Текст книги "Романы катастроф"

Автор книги: Джордж Стюарт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

Иш пошел спать в подавленном состоянии духа.

– Может, я пострадал от шока больше, чем полагаю, – подумал он. – А может, просто одиночество действует на меня, или старый добрый секс поднял во мне свою отвратительную голову. Может, мне нужна женщина.

Иш знал, что шок может служить причиной самых разнообразных явлений. Он вспомнил рассказ о человеке, который стал свидетелем гибели собственной жены. И после этого он абсолютно потерял вкус к жизни, к удовольствиям.

Он подумал о неграх, которых встретил сегодня. Эта женщина, пожилая, беременная, совсем некрасивая, вряд ли смогла вызвать в нем желание. Затем он стал размышлять о той жизни, которую вели эти негры. Принцесса все еще выла в гараже. Иш выругал ее и уснул.

Утром ему все еще было не по себе. На улице было пасмурно, но дождь кончился. Он решил прогуляться по дороге пешком. Прежде, чем идти, он заглянул в машину и увидел на заднем сиденье карабин. Иш не притрагивался еще до него, но сейчас почему-то он взял его, накинул ремень на плечо и пошел по дороге.

Принцесса некоторое время сопровождала его, а затем обнаружила чей-то след и, несмотря на его призывы, с лаем исчезла за холмом.

Иш шел по дороге, не имея никаких определенных намерений, кроме желания размять ноги, и, если удастся, собрать немного фруктов. Он не думал ни о чем, когда заметил в поле корову и теленка. В этом не было ничего необычного: за время пути он видел коров много раз. Но сейчас за плечами у него была заряженная винтовка, и вдруг он понял, что ему хочется сделать.

Тщательно прицелившись в теленка, он выстрелил. Расстояние было небольшим. Промахнуться было невозможно. Когда звук выстрела затих, он увидел, как теленок дернулся, ноги его подогнулись, тонкая струйка крови потекла из ноздрей. Он закачался и упал.

Корова после выстрела отбежала на несколько ярдов и теперь остановилась в нерешительности. Иш не знал, собирается ли она мстить за своего теленка, но он снова поднял карабин и выстрелил два раза, чтобы с уверенностью убить ее.

Затем он пошел обратно к машине за охотничьим ножом. Вернулся с ножом и перезаряженной винтовкой. Иш с любопытством воспринимал свои ощущения. Ведь раньше он никогда не поднимал оружия, а сейчас он как будто объявил войну живым существам и должен был понять, что же он ощущает при этом. Он подошел к корове и теленку, которые не оказали ему никакого противодействия. Теленок еще дышал, и Ишу, хотя это ему совсем не нравилось, пришлось перерезать ему горло. Он никогда раньше не охотился и не резал зверей. Поэтому ему пришлось немало повозиться. Вымазавшись в крови с головы до ног, он вырезал печень и тут понял, что нести ему ее не в чем, только в руках. Он положил печень обратно в разрезанный живот теленка и пошел в хижину за сумкой. Когда Иш вернулся, на теленке уже сидела ворона и выклевывала глаза.

Наконец он благополучно доставил печень в дом, но к этому времени он настолько перемазался в крови и грязи, что у него совсем не было желания жарить и есть эту печень. Вымывшись, насколько позволяли условия, Иш сидел, прислушиваясь к дождю. Вернулась Принцесса и заскреблась в дверь, требуя, чтобы ее впустили. Так как запах скунса уже выветрился, он разрешил ей войти. Она была мокрая, грязная, вся в колючках. Она сразу легла на пол и начала приводить себя в порядок, а сам он улегся в постель, немного уставший от необычных ощущений, но тем не менее, удовлетворенной. На улице непрерывно шел дождь, и примерно через час Иш вдруг ощутил что-то новое для себя: оказывается, ему стало скучно – в первый раз после того, как произошла катастрофа.

Он поискал в комнате и нашел журнал шестимесячной давности. Он начал читать историю о том, как встретились парень с девушкой, как они полюбили друг друга, как родители всячески старались разлучить их… Все это было настолько далеко от Иша, что эта история показалась ему написанной во времена строительства египетских пирамид. Он прочел еще три рассказа, но рекламные объявления показались ему более занимательными. Ни одно из объявлений не имело никакого отношения к нынешней ситуации. Все они были направлены не к человеку, как таковому, а к определенной социальной группе. Например, вы должны избавиться от плохого запаха изо рта не потому, что это верный признак больного желудка или плохих зубов, а потому, что вам будет трудно найти партнера для танцев и вечерних прогулок.

Несмотря ни на что, журнал сыграл свою положительную роль: он отвлек Иша от грустных мыслей. К полудню он проголодался, и, когда посмотрел на печень, мирно лежащую в кастрюле, он обнаружил, что из его памяти исчез окровавленный умирающий теленок. Иш поджарил себе великолепный кусок и с удовольствием съел его. Да, кусочек свежего мяса – вот что ему было нужно. Он дал кусочек и Принцессе.

Отдыхая после обеда, он ощущал довольство и умиротворение. Его выстрел в теленка вовсе не означал, что он стрелял для развлечения, нет, он просто добывал себе пищу. Это было то же самое, что открыть банку с консервами, только намного вкуснее. Сегодня он, сделал шаг от того, чтобы быть просто потребителем остатков цивилизации, он приблизился к тому, чтобы самому кормить себя, как это делали негры, которых он видел. То, что ему пришлось уничтожить живое существо, чтобы вдохнуть жизнь в себя – этот вечный парадокс жизни – совершенно не смущало его.

После этого Иш еще больше потерял чувство времени. Он каждый день проезжал понемногу, так как все время шел дождь, и дороги не были такие прямые и ровные, как на Западе. Более того, он уже перестал торопиться. Он ехал на северо-восток через холмы Кентукки, затем проехал через Огайо и продолжил путь в Пенсильвании.

Сейчас он все больше собирал пищу сам: кукурузные початки, лук, морковь – он любил сырую морковь – застрелил поросенка, два часа охотился за индюшками, которые довольно быстро одичали и не подпускали его на выстрел. В конце концов ему удалось застрелить большого индюка, которого вывела из себя его настойчивость в преследовании, и который решился отогнать назойливого пришельца.

Несмотря на дождь, было тепло, и он часто купался. Вода в водопроводе уже стала затхлой, поэтому он пользовался водой из источников и колодцев. Да и в реках вода стала намного чище, чем раньше – ведь теперь в реки не сливались отходы с заводов и канализационных городских труб.

Он уже настолько набил глаз, что при первом взгляде на город мог сказать, пуст он полностью, или же при желании можно было найти пару человек. В последнем случае в городе обычно были ограблены винные лавки и банки: очевидно, деньги еще имели ценность для людей. На улицах можно было встретить свинью или собаку, а реже – кошку.

Даже здесь, в густо населенных областях страны, он редко видел трупы людей, которых так боялся. Жители маленьких городов, видимо, заранее покинули свои жилища, чтобы перебраться в большие центры, где они ожидали получить помощь, или же бежали в горы, чтобы спастись от инфекции. На окраинах больших городов были видны совершенно свежие следы бульдозеров, очевидно, до последнего момента закапывающих массовые захоронения. Конечно, те, что умерли последними, остались не похоронены, но все они были сконцентрированы возле больниц и госпиталей. Благодаря своему обонянию, он вовремя узнавал о таких местах и старался объехать их подальше.

Те выжившие, кого он встречал, были одиночки, иногда парочки. Они твердо решили оставаться на месте. Некоторые хотели, чтобы он остался с ними, но никто не желал сопровождать его. Однако сам он еще не нашел никого, с кем бы захотел разделить будущее. – Если понадобится, – думал он, – я всегда смогу вернуться.

В деревенской местности перемены были заметнее, чем в городах. Уже тучные колосья гнулись к земле, ожидая жатвы, которой не будет. Многие заборы, защищающие посевы от животных, были повалены, и в полях паслись многочисленные стада коров, овец, лошадей.

Наконец одним утром он пересек мост через реку Делавар, въехал в штат Нью-Джерси и понял, что к полудню будет уже в Нью-Йорке.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Он приехал на Пуласки Скайвэй около полудня. Он был здесь пятнадцатилетним мальчиком и ехал вместе с отцом и матерью. Движение здесь было сумасшедшее. С грохотом проносились машины и грузовики во всех направлениях. Иш помнил, как его отец неуверенно смотрел по сторонам, чтобы не пропустить какой-либо дорожный знак, а мать очень нервничала и советовала ему, куда и как ехать. Но теперь Принцесса спокойно спала на сиденье возле него, а он ехал по Скайвэю совершенно один.

Далеко впереди он увидел высокие башни небоскребов – жемчужно-серые силуэты на фоне облаков. Для середины лета день был слишком холодным.

При виде этих башен что-то шевельнулось в нем. Теперь он понял то, чего не мог объяснить себе раньше: почему он так стремился сюда, в Нью-Йорк. Ведь этот город для каждого американца был центром вселенной, и, если что-то произошло в Нью-Йорке, это должно было произойти везде. «Рушится Рим – рушится мир».

Подъехав к Джерси Сити, он остановился посреди шоссе, чтобы прочесть указатели. Он вышел из машины и не услышал скрипа резко останавливающихся автомобилей, звуковых сигналов, ругани водителей, полицейских свистков…

– Во всяком случае, – подумал он, – жизнь стала спокойнее.

Откуда-то издали до него донеслись крики птиц, возможно, чаек. Другой звук, который он слышал, был ровным гудением его мотора.

Он решил не пользоваться туннелями. Может быть, они залиты водой, а ему совсем не хотелось попадать в ловушку. Он поехал на север, переехал мост Джорджа Вашингтона и прибыл в Манхеттен.

Он повернул на Бродвей и поехал на юг, намереваясь попасть прямо в Бэттери. Однако на 17 °Cтрит он увидел знак «Проезд закрыт» и стрелку, указывающую объезд. Иш мог бы поехать под знак, но решил подчиниться приказанию. Он поехал по Амстердам Авеню и затем снова повернул на юг. По отвратительному запаху он понял, почему здесь был закрыт проезд: Медицинский Центр был, видимо, последним центром концентрации больных.

Авеню Амстердам тоже была пустынна. Вокруг громоздились бетонные и кирпичные глыбы домов и где-то в каменных пещерах, ранее называемых квартирами, наверное, остались живые люди. Катастрофа, постигшая весь мир, здесь, в перенаселенном городе, свирепствовала более жестоко, чем где-либо в другом месте. Однако он был уверен, что среди миллионного населения Манхеттена наверняка остались живые точно так же, как и в других городах. Иш ехал, не подавая звуковых сигналов. Теперь встречи с людьми представляли для него мало интереса.

Он проезжал квартал за кварталом. Все вокруг было безжизненно. Наконец возле Левисон Стадиум он увидел признаки жизни: две изможденные собаки, что-то вырывающие друг у друга. Проехав немного, он заметил стайку голубей…

Вскоре он был уже у зданий из красного кирпича. Это был Колумбийский Университет. Рядом возвышалось здание недостроенного собора. Он уже никогда не будет достроен.

Иш толкнул дверь. Она открылась, и он вошел. Тут же у него мелькнула ужасная мысль о том, что весь собор забит телами тех, кто пришел искать здесь спасения в последнюю минуту. Но здесь не было никого. Он прошел в боковой придел и пошел по маленьким молельням. Он проходил их одну за другой. Здесь молились англичане, французы, итальянцы, русские – все жители этого громадного многоязычного города бывали здесь. Солнечные лучи проникали сюда сквозь грязные стекла окон. Все здесь было прекрасно так же, как и раньше. У него возникло желание броситься на колени перед одним из алтарей. Нет, то, что произошло, убеждает в том, что Бог совершенно не интересуется человеческой расой в целом или каким-либо человеком, в частности.

Он снова прошел к главному алтарю. Грандиозность собора подавляла его. У него сдавило горло. Да, здесь конец высших устремлений человечества. Иш повернулся и вышел на улицу к автомобилю…

По Соборному бульвару он поехал на восток, а затем, не обращая внимания на знаки, повернул в Центральный Парк и поехал по Восточной Аллее. В такой летний день люди могли прийти в парк, как это они делали всегда. Но не было никого. Не было даже белок, которых раньше было полно здесь. Видимо, одичавшие кошки и собаки разогнали их. На лугу он увидел пасущегося бизона, а немного подальше – лошадь. Он объехал Метрополитен музей, увидел Иглу Клеопатры, теперь уже осиротевшую, у статуи Шермана свернул на Пятую Авеню, и у него в памяти всплыли стихи: «Теперь все твои победы не имеют никакого смысла».

Несколько голубей взлетели, хлопая крыльями из Рокфеллеровского Центра. Видимо, их спугнул звук мотора. Он остановился посреди Пятой Авеню на углу Сорок Второй Стрит и вышел из машины, оставив Принцессу.

Он пошел на Восток по Сорок Второй Стрит. Пустые тротуары казались смехотворно широкими. Он вошел в Гранд Централь Терминал и посмотрел на огромные залы ожидания.

– Эй! – громко крикнул он и обрадовался, как ребенок, услышав эхо, перекатывающееся под широкими потолками.

Затем он снова вышел на улицу, и его внимание привлекла вращающаяся дверь. Он толкнул ее и оказался в коридоре большого отеля. Коридор, по стенам которого стояли кресла и диваны, вел к стойке.

Иш стоял у двери, и ему вдруг захотелось подойти и завести разговор с воображаемым клерком. Он телеграфировал из… э… Канзас Сити и заказал номер. – Да, мы получили заказ, номер приготовлен. – Где все это теперь? Сейчас свободны тысячи номеров, бедного клерка давно нет – где он теперь? – идея довольно идиотская.

Он еще раз осмотрел отель и увидел, что везде – на диванах, на креслах, на стойке, на полу – лежит толстый слой пыли. Может, так было и всегда, но вряд ли. Во всяком случае теперь пыль будет постоянным его спутником, частью его жизни. Вытирать ее теперь некому.

Вернувшись в машину, Иш продолжал путь на юг. На ступенях Библиотеки он увидел спящего кота. Тот лежал в такой позе, что был настоящей карикатурой на каменных львов, установленных у входа в Библиотеку.

У Билдинг Флатирон он свернул на Бродвей и поехал прямо к Уолл Стрит. Здесь они оба вышли из машины, и Принцесса тут же заинтересовалась следами на тротуаре. Уолл Стрит! Он наслаждался, прогуливаясь по этой пустынной улице. Кое-где в трещинках асфальта уже начала пробиваться зеленая трава. Он вспомнил семейное предание, что один из их предков, датский переселенец, имел где-то здесь свою ферму. И отец каждый раз, когда повышались налоги, говорил: «Мне бы хотелось и сейчас иметь ферму на Манхеттене.» Сейчас Иш мог выполнить его желание. Однако эта пустыня из камня, бетона и асфальта вряд ли пригодна для жизни теперь, он с удовольствием обменяет всю Уолл Стрит даже на небольшой клочок Центрального Парка.

Он снова вернулся в машину и поехал по Бродвею на юг, до самой гавани. Здесь был конец пути.

Может быть, оставшиеся в живых люди уплыли в Европу или в Южную Америку. Этого он не узнает. Но он точно знал, что именно здесь триста лет назад высадился на берег его предок, датский переселенец. И вот теперь Иш, его потомок, замыкает круг.

Он увидел статую Свободы. – Свобода! – иронически подумал он. – Наконец я получил ее. Я получил гораздо больше свободы, чем думали те, что установили статую этой женщины с факелом.

Иш продолжил свой путь через Ист Сайд, свернул в сторону, когда почувствовал тошнотворный запах, окружающий Бельвью Госпиталь, поехал на запад, проехал мимо Пенсильванского вокзала и, наконец, свернул на север по Одиннадцатой Авеню. Он увидел, что солнце уже спускается к горизонту и находится уже над трубами безжизненных заводов. Иш задумался над тем, где же ему провести ночь, как вдруг услышал голос: «Эй!»

Принцесса залилась сумасшедшим лаем. Иш остановил машину, оглянулся и увидел человека, вышедшего из дома. Иш вышел навстречу ему, оставив лающую Принцессу в машине.

Человек шел к нему с распростертыми руками. Он выглядел вполне обычно: хорошо выбрит, в легком костюме, пожилой, несколько грузный, улыбающийся. Иш смотрел на него и даже ждал, что тот заговорит, как обычно говорят торговцы, владельцы магазинов: «Что я могу для вас сделать?»

– Меня зовут Абрамс, – сказал он. – Милт Абрамс.

Иш с трудом произнес свое имя. Так долго он его не произносил! После знакомства Абрамс пригласил его к себе. Они пришли в прекрасную квартиру на втором этаже. Светловолосая женщина, лет сорока, хорошо одетая, с умным взглядом, сидела за коктейльным столиком, и смеситель коктейлей стоял перед ней. – Познакомьтесь… жена… – сказал Милт Абрамс, и по его нерешительности Иш понял, что это вовсе не жена. Вряд ли катастрофа пощадила и мужа, и жену, но время сейчас было такое, что необходимость в церемониях отпала.

Миссис посмотрела на Иша с улыбкой, видимо, посмеиваясь над смущением Милта. – Зовите меня Энн, – сказала она. – И давайте выпьем. Теплый мартини – единственное, что я могу предложить. Во всем Нью-Йорке сейчас не найдешь ни крошки льда. – Все-таки они оба были настоящими нью-йоркцами.

– Я все время говорю ей, – сказал Милт, – чтобы она не пила это. Теплый мартини настоящий яд.

– Вы только подумайте, – сказала Энн. – Провести все лето в Нью-Йорке – и без крошки льда! – Тем не менее ее отвращение к теплому мартини, видимо, было не таким сильным, чтобы заставить ее отказаться от коктейля.

– Я могу предложить вам кое-что получше, – сказал Милт. Открыв буфет, он показал полку с Амонтильядо, коньяком Наполеон и несколькими знаменитыми ликерами. – К тому же, – добавил он, – для них не требуется льда.

Вероятно, Милт был большим любителем ликеров. То, что он достал к обеду бутылку Шато Марго, доказало это.

Шато Марго не совсем подходил к консервированному мясу, но ликер был прекрасен сам по себе и вызвал у Иша легкое приятное опьянение. Энн к этому времени тоже уже была навеселе.

Вечер прошел очень хорошо. Они играли в карты при свечах, пили ликер, слушали музыку с помощью портативного фонографа, для которого не нужно было электричества. Он приводился в движение пружиной. Они болтали – обычная светская беседа ни о чем. – Эта пластинка скрипит… это моя взятка… налейте мне стаканчик…

Это был приятный вечер. Они делали вид, что ничего не думают о том, что находится за дверями квартиры, они играли в карты при свечах только потому, что так было приятно, а не потому, что не было света; они ни слова не говорили о катастрофе, постигшей мир. Иш понимал, что это правильно. Нормальные люди, а Милт и Энн были абсолютно нормальными людьми, не думают ни о далеком прошлом, ни о далеком будущем. К счастью, для нормальных людей, они живут только в настоящем.

Пока они играли в карты, Иш по отдельным словам и ремаркам составил себе представление о ситуации. Милт был совладельцем маленького ювелирного магазина, Энн была женой некоего Харриса. Они были достаточно обеспечены, чтобы проводить лето на побережье. Энн занималась всю жизнь только собой – модные туалеты, парфюмерия, прически… Сейчас они заняли превосходную квартиру, за которую раньше не могли бы платить: она была слишком дорога. Электричество сразу перестало подаваться, но вода еще шла, поэтому элементарные удобства еще пока обеспечивались.

Они были обычными нью-йоркцами, и оба раньше не имели автомобилей. Так что машина и для того и для другого была настоящей тайной. Общественного транспорта больше не существовало, и передвигаться они теперь могли только пешком. Оба они уже были в таком возрасте, когда ходьба доставляет мало удовольствия. Бродвей с его великолепными магазинами продуктов и вин был их восточной границей. На западе была река. Они ходили по набережной примерно милю на юг и на север. Это был их мир.

И в этом маленьком мирке больше не жил никто. Они не имели ни малейшего понятия, что же происходит в других частях громадного города. Для них Ист Сайд был так же далеко, как Филадельфия, а добраться до Бруклина – все равно что попасть в Саудовскую Аравию.

Правда, изредка они слышали звук проезжавших автомобилей, а однажды даже видели один. Но они старались не приближаться к ним, так как теперь были совсем одни и беспомощны, а кто знает, может, это какие-нибудь гангстеры.

– Но все вокруг было так тихо, так спокойно, что мы захотели встретиться с кем-нибудь. Вы ехали медленно, – сказал Милт, – я увидел, что вы один, на машине номер другого штата и выглядите вы вполне интеллигентно.

Иш хотел сказать, что он даст им пистолет, но затем остановил себя. Пистолет может не только разрешить трудные проблемы, но и создать новые. К тому же Милт вряд ли когда-либо в жизни стрелял из пистолета, а ученик он был совсем неспособный. Что касается Энн, то она была из тех экзальтированных женщин, пистолет в руках которых опасен не только для врагов, но и для друзей.

Несмотря на отсутствие кино, телевидения, радио, вечно бурлящей толпы на улицах, Милт и Энн кажется, совсем не скучали. Они играли в карты на деньги, и ставки были достаточно высоки, тем более, что денег у них было сколько угодно. В результате Энн была должна Милту несколько миллионов долларов. Они слушали пластинки – джаз, фольк, танцевальные мелодии, читали детективы, которых было много в библиотеках на Бродвее. Иш понимал, что они и физически вполне подходили друг другу.

Однако, хотя они и не скучали, но большого удовольствия в жизни не испытывали. Где-то внутри у них таилась пустота и безысходность. Через катастрофу они прошли в каком-то тумане, жили без надежды на будущее. Нью-Йорк, их мир, исчез и теперь никогда не возродится, во всяком случае при них. Когда Иш стал рассказывать о том, что произошло во всей Америке, они не проявили никакого интереса. Пал Рим, пал весь мир.

На следующее утро Энн подала к завтраку теплый мартини и снова жаловалась, что в Нью-Йорке нет ни кусочка льда. Они упрашивали Иша остаться погостить, упрашивали остаться навсегда. Он сможет найти себе девушку в Нью-Йорке, говорили они, и она будет у них четвертой для бриджа. Да, они были наиболее приятные люди из всех, кого он встречал. Но у него не было желания оставаться с ними, даже если он найдет себе девушку, которая будет четвертым партнером для бриджа. – Нет, – решил Иш, – он снова должен поехать на запад.

Когда Иш уезжал, они стояли на пороге дома и махали руками. У него сжалось сердце, и он чуть не повернул обратно, чтобы пожить тут. Ему было жаль их. Иш не хотел думать, что будет, когда настанет зима, когда глубокие ущелья между домами будут завалены снегом, когда северные ветры будут просвистывать весь город. В эту зиму в Нью-Йорке не будет центрального отопления. Правда, в нем будет много льда, и не нужно будет пить теплый мартини.

Иш повернул за угол, и они скрылись из виду. Он ощутил, как слезы теплой влагой наполнили его глаза. Гуд бай, Милт и Энн!

ГЛАВА ПЯТАЯ

Направляясь на запад – про себя думая, что едет домой – он чувствовал себя так, как будто совершал туристическую поездку. Человек и собака в машине и дни, тянущиеся без всяких событий и приключений.

Они проехали через богатые земли восточной Пенсильвании, где колосья уже налились тяжелым золотом, а кукуруза стояла в человеческий рост высотой. Затем он нажал на акселлератор и помчался со скоростью 80–90 миль в час, не думая об опасности, опьяненный скоростью. Он въехал в Огайо.

Газовые плиты уже везде перестали функционировать – упало давление газа, но он нашел двухконфорочную бензиновую плиту, которая превосходно работала. При хорошей погоде он останавливался в лесу и готовил себе еду на плите. Основной его пищей оставались консервы из магазинов, но он разнообразил пищу с помощью свежих овощей и фруктов.

Ему очень хотелось яиц, но все курицы куда-то исчезли. И индюшки тоже. Лисы, кошки и крысы быстро истребили всех их, которые были слишком долго под защитой человека и полностью утратили инстинкт самосохранения. Однажды он подстрелил на озере гуся, но тот был слишком стар, мясо его было таким жестким, что его было невозможно сделать съедобным в походных условиях.

Если бы Принцесса была натаскана на птицу, он мог бы попытаться настрелять дичи, но собака гонялась только за кроликами. Иш не видел ни одного кролика и поэтому решил, что они существуют только в воображении собаки.

Минуя большие города, он ехал на запад Индиана, Иллинойс, Айова, проезжая мимо богатых полей, пустых маленьких городков. Он ехал и отмечал моменты, когда природа уже начинает стирать следы цивилизации – заросшие парки, оборванные ветками тополя телефонные провода, занесенная грязью подмытая дорога…

Теперь ему уже встречались люди в основном по двое или по трое. Изолированные молекулы стали находить друг друга и соединяться. Обычно такие люди были привязаны к тому месту, где они жили до катастрофы. Как обычно, никто из них не изъявлял желания ехать куда-либо, и лишь немногие предлагали ему остаться с ними. Но он ни разу не почувствовал соблазна остаться. Эти люди физически остались живы, но Иш понимал, что духовно они мертвы. Он изучал антропологию и знал, что такое явление встречалось и раньше, но в гораздо меньших масштабах. Уничтожение всей культурной среды, где жили люди – это слишком большой удар по отдельным людям. Если исчезает семья, работа, друзья, церковь, обычные развлечения, привычные заботы, надежды, тогда жизнь превращается в смерть.

Однажды он видел женщину, сошедшую с ума. По одежде было видно, что она раньше была хорошо обеспечена, может быть, даже богата, но теперь она не могла позаботиться о себе, и было ясно, что она не дотянет даже до зимы. Ему рассказывали, что некоторые из выживших кончали жизнь самоубийством.

Однако сам он, казалось, вовсе не страдал ни от шока, ни от одиночества. Иш приписывал это тому, что его интересует сам ход грядущих событий, а также особенностям своего характера. Он много раз думал о том, как он классифицировал особенности своего характера, дающие ему возможность жить в новых условиях.

Иногда, когда он ехал или сидел у костра в лесу, в его мозгу рождались эротические образы. Он думал об Энн из Нью-Йорка – красивая чистоплотная блондинка, способная пробудить в нем желание. Но она была исключением. Обычно ему встречались женщины, уже не заботящиеся о своей внешности и даже просто грязные, лица их ничего не выражали, печать умственной апатии легла на них. Хотя они иногда истерически смеялись или противно хихикали. Некоторые из них были даже привлекательны, но он всегда чувствовал к ним антипатию. Он решил, что это, вероятно, так подействовал на него шок. Но сейчас не было необходимости форсировать события. Перемены в нем произойдут сами собой.

После жары прокаленных солнцем полей Эстес Парк показался ему раем. Он провел здесь неделю. Рыбу давно уже не ловили, и поэтому клев был превосходным.

Затем он въехал в гористую местность, после которой начиналась пустыня. Проехав пустыню, свернул на дорогу 40, ведущую к ущелью Доннер.

Проехав ущелье, он внезапно ощутил запах дыма. – Какой сейчас месяц? – подумал он. – Август? Начало сентября? Самое время для лесных пожаров. – И он вспомнил, что теперь некому сражаться с лесными пожарами, которых сейчас будет очень много, ведь начиналось время гроз.

Возле Юба Гэп он напоролся на пожар. Огонь бушевал по обе стороны дороги, но Ишу удалось проскочить сквозь него. Шоссе было широкое, огонь не очень сильный, и он ехал без особых трудностей. Но вот за поворотом Иш увидел упавшие горящие деревья, дышавшие жаром и полностью загородившие дорогу. И тут снова к нему вернулся страх, от которого он, казалось бы, избавился насовсем. Он оказался совсем один перед лицом смертельной опасности.

Ему ничего не оставалось делать, как развернуть машину и поехать обратно. Иш в панике выжимал из мотора все, что можно. К счастью, ему еще удалось выскочить из огненного кольца.

Очутившись в безопасности, он постарался успокоиться. Доехал до 20 шоссе и решил повторить попытку. Вдоль дороги тоже были пожары, но они уже угасли. Он ехал осторожно, внимательно следя, чтобы на него не рухнуло дерево. Огонь был, казалось, везде.

Иш хотел остановиться на ночь у подножия гор, где было попрохладнее, но, чтобы пожар снова не захватил его в ловушку, он поехал дальше и расстелил свой спальный мешок в парке небольшого городка. Уличные фонари не горели. Иш был разочарован и думал, что в Калифорнии электричество еще осталось. Наверное, лесные пожары сожгли линии передачи энергии.

Он лежал, пытаясь уснуть. Ему было жарко, неудобно, дым щипал нос. У него было такое ощущение, что он попал в ловушку. Даже если пожары прекратятся, дорога в Сьерру наверняка будет завалена упавшими деревьями.

Но утром Иш уже был немного оптимистичнее. Если он и в ловушке, то Калифорния – не такое уж плохое место, чтобы оказаться запертым в ней. А кроме того, если дорога на Сьерру окажется непроходимой, то южная дорога через пустыню наверняка свободна. Он уже готовился выехать, как вдруг Принцесса с громким лаем умчалась куда-то. Он ждал ее с нетерпением, но так как она долго не возвращалась, то он изменил свои планы и провел большую часть дня, валяясь в тени деревьев. Выехал он уже во второй половине дня.

Сумерки застали его на холме, с которого Иш смотрел на огромный город у моря. С внезапным чувством удовольствия он увидел, что большинство уличных фонарей горит. Он уже так давно не видел электрического света, что не мог даже вспомнить, где это было в последний раз. Все теплоэлектростанции вышли из строя сразу же, а небольшие гидростанции продержались немного дольше. И сейчас Иш ощущал гордость за свой город – возможно, это последние электрические огни, которые он видит в жизни.

Одно мгновение ему даже казалось, что все, что он пережил, было лишь игрой воображения, и теперь он возвращается в нормальный город.

Но пустое шоссе, тянущееся перед ним, вернуло его к действительности. Иш посмотрел вперед более внимательно. Несколько секций фонарей не горело. Видимо, все-таки некоторые повреждения на линии произошли. Огней на мосту Золотых Ворот тоже не было видно. Впрочем, может быть, из-за дыма, висящего над городом, ему было просто не рассмотреть их с этого места.

Иш свернул на Сан-Лупо. В свете уличных фонарей все выглядело так, как было до его отъезда отсюда. – Сан-Лупо всегда останется Сан-Лупо, – подумал он про себя и внезапно понял, что уподобился всем тем, кого встречал на пути: он тоже возвращается в свой дом, как домашний голубь.

Иш открыл дверь, включил свет, осмотрелся. Ничего не изменилось! Он знал, что так и будет, но в душе у него таилась надежда. Он не почувствовал острого разочарования, а просто сожаление.

Принцесса стремительно вбежала в кухню, поскользнулась на линолеуме и, нелепо болтая лапами в воздухе и жалобно завывая, с трудом восстановила равновесие. Он был благодарен ей, что она сняла с него напряжение, и прошел за ней на кухню. Она тщательно обнюхивала все углы, но Иш не мог обнаружить, что же так заинтересовало ее.