Текст книги "12 Жизнеописаний"

Автор книги: Джорджо Вазари

Но еще лучше он показал и дал понять свою оригинальность в библиотеке той же церкви Сан Лоренцо расстановкой окон, расчленением потолка и удивительным вестибюлем. Нигде не найти такого вольного изящества частей и целого, как здесь в пюпитрах, нишах и карнизах, не найти и лестницы столь удобной, как эта, ступени которой дают такие причудливые изгибы, которая так далека от обычных приемов других художников, что всякий изумляется ею. Около этого же времени он послал в Рим своего ученика пистойца Пьетро Урбано поставить в храме Минервы возле главной капеллы замечательнейшую статую нагого Христа, держащего крест, по поручению мессера Антонио Метелли ⁴³.

Вскоре после этого произошел разгром Рима и изгнание Медичи из Флоренции ⁴⁴; при подобных переменах правители города, имея намерение заново его укрепить, главным комиссаром всех укреплений назначили Микеланджело. Во многих местах города наметил он и сделал укрепления, холм же Сан-Миньято опоясал бастионами, которые делал не из дерна, бревен и хвороста, не так грубо, как это обычно практикуется, а на срубе из каштанов и дубов и иного крепкого материала, и вместо дерна взял высушенные на солнце кирпичи из пакли и навоза, выровненные очень тщательно. Ради этого флорентийская синьория послала его в Феррару для осмотра укреплений герцога Альфонса I, а также его артиллерии и амуниции. Он был принят очень любезно этим правителем, который просил доставить ему удовольствие каким-нибудь собственным произведением, что и обещал ему Микеланджело. Вернувшись во Флоренцию, он усердно занялся городскими укреплениями, но, несмотря на помехи, работал над картиной, изображавшей Леду, собственноручно сделанной им в красках «а темпера», для упомянутого герцога, произведением божественным, как будет сказано в своем месте; тайком работал также над статуями гробниц Сан Лоренцо. В этот период провел Микеланджело на холме Сан – Миньято около шести месяцев, хлопоча об укреплении холма, ибо, если бы враг им завладел, потерян был бы и город, а потому старательно следил за работами. Продолжал он работать в сакристии над произведением, от которого осталось частью в законченном виде, частью в наброске семь статуй. Полная изобретательности архитектура этих гробниц позволяет признать, что в трех искусствах превзошел он всех; свидетельством тому еще и теперь служат статуи, в наброске или вполне законченные в мраморе, которые можно здесь видеть. Одна из них – Мадонна; она сидит, положив нога на ногу, младенец вскарабкался верхом на то из бедер, которое приподнялось выше, и прекраснейшим движением повернулся к матери, прося молока, и она, одной рукой поддерживая его, на другую опираясь сама, наклоняется, давая ему грудь; и хотя в некоторых частях она осталась незаконченной, по этому эскизу, кое-где оставшемуся еще несовершенным наброском, можно судить о совершенстве произведения. Но гораздо больше изумляет он всякого мыслью, выраженною им в гробницах герцога Джулиано и герцога Лоренцо Медичи, что одной земли было недостаточно для достойного погребения их величия, что все элементы мира должны участвовать в нем, поэтому должно украсить их гробницы четырьмя статуями: Ночи и Дня – на одной, Утра и Вечера – на другой. Позы этих статуй так прекрасны, мускулы переданы так искусно, что, если бы искусство погибло, их одних оказалось бы достаточно, чтобы возвратить ему первоначальный свет. Среди этих статуй две изображают военных предводителей, одна – задумчивого герцога Лоренцо в позе мыслителя; ноги его сделаны так хорошо, что ничей взор не может увидеть ничего лучшего; другой – это герцог Джулиано, такая гордость в его лице и шее, так сделаны глазные впадины, нос в профиль, разрез рта, так божественны волосы, руки, колени, ноги, что глаза никогда не устанут на все это смотреть и никогда не будут пресыщены. Поистине, кто взглянет на красоту кирасы и поножей, тот назовет небесным, нечеловеческим это творение. Но что мне сказать о нагой женской фигуре Утра, как изгнать печаль из души, как забыть стиль этой статуи, в позе которой чувствуется желание подняться, хотя она дремлет, и оторваться от подушки? И, кажется, что, проснувшись, она найдет сомкнувшимися очи великого герцога; поэтому в горести она изгибается и скорбит, сохраняя свою красоту. Что могу я сказать о Ночи, статуе не то что редкой, а единственной? Кто видал в каком бы то ни было веке скульптурные произведения, древние или современные, сделанные с таким искусством? Чувствуется не только покой спящего, но также скорбь и печаль человека, теряющего нечто чтимое им и великое. И думается также, что эта Ночь затемняет всех, кто в какую бы то ни было эпоху статуей или картиной пытался, не говорю превзойти, хотя бы сравняться с ней. Сон передан здесь так, точно перед нами в действительности уснувший человек. Поэтому-то люди ученейшие сложили в ее честь немало стихов, вроде, например, следующих, автор которых неизвестен:

 
Ночь, что так сладко пред тобою спит,
То – ангелом одушевленный камень:
Он недвижим, но в нем есть жизни пламень,
Лишь разбуди – и он заговорит.
На эти стихи Микеланджело ответил от имени Ночи так:
Мне любо спать, а пуще – быть скалой,
Когда царят позор и преступленье,
Не чувствовать, не видеть – облегченые, –
 

Умолкни ж, друг, – не трогай мой покой ⁴⁵.

Если бы счастье и талант, добрые намерения первого из них и завистливость второго не враждовали друг с другом и позволили завершить это произведение, то могло бы искусство показать, насколько оно во всех отношениях выше природы.

Пока он с воодушевлением и величайшей любовью работал над подобными произведениями, началась (она-то и помешала его окончанию) осада Флоренции в 1529 году, бывшая причиной того, что мало он работал или и совсем не работал, так как сограждане поручили ему укрепить помимо холма Сан-Миньято еще и окрестности, как упомянуто ⁴⁷. На эти работы он дал республике заимообразно тысячу скуди и, сделавшись одним из девяти руководителей милиции, которые назначены были на случай войны, все мысли свои и душу отдал усовершенствованиям укреплений; но когда все сужалось кольцо осаждавшего войска, мало-помалу исчезала надежда на помощь и росли затруднения у осажденных, подумалось ему, что взялся он за чуждое ему дело и ради собственной безопасности рассудил он уехать из Флоренции в Венецию, никому не открываясь в пути. Отправился он тайком дорогой, ведущей через холм Сан – Миньято, так что никто о том не знал, взяв с собой Антонио Мини, ученика и ювелира Пилото, своего верного друга; у каждого из них в платье на спине были зашиты деньги. Достигли они Феррары и собирались здесь отдохнуть, но как раз в это время, из-за подозрений относительно войны и союза императора и папы, осаждавших Флоренцию, герцог Альфонсо д'Эсте, желая тайно узнать о всех останавливавшихся в Ферраре, отдал приказ, чтобы каждый день ему приносили поименный список тех, кто в этот день приехал, и список чужеземцев, к какой бы они ни принадлежали нации. И вот, хотя Микеланджело рассчитывал, что не будет узнан, едва он и его спутники сошли с коней, как сейчас же это стало известно герцогу, который обрадовался приезду своего друга. Герцог был великодушен и всю жизнь ценил таланты. Тотчас же послал он нескольких из первейших своих придворных, чтобы они от имени его светлости привели Микеланджело в герцогский дворец и чтобы захватили лошадей и все его вещи и дали ему наилучшие помещения во дворце. Насильно был вынужден Микеланджело подчиниться и дарить то, что продавать не хотел; вместе с ними он пошел к герцогу, но вещи свои оставил в гостинице. Герцог устроил ему пышную встречу, пеняя на его малую общительность, одарил его подарками богатыми и почетными и желал удержать его в Ферраре хорошим жалованием. Но у него не было намерения оставаться. Тогда герцог просил его не уезжать, по крайней мере, пока не кончится война, и снопа предлагал сделать все, что только было в его власти. Микеланджело, не желая быть побежденным на почве любезности, благодарил герцога и, указывая на своих двух спутников, сказал, что он захватил в Феррару 12 тысяч скуди и, если понадобится, предоставляет эти деньги и себя в его распоряжение. Герцог провел его по дворцу, как уже делал когда-то, и показал все произведения искусства вплоть до его портрета кисти Тициана, который вызвал одобрение Микеланджело. Но герцог не смог удержать его во дворце, так как пожелал он вернуться в гостиницу. Тогда хозяину, приютившему его, поручено было за счет герцога оказывать ему всяческий почет и при отъезде ничего не брать с него за помещение ⁴⁸. Оттуда направился он в Венецию, где многие знатные особы искали знакомства с ним, но всегда мало ценя их толки об его искусстве, он вскоре покинул Джудекку, где квартировал. Рассказывают, что по просьбе дожа Гритти ⁴⁹он сделал для венецианцев проект моста Риальто, редкостный по композиции и украшениям. С великими мольбами приглашали Микеланджело назад на родину, очень просили не покидать начатого дела, прислали ему и пропуск. Любовь к родине взяла, наконец, над ним верх, не без опасности для жизни он вернулся. В этот период он закончил «Леду», которую делал, как упомянуто, по просьбе герцога Альфонсо; впоследствии ученик его, Антонио Мини, увез ее во Францию ⁵⁰. Тогда же починил он колокольню Сан Миньято; она очень беспокоила вражеский лагерь своими двумя пушками; вражеские бомбардиры, принявшись обстреливать ее из тяжелых орудий, почти что разбили ее на куски, едва совсем не разрушили; Микеланджело подвесил на веревках тюки шерсти и толстые матрацы, защитив ее настолько, что и сейчас она стоит. Еще рассказывают, что во время этой осады представился ему случай получить, чего он и прежде желал, привезенную из Каррары мраморную глыбу в девять локтей, которую папа Климент из-за соревнования и соперничества между ними отдал Баччо Бандинелли. Но была она общественным достоянием, и с просьбой о ней обратился Микеланджело к гонфалоньеру, который передал ее ему с тем, чтобы он продолжал работу Бандинелли, который приготовил уже модель и снял немало камня, начав ее высекать; сделал и Микеланджело модель, которую нашли изделием удивительным и очень красивым; но когда Медичи вернулись, глыба была возвращена Баччо. Когда Флоренция капитулировала, папский комиссар Баччо Валори получил приказ хватать и бросать в тюрьму граждан, наиболее враждебных Медичи; его агенты произвели обыск в доме Микеланджело, но он подозревал, что это случится, тайком бежал к одному из больших своих друзей, где и прятался много дней, а когда страсти улеглись, папа Климент припомнил таланты Микеланджело, велел немедленно найти его, не налагать на него никакого взыскания и, наоборот, даже выплачивать ему по-прежнему его обычное жалованье с тем, чтобы он занялся работой в Сан Лоренцо, причем наблюдателем работ папа назначил мессера Джованбаттиста Фиджованни, давнего служителя дома Медичи, приора храма Сан Лоренцо. Почувствовав себя в безопасности, Микеланджело начал, чтобы сделать Баччо Валори другом себе, мраморную фигуру в три локтя; изображала она Аполлона, вынимающего из колчана стрелу ⁵¹, и довел ее почти до конца; теперь она находится в горнице герцоги Флорентийского, вещь удивительнейшая, хотя и не совсем оконченная. В это время прислал к Микеланджело герцог Феррарский Альфонсо одного из своих придворных, узнав, что тот собственноручно сделал для него нечто редкостное, и, не желая упустить такую драгоценность. Этот придворный прибыл во Флоренцию, нашел Микеланджело и представил доверительные письма от герцога; Микеланджело оказал ему хороший прием и показал ему написанную им Леду, обнимающую лебедя; Кастор и Поллукс, вылупляющиеся из яйца, были также на этой большой картине, очень тонко написанной темперой. Герцогский посланник, судя по славе Микеланджело, ожидал от него какого-нибудь величественного произведения, а мастерства и высоких достоинств этой фигуры он не понял и сказал: «Ну, это пустяк». Микеланджело спросил, какова его профессия, зная, что лучше всего оценит тот, кто сам достаточно опытен в соответствующем ремесле. Дворянин в насмешку ответил: «Я купец», – думая, что Микеланджело не признал его за дворянина, и, желая посмеяться; над подобным вопросом, показывая в то же время презрение к хозяйственным занятиям флорентийцев ⁵². Микеланджело, отлично понявший, зачем он так говорит, сказал тогда: «На этот раз сделаете вы плохую сделку для своего государя. Убирайтесь вон». Так как ученик его Антонио Мини, у которого было две сестры на выданье, попросил тогда эту картину у него, он охотно ему ее подарил вместе с большей частью своих рисунков и картонов, произведений божественных. Набралось целых два ящика моделей, немалое количество законченных картонов, а частью и готовых произведений. Когда Мини пришла в голову фантазия ехать во Францию, он захватил их с собой; «Леду» при посредничестве купцов он продал королю Франциску, и теперь она в Фонтенбло, а с картонами и рисунками случилась беда: он вскорости там умер, и их расхитили; так лишил он свою страну стольких полезных произведений, что было потерей неисчислимой. Картон Леды потом вернулся во Флоренцию и теперь находится у Бернарда Беккьетти; также вернулись четыре листа набросков нагих фигур и пророков для капеллы; их привез скульптор Бенвенуто Челлини ⁵³, и теперь они у наследников Джироламо дельи Альбицци.

Микеланджело отправился в Рим к папе Клименту, который хотя и гневался на него, но как друг талантов все ему простил, приказав вернуться во Флоренцию и заканчивать библиотеку и сакристию Сан– Лоренцо. Чтобы ускорить работу, большое число намеченных статуй было поделено между другими мастерами. Две из них Микеланджело поручил Триболо, одну – Рафаэлло да Монтелупо, одну – Джован Аньоло, брату ордена сервитов – все они были скульпторы – и оказал им помощь, сделав для каждой статуи глиняные эскизы; все они ревностно принялись за работу ⁵⁴, а он занялся библиотекой, где отделал потолок деревянной резьбой, которую по его рисункам выполнили Карота и Тассо, флорентийцы, превосходные резчики, а также и живописцы; равным образом и пюпитры для книг сделали тогда Баттиста дель Чинкве и Чапино, друг его, мастера в своем ремесле. Чтобы придать библиотеке полную законченность, был приглашен во Флоренцию божественный художник Джованни да Удине, который вместе со своими помощниками, а также с флорентийскими мастерами работал над гипсовыми орнаментами трибуны. Так старались они довести до конца это предприятие.

Микеланджело намеревался уже перейти к работе над статуями, когда папе пришло на ум вызвать его к себе, ибо желал он сделать стенную живопись в капелле Сикста, для племянника которого – Юлия II Микеланджело расписал потолок. Папа Климент желал, чтобы на главной из этих стен он написал «Страшный суд», показав этой картиной, чего можно достичь живописью, а на противоположной стене, находящейся над главной дверью, папа приказал изобразить изгнание с неба за гордыню Люцифера и ввержение в адские недра всех ангелов, согрешивших с ним. В течение многих лет Микеланджело делал эскизы и различные рисунки для этих композиций, один из них был использован потом для римской церкви Тринита неким сицилийским живописцем, в течение нескольких месяцев растиравшим краски для Микеланджело. Эта картина написана фреской в трансепте церкви в капелле Сан-Грегорио; хоть и плохо она выполнена, все же видно, сколько ужаса и разнообразия в позах и группах нагих фигур, низринутых с неба и при падении в преисподнюю обращенных в дьяволов разного вида, очень страшных и причудливых, поистине – фантастическая выдумка. Пока Микеланджело был занят набросками и рисунками «Страшного суда» для первой стены, он не переставал ежедневно встречаться с агентами герцога Урбинского, обвинявшими его в получении от Юлия II шестнадцати тысяч скуди для гробницы. Чтобы избавиться от невыносимого обвинения, он намеревался со временем ее окончить, несмотря на свою старость, тем более, что случай, которого он не искал, сделал то, что он оставался в Риме и не должен был возвращаться во Флоренцию, так как опасался герцога Алессандро Медичи, не очень, казалось ему, дружественного к нему. Из-за этого, когда Алессандро Вителли дал знать, что следует ему выбрать место для кремля и крепости Флоренции, он ответил, что не поедет, если только это не будет ему приказано папой Климентом. Наконец достигли соглашения по поводу гробницы; в конце концов, оно сводилось к тому, что он будет делать не обособленно стоящую квадратной формы гробницу, а только один из ее фасадов, как и хотелось Микеланджело, причем он обязался собственноручно сделать шесть статуй. В этом договоре, заключенном с герцогом Урбинским, его высочеством была сделана уступка в том смысле, что Микеланджело обязуется четыре месяца в году, во Флоренции или, где ему заблагорассудится, выполнять работы для папы Климента, и хотя думалось Микеланджело, что он может чувствовать себя спокойно, дело этим не кончилось, ибо, желая увидать последнее доказательство силы его таланта, Климент требовал, чтобы он занялся эскизами к «Страшному суду». А он, делая перед папой вид, что этим-то и занят, не все силы отдавал на то, а тайком работал над статуями для гробницы.

В 1533 году умер папа Климент, вследствие чего остановилась постройка библиотеки и сакристии, которые, хотя Микеланджело с таким рвением старался их кончить, так и остались незавершенными. Тогда Микеланджело счел себя по-настоящему свободным, рассчитывая, что окончит теперь гробницу Юлия II. Но папою был избран Павел III, который немного спустя вызвал Микеланджело к себе, осыпал его любезностями и предложениями, настаивая на том, чтобы он работал на него и оставался при нем. Микеланджело отказался от этого, говоря, что не может так поступить, ибо связан с герцогом Урбинским, пока не будет закончена гробница Юлия. Папа разгневался и сказал: «Уже 30 лет имею я такое желание, неужели же, став папою, его не исполню? Порву договор, желаю, чтобы ты во что бы то ни стало, служил мне». При виде подобной решительности Микеланджело подумал было уехать в Рим и хоть таким образом найти путь для окончания гробницы. Однако он благоразумно убоялся власти папы, надеясь питать и успокаивать папу, уже весьма престарелого, одними лишь обещаниями, пока не произойдут какие-нибудь новые события. Папа хотел заказать Микеланджело какое-нибудь значительное произведение и однажды вместе с десятью кардиналами явился в дом к нему, выразив желание увидеть все статуи гробницы Юлия, которые ему показались достойными изумления, в особенности же Моисей, о котором кардинал Мантуанский сказал, что одна эта статуя уж достаточно прославляет папу. Увидав картоны и рисунки, которые Микеланджело подготовлял для стены капеллы, папа нашел их изумительными и снова настойчиво стал просить его идти к нему на службу, обещая добиться того, что герцог Урбинский удовлетворится тремя статуями, а остальные можно заказать по моделям Микеланджело другим выдающимся мастерам. Так и сговорился его святейшество с агентами герцога, и заключен был новый договор, подписанный герцогом; добровольно взял Микеланджело на себя обязательство оплатить три статуи и постройку самой гробницы и для этого внес он в банк Строцци тысячу пятьсот восемьдесят дукатов. Эту сумму считал он достаточной для покрытия его обязательств по этому, отнявшему столько времени и доставившему ему столько неприятностей произведению, которое впоследствии он и вделал в стену церкви Сан Пьетро-ин-Винкоели.

Вот какой вид имела гробница. Внизу выступали четыре пьедестала, насколько было нужно для предполагавшихся сначала фигур пленников, которых теперь он заменил гермами; а так как эти гермы были не высоки, то он укрепил их снизу опрокинутыми консолями на каждом из этих четырех пьедесталов. Между гермами были три ниши, две из них завершались сверху полукругом, они предназначались для Побед, вместо которых он в одну нишу поставил дочь Лавана – Лию. Она олицетворяет Жизнь деятельную и держит в одной руке зеркало в знак того, как внимательно следует нам относиться к своим поступкам, в другой – цветочную гирлянду, знак добродетелей, украшающих бытие наше при жизни и прославляющих его после смерти. В другой нише – Рахиль, ее сестра, олицетворяющая Жизнь созерцательную; она сложила руки и преклонила колено, лицом своим выражая стремление вверх к духу. Эту статую собственноручно выполнил Микеланджело менее чем в год. Посередине еще ниша, но четырехугольная, так как по первоначальному плану здесь была одна из дверей для входа в круглую часовню гробницы. Теперь дверь заменена

нишей, и в ней на кубической мраморной подставке помещена грандиозная и прекрасная статуя Моисея, о которой достаточно мы говорили. Над головами герм, представляющими собой капитель, идет архитрав, фриз и карниз с богатой резьбой из листвы, гроздьев и кружев и прочими украшениями; над карнизом начинается верхний ряд гробницы, более простой, без резьбы, без тех сложных герм, которым здесь соответствуют пилястры с разнообразными карнизами. Верхний ряд согласован с нижним, и на том месте, где внизу находится четырехугольная ниша Моисея, здесь имеется просвет, в котором на выступе карниза поставлен мраморный гроб, на нем покоится статуя папы Юлия, сделанная скульптором Мазо даль Боско; над нею в нише – Мадонна с ребенком на груди, которую по модели Микеланджело выполнил скульптор Скерано да Сеттиньяно. Обе статуи сделаны хорошо. В двух других четырехугольных нишах над Жизнью деятельной и Жизнью созерцательной находятся две сидящие фигуры пророка и сивиллы больших размеров, обе они сделаны Рафаэлло да Монтелупо, как мною рассказано в «Жизнеописании» Баччо, его отца, причем Микеланджело остался мало доволен их выполнением. Завершается это сооружение сложным карнизом, выступающим со всех сторон, как и внизу, а над гермами поставлены канделябры и между ними герб папы Юлия. Над головами пророка и сивиллы в стене ниш сделано по окошку для удобства монахов, отправляющих в этой церкви службы; позади устроены хоры, с которых при богослужении воссылаются голоса в церковь и можно видеть богослужение. Поистине все это произведение хорошо удалось, хотя и лишено цельности, присущей первоначальному плану.

Так как выхода другого не было, Микеланджело согласился служить папе Павлу, который пожелал, чтобы он выполнял заказ Климента ⁵⁵, нисколько не меняя ни композиции, ни плана. Он ценил талант Микеланджело и относился к нему с такой любовью и почтением, что всячески старался сделать ему приятное. Примером тому служит следующее: пожелал его святейшество, чтобы в капелле под изображением Ионы, где был первоначально герб папы Юлия II, Микеланджело поместил его собственный герб, но тот, чтобы не быть несправедливым по отношению к Юлию и Клименту, отказался, говоря, что так будет нехорошо: его святейшество, чтобы с ним не спорить, удовлетворился таким ответом и даже – что редко бывает с правителями – оценил правоту Микеланджело, стремившегося к должному и правильному без угодничества и лести. Итак, Микеланджело приказал к прежней стене капеллы приделать новую, наклонную, из отборных, хорошо обожженных и пригнанных друг к другу кирпичей, так, чтобы верхний край выступал на пол-локтя, не давая задерживаться пыли и грязи. Не буду касаться сюжетных и композиционных подробностей этой картины – столько существует рисунков и гравюр больших и малых размеров, что нечего терять времени на ее описание. Достаточно заметить, что намерение этого необыкновенного человека сводилось не к чему иному, как к тому, чтобы написать образцовое и пропорциональнейшее строение человеческого тела в различнейших позах, передавая вместе с тем движение страстей и спокойное состояние духа. Он удовлетворялся той областью, в которой превзошел всех художников, – в создании монументального искусства изображать нагое тело при любых трудностях рисунка. Он показал путь к главной задаче искусства, каковой является человеческое тело, и, обращая внимание только на нее, оставлял в стороне игру красок, причуды подробностей и тонкостей, которыми не все художники пренебрегают, может быть, и основательно. Поэтому кое-кто, не столь совершенно владеющий рисунком, пытался добыть первенствующее положение среди художников разнообразием в тонах и оттенках красочных пестрыми, необычными и новыми выдумками, словом, другими путями ⁵⁶. Но Микеланджело, твердо держась самых основ искусства, показал людям сведущим, как достичь совершенства.

Вернемся к повествованию. Уже закончил Микеланджело свое произведение больше чем на три четверти, когда явился взглянуть на него папа Павел; вместе с ним пришел в капеллу мессер Биаджо да Чезена, церемониймейстер, человек придирчивый, который на вопрос, как он находит это произведение, ответил: «Полное бесстыдство – изображать в месте столь священном столько голых людей, которые, не стыдясь, показывают свои срамные части; такое произведение годится для бань и кабаков, а не для папской капеллы». Не понравилось это Микеланджело, который, желая ему отомстить, как только он ушел, изобразил его, списав с натуры, в аду в виде Миноса с большой змеей, обвившейся вокруг его ног, среди кучи дьяволов ⁵⁷. Сколько ни просил мессер Биаджо папу и Микеланджело уничтожить это изображение, последний сохранил его для памяти, об этом, так что и сейчас можно его видеть.

Случилось ему в это время; упасть с немалой высоты с подмостков, и разбил он себе ногу, но от боли и гнева не позволял никому лечить. Тогда был еще в живых маэстро Баччо Ронтини, флорентиец, друг его, медик искусный и очень ценивший талант Микеланджело; сжалившись, однажды он пошел к: дому Микеланджело и постучался, но ответа не получил ни от него, ни от соседей; тогда он попытался проникнуть черным ходом и, пройдя через ряд комнат, нашел наконец Микеланджело; он был в отчаянном положении. И решил тогда маэстро Баччо не покидать его и не отлучаться из его дома, пока он не выздоровеет. Оправившись от болезни, Микеланджело вернулся к работе и, неотступно ею занимаясь, в немногие месяцы довел ее до конца, такую силу придав живописным изображениям, что оправдалось изречение Данте: «Мертвые кажутся мертвыми, живые – живыми»; понятной здесь становится скорбь грешников и радость праведников. Когда открыт был «Страшный суд», Микеланджело не только показал себя победителем прежних мастеров, работавших в капелле, но и самого себя захотел он победить, свой потолок, столь прославленный, далеко превзойти, и превзошел сам себя, изобразив ужас тех дней и представив к большей еще муке грешников все страсти Христовы, ибо вверху в воздухе различные наше фигуры несут крест, колонну, копье, губку, гвозди, венец: их трудные и разнообразные позы выполнены с легкостью. И восседает Христос. Ликом грозным и непреклонным повернулся он к грешникам, проклиная их, к великому ужасу Мадонны, которая, съежившись в своем плаще, слышит и видит всю эту погибель. Христа окружают бесчисленные фигуры пророков и апостолов, и особняком среди них – Адам и св. Петр, находящиеся здесь: один – в знак того, что он предок людей, явившихся на суд, другой – в знак того, что он основа христианской религии. У его ног прекрасная фигура св. Варфоломея, показывающего содранную с него кожу. Здесь и св. Лаврентий, равным образом нагой, и счета нет бесчисленнейшим святым мужского пола и женского и прочим фигурам, женским и мужским; вблизи и вдали они обнимают друг друга и ликуют, получив вечное блаженство по милости Божьей и в награду за содеянное ими. Ниже Христа – семь ангелов с семью трубами, описанных евангелистом Иоанном, они призывают на суд, и волосы дыбом встают у того, кто смотрит на них, от ужаса, явленного на лицах; у двух ангелов по книге жизни в руке. Недаром изображены рядом с ними с одной стороны семь смертных грехов; в дьявольском обличии они влекут вниз к аду души, пытающиеся улететь к небу; прекрасны их позы, и перспективные сокращения удивительны. Не преминул он показать миру, как мертвые, воскресая, облекаются костьми и плотью из той же земли и как, поддерживаемые другими ожившими людьми, они взлетают к небу, причем души, уже вкусившие блаженство, оказывают им помощь. Микеланджело принял во внимание все, приличествующее подобному произведению; для него он изучал и упражнялся, применив свой опыт равномерно во всей картине, как это особенно ясно видно по барке Харона, который яростно бьет веслом души, сброшенные дьяволами в барку, в подражание тому, что изобразил Данте, любимейший поэт Микеланджело, словами: