Текст книги "12 Жизнеописаний"
Автор книги: Джорджо Вазари
Жанры:
Культурология
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 31 страниц)
Он трудился над этим произведением восемь лет и открыл его в 1541 году, кажется, в день Рождества, к изумлению и восторгу всего Рима и даже всего мира; и я, живший тогда в Венеции, в этом году поехал в Рим посмотреть на него и остался в оцепенении.
Заказал папа Павел, как об этом мною упоминалось, Антонио да Сангалло построить в этом же этаже капеллу, названную Паолина, в подражание капелле Николая V, и решил, что здесь Микеланджело напишет два больших события на двух картинах. На одной он изобразил обращение св. Павла; в воздухе парит Иисус Христос, и множество нагих ангелов, причем прекрасно переданы их движения, а внизу на земле сброшенный конем, ошеломленный и устрашенный Павел; вокруг него воины; одни из них готовы оказать ему помощь, другие – разбегаются в ужасе от гласа и сияния Христова; прекрасны, разнообразны их позы и изумительны движения; мчится конь и в бешеной скачке как будто увлекает за собой того, кто пытается его удержать; картина выполнена искусно, и рисунок в ней исключительно хорош. На другой картине – распятие св. Петра: нагим пригвожден он к кресту, и на редкость хороша его фигура; изобразил Микеланджело и распинающих, в то время как они роют в земле яму, желая водрузить крест, притом так, чтобы апостол был распят вверх ногами; много здесь прекрасного и достойного быть отмеченным. Совершенства в искусстве Микеланджело достиг без каких бы то ни было вспомогательных средств, как было уже сказано, нет у него ни видов местности, ни деревьев, ни построек: никакой пестроты, никаких прикрас, ибо к этому он не стремился, может быть, не желая унизить свой большой талант подобными мелочами. Это были последние его живописные произведения, выполненные им в 75-летнем возрасте и, по его словам, с большим трудом, потому что годы прошли, живопись, особенно фресковая, не годится для стариков 60.
Микеланджело поручил превосходному живописцу Перино дель Вага покрыть потолок гипсовыми узорами и живописью по его рисункам. Такова была воля папы Павла III, который, однако, только и сделал, что надолго ее отложил; как много вещей остается неоконченными, потому ли, что у художников не хватает энергии, или потому, что правители забывают их подгонять. Задумал папа Павел укреплять Борго и пригласил собраться Антонио да Сангалло и многих других, пожелав, чтобы присутствовал и Микеланджело, так как знал, что укрепления вокруг холма Сан – Миньято во Флоренции строились под его наблюдением. После долгих споров обратились к Микеланджело. Он держался взглядов, противоположных тому, что думали Сангалло и другие, и открыто высказался. Тогда Сангалло сказал ему, что его дело – скульптура и живопись, не фортификация. Микеланджело ответил, что в первых двух он смыслит мало, что же касается фортификации, то так долго о ней размышлял, таков его опыт по постройкам, что, кажется ему, знает он гораздо больше, чем Сангалло и вся его свита; и в присутствии всех доказал, как много тот наделал ошибок. Разгорелись споры. Папа восстановил молчание. Немного времени спустя Микеланджело принес план всех укреплений Борго, и взорам открылось все то, что впоследствии было здесь устроено. Вот почему ворота Санта-Спирито, которые Сангалло почти довел до конца, так и остались недостроенными.
Ум и талант Микеланджело не могли оставаться праздными, и так как писать он был уже не в силах, то взялся за мраморную глыбу, желая высечь четыре свободные фигуры больше натуральной величины, изображающие мертвого Христа, чтобы не сидеть без дела и еще, как говорил он, потому, что упражнения резцом сохраняют здоровье в его теле. Снятого с креста Христа снизу поддерживает Мадонна, которой помогает стоящий сзади Никодим и одна из Марий, видя, что мать лишается сил и, побежденная скорбью, не может его удержать. Члены тела Христова ослабели, он падает, и не может сравниться с ним никакое изображение мертвеца, такой позы не встречалось еще ни у Микеланджело, ни у других художников. Многих трудов стоило это произведение, редкостное и тем, что при своей божественности оно высечено из одной глыбы. К несчастью, оно осталось, как будет сказано ниже, неоконченным, хотя Микеланджело предполагал, что у подножия того алтаря, где он поставил эту скульптуру, будет его могила 61.
В 1546 году умер Антонио да Сангалло, и некому стало руководить постройкой собора св. Петра. Папа и соборные депутаты много спорили, кому ее поручить. Наконец его святейшество, думаю, по внушению Божьему, решил послать за Микеланджело, но тот отказался занять это место и, чтобы снять с себя такую обузу, сказал, что архитектура не его дело. В конце концов, так как просьбы ни к чему не вели, папа приказал ему принять эту работу. Тогда с великой неохотой и против воли пришлось ему к ней приступить. Однажды, отправившись в собор св. Петра, чтобы посмотреть сделанную Сангалло деревянную модель и саму постройку, он нашел там всю компанию сангалловскую; они собрались возле него и лучшего ничего не нашли, как сказать, что поручение этой работы ему их очень радует и что эта модель – пастбище, которое никогда не перестанет доставлять им корм. – «Правду говорите», – ответил им Микеланджело, разумея (так объяснил он другу), что они не смыслящие в искусстве бараны и быки; и часто потом публично заявлял, что Сангалло оставил храм без света, а с наружной стороны слишком много колонн, один ряд поверх другого, и что благодаря всем этим выступам, пирамидам и мелочности частей он гораздо ближе к немецким творениям, чем к хорошему античному стилю или ласкающей взгляд красивой манере современной; помимо того, можно было сберечь пятьдесят лет времени и больше трехсот тысяч скуди расходов, сделав храм более величественным, грандиозным, легким для выполнения, более правильным, красивым и удобным. Все это он и показал потом на сделанной им модели, доведя храм до той формы, какую имеет он сейчас, и доказав, что все сказанное им – сущая правда. Модель эта обошлась в 25 скуди и сделана была в пятнадцать дней, а Сангалло, как мы упоминали, потратил больше четырех тысяч и тянул работу много лет. Эти два различных способа работать показывают, что постройка собора была лавочкой, доходным местечком; те, кто взялся за нее ради барышей, ее затягивали и не собирались кончать. Их поведение было не по душе честному Микеланджело, и так как папа понуждал его взять на себя руководство постройкой, он решил их удалить и объявил им однажды открыто, что они вместе с друзьями все меры принимали к тому, чтобы не допускать его до постройки, а раз она теперь ему поручена, то ни в ком из них он не нуждается. Эти слова, произнесенные публично, как легко себе представить, были встречены дурно, и в них причина той ненависти, которая возрастала с каждым днем, когда становились видны перемены в ходе постройки и внутри и извне. Житья они ему не давали, каждый день изобретая новые и разнообразные способы ему помешать, о чем своевременно будет рассказано.
Наконец папа именным указом назначил 62его полновластным начальником постройки с правом строить и сносить что угодно, увеличивать, уменьшать и видоизменять, как ему заблагорассудится, и подчинил его воле всех помощников. Тогда Микеланджело, видя к себе такое доверие папы, показал свое бескорыстие и потребовал, чтобы в указе было упомянуто о том, что он ведет постройку ради любви Божией без всякого вознаграждения. Так он поступил, хотя со смертью герцога Пьера Луиджи Фарнезе он потерял доход с пармской переправы, пожертвованный ему папой и дававший ему шестьсот скуди, взамен чего ему дали незначительную должность по Римини. Но и это его не озаботило, а когда папа неоднократно посылал ему жалованье, он всегда отказывался его принять, как свидетельствуют мессер Алессандро Руффино, тогда папский Камерарий, и мессер Пьер Джованни Алиотти, епископ Форлийский.
В конце концов, папа одобрил сделанную Микеланджело модель, сообщавшую собору меньшие размеры, но большую грандиозность, к удовольствию всех людей сведущих, хотя кое-кто из слывущих знатока ми (на самом деле таковыми не являющихся) ее неодобрили. Он нашел, что четыре основных пилястра сделанных Браманте и сохраненных Антонио да Сангалло, на которых держится вся тяжесть купола, слишком слабы, и дополнил их двумя витыми лестницам со ступеньками настолько пологими, что по ним на ослах возят груз до самого верха, равным образом люди могут ехать на конях до верха арок. Сделал он над травертиновыми арками карниз, идущий кругом, – произведение удивительное, изящное, не похожее на другие; лучше в таком роде, и сделать нельзя. Принялся он и за обе большие ниши трансепта, и где прежде по плану Браманте, Бальдассаре 63и Рафаэля которому последовал также Сангалло, как мы упоминали, делалось восемь табернаклей, там, со стороны кладбища, доведя их число до трех, он устроил три капеллы, а над ними травертиновый свод и ряд светлых окон разной формы и огромных размеров. Так как они существуют и так как напечатаны рисунки для них, сделанные не только Микеланджело, но и Сангалло, я не стану их описывать, надобности в этом нет. Достаточно сказать, что он с большим вниманием принялся за перестройку всех тех частей здания, где нужно было что-нибудь изменить с тем намерением, чтобы оно стояло как можно прочнее, и чтоб никто его не переделывал: предусмотрительность, внушенная мудростью и осторожностью. Ибо недостаточно хорошо строить, нужно еще предохранить постройку от искажений. Если будешь судить по словам, а не по делам, тогда самомнение и смелость мнимых знатоков, порою и благорасположение невежд много могут причинить неприятностей.
Пожелал римский народ с милостивого разрешения папы придать Капитолию красивый, соответствующий его назначению вид, поставив колонны, устроив подъемы, пологие лестницы с широкими ступенями и античными статуями, и по этому поводу просипи совета у Микеланджело, который сделал для них прекрасный и очень богатый гитан. С восточной стороны, где дворец Сенатора 64, он спроектировал травертиновый фасад и лестницы, поднимающиеся с двух сторон на террасу, посередине которой вход в залу дворца; у лестниц величественные изгибы с балюстрадами, которые служат опорою и парапетом. Чтобы сделать лестницы пышнее, он поместил перед ними на постаментах две античные мраморные статуи, одна из этих лежащих фигур изображает Тибр, другая Нил, каждая в десять, локтей, произведения редкостные; посередине в. большой нише предполагалось поставить Зевса. Затем с южной стороны облек он палаццо деи Консерватори богатым и сложным фасадом, устроил, внизу лоджии с колоннами и нишами, предназначенными для античных статуй, а. вокруг различные орнаменты, оконные и дверные, частью уже сделанные; напротив его, с северной стороны, намеревался он выполнить другой такой ж фасад, под церковью Арачели, и рядом пологую лестницу, спускающуюся в западном направлении, с оградой и парапетом в виде балюстрады; здесь должен быть главный вход, украшенный постаментами для благородных статуй, которыми так богат Капитолий, Посреди площади на овальном постаменте поставлен знаменитый бронзовый конь, на котором восседает Марк Аврелий; эту скульптуру тот же папа Павел приказал перенести с Латеранской площади, куда ее поместил Сикст IV. Вся постройка уже и сейчас выглядит прекрасно, ее стоит назвать среди произведений, достойных Микеланджело, теперь она заканчивается римским дворянином мессером Томмазо де Кавальери, который был, да и сейчас остается, лучшим из всех друзей Микеланджело, о чем речь пойдет ниже.
Когда еще был жив Сангалло, папа Павел III приказал ему достраивать палаццо Фарнезе, и, так как для завершения крыши с наружной стороны оставалось наверху провести карниз, пожелал он, чтобы Микеланджело сделал это по своему рисунку и плану. Микеланджело не мог отказать папе, так ценившему и ласкавшему его, и, заказав деревянную модель величиной в шесть локтей, изображавшую, каким будет карниз, поместил ее на одном из углов палаццо, чтобы показать, какой будет иметь вид строение. Папе и всему Риму карниз понравился, впоследствии он был исполнен и вышел прекраснее и богаче, чем на каком бы то ни было здании, древнем или нынешнем. Поэтому после смерти Сангалло папа пожелал, чтобы Микеланджело еще принял участие и в этой постройке, и он сделал над главным входом мраморное окно с прекрасными колоннами из пестрого мрамора и над ним большой мраморный герб строителя этого дворца – папы Павла III, очень красивый и сложный. Затем он сделал со стороны двора во втором и третьем этаже палаццо прекрасные узорчатые изящные окна, орнаменты и верхний карниз, каких не было нигде; благодаря его трудам и таланту стал этот дворик самым красивым в Европе. Расширил он и сделал просторнее большую залу, перестроил рядом с ней сени в новом вкусе, придав потолку полуовальную форму.
В этом году в Антониновых термах нашли античную мраморную группу размерами по семи локтей с каждой стороны, где изображен Геркулес; он стоит на горе, и схватил быка за рога при помощи другого юноши, а вокруг этой горы разные пастухи, нимфы и животные, произведения исключительной красоты, особенно если принять во внимание, что все эти столь совершенные фигуры высечены из единой глыбы, без всяких добавочных кусков; вероятно, оно украшало фонтан. Микеланджело посоветовал поместить его во второй дворик и реставрировать его так, чтобы по– прежнему метал он воду; мысль Микеланджело была одобрена, и с этой целью, по распоряжению семьи Фарнезе, оно реставрируется 65. Также предложил тогда Микеланджело провести отсюда мост над Тибром, по которому можно было бы пройти из этого дворца в Трастевере к другому саду и дворцу Фарнезе, так чтобы от главного входа со стороны Кампо ди Фиоре сразу был виден двор, фонтан, улица Джулиа, мост, красоты другого сада, вплоть до ворот, выходящих на улицу по ту сторону Тибра: нечто редкостное, достойное такого папы, а также таланта, вкуса и рисунка Микеланджело.
В 1547 году умер венецианец Себастьяно дель Пьомбо, а папа хотел реставрировать для своего дворца античные статуи; и тогда Микеланджело оказал покровительство миланскому скульптору Гульельмо делла Порта, подававшему надежды юноше, которого направил к Микеланджело фра Себастьяно. Микеланджело нравились его работы, и он устроил его к папе Павлу для приведения в порядок этих статуй, даже передав ему мастерскую дель Пьомбо и наметив план реставрации, результаты которой можно и теперь видеть в папском дворце. Но фра Гульельмо, забыв о полученных им благодеяниях, стал впоследствии врагом Микеланджело. В 1549 году умер Павел III, и после избрания папы Юлия III кардинал Фарнезе задумал сделать большое надгробие папе Павлу, своему родственнику, резца фрате Гульельмо, который предполагал поместить его в соборе св. Петра под трибуной главной арки нового храма, что мешало постройке, да и по правде было не на своем месте; поэтому Микеланджело основательно заметил, что здесь гробница и не может и не должна помещаться. Фрате возненавидел его, считая, что тот поступает по зависти, но потом согласился с тем, что Микеланджело сказал правильно, что ошибку сделал он сам, и по его вине гробница осталась неоконченной. Я думаю, так на самом деле и было, об этом я ниже расскажу.
В 1550 году по приказанию папы Юлия III я приехал работать в Рим и, к моему удовольствию, был поддержан советами Микеланджело; он думал, что подходящим для гробницы местом будет та ниша, где сейчас стоит колонна бесноватых, и я старался склонить Юлия III к тому, чтобы свою гробницу он сделал напротив гробницы папы Павла и в том же стиле; этому воспротивился фра Гульельмо, вот почему делаемая им гробница так и осталась неоконченной, и гробницу другого папы также не пришлось делать; все это Микеланджело предвидел. Пожелал папа Юлий, чтобы в этом году в церкви Сан Пьетро-ин-Монторио была сделана мраморная капелла с двумя гробницами: дяди его, кардинала Антонио де Монти, и деда мессера Фабиано – основоположника величия этого знаменитого рода; для последней сделал Вазари рисунки и модели. Папа Юлий, всегда высоко ценивший талант Микеланджело и любивший Вазари, распорядился, чтобы Вазари условился о вознаграждении с Микеланджело, но Вазари умолял папу сделать так, чтобы Микеланджело взял работу под свое наблюдение: для резной работы Вазари предложил Симоне Маска, а для статуй – Рафаэлло да Монтелупо, причем Микеланджело посоветовал не вырезывать, ни листьев, ни каких бы то ни было живописных деталей, говоря: «Где мраморные фигуры, ничего, кроме них, быть не должно». Вазари колебался, не сделать ли все-таки резьбы, чтобы произведение не оказалось бедноватым; но когда посмотрел на него в законченном виде, признался, что тот был прав и вполне. Микеланджело возражал против того, чтобы поручать Монтелупо статуи, убедившись по его работам для гробницы Юлия II, что скульптор он плохой, и скорее соглашался на новое предложение Вазари – передать их Бартоломео Амманати, хотя Буонарроти немножко сердился на него и на Нанни Баччо Биджо. Если хорошенько разобраться, повод для того былпустячный: будучи совеем еще мальчиками, не потому, чтобы они хотели его обидеть, а любя искусство, они пробрались в его дом и ловко украли у Антонио Мини, ученика Микеланджело, много листов с рисунками, которые впоследствии при помощи комиссии Восьми все были ему возвращены, и он через каноника церкви Сан Лоренцо и друга своего мессера Джованни Норкьяти просил не подвергать их наказанию. Рассуждая однажды с Микеланджело об этом случае, Вазари, смеясь, сказал ему, что они нисколько, как он думал, не достойны порицания и что если бы он сам имел возможность, то похитил бы не только несколько рисунков, а все, что только оказалось бы у него под рукой, для того лишь, чтобы научиться искусству; кто ищет искусства, тех надо хвалить и даже награждать; совсем нельзя на них смотреть так же, как на ворующих деньги, платье или иные нужные вещи; так дело повернулось в шутку. Таковы обстоятельства, положившие начало этому памятнику в церкви на Монторио, и в том же году поехали Вазари и Амманато за мрамором в Каррару, чтобы привезти его в Рим для упомянутой работы. Каждодневно бывал в те времена Вазари у Микеланджело, и раз утром папа милостиво благословил их обоих объехать верхом семь церквей, за что ввиду наступления святого года полагалось им прощение грехов вдвойне; по дороге между церквами вели они немало бесед об искусстве, полезных, прекрасных и остроумных, которые Вазари записал в виде диалога и при удобном случае издаст вместе с другими рассуждениями об искусстве. В этом же году папа Юлий III подтвердил указ папы Павла III касательно постройки собора св. Петра. Много дурного говорилось об этой постройке клевретами Сангалло, но ничего из того папа и слушать не захотел. Вазари ему доказал (сущая была то правда), что Микеланджело вернул жизнь постройке, убедив его святейшество ничего не предпринимать касающегося живописи без совета Микеланджело, что тот и сделал. И в виноградниках Юлия ничего не начинал без его совета, и на Бельведере, где Микеланджело переделал лестницу и взамен прежней, полукруглой, восемь ступеней которой поднимались прямо, а следующие восемь делали изгиб внутрь, которая сделана была еще Браманте и помещалась посреди Бельведера, Микеланджело нарисовал, а затем и сделал ту прямоугольную лестницу с пепериновыми перилами, которая и теперь являет свою красоту.
В этом же 1550 году окончил Вазари печатание | своей книги «Жизнь живописцев, скульпторов и архитекторов флорентийских» и ни о ком из живых художников, хотя и преклонного возраста, в ней не упоминалось, кроме Микеланджело, которому Вазари подарил свое произведение, доставив тем большое удовольствие ему. В этой книге немало воспоминаний о том, что слышал Вазари из уст его, мастера более зрелого годами и суждением. Вскоре Микеланджело, прочитав книгу, прислал Вазари следующий сонет собственного сочинения 66, который на память о его добром отношении ко мне приятно привести здесь:
И карандаш и краски уравняли
С благой природой ваше мастерство
И так высоко вознесли его,
Что в ней красы еще прекрасней стали.
Ученою рукой теперь нам дали
Вы новый плод усердья своего
И, не презрев из славных никого,
Нам многих жизней повесть начертали.
Напрасно век, с природой в состязанье,
Прекрасное творит, – оно идет
К небытию, в урочный час отлива,
Но вы вернули вновь воспоминанье
О поглощенных смертию – и вот,
Ей вопреки оно навеки живо.
Уехал Вазари во Флоренцию, предоставив заботам Микеланджело работы на Монторио. Флорентийским консулом тогда был мессер Биндо Альтовити, большой друг Вазари, который и сказал ему однажды по этому поводу, что лучше было бы поставить эти гробницы в церкви Сан Джованни деи Фьорентини, что об этом он переговорил уже с Микеланджело, обещавшим содействие, и это может быть поводом для того, чтобы достроить эту церковь. Такая мысль понравилась мессеру Биндо, и, будучи лицом весьма приближенным к папе, он стал горячо доказывать папе, что хорошо бы поставить в церкви флорентийцев эти гробницы и здесь устроить капеллу, которую его святейшество предполагал делать на Монторио; он добавлял, что это обстоятельство побудит флорентийцев дать средства, необходимые для окончания церкви; если его святейшество возьмет на себя главную капеллу, то купцы флорентийские сделали бы шесть капелл, и потом сообща справятся и со всем остальным. Тогда папа переменил свое решение и, хотя модель была готова и расходы сделаны, отправился на Монторио и послал за Микеланджело; Вазари писал ему каждый день и получил по поводу всех этих дел от него ответ. Об изменившемся решении папы Микеланджело собственноручно написал Вазари 1 августа 1550 года в таких выражениях 67:
«Любезный мой мессер Джорджо! О новых работах в Сан Пьетро-ин-Монторио я вам не писал, так как папа о них и слышать не захотел, и мне известно, что об этом вы осведомлены вашим человеком, находящимся здесь. А должен сказать я вам следующее: вчера утром пошел папа на Монторио ипослал за мной. Я встретил его возвращающимся на мосту, имел с ним долгий разговор об установке гробниц там, и в заключение сказал он мне, что хочет ставить названные гробницы не на этом холме, а в церкви флорентийцев. Он просил меня высказать свое мнение и приготовить рисунки; я вполне с ним согласился, полагая, что таким образом церковь будет доведена до конца. Ваши три письма я получил, но перо отказывается отвечать на такие похвалы. Если бы я желал быть хоть в какой– нибудь части таким, как вы меня изображаете, то желал бы только того ради, чтобы слугою своим вы имели человека достойного. Однако не дивлюсь я тому, что вы, воскреситель людей умерших, удлиняете жизнь живым и что на нескончаемые времена смерти обрекаете дурно проживших. Без дальних слов остаюсь весьма квашим услугам Микеланджело Буонарроти в Риме».
Пока все это подготовлялось, и нация флорентийская собирала деньги, появились некоторые затруднения, вследствие которых ни к какому результату непришли: дело так и замерло. Тем временем Вазари иАмманати добыл и весь нужный мрамор, и большую его часть всопровождении Амманати отправил Вазари вРим, написав Микеланджело, чтобы тот поговорил с папой, где угодно ставить ему гробницы, и чтоб, получив распоряжение, приступали к работе. Едва получив письмо, Микеланджело беседовал с нашим повелителем и собственноручно написал мне об его решении:
«Любезный мой мессер Джорджо. Едва прибыл сюда Бартоломео, я пошел поговорить с папой и, узнав, что он вновь хочет делать гробницы на Монторио, сговорился с одним из соборных каменщиков. «На все руки» узнал о том и захотел прислать кого-то из своих, а я, чтобы с ветрогоном не состязаться, отстранился; человек он легкомысленный, и боюсь впутаться в беду, О церкви флорентийцев, очевидно, нечего и думать. Возвращайтесь скорее и будьте здоровы. Больше писать не о чем. 13 октября 1550».
«На все руки» называл Микеланджело форлийского епископа потому, что тот во все вмешивался. Будучи папским камерарием, он смотрел за медалями, драгоценностями, камеями, бронзовыми статуэтками, картинами и рисунками, но хотел распоряжаться всем. Микеланджело избегал этого человека, шедшего постоянно ему наперекор, опасаясь к тому же, как бы по честолюбию своему тот не впутал его в беду. А что нация флорентийская упустила прекраснейший случай для своей церкви и Бог знает, получит ли она его еще когда-нибудь, это огорчило меня бесконечно. Я не захотел опустить это краткое упоминание, чтобы все видели, как Микеланджело старался служить своей нации, друзьям своим и искусству 68. Едва вернулся Вазари в Рим, как в самом начале 1551 года партия сангалловская устроила против Микеланджело заговор, добиваясь того, чтобы папа созвал в соборе конгрегацию, собрал всех мастеров и всех лиц, причастных к этому делу, и чтобы клеветами доказать его святейшеству, какой ущерб нанес Микеланджело работе. В это время он уже возвел царскую нишу, в которой находятся три капеллы с тремя окнами вверху; они же, не зная, что собирается он устроить в своде, слабыми аргументами убедили кардинала Сальвиати Старшего и Марчелло Червино, впоследствии избранного в папы, что собор св. Петра темен. Когда все собрались, папа передал Микеланджело мнение депутатов о том, что в этой нише мало света. Тот возразил: «Я хотел бы услыхать от самих депутатов». Кардинал Марчелло ответил: «Да, это наше мнение». Микеланджело сказал: «Ваше преосвященство, над этими окнами будет травертиновый свод, и в нем имеется еще три окна». – «Об этом никогда вы не говорили», – заметил кардинал. Микеланджело добавил: «Я не обязан и не хочу быть обязанным рассказывать вашему преосвященству и кому бы то ни было про то, что должен и что хочу делать. Ваше дело следить за тем, чтобы были деньги, да охранять от воров, а планы работы предоставьте мне». И, обратившись к папе, сказал: «Святой отец, вы видите мои заработки; если и душе моей никакой нет радости от моей работы, значит, и время у меня даром пропадает и труды». Папа, его любивший, положил ему руки на плечи и сказал: «Вы зарабатываете и для души и для чела, не сомневайтесь». И оттого, что сумел он оправдаться, еще бесконечно возросла к нему любовь папы, и приказал ему папа вместе с Вазари прийти на следующий день в виноградники Юлиев, где имел с ними долгие совещания, благодаря которым эта постройка доведена до ее теперешнего красивого вида и где он ничего не делал и не замышлял без мнения и суждения Микеланджело. И, между прочим, так как он нередко прогуливался вместе с Вазари, случилось им однажды застать его святейшество вместе с двенадцатью кардиналами у фонтана Девы, и папа захотел насильно посадить Микеланджело рядом с собой, хотя тот смиреннейше отказывался, так всячески показывал папа свое уважение к его таланту. Заказал он ему модель фасада для дворца, который его святейшество задумал построить рядом с Сан Рокко, желая в качестве другой стены воспользоваться мавзолеем Августа; найти на свете невозможно фасада столь разнообразного и хорошо украшенного в столь новой манере и стиле. По всем его произведениям видно, что никогда не хотел он подчинять архитектуру законам древним или нынешним, как человек, талант которого всегда способен найти нечто новое и сложное, но от того не менее прекрасное. Эта модель находится теперь у герцога Козимо Медичи, который при поездке своей в Рим получил ее в подарок от папы Пия IV и бережет ее как одну из самых дорогих своих вещей. Такое питал этот папа 69уважение к Микеланджело, что постоянно поддерживал его, когда кардиналы или кто другой пытались его оклеветать, и как бы ни был значителен и знаменит какой-нибудь мастер, всегда папа приказывал ему самому пойти к Микеланджело, и так почтителен и внимателен был к нему его святейшество, что не осмеливался, щадя его силы, просить о многих вещах, которые Микеланджело, несмотря на свой преклонный возраст, мог бы еще сделать. При Павле III приступил еще Микеланджело к исправлению моста возле церкви св. Марии Римской, который от течения воды и старости расшатывался и разрушался. Микеланджело решил при помощи кессонов укрепить и поправить устои и уже исполнил большую часть работы и порядочно израсходовал на лес и травертин для этой постройки. При Юлии III на церковном совете был поставлен вопрос об окончании постройки, и архитектор Нанни ди Баччо Биджо заявил, что если с ним будет заключен договор, то она будет закончена в короткое время и с небольшими расходами; и ссылались тогда на то, что действуют будто бы в интересах Микеланджело, снимая с него бремя, ибо по старости своей он не печется о постройке, и если так пойдет дело дальше, конца ей не будет. Избегая распрей и не думая о том, что из этого произойдет, папа предоставил церковному совету взять это дело на свое попечение, и позже они без ведома Микеланджело отдали эту постройку со всеми материалами в полное распоряжение Нанни; он не обратил должного внимания на укрепление устоев, только облегчил мост, продав много травертина, которым был он прежде облицован по бокам и. вымощен и от которого делался он тяжелее, но зато крепче и устойчивее, и заменил его гравием и мусором, притом так, что по внешности никакого изъяна не было видно; он устроил перила и тому подобное, как будто все подновил, а на самом деле расшатал всю постройку и ослабил. Пятью годами позже приключилось большое половодье 1557 года, мост рухнул в доказательство того, как мало смыслил церковный совет и какой ущерб нанесли Риму, не послушавшись советов Микеланджело, который много раз предсказывал его разрушение своим друзьям и мне; помню, однажды мы ехали вместе по мосту верхом; и он мне сказал: «Джорджа, мост под нами трясется, подшпорим коней, как бы не рухнул, пока мы едем».
Но вернемся к прежнему предмету повествования. Закончили работу на Монторио, к великому моему удовольствию, и я снова уехал во Флоренцию на службу к герцогу Козимо в 1554 году. Жалел Микеланджело; что нет с ним Вазари, равным образом жалел и Джорджо, а как раз в это время каждый день его противники тем или иным путем причиняли ему неприятность; ввиду этого мы дня не пропускали без писем; в апреле того же года известил его Вазари о том, что у племянника его Леонардо родился сын и что на крестины его собрался целый кортеж знатных дам, ибо продлился род Буонарроти. Микеланджело отвечал Вазари таким письмом:
«Любезный друг Джорджо. Громаднейшее удовольствие доставило мне ваше письмо и тем, что вы помните о бедном старике, и еще больше описанием торжества, на котором вы присутствовали по случаю появления на свет еще одного Буонарроти, за каковое известие приношу вам великую благодарность; но вся эта пышность мне не по душе, ибо не к чему человеку смеяться, когда все плачут; к тому же не следовало бы Леонардо устраивать подобное празднество новорожденному с тем веселием, которое нужно приберегать для смерти человека, хорошо прожившего свою жизнь. Не удивляйтесь, что я не отвечаю вам немедленно. Делаю так, не желая походить на купца. Что же касается тех похвал мне, которых вы написали такое множество, то, заслужив хотя бы одну из них, я выплатил бы лишь самую малую часть того, относительно чего я остаюсь вашим должником. Постоянно признаю вас кредитором на сумму гораздо большую, чем сколько могу уплатить; так как я стар, то и не надеюсь расквитаться в этой жизни, разве что бдругой; все же прошу вас иметь терпение, оставаясь неизменно преданным вам».
