Текст книги "Талисман любви"
Автор книги: Джуд Деверо
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 20 страниц)
Глава 28
– Все в порядке? – Колин спрашивал у Джеммы уже в тысячный раз. Это происходило на следующее утро после ареста дяди Джин, и Джемма лежала на диване в гостевом доме. Ноги ее укрывало стеганое одеяло.
Она могла лишь улыбаться, наблюдая за тем, как мистер и миссис Фразьер, и даже Шеймас порхают над ней. Миссис Фразьер хотела уложить Джемму в постель в их лучших гостевых апартаментах в главном доме, но Колин сказал, что их дом – его и Джеммы – лучше подходит для нее.
– Я не больна, я всего лишь беременна, – сказала тогда Джемма.
И от этих слов миссис Фразьер расплакалась – вновь.
В конечном счете, они пришли к компромиссу. Джемма должна была провести следующие три дня в доме Фразьеров, под присмотром миссис Фразьер, а затем ей предстояло переехать в дом Колина навсегда.
– Ты уверена, что с тобой все в порядке? – спросил Колин, глядя на нее со смесью гордости и изумления.
– Да, – сказала Джемма. – Пожалуйста, поезжай и займись делом Эйдриана. И выясни, как дела у Тристана. Я хочу знать, что с ним произошло.
Рой вошла в комнату с телефоном в руке.
– Я могу ответить на этот вопрос. Доктор Трис на полпути в аэропорт понял, что при нем нет телефона, и потому поехал назад, домой, чтобы его забрать. Он застал дядю Джин врасплох, когда тот обыскивал дом.
Джемма посмотрела на Колина, и тот, взяв ее за руку, кивнул. Она была права: Эйдриан искал камень.
– Вор выскочил в окно, и Трис за ним погнался, – сказала Рой. – Этот маньяк спрятался в кустах и чем-то ударил Триса. Видимо, это была клюшка для гольфа. Доктор Трис сказал, что вор целился ему в голову, но он вовремя обернулся, и удар пришелся на его левую руку.
– Насколько серьезна травма? – спросила Джемма.
– Перелом не очень опасный. Ему придется несколько недель походить в гипсе. Его родители прилетели из Саросты, и на какое-то время отец Триса возьмет заботу о пациентах его сына на себя.
– А как Джин? – спросила миссис Фразьер. – Как она со всем этим справляется?
Джемма против воли затаила дыхание. Она знала, что Колин всю ночь допрашивал Джин, но ему так и не представилась возможность рассказать Джемме, что он выяснил.
Колин заговорил, обдумывая каждое слово:
– Она слышала, что Трис собирался уехать из города, поэтому она подумала, что ее дядя, возможно, захочет обыскать дом. Когда Джин приехала туда, она не видела Тристана. К тому времени он лежал без сознания на склоне холма, и Колдуэлл уже успел вернуться в дом. Джин не знала, что ее дядя уже отправил Джемме сообщения с телефона Триса, требуя, чтобы она приехала. У Джин было оружие, и она подкралась к нему незамеченной. Она связала его с помощью скотча.
Колин помолчал немного.
– Джин пыталась мне дозвониться, но из-за грозы маршрутизатор Триса вышел из строя. Если бы Джемма приехала, думая, что нужна Трису, этот маньяк, вероятно, заставил бы ее отдать ему камень, а после убил бы.
Ему пришлось сглотнуть от волнения, прежде чем он смог продолжить:
– Но Джемма поступила очень мудро. Она подъехала к дому не по главной дороге, а направилась в объезд. К тому времени Джин уже прибыла на место и привязала дядю к стулу. К несчастью, он сумел освободиться. Если бы Джемма не напала на него – чего ей делать не следовало, кстати, – он бы убил свою племянницу.
– И все ради камня, который исполняет желания, – с отвращением констатировала миссис Фразьер.
Все присутствующие обратили взгляды на нее. Теперь, когда ее заветное желание осуществилось, она могла позволить себе презрительный тон.
– А где, кстати, эта вещица? – спросил мистер Фразьер. – Я бы хотел на нее взглянуть.
Джемма открыла рот, но Колин не дал ей сказать.
– Пусть это останется между Джеммой и Тристаном. Я его не видел и видеть не собираюсь. Я знаю, что он многие годы находился в доме Тристана, так что право собственности принадлежит ему. И когда я с ним поговорю, я думаю, он согласится передать его на ответственное хранение Джемме. Если она захочет остаться в Эдилине, конечно.
Мистер Фразьер положил руку на плечо сына и обвел взглядом присутствующих.
– Что вы скажете на то, чтобы оставить этих двух голубков наедине? – Не дожидаясь ответа, он начал выпроваживать всех из гостевого дома.
Когда они остались одни, Джемма сбросила стеганое одеяло и встала.
– Не знаю, как насчет тебя, а я ужасно проголодалась.
Она направилась на кухню, но Колин за ней не пошел.
Когда она оглянулась, он стоял, опустившись на одно колено, и в руке его был футляр, подозрительно похожий на те, в которых продают дорогие кольца.
Медленно она подошла к нему.
– Ты выйдешь за меня замуж? – спросил он, протягивая ей маленькую коробочку, обтянутую синим бархатом.
Открыв ее, она увидела кольцо, которое не могло быть ничем иным, кроме как семейной реликвией. Перстень с тремя бриллиантами в немного потертой оправе в виде корзинки.
– Я подумал, что старое тебе понравится больше, чем новое, – тихо произнес он.
– Мне оно очень нравится, – сказала она и взяла коробочку, затем протянула ему обратно.
Он вынул кольцо, швырнул коробку на диван и надел кольцо ей на палец. Оно подошло идеально.
– Твоя мать сказала мне твой размер.
– Моя мать? – Джемма была поражена.
– Я подумал, что должен сам ей представиться, и потому позвонил и попросил у нее твоей руки.
Джемма опустилась на диван.
– Ты рассказал ей о… – Она посмотрела на свой живот.
– Когда я ей звонил, я об этом не знал.
Она сидела, а он по-прежнему стоял на одном колене.
– Когда ты это сделал?
– Сразу после нашей встречи в сандвич-баре. Как ты правильно сказала моему брату, я чувствовал себя очень несчастным. – Глаза его сверкнули. – Ты покупала одежду для нашего ребенка, да?
– Да. – Она взяла его лицо в ладони и поцеловала. – Я хочу еще тебя послушать, но твой ребенок так проголодался, что твои уши начинают выглядеть весьма аппетитно. – Она встала.
– Джемма! – В голосе его звучала настойчивость. – Ты не ответила на мой вопрос.
– Какой вопрос?
Он поднял брови, затем опустил взгляд на согнутое колено.
– О! – сказала она, засмеявшись. – Мой бедный мальчик. Как, должно быть, трудно стоять на коленях. Да, я выйду за тебя. Да, да и еще раз да.
– Отлично, – кивнул Колин. – А теперь помоги мне подняться.
Она протянула ему руки, но ему не требовалась ее помощь. Он опрокинул ее на диван. Не спеша, смакуя ощущения, давая волю всем чувствам, переполнявшим их сердца, они ласкали друг друга. Их поцелуи были иными, чем прежде, ибо все сомнения и страхи рассеялись и все их помыслы были устремлены в будущее.
Не видимый ни одному человеческому глазу, камень желаний сверкнул. Он исполнил еще два желания. Джемма принадлежала этому городу и людям, в нем живущим, а Колин обрел свою Настоящую Любовь.
Эпилог
У Джеммы руки не доходили до починки этюдника Шеймаса несколько недель. К тому времени дядю Джин уже экстрадировали в Румынию, где он должен был предстать перед судом в первой серии процессов. Довольно много стран имело к нему вопросы.
Джемма рассказала Колину правду об ограблениях в Эдилине. Она просила снисхождения для Джин, мотивируя это тем, что той и так много пришлось стерпеть от дяди и она не заслужила тюрьмы и лишения права заниматься адвокатской практикой. Колин согласился с Джеммой, но сказал, что закон есть закон.
В конечном счете, ребята из ФБР решили проблему. Они прибыли через два дня после ареста Эйдриана Колдуэлла и отстранили Колина от ведения дела, словно он был деревенским дурачком, который даже не понимал, кого обезвредил. Джемма улыбалась, наблюдая за тем, как федеральные агенты свысока объясняют ему, недотепе, что только тупой не увидел бы в совершенных в Эдилине кражах почерк преступника масштаба Колдуэлла.
– Неудивительно, шериф, что вам не удалось найти преступника, – с глумливой ухмылкой на столичных физиономиях говорили агенты. – Вам, провинциалам, такие дела не по зубам. Досадно, что при осмотре места преступления вы не заметили волоса и отпечатка пальца. Эти пальчики завязаны в кое-каких больших делах, и из-за них Колдуэллу придется провести остаток жизни за решеткой.
Колин, добродушно улыбаясь, пригласил их весь свой рождественский шопинг провести в Эдилине. Федералы похлопали его по спине, сказав, что непременно воспользуются его приглашением.
Только Джемма присутствовала при разговоре Колина и Джин, и ей стало даже жаль бывшую соперницу. Колин не стеснялся в выражениях и весь кипел от возмущения, но Джин заглянула ему через плечо и одними губами сказала Джемме спасибо.
После всех этих волнующих событий город еще долго приходил в себя. Когда миссис Фразьер стала спрашивать Джемму, какого цвета платья она хотела бы видеть на подружках невесты, они с Колином решились на побег. Венчание было скромным, без посторонних, и прошло в ту же субботу, когда Джемма переехала жить в новый дом. Они были очень счастливы.
Разбирая вещи после переезда, Джемма увидела этюдник Шеймаса с отбитым уголком и села его ремонтировать. На венчании Шеймас был единственным свидетелем с ее стороны, и она считала, что должна отплатить ему услугой за услугу – это он держал ее букет, пока они с Колином обменивались кольцами. Джемма полагала, что торчащие из уголка бумаги – рисунки Шеймаса, но когда стала вытаскивать их, то сердце ее едва не остановилась. Такая желтизна и такая хрупкость могли быть только у очень старых документов.
Медленно и осторожно она вытащила бумаги из этюдника. Первое, что она увидела, это имя и дату: «Тэмсен Фразьер Байан, 1895 год».
Джемма рухнула в кресло и начала читать.
«12 февраля 1895 года
Эта история началась, когда мои досточтимые тетушка и дядюшка, Кей и Алекс Макдауэлл, собрались провести лето 1834 года в Англии. Мой дядя, заядлый лошадник, собрался приобрести там несколько породистых лошадей. Они планировали арендовать дом, но моя мать написала Эвану, старшему брату моего отца, графу Риптону, и внезапно все двери открылись перед ними, их стали засыпать приглашениями. Мне хотелось бы сказать, что это было сделано из родственных чувств, но это не так. Жадная, с сомнительной родословной, но зато богатая, жена дяди Эвана ненавидела нас, американских родственников своего мужа, так сильно, что отказалась носить фамилию Фразьер. Но она знала, что дочь тети Кей недавно вышла замуж за Грейсона Армитейджа, наследника одного из самых больших состояний в Америке, и поэтому тетю Кей пригласили пожить у них.
Дома, в Эдилине, приглашение вызвало настоящий фурор. Поскольку дядя Алекс собирался объездить все Британские острова, выбирая лучших из столь любимых им лошадей, тете Кей предстояло большую часть времени проводить без него. По правде говоря, она ничего против этого не имела, поскольку любила свое искусство почти также горячо, как любила свою семью. Если при ней была ручка с бумагой и что-то, на что можно смотреть, она была счастлива.
Но я, двадцатичетырехлетняя жертва несчастной любви, думала, что несчастнее меня нет на земле человека, и потому приложила все силы к тому, чтобы убедить ее взять меня с собой. Я бесстыдно воспользовалась тем, что Эван был моим дядей. То, что он был графом и что его жена отказывалась принимать в своем доме его «безродных» американских родственников, не имело для меня значения. Все, чего мне хотелось, это доказать всему миру, то есть городу Эдилину в штате Виргиния, что я могу найти себе более полезное занятие, чем целыми днями тосковать по мужчине, который, как я была уверена, собирался на мне жениться, но в итоге нашел себе другую невесту.
Я не помню, как мне пришла мысль найти себе компаньонку для путешествия. Я думаю, что это сделала Кей. Возможно, ее пугала мысль о том, что ее спутницей окажется пребывающая в постоянной меланхолии девица, которую придется развлекать, и потому она внушила мне мысль, что я должна взять с собой подругу.
Весной 1834 года мы отправились в путешествие вчетвером. Кей и Алекс, давно жившие вместе, но по-прежнему влюбленные друг в друга – когда я видела, как они держатся за руки, у меня на глаза слезы наворачивались, – и мы с Уинни.
Луиза Уинифред Олдридж была моей кузиной, и мы росли вместе. Ее отец и брат были единственными в городе врачами, представителями третьего или четвертого поколения врачей Олдриджей в Эдилине, и Уинни неплохо разбиралась в медицине. Она ассистировала отцу, еще будучи ребенком. Не могу передать, как нам бывало противно, когда она являлась к нам на чай в платье с пятнами крови на подоле! Некоторые из нас, девочек, падали в обморок при ее живописаниях хирургических вмешательств, особенно ампутаций.
Что нам всем очень нравилось в Уинни, так это ее практичность и рассудительность. Когда бы мы, девочки, ни попадали в беду из-за того, что делали то, чего нам делать не следовало – обычно потому, что нас на это науськивала одна из этих хулиганок, девочек Уэлшей, – именно Уинни нас успокаивала и помогала найти выход из ситуации.
Я выбрала Уинни из многих своих подруг дня путешествия в Англию, потому что она не испытывала ко мне жалости из-за того, что меня бросил мужчина, которого я по-настоящему любила. Уинни относилась к тому унижению, которому я подверглась, со свойственной ей деловитой практичностью. Она сказала:
– Роберт Элландейл не лучше того, что выходит из задней части кобылы. – Она сказала это только один раз и больше никогда на эту тему не распространялась, но этого было достаточно. Я знала, что она думает по поводу того, что со мной произошло, и знала, что она мнения своего не изменит. Уинифред Олдридж была крепким орешком, настолько же основательной, насколько я в то время была взбалмошной.
К тому времени как пришла пора отправляться в плавание, я уже настолько оправилась от удара, что могла помахать на прощание подругам, что пришли нас проводить. Через несколько недель, когда мы добрались до Саутгемптона, я размышляла о том, что у моего дяди есть два сына как раз того возраста, когда пора задуматься о женитьбе. Старший, Джулиан, должен был унаследовать графский титул. Роберт Элландейл позеленел бы от зависти, если бы я вернулась домой под руку с Джулианом!
Я думаю, что должна признаться в том, что это я украла Харвисл – камень желаний. Несмотря на то, что мне было только восемь, когда дедушка Шеймас умер, я была тем ребенком, которому больше других было известно о Том времени, когда он жил в Шотландии. Холодными зимними вечерами я сидела у него на коленях, и он рассказывал мне свои истории о тех далеких днях. Моими любимыми всегда были истории о камне желаний. Он рассказывал мне, как колдунья сотворила его и дала в знак благодарности юному сильному Фразьеру, который спас жизнь многим людям. Дедушка Шеймас сказал, что камень может исполнить желание любого члена семьи, – главное, чтобы это желание шло из самой глубины сердца.
Он рассказал мне о том, как его отец Эрстед упустил свой шанс. Когда Эрстед был молод, все, о чем он мечтал, чего хотел от жизни, это жениться на красавице Мэри Мактерн, дочери вождя клана. Эрстед думал, что такой брак даст ему власть и положение в клане, заставит людей смотреть на него как на важную персону. Его страшно бесило то, что на их семью смотрят как на стадо мулов. И, страстно желая уважения, Эрстед вытащил камень из свинцового футляра и загадал желание.
Желание это, должно быть, действительно шло от самого сердца, потому что на следующий день он застал Мэри Мактерн одну на прогулке и овладел ею силой. Мне не хочется думать о том, через что пришлось пройти бедной девушке. Все мужчины Фразьеры крупные и невероятно сильные. Мэри знала, что, рассказав отцу о том, что с ней сделали, она неизбежно вызовет войну в клане, и потому сохранила тайну. Когда месячные не пришли в срок, она пошла к отцу и сказала, что любит Эрстеда Фразьера и хочет выйти за него замуж. Весь клан был в ужасе. Нежная, красивая, образованная Мэри по доброй воле отдает себя во власть горластому, невежественному, гневливому Эрстеду Фразьеру? Говорили, что стенания ее матери были слышны на многие мили вокруг.
Но Мэри понимала, что, скажи она правду, погибнут многие безвинные люди, и потому в возрасте шестнадцати лет она вышла замуж за двадцатидвухлетнего Эрстеда Фразьера. Очень скоро, поскольку над ним продолжали смеяться, продолжали считать его дураком, он стал вымещать свой гнев на жене. Она как могла скрывала синяки и говорила родителям, что очень счастлива. Она оказалась плодовитой и родила восемь больших здоровых сыновей. Когда они подросли, Эрстед стал срывать свою злость на них, как и на своей жене.
Мэри рассказала четырем своим старшим сыновьям о камне, и каждый из них загадал самое заветное желание. Они были простыми парнями, и все, чего хотели, – это поскорее распрощаться со своим отцом и найти хорошую работу где-нибудь подальше от дома. И получилось все так, как они пожелали. Но когда Шеймас, мой дед, достиг того возраста, когда и он мог уехать из дома, он не стал этого делать. Он остался дома, чтобы заботиться о своей матери и троих младших братьях и оберегать от отца.
Однажды ночью его пьяный отец не вернулся домой. Дедушка Шеймас никогда не рассказывал мне о том, что именно случилось той ночью, и я, если честно, не хотела допытываться. Не хочу даже представлять, что могло произойти тогда. Главное, что с той поры Шеймас, его мать и трое младших мальчиков наконец обрели покой. Однако их расточительный папаша не оставил после себя ничего, кроме долгов, и еще развалюху, которую и домом назвать было трудно. Семья была так бедна, что я даже не знаю, как они выживали.
Дедушка Шеймас рассказывал, что еще хуже нищеты было то, что вся семья была предметом насмешек. Его главным врагом был его двоюродный брат, Ангус Мактерн, который должен был стать вождем клана. Мальчишками они часто дрались, и соплеменники всегда принимали сторону Ангуса. Когда имущество клана оказалось проигранным в карты, Шеймас сказал, что был этому рад, потому что теперь будущему вождю нечем стало распоряжаться и нечем владеть. Но он зря радовался – соплеменники продолжали возлагать все свои надежды и чаяния на юного Ангуса и хотели, чтобы он стал их вождем, и по-прежнему потешались на Фразьерами и презирали их. «Большой как вол, но ума меньше, чем у вола», – отозвался как-то о нем, когда он был еще мальчишкой, один из соплеменников, и Шеймас услышал и запомнил эти слова.
Мой дедушка сказал, что он «отплатил обидчику той же монетой», но что именно он с ним сделал, дед не уточнял.
И только когда в замок Макгернов приехала жить молодая англичанка по имени Эдилин Тэлбот, Шеймас решил воспользоваться камнем желаний. Держа камень в руке, он сказал, что хочет золота – много золота.
Его мать Мэри видела, что камень исполняет желания на свой лад, то есть, с одной стороны, исполняет, а с другой – лучше бы и не исполнял. Исполнение желаний покойного мужа стоило ей многих мучений, и она не хотела такой же судьбы для своих сыновей. Она не знала, может ли камень исполнить ее желание, поскольку крови Фразьеров в ней не было, она была лишь женой одного из них и матерью восьми других, но попыталась уравновесить недальновидное желание Шеймаса, загадав свое. Она взяла камень из его рук и сказала, что надеется, что он получит золото, но она также хочет для него лучшей жизни. Под этим она имела в виду, что в его жизни будет любовь. То, что ни один из ее сыновей не пожелал себе любви, причинило ей больше боли, чем все побои мужа.
Дедушка Шеймас смеялся, когда рассказывал о том, что произошло с ним позже: как он приехал в Америку и как все кончилось тем, что он спас Ангуса Макгерна от неминуемой гибели.
«Не зря говорят: хорошо смеется тот, кто смеется последним, и в этот день пришел мой черед посмеяться», – говорил он. Я знала, что он хотел сказать. Он ликовал, наслаждаясь унижением своего двоюродного брата.
Я любила слушать его рассказы о том, как он ухаживал за бабушкой Пру. Он сказал, что она приехала в старый замок Мактернов, потому что искала дядю Эдилин, и когда Шеймас ее увидел, то влюбился с первого взгляда.
«Она ехала на лошади, такой большой, что ей под силу было тянуть груженую подводу, – вспоминал он, и глаза его подергивались дымкой. Он очень любил бабушку Пруденс. – И когда слезла с лошади, то оказалась почти такой же высокой, как я».
Я слышала ту же историю от бабушки Пру, но она была более откровенной. Она сказала, что, как только увидела Шеймаса Фразьера, ей захотелось бросить его на стог сена и разобраться с ним по-свойски.
«Я так устала от женоподобных мужчин!» – говорила она.
Всякий раз, слушая эту историю, я дивилась прихоти случая, что свел этих двух людей. Она была дочерью графа, а он – немногим лучше младшего конюха. Моя бабушка была крупной женщиной, не толстой, но высокой и ширококостной. И даже в юности лицо ее не было хорошеньким.
«Красота в глазах любящего», – со смехом говорила она, а потом шлепала своего мужа по спине так сильно, что, будь он помельче, непременно бы упал.
К тому времени как мне исполнилось семь, мои бабушка и дедушка совсем состарились, но дедушка Шеймас сказал, что не намерен покидать этот мир раньше, чем его кузен Ангус. Жена Ангуса Эдилин умерла в 1817 году, и после этого Ангусу расхотелось жить. Он умер на следующий год. Дедушка Шеймас говорил, что он должен был бы обрадоваться, когда Ангус ушел из жизни – «мой давний враг», как он его называл, – но радости не испытал. После смерти Ангуса дедушка Шеймас и сам начал быстро сдавать, и когда умерла бабушка Пру, он пережил ее всего на три месяца.
«Все теперь ушли, – говорил он мне, лежа на кровати, которой суждено было стать его смертным одром. – Враги, друзья, близкие – все ушли. Я думаю, пора мне пойти с ними повидаться. Хотелось бы мне вновь разыграть старину Ангуса и посмотреть, как он будет злиться!»
Он умер три дня спустя. Просто уснул и больше не проснулся. Мать сказала, что он улыбался, когда они обнаружили его мертвым. А отец добавил, что он там с Пруденс, так что, должно быть, очень счастлив.
В тот день, когда умер мой дед, я попросила отдать мне на хранение камень желаний. Я знала, что дед всегда хранил его в шкатулке вместе с семейной Библией. Отец сказал, что эта история о камне желаний не более чем миф, но, с другой стороны, он никогда не относился всерьез к старинным легендам и не любил их слушать. Он был из тех, кто живет насущным днем, и его главной страстью было все, что имеет колеса. Его компания делала повозки и экипажи, которые считались лучшими в стране. Как-то раз сам президент Медисон заказал у него экипаж. (Мой отец смеялся, рассказывая об этом, потому что ему пришлось сделать сиденья в коляске повыше, чтобы люди думали, будто этот коротышка на самом деле выше ростом.)
– Можно мне взять себе камень желаний на память о дедушке? – спросила я у отца, и он пробормотал что-то, что можно было принять за согласие. Я успела усвоить, что, если у моего отца попросить что-то, когда он занят делом, он скажет «да» на все, что угодно, лишь бы от него отстали. Я очень надеялась, что отец не напомнит маме о камне. Но в этом мне не повезло. Она увидела, что камень пропал, и тут же догадалась, что взяла его я. Она отняла у меня камень, и я нашла маленький свинцовый футляр в глубине выдвижного ящика ее секретера много лет спустя, уже будучи взрослой. (Свинец удерживает магическую силу в узде. Стоит его вытащить из свинцового плена, как камень начинает мигать, выполняя свою работу.) Во второй раз я уже ни у кого разрешения не просила, просто взяла камень, сжала в ладони и пожелала от всего сердца, чтобы Роберт Элландейл меня полюбил.
Наверное, желание это не было самым заветным, потому что Роберт все равно меня предал. Он нашел женщину, чей отец умер, оставив ей три дома. После смерти родителей я должна была унаследовать неплохие деньги, но до той поры я целиком зависела от их щедрости и расположения ко мне, и Роберт об этом знал.
Согласно легенде камень исполняет только одно желание каждого из Фразьеров, и я рассудила, что если желание насчет Роберта так и не исполнилось, значит, у меня осталось в запасе одно желание. С этой мыслью я спрятала камень в портмоне, которое брала с собой в Англию. Когда мать увидела, что камень пропал, она сразу догадалась, что взяла его я. Моему брату этот камень был безразличен, как и моему отцу. Да простит меня Бог, но я поклялась, что не брала его и не знаю, кто его взял. Поскольку это случилось в тот день, когда Роберт венчался, я подумала, что Бог из милости закроет глаза на мою бессовестную ложь.
Я взяла Камень желаний с собой в Англию, втайне рассчитывая воспользоваться им, чтобы вернуться домой не одной, а об руку с мужчиной. Но не мне, а Уинни понадобилась волшебная сила камня.
Она и красавец Джулиан крепко полюбили друг друга и хотели пожениться. Но его мачеха, эта высокомерная выскочка, которая ненавидела американскую родню своего мужа, не вынесла самой мысли о том, что Джулиан унаследует все, включая титул. Ей так хотелось, чтобы ее жирный уродливый сын Клайв получил все.
Я никогда не говорила об этом Уинни, но видела, как мачеха Джулиана наблюдает за ними из окна. Джулиан и Уинни стояли рядом и смеялись. Несмотря на то, что они никогда не прикасались друг к другу и не делали ничего недозволенного, легко было догадаться, что они любят друг друга. Только я знала о том, что они собирались сбежать на следующий день. Что-то во взгляде той женщины, которая наблюдала за ними, испугало меня. В ту ночь я вытащила камень из его свинцовой тюрьмы и пожелала от всего сердца, чтобы Джулиан и Уинни были вместе навсегда.
Я понятия не имела о том, что, когда загадала это желание, Джулиан был уже мертв.
На следующий день, когда Уинни сообщили о том, что тело Джулиана нашли, она вела себя стойко. Она не плакала. Только те из нас, кто любил ее, знали, как ей было больно.
Зато мачеха Джулиана пролила потоки слез. Я никогда не верила в то, что Джулиан упал с крыши случайно. Когда его мачеха изображала безутешное горе, да так, что ее в церковь под руки вели, я не поверила ни одной ее слезинке. Я сказала тете Кей, что, по моему мнению, это мачеха убила Джулиана.
Тетя Кей ничего не сказала, но я думаю, она со мной согласилась. Мы покинули Англию вскоре после этого, и, когда плыли домой, Уинни обнаружила, что носит под сердцем ребенка от Джулиана. И вот тогда слезы полились из нее – слезы радости и счастья.
Для меня эта новость явилась доказательством того, что все, что говорили о камне желаний, – правда. Камень сделал все, что мог, но я всегда задавалась вопросом: остался бы Джулиан жить, если бы я загадала желание раньше?
Я не стала рассказывать Уинни о своем желании, потому что она бы только усмехнулась и напомнила о том, от чего получаются дети. Кроме того, я не хотела умалять ее счастье.
Ей захотелось тут же побежать и немедленно рассказать тете Кей и дяде Алексу. Пока мы бежали к их каюте, я думала о том, что тетя и дядя – люди старой закалки, и могут даже осудить Уинни, но опасения мои оказались напрасными. Никаких лекций о грехопадении не последовало. Они лишь переглянулись, и в глазах их был озорной блеск, словно им тоже было кое-что известно о страстях юности.
И все же я с тревогой думала о том, как встретят эту весть родители Уинни. Она согласилась на то, чтобы первым им поведал обо всем дядя Алекс. Видимо, он нашел нужные слова, потому что новость была встречена ими с радостью. Родители договорились, чтобы в церковных книгах мальчика записали как Патрика Джулиана Олдриджа, рожденного от ее брата и его жены. То, что ребенок считался законнорожденным, уберегло бы его от насмешек и унижений.
Деньги, полученные в наследство от бабушки и дедушки, Уинни потратила на постройку чудного маленького домика у озера; там она и растила своего ребенка. Она так и не получила официального диплома врача, но она так многому научилась у своего отца и деда, что пациентов у нее было более чем достаточно.
Юный Патрик вырос и превратился в красивого молодого человека, такого же красивого, как его отец. Он стал врачом и остался работать в городе.
Что же до Уинни, то она так никогда и не вышла замуж. Тетя Кей вырезала маленький портрет Джулиана и поместила над камином в доме, который Уинни построила для себя и своего сына. Дядя Алекс придумал хитроумный способ, как превратить гравюру в дверь тайника. В этот тайник мы и спрятали камень желаний, и я надеюсь, что тайна его так никогда и не будет раскрыта. Как оказалось, мне не потребовалось никакой магии, чтобы отыскать человека, который бы меня полюбил и кого я смогла бы полюбить в ответ. Я прожила хорошую жизнь. Я не хочу показаться сентиментальной, но даже по прошествии стольких лет каждый день я вспоминаю об Уинни и тоскую по ней».
– Как мило, – сказала Джемма.
