Текст книги "Убийственная красавица"

Автор книги: Джой Филдинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 26 страниц)

19

Меган чувствовала тошноту. Не потому, что съела что-то несвежее (ничего такого она не ела); не потому, что у нее совершенно не было аппетита и она всерьез подумывала о том, чтобы вообще больше никогда не есть; не потому, что напилась (ей не нравился вкус спиртного, и она никогда не испытывала ни малейшей потребности напиться); и даже не потому, что перекурила (она и сделала-то всего несколько затяжек, к тому же все знают, что марихуана не вызывает расстройства желудка). Нет, ей было дурно потому, что на вчерашнем поминальном вечере в парке она выставила себя полной дурой на глазах у всей школы, когда Грег бросил ее – опять же на глазах у всех, – а она даже не поняла, что такого она сказала и сделала. Только что они мило говорили о его матери, как вдруг он уходит – и все. И потом весь вечер к ней не подходит, по крайней мере в течение всего следующего часа, потому что потом у нее сдали нервы и она ушла домой, ничего никому не сказав, даже Тиму, от которого обещала не отходить ни на шаг, – незаметно выбралась из парка и пошла домой. Одна, ночью, по темноте, когда вокруг бродит убийца, как без устали разглагольствовала потом мать, подъехавшая к дому на такси в тот самый момент, когда из-за угла показался Тим. И теперь Меган на целый месяц заперли дома. Разрешили ходить только в школу и на репетиции (мать настояла, якобы пожалев бедного мистера Липсмана, который не должен не по своей вине лишиться исполнительницы главной роли, а на самом деле, как подозревала Меган, потому, что ей совсем не хотелось на них ходить). А теперь еще у нее конфисковали сотовый телефон и отключили компьютер. Нет худа без добра, думала Меган, зная, что, скорее всего, уже в эту самую секунду про нее сплетничают в чатах по всей Америке. Именно от этой мысли Меган больше всего и тошнило. И еще оттого, что скажет мать, если узнает про Грега Уотта.

Хотя уж чья бы корова мычала, решила про себя Меган. Вид у матери был весьма потрепанный, когда за несколько минут до полуночи она подъехала к дому. Меган смотрела, как Сэнди медленно выбирается из такси и идет, пошатываясь, к входной двери, будто боясь наступить на битое стекло. Не успела она подумать, куда подевалась Рита, как тут, к ее ужасу, из-за угла показался Тим.

– Мама? – позвал он. – А Меган дома?

– Что? Что значит «дома»? А разве она не с тобой? – затем хлопнула входная дверь, и началось такое! Досталось всем. – Что значит не знаешь? Что значит не нашел? Ты ее искал? Ты хорошо ее искал? Да как ты мог?!

А она-то какая дура. Надо же было быть такой дурой – решить, что мать так обрадуется тому, что она жива и здорова и не попалась в лапы кровожадного маньяка, что будет готова простить ей все.

Ничего она не простила. После того как прошел первый приступ эйфории, после того как Сэнди осыпала щеки Меган безумными поцелуями и с хозяйским видом ощупала ее дрожащими руками, она вдруг помрачнела и обозлилась: «Что значит ушла, ничего не сказав брату? Вы должны были все время находиться вместе. Почему ты ушла? Где ты была? С кем? Что значит, ушла домой одна? Ты что, ничего не слышала про убийцу? Просто поверить не могу в такую дурость. Ты чего-то недоговариваешь? – И, не дожидаясь никаких объяснений: – Все! Теперь ты сидишь дома».

Меган, разумеется, пыталась разжалобить мать, но совершенно бесполезно. Хоть Сэнди и была слегка не в себе – даже целая пригоршня «алтоидса» не смогла заглушить запах перегара – все же она не настолько утратила чувствительность, чтобы не увидеть, что дочь что-то скрывает. Поэтому ее нельзя было ни смягчить, ни подластиться к ней, ни сбить ее с толку. И Меган, в конце концов, в слезах убежала к себе.

Когда через пятнадцать минут Сэнди к ней постучалась, Меган решила, что она смягчилась и пришла извиниться. Но мать выдернула из сети компьютер, отключила телефон и вынула из сумочки мобильный, а вместо извинения сказала: «Я в тебе очень, очень разочарована, Меган». Похоже, она ждала объяснений ее поступку.

«Но как, как я ей объясню?» – думала Меган, представляя себя в на удивление нежных объятиях Грега, чувствуя его руки в своих волосах и его дразнящий язык у себя во рту. Она до сих пор чувствовала вкус пива и табака на его губах, слышала боль в его словах, когда он говорил о матери. Они стали вдруг так близки. Может, в этом все дело? Может, она непрошено влезла к нему в душу?

– Какая же я идиотка, – простонала она, рухнув на кровать и разглядывая медленно вращающийся под потолком вентилятор.

– Давай, мой родной. Повеселись как следует. И будь осторожен, – услышала она голос матери, провожавшей Тима. Дверь открылась и снова закрылась.

Надо выйти и извиниться, решила Меган. Может, тогда мать сжалится над ней и по крайней мере вернет ей хоть сотовый телефон. Сэнди обязательно ее о чем-нибудь спросит, что ее совершенно не касается, и Меган польстит ей ложным раскаянием: «Да, мама, ты была права. Я не должна была ходить на эти поминки. Я даже не представляла, как это будет грустно. Конечно, я должна была предупредить Тима, но он в этот момент разговаривал с одноклассниками, а я ведь знаю, как ты беспокоишься из-за того, что у него нет друзей, вот и решила не отвлекать их… Ну, ты же знаешь, что он бы сразу смутился и пошел провожать меня до дома, хотя ему этого совершенно и не хотелось. Да, теперь я понимаю, что повела себя глупо, и, поверь, мне очень жаль. Я обещаю, что впредь буду умнее. Ты простишь меня? Да, кстати, а чем ты сама занималась вчера вечером? Почему приехала домой на такси, почему от тебя пахло спиртным и куда подевалась Рита? Ответь мне на это прежде, чем попытаешься выпытать из меня что-нибудь еще».

Ну, может, не совсем такими словами, подумала Меган, когда зазвонил телефон. Потом раздался еще один звонок, и Сэнди взяла трубку. Меган стояла не дыша, слушая, что скажет мать.

– Привет, Рита, – говорила мать. Судя по голосу, она была не очень рада звонку своей подруги. – Я тут весь день собиралась тебе позвонить… Да, все нормально. Прости, что заставила тебя волноваться.

Значит, мать заставила Риту волноваться? И каким же образом?

– Я бы позвонила тебе еще вчера вечером, когда приехала домой, просто было уже поздно и… Нет, все прошло не совсем так, как я рассчитывала. – Сэнди замолчала. Меган буквально почувствовала, как она оглядывается украдкой через плечо, чтобы убедиться, что ее никто не подслушивает. – Оказалось, что он вовсе не мой знакомый, – продолжала мать, понизив голос и усилив тем самым любопытство Меган. Меган на цыпочках прокралась в коридор. – Да, я помню, что говорила я и что говорил он, но потом выяснилось, что никакой он не сосед. Я вообще его никогда до этого не видела.

Кого она не видела? О ком это ее мать говорит?

– Да, знаю, это было безрассудно. Поверь, я знаю. Я всю ночь себя изводила.

Что такого натворила ее мать?

– Знаю, знаю.

Что она знает?

– Лучше тебе не знать, – сказала мать своей подруге.

Нет уж, мы хотим знать, возразила про себя Меган. Очень даже хотим.

– Сначала мы немного покатались, – сдалась, наконец, Сэнди. – Я не говорила, что он приехал на «порше»?

Ее мать каталась с каким-то неизвестным владельцем «порше»? Вот так-так!

– Да, я понимаю, что это ничего не значит, но что мне еще сказать? Значит, я недалекий человек, которому можно запросто пустить пыль в глаза…

«Я тоже», – решила Меган, подкрадываясь еще ближе и пытаясь представить себе Сэнди в ее красно-белом платье на пассажирском сиденье «порше».

– Потом он сказал, что хочет есть, и я так поняла, что мы сейчас заедем в ресторан, но он сказал, что у него в номере есть курица… Я знаю, что это старая песня, просто я ее слишком давно не слышала. К тому же он был очень любезен и произвел на меня впечатление абсолютно порядочного человека. Ну я и подумала, что… ну, я не знаю… что если не решусь подняться к нему в номер, то, значит, у меня точно с головой не все в порядке.

Меган глубоко вздохнула. Только сейчас до нее начал доходить смысл слов ее матери.

– Да, пошла, – продолжала Сэнди. – Никакой курицы, конечно, не оказалось. Я ее, во всяком случае, не увидела. Нет-нет, ничего такого не было. То есть он попытался, я отказала, он разозлился и немного задел меня, точнее, даже оскорбил. Кажется, слово «жалкая» было одним из самых мягких эпитетов…

Меган охнула, тут же прижав руки ко рту. Какой ужас, думала она. Мать едва ли можно назвать «жалкой».

– Он вышвырнул меня из своего номера, а потом меня стошнило в вестибюле… Да, пожалуй, действительно справедливое возмездие, но в тот момент я так не думала. Это было просто ужасно. Я вызвала такси… Разумеется, я не стала бы тебе звонить. После того, как я тебя бросила? Ни в коем случае. Может, я недалекая и глупая, но не совсем уж бестактная. И потом, я представления не имела, где нахожусь. Кстати, чем закончился вечер?

Так, давайте-ка все по порядку, думала про себя Меган. Значит, ее мать бросила свою лучшую подругу и укатила в «порше» с незнакомым мужчиной, потом рисковала жизнью из-за куриной ножки, потом ее вырвало в вестибюле в каких-то номерах, а потом она уехала на такси с еще одним незнакомым мужчиной? Ее мать?! Та самая, которая отчитывала ее за то, что она одна ушла домой из парка, когда в округе объявился убийца? Та самая, которая забрала у нее телефон с компьютером и на целый месяц посадила под замок? Это правда ее мать? Ну и ну!

– Я очень рада, что все хорошо прошло. Боб очень сильно расстроился, когда я не вернулась? Он симпатичный…

Боб? Какой еще Боб? Там был еще какой-то Боб?

– Надо, наверно, позвонить ему и извиниться. У тебя есть его телефон?.. Прекрасно… Нет, больше никаких двойных свиданий. До свиданий, как видно, я еще не доросла. Меня, наверное, вообще нельзя выпускать из дома.

«Но тем не менее заперла она меня, а не себя», – подумала Меган.

– Да-да. Давай потом созвонимся. Извини еще раз за вчерашнее. – Сэнди повесила трубку. – Меган, – позвала она. – Мне кажется, здесь тебе будет гораздо удобнее.

Меган закатила глаза, возмущенная и восхищенная одновременно.

– И как давно ты догадалась, что я стою здесь? – спросила она, заходя в гостиную и плюхаясь на диван.

– Не так давно. И много ты услышала?

– Да практически все.

Сэнди кивнула. На ней были джинсы и розовая футболка с красными контурами большого сердца на груди. Свежевымытые волосы падали на плечи свободными мокрыми кудряшками.

– Значит, теперь я окончательно унижена.

– Он правда назвал тебя жалкой?

– Помимо всего прочего.

– По-моему, он просто сволочь.

– Так оно и есть.

– Он красивый?

– Очень.

– Как папа?

Мать откинулась в кресле.

– У него другой тип красоты, – ответила она, немного помолчав. – К тому же он моложе.

– Надо же, – проговорила Меган, не зная даже, злиться ей или восхищаться. – Что ж, значит, винить тебя не в чем.

– Это сарказм?

– А ты как думаешь?

– Я сейчас не настроена на сарказм.

– По-моему, нечестно наказывать меня, когда ты сама натворила еще и не таких дел.

– Вот как, нечестно?

– Да, нечестно.

Сэнди поднялась с кресла:

– Снова-здорово. Так, я пить хочу. Тебе принести что-нибудь? – И она пошла на кухню. Меган помчалась за ней вслед.

– Что?!

Но Сэнди уже склонилась над холодильником.

– Так, что тут у нас? Кола, имбирный эль и апельсиновый сок.

– Что значит «снова-здорово?»

– Разве это нуждается в объяснении?

– Ты хочешь сказать, что я по-прежнему наказана?

– Угу.

– «Угу»? С каких это пор ты стала говорить «угу»?

– Прости, дорогая, – извинилась Сэнди, наливая себе соку. – Но мне казалось, что я выразилась достаточно ясно. Тебе было велено не отходить от брата. И ты поступила очень глупо и эгоистично, уйдя домой в одиночку, учитывая все обстоятельства.

– Не настолько глупо, чтобы сесть в машину к незнакомому мужчине, а потом подняться к нему в номер, – отпарировала Меган.

– Совершенно верно.

– Тогда почему я должна расплачиваться?

– Расплачиваешься не только ты.

– Но наказана-то я!

– Да…

– «Снова-здорово?» – повторила Меган. – Какая же ты лицемерка.

– Нет, – мягко возразила Сэнди, отказываясь поднять перчатку. – Я – твоя мать, я гораздо старше тебя, и я люблю тебя больше всего на свете. Поэтому правила устанавливаю я, кажется тебе это честным или нет. – И она вернулась в гостиную, потягивая сок. Меган шла за ней по пятам.

– А что, если мне переехать жить к папе?

«Неужели она и вправду так сделает?» В усталых глазах матери промелькнуло страдание.

– Тогда я очень надеюсь, что ты как следует обдумаешь свое решение.

– Он бы не стал держать меня под замком.

– Может быть.

– И он не такой лицемер, как ты.

Мать промолчала, но на сей раз страдание отразилось в опустившихся уголках губ. Она села в ближайшее кресло.

– Интересно, что скажет папа, если я расскажу ему про твои вчерашние похождения?

– Представляю, как он будет хохотать.

– Он бы тоже назвал тебя жалкой, – многозначительно сказала Меган. – И Кэрри. – Она расправила плечи и вздернула подбородок. – Я и сама так считаю.

Стакан задрожал в руке матери, и она поставила его на пол.

– Неудивительно, что он тебя бросил, – прибавила Меган, взбешенная тем, что та не поддается на провокацию.

– Так, Меган, по-моему, ты уже достаточно много сказала.

– Я так не думаю.

Мать кивнула, прямо посмотрев Меган в глаза:

– Тогда самое время наносить последний удар. Давай!

Глаза Меган мгновенно наполнились слезами.

– Черт! Неужели по-другому не бывает? – всхлипнула она. – Неужели всегда будет так плохо? Хочется, чтобы было лучше и проще… Неужели все мужчины такие сволочи? – Она уронила лицо в ладони и зарыдала злыми слезами.

Сэнди тут же поднялась с кресла и притянула ее к себе. Меган зарылась матери в плечо, вдыхая свежий запах лаванды, исходивший от еще влажных волос.

– Иногда что-то меняется и к лучшему, – сказала Сэнди, целуя ее в лоб. – И далеко не все мужчины сволочи.

– Отец – сволочь!

– Нет.

– Да! Почему ты его защищаешь?

– Ладно, хорошо, он сволочь.

Меган рассмеялась сквозь слезы.

– Но он не всегда был сволочью, – уточнила мать, подвела Меган к дивану и села рядом, поглаживая ее по волосам.

– А папа был твоим первым мужчиной? – неожиданно спросила Меган.

Рука матери замерла в воздухе.

– О господи! Кажется, я не готова к этому разговору.

– Первым?

Сэнди откинулась на спинку дивана:

– Поцелуи, я так полагаю, не в счет?

– Мама, – четко и раздельно произнесла Меган.

– Да, он был моим первым мужчиной.

– И, получается, единственным?

– Боже мой, я действительно жалкое существо.

– Нет, неправда! Джессика Симпсон тоже вышла замуж девственницей.

– Кто это?

– Джессика Симпсон, певица. «Дейзи Дьюк», «Молодожены»? Она вышла замуж за Ника Лаше и до первой брачной ночи была девственницей.

– А, понятно.

– Они, правда, расстались с Ником, но все равно…

– Меган, ты занимаешься сексом?

– Что?

– Ты поэтому и ушла из парка раньше, чтобы побыть с каким-то парнем?

– Нет. Ты что, шутишь? Нет, конечно.

Плечи матери расслабились.

– Слава богу. Нет, я, конечно, понимаю, что когда-нибудь ты будешь заниматься сексом. Секс – это прекрасно, особенно когда люди любят друг друга. Но ты еще слишком молода, у тебя еще много времени впереди.

Меган закатила глаза:

– Я не готова к этому разговору, – повторила Меган.

Сэнди рассмеялась, и Меган подумала, что ее мать очень красивая, когда смеется.

– Прости меня, – сказала Меган. – За все гадости, которые я тебе наговорила. Просто я очень разозлилась.

– Знаю.

– Я люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю.

– Можно мне забрать свой сотовый?

– Ни в коем случае.

– Врешь.

– Дай мне тебя подразнить, – ответила мать, и в этот момент позвонили в дверь. – Ты кого-то ждешь?

Меган встала, отрицательно покачав головой.

– Я открою. – Она подошла к двери и посмотрела в глазок. – Глазам своим не верю, – сказала она, открывая дверь. Как странно, что во Флориде двери открываются не внутрь, а наружу. Так ведь можно и по лбу человеку заехать. Отец говорил, что это из-за ураганов, и объяснение звучало довольно разумно, но она его уже не помнила.

– Кто там? – крикнула Сэнди.

– Привет, Меган, – сказала Далила Фрэнклин, входя в маленькую прихожую. – Здравствуйте, миссис Кросби. Извините, что побеспокоила вас.

Сэнди выбралась из кресла.

– Далила, – поздоровалась она, озабоченно нахмурив лоб. – Что-нибудь случилось?

Меган поняла, что мать подумала про Яна – вдруг у него сердечный приступ или его сбила машина?

– Что-то с моим отцом? – спросила вместо нее Меган.

– Да нет, насколько мне известно.

Сэнди облегченно вздохнула:

– Что мы можем для тебя сделать?

– Я просто хотела узнать, не видели ли вы сегодня мистера или миссис Гамильтон?

Меган с Сэнди одновременно кинули взгляд в сторону соседского дома.

– Нет, – ответили они в один голос. – А что?

– Просто я должна была няньч… прийти к миссис Гамильтон, чтобы на несколько часов составить ей компанию, но я звонила минут десять, и никто мне не открыл.

Сэнди пожала плечами:

– Может, они куда-нибудь вышли?

– Наверное. – Далила переминалась с ноги на ногу, видимо, надеясь, что ее пригласят войти и дождаться, когда они вернутся.

«Только бы она не пригласила ее подождать», – молила про себя Меган.

– Я тогда попозже загляну.

– Может, тебе позвонить им? – предложила Сэнди.

– Да. Знаете, это очень странно. – Далила уже повернулась, чтобы уходить, и остановилась в тот самый момент, когда Меган собиралась закрыть дверь. – Вообще-то я не должна была туда больше ходить. Там очень страшно, но мне просто жалко бедную миссис Гамильтон. Вам с ней доводилось когда-нибудь общаться?

– Ни разу.

Далила слегка замешкалась.

– Ну, что ж… Увидимся в школе.

– Увидимся в школе, – повторила Сэнди, и Меган закрыла дверь.

20

– Я могу ему сказать, по какому вопросу вы пришли? – спросила девушка.

Джон Вебер навалился всем своим могучим весом на высокую стойку регистрации, внимательно осматривая ряд закрытых дверей, расположенных в хорошо освещенном внутреннем помещении.

– Просто скажи ему, что шериф хотел бы отнять несколько минут его времени. Да, Бекки, – обратился он к девушке, которую знал еще с двухлетнего возраста и чье пухлое веснушчатое лицо за прошедшие двадцать лет едва изменилось, – скажи ему, что я не имею возможности дожидаться приема весь день. – Он обернулся и посмотрел на переполненную приемную. Был понедельник, половина девятого утра, а здесь уже толпилось с полдюжины пациентов.

– Доктор Кросби, – прошептала Бекки во внутреннюю связь. – Вас хочет видеть шериф Вебер… Я не знаю, он не говорит. – И она с робкой улыбкой посмотрела на шерифа. – Доктор Кросби просит вас присесть, он выйдет к вам, как только закончит с пациентом.

– Спасибо. – Джон посмотрел на единственное пустое сиденье у серой стены, между пожилой женщиной, которая была явно не в себе и сидела раскачиваясь взад-вперед, и мужчиной, который сморкался, не переставая, с самого того момента, как Джон вошел в дверь. Если поднапрячься, то, может быть, он и вспомнит этих людей по именам, но вряд ли их знакомство идет дальше шапочного. То же самое касается и тех трех немолодых женщин и мужчины с несчастными напряженными лицами, которые зарылись в глянцевые журналы. А ведь было время, и не такое давнее, когда Джон знал буквально всех в городе. Теперь все кажутся ему на одно лицо. Джон вдруг понял, что не ощущает ни с кем из них ни малейшей связи. Интересно, в чем истинная причина этого разобщения – время? Или просто это лишний раз доказывает то, что с возрастом он стал слишком самодовольным и безразличным, а потому не может как следует выполнять свою работу? Он подошел к окну, выходившему на улицу, стараясь отогнать от себя укоризненное лицо мэра, будто отразившееся в тонированном стекле.

Приемная Яна Кросби располагалась на третьем этаже относительно нового трехэтажного здания на Чарч-стрит,[40]40
  Чарч (англ, church) – церковь.


[Закрыть] названной так из-за находившихся там нескольких церквей.

Джон попытался припомнить, когда он последний раз был в церкви, если не считать свадеб и похорон. Панихиду по Лиане Мартин отслужили здесь, буквально за углом. Пришло столько народу, что часть толпы высыпала на улицу. Он занял место справа от входа, чтобы иметь возможность наблюдать за теми, кто приходил отдать ей свой последний долг. Или позлорадствовать. Ничего особенного он так и не увидел. Если среди скорбящих и находился убийца Лианы, то он ничем себя не выдал. И вообще, если кто и пробудил в тот день сильнейший интерес Джона, так это люди, которых здесь не было. К примеру, Ян Кросби.

– Шериф Вебер? – обратилась к нему миниатюрная блондинка с соседнего места. Она оттолкнулась от жемчужно-серой стены и поглядела на него своим распухшим красным глазом.

– Миссис Маршалл, – поздоровался он, мысленно похлопав себя по плечу за то, что вспомнил, как ее зовут.

– Вы здоровы, шериф?

– Вполне, благодарю вас.

– Очень хорошо, а то не хотелось бы, чтобы наш шериф заболел.

– Благодарю, мадам.

– Тем более теперь.

– Понимаю.

– Мы рассчитываем на вас, шериф.

Эти слова не нуждались в объяснении: Джон прекрасно понял, на что она рассчитывает: что он отыщет убийцу Лианы Мартин и город вернется к спокойному существованию.

– Я делаю все возможное.

– Не сомневаюсь в этом.

– Есть какие-нибудь зацепки? – Женщина, сидевшая рядом с миссис Маршалл, наклонилась вперед на своем васильковом кресле, заправляя за ухо прядь волос мышиного цвета.

Как Джон ни пытался, но так и не смог вспомнить ее имени.

– Расследование продолжается, – ответил он сухо, что, по сути, можно было перевести как: «Нет, никаких», и оба это прекрасно понимали.

Непрестанно сморкающийся мужчина неожиданно чихнул, и все едва ли не хором пожелали ему здоровья.

– Вообще-то если у человека простуда, то ему нельзя говорить «Будь здоров», – заявил он, снова высморкавшись.

– Почему это? – спросила миссис Маршалл удивленно.

– Мать мне так говорила.

– Первый раз слышу, – заявила миссис Маршалл и снова уткнулась в последний номер журнала «Стайл».

Джон знал, что это последний номер, потому что у жены валялся дома точно такой же: Полин всегда первой появлялась у газетного киоска, когда появлялись новые журналы. Считала своей обязанностью быть в курсе последних модных тенденций, а также читать про Анджелину с Брэдом, Дженнифер с Пэрис и про всех этих знаменитых спичек, Николь, Линдсей и как там их еще? Может, по стране бродит какой-нибудь непонятный вирус, поразивший всю нацию и его в том числе? Знаменитотит. И он прокашлялся, чтобы не рассмеяться вслух. Интересно, поможет ли ему в этом добрый доктор?

– Благодарю вас, доктор Кросби. Пока, Бекки, – прощебетал из открывшейся двери знакомый голос, и из кабинета выпорхнула Таня Мак-Гаверн.

– Шериф Вебер. – Она улыбнулась. – Что вы здесь делаете? Вы не заболели?

– Нет, Таня, спасибо. А ты?

– Я плохо сплю в последнее время.

– Что ж, это вполне понятно.

– Мать решила, что мне необходимо попить снотворное, вот доктор Кросби и выписал мне рецепт.

– Мы будем нормально спать, только когда поймают этого маньяка, – высказалась миссис Маршалл.

– Есть какие-нибудь зацепки? – спросила Таня.

– Расследование продолжается, – ответила соседка миссис Маршалл, прежде чем Джон успел раскрыть рот.

– Ну, я в школу, – уже по пути к выходу сказала Таня.

– Будь осторожнее. – Шериф снова подошел к окну, глядя, как Таня выходит из здания и залезает в поджидавший ее фургон. «А кто за рулем? Уж не Грег ли Уотт?» – подумал он, прижавшись лбом к холодному стеклу. Но машина завернула за угол прежде, чем он успел разобрать лицо водителя.

– Джон? – произнес у него за спиной мужской голос. Не «шериф Вебер», как следовало бы обратиться, учитывая их отношения, а точнее, отсутствие таковых, а подчеркнутое «Джон».

– Ян. – Шериф обернулся, улыбнувшись при виде невольной гримасы, на один момент исказившей красивое лицо доброго доктора. Под распахнутым белым халатом на Яне Кросби была рубашка в синюю и черную клетку и тщательно отутюженные черные брюки, подчеркивающие его узкие стройные бедра.

– Что-то случилось? – спросил доктор. – Вам плохо?

Не «заболели», а «вам плохо», заметил про себя Джон.

– Нет-нет. Мне не плохо, дело не в том. Боюсь, мне придется задать вам несколько вопросов.

Врач был явно раздосадован.

– А это не может подождать? Вы же видите, сколько у меня больных.

– Боюсь, не может. Я и без того уже несколько раз пытался с вами связаться.

– Да, извините, но…

– …вы были очень заняты. Я все понимаю, это не займет много времени.

Ян Кросби со вздохом вскинул руки, будто сдаваясь: «Ну, что, мол, с вами поделаешь?»

– Прошу прощения, мы всего на несколько минут, – извинился он перед пациентами, провожая Джона в свою святая святых.

– Прекрасно выглядишь, Бекки, – бросил Джон регистраторше, проходя вслед за доктором по узкому коридору мимо двух комнат, в которых уже дожидались пациенты, в третью, в самом конце помещения. Ян Кросби сразу же уселся в большое коричневое кожаное кресло за излишне опрятным дубовым столом и кивнул Джону на стоявшее перед столом кресло поменьше. Ну уж нет, подумал Джон, и не стал садиться. Он еще в начале своей карьеры понял, что, если смотреть на своего оппонента сверху вниз, тот испытывает от этого сильнейший психологический дискомфорт.

– Чем могу вам помочь, шериф? – Ян выхватил из деревянного стакана красную шариковую ручку и стал нервно постукивать ею о краешек стола.

Ага, теперь, значит, шериф!

– Я хочу знать, чем вы занимались в день исчезновения Лианы Мартин.

Ручка выпала из руки Яна на стол, прокатилась между фотографиями его детей в рамках и упала на серое ковровое покрытие.

– Прошу прощения?

– В понедельник…

– Я знаю, какой был день.

– Тогда вы, может быть, скажете мне, чем в этот день занимались?

– Это что, шутка? Меня уже допрашивали по этому поводу.

– Нет, доктор Кросби. Уверяю вас, это не шутка. – Джон смотрел, как постепенно бледнеет загорелое лицо Яна, и изо всех сил сдерживал улыбку. Он не должен показаться непрофессионалом и выдать свою радость при виде столь очевидного смущения доброго доктора.

– Я… Я был здесь. Я же уже говорил это вашему помощнику.

– Да, насколько я помню, это был помощник Трент, и он разговаривал с вами на прошлой неделе, – сказал Джон, вынимая из кармана рубашки маленький блокнот и пробежав глазами записи. – Вы сказали ему, что днем ваша приемная была закрыта.

Ян разнервничался еще сильнее.

– Она и была закрыта. Мне нужно было проверить кое-какие бумаги. И вообще, на что вы намекаете?

– Так много бумаг, что вы даже отменили визиты пациентов?

– У меня не было записей на тот день.

– Неужели? – Джон перевернул несколько страничек. – По словам вашей регистраторши, с которой пару дней назад разговаривал другой мой помощник, вы попросили ее отменить на тот день все назначенные приемы, сказав, что у вас семейный кризис. – После того, как Джон столкнулся с Яном у Кэрри, он отрядил одного офицера допросить Бекки.

– Ну, это был не совсем кризис. Просто моя жена расстроилась из-за сына…

– Ваша жена? Сэнди Кросби?

– Да, мы расстались, но…

– А она вот не помнит, чтобы была чем-то расстроена. – С Сэнди он вообще-то не разговаривал, но чувствовал, что в данном случае интуиция его не подводит.

– Да потому что она вечно чем-нибудь расстроена. Послушайте, шериф, я не понимаю, куда вы клоните. У меня уже такое чувство, что вы меня подозреваете.

– О-о-о! Сбавьте-ка газу, Ян. Разве кто-то сказал, что вас подозревают?

– Тогда зачем этот допрос с пристрастием?

– Я просто выполняю свою работу. То есть пытаюсь взглянуть на это дело со своей точки зрения. – Джон мельком оглядел уставленный справочниками кабинет. – Судя по всему, дела у вас идут неплохо. Однако в тот день вы отменили все приемы и отправили регистраторшу домой. Почему?

– Я же сказал, что мне нужно было проверить кое-какие бумаги.

Джон улыбнулся.

– Может, подумаете еще раз? – медленно проговорил он.

Наступило молчание, во время которого один покачивал головой, а другой в конце концов обреченно кивнул.

– Ладно, хорошо. Вы ведь тоже мужчина и должны понимать такие вещи.

– Какие вещи?

Снова молчание. Потом Ян Кросби слегка скривил губы.

– Я был здесь не один…

«Нельзя сказать, чтобы я этого не ожидал», – подумал Джон.

– С Кэрри Фрэнклин?

Снова молчание. Потом доктор закатил глаза:

– Нет.

А вот этого уж никак нельзя было ожидать. Джон покачал головой, не зная даже, негодовать ему или восхищаться. Он пришел сюда в надежде его на чем-нибудь словить, хотя и не надеялся, что у него это получится.

– С Лианой Мартин? – спросил он, в страхе дожидаясь ответа доктора.

– С Лианой Мартин? Нет! Господи, нет, конечно! Я вас умоляю, она же была ребенком!

– Ей было восемнадцать лет, – напомнил Джон.

– Я даже не был знаком с Лианой Мартин.

– Тогда с кем? – Джон протянул руку и вытащил из стакана еще одну ручку. – Мне нужно имя.

– Послушайте, ситуация щепетильная…

– И станет еще щепетильнее, если вы не назовете мне имя. У меня уже есть свидетель, который видел вас на улице, где живет Лиана Мартин, примерно в то время, когда она исчезла.

– Что? Что за бред!

– Думаете, бред?

– Да я даже не знаю, где она жила, черт побери, и вообще я не мог там находиться.

– Если вы не знаете, где она жила, то откуда вам знать, что вы не могли там находиться?

– Да потому что я был здесь. – Доктор Кросби понял, что он уже сорвался на крик, и тут же понизил голос: – Я был здесь.

– С кем вы были, Ян? С пациенткой?

– С пациенткой? Нет, разумеется, нет. Вы что, думаете, что я совсем идиот – трахаться с пациентками, чтобы потерять лицензию?

Теперь уже настала очередь Джона поморщиться. Он терпеть не мог излишней грубости, хотя и понимал, что сам грубит не меньше остальных.

– Тогда с кем?

– Вы ее не знаете.

– Мне нужно ее имя, чтобы проверить вашу историю.

Ян Кросби снова помолчал, прижав пальцы правой руки к виску, будто у него разыгралась чудовищная мигрень.

Может, действительно голова разболелась, думал Джон, решив, наконец, сесть и устроиться поудобнее. Он откинулся на спинку кресла, вытянув в проход свои длинные ноги.

– Имя?

– Марси. Марси Гренн. Послушайте, вы что…

Джон быстро записал незнакомое имя.

– Адрес?

– Она живет в Боке. И она замужем, – робко признался Ян. – У меня есть только электронный адрес.

«Еще лучше», – подумал Джон.

– Так вы говорите, что познакомились с ней в Интернете?

– Мне не нравится ваш тон, шериф!

– Простите, я и не думал, что говорю каким-то не таким тоном.

– Моя личная жизнь вас не касается.

– Я расследую убийство, доктор Кросби.

– К которому я не имею абсолютно никакого отношения, что бы там ни говорили, будто видели меня на улице Лианы Мартин в день ее исчезновения.

Джон сделал вид, будто что-то записал в блокноте. На самом деле никто не говорил ему, что видел в тот день доброго доктора на улице Лианы Мартин. Он просто решил спровоцировать Яна на откровенность, посмотреть, а вдруг это что-нибудь даст? И кто бы мог подумать? Это навело его на замужнюю женщину по имени Марси Гренн. «Порой у меня все-таки очень интересная работа», – подумал он, ощутив внезапный прилив энергии.