355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джорджо Вазари » 12 Жизнеописаний » Текст книги (страница 18)
12 Жизнеописаний
  • Текст добавлен: 17 октября 2016, 02:39

Текст книги "12 Жизнеописаний"


Автор книги: Джорджо Вазари



сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 31 страниц)

На одной из стен без окон он написал еще богослужение евреев, ковчег, светильник и папу Юлия, изгоняющего из церкви корыстолюбие, – произведение столь же прекрасное и совершенное, как и вышеупомянутое; несколько челядинцев, списанных с натуры, несут на кресле папу Юлия, поистине живого, перед которым, давая ему дорогу, расступается толпа мужчин и женщин, а вооруженный всадник в сопровождении двух пеших яростно и неистово гонит и преследует гордеца Гелиодора, собиравшегося, по приказанию Антиоха, похитить из храма казну вдов и сирот. Видно, как люди уже выносят вещи и сокровища, но, заметив Гелиодора, спасающегося от жестокого преследования и повергнутого ниц некими, одному ему видимыми, тремя воинами (ибо это – видение), они чувствуют себя охваченными приступом ужаса и страха, которые испытывают все спутники Гелиодора, и пытаются бежать, но спотыкаются со своей ношей. В стороне от них первосвященник Ония в своем облачении, воздев руки и очи к небу, пламенно молится, сожалея о бедняках, едва не потерявших своего имущества, и радуясь пришедшей свыше помощи. Сверх всего этого Рафаэль удачно задумал написать здесь людей, вскочивших; чтобы лучше видеть, на подножие здания, обхвативших колонны и стоящих в самых неудобных позах, а, равно как и разнообразно изумленную толпу, ожидающую исхода происшествия. И во всех своих частностях это произведение было так изумительно, что даже картоны его вызывают величайшее благоговение; вот почему мессер Франческо Массини, дворянин из Чезены, который без помощи учителя, влекомый в отрочестве лишь необыкновенным природным инстинктом, стал сам по себе рисовать и писать картины и сделал несколько произведений, заслуживших похвалу знатоков искусства, бережет среди многих своих рисунков и античных мраморных рельефов также несколько кусков картона, сделанного Рафаэлем для истории Гелиодора, и относится к ним с тем почитанием, какого они поистине заслуживают. Не умолчу, что сообщивший мне эти сведения мессер Никколо Массини, замечательный во всех отношениях человек, является также и истинным любителем искусства. Но вернемся к Рафаэлю; на своде над этими работами он исполнил четыре композиции: явление Бога Аврааму с обещанием умножить его потомство, жертвоприношение Исаака, лестницу Иакова, Неопалимую Купину Моисея, в которых его искусство, воображение, рисунок и изящество проявились не меньше, чем в других его вещах.

Между тем как счастье благоприятствовало чудесному этому мастеру, завистливая фортуна пресекла жизнь Юлия II – покровителя стольких талантов и любителя всего прекрасного. Тогда был избран папой Лев X 42, пожелавший, чтобы Рафаэль продолжал свою работу, в которой он достиг небесного совершенства и бесконечной милости папы, потому что у великого этого государя любовь к искусству была наследственной. Поэтому Рафаэль с особым рвением продолжал свой труд и на другой стороне написал нашествие Аттилы на Рим и его встречу у подножия Монте Марио с папой Львом III, обратившим его в бегство одними только благословениями. При этом по своему измышлению Рафаэль изобразил тут же святых Петра и Павла в воздухе, державших мечи и явившихся для защиты церкви, хотя и нет этого в повествовании о Льве III; желая украсить свое произведение, художники и поэты часто так поступают, однако и не удаляясь от основного смысла события. В апостолах этих видны гневность и неземная смелость, ниспосылаемые небесным правосудием своим слугам для защиты святейшей религии; это чувствует и Аттила, сидящий на прекраснейшем вороном коне с белыми ногами и звездой во лбу; он поднимает испуганным движением голову и устремляется в бегство. Есть там и другие прекрасные кони, в частности испанской пегий жеребец, на котором сидит воин, прикрывший свою наготу чешуей вроде рыбьей; это срисовано с колонны Траяна, где изображены народы в таком вооружении, причем предполагают, что сделано оно из крокодиловой кожи. Тут же пылает Монте Марио, напоминая о том, что после ухода солдат стоянка их делается всегда добычей огня. Написал он еще с натуры несколько жезлоносцев, сопровождающих папу, кажущихся такими же живыми, как и лошади под ними; написал кардинальскую свиту и нескольких конюхов, ведущих иноходца, на котором восседает в первосвященническом облачении не менее живо написанный Лев X, и множество придворных, все приятнейшие на вид и уместные здесь вещи, полезные для нашего искусства, в особенности для тех, кому не часто приходится видеть подобное.

В то же самое время написал он для Сан Доменико в Неаполе картину, помещенную в той капелле, где находится «Распятие», заговорившее со св. Фомой Аквинским. На ней представил он Богоматерь, св. Иеронима в кардинальском облачении и архангела Рафаила, сопровождающего Товия 43. Написал он также для Леонелло да Капри синьора ди Мельдола, поныне еще здравствующего в возрасте больше чем девяноста лет, картину, изумительную совершенством колорита и необычайно прекрасную по своей силе и очарованию, так что, думаю, никто не написал бы лучше; лицо изображенной на ней Богоматери так божественно, и поза ее так смиренна, что невозможно сделать это совершеннее; сложив руки, она вместе со святыми Иосифом и Елизаветой поклоняется сидящему у нее на коленях сыну, ласкающему мальчика Иоанна. Картина эта находится у высокочтимого кардинала да Капри, сына упомянутого Леонелло, величайшего любителя искусства, а теперь должна быть у его наследников 44. По случаю своего назначения главным исповедником Лоренцо Пуччи кардинал ди Санти Кватро заказал Рафаэлю для Сан Джованни-ин-Монте в Болонье картину, находящуюся ныне в часовне, где покоится тело блаженной Елены даль Олио, в которой Рафаэль показал, что может сделать изящество, соединенное с искусством в его утонченных руках. На этой картине св. Цецилия, ослепленная сиянием ангелов на небесах, прислушивается к музыке, вся отдавшись гармонии, на лице у нее неземное выражение, какое можно видеть у тех, кто пребывает в экстазе, а вокруг разбросаны музыкальные инструменты, которые кажутся не нарисованными, а действительно существующими, как и ее покрывало, шелковая с золотом одежда, а над ними удивительно переданная власяница. Св. Павел положил голову на руку, покоящуюся на обнаженном мече, и в нем столько же мудрой созерцательности, сколько и мужественной суровости; одет он в простой красный плащ сверх зеленой туники, а ноги его по апостольски босы. Там же св. Магдалина с сосудом из диковинного камня в руке грациозно оглядывается назад, радуясь своему обращению; думаю, что в этом роде нельзя было бы создать ничего совершеннее; прекрасны также головы блаженного Августина и св. Иоанна Евангелиста. И действительно, другие картины только и могут называться картинами, произведения же Рафаэля суть одушевленные предметы, ибо в фигурах, им изображенных, плоть трепещет, дышит, чувствует, полна жизни, и картина эта еще больше, нежели прежде, прославила его имя 45. В честь ее было написано множество стихотворений, латинских и итальянских, из коих приведу лишь одно двустишие, чтобы не задерживаться на этом далее:

 
Pingant sola aeii referantque coloribus ora
Caeciliae os Raphael atque animum explacuit. –
Прочие кистью смогли показать только облик Цецилии,
А Рафаэль нам явил также и душу ее.
 

Написал он затем картину малых размеров, ныне также находящуюся в Болонье в доме графа Винченцо Арколано, на которой представлен Христос, наподобие Юпитера, восседающий в небесах, и вокруг него четыре евангелиста, как их описывает Иезекииль: один в виде человека, другой – льва, третий – орла и четвертый – быка, а внизу – зеленый пейзаж, столь же совершенный в своей миниатюрности, как другие его работы в своем величии 46.

В Верону графам ди Каносса послал он не менее прекрасную большую картину, где представлено Рождество Христово с особенно удачно написанной зарей, а также св. Анна, причем для картины этой не может быть большей похвалы, как если сказать, что исполнена она рукой Рафаэля из Урбино; вот почему помянутые графы относятся к ней с высочайшим и должным благоговением, ни за что не соглашаясь уступить ее государям, предлагавшим за нее огромные деньги 47. И для Биндо Альтовити 43написал он портрет его в юности, считающийся изумительным. Точно так же написал он еще картину с изображением Богоматери, которую отослал во Флоренцию, где она и сейчас находится во дворце герцога Козимо как алтарный образ в капелле при новых залах, мной построенных и расписанных 49; на этой картине изображена св. Анна в своем старчестве, протягивающая, сидя, Богоматери ее сына со столь прекрасным тельцем и совершенным лицом, что своей улыбкой он веселит взоры всех; Богоматерь же Рафаэль представил такой прекраснейшей, как только можно изобразить Пресвятую Деву: со скромным взглядом, целомудренным челом, изящным носом и полным достоинства ртом; простая ее одежда указывает на бесконечную се чистоту и простоту. Поистине, думается мне, все это не могло бы быть передано с большим совершенством. Там же находится обнаженный св. Иоанн, изображенный сидящим, и еще одна столь же прекрасная святая; на заднем плане написал он занавешенное окно, из которого падает свет в комнату, где находятся эти фигуры. В Риме написал он на большом полотне папу Льва, кардинала Джулио деи Медичи и кардинала де Росси 50, фигуры которых кажутся сделанными рельефно: пушистый бархат, шуршащая и блестящая парча, мягкий мех на подкладке, шелк и золото в одежде папы переданы так, точно это настоящее золото и шелк; есть там еще пергаментная книга с миниатюрами, сделанными правдоподобнее настоящих, и прекрасный серебряный колокольчик. Золотой же блестящий шар на кресле папы, в котором, как в зеркале, отражается (так велик его блеск) свет, падающий из окна, и плечи папы, и перспектива комнаты – все сделано так искусно, что никакой другой мастер ничего подобного не написал и не мог бы написать; за эту картину папа щедро его вознаградил, и находится она теперь во Флоренции, в гардеробной герцога. С таким же ему одному свойственным совершенством написал он герцогов Лоренцо и Джулиано, очень изящных по колориту; портреты эти находятся у наследников Оттавиано де Медичи во Флоренции 51. Известность Рафаэля росла так же, как его доходы, и, чтобы оставить память о себе, он пожелал иметь в Риме, в Борго Нуово, дворец, который Браманте украсил литыми орнаментами.

Слава благороднейшего этого мастера достигла Франции и Фландрии, и Альбрехт Дюрер, превосходный немецкий живописец и гравер по меди, уплатил ему дань своего восхищения, прислав собственный головной портрет 52, исполненный гуашью на столь тонком холсте, что светлые места просвечивали насквозь, так как для их передачи он пользовался лишь прозрачностью ткани, а не белилами, тени же накладывал акварельными красками; такой способ изумил Рафаэля, и он послал Дюреру несколько своих рисунков, которыми тот чрезвычайно дорожил. Портрет этот достался потом его наследнику, Джулио Романо, и находился в Мантуе. Ознакомившись с приемами гравирования по работам Альбрехта Дюрера, Рафаэль захотел попробовать свои силы в этом искусстве и убедил Маркантонио из Болоньи 53проделать разные опыты, которые тому удались так блестяще, что Рафаэль отдал ему отпечатать первые свои работы: избиение младенцев, вечерю, Нептуна и св. Цецилию, брошенную в кипящее масло. Маркантонио изготовил для Рафаэля еще много гравюр, которые тот подарил своему ученику Бавиера, приставленному к любимой им до самой смерти женщине 54, прекраснейший портрет которой, где она кажется совсем живой, находится теперь у благороднейшего Маттео Ботти, флорентийского купца, друга всех талантливых людей, в особенности же художников; к портрету этому он относится как к реликвии, из любви к искусству и к Рафаэлю – в частности. Так же любит искусство и самих художников брат его, Симоне Ботти, который всеми нами почитается за любезнейшего нашего покровителя, а мною лично еще и как лучший испытанный и близкий друг, умеющий правильно судить об искусстве. Однако вернемся к гравюрам: щедрость Рафаэля по отношению к Бавиера была причиной того, что Марко из Равенны и многие другие так заинтересовались этим совершенным способом, что гравюры – до сих пор бывшие большой редкостью – стали очень многочисленными, как это мы видим теперь; а Уго да Карпи, человек изобретательный и одаренный большим воображением, придумал способ гравировать по дереву при помощи трех дощечек, последовательно передающих средний тон, свет и тень; таким способом можно прекрасно воспроизводить световые оттенки – прекрасное и остроумное открытие 55, создавшее множество гравюр, о чем подробнее будет сказано в «Жизнеописании Маркантонио из Болоньи».

Потом для палермского монастыря Монте Оливетто, именуемого Санта Мария делла Спозимо, Рафаэль написал картину, изображавшую несение креста; в этом изумительном произведении он представил нечестивых палачей, с величайшей злобой влекущих на Голгофу Христа, который, изнемогая от мук надвигающейся смерти, сгибается под тяжестью деревянного креста и, обливаясь потом и кровью, оглядывается на двух горько рыдающих Марий; возле них исполненная величайшего сострадания Вероника простирает руки, протягивая ему плат; множество воинов, конных и пеших, в разнообразных и прекрасных позах, выступают из врат Иерусалима со знаменами правосудия в руках. Картина эта, совершенно законченная, но не доставленная еще к месту своего назначения, чуть было не погибла; рассказывают, что, когда повезли ее морем в Палермо, разразилась страшнейшая буря, корабль разбился о подводную скалу, потонули и люди и весь груз, за исключением одной только этой картины, упакованной в ящик, которая морем унесена была к Генуе; здесь ее выудили, вытащили на берег и поставили около нее стражу, думая, что она послана Богом, ибо осталась она совершенно невредимой, без малейшего пятна или порчи, как будто даже яростный ветер и волны морские пощадили ее. Когда весть об этом дошла до монахов, они пожелали получить ее обратно; однако только с трудом при помощи папы добились они ее возвращения, щедро заплатив ее спасителям. Тогда ее снова погрузили на корабль и, доставив в Сицилию, поместили в Палермо, где она пользуется большей славой и известностью, чем гора Вулкан 56. Пока Рафаэль работал над этими картинами, отказываться от которых было не в его интересах, потому что предназначались они для важных и влиятельных лиц, он не переставал в то же время по порядку расписывать папские комнаты и залы. Он держал там своих помощников, продолжавших по его рисункам работу, которую он постоянно исправлял, чтобы с помощью их выполнить свою грандиозную задачу. Таким образом, в скором времени он смог открыть для обозрения залу, именуемую «башней Борджиа», где на каждой стене исполнил по композиции, две из которых оказались над окнами, а две – на сплошных стенах. На первой стене представил он пожар в Борго Веккьо в Риме, где св. Лев, выйдя в лоджию дворца, своим благословением гасит разбушевавшееся пламя; здесь переданы различные опасные положения; на одной стороне изображены женщины, несущие кувшины с водой на голове и в руках, причем ветер яростно рвет их волосы и платья; другие пытаются залить огонь водой, но, ослепленные дымом, не видят самих себя; на другой стороне, как Эней у Вергилия несет на себе Анхиса, так и здесь больного старика, изнемогающего от немощей и пламени, тащит на спине мужественный и сильный юноша, напряженно сгибаясь всем телом под его тяжестью; вслед за ним бежит, спасаясь от огня, полуодетая босая старуха, а впереди нее обнаженный ребенок; а на верху обвалившегося дома нагая и растрепанная женщина держит на руках своего младенца, чтобы бросить его родственнику, который, спасшись от огня, стоит на улице, приподнявшись на носки и протянув руки; в фигуре женщины видно не только страстное желание спасти своего ребенка, но и ужас перед все более и более охватывающим ее и бушующим пламенем, и не менее выразительно лицо мужчины, исполненное столько же страха за ребенка, сколько и за самого себя. Невозможно описать, какое воображение проявил этот иэобретательнейший и изумительный мастер в образе некой матери, которая босиком, без пояса, в расстегнутом платье, с растрепанными волосами, держа какую-то одежду в руках, подгоняет толчками вперед своих детей, чтобы заставить их бежать подальше от этих рушащихся домов и пламени пожара, между тем как несколько женщин, склонив колени перед папой, умоляют его святейшество остановить огонь.

Другая композиция посвящена тому же Льву IV и изображает битву с турецким флотом в Остии, приплывшим, чтобы взять его в плен. Христиане отбросили вражеский флот в море, и в гавани уже много пленников, которых прекрасные и мужественные воины вытаскивают за бороды из лодок и в рабском вретище заставляют проходить перед св. Львом, в лице которого изображен папа Лев X, сидящий в своем облачении между Бернардо Дивицио да Биббиена, имевшим звание кардинала Санта– Мария – ин – Портико 57, и кардиналом Джулио деи Медичи, впоследствии папой Климентом. Невозможно передать, с каким прекрасным усердием написал этот гениальный художник пленников, в которых и без слов чувствуется отчаяние, страх и предчувствие смерти. Там же две другие композиции, из которых одна представляет папу Льва X, помазывающего на царство христианнейшего короля Франции Франциска I; в облачении первосвященника он служит мессу, благословляя миро и королевскую корону; кроме множества кардиналов и епископов в облачениях, принимающих участие в богослужении, здесь написаны с натуры послы и другие лица, одетые по французской моде. Наконец, последняя, четвертая композиция изображает венчание на царство этого государя, причем и папа и сам Франциск написаны с натуры, один в своем вооружении, другой в первосвященническом облачении. Тут же изображены с натуры все кардиналы, епископы, камерарии, конюшие, камердинеры в своих облачениях и на своих обычных местах, равно как Джанноццо Пандольфини, епископ Тройи, близкий друг Рафаэля, и другие лица, известные в то время; рядом же с королем коленопреклоненный мальчик держит королевскую корону; в лице его изображен Ипполито деи Медичи, ставший потом кардиналом и вице-канцлером, всеми уважаемый и большой друг не только Рафаэля, но и других талантов, блаженнейшей памяти которого я весьма обязан, потому что он впервые поставил меня на ноги. Невозможно передать, с какой кропотливой тщательностью написаны Рафаэлем все фигуры, красноречивые и в безмолвии своем; на цоколях под этими композициями среди разнообразных герм написал он защитников и благотворителей церкви с таким талантом, любовью, здравомыслием и совершенной гармонией красок, что лучше ничего нельзя себе вообразить. Так как свод этой залы был расписан Пьетро Перуджино, его учителем, Рафаэль не пожелал уничтожить его работ, памятуя, скольким он был ему обязан при первых шагах в том искусстве, в котором он достиг такого совершенства. Вообще же он стремился стать настолько всеобъемлющим, что держал по всей Италии и в Поццуоли и даже в Греции помощников, зарисовывавших для него все, что могло бы пригодиться его искусству.

Продолжая свою работу, еще в одной зале он написал апостолов и святых под сенью, поручив Джованни да Удине, своему ученику, необыкновенно искусному в изображении животных, написать здесь всех зверей, бывших у папы: хамелеона, виверу, обезьян, попугаев, львов, слонов и других самых диковинных зверей. Помимо гротесков и богатых полов, которыми украсил Рафаэль дворец, он создал проект лестниц и лоджий, остававшихся незаконченными ввиду смерти архитектора Браманте, а теперь строившихся по новому плану Рафаэля, сделавшего для них и деревянную модель, гораздо наряднее и стройнее, чем задумывал Браманте 58. Так как папа Лев хотел проявить всю свою великолепную щедрость, Рафаэль сделал рисунки для гипсовых украшений и картин между ними. Гипсы и гротески делались под наблюдением Джованни да Удине, а фигуры писал Джулио Романо, впрочем, работавший мало, вследствие чего Джованни Франческо из Болоньи, Пьерино дель Вага, Пеллегрино да Модена, Винченцо да Сан Джиминьяно, Полидоро да Караваджо и еще многие другие художники трудились над разными частностями этой работы, которую Рафаэль завершил с таким совершенством, что велел даже доставить из Флоренции пол, исполненный Лука делла Роббиа 59. И в самом деле, невозможно ни вообразить, ни исполнить чего-нибудь более совершенного, чем эта роспись, гипсы, их соразмерность и красота.

Совершенство этой работы было причиной того, что на Рафаэля возложили всю ответственность за живопись и архитектуру, которые выполнялись во дворце. Рассказывают, что добродушие Рафаэля было так велико, что для удобства своих друзей он разрешил им выкладывать стены не сплошными и цельными, но оставляя в них над прежними нижними комнатами пустые пространства, которые заполнялись бочками, трубами, деревом, отчего так расшаталось основание, что стало расседаться, и пришлось, потом все заново переделывать. Джан – Бариле он поручил украсить все двери и полы прекрасной и тщательной деревянной скульптурой. Сделал он также архитектурные проекты для папских виноградников, а равно и для нескольких городских зданий, в частности для прекраснейшего дворца мессера Джованни Баттиста даль Аквила. Кроме того, для епископа Тройи исполнил он проект дома, который тот выстроил во Флоренции на улице Сан-Галло 60.

Для черных монахов монастыря св. Сикста, в Пьяченце, написал он алтарный образ Богоматери со св. Сикстом и св. Варварой ,редчайшее и необычайное произведение 61. Много картин написал он для Франции 62, и среди них одну особенно изумительную, выполненную для короля и изображающую поединок Михаила с дьяволом 63: до центра земли стоит скала, из расщелин которой вырывается пламя горящей серы, и пестрыми красками сверкает пылающий Люцифер, исполненный величайшей злобы и раздутый ядовитой гордостью по отношению к тому, что навсегда лишает его престола и обрекает на вечные муки. В противоположность ему св. Михаил с неземным своим выражением, закованный в оружие из железа и золота, но соединяя в себе мужество и устрашающую силу, побеждает Люцифера и повергает его на землю своим копьем; эта картина так прекрасно исполнена, что он получил почетнейшую награду от короля. Написал он еще портрет Беатриче из Феррары 64и многих других женщин, в частности своей возлюбленной. Рафаэль отличался влюбчивостью, ухаживал за женщинами и всегда готов был им служить, он постоянно предавался телесным наслаждениям, и, может быть, друзья его слишком снисходительно к этому относились. Когда его близкий друг Агостино Киджи поручил ему расписать нижний этаж своего дворца, Рафаэль не мог работать спокойно из-за любви к одной женщине, так что Агостино, придя в отчаяние, с трудом добился, наконец, того, чтобы его возлюбленная все время находилась в той части дома, где работал Рафаэль; только благодаря ему работа была закончена. Он исполнил собственноручно все картоны и написал фреской многие фигуры 65. Потолок изображает происходящее на небесах совещание богов, напоминающих прекраснейшими линиями своих тел и одеяний об античности, а также свадьбу Психеи, где Юпитеру прислуживают его подчиненные, а грации разбрасывают по столу цветы. На консолях же свода среди других изображений Меркурий с флейтой слетает на землю, а исполненный божественного величия Юпитер целует Ганимеда. Внизу, с другой стороны, изображена колесница Венеры и грации, уносящие вместе с Меркурием на небо Психею, а на других консолях разные другие поэтические истории. Среди орнаментов свода от консоли к консоли над арками порхают по воздуху изображенные в прекрасном ракурсе амуры с атрибутами богов: молнией и громом Юпитера, шлемом, мечом и щитом Марса, молотом Вулкана, палицей и львиной шкурой Геркулеса, кадуцеем Меркурия, свирелью Пана и земледельческими орудиями Вертумна, и тут же – животные, присвоенные каждому из них; фреска эта необычайно прекрасна и поэтична. Вокруг этих композиций поручил он Джованни да Удине написать рамку в виде венков из прекраснейших цветов, листьев и плодов. Рафаэль сделал еще архитектурный проект конюшен Киджи и для того же Агостино эскиз капеллы в Санта Мария дель Пополо, которую он потом расписывал, предполагая сделать здесь великолепную гробницу и заказав флорентийскому скульптору Лоренцетто две фигуры, находящиеся и сейчас в его римском доме. Но вследствие смерти Рафаэля, а потом и Агостино работа эта была передана Себастиано Венециано.

Рафаэль достиг такого величия, что Лев X приказал ему расписать большую залу наверху, и он приступил к картине, изображающей победы Константина 66. Кроме того, папа пожелал иметь богатейшие стенные ковры, вытканные золотом и шелком, для которых Рафаэль собственноручно приготовил картоны в красках 67натуральной величины, отправленные затем во Фландрию, откуда и были присланы в Рим сделанные по ним ткани. Исполнены они были так правильно, что изумляешься, на них глядя, при мысли, как можно было так выткать волосы и бороды и придать нитями такую гибкость телам; произведение это кажется скорее чудом, чем делом человеческого искусства, ибо вода, животные, здания точно бы написаны кистью, а не вытканы нитью. Обошлась же эта работа в семьдесят тысяч скуди и до сих пор хранится в папской капелле.

Для кардинала Колонна написал он на холсте прекрасного св. Иоанна, и картину эту кардинал очень любил, однако по просьбе излечившего его медика мессера Якопо да Карпи, которому он был бесконечно обязан, подарил ее ему, теперь же она во Флоренции у Франческо Бенинтенди 68. Для Джулио деи Медичи, кардинала и вице-канцлера, написал он картину «Преображение» 69, которую собирался отправить во Францию, причем над ней он безустанно и собственноручно работал и достиг последней степени совершенства; в этой вещи представил он преображенного Христа на горе Фавор, у подошвы которой поджидают его одиннадцать апостолов; сюда же привели бесноватого мальчика, чтобы Христос, сойдя с горы, его исцелил; мальчик корчится в конвульсиях, кричит и закатывает глаза, являя муки своего тела, оскверненного коварным бесом, и, побледнев, делает вынужденные и пугливые движения. Обняв, его поддерживает старик, выказывая своими расширенными глазами с остановившимся зрачком, приподнятыми бровями и нахмуренным лбом одновременно и силу и страх; он пристально смотрит на апостолов, как бы надеясь почерпнуть в их лицах мужество. Среди женщин одна является главной фигурой картины; стоя на коленях впереди апостолов, она оглядывается на них, жестом руки указывая на несчастного бесноватого, и все апостолы, кто сидя, кто стоя, кто преклонив колено, выказывают величайшее сострадание его горю. Лица их не только необычайно прекрасны, но и настолько по-новому и разнообразно написаны, что, по единогласному мнению всех художников, это наиболее славная, прекрасная и божественная его картина. Поэтому тот, кто пожелал бы видеть божественно преображенного Христа, пусть созерцает эту картину, где Христос изображен в прозрачной дали над горой, с просветленными его сиянием Моисеем и Ильей, написанными необычайно живо. На вершине горы распростерты апостолы Петр, Иаков и Иоанн в прекрасно разнообразных позах: один приник головой к земле, другой прикрывает глаза рукой, защищаясь от нестерпимого сияния Христа в белоснежной одежде с приподнятым кверху челом и раскрытыми руками, свидетельствующего о божественной сущности трех лиц, слитых воедино совершенным искусством Рафаэля, который напряг свой гений в таком усилии, что, закончив эту картину, он больше не брался за кисть, как будто это была последняя вещь, которую он еще должен был исполнить, настигаемый смертью.

Теперь, описав творения превосходнейшего этого мастера, я желал бы, прежде чем перейти к другим частностям его жизни и смерти, поговорить для пользы наших художников о его приемах. В юности подражал он манере Пьетро Перуджино, своего учителя, и весьма усовершенствовал его рисунок, колорит и замыслы, однако, выросши, он понял, что еще слишком далек от истины. И вот когда он увидел произведения Леонардо да Винчи, не имевшего себе равного в выразительности лиц, как мужских, так и женских, а изяществом фигур и их движений превосходившего всех других художников, манера Леонардо его чрезвычайно поразила и ошеломила. Так как она понравилась ему больше всякой другой, он принялся изучать ее, что стоило ему больших усилий, однако все же он понемногу освободился от манеры Пьетро и пытался, как умел и как мог, подражать самому Леонардо. Но, как он ни старался, и ни усердствовал, все же никогда не удалось ему превзойти Леонардо в некоторых трудных задачах, и хотя некоторым кажется, что он выше его по своей нежности и природной легкости, тем не менее, он не мог сравняться с ним по выразительности самой основы его замысла и величию мастерства, а только приблизился к нему гораздо больше, чем другие, в особенности изяществом своего колорита. Возвращаясь снова к Рафаэлю, скажу, что с течением времени все больше вреда и забот приносила ему манера, так легко заимствованная им в юности у Пьетро: мелочная и сухая и не требующая настоящего рисунка; вот почему, не будучи в состоянии ее забыть, он красоту обнаженных тел или трудные приемы ракурса лишь с большим трудом научился передавать по картонам, сделанным Микеланджело Буонарроти для залы Совета во Флоренции. Другой давно бы пришел в отчаяние от того, что до сих нор только понапрасну терял свое время, и никогда при всем своем таланте не достиг бы того, что сделал Рафаэль, ибо он, отделавшись от манеры Пьетро, из мастера вновь стал учеником, чтобы изучить во всех отношениях трудную манеру Микеланджело, и уже в зрелые годы с невероятным усердием в несколько месяцев усвоил то, для чего в раннем, более восприимчивом возрасте требуется много лет. Поистине, кто в свое время не научится добрым началам и той манере, которой собирается потом следовать, кто постепенным опытом не облегчит трудности искусства, стараясь согласовать все его особенности и применить их на деле, тот почти никогда не достигнет совершенства, а если и достигнет, то только позже и с гораздо большим трудом. К тому времени, когда Рафаэль задался целью изменить и усовершенствовать свою манеру, он никогда не рисовал нагого тела с должным усердием, а просто писал с натуры по примеру своего учителя Пьетро с помощью одного только природного своего дарования. Теперь же он принялся за изучение обнаженных тел, анатомически сравнивая мускулы вскрытых трупов и живых людей, где благодаря кожному покрову они являются совсем иными, и наблюдая, как они становятся толще и мягче, какие изящные сокращения получаются от перемены точки зрения, как мускулы вздуваются, опускаются и поднимаются при движении одного члена или всего тела, а также как скрепляются кости, нервы и жилы, каким– то образом он усовершенствовался во всем, что необходимо знать хорошему художнику. Все же Рафаэль понимал, что ему не достичь совершенства Микеланджело, его чрезвычайной зоркости, поэтому и рассудил, как человек огромнейшего ума, что живопись не ограничивается писанием нагих тел, что область ее шире, что совершенным живописцем можно назвать и того, кто умеет хорошо и легко изобретать сюжеты картин и фантазировать, что художник, создающий стройную композицию, не слишком ее загромождая, но и не обедняя, все располагающий в соответствующем порядке, может быть наименован мастером мощным и образцовым. К этому, по правильной мысли Рафаэля, присоединяется обогащение картины сложной и необычайной перспективой, зданиями, пейзажем, умение изящно одеть фигуры и сделать так, чтобы они то терялись во мраке, то выступали на свет, придать лицам женщин, детей, юношей и старцев живость и красоту, а по мере надобности – подвижность и смелость. Он понял еще, какое важное значение имеют для картин битвы бег коней и ярость солдат, как надо уметь рисовать все виды животных, в особенности же сходственно писать портреты людей, чтобы они казались живыми и распознавались теми, для кого они написаны, передавая притом множество разных вещей: одежду, обувь, каски, оружие, женские прически, волосы, бороды, сосуды, деревья, пещеры, скалы, пламя, сумрачный и ясный воздух, облака, дождь, молнию, свет, ночной мрак, лунные лучи, сияние солнца и вообще все предметы, необходимые и живописи. Все это, повторяю, принял во внимание Рафаэль, и так как в области, присущей Микеланджело, он не мог сравняться с ним, то решил не отстать от него или даже превзойти его в другом; поэтому, не тратя времени даром, он принялся не подражать ему, и вырабатывать наилучшую манеру в тех областях, о которых мы сейчас рассказали. И если бы так же поступили многие художники нашего века, которые только следовали по стопам Микеланджело, не в силах будучи ни подражать ему, ни достигнуть его совершенства, они не потеряли бы напрасно времени, создавая очень жесткую, весьма трудную, некрасивую, бесколоритную и бедную вымыслом живопись, и смогли бы, стремясь к всеобъемлемости и всестороннему подражанию, себе и миру принести пользу. Приняв это решение и зная, что фра Бартоломео ди Сан Марко довольно хорошо писал и обладал основательным рисунком, приятным колоритом, хотя иногда и злоупотреблял для большей рельефности темными красками, Рафаэль заимствовал у него то, что ему понадобилось или понравилось, то есть какой-то средний путь как в рисунке, так и в живописи, и, присоединив к нему некоторые другие приемы, заимствованные от других мастеров по лучшим их произведениям, из разных манер создал единую, которую потом всегда считали за его собственную и которую бесконечно ценили и будут ценить художники. Совершенное ее проявление можно видеть в сивиллах и пророках, которые он сделал в церкви делла Паче, как о том упоминалось выше; в этой работе большую помощь оказали ему виденные им в папской капелле творения Микеланджело. Если бы Рафаэль сумел на этом остановиться, не старался изменить свою прежнюю Манеру или придать ей больше величия, упорством своим доказывая, что не хуже Микеланджело передаст нагое тело, он не умалил бы отчасти своего имени, ибо написанные им обнаженные фигуры в зале, именуемой «башней Борджиа», где представлен пожар в Карго, хотя и прекрасны, не могут, однако, быть названы вовсем совершенными. Также не вполне удовлетворительны и фигуры, исполненные им на потолке дворца Агостино Киджи, в Трастевере, в которых нет свойственных Рафаэлю изящества и нежности; это, впрочем, в значительной степени объясняется тем, что их по его рисункам писали другие. Убедившись в такой ошибке, Рафаэль, как человек сообразительный, впоследствии решил работать самостоятельно, без чужой помощи, над картиной «Преображение», писанной им для церкви Сан Пьетро – ин – Монторио, в которой проявил все вышеописанные особенности, необходимые для хорошей живописи. И если бы здесь не применил он, ради опыта, граверской сажи, которая, как несколько раз уже было сказано, по природе своей с течением времени делается все более темной и вредит смешанным с ней другим краскам, то полагаю, что и сейчас эта сильно потемневшая картина была бы так же свежа, как вначале.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю

    wait_for_cache