Текст книги "Убийственная красавица"

Автор книги: Джой Филдинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 26 страниц)

26

– Может, скажете, что вы тут делали? – спросил Джон Вебер, когда полиция стала устанавливать оцепление. Разум упорно отказывался осознать тот факт, что он разговаривает с женщиной, которая обнимает дочь своей соперницы, ради которой ее бросил муж. Это повергло его в такой же шок, как и труп, который они обнаружили в высокой траве. Предположительно – труп Фионы Гамильтон, хотя у него не было стопроцентной вероятности, что муж сумеет ее опознать. У этой женщины, так же как и у Лианы Мартин, от лица почти ничего не осталось. Однако цвет волос был тот же, и тело было относительно неповрежденным, так что в принципе опознать его можно.

– Простите, – выговорила Сэнди Кросби. – Что вы сказали?

Джон наклонился к переднему сиденью, оперевшись рукой на открытую дверцу автомобиля.

– Я говорю, что вы тут делали?

Заплаканная Сэнди сидела за рулем автомобиля, а Далила уткнулась ей в плечо. Сэнди посмотрела бессмысленным взором в ветровое окно и ответила:

– Мы ездили домой к Гордону Липсману.

– А там вы что делали?

– Мистер Липсман забыл дома ноты, – сказала Далила, приподняв голову, но все еще прижимаясь к плечу Сэнди. – Я предложила за ними сходить, а миссис Кросби сказала, что это слишком далеко… – Она замолкла на полуслове, посмотрев в окно и увидев, как полицейские ходят возле трупа. – Что они там делают?

– Ищут улики, – ответил Джон, хотя, сказать по правде, он сомневался, что они что-либо найдут.

– Это миссис Гамильтон?

– Мы пока не знаем.

– Господи, – вскрикнула Далила, как будто догадавшись, что подразумевает этот ответ.

– Значит, мистер Липсман попросил тебя сходить за нотами, а миссис Кросби любезно предложила подвезти. Так?

– Она сказала, что туда слишком далеко идти, – повторила Далила.

– Но вы находитесь довольно далеко от дома Липсмана, – заметил Джон.

– Мы свернули не туда, – ответила Далила.

– Мы заблудились, – одновременно с ней сказала Сэнди.

Поняв, что обе женщины в шоке, Джон решил отложить дальнейшие расспросы.

– Так, ладно. Сейчас офицер Трент отвезет вас домой. – И он махнул одному из помощников. – А вашу машину я позже пригоню сам.

– А как же ноты мистера Липсмана? – спросила Далила. В ее голосе слышалась паника, и Джон заметил, что листки, которые она держала в правой руке, все скомканы.

– Не переживай. – Джон наклонился ближе и вырвал из ее сжатого кулака ноты. – Я передам.

– А вы знали, что у Гордона Липсмана в доме есть фотография Лианы Мартин? – спросила Сэнди, когда он повел ее в другую машину.

– Нет, – ответил Джон. Какая еще фотография? Надо будет позже проверить. – С вами точно все будет в порядке, миссис Кросби?

Сэнди кивнула, хотя ее вид свидетельствовал об обратном.

– Ладно. Я подъеду чуть позже, а пока я попросил бы вас никому ничего не рассказывать. По крайней мере, до тех пор, пока мы не отыщем Кэла Гамильтона. – Кэл был сегодня утром выпущен под залог: за него заплатил его босс, старый Честер Кэлхон. Ему приказали никуда не уезжать из города и держаться подальше от Кэрри Фрэнклин и ее семьи.

– Вы думаете, это он?

– Я думаю, что труп надо для начала опознать, – сухо ответил Джон. Через несколько секунд его помощник Трент усадил обеих женщин на заднее сиденье патрульной машины, и они уехали. – Ну, что-нибудь есть? – спросил он, подходя к офицеру, который склонился над трупом, прикрыв нос и рот.

Молодой помощник поднялся:

– Вроде бы огнестрельное в голову. Как и с Лианой Мартин.

– Есть какие-нибудь особые приметы?

– На левой щиколотке небольшая татуировка. Что-то вроде «Собственность…». Остальное я не разобрал.

Интересно, имелась ли на теле Фионы Гамильтон татуировка? Что-то не вяжется с ее образом, хотя слово «собственность» звучит довольно зловеще. Интересно, а была ли татуировка на теле Кэнди Эббот? Но Кэнди Эббот пропала несколько месяцев назад, и если это ее труп, то либо она погибла несколько дней назад, либо ее все это время держали в морозильной камере. Оба варианта возможны, но вряд ли это так.

– Еще что-нибудь?

– Нет, сэр. Ни гильз, ни случайных пуль.

Значит, ее, скорее всего, застрелили где-то в другом месте, а труп бросили здесь, чтобы на него кто-нибудь наткнулся. На этот раз убийца даже не стал зарывать труп в землю. А это значит, что ему либо помешали это сделать, либо он совсем обнаглел, либо ему хотелось, чтобы труп как можно скорее нашли. И тут возникает еще один интересный вопрос: для чего?

Через час Джон подкатил на машине Сэнди к ее дому; за ним ехал еще один офицер, который затормозил у дома Кэла Гамильтона, рядом с ярко-красным «корветом» Кэла. Сэнди встретила Джона в дверях.

– По-моему, он дома, – сказала она вместо приветствия, скосив глаза на соседний дом. – Музыка орет уже минут двадцать.

Джон махнул второму офицеру, чтобы тот подошел к нему.

– Оставайтесь внутри и не подходите к окнам, – приказал он Сэнди.

– Вы думаете, что могут возникнуть проблемы?

– Надеюсь, что нет.

– Мама? – За спиной Сэнди показался ее сын, Тим. – Что здесь происходит?

– Я пригнал машину твоей матери, – сказал Джон.

– Тебя дотащили на буксире? – недоверчиво спросил Тим.

– Не совсем.

– Мать потом тебе объяснит. Прошу меня извинить… – Джон услышал, как Сэнди у него за спиной закрыла дверь, когда уже подошел по газону к дому Кэла Гамильтона. Чем ближе он подходил, тем громче и настойчивее гремела музыка. «Прости меня, мама, – завывал Эминем. «Какое подходящее слово – “завывал”», – подумал Джон, громко постучавшись в дверь. Потому что назвать это пением можно было с большой натяжкой. Хотя в душе он и испытывал чувство завистливого восхищения к таланту молодого человека. Сумел ведь этот сопляк сублимировать свою злость в нечто созидательное, да еще заработать на этом кучу денег. Как было бы хорошо, если б все поступали так же. Управлять слепой яростью гораздо проще, чем развитым воображением, думал он, ощущая, как в нем самом закипает гнев, когда он снова, на этот раз громче, постучал в дверь.

– Кэл! Кэл Гамильтон! Это шериф. Открывайте.

– Ну что, ломаем? – спросил помощник.

– Ищешь неприятностей на свою задницу? – спросил Джон чересчур усердного молодого человека с короткими темными волосами и пухлыми губами. – Это визит вежливости, забыл? Мы пришли, чтобы попросить этого типа опознать труп, по всей вероятности, труп его жены. А не для того, чтобы его арестовывать. – «Пока», – прибавил он про себя, постучавшись в третий раз.

Музыка снова перешла в монотонный ритм.

– Эй, попридержите коней, – послышался голос за дверью. – Что там такое творится?

Еще до того, как Кэл, одетый только в обтягивающие черные джинсы и с кривой ухмылкой на губах, открыл дверь, Джон понял, что он чем-то накачался.

– А, шериф Вебер, приятно вас снова видеть, да еще так скоро. Чем обязан такой чести?

– Обуйтесь, – сказал Джон. – И наденьте рубашку. Вы должны поехать со мной.

– Вы снова собрались меня арестовать? Это не я сделал, что бы там у вас ни случилось. Я из дома весь день не вылезал, слушал музыку и занимался своими делами.

– Нет, не арестовать.

– Ну тогда до свидания! – И Кэл захлопнул дверь перед носом шерифа.

Джон заколотил в дверь, за которой снова в полную силу заголосил Эминем. Он уже стал подумывать, не зайти ли попозже, когда этот кошачий концерт вдруг прекратился, и дверь снова открылась.

– У меня есть звонок, – сказал Кэл, глядя на шерифа бессмысленными стеклянными глазами. – Вот здесь. – Он показал пальцем. – Все, что нужно сделать, это всего лишь нажать на кнопку. – Он тут же продемонстрировал, и дом заполнила мелодия песни «Ты – мое солнце».[45]45
  «Ты – мое солнце» («You are my sunshine», англ.) – популярная американская песня.


[Закрыть] – Круто, правда?

– Вы должны поехать со мной, – повторил Джон.

– Это еще зачем?

– Мы обнаружили труп, – нарочито ровным голосом ответил Джон. – Возможно, это Фиона.

Реакция Кэла была потрясающей и совершенно неожиданной. Он, шатаясь, попятился задом в гостиную, будто его ударили.

– Что?

– У вашей жены имелись на теле какие-нибудь татуировки? – спросил Джон, проходя в холл вслед за ним и сразу же почувствовав знакомый запах гашиша. Повсюду были разбросаны пустые пивные бутылки.

– У нее есть небольшая татуировка на щиколотке, – ответил Кэл после долгой паузы. – А что?

– Вы не могли бы ее описать?

– Конечно, я могу ее описать. Я знаю каждый дюйм на теле этой женщины. Это надпись: «Собственность Кэла Гамильтона».

Джон наклонил голову и тяжело вздохнул.

– Вам придется поучаствовать в опознании.

– Вы утверждаете, что это она?

– На щиколотке найденного нами трупа имеется татуировка, похожая на ту, которую вы только что описали.

– Что значит «похожая»?

– Нужно провести подтверждающее опознание.

– Я ничего не понимаю. Вы нашли мою жену, но не знаете, она ли это. Вы что хотите сказать? – Кэл снова попятился, пока не наткнулся на стул и не рухнул на него. – Вы хотите сказать, что у нее нет лица? Что его отстрелил какой-то псих, как у Лианы Мартин?

– Если вы можете дать нам образец волос вашей жены, может быть, из расчески…

– Нет. – Кэл вскочил со стула и потряс головой, чтобы прийти в себя. – Я хочу ее увидеть. Я хочу ее увидеть.

Джон стоял и ждал, глядя, как Кэл натягивает на себя белую футболку и сует ноги в черные кроссовки, стоявшие на пороге.

– Я уже говорил вам, что еще вчера утром, когда уходил на работу, она была жива и здорова. – Кэл сидел в маленькой комнате без окон, в которой обычно допрашивали подозреваемых. В комнате не было почти никакой мебели, если не считать четырехугольного дубового стола и двух маленьких стульев, поставленных по обеим его сторонам. Два таких же стула стояли возле голой стены. Кондиционеры работали не на полную мощность: Джон рассудил, что чем больший дискомфорт будет испытывать подозреваемый, тем быстрее развяжется у него язык. Кэл вспотел почти сразу же, как только его завели сюда.

Всю верхнюю половину стены напротив двери занимало двустороннее зеркало. Джон знал, что по ту сторону стоит Ричард Стайл, шериф всего графства Брауард, и наблюдает за ним. Мэр позвонил сразу же, как только узнал про Фиону Гамильтон, и предложил ему приехать и проследить за тем, как Джон будет вести расследование.

Еще неделю назад Джона испугала бы подобная инициатива мэра, а еще больше – незапланированное появление вышестоящего. Но сегодня его переполнял странный оптимизм и он не боялся осуждения. Если мэра он всегда недолюбливал, считая его заносчивым ослом с комплексом Наполеона, то шерифа графства Брауард он очень даже уважал. И потом, если Ричард Стайл готов поделиться с ним свежими идеями, он его с удовольствием выслушает.

Обычно он подождал бы часа два, а то и больше, прежде чем начинать допрос человека, только что опознавшего труп собственной жены. Но Кэл Гамильтон – не просто человек. Это неуравновешенный тип, которого уже арестовывали за то, что он ударил женщину и который, вероятнее всего, еще и регулярно избивал свою жену. И если он был искренне потрясен при виде безжизненного тела своей жены, то и пришел он в себя с поразительной быстротой.

– Ее видел кто-нибудь еще?

– Насколько мне известно – нет.

– Вы с ней ссорились?

– Все ссорятся.

– Но не все пускают в ход кулаки.

– Вы меня в чем-то обвиняете?

– Ее тело покрыто синяками, Кэл. Причем давними синяками. И я не сомневаюсь, что, когда за нее примется судмедэксперт, он найдет не один старый шрам, а может, и следы переломов.

– Ну, может, я ее и ударил пару раз. Но она тоже в долгу не оставалась, уж можете мне поверить.

– Вы хотите сказать, что это она вас била?

– Я хочу сказать, что она была далеко не святая и порой мне приходилось защищаться.

– Да вы весите на добрых восемьдесят фунтов больше, – заметил Джон.

Кэл издал какой-то презрительный звук, то ли фыркнул, то ли хрюкнул.

– Она если злилась, то становилась совершенно неуправляемой.

– А на что она злилась, Кэл?

– Да обычное дело: думала, что я интрижки кручу. Изменяю ей, короче.

– А вы ей изменяли?

– Для меня это ничего не значило. – И Кэл перевел взгляд на флуоресцентные лампы, закрепленные в нишах на потолке. – Ну и что с того, шериф? Уж не хотите ли вы сказать, что сами не обманывали жену?

Джон едва не дернулся:

– Я хочу сказать, что надо быть последним трусом, чтобы избивать женщину.

Тот же презрительный звук.

– Можете называть меня кем угодно. Трусом, садистом, потаскуном. Это еще не значит, что я убил свою жену. Я любил эту женщину.

– Довольно своеобразно вы выражали свою любовь.

– Каждому свое.

– Так что же все-таки произошло, Кэл? – спросил Джон, решив попробовать иначе. – Она устала от плохого обращения? Сказала, что хочет уйти? Пригрозила вас бросить?

– Никуда она не собиралась уходить.

– Если только вы ей не запретили.

– Ничего я ей не запрещал.

– Нет. Вам просто пришлось ее остановить.

– Я точно знаю, что это не я ее застрелил, – сказал Кэл.

– У вас ведь есть оружие?

– Есть, и что? Я имею полное право владеть оружием, в соответствии с конституцией.

– Оно зарегистрировано?

– Разумеется, оно зарегистрировано, я законопослушный гражданин.

– Какое у вас оружие?

– Магнум сорок четвертого калибра.

– Мощный пистолет.

– Достаточно мощный, чтобы отстрелить человеку голову, – перефразировал Кэл слова Клинта Иствуда из «Грязного Гарри», глядя Джону прямо в глаза. – Поверьте, шериф, если бы Фиону застрелили из сорок четвертого калибра, у нее бы вообще ничего от лица не осталось.

– Довольно хладнокровное утверждение для человека, который только что потерял жену.

– А вы ждали, что я буду рыдать, как баба?

– Где вы храните пистолет, Кэл?

– В ночной тумбочке рядом со своей кроватью.

– Вы не будете возражать, если мы взглянем на него?

– Да я не сомневаюсь, что вы уже выбили ордер на обыск, – ответил Кэл, пожимая плечами. – Вы сами прекрасно знаете, что впустую теряете время. И знаете также, что мы имеем дело с серийным убийцей.

– Почему вы думаете, что это серийный убийца?

– Да для этого не надо быть семи пядей во лбу. Он уже убил двух женщин, если не больше.

Джон наклонился над столом, оперевшись на локти и переплетя пальцы рук.

– А почему вы думаете, что он убил еще кого-то?

– Я сказал: «Если не больше». Это же психопат, шериф. Вы действительно считаете, что он остановится на двух жертвах?

– Почему вы думаете, что Лиану Мартин и вашу жену убил один и тот же человек?

– Да не знаю я, а предполагаю. Обе женщины пропали, а через несколько дней их находят с изуродованными лицами. Можете называть меня сумасшедшим, но мне почему-то не кажется, что это простое совпадение.

– Мне тоже. Хотя это может быть и имитацией.

– Может быть.

– Всегда жалел имитаторов, – сказал Джон, надеясь спровоцировать подозреваемого. – По-моему, это говорит о полном отсутствии воображения, вам так не кажется?

– Хватит мне очки втирать, шериф! Мы оба знаем, что вы думаете, будто это я убил жену. Вы же хотите спросить, не представил ли я все так, чтобы это выглядело, будто ее убил тот же парень, который укокошил девчонку Мартин? Так?

– Так не представили?

– Я не убивал ее, придурок.

Джон почувствовал, как напряглось его тело. Он крепко сжал кулаки, боясь сорваться. И инстинктивно почувствовал, как то же самое сделал Ричард Стайл по ту сторону зеркала.

– Черт! Я всех на уши поднял, как только Фиона пропала, – продолжал Кэл. – Под арест попал, мать твою! Надо уж быть совсем дураком…

– Или слишком умным, – вставил Джон.

– Вы слишком высокого обо мне мнения, шериф. Вы считаете, что я все это подстроил?

– Возможно.

– Значит, либо я начисто лишен воображения, либо у меня его куры не клюют, – рассмеялся Кэл. – Вы уж определитесь как-нибудь.

– Всем будет проще, если вы расскажете мне, что произошло между вами.

– Вы хотите, чтобы я делал за вас вашу работу?

– Я хочу, чтобы вы наконец-то рассказали правду.

– Да-а? Правда заключается в том, что моя жена убита. Правда заключается в том, что, если бы вы не были таким самоуверенным ослом, не возомнили, что она сбежала от меня, и еще вчера прочесали бы район, чего я и хотел сделать, если бы вы не посадили меня в тюрьму, то, возможно, мы отыскали бы ее прежде, чем она оказалась лежащей в поле с изуродованным лицом. Вот это – правда, шериф. А теперь либо арестовывайте меня, либо отпустите домой.

Джон встал и посмотрел через двойное зеркало на людей, которые, как он знал, точно так же на него сейчас смотрят. Интересно, они тоже пытаются принять решение?

– Арестовать, – приказал он.

Пистолет лежал в тумбочке рядом с кроватью, как и говорил Кэл.

– Не похоже, чтобы из него недавно стреляли, – сказал помощник Трент, поднеся пистолет к своему длинному крючковатому носу.

– Фиону Гамильтон застрелили не из сорок четвертого, – ответил Джон, оглядывая комнату. И Лиану Мартин тоже, добавил он про себя, глядя на голые бледно-голубые стены и на удивление маленькую медную кровать. Размер кровати удивил его, потому что Кэлу Гамильтону, по его мнению, требовалось больше места, чтобы вытянуться. И он представил себе синюю татуировку на щиколотке Фионы. «Собственность Кэла Гамильтона». Двойная кровать неминуемо привела бы к физической близости, Фиона всегда была бы под рукой. Кровать была не заправлена, простые белые простыни были сбиты в груду в ногах, голубое хлопчатобумажное одеяло небрежно свисало до пола. Насчет одного Кэл был прав: сорок четвертый нанес бы значительно больший урон.

– Ищите. Кто сказал, что у него нет другого пистолета?

Напротив кровати стоял высокий деревянный комод, верхние ящики которого были буквально набиты женским сексуальным бельем: бюстгальтерами, поднимающими грудь, стрингами, трусиками и колготками с вырезанной промежностью, короткими и полупрозрачными ночными сорочками, бархатными корсетами, а также всевозможными эротическими игрушками. Когда Джон взял в руки шариковую авторучку и вдруг понял, что на самом деле это малюсенький вибратор, он швырнул его обратно в ящик, будто прикоснулся к змее. Вот тебе и многофункциональность, думал он, открывая нижний ящик. В нем лежали белые хлопковые трусики и простые хлопковые бюстгальтеры. Джон проверил размеры: те же самые, что и у более пикантного белья. Один комплект – на день, другой – на ночь, думал Джон, отгоняя от себя образ Фионы Гамильтон в том или ином из них.

– Взгляните-ка, – сказал помощник Трент, показав ему несколько пар наручников и помещая их в полиэтиленовый пакет.

Джон открыл шкаф, перебрал одежду, висевшую на белых пластмассовых вешалках, но не обнаружил ничего интересного. Они искали уже больше часа, и пока поиски ничем интересным не увенчались. Да, они нашли пистолет, точно такой, о каком говорил Кэл, но это точно не орудие убийства. Да, они нашли наручники и всякие эротические игрушки, но все это можно купить в «Уолл-Март»:[46]46
  Сеть супермаркетов


[Закрыть] он сам видел, когда отоваривался там в последний раз. И если ему трудно представить себе, что Фиона могла пользоваться ручкой-вибратором и носить трусики без промежности, то это еще ничего не значит. Что он знает о ней, вообще о женщинах?..

– Джон, – позвал его из коридора другой помощник. – По-моему, мы что-то нашли. – Молодой человек появился на пороге с горящими от возбуждения щеками и лихорадочным блеском в шоколадно-карих глазах.

– Что там?

– Я нашел это в дальнем углу ящика кухонного стола. Похоже на коллекцию трофеев. – В его левой руке позвякивал браслет с брелоками. – Дешевая вещичка, но все брелоки в форме конфет. Черт его знает, что бы это значило.

У Джона мурашки поползли по спине. Кэнди Эббот, думал он, с трудом произнеся следующие слова:

– Что еще?

Помощник поднял правую руку. Между его обтянутыми перчаткой пальцами свисало изящное золотое ожерелье.

– Но вот это уже определенно что-то значит.

Джон внимательно посмотрел на ожерелье, посередине которого расположились золотые буквы: «ЛИАНА».

27
Дневник убийцы

Мне тут пришла в голову одна забава: придумываю интересные названия для магазинов.

Ну, чтобы они привлекали внимание, заставляли раскошеливаться и, таким образом, стимулировали развитие экономики. Или хотя бы вызывали радостный смех, скрашивали серые будни. Вроде того, как вызывает улыбку симпатичный щенок, которого вы встретили по пути на работу, или какой-нибудь парень, споткнувшийся на ухабе, и как потом при одном воспоминании о его оплошности губы сами собой растягиваются в улыбке. Вот об этом я и размышляю. О том, как заставить людей улыбаться. На днях в торговом центре до меня вдруг дошло, что ни один магазин не привлек моего внимания, потому что все они называются как-то скучно и неоригинально. Вот и подумалось: неужто нельзя подключить хоть чуточку фантазии? И ума? Возьмите, к примеру, Уильяма Шекспира. Он чрезвычайно любил игру слов, всегда придумывал что-нибудь остроумное и забавное.

Как, например, можно было бы назвать винную лавку? Почему бы не «Виноцианский купец»? А магазин, торгующий джинсовой одеждой, – «Ромео и Джинсовка». Ссудный и сберегательный банк – «Все хорошо, что хорошо ссужается». А магазин красок – «Как это вам покрасится». Бигмак можно переименовать в «Биг-Макбет». Прекрасное название для магазина, торгующего музыкальными инструментами, – «Король Лир»! Я понимаю, что все это несколько притянуто за уши, но думаю, вы поняли мою мысль.

Не обязательно притягивать за уши Шекспира. Можно просто дать название, достаточно оригинальное для того, чтобы его одобрил Поэт. Предлагаю, помимо вышеприведенных строк, следующие названия: салон собачьей красоты – «Бау-Вау»; магазин, торгующий сантехникой, – «Титаник»; а те учреждения, где люди получают страховку по безработице, – «Бесплодные усилия труда». Хотя это, разумеется, снова Шекспир. Забавно, как все возвращается к гениальному Уильяму. А что бы он, интересно, предложил по поводу «Укрощения строптивой»? Да, да, знаю: «Поцелуй меня, Кэт».

Признаюсь, это было забавно – подставить Кэла Гамильтона. Это в некотором роде компенсировало предыдущие события, которые, уверяю вас, не доставили мне желаемого удовольствия. Любопытно, правда, как жизнь расходится с твоими планами? То есть у тебя в голове имеется четкая схема. Ты знаешь, что все тщательно продумано, до последней детали. Ты буквально уже видишь, как твой план осуществляется – мне ведь уже приходилось это делать, – а жизнь возьми да и подбрось тебе сюрприз!

Смерть, правда, тоже подбрасывает сюрпризы. Ладно, начнем с конца, как это принято у кого-то говорить. Опять у кого-то. Эти кто-то говорят без устали и не могут просто взять и заткнуться, в чем и заключалась проблема Фионы Гамильтон. Господи, кто бы мог подумать, что эта пигалица столько расскажет! Она ведь всегда казалась такой скромницей и тихоней. Но стоило ей открыть рот – и тут началось такое! Она словно годами ждала, чтобы кому-нибудь поведать свою историю, и болтала, болтала без передышки. Ее невозможно было остановить. То есть не совсем так. Мне ведь удалось.

Ладно, начнем с главного. Изначально Фиона Гамильтон не входила в мои планы и в принципе войти не могла. Эта женщина была мне неинтересна. У меня был свой список, в котором она даже и не значилась, уж вы мне поверьте.

Почему принято так говорить? «Уж вы мне поверьте»? Вам не кажется, что людям, которые говорят: «Уж вы мне поверьте», совершенно нельзя доверять? И вообще, почему кто-то кому-то должен доверять? Разве доверие не нужно сначала заслужить? Хотя то и дело слышишь: «Доверяю вашей интуиции» или «Уповаем на Бога».[47]47
  Надпись на всех купюрах долларов США.


[Закрыть] У меня есть гораздо лучшее изречение: «Никому нельзя доверять». Это стоит запомнить, уж вы мне поверьте.

Вы знаете, а до меня только сейчас дошло, что и в имени Лиана и в имени Фиона по пять букв и оба заканчиваются на «на». Мало того, и в том, и другом по три слога – Фи-о-на, Ли-а-на – к тому же вторая буква каждого имени – «и». Как вам это нравится? Нет, конечно, это никак не повлияло на мой выбор, хотя теперь не могу не признать, что подобная симметрия пришлась мне чрезвычайно по нраву. В общем, Фиона стала, что называется, отвлекающим маневром, чтобы сбить всех со следа. Да, несчастная маленькая Фиона Гамильтон всего лишь послужила средством для достижения цели, дала мне возможность выждать время и насладиться всем процессом. А кто станет спорить, что Кэл Гамильтон вполне заслуживал справедливого возмездия? И потом, надо же было добрым жителям Торранса слегка расслабиться. Люди вздыхают свободно, когда думают, что убийца упрятан за решетку, и ведут себя уже не так осторожно. Они испытывают настолько сильное облегчение, что становятся беспечными, а порой и совершенно глупеют. А глупцы – весьма легкая мишень. Вы, надеюсь, уже поняли, что у меня намечена следующая жертва?

Но вернемся к Фионе. Да, сказать вам по правде, это было не смешно. И не интересно. В общем, сплошное разочарование: слишком уж все просто получилось. В ней начисто отсутствовал дух борьбы, даже в тот момент, когда нужно было бороться за свою жизнь. По-моему, годы дурного отношения совершенно ее надломили.

– Меня прислал за тобой Кэл. – Она не особенно удивилась при виде меня. Просто стояла и бессмысленно таращилась, будто никак не могла сообразить, кто перед ней. Хотя она, наверное, давным-давно разучилась задавать лишние вопросы. Впрочем, не знаю. Знаю только, что не прошло и нескольких минут, а мне уже удалось протащить ее через кухонную дверь в бессознательном состоянии. Меня никто не видел: полезная штука эти крытые гаражи. (Кстати, хотелось бы мне знать, когда, наконец, отделение естественных наук средней школы города Торранса обнаружит, что их запасами хлороформа, если можно так сказать, злоупотребили? Вероятно, не раньше будущего года, когда там соберутся препарировать своих дурацких лягушек и когда мне он уже не понадобится).

В доме для нее уже все было подготовлено. Она, конечно, еще спала, так что не смогла оценить по достоинству мои усилия, но я на нее не сержусь. И надо сказать, она была очень красивая под наркозом. Такая умиротворенная. У нее была гладкая кожа, она была не накрашена, а от свежевымытых волос исходил приятный запах персиков или абрикосов. На ней была легкая короткая голубая сорочка – это средь бела дня-то! – и если всмотреться, то можно было разглядеть соски. Грудь у нее оказалась настоящая и больше, чем мне представлялось.

Потом она лежала на кушетке, накрытая одеялом (помню, где-то в какой-то книге было написано, что, если ты собираешься вздремнуть, нужно накрыться одеялом, а то рискуешь здорово простудиться, а этого никак нельзя было допустить. Несчастная ароматная Фиона не должна была умереть столь банальной смертью).

Рядом с кушеткой стояло чистое пластмассовое ведерко и даже лежал рулон туалетной бумаги, чтобы у нее не возникло сомнений по поводу того, для чего это ведерко предназначено. А в ногах лежало несколько пластиковых бутылок с водой, если она захочет пить, как проснется. После этого можно было спокойно удалиться в свою комнату наверху, чтобы ждать и наблюдать, как она будет просыпаться. Господи, какое меня ждало разочарование! То есть реакции не было вообще никакой. Ноль. Нуль. Nada.[48]48
  Ничего (исп.)


[Закрыть] Ничего. Это было просто поразительно. Она открыла глаза и села с таким видом, будто всю свою жизнь здесь просыпалась. Даже не удосужилась осмотреться. Просто сидела, слегка сгорбившись, не доставая босыми пятками до пола, и болтала ногами, будто на пирсе сидит. И только через двадцать – двадцать! – минут стала осматриваться. Медленно-медленно, будто спешить ей совершенно некуда, она поворачивала голову из стороны в сторону – сначала вправо, потом влево, потом посмотрела на потолок, потом снова уставилась на свои босые ступни. Заметила ведро и бутылки с водой – ноль реакции! Просто сидела и изучала свою тюрьму. А потом, вместо того, чтобы, вскочив с постели, начать кричать и носиться кругами, как пойманная мышь, знаете, что она сделала? Легла и снова закрыла глаза! И уснула! Вы можете в это поверить?

Сначала мне показалось, что это такой ловкий трюк, что она на самом деле значительно умнее, чем казалась. Разве человек, проснувшись в незнакомом месте, не должен впасть в панику или хотя бы попробовать открыть дверь, позвать на помощь? Кто в такой ситуации закроет глаза и покорно отдастся в руки судьбы? Я скажу вам кто: Фиона Гамильтон, вот кто.

Представьте только: я сижу в своем потаенном убежище и наблюдаю за ней, и когда до меня дошло, что она действительно уснула, то это мне самому захотелось закричать! Потому что мне неизвестно ведь, сколько времени она будет спать. Но что мне оставалось делать? Пришлось сидеть и ждать, когда она соизволит проснуться. Правда, поначалу я был обеспокоен. Может, у нее передозировка хлороформом? И она умерла? Раньше времени?!

Но наконец, примерно через час, у нее задрожали веки, и она снова села. На сей раз даже поднялась с кушетки. Подошла к двери… И только мне стало по-настоящему интересно, как… В общем, она просто стояла и смотрела на дверь, даже не предприняв попытки ее открыть. Постояла, посмотрела, вернулась на свою кушетку и снова села. Это, знаете ли, была игра не по правилам! Ситуация из ряда вон! Да я и до сих пор с трудом в это верю.

Потом она открыла одну из бутылок, сделала пару больших глотков воды, а после этого воспользовалась ведром. И туалетной бумагой. Потом огляделась в поисках емкости, куда бы ее можно было выбросить (взять себе на заметку: купить небольшую пластмассовую мусорную корзину), и, не найдя ничего, швырнула ее в угол. Потом снова уселась и стала ждать. Интересно, она хоть представляла, чего она ждет?

Как оказалось потом, ждала она своего любимого мужа. Решила, что все это – его рук дело. Представляете? Будто у Кэла Гамильтона хватило бы на такое воображения. Но во всяком случае так она мне сказала. Сказала, что решила, будто чем-то вызвала его недовольство, и что это какой-то новый способ наказания. Но я забегаю вперед.

Когда стало до боли ясно, что она не собирается вступать в игру, то меня, следует признать, объяла настоящая паника. У меня и без того слишком плотный график, мне нельзя вызывать подозрений. Чрезмерная самонадеянность ни к чему: уж и без того пришлось испытать судьбу дважды. Потому что если у Фионы неисчерпаемый запас терпения, то такого нельзя сказать про этого придурка, ее мужа, который начнет рыскать по всему городу, как только узнает, что она пропала. Хотя мне, разумеется, и в голову не могло прийти, что он будет врываться к кому-то в дом и угрожать. Но это послужило дополнительным поощрением.

Поэтому мне пришла мысль съездить пока домой на несколько часов, чтобы Фиона успела проголодаться и впасть в отчаяние. Мне, например, уже здорово хотелось есть, к тому же у меня имелись и другие дела. По моем возвращении меня ждал сюрприз: Фиона спала! Верите, нет? Эта женщина едва меня всерьез не деморализовала.

Так что планы пришлось менять: какой смысл слепо следовать курсу действий, которые заранее обречены на провал? Она вынудила меня пропустить следующую стадию – когда я начинаю буквально светиться от счастья – и сразу же перейти к финальной: спуститься вниз и отпереть дверь.