Текст книги "Подчинение миллиардеру (ЛП)"
Автор книги: Джорджия Ле Карр
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)
– Что?!
– Да, эти маленькие камни выбраны основными элементами для бриллианта Принцесса! И камни на лице телефона – сапфиры.
– О, боже мой!
– Господи Иисусе. Этот парень не шутит, не так ли?
– Зачем он купил мне такой дорогой телефон? – шепчу я.
Я слышу, как она достает свой тост.
– Понятия не имею, но знаешь что?! Мне этот парень нравится все больше и больше. Все, давай, рассказывай мне о сексе.
Передо мной тут же всплывает воспоминание его пальцев внутри меня, пока я совершенно обнаженная корчусь на его антикварном столе, смачивая его своими соками. Мне тут же становится жарко и внутри что-то затягивается. Будь он проклят. Я не хочу никому рассказывать о нем. Мне слишком стыдно.
– Послушай. Мне уже пора идти на завтрак, я позвоню тебе позже.
– Хорошо. Позвони позже. Стар?
– Да.
– Что я должна сказать Синди?
– Я сама позвоню ей позже и все расскажу.
– Хорошо. Повеселись там, детка.
– Ты тоже.
Я вешаю трубку и направляюсь к шкафу, выбираю платье без рукавов синего цвета. Оно совершенно простое и на вид очень милое. Я начинаю рыться в коробках в нижней части шкафа и нахожу белые балетки. Провожу серебряной расческой по волосам, заплетаю длинную косу, которая болтается по спине и спускаюсь вниз.
Коридор пуст, поэтому я прямиком направляюсь в комнату, куда меня сразу же отвели. Она тоже пустая. Тогда я медленно направляюсь по коридору к столовой, проходя мимо открытой двери. Эта комната заполнена солнечным светом, поблескивающем на пианино. Я замечаю Селин, сидящую за столом с открытым ноутбуком.
Она поднимает глаза вверх и улыбается.
– Доброе утро. Хорошо ли ты спала?
– Хорошо, благодарю.
Она встает.
– Отлично. Мистер Смирнов решил проехаться верхом, но он хотел бы с тобой позавтракать.
– О.
Она бросает взгляд на часы.
– Он вернется меньше, чем через час. Не хочешь совершить быструю экскурсию по дому, прежде чем ты начнешь завтракать?
Я пожимаю плечами.
– Конечно.
Она закрывает свой ноутбук.
– Селин, ты не знаешь, можно ли мне получить ноутбук?
Она направляется ко мне.
– Конечно. Какой бренд или модель ты хотела бы?
– Я привык к MacBook Air.
– Какое программное дополнительное обеспечение ты хотела бы установить на нем?
– Всего лишь Word.
Она улыбается.
– Я привезу его к ланчу. А пока ты можешь воспользоваться моим.
Я улыбаюсь ей в ответ.
– Это не срочно. Я вполне могу подождать до обеда.
Селин поразила меня своими знаниями об истории особняка, ее рассказ очень меня заинтересовал.
В особняке общая площадь коридора пятьсот метров.
Большой бальная зала использовался во время войны как госпиталь.
Когда мы поднимаемся по широкой каменной лестнице западного крыла, она говорит, что дети первого Эрла, который построил этот дом, катались на своих пони по этой лестнице в свои игровые комнаты на первом этаже. Их игровые комнаты занимали весь этаж.
Она открывает дверь, и мы входим в длинную, почти пустую комнату. Она вся состоит из окон, голый деревянный пол и белые стены. Эта комната очень отличается от великолепия и величия остальной части дома. Но самое главное – старая игрушка лошадка-качалка. В этой комнате собралась вся тоска и грусть мира. Я даже представить себе не могу, что когда-то эта комната была заполнена детскими игрушками, детскими голосами и смехом.
– Это единственная комната в доме, которую не касалась рука декоратора, – говорит Селин, направляясь к одному из окон и посматривая в него.
– Почему?
Она пожимает плечами и поворачивается ко мне лицом.
– Мне сказали, что господин Смирнов не хочет, чтобы до нее кто-нибудь дотрагивался. Он хочет сохранить ее в первозданном виде.
И у меня по телу от ее слов проходит дрожь.
– Понятно.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Николай
Буквально через минуту появляются другие дети, идущие вслед за Игорем. Некоторые из них разглядывают нас, но большинство идут с опущенными головами. Все молчат. Мальчик с каштановыми волосами и грустными глазами останавливает возле моей кроватки.
– Ты будешь спать там, – говорит Игорь и указывает на другую пустую кровать.
Молча он идет к другой койке.
За считанные минуты все, включая меня и Павла, переодеваются в пижаму и ложатся в кровать. Гаснет свет, дверь закрывается. В печальной тишине, шаги Игоря эхом отдаются по коридору.
Я поворачиваюсь лицом к Павлу.
В слабом лунном свете, проникающем через окно, его большие светлые глаза поблескивают. Я кладу палец на губы, показывая, что он не должен ничего говорить. Потом слышу, как все остальные дети засыпают, я забираюсь в постель к Павлу. Я уже заметил, что он сосет большой палец, он не делал этого с тех пор, как был ребенком, но я ничего ему не говорю. Я шепчу ему сказку, глажу по голове, пока он не засыпает.
Меня бьет озноб от беспокойства, поэтому я не могу заснуть, но и хорошо, что я не заснул, потому что замечаю свет фонарика через щель под дверью, и у меня есть время принять соответствующие меры, чтобы меня на застали врасплох. Освободившись от рук Павла, я быстро залезаю в свою постель и тихо жду. Дверь открывается.
Фонарик движется к нашим кроватям. Кем бы они ни были, они точно знают, где мы. Потом свет от фонарика слепит мне глаза, я тут же закрываю их и сажусь в вертикальное положение. Я чувствую, что их несколько, но не могу разглядеть их лица. Сердце с такой скоростью колотится, что я слышу его стук, как галоп лошади.
– Встань и следуй за нами, – обращается ко мне мужской голос.
Фонарик скользит по лицу Павла. Он так крепко спит, его светлые волосы спадают на лоб.
– Нет. Не надо. Он еще ребенок, – тут же шепчу я, спрыгивая с кровати.
Фонарик снова переходит на мое лицо, Я без страха смотрю на них, хотя меня слепит свет.
– Давай пошевеливайся, – опять произносит чей-то голос.
Их трое. Я следую за ними из общей комнаты, мы спускаемся по лестнице в один из классов. Кто-то зажигает керосиновую лампу, и от ее света я вижу их лица. Они все старше меня. Один из них парень, который ухмылялся, проходя мимо нас по коридору.
– Значит твои родители участвовали в заговоре против государства? – спрашивает он. У него странный акцент.
– Нет, это не правда. Мои родители-врачи, – тут же сердито отвечаю я.
– Были, – хмыкает один из парней.
– Они не умерли.
– Они умерли, иначе тебя бы здесь не было.
Я решил не спорить с ними. Я перевожу взгляд на парня, который тогда проходил мимо нас. Похоже, он их лидер.
– Чего ты хочешь?
– Мы хотели предупредить тебя.
– О чем?
Он протягивает мне старые при старые ножницы.
– Возьми и остриги волосы у своего брата. А потом верни их нам.
Я с подозрением перевожу взгляд с ножниц на них.
– Почему я должен это делать?
Один из них ухмыляется.
– Заткнись, – резко говорит ему лидер. Затем он поворачивается ко мне. – Твой брат уж очень миленький, а здесь имеются мужчины, которым это очень нравится.
У меня волосы встают дыбом. Я тут же забираю у него ножницы. У меня руки начинают дрожать от его слов.
– Спасибо.
– Меня зовут Сергей Кошкин. Это моя банда. Нас называют ночными ходоками. Ты можешь присоединиться к нам, если хочешь.
– Чем занимается твоя банда?
– Мы присматриваем друг за другом. Здесь есть крутые, директор использует их для поддержания дисциплины. Ты должен остерегаться их. Они нас не трогают, и если ты присоединишься к нам, то они не тронут и тебя.
– А почему ты хочешь, чтобы я присоединился к тебе?
Парень улыбается.
– Потому что тебя тоже привезли со связанными руками. Мы так все и прибыли сюда.
Я улыбаюсь ему в ответ. Он настоящая родственная душа.
– Меня зовут Николай Смирнов.
– Встретимся тогда здесь завтра ночью.
Один из мальчиков протягивает мне печенье. Я беру и благодарю его. С ножницами спешу обратно в спальню. Я трясу Павла, пока он не просыпается. Он потирает глаза и со стоном вздыхает. Я тут же закрываю ему рот рукой, пока он не открывает глаза и не встречается с моим взглядом.
Я прикладываю палец к своим губам, показывая ему, что он не должен издавать ни звука, он кивает.
Я сажаю его и протягиваю печенье. Пока он ест, я начинаю его стричь, отрезая, как можно больше волос. К моему ужасу, от этого не становится ужаснее, наоборот. Глаза становятся еще больше, а личико похоже на ангельское. Я поднимаю ботинок, провожу по подошве и начинаю размазывать грязь с ботинка по его лицу.
– Что ты делаешь? – спрашивает он с ангельской невинностью, что я снова прихожу в ужас.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Стар
Менее чем за час мы обходим фактически весь дом.
– Ты можешь самостоятельно получше исследовать места отдыха, – говорит Селин, закрывая дверь бассейна. – Теперь позволь мне отвести тебя в зал для завтрака. Мистер Смирнов уже должен быть там.
Зал для завтрака выходит на восток. Здесь три двойные двери и все они открыты. Вид потрясающий, но я вижу только Николая, сидящего за столом и читающего газету. Он одет в бледно-серый костюм, светло-серую рубашку и белый галстук. Он выглядит отстраненным и недостижимым. Я не могу даже сравнивать этого безукоризненно ухоженного мужчину ни с сексуально опытным мужчиной, который заставил меня кончить вчера на журнальном столике, ни с разъяренным зверем, который разбил мой телефон.
Я глубоко вздыхаю и делаю шаг в комнату. Он поднимает свои потрясающе серебристые глаза, отрываясь от газеты, которую читает, и окидывает ими меня с головы до ног. Он сворачивает и откладывает газету в сторону.
Появляется Григорий со своим особым чувством времени. Молча он отодвигает в сторону стул рядом с Николаем. И ждет меня. Я сажусь, он мягко пододвигает стул.
– Доброе утро, – приветствует Николай.
– Доброе, – немного смущаясь отвечаю я, положив телефон на стол. – Спасибо за новый телефон.
Он кивает.
– Не следовало тебе покупать мне такой дорогой.
Он хмурится и, кажется, раздраженным.
– Не следует быть такой скромницей.
Я выпрямляю спину.
– Я никогда не была скромницей. Не было абсолютно никакой необходимости покупать такую дорогую вещь. Просто обычный телефон, вот и все. Мне не нужны дорогие игрушки.
Улыбка выгибает его губы.
– Ах, но я хочу побаловать своего мотылька. Осыпать тебя красивыми вещами.
– Зачем?
Он пожимает плечами.
– Просто так. Мне нравится осознавать, что все, что на тебе, все, что ты ешь и чем владеешь, куплено мной.
Григорий делает шаг вперед. Я так углубилась в наш разговор, что совсем забыла, что за мной стоит Григорий.
– Что бы ты хотела на завтрак? – спрашивает Николай.
– А что есть в меню?
– Все, что ты хочешь, – поблескивая глазами, отвечает он.
Я не могу долго смотреть ему в глаза не покраснев. Я стараюсь собраться с мыслями.
– Я хотела бы завтрак по-английски, пожалуйста, – отвечаю я, парящему Григорию за спиной.
– Мне вареники, – добавляет Николай. – И принеси мне еще кофе.
Григорий также тихо уходит, как и вошел.
Николай смотрит на меня с задумчивым выражением.
– При таком выборе ты заказала всего лишь английский завтрак.
– Да, а ты заказал русское блюдо, живя в Англии.
Он смеется.
– Touché.
По какой-то странной причине мне понравилось, что я заставила его засмеяться.
– Ты осмотрела особняк. Тебе понравилось?
Я киваю.
– Прекрасный дом. Тебе очень повезло.
Его губы скручиваются в улыбке.
– Повезло? Я сам заработал все, мотылек.
Я с любопытством поглядываю на него.
– Ты заработал все эти деньги сам, за одну свою жизнь?
– Да.
– Как?
– Я был готов сделать то, чего другие боялись.
– Что ты имеешь в виду?
Его глаза вспыхивают странным светом.
– Именно то, что ты думаешь.
– То, что ты забрал меня у Найджела?
– Именно. Другой бы на моем месте колебался бы и раздумывал. Беспокоился бы о своей совести или о морали. Я же? Даже не задумывался. Я хотел вырвать тебя из рук твоего мужа.
– И тебя бы ничего не остановило?
Он смотрит мне прямо в глаза.
– А как ты думаешь, наивная маленькая Стар?
Я внимательно разглядываю его. Я никогда не встречала мужчину, который был бы так откровенен в своей безнравственности.
– А если бы тебе пришлось кого-то убить?
Он небрежно приподнимает одно плечо.
– Каждый когда-то умрет. Если это будет раньше на день, на месяц или... даже на двадцать лет? История Земли складывается из миллиардов лет, какое это имеет значение для простого человека?
Я хмурюсь.
– Ты когда-нибудь убивал человека?
Он улыбается, улыбкой тигра.
– Если бы даже и убивал, я не говорю, что я это делал, конечно же я не признался бы тебе в этом.
Появляется наш завтрак. Мое блюдо кажется обычным по сравнению с его.
– Что ты ешь? Это блинчики? – С любопытством спрашиваю я, когда Григорий выходит из комнаты.
– Это русские вареники. Их готовят из творога, муки, яиц и едят с вареньем или сметаной. Хочешь попробовать?
Я облизываю нижнюю губу. Когда он кормил меня вчера, я испытывала странные чувства, поэтому даже не хочу задумываться на этот раз.
– Нет, спасибо. Я попробую в другой раз.
– Как хочешь, – отвечает он и тянется за сливками.
– Сколько тебе было лет, когда ты встретила Найджела? – как бы между прочим спрашивает он.
Я опускаю взгляд в свою тарелку. Мне не хочется ему отвечать, поэтому начинаю прожевывать яйца как можно дольше.
– Мы были молоды, – говорю я наконец.
Он насмешливо улыбается.
– Найджел на год старше меня. Он не мог быть молод. Сколько тебе было лет?
– Шестнадцать, – небрежно отвечаю я, насколько могу.
Его глаза остаются тщательно завуалированными, но брови приподнимаются.
– Извращенец.
– Он не извращенец, – тут же вступаюсь я в его защиту. – Я возмущена твоим обвинением. Ты уже второй раз называешь его так. На самом деле, я была очень зрелой для своего возраста. Я не выглядела такой юной.
– Ты даже сейчас выглядишь так, будто едва стала совершеннолетней.
– У меня было раннее развитие, – настойчиво говорю я.
– Да? Когда он впервые встретил тебя, по что ты была одета?
Я чувствую себя подавленной.
– Не твое, черт побери, дело.
– Я так и думал.
– Что, черт возьми, ты имеешь в виду?
– Хочешь поспорим, я уже знаю, во что ты была одета?
– Я могу солгать.
– Ты не умеешь лгать.
Я даже не могу поднять глаза, поэтому хмурюсь, глядя в свою тарелку.
– Готова поспорить на платье, которое на тебе. Если ты выиграешь, то оно останется на тебе, если проиграешь, ты его снимешь.
– Очень односторонний спор, – отвечаю я.
Он мрачно смеется.
– Мне нравится такой спор.
– Я больше не хочу обсуждать с тобой свою личную жизнь, – говорю я, нарезая сосиски.
– Странно, что ты все время защищаешь этого извращенца. Если и есть в жизнь хоть что-то, что я ненавижу больше всего, так это мужчин, которые вторгаются в жизнь детей.
Гнев начинает подниматься у меня с самого низа живота. Я сначала медленно кладу нож, как будто он меня не так сильно бесит, что мне хочется ему просто двинуть.
– Прекрати его так называть, – тихо произношу я.
– Почему? Это правда.
– Это не правда. Я была уже совсем не ребенок.
– Ты была одета в школьную форму.
Я с трудом сглатываю. У меня не хватает мужества взглянуть ему в глаза. Как он догадался? Когда Найджел приехал на вечеринку, я не успела забежать домой и переодеться. Сара, племянница Найджела, у которой был день рождения, вместе со мной были в школьной форме, ели леденцы на кухне. Он вошел и посмотрел на меня так, пока я посасывала свой леденец на палочке, что заставил меня покраснеть.
И меня раздражало, что он догадался.
– Но я не была уже ребенком. Если ты думаешь, что можешь заставить меня почувствовать отвращение к Найджелу, называя его всякими мерзкими словами, можешь не утруждаться, потому что это не сработает. Мой отец тоже пытался это сделать, но это ни к чему не привело.
– Так значит твой отец солидарен со мной? – набрасывается он.
Я делаю глубокий вдох. Боже, дай мне силы.
– Тогда у него сработал отцовский инстинкт – защитить свою дочь, но сейчас он так уже не думает. Он понял, что Найджел хороший человек. – Я скрещиваю пальцы под столом.
– Хм... мне придется пересмотреть свое мнение о тебе.
Я хмурюсь.
– Какое мнение?
– Ты лжешь.
Я беру чашку и начинаю потягивать кофе.
– Почему ты думаешь, что я лгу? Потому что все врут?
– Когда последний раз ты врала?
Последний раз я сказала ему, что не хочу его видеть. Я пожимаю плечами.
– Точно вспомнить не могу.
– Хм..., – он молча ест, и поднимает на меня глаза, только когда заканчивает свой завтрак. – Ты собираешься навестить своего отца сегодня?
– Нет, я поеду завтра. Сегодня к нему поедет бабушка. – Я цинично улыбаюсь. – Мне пришлось ей солгать. Она думает, что я простудилась, и нахожусь дома с Найджелом.
Как обычно, упоминание Найджела заставляет его хмуриться.
– Меня не будет большую половину дня, но ты можешь пойти погулять по территории, покататься на лошадях, поплавать, или почитать, можешь взять любую книгу в библиотеке, посмотреть фильм в кинозале. Делай все, что хочешь. Я вернусь к ужину.
Я киваю.
Честно говоря, что его не будет почти целый день для меня настоящее облегчение. Время, которое мы проводим вместе, мне кажется, запутано нашими эмоциями и едва скрываемой враждебностью.
Он встает и подходит ко мне. У меня тут же начинает колотиться сердце, словно готово выскочить из груди.
– Что? – нервно спрашиваю я.
– Прежде чем я уйду, встань и сними свое нижнее белье.
У меня глаза готовы вывалиться из орбит.
– Что?! – Восклицаю я, хотя уже чувствую, как мое тело тут же реагирует на его сексуальный запрос.
– Ты слышала.
– Зачем? Ты все равно собираешься уходить. – С трудом выдыхая спрашиваю я.
– Потому что мне нравится думать, что ты ходишь по моему поместью мокрая и опухшая между ног.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Стар
Буквально несколько секунд я вызывающе смотрю на него. И, глядя ему в глаза, мне приходит в голову, что если я не подчинюсь, он возьмет дело в свои руки, и увидит, что он прав. Я ощущаю насколько мокрая. Я снимаю свои трусики, скомкав их, бросаю в его протянутую ладонь.
– Когда я вернусь, я хочу, чтобы ты была голой, – говорит он прежде, чем уйти.
Мне странно ходить без нижнего белья. Я никогда этого не делала, особенно с таким коротким платьем. Чувствуется какая-то свобода, но она слегка смущает. А если ветер поднимет мою юбку, или я попаду в аварию? Все увидят мою киску.
Поскольку погода стоит настолько прекрасной, я решаю прогуляться по территории особняка. И во время прогулки, отклоняюсь от главных дорожек, сворачивая на тщательно подстриженную тропинку, ведущую к симпатичному зданию из красного кирпича Поднимаюсь по ступенькам и дотрагиваюсь до входной двери. Дверь открывается.
К моему удивлению, я попадаю в маленькой часовню, наполненной светом от витражей. Она очень красивая и умиротворенная, вдруг я начинаю беспокоиться, что мне не следовало входить в подобное место без трусов, но я начинаю подсмеиваться над собой. Глупо с моей стороны.
Бог создал нас всех голыми.
Здесь прохладно и спокойно, я продвигаюсь вперед. В глубине на стене стоит простой деревянный крест. Я преклоняю колени на пол и закрываю глаза. Молюсь за здоровье отца. А потом молюсь, чтобы Найджел излечился от своей зависимости. Наконец, я произнесу молитву за себя. Я молюсь, чтобы Бог придал мне силы, чтобы не поглотили собственные плотские и низменные желания. Потом несколько минут я просто сижу на одной из скамеек в тихом созерцании. Затем я заставляю себя подняться на ноги и покидаю это тихое убежище.
Я иду в сторону конюшни. Вокруг никого, поэтому я вхожу внутрь. О Господи, какие же невероятно красивые лошади! Единственные лошади, которых я знала до тех пор, были толстыми фермерскими лошадьми, возящих детей по пляжу.
Эти же лошади высокие и шерсть гладкая, что их шеи сияют даже в тусклом свете конюшни. Я подхожу к одной, и она смотрит на меня, не двигаясь. Осторожно я поднимаю руку, и она не реагирует, я опускаю ладонь на ее блестящую шею. Она продолжает смотреть на меня. У нее умные глаза.
Я иду дальше, останавливаюсь у огромного белоснежного коня перед одним из стойлов. Он абсолютно потрясающий, у меня возникает странное ощущение, словно я смотрю на мифическое существо. Я делаю несколько шагов в его сторону, он совершает рывок головой и начинает перебирать копытами. Я не много знаю о лошадях, но его реакция определенно сообщает мне, что лучше не подходить ближе, поэтому я останавливаюсь и медленно направляюсь к другой лошади. Она настолько милая, настолько дружелюбная, я жалею, что не захватила с собой кусок сахара или яблоко.
Я самозабвенно глажу ее шелковистую шею, нашептывая всякие глупости и любуясь ее красотой, маленький комок шерсти – щенок появляется у моих ног. Великолепный, который начинает радостно прыгать вокруг меня внизу. Я наклоняюсь и беру его на руки. Он облизывает мне лицо с неослабляющим энтузиазмом, заставляя меня смеяться.
Потом мужчина входит в конюшню и приближается ко мне. На нем брюки цвета хаки, рубашка в клетку и грязные сапоги.
– Иди сюда, Шторм, – зовет он, и пучок меха выскакивает из моих рук и со всех ног несется к нему. Он подхватывает его на руки и с улыбкой смотрит на меня.
– Простите, мисс Минтон. Надеюсь, он не испортил вам платье. Он еще щенок, поэтому настолько беззаботен. Если он не будет осторожен, его может лошадь ударить по голове копытом.
Я снимаю волоски его шерсти со своего платья.
– Нисколько. Я люблю собак и мне понравилась его компания. – Я подхожу к мужчине. – Прошу вас, называйте меня Стар, – говорю я, протягивая руку.
Он твердо пожимает мою руку своими грубыми, мозолистыми руками.
– Рей.
Я взмахом голову, указываю на лошадей.
– Думаете, я смогу научиться ездить на лошади?
– Не понимаю, почему нет. Конечно, сначала я должен спросить мистера Смирнова.
– Он сказал, что я могу покататься.
– В таком случае. У меня есть лошадь именно для вас, послушная кобыла. Пойдем, я познакомлю тебя с мисс Пенни.
Он прав. Мисс Пенни настолько спокойна, о таком, можно только и мечтать. И у нее самые добрые карие глаза, я влюбилась в нее мгновенно.
– Когда вы хотите начать?
– Не знаю, – отвечаю я, гладя морду Мисс Пенни. – У меня нет специальной одежды для верховой езды. Я должна спросить у Селин.
– Просто скажите Селин, когда бы вы хотели начать. Я постоянно здесь.
– Спасибо. Белый конь, действительно, очень красивый, но он кажется таким злым. Кто-нибудь ездит на нем?
– Он очень вспыльчивый. Ездить на нем может только господин Смирнов. Его зовут Belyy Smert.
– Это на самом деле так?
Он посмеивается.
– Да, Белая смерть.
– Поразительно. Имя какое-то дикое.
– Вам стоит увидеть его в действии. Он несется как ветер.
К полдню я возвращаюсь в дом, где меня поджидает Селин. Я замечаю, что меня поджидает ноутбук.
Мы вместе обедаем, и должна признаться, что на самом деле начинаю наслаждаться ее компанией. Она дружелюбна и очень хочет мне помочь в том, в чем может. Я спросила ее насчет одежды для верховой езды, и она тут же соглашается съездить в Лондон сегодня же, чтобы приобрести ее для меня.
– О, хорошо. Может завтра я смогу начать учиться ездить на лошади, – взволнованно говорю я.
– Не думаю, что вы здесь будите завтра. Если я не ошибаюсь, вы поедите в Лондон.
– Хорошо. А когда я вернусь? – спрашиваю, при этом чувствуя себя немного глупо.
– Не могу точно сказать, но могу спросить секретаря мистера Смирнова, но лучше бы вы сами спросили непосредственно мистера Смирнова.
Я слабо улыбаюсь.
– Хорошо, я спрошу. – Положив курицы в рот, задаюсь вопросом, что Селин должна обо мне думать. Должно быть ей кажется странным даже само мое присутствие здесь, не говоря уже о том, что не знаю, где буду завтра.
Я чувствую вспышку гнева к Найджелу, который поставил меня с такое дурацкое положение, но потом глубоко вздыхаю, успокаивая себя тем, что нахожусь в одном из самых красивых мест на земле. Здесь столько всего открывается для меня, что я смогу сделать – научиться, многое узнать и просто наслаждаться. Я буду рассматривать этот месяц как подарок и воспользуюсь всем, чем смогу. Здесь столько, о чем я никогда не смела мечтать, не говоря уже о том, чтобы получить.
После ланча я несу новый ноутбук в комнату, оформленную в китайском стиле, в западном крыле дома. Я обратила на нее внимание раньше, как на комнату, в которой буду чувствовать себя наиболее комфортно, чтобы писать.
Здесь имеется небольшой викторианский письменный стол, который напоминает мне о доме. Он стоит в углу комнаты, наполовину скрытый японским лаковым экраном, и когда я сажусь за стол то, чувствую себя довольно уединенно. Если я поверну голову, то могу увидеть сад с беседкой из роз. Положив ноутбук на стол, выглядываю в окно и вижу фазанов, бродящих по территории, трое оленей Muntjac также попадают в поле моего зрения, продолжая пастись. Я наблюдаю за ними, довольно улыбаюсь. Каким раем владеет этот мужчина!
Как повезло ему здесь жить.
Я сажусь и открываю ноутбук. Селин уже установила word, так что я могу войти в свой аккаунт на Dropbox и получить доступ к своей рукописи. В течение следующих нескольких часов я почти не отрываю глаз от экрана. Мои пальцы летают по клавиатуре, погрузившись в совершенно другой мир, в котором я сейчас живу. Часы проходят совершенно не заметно. И стук в дверь отрывает меня от экрана компьютера. Селин спрашивает, чтобы я хотела получить на ужин, Николай беспокоиться, что не успеет приготовить.
– Хорошо, – отвечаю я, но я странно разочарован.
Остаток вечера проходит медленно. Селин вручает мне сумку с одеждой для верховой езды. Я звоню Найджелу, потом принимаю ванну. На балконе стою несколько минут и смотрю на закат солнца. Потом ужинаю, выпиваю кофе. В библиотеке я взяла книгу почитать в постели.
Поздно ночью просыпаясь от большого тела, от веса которого прогибается кровать, и я еще сонная понимаю, что это не Найджел. В темноте не чувствую стыда, и мое тело радо ему.
Он грубо берет меня, но мое тело все равно приветствует его.
Секс с ним, совсем не похож на секс с Найджелом.
Секс с Найджелом мягкий, медленный и вкусный. Словно ты свернулся калачиком на диване, под пушистым пледом, тебе тепло, и ты чувствуешь себя в полной безопасности, наблюдая за бурей, разыгравшейся снаружи. Секс с Николаем напоминает стояние посреди грозы, когда все время полыхает молния, покалывает кожу от электричества, а сердце колотится от страха и возбуждения.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Николай
Весь долгий день я пытался забыть ее. Я уговаривал себя, что мне не нужно спешить к ней домой, чтобы потрахаться. Затем, как дешевый взвинченный наркоман, я забираюсь в машину под утро, стараясь побыстрее оказаться у ее тела, член жесткий, как камень. Черт, я даже не могу спокойно подняться по лестнице.
Она спит, накрытая тонкой простыней. Я подхожу и осматриваю ее. Она выглядела как ангел. О котором я мечтал.
Я поднимаю простынь. Ночная рубашка задралась. Я приподнимаю ее ночную рубашку кверху.
Внизу она голая. И это хорошо. Она выполняет мои указания.
Она просыпается. В темноте разведя для меня ноги, в приглашении. У меня все тело покалывает от предвкушения. Я расстегиваю штаны и вынимаю свой твердый член. Залезаю на кровать, погружаюсь в ее сладкую киску. Она вскрикивает. Дико и растерянно, ее крик возбуждает меня еще сильнее.
Я не воспользовался презервативом, но она и не настаивает.
Я хочу оказаться у нее внутри, чувствия ее своей кожей. Я хочу заполнить ее киску своей спермой. Вероятно, она хочет того же, что и я. Как только ее мокрая, горячая киска сжимает мой член, сдерживаемая ярость и разочарование, грызущие меня изнутри, уходят. Ощущения невероятные. Намного сильнее, чем я себе представлял.
Я начинаю двигаться в устойчивом ритме, полностью теряясь в ней. Я глубоко трахаю ее, каждый толчок дает мне наслаждение незабываемого удовольствия от секса с ней.
Когда она кончает, жестко сжимая мой член своими мышцами, я начинаю все быстрее и сильнее снова и снова входить в нее, пока меня не накрывает мой собственный оргазм.
Я беру ее дважды. Во второй раз веду себя грубо. Она обхватывает меня за спину и при каждым толчке стонет.
Когда я выхожу из нее, она смотрит на меня широко открытыми глазами. В тусклом свете ее глаза поблескивают, а волосы блестят, как золото. Мне не нравятся блондинки, но с ней мне хочется зарыться лицом в ее волосы. Я хочу услышать запах ее волос.
«Они не будет пахнуть печеньем», – говорю я сам себе, но я не могу заставить себя этого сделать. И сквозь дымку возбуждения возвращаются воспоминания.
Я выбираюсь из ее кровати, подхватываю свои брюки и покидаю ее спальню.
Николай
1990
Мы просыпаемся, когда еще темно, встаем в очередь, чтобы воспользоваться туалетами на улице. Потом умываемся еле теплой водой. Вместе со всеми другими никому не нужными детьми, нас помещают в огромную темную, сырую комнату с рядами длинных деревянных столов и скамеек. Напоминает мне фильм «Оливер Твист» по Диккенсу.
Мы присоединяемся в очередь из молчаливых детей, двигающихся упорядоченно к раздаточному пункту, где две женщины среднего возраста, одетые в униформу и синие платки, повязанные на голову. У них суровые, неулыбчивые глаза, которые стараются не встречаться взглядом ни со мной, ни с Павлом, когда настает наша очередь. Они бросают густую гречневую кашу в наши миски, как роботы.
Павел и я умираем с голоду, поэтому быстро съедаем холодную еду. Я пытаюсь отыскать Сергея и его банду, но нигде не вижу их. После завтрака мы с Павлом расстаемся.
Его ведут в класс для детей его возраста, а я вынужден присоединиться к классу, заполненным одиннадцати– и двенадцатилетними. Все они выглядят побежденными и смирились со своей судьбой. В углу сидит девушка, раскачиваясь, совершенно не обращая внимания на всех нас.
На носу учителя толстые очки, которые делают его глаза в два раза больше, чем глаза обычного человека. Он чопорно стоит у доски, на расстоянии длины нескольких рук от своих подопечных. Рядом с доской висит толстый ремень из кожи. Сомнений в его использовании не остается.
Нам преподают историю, математику, географию, литературу. Каждая смена урока объявляется звонком колокола. Мы не идем в другой класс и к нам не приходят другие учителя. Мы открываем учебники по другому предмету для следующего урока.
Как только объявляется перерыв, я бросаюсь искать Павла. Он улыбается, видя меня, и я чувствую облегчение. В отличие от детей в моем классе, которые выглядят так, будто ив них вбивали безрадостность и уныние, маленькие дети в его классе выглядят испуганными. Я понимаю, что я скоро тоже увижу этот ужас в глазах своего брата, если мы останемся здесь надолго. Я должен найти способ позвонить дяде.
– Подожди меня здесь, – говорю я ему и бегу к кабинету директора. Я стучусь, но никакого ответа. Оглядываюсь по сторонам, пробую все же открыть дверь, но она заперта. Дверь выглядит слишком устойчивой, чтобы попытаться ее взломать.
Обед – тушеная капуста в воде, в которой плавает несколько кусочков овощей. Затем мы возвращается к занятиям. Нам дают короткий пятнадцатиминутный перерыв в четыре часа, выпустив погулять на бетонную площадку. Ужасно холодно, поэтому дети собираются кучками, чтобы согреться, дрожа от ожидания, когда один из персонала позволит нам вернуться в помещение.
