Текст книги "Убийственная красавица"

Автор книги: Джой Филдинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 26 страниц)

4

Торранс представлял собой даже не город, а несколько непересекающихся улиц, которые с годами увеличивались и переходили одна в другую, пару десятков разобщенных ферм, фруктовых садов и болот. Население города насчитывало около четырех тысяч человек христианского вероисповедания, охватывало все социально-экономические слои общества, от богачей-нуворишей до спившихся бедняков. Он располагался приблизительно в часе езды на запад от Форта-Лодердейла, неподалеку от слияния 27-й магистрали с участком I-75,[14]14
  Сокращенное наименование межштатной автомагистрали Interstate-75.


[Закрыть] известным как Долина аллигаторов. Так называемый Торранс-центр состоял из нескольких банков, почтового отделения, аптеки, пары ресторанов, магазина охотничьих и рыбацких принадлежностей, ломбарда, универмага, страховой компании и юридической конторы, на фронтоне которой тянулся написанный от руки серебристой краской девиз, гласивший, что вся надежная юридическая команда – и отец, и сын, и верный помощник – «счастливы служить, готовы судиться и обещают уладить». Остальной город расползался от этого пяточка, как круги по воде. Поблизости располагался торговый центр с супермаркетом, кинотеатром, тату-салоном и магазином, торговавшим джинсовой одеждой. Чуть дальше находился «Макдоналдс», «Арбис» и KFC.[15]15
  Сети ресторанов быстрого питания.


[Закрыть] Там же был и «Честерс».

«Честерс» представлял собой одно из тех местечек, которые встречаются во всех маленьких американских городках. Он располагался в четверти мили от главного шоссе и с виду выглядел совершенно непритязательно – деревянное здание с белой отделкой, выкрашенное в светло-серый цвет. Внутри здания было просторно, темно и шумно. Шум усиливался из-за высоких деревянных потолков и деревянных полов, которые создавали дополнительную акустику, к тому же грохот от бильярдных столов тоже вносил свою лепту. Официантки в коротеньких розовых шортах и соблазнительно узких белых футболках с надписью «Честерс» на груди сновали от большой освещенной неоновыми огнями стойки к кабинкам полированного дерева, с подносами в руках и застывшими улыбками на лицах. В «Честерсе», названном так по фамилии его основателя, лукавого седовласого семидесятилетнего старика, который готовил лучшие гамбургеры в городе, всегда было полно народу. Весь город, казалось, только и тусовался там, хотя сам мистер Честер с годами все реже показывался на людях и предпочитал отсиживаться на кухне, почти полностью переложив все управление на плечи Кэла Гамильтона. Местное население по-разному относилось к нему. Кто-то – в основном мужчины – считал его чванливым занудой, другие – как правило женщины – находили его уверенным в себе и очень сексуальным. Последние, вероятно, не видели синяков, покрывавших хорошенькое лицо и руки его жены. Впрочем, всегда есть дамочки, падкие до дрянных мальчишек, которые в упор не желают видеть, что перед ними садисты. Такие дамочки убеждают себя, что только они-то и смогут сделать из дрянного мальчишки прекрасного благородного мужчину.

Джон Вебер вошел через массивные двойные двери и прищурился, высматривая знакомые лица. В Торрансе жили люди самые разные. То, что одним казалось раем, для других был сущий ад, именно поэтому Торранс ничем не отличался от всех прочих крупных и мелких городов, которыми славится Америка. «Да и весь мир, уж если на то пошло», – подумал Джон Вебер.

«Ад – это другие»,[16]16
  Цитата из пьесы Ж.-П. Сартра «За закрытыми дверями».


[Закрыть] – сказала как-то его жена, правда, он не мог вспомнить, по какому случаю. Напрасно он повторил это высказывание прошлой осенью на родительском собрании, во время натянутой беседы с руководителем драмкружка, который посещала Эмбер, Гордоном Липсманом. Потому что тот кивнул своей огромной снисходительной башкой и сказал, что он tres[17]17
  Очень (фр.)


[Закрыть] впечатлен тем, что местный шериф цитирует Жан-Поля Сартра, и на добрых полчаса разразился тирадой про «доктрину экзистенциализма». По счастью, его оттащил в сторону кто-то из родителей, потому что Джон уже мысленно прикидывал, что ему будет грозить, если он достанет свой пистолет и выстрелит этому напыщенному ослу прямо промеж его косых глаз.

– Вам кто-то нужен, шериф, или найти вам свободный столик?

Джон обернулся на звук знакомого голоса, сжал кулаки и уставился в невинное красивое лицо Кэла Гамильтона. У него было одно из тех лиц с темными пронизывающими глазами, твердыми, как камешки, резко контрастирующими с мягкими волнистыми светлыми волосами, маленьким приплюснутым носом, полными круглыми щечками и крупным брюзгливым ртом с удивительно мелкими зубами, по которому Джону Веберу всегда хотелось врезать. Впрочем, бугры мышц, выступающие из-под закатанных рукавов черной футболки Кэла, напоминали каждому, что лучше быть с этим типом поосторожнее. По слухам, Кэл не одного человека уложил на больничную койку, когда работал вышибалой в ночном клубе Майами, хотя его ни разу, насколько было известно Джону, не арестовывали и не задерживали.

– Я хотел узнать, не заходила ли сюда на днях Лиана Мартин, – сказал Джон.

– Лиана Мартин? – Кэл прищурился, стараясь вспомнить, кто это.

Джон вытащил из кармана рубашки фотографию Лианы. Он всегда с интересом наблюдал, какие эмоции вызывает у отдельных людей необходимость о чем-либо подумать или вспомнить. Кто-то, вроде Кэла Гамильтона, щурился. Кто-то морщил нос и кривил губы, будто ел лимон. Кто-то стучал себя по кончику носа. Иногда все эти действия проделывались последовательно или даже одновременно.

– Лиана Мартин довольно часто бывает в «Честерсе».

– Да? Дайте-ка посмотреть. – Кэл взял фотографию, поднес ее к большой барной стойке и внимательно рассмотрел при свете красных и золотых неоновых лучей.

– А, ну да, я ее знаю. Она постоянно зависает здесь со своими подружками.

– Когда ты видел ее в последний раз?

Кэл покачал головой:

– Кажется, в выходные.

– А поточнее?

– Скорее всего, в субботу, – сказал Кэл, снова прищурившись. – А что? С ней что-нибудь случилось?

Джону послышались в его голосе нотки радостного предвкушения, как будто неприятность, произошедшая с молодой девушкой, потрафляла его низменным инстинктам. Он решил не радовать его раньше времени.

– Со вчерашнего дня ее никто не видел.

Кэл равнодушно пожал плечами.

– Вы же знаете нынешнюю молодежь, – фыркнул он, возвращая фотографию Джону. – Скорее всего, развлекается сейчас со своим парнем.

– Ее парень не знает, где она.

Кэл наклонил голову и посмотрел на него исподлобья, что, видимо, следовало истолковывать как недоверие.

– Я бы не стал так уж из-за этого переживать. Наверняка через пару дней объявится. Попомните мое слово.

– Надеюсь, ты окажешься прав.

– А вы поговорили с ее друзьями?

Джон невольно вздохнул. Последние два часа он и его помощники только и делали, что говорили с друзьями Лианы Мартин. Но все отвечали одно и то же. Со вчерашнего дня девушку никто не видел и понятия не имел, где она может находиться. Но все очень волновались: не в правилах Лианы было взять и смыться просто так, никому ничего не сказав.

– Позвольте угостить вас пивом, шериф, – предложил Кэл. – Кажется, холодное пиво вам не помешает.

Джон хотел отклонить предложение, но передумал. Кэл прав. Бокал доброго холодного пива – именно то, что ему сейчас нужно. К тому же его рабочий день уже закончился, когда он вышел из кабинета, а на все эти поездки по улицам, на разговоры с друзьями и соседями Лианы он потратил свое личное время. Он один раз позвонил домой, но Полин не взяла трубку – чудеса техники и определителя номера! Когда же он наконец дозвонился Эмбер на мобильный, та сказала, что мать смотрит какой-то фильм по телевизору и строго-настрого запретила ее беспокоить. Он спросил дочь, ела ли она что-нибудь на ужин, но та ответила, что ей не хочется. Джон решил купить домой пару гамбургеров – может, получится убедить Эмбер разделить с ним ужин? Впрочем, он заранее знал, что это дохлый номер. Черт возьми, может, поэтому он так и растолстел за последние несколько лет. Чем меньше ела дочь, тем больше он чувствовал себя обязанным есть, будто питался за двоих. Чем сильнее западали у дочери щеки и живот, тем круглее становились его собственные. Если в ближайшее время она не начнет есть, он рано или поздно лопнет.

– «Бад лайт», – сказал он Кэлу. – И пару бургеров с собой. Два чизбургера с беконом, – поправился он.

– Присаживайтесь. – Кэл показал на только что освободившуюся кабинку слева от стойки. – «Бад лайт» шерифу, – приказал он рыжеволосой официантке, которая как раз проходила мимо, игриво покачивая бедрами. – Я передам ваш заказ Честеру.

Джон сунул фотографию Лианы обратно в карман рубашки, глядя вслед Кэлу, который с важностью направился на кухню, засунув большие пальцы в карманы своих черных джинсов. Джона невольно разозлила его нарочито вальяжная, наглая походка, будто он знал, что за ним наблюдают.

Кэл с женой переехали в Торранс два года назад, что само по себе было в высшей степени странным, если учесть, что ни у кого из них не было здесь родственников, а поначалу не было даже работы. Зачем молодой семье переезжать в такую глушь, как Торранс, если только они не прячутся от кого-то? Какое-то время Джон даже думал, не входят ли они в программу защиты свидетелей, но в конце концов решил, что это маловероятно. Такие люди обычно стараются держаться в тени. И если жена Кэла, Фиона, появляясь на публике, ни на шаг не отходила от своего мужа, то уж Кэла-то никак нельзя было назвать скромником. Так что единственным источником сплетен о бурном прошлом Кэла Гамильтона был сам Кэл Гамильтон. Если только, конечно, он не врал.

– Привет, шериф, – проворковал над ним голосок, и тут же пальцы с длинными ярко-красными ногтями поставили перед ним высокий бокал с холодным пивом. – Я слышала, у вас был тяжелый день?

Джон тут же вынул из кармана фотографию Лианы Мартин и протянул ее официантке с неестественными огненно-рыжими волосами.

– Вы случайно не видели на днях здесь эту девушку?

Официантка наклонилась, чтобы получше рассмотреть фото, слегка коснувшись своей полуобнаженной грудью его лица. Он едва не опрокинул стакан, ощутив мгновенный прилив желания.

– Не расплещи пиво, дружок, – сказала официантка шутливым тоном, и Джон поморщился от фамильярности этой девчонки, которая годилась ему в дочери. – Видела. Несколько дней назад. А что? С ней что-то стряслось?

– Она пропала, – ответил Джон, как минуту назад ее боссу. – Можно попросить вас об услуге? Вы не могли бы показать фото другим официанткам – может, они ее видели?

– Не вопрос. – Официантка взяла фотографию и исчезла в толпе.

Через несколько минут он увидел, как она показывает фотографию Лианы бармену, но молодой человек только отрицательно покачал головой.

– Судя по всему, это будет не так-то просто, – пробормотал Джон в свой стакан. Пиво действительно оказалось свежим и холодным. «Человек слова», – подумал он, глядя на Кэла, который в данный момент болтал у стойки с какой-то хорошенькой женщиной. Рука Кэла недвусмысленно легла на круглую попку женщины, но та не сделала ни малейшей попытки ее сбросить, несмотря на то что на нужном пальце у нее было надето обручальное кольцо. Джон не считал себя ханжой и, уж конечно, не являлся образчиком верности, но ему не понравилось то, с какой небрежностью Кэл Гамильтон обращался с дамами. Изменять – дело одно. Но откровенное бесстыдство, выставленное напоказ, – совсем другое.

Джон снова сделал большой глоток. Никогда он не понимал женщин. Его собственная мать была просто клубком противоречий. Обычно тихая и рассеянная, буквально в следующую минуту она могла превратиться в разъяренную мегеру. Сейчас придумали какое-то модное слово «биполярность». Во времена его детства это называлось просто психозом. Неудивительно, что отец довольно скоро потерял терпение от ее неадекватных перепадов настроения и непредсказуемого поведения и по уши погрузился в дела. Когда же в сорок с небольшим она умерла от рака груди, все говорили, что нет худа без добра. Хотя Джон до сих пор скучал по удивительному чувству юмора и остроумию своей матери. Через год после смерти жены отец снова женился, на сей раз на женщине, начисто лишенной какого бы то ни было чувства юмора. Во всяком случае, Джон так и не смог его разглядеть. Зато она сделала отца счастливым. Еще одна загадка.

Джон снова сделал большой глоток, осушив полбокала.

– Ее никто не видел, – сказала официантка, вернувшись к столику Джона через десять минут. – Я даже поспрашивала кое-кого из посетителей, – добавила она и покачала головой в знак того, что здесь тоже безрезультатно.

– Благодарю. – Джон допил пиво и поставил на поднос высокий пустой стакан. Официантка тут же ему подсунула еще один, полный.

– За счет заведения, – отмела она его возражения.

Ну и ладно, решил он. Почему бы и нет? Это просто означает, что он сядет за руль своей машины чуть позже, чем намеревался. Он посмотрел на часы – уже десятый час. Можно еще по крайней мере с полчаса сидеть и цедить пиво, а потом снова заехать к Мартинам. Хотя он уже заезжал к ним после того, как переговорил с друзьями Лианы. Если ему повезет, то он вернется домой, когда Полин будет уже спать. Мысль о каких бы то ни было ненужных разговорах или – что еще хуже – о том, чтобы заняться с ней сексом, казалась просто непереносимой.

Он взял следующий бокал и поднес к губам. Когда ему стала непереносима мысль о сексе с ней? Когда супружеская близость перестала доставлять удовольствие и стала очередным нудным обязательством и тяжким грузом? Так ведь было далеко не всегда. Было время – и не так давно, – когда при одной только мысли о сексе он весь день летал как на крыльях. То, что жену он не любит и никогда не любил, то, что он вообще никогда никого не любил, уж если на то пошло, не имеет никакого значения. Он никогда не путал секс с любовью. И достаточно долго Полин его удовлетворяла. Когда же она стала вызывать у него неприязнь?..

Он еще относительно молод. Невинный контакт с официанткой только что показал, что он может совершенно запросто возбудиться. Тогда в чем же дело? Почему же с женой эрекция не то что быстро пропадает, а порой и вообще не возникает?

Он понимал, что нельзя во всем обвинять Полин. Как только она заметила, что он стал посматривать на сторону и почувствовала, что у него пропал к ней интерес, то сделала все возможное, чтобы внести в их интимные отношения разнообразие. Накупила сексуального белья, жгла в спальне и в ванной ароматические свечи, предложила попробовать новые позы и даже намекнула, что он может воспользоваться своими наручниками. Это ненадолго помогло, но только ненадолго.

Вряд ли Полин была расстроена меньше его тем, что случилось с их сексуальной жизнью, но она хотя бы могла притворяться. Жаль, что он не может сымитировать возбуждение и оргазм. Что и говорить, мужчине это дается гораздо труднее, чем женщине.

– Прошу прощения, шериф Вебер.

Джон едва не выронил из руки бокал с пивом.

– Простите, я не хотела вас напугать.

Джон оглянулся на детский шепоток Далилы, дочери Кэрри Фрэнклин, которая смотрела на него сверху вниз серьезными и большими, как плошки, черными глазами. Он развернулся на стуле, чтобы посмотреть, не стоит ли у нее за спиной мать. Нет.

– Далила, – сказал он, вскакивая на ноги. – Как поживаешь?

– Хорошо. – Она приподнялась на цыпочках, всматриваясь в темный зал. – Вы случайно не видели здесь мою мать?

– Твою мать? Нет. А что, она здесь? – Джон втянул живот, всматриваясь вглубь зала.

– В том-то и дело, что нет. Я не знаю, где она. Она ушла под вечер, чтобы купить сердечные капли для бабушки Роуз, и до сих пор не вернулась. Бабушка уже стала беспокоиться, вот я и обещала ее поискать. Вы правда ее не видели? – У Джона в голове завыла сирена тревоги. Сначала эта бродяжка из Хендри, потом Лиана Мартин, теперь еще и Кэрри Фрэнклин?

«Нет», – сказал он себе, улыбнувшись Далиле как можно более ободряющей улыбкой. Та бродяжка из Хендри просто сбежала из дому. Как, по всей вероятности, поступила и Лиана Мартин. Что же до Кэрри Фрэнклин, то она то и дело ругается с матерью, а с сердцем у той все в полном порядке. Скорее всего, Кэрри встретила в аптеке одну из своих подруг и решила выпить с ней кофе, не испытывая большой потребности возвращаться домой. Кофе плавно перешел в ужин, а может быть, и в кино. Объявится, как только почувствует, что может возвращаться домой. Так же, как Лиана Мартин и та, другая девчонка. Как же ее звали?

«Кэнди, – сказала ее мать, протягивая ему фотографию красивой молодой женщины с затравленным взглядом. – Вообще-то ее зовут Харлен. Харлен Эббот. Но она всегда терпеть не могла свое имя и называла себя Кэнди. Говорила, что Кэнди подходит ей гораздо лучше, чем Харлен. Да, я понимаю, что она уже исчезала, и не раз, и я знаю и про наркотики, и про мужчин, но в этот раз здесь что-то другое, шериф Вебер. Я это чувствую». – «Почему вы так в этом уверены?» – «Потому что, где бы она ни находилась и как долго ни пропадала, она всегда звонила на мой день рождения. А на сей раз не позвонила. У меня день рождения первого марта, я весь день сидела дома и ждала звонка, но, увы, напрасно…» – «Миссис Эббот…» – «С ней что-то случилось, шериф Вебер. А мне никто не хочет помочь…»

– Шериф Вебер?

– Что? Прошу прощения? – Джон Вебер очнулся. Далила Фрэнклин вопросительно смотрела ему прямо в глаза.

– Я слышала, что вы наводили справки о Лиане Мартин.

– Ты ее видела?

– Со вчерашнего дня нет. Вы думаете, что с ней случилось что-то серьезное?

– Надеюсь, что нет. Ты ее хорошо знаешь?

– Мы всю жизнь проучились в одном классе, но подругами никогда не были. Вы же знаете, Лиана – звезда. Она очень милая, в отличие от остальных. Никогда меня не обижала. Мне она нравится. – И Далила убедительно кивнула головой.

– Она никогда не говорила тебе про какие-нибудь неприятности в семье или в отношениях со своим бойфрендом?

– Мне бы она не стала ничего такого рассказывать. Об этом вы лучше спросите Джинджер или Таню.

«Уже спросил», – подумал он, решив, что пора уже действительно возвращаться домой.

– Шериф Вебер, – снова произнесла Далила своим тоненьким голоском, так не сочетавшимся с ее внешним обликом, и по ее испуганному взгляду было ясно, о чем она думает. – Вы ведь не думаете, что с моей матерью что-то случилось?

– Я думаю, что твоя мать, скорее всего, уже дома и до смерти за тебя волнуется, – ответил Джон, прикончив остатки пива и положив на стол чаевые. – Пошли. Подвезти тебя до дома?

– Вот здорово, спасибо. А то идти далековато. К тому же уже темно. – И Далила робко улыбнулась.

Джон Вебер взял ее под локоть и направился к выходу.

– Ой, – сказала она, замерев на месте, и отвернулась в сторону, залившись румянцем, который было видно даже в темноте.

– Что такое?

– Там мистер Питерсон.

– Мистер Питерсон?

– Мой учитель физики. – И она кивнула головой в сторону мужчины, который сидел, ссутулившись, в угловой кабинке и с видом собственника обнимал за плечи девушку, годившуюся ему в дочери.

– С кем это он?

Далила пожала плечами:

– Я ее никогда прежде не видела, а вот про него такое поговаривают…

– Что поговаривают?

– Будто он любит исключительно молоденьких, – прошептала она с заговорщическим видом, когда они оказались на улице.

Они уже почти доехали до дома Далилы, и только сейчас Джон вспомнил про бургеры. В желудке глухо заурчало, когда Далила входила в скромный двухэтажный домик. Потом она вернулась и объявила с сокрушенным видом, что матери еще нет. «Нехороший признак», – пробормотал Джон, развернул машину и поехал домой.

5

Далила со смешанным чувством благодарности и сожаления смотрела вслед его машине. Благодарности – потому что не пришлось топать до дому пешком пятнадцать кварталов, она и так достаточно вымоталась, пока добиралась сюда. Сожаления – потому что ей очень хотелось побыть еще с шерифом. Ей нравился шериф Вебер. Он всегда был добр с ней, в отличие почти ото всех остальных в Торрансе, и она любила с ним поговорить. Он спрашивал о чем-то, глядя прямо в глаза, вежливо выслушивал и ни разу не сказал ей, что она стала бы очень симпатичной, если бы сбросила несколько фунтов. «Наверное, потому, что сам растолстел с тех пор, как перестал путаться с матерью», – думала она, закрывая за собой дверь и теряясь в догадках, куда же ее мать все же подевалась.

Официально считалось, что дочь ничего про их роман не знала. Кэрри – мать предпочитала, чтобы Далила называла ее по имени, говорила, что так чувствует себя моложе, хотя Далила подозревала, что ей просто стыдно за своего несуразного отпрыска – прямо никогда не говорила, что у нее связь с женатым полицейским, хотя в Торрансе все только об этом и судачили. Мать сделала несколько прозрачных намеков – что ей, мол, нравятся мужчины в униформе и что теперь ей не будут выписывать талоны за превышение скорости, и все. Поэтому, когда бы к ним ни наведывался шериф Вебер, Кэрри объясняла, что он заезжал по делам. Далила никогда ее ни о чем не спрашивала, даже тогда, когда ее одноклассники стали отпускать недвусмысленные комментарии по поводу их связи. И когда ее бабушка прямо сказала, что не видит смысла выбрасывать такие деньги на пластические операции, если ее дочь, как последняя дура, расходует это все на женатого мужчину. Через некоторое время Кэрри резко порвала с Джоном Вебером, решив, видимо, что лучше хорошо выглядеть, чем хорошо себя чувствовать. А потом почти сразу же отправилась в Майами, чтобы увеличить свои и без того уже раздутые, как от пчелиных укусов, губы.

Далила потеряла счет всем хирургическим процедурам, через которые прошла ее мать. Когда ее мучила бессонница, она даже развлекалась тем, что принималась их подсчитывать. Помимо регулярных впрыскиваний ботокса и рестилана, на ее памяти были коррекция носа, подтяжка лба, абдоминопластика,[18]18
  Пластика живота.


[Закрыть] липосакция бедер, несколько блефаропластик,[19]19
  Блефаропластика – пластика верхних и нижних век.


[Закрыть] две операции по увеличению груди. Первый раз ее не удовлетворил размер груди и подтяжка лица, которая была ужаснее всего, потому что, когда мать приехала из клиники, вид у нее был такой, будто ее переехал грузовик. Распухшее лицо оказалось покрыто синяками, но через несколько недель опухоль спала, синяки сошли, и Кэрри вернулась в норму. Хотя слово «норма» в сочетании с «Кэрри Фрэнклин» – очевидный оксюморон.[20]20
  Стилистическая фигура, сочетание слов с противоположным значением.


[Закрыть] Кажется, это так называется. Далила подумала, что надо будет спросить миссис Кросби.

Далиле очень нравилась миссис Кросби. Она была не только хорошим учителем и добрым человеком, но и выглядела, как и полагается выглядеть матери. Далила с грустью признавала, что почти не помнит настоящее лицо своей матери. Она действительно не помнила эту красивую от природы молодую женщину на старой семейной фотографии, которая с гордостью прижимала к себе своего новорожденного ребенка.

Далила любила просматривать старые семейные фотоальбомы так же, как презирали это занятие ее мать с бабкой. Любила рассматривать бабушку, с царственным видом восседавшую на пляже на складном стульчике, будто на троне. Ее коробил вид дедушки, который дурачился, напялив на себя соломенную шляпу бабушки; ну а Кэрри и две ее сестры, плывущие со счастливым смехом по океанским волнам, казались ей чужими людьми.

Дедушки уже нет в живых, так же как нет старшей сестры матери, Лоррейн. Другая сестра, Рути, десять лет назад переехала в Калифорнию, и они почти не общались. Так что их осталось трое – Далила, мать и бабушка. Грешная троица, любила шутить ее мать. Куда же она все-таки подевалась?

– Кэрри, это ты? – позвала из гостиной бабушка.

– Нет, бабушка Роуз, это я.

– А-а-а…

Женщина даже не попыталась скрыть своего разочарования, хотя ни она, ни мать девочки вообще никогда не скрывали его по отношению к своей единственной дочке и внучке. Далила вошла в захламленную гостиную. Хотя сложно было бы сказать, чем она захламлена. Там не было ни книг, ни разбросанных повсюду старых газет – ни мать, ни бабушка в руках не держали ничего кроме модных журналов, – и в комнате казалось довольно чисто. Зато какой только дряни здесь не было. Повсюду лежали кружевные салфеточки – на спинке рыжеватого дивана и коричневого кожаного кресла, на телевизоре, на журнальных столиках, стоявших по обе стороны дивана. Стеклянный кофейный столик посреди комнаты загромождали последние номера «Вог» и стопка «Ин Шейп». В углу, рядом с дедушкиными часами, которые давно не ходили, стоял сервант красного дерева со стеклянными дверцами. Сервант был битком набит полупрозрачным розовым и зеленым стеклом времен Великой депрессии[21]21
  Цветные или бесцветные полупрозрачные стеклянные изделия, которые раздавали бесплатно или продавали за бесценок во время Великой Депрессии в тридцатых годах прошлого столетия. Получило также наименование «усталого» стекла.


[Закрыть] и бабушкиной коллекцией старинных фарфоровых статуэток. Бабушка говорила, что это антиквариат, мать же называла их старым хламом. Однажды по секрету она сказала Далиле, что повыбрасывает их – «всю эту кодлу», как она выражалась, – как только бабушка Роуз уйдет от них.

Кэрри никогда не говорила «умрет», она всегда говорила «уйдет». Также среди ее излюбленных выражений были «сыграть в ящик» и «отбросить коньки», хотя при бабушке она никогда ничего подобного не произносила, зная, какой гнев вызовут у той подобные кощунственные слова. Далила знала, что Кэрри мирится с отвратительным характером и властолюбием своей матери только из расчета на то, что к ней перейдет ее состояние.

– Как дела, бабушка Роуз? – спросила Далила, осторожно подходя к старухе. Бабушка сидела посреди дивана, на самом краешке. На ее распухших ногах красовались обшарпанные розовые тапочки, крупные мужские ладони покоились на коленях. Волосы старухи были выкрашены в насыщенный красновато-каштановый цвет, хотя на лбу уже проглядывали седые корни. У нее было круглое лицо с грубыми чертами, карие глаза смотрели холодно и неумолимо. Разве бабушки не должны быть существами добрыми и мягкими? Разве не должны встречать тебя с распростертыми объятиями и угощать свежеиспеченными пирожками? Иначе вообще зачем они нужны?..

– Как у меня, по-твоему, дела? – ответила бабушка. – Я страшно обеспокоена.

– Мама вернется с минуты на минуту, вот увидишь, – сказала Далила, нисколько не уверенная в собственных словах. Где она вообще сейчас находится? Почему не звонит? – Она не звонила?

– Если бы она позвонила, то я бы не беспокоилась.

– Да, конечно. – Далила глубоко вздохнула, стараясь не показывать своего раздражения. Она пыталась убедить себя в том, будто бабушка огрызается потому, что беспокоится из-за дочери, но та просто не умела разговаривать иначе. Неудивительно, что Кэрри пользовалась любой возможностью, чтобы уйти из дома, и не торопилась возвращаться домой. А когда она все-таки объявлялась, то все свободное время проводила за компьютером – лучше уж спокойно поболтать в чате, чем молча сносить упреки матери. В сети всегда можно огрызнуться в ответ.

– Я решила, это она, когда автомобиль подъехал.

– Это была машина шерифа Вебера. Он подвез меня до дома из «Честерса».

– Ну и зря, – сказала Роуз. – Тебе нужно больше двигаться.

Далила с трудом выдавила улыбку и пошла на кухню.

– Тебе принести что-нибудь, ба? Колу или сок?

Роуз покачала головой:

– Нет. И тебе не советую. Ты хотя бы знаешь, сколько сахара содержится в стакане кока-колы? И про апельсиновый сок говорят то же самое. Ты в курсе?

– Да, ты уже не раз говорила мне об этом. – «По миллиону раз на дню», – подумала Далила, зашла в маленькую кухню, открыла холодильник и потянулась за банкой колы.

– Пей простую кипяченую воду, – посоветовала бабушка, как будто видела сквозь стены. – Говорят, что в день нужно выпивать не менее восьми стаканов воды. Ты хоть знаешь об этом?

– Разве можно выдуть столько воды? – ответила Далила, вскрывая банку. В воздух с шипением вырвался газ, пощекотав ей ноздри. Она поднесла банку к губам и с наслаждением сделала большой глоток.

– Вот дуреха, – пробормотала Роуз достаточно громко, чтобы ее услышали. – До чего же упрямая!

– Ты точно ничего не хочешь, ба? Здесь, кажется, осталось мороженое.

– Да нет же, боже ты мой. Говорят, что после семи часов вообще нельзя ничего есть.

– Кто говорит? – Далила вернулась в гостиную, с мрачной решимостью сжимая в руке банку колы, и плюхнулась в коричневое кожаное кресло. Раздался громкий свистящий звук, будто кресло застонало под тяжестью ее веса.

– Все говорят, – сказала Роуз. – И поосторожнее с этой колой. Если расплескаешь…

– Не расплескаю.

– …сама будешь убирать, – закончила бабушка.

Обе несколько секунд молчали.

– Как поживает шериф Вебер?

– Отлично.

– Что он делал в «Честерсе»?

– Пил пиво.

– Без жены, я так понимаю?

Далила кивнула:

– Он зашел туда по работе.

– По работе? – Бабушка приподняла одну бровь.

– Лиана Мартин пропала.

– Что?

– Лиана Мартин. Моя одноклассница. Она пропала.

– Дочь Джуди Мартин?

– Кажется.

– Красивая женщина. Она когда-то заняла второе место на конкурсе «Мисс Америка».

– Кажется, это была не «Мисс Америка»…

– Что значит пропала? – перебила ее бабушка.

– Она не ночевала дома, и никто ее не видел со вчерашнего дня.

Прошло еще несколько секунд, прежде чем до бабушки окончательно дошел смысл этих слов.

– И что думает по этому поводу шериф?

– Пока ничего конкретного.

– Да она, наверное, просто сбежала, – сказала Роуз, хотя прозвучало это не столь уверенно. – Зачем нужно было мне это рассказывать? – тут же набросилась она на девушку. – Ты что, не видишь, что я себе и так места не нахожу от беспокойства?

– Не волнуйся, ба. Я уверена, что Лиана отыщется.

– Какое мне дело до нее, господи ты боже мой! Я беспокоюсь из-за твоей матери. Если у нас здесь объявился маньяк…

– Ого! С чего это ты взяла насчет маньяка?

– У меня дурное предчувствие.

– Ты меня пугаешь.

– Тебе-то чего бояться? Никакой маньяк не станет возиться с тобой.

Глаза Далилы мгновенно наполнились слезами. Неужели она настолько отвратительна, что к ней не прикоснется даже маньяк? Она поднесла банку к губам и опустила ее только после того, как осушила до дна. Слезы к тому моменту уже высохли. Она поднялась:

– Включить телевизор, ба?

– Нет. По этому чертову ящику никогда ничего стоящего не показывают. Может, ты снова прогуляешься? Поищешь ее?

– Бабушка, я устала. И потом, мама сейчас наверняка с доктором Кросби.

– Нет, сегодня он проводит вечер с детьми. Ты ведь не думаешь, что она попала в аварию? Твоя мать так небрежно водит машину.

– Нам бы уже позвонили. – Но где же действительно ее мать? Почему она им не позвонила? – Может, тебе спать лечь, ба? Уже поздно и…

– …и твоя мать до сих пор не вернулась. И пропала молодая девушка. Как я усну, зная, что ее нет дома?

– Ты так заболеешь, – предупредила ее Далила, хотя и сама в это не верила. Роуз была несокрушима, как скала. «Она, наверное, и конец света переживет. Останутся только бабушка Роуз и тараканы. Хорошее название для музыкальной группы, кстати».

– Если хочешь, можешь идти спать, – говорила бабушка. – Я вполне обойдусь без твоего общества.