же говорил, моя мать была очень умной. Она годами готовилась к ученичеству своего единственного чада. Она выяснила, что слуги не задерживались в его доме. Они сбегали из-за его гневливости и несправедливых обвинений. Никто не задерживался дольше года.
– И что придумала ваша мать?
– Она послала меня к нему с полной коробкой еды.
Зои вопросительно взглянула на него.
– За те годы, пока я рос и рисовал так много, что по ее словам тронулся умом, она научилась готовить. Торты с заварным кремом. Мясные пироги. Прекрасные с вида и райского вкуса. Мне выделили холодную пустую комнату в доме старика, и каждое утро она стучала в дверь и передавала для меня полную коробку еды. В этом заключался ее план, чтобы старик попробовал ее кулинарные шедевры и нанял на работу.
– У нее получилось?
– Еще бы. Она была его кухаркой года два, а затем стала экономкой. На третий год мой отец тоже устроился к художнику на работу.
– Значит вся ваша семья жила в его доме, – сказала она. – А вы учились искусству на коленях у мастера.
– Гм, скорее попираемый его ногами. Он становился все невыносимее. Он завидовал, чтобы я ни сделал, ревновал и каждые три месяца увольнял мою мать.
– Но она не ушла от него?
– Оставив своего единственного сына? – Рассел улыбнулся. – Она была достойным соперником мастеру. Когда он приказывал убираться, она просто смеялась. Он ведь знал, что никто не сможет ее заменить. Мама содержала дом в чистоте, и обеспечивала обильный вкусный стол, хотя он ворчал из-за каждого потраченного цента.
Голос Рассела понизился.
– Он умер, когда мне исполнилось шестнадцать, завещав все моей матери.
– Ничего себе, – удивилась Зои. – Все-таки он был не так уж плох.
– Был, – сказал Рассел. – Уверен, что найдись у него хоть один родственник, которого он смог бы вытерпеть, он все оставил бы ему. Но таковых не оказалось. Он много работал для церкви, но церковники расплатились с ним только наполовину. Поэтому он ничего им не оставил. Моя мать была единственным человеком, которому он когда-либо симпатизировал.
Зои загляделась на листву на ветвях.
– Что случилось с вашими родителями потом?
– Они по-прежнему там, – ответил он. – Моя мать живет в доме мастера с отцом. Они совсем постарели. Мама пишет мне каждую неделю горькие жалобы, что я не обеспечил ее внуками.
А затем Рассел повернулся и посмотрел на нее. Целую минуту она представляла, как могла бы жить с этим мужчиной, оставшись здесь навсегда.
В следующую минуту разум взял вверх. Да они всего несколько часов как познакомились.
Рассел потянулся к ней и взял ее за руку.
– Иногда сразу чувствуешь, что все идет, как должно быть, – сказал он многозначительно.
Зои взглянула ему в глаза, и ей захотелось перекатиться на него и обнять за шею. Ей захотелось поцеловать его и даже заняться любовью, но она осталась неподвижной. Ведь скоро она покинет эти места, и ей вовсе не хочется ранить ни его, ни себя.
Рассел заметил перемену в ее глазах и понял, что момент упущен.
– Теперь расскажите, как вы учились. Вы потратили три месяца, смешивая краски, чтобы получился цвет солнечных бликов на пруду в полдень?
– Вовсе нет, – ответила Зои, садясь. – У меня никогда не было учителя. Мой талант исключительно от природы. – Она вздохнула. – Некоторым из нас приходиться учиться, а некоторым мастерство даруется [23]23
Аллюзия на слова из провокационного письма из 5-й сцены II-го акта пьесы В. Шекспира «Двенадцатая ночь»: «… не пугайся величия. Одни велики по рождению, другие добиваются величия, а иным оно даруется…» (пер. Д. Самойлова)
[Закрыть].
