Текст книги "Руины Камелота (СИ)"

Автор книги: Джордж Норман Липперт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

Габриэлла говорила себе эти вещи, в то время как ночь сгущалась вокруг нее, а деревья утончались, становясь чахлыми и голыми. Она продолжала путь, и земля, как ей смутно казалось, уходила постепенно вниз, растительность исчезала, уступая место все более крупным участкам мертвых камней и щебня.

Ей встречались древние места стоянки, которые выглядели как черные отметины, где когда-то горел костер, окруженный разбросанными мелкими костями. Однажды она натолкнулась на заброшенную хижину, почти похороненную в зарослях плюща, разделенную пополам скрюченным дубом, выросшим через ее крышу. Над открытым дверным проемом давным-давно были нанесены символы, но теперь они исчезли в волнующую неизвестность. Габриэлла обошла вокруг, держась на расстоянии и стараясь не думать о том, что это наклонившееся строение наблюдало за ней, пока она проходила мимо.

Высокая, желтая трава стала преобладающей чертой пейзажа, усеянного лишь изредка низкорослыми деревьями и чахлыми кустарниками. Трава деловито покачивалась, когда ветер проносился через нее, создавая тысячи шепчущих голосов, похожих на слова.

Луна, взгромоздившаяся на небо, висела словно фонарь высоко над головой. Тень Габриэллы двигалась рядом с ней, короткая, но отчетливая, как чернильной призрак.

Она устала и проголодалась. Холод затянувшегося ночного бдения уже начинал тяготить ее. Девушка остановилась, наконец, в центре океана шелестевшей травы и решила прилечь на нескольких часов. Теперь она, должно быть, находилась очень близко к границе Пустоши, а ей не хотелось закрывать глаза в пределах этого проклятого места даже на одну ночь.

Габриэлла немного перекусила, раскатала свое одеяло, а затем, с мучительной болью избавившись от доспехов, легла.

Она страстно желала зажечь костер, но была слишком измучена, чтобы найти хворост и использовать кремень для разведения огня. Однако, даже в холоде она чувствовала едва уловимое тепло подвески вокруг своей шеи. Возможно, это было ее воображение, но, казалось, от сигилы с соколом исходил волнами жар, неся ей утешение и успокаивая ее дрожь. Такое невозможно, конечно, но она не отвергла ее помощи, даже если это было всего лишь вымыслом ее изможденного ума. Рядом с ней, весело подпрыгивая на ветру, висел в паутине между двумя стеблями паучок. Габриэлле казалось, что он приглядывает за ней, напомнив ей паука в стенах замка, того, который нанес ей короткий визит в ночь убийства Рисс.

– Присматривай за мной, дружок, – прошептала она, отворачиваясь. – Будь моим охранником этой ночью.

Она лежала в высокой траве, медленно моргая, испытывая пугающее чувство дежавю. Ей казалось, что она слышит школьный колокол, слабо доносившийся под порывом ветра, чувствует склон холма под собой, ведущий вниз к ручью долины и мосту возле замка. Она закрыла глаза и вспомнила тень Дэррика, когда он был еще мальчиком, его грязное лицо и растрепанные волосы, вырисовывающиеся на фоне солнца.

«Это был ветряной порошок… Я не расскажу никому, если ты дашь мне немного».

Она всегда хорошо ладила с магическими инструментами и зельями. Именно поэтому ей всегда удавалось вызывать ветер с помощью волшебного порошка, или перебирать струны зачарованной арфы, или произносить заклинания, порождающие дымчатые видения. Тоф всегда говорил ей, что у нее талант в магическом искусстве.

Она закрыла глаза. Мимолетно она ощутила память о первом, порывистом поцелуе Дэррика в уголке ее рта как обещание, что хорошие дела еще ждут впереди. В ее памяти, она прикрыла тот поцелуй своей рукой, когда он побежал к академии, озорно ухмыляясь.

На самом деле она уже спала посреди мертвой травы и бледного лунного света приграничья. Паук, не шевелясь, наблюдал за ней, мерно покачиваясь на ветру.

Следующее утро выдалось ярким и солнечным, разбудив ее пылающим оранжевым светом. Она села, продрогшая до костей, и снова испытывающая ужасный голод. Моргая и потирая глаза, она посмотрела вокруг.

Небольшая горсточка ягод лежала поблизости, на самом краю смятых стеблей ее бывшей постели. Она глядела, нахмурившись, на них сверху вниз. Ягоды были крошечные, яркие, сложенные аккуратной кучкой красного и темно-фиолетового. «Дикая бузина и малина», – подумала она. Были даже несколько желудей среди этой смеси, как будто кто-то или что-то, оставившее эти припасы, было немного не уверено в том, что, собственно, существо вроде Габриэллы лучше всего предпочитает на завтрак.

Она подняла глаза и огляделась, всматриваясь в колышущиеся стебли травы. Но больше ничего не было видно, кроме нескольких отдаленных деревьев и тощих кустарников.

Девушка осторожно потянулась за ягодами, взяла одну. Она сунула ее в рот и пожевала задумчиво. Кто бы их ни принес, они были крайне вкусными. Ее живот жадно заурчал в ответ, и она быстренько зачерпнула оставшуюся часть кучки. Ягоды были методично съедены, остались только желуди. Габриэлла решилась попробовать один, даже подержала его между зубами. В конце концов, однако, она решила сохранить их на тот случай, когда она будет менее удачливой во время своего путешествия. Она опустила желуди в свой мешок, встала и потянулась в утреннем солнечном свете.

Кем бы ни был ее таинственный благодетель – и каким бы странным это, конечно, ни казалось – это пробуждение сильно отличалось от того, что она ожидала. Возможно, магия этого странного места, так близко расположенного к Штормовой Пустоши, была не совсем темной в конце концов.

Если, конечно, ягоды не были отравлены.

Размышляя об этом немного обеспокоенно, она снова отправилась в дорогу.

Травянистая долина продолжалась в течение некоторого времени, отливая золотом в утреннем свете. Ей повстречался еще один ручей, бегущий тонкой струйкой через круглые, пурпурного цвета камни, девушка остановилась, чтобы освежиться. Заполняя свою фляжку, она с осторожностью подумала, что вода, возможно, не будет проблемой, пока она будет пересекать степь. Но в еде, однако, вскоре может оказаться недостаток при условии, что ее странный ночной благодетель не появится снова. Она ломала голову над его загадкой, двигаясь все дальше и дальше.

Вскоре после полудня Габриэлла заметила на горизонте какое-то строение. Оно неравномерной формой выступало вверх, и в чем безошибочно угадывались очертания развалин. Оно было слишком мало, чтобы быть замком, но слишком большим, чтобы быть простой хижиной. Когда девушка приблизилась, щурясь на безжалостном полуденном солнце, предмет начал принимать форму давно забытой таверны. Основное здание стояло лишенное какой-либо крыши. Его кирпичные и каменные стены выглядели голыми словно кости в траве. За ним, почти полностью скрытая плющом, криво наклонившись на беспрестанном ветру, виднелась конюшня. Наконец, подойдя к тени древнего сооружения, Габриэлла выхватила взглядом остатки колодца. Ведро давно исчезло, а каменная кладка к несчастью обрушилась внутрь.

Приблизившись к главному зданию, она замедлилась. Часть ее хотела войти, чтобы поискать какие-либо запасы или инструменты, которые могут быть полезными. Другая часть ее, гораздо глубокая и менее выразительная, настаивала на том, что она должна держаться подальше от этого места.

«Оно проклято, – вдруг подумала она, как будто эта идея пришла к ней из самого воздуха вокруг нее, шепчущего и постанывающего сквозь кости старой гостиницы. – Что-то ужасное произошло здесь. И по-моему, я знаю, почему. Это граница. Это был последний форпост человечества, прямо на краю Пустоши, дающий приют искателям приключений и охотникам за волшебными сокровищами. Он действовал некоторое время, может быть, даже десятилетия, но в конце концов, Пустошь потребовала и его, полностью и безвозвратно».

Габриэлла сделала шаг назад. Обычно она гордилась тем, что не была суеверной. Это чувство, однако, было больше, чем пустая нервозность, которую она ощущала, огибая заброшенную хижину днем раньше. Это было похоже на запах в воздухе или слабую пульсацию, только неуловимую слухом, но тем не менее ощутимую. «Держись подальше», – словно предупреждали ее, без всякого сомнения. Она решила, что это хороший совет.

Девушка сделала широкий круг вокруг сооружения, не спуская с него глаз ни на секунду. Скелет огромной лошади лежал в бурьяне рядом с таверной. Трава шелестела и стенала сквозь обнажившиеся ребра. Ее череп, казалось, имел три глазницы. Но это, конечно, было иллюзией. Она взглянула снова и почувствовала, как у нее стынет кровь при виде этого, а затем отвернулась.

Здание было совершенно неподвижным и тихим, когда Габриэлла обошла его со всех сторон, и тем не менее, оно не казалось мертвым. Девушка вздрогнула, не в силах избавиться от ощущения, что тишина была лишь фасадом, и таверна смотрела на нее пустыми черными окнами и дверными проемами, оценивая ее, решая позволить ли ей пройти мимо.

Наконец, к счастью, она осталась позади. Габриэлла шла дальше, оглядываясь через плечо, боясь упустить из виду ее недремлющую пустоту, пока не оказалась достаточно далеко от этого места. По мере того как таверна уменьшалась на расстоянии, девушка почувствовала, что сила ее взгляда, кажется, начинала ослабевать. Она глубоко вздохнула, отвернулась от нее в последний раз и продолжила свой путь.

Она вошла в Пустошь. Мертвая степь вытянулась перед ней как каменный океан, нетронутая деревьями, переливающаяся волнами желтой травы. Пелена одиночества заполняла пространство, простираясь повсюду до плоского горизонта.

Габриэлла двинулась дальше.

Она пела про себя, просто чтобы заполнить пустоту тишины. Она вспоминала каждое сказание барда, которое могла вспомнить, и цитировала отрывки, которые ей больше всего понравились. Ее голос звучал безупречно в отсутствие эха, и чисто, как серебряные колокольчики в абсолютной пустоте. Однако, в конечном счете даже звук ее собственного голоса начал пугать ее. Она замолчала и побрела вперед, оставляла след из сломанных стеблей позади себя.

Иногда, трава уступала место обширным участкам гладкой, потрескавшейся горной породы, некоторые из которых были больше, чем двор замка, в котором она выросла. Здесь ничего не росло, и все же, время от времени, ей встречались странные каменные пирамиды, отбрасывающие на солнце резкие тени. Некоторые пирамиды были почти такими же высоким, как и она, и выглядели такими неустойчивыми, что казалось, малейшее дуновение ветра могло опрокинуть их. В другой раз, ей попадались каменистые выступы с вырезанными на них древними символами, некоторые были настолько велики, что она могла различить их даже стоя в центре. Словно они были предназначены для того, чтобы их можно было увидеть с высоты, самими птицами в воздухе. Ни один из символов не имел никакого смысла для нее, даже те, которые были достаточно малы, чтобы увидеть их целиком, и все они оставляли у нее странное чувство, вызывающее дрожь даже в теплоте осеннего солнечного света.

Наконец, солнце начало опускаться, бросая ее тень впереди. Габриэлла следовала за ней, наблюдая как она растягивается дальше и дальше. Желтая трава приобрела медный оттенок в свете садящегося солнца. Пейзаж теперь разбавили несколько деревьев, которые выглядели скрюченными и мертвыми. Причудливой формы гигантские валуны торчали из травы, как будто сброшенные огромными метательными машинами многие века назад, оставленные словно фрагменты игры на чудовищной игровой доске.

Габриэлла остановилась возле одного из них и прислонилась к нему, спиной к солнцу, сверкающему на западном горизонте, его красный свет уходил в темную линию земли.

Она вынула фляжку из своей сумки и стала пить небольшими глоточками, стараясь не допустить, чтобы даже капля упала с ее подбородка. Она подумывала остановиться на ночлег. День был долгий и утомительный, и как бы сильно ее не страшило потерянное время, она знала, что она только истратит все свои запасы, путешествуя усталой, когда она была менее работоспособной.

Габриэлла положила сумку и встала на колени рядом с ней. Но прежде чем она успела раскатать одеяло, какое-то едва уловимое чувство овладело ею. Она слегка нахмурилась, а затем опустила руку, прикасаясь к каменистой почве перед собой.

Девушка ощутила глухой звук. Он был очень слабым, и она не могла сказать, слышала ли она его или чувствовала. Оставив сумку, она снова встала и осмотрела степь вокруг себя. Обойдя валун, она вгляделась в линию северного горизонта. На первый взгляд, она не увидела ничего. Потом вдалеке она различила облако, которое постепенно росло, будто гонимое ветром. Она наблюдала, прищурившись в умирающем свете, и чувствовала, как ее сердце начинает ускоряться.

Гул стал более заметным, и темные пятнышки под облаком стали принимать очертания. Слишком низкие, чтобы быть всадниками на лошадях, и слишком малочисленные, чтобы быть стадом какого-то местного степного животного. Из-за их размера трудно было судить о расстоянии. Прежде, чем Габриэлла поняла, что происходит, они уже оказались возле нее. Она угрюмо смотрела с замиранием сердца, когда ближайшее существо полностью попало в ее поле зрения. Это был большой, уродливый зверь с приплюснутой, косматой головой, он вскидывал голову и фыркал, его широко расставленные глаза сверкали желтым в свете заката. Витые рога росли по бокам его головы, изгибаясь вниз и наружу. Его копыта взбивали землю, как поршни, поднимая вверх куски взрытой земли и травы на своем пути. Габриэлла узнала это существо из волшебных сказок. Это были быки-мутанты, звероподобные, одичавшие потомки древнего минотавра. Что-то ехало верхом на спине у животного, крепко вцепившись и согнувшись так низко, словно шепча ему на ухо двигаться вперед.

Габриэлла поняла, что существа несутся прямо на нее. Она отступила к соседнему валуну, а затем повернулась и бросилась за камень в страхе, что звери могут растоптать ее в своей спешке.

Она едва успела укрыться за валуном, как первое существо с грохотом промчалось мимо, сотрясая землю и поднимая облако песчаной пыли. Габриэлла прижалась спиной к камню и обняла колени, охваченная ужасом, существо проскочило вперед, неся свою странную ношу. Всадник оказался человеком, но был одет лишь в лохмотья, так что полоски и обрывки ткани развевались позади. Бледная кожа обтягивала выпирающие ребра, а его сгорбившийся позвоночник проглядывал изредка посреди бешеной скачки. Копна торчавших, черных волос вздымалась между костлявыми плечами всадника.

Остальные звери уже были близко, на бегу сотрясая Габриэллу шумом и грохотом. У каждого существа на спине был всадник, и Габриэлла увидела, что все они были вооружены. Мечи были привязали к поясам на исхудалых бедрах седоков или свисали с их спины, но не было видно ни щитов, ни шлемов.

Укол подозрения внезапно пронзил грудь Габриэллы, вызывая озноб. Что если эти отвратительные существа были на службе Меродаха? Что если это были его передовые силы, брошенные к Херренгарду, чтобы устроить засаду для королевского каравана? Не раздумывая, она вскочила и со звоном металла выхватила свой меч.

Она развернулась, выглядывая из-за валуна и заметила еще троих всадников, с грохотом приближающихся к ней, пасти зверей скрежетали, а седоки свирепо глядели вперед, низко прижимаясь к спинам своих ездовых животных. Габриэлла собралась с духом, повернула меч лезвием вниз, а затем вскарабкалась на валун, представая в полном виде перед приближающимися всадниками.

– Остановитесь именем принцессы Камелота! – вскричала она, поднимая обе руки, ее меч все еще торчал из правой руки.

Звери ни замедлились, ни уклонились от курса. Пустые лица всадников даже не дрогнули. Ближайшие всадники миновали камень, на котором стояла Габриэлла, один справа, а другой слева. Третий скакал прямо на нее, как будто собирался протаранить головой наклонную поверхность валуна. Габриэлла смотрела, расширив глаза, подавляя желание отскочить с его пути. Она присела и повернула меч в вертикальное положение, держась за рукоять обеими руками.

В последний момент всадник дернул гриву своего зверя, и огромный бык рванулся вверх, разрезая воздух своими передними ногами и, поразительно, опустился на склон валуна. Его горячее дыхание дохнуло прямо в лицо Габриэлле, копыта царапнули камень, снова поднимаясь вверх, чтобы перепрыгнуть.

Габриэлла отпрыгнула в сторону, мгновенно выбрасывая свой меч. Удар пришелся по наезднику, вонзаясь в него, а затем и зверь, и Габриэлла повалились в разные стороны.

Она ударилась о землю и покатилась, выронив меч. Мгновение спустя, приземлился зверь, сотрясая землю. Он споткнулся, двигаясь по инерции вперед, перекувырнулся, поднялся на ноги, а затем снова ринулся вперед, направляясь вслед за своими собратьями.

Всадник, однако, свалился. Омерзительная фигура неловко прокатилась по земле, хлопая ножнами как плавником, и пытаясь принять вертикальное положение.

Плечо Габриэллы отозвалось пульсирующей болью, когда она приземлилась на него, но девушка вскочила на ноги, схватила свой меч и бросилась в погоню. Бежавшая впереди нее фигура, хрипло дыша, пыталась нагнать зверя.

– Стой! – кричала Габриэлла, задыхаясь. – Я приказываю тебе! Куда вы направляетесь? Зачем? Скажи мне! Я не причиню тебе боль!

Но, как девушка могла ясно видеть, она уже это сделала. Несмотря на его скорость походка человека была неуклюжей, потому что у него не хватало левой руки. Она была грубо отрублена чуть выше локтя. Черная кровь капала из раны, окрашивая остатки его туники.

Габриэллу едва не стошнило, но она не замедлила движение. Она гналась за ним. Он был высокий и нескладный, как молодой человек, хотя и с косматыми, седыми волосами как у старухи. На его оставшейся руке двигались мускулы, он неуклюже размахивал ею, пока бежал.

– Стой, черт возьми! – скомандовала Габриэлла, сделала рывок и схватилась за лохмотья фигуры. Она дернула изо всех сил, и человек споткнулся. Внезапно он развернулся и занес над ней свою уцелевшую руку, словно клешню… Лицо существа было обвисшим и лишенным жизни вокруг разинутого рта, из которого выходило хриплое дыхание со звериным зловонием. Его глаза были мутными, как белый мрамор, и страшно вытаращенными.

Габриэлла выпустила рваную тунику, отшатываясь назад в отвращении. Ее ноги скользнули, и она упала, инстинктивно поднимая меч, вопреки охватившему ее ужасу. Это был не человек. По крайней мере, больше им не был.

Существо тут же остановилось. Даже не взглянув на Габриэллу, оно развернулось и побежало снова, следуя за своими товарищами. Они были уже далеко впереди, просто дрейфующее облако на фоне последних лучей солнца.

Габриэлла по-прежнему держала свой меч и дрожала. Она взглянула на него, заметила пятно черной крови, размазанной по ее середине, и бросила его в ужасе. Она отскочила в сторону, дыхание резкими толчками вырывалось из ее груди.

Страшная фигура была теперь лишь отдаленным силуэтом, все еще бегущим, с кровью, капающей с обрубка его левой руки.

Прежде она думала, что всадники могли быть авангардом, высланным Меродахом, с намерением перехватить караван на пути к Херренгарду. Чем бы они ни были, но они не были человеческой армией. Они были монстрами. Такие существа просто не могли служить Меродаху.

Или могли?

Медленно, все еще дрожа, Габриэлла встала на ноги и снова взяла свой меч. Она вернулась обратно к валуну. Полоса взрытой земли и примятой травы указывала на место падения зверя.

У основания камня в свете заката виднелась отрубленная рука. Кровь, сочившаяся из обрубка тонкой струйкой, была цвета сливы в угасающем солнечном свете. Белые пальцы сгибались и разгибались медленно, ритмично, как ноги мертвого паука.

При виде этого Габриэллу чуть не вырвало. Она почувствовала, как тошнота подступает к горлу, и прикрыла ладонью рот, отчаянно пытаясь удержать.

Она, спотыкаясь, забежала за камень. Ее сумка все еще лежала в тени с другой стороны. Она подхватила ее, не останавливаясь, и бросилась вперед, несмотря на усталость, желая только убраться как можно дальше от ужасной отрубленной руки, насколько было возможно.

Всадники не были ни живыми, ни мертвыми. Отрубленная рука, ее пальцы сгибающиеся и сокращающиеся, доказывали это. Возможно, она поползет вслед за своим хозяином, так же, как ее хозяин гнался за теми, другими, следуя какому-то неведомому мрачному долгу, который побуждал их двигаться вперед. Хуже того, а вдруг отрубленная рука поползет за ней, медленно, но упорно продвигаясь через шуршащую траву, оставляя мерзкую черную кровь на своем пути?

Габриэлла побежала дальше, задыхаясь и спотыкаясь на скалистой земле, когда солнце, наконец, скользнуло за горизонт. Она просто не могла спать, зная, что этот отвратительный предмет находится вблизи.

Смутно у нее мелькнул вопрос, сможет ли она когда-нибудь снова заснуть.

Усталость в конце концов догнала ее.

Она захватила ее, когда Габриэлла пересекала большое каменное плато, лишенное травы и потрескавшееся, как огромная тарелка. Она упала на одно колено, тяжело дыша, и просто не смогла подняться снова. Она так и стояла, одной рукой и одним коленом прижимаясь к холодному камню. Через минуту она полностью опустилась на землю, обняла свою сумку как подушку, и свернулась калачиком, чтобы защититься от ветра.

Она спала. И ей снился сон.

Теплота медленно накрыла ее, отзываясь в суставах, сглаживая их болезненность. В течение, казалось бы, долгого времени, она просто лежала и наслаждалась этим приятным, успокаивающим теплом. Это было знакомое ощущение. Фактически, это был солнечный свет.

Габриэлла медленно открыла глаза, не вставая. Каменный уступ был залит золотыми лучами солнца. Лучи гладили ее по щеке. Нежный ветерок шевелил близлежащую траву и поднимал ее волосы. Пахло вереском. Габриэлла выпрямилась и огляделась по сторонам. В радостном солнечном свете степь преобразилась. То, что раньше казалось бесплодным и пустынным, теперь выглядело просто тихим и странно выжидающим.

Изменение это было очень благоприятным, также, как и сдвиг в ее отношении. Живший в ней страх заместила торжественная безмятежность. Теперь она чувствовала со спокойной уверенностью, что все будет в порядке. Ее миссия, какой бы она ни была, внезапно показалась не такой уж важной. Конечно, она была не важной. Бедствие (какое бы оно ни было) было предотвращено. Все ужасы были исправлены. С Маленьким принцем все будет прекрасно, равно как и с Сигрид, и с отцом, и даже… Дэрриком.

Он был еще жив. И Рисс тоже. Они шли ей навстречу.

Восторг охватил Габриэллу, и она вскочила на ноги. Ее лицо раскраснелось от переполнявшего ее чувства, когда девушка огляделась вокруг, заслоняя глаза рукой, затаив дыхание в надежде, что она скоро уже увидит их. Омытая солнцем Пустошь казалась умиротворенной на много миль в каждом направлении. Ни Дэррика, ни Рисс нигде не было видно.

Но это ничего. Габриэлла опустила руку и глубоко вздохнула от счастья. Мысль о том, что Дэррик и Рисс идут, сама по себе приносила радость. Она будет наслаждаться ею и ждать их там, на своей потрескавшейся, белой скале. Забавно, как она подумала о ней, как о своей собственной скале, хотя в этом был смысл. Здесь ее любимые найдут ее. Они будут искать ее здесь и только здесь, ибо это место является волшебным маяком для них. Пока они не пришли, оно будет ее домом. Она будет ждать терпеливо, предвкушая счастливую встречу.

Кто-то еще с ними шел, кто-то, чей голос она почти, но не совсем, забыла, по кому она скучала гораздо больше, чем по другим. Кто-то, кто обнял бы ее, приласкал, и спел ей свою песню. Ее мать. Она скоро придет. Эта мысль вызвала слезы радости.

Послышался шум, какой-то шорох позади Габриэллы. Это Дэррик! Он пришел! Он вышел из травы позади нее, улыбаясь с любовью, протягивая руки, чтобы обнять ее. Она обернулась, чтобы приветствовать его, бросаясь в его сторону. А потом она нахмурилась, потому что его там не было, в конечном итоге. Это был ветер.

Нет, не ветер. Это была Рисс, а не Дэррик. Она пряталась в кустах на другом конце плато, играя с ней как в детстве.

– Рисс! – позвала Габриэлла, оборачиваясь и смеясь. – Пожалуйста, не дразни меня! Выходи, дай мне увидеть твое лицо! Давай посмеемся вместе, Рисс!

Она слышала ее, но не видела. Смех Рисс пронесся на ветру словно лента. Ее не было за кустами, но ее голос был где-то далеко, разносился ветром по безмолвной пустыне. Габриэлла опустила руки и покачала головой, лукаво улыбаясь. Ее подруга будет здесь скоро. И Дэррик с ней. А вскоре, и ее мать. Они все будут снова вместе и никогда больше не расстанутся. До тех пор, Габриэлла будет ждать.

Она будет ждать.

Она присела на теплый камень и прижала колени к груди. Ветер шептал и шуршал, создавая волнистые узоры на траве за каменным выступом. Она наблюдала, прислушиваясь к тем, кого она любила.

Что-то заверещало позади нее. Звук был внезапный и резкий, так что Габриэлла подпрыгнула. Она повернулась на коленях, оглядываясь назад.

На солнце сидела большая птица, ее глаза-бусинки сурово уставились на Габриэллу. У нее был крючковатый, серый клюв и рыжие перья на груди. Крылья были темнее, каждое перо было окаймлено коричневым. Пока девушка наблюдала, птица взъерошила перья, почти вдвое увеличиваясь в размере, и развернула свои крылья. А затем пронзительно закричала.

«Улетай, – подумала Габриэлла, нахмурившись. Звук, который птица издавала, был ужасен. Он отпугнет всех. Она поняла это инстинктивно. – Замолчи и улетай!»

Птица – а это был сокол – захлопала крыльями, делая шаг к ней, и снова заверещала. Она резко выбросила свою голову вперед, как будто собиралась клюнуть в лицо. Девушка отпрыгнула назад, в инстинктивном жесте прикрывая лицо рукой.

– Уходи! – зашипела она на птицу, ее голос звучал приглушенно, словно шепот ветра вокруг. – Оставь меня в покое, ты мерзкая тварь!

Птица не двигалась. Она наклонила голову, рассматривая девушку тем странным взглядом искоса, как обычно это делают птицы. Она расправила крылья полностью и снова подпрыгнула к ней, хлопая крыльями в воздухе и поднимая когти. Ее когти, обратила внимание Габриэлла, были черными и острыми, крючковатыми как шипы. Она попятилась от птицы, изо всех сил стараясь удержаться на ногах и защищая свое лицо одновременно.

Когда она подняла глаза, птица была еще там, хлопая и клекоча, почти рядом с ней. Ее глаза с золотыми ободками, казались такими же огромными, как блюдца.

Габриэлла бросилась назад, отталкиваясь обеими ногами. Она приземлилась в траве на краю каменного уступа и покатилась, закрыв голову руками.

Трава вокруг нее была поразительно холодной. Она открыла глаза и подняла голову. Мрак окутал землю, полный шипящего, ледяного ветра.

– Нет! – хрипло выдавила она, с трудом поднимаясь на ноги, в смятении. – Нет! Дэррик! Рисс! Я не хотела! Я не хотела уходить с…

Но даже, когда она встала на ноги, реальность сна разбилась на куски. Сон улетел в темноту и осталось только щемящее одиночество. Дэррик и Рисс были мертвы. Они никогда не вернутся. Если она не поспешит, Маленький принц вскоре может быть мертв, наряду с Сигрид, Трейнором, ее отцом, и всем Камелотом.

– Нет, – простонала она, опускаясь в траву, безвольно роняя руки на колени. Это был такой прекрасный сон, непохожий на то, что она знала раньше. Он был такой реальный. Она действительно чувствовала лучи солнца, вдыхала запах вереска, слышала далекие голоса тех, кого она любила, радуясь тому, что они вернулись к ней.

Она взглянула в сторону на скалистый уступ, на котором она спала. К ее великому удивлению, сокол был все еще там, казавшись на удивление маленьким в синей темноте. Он снова свернул свои крылья и теперь просто стоял там, поглядывая на нее одним золотым глазом. Его перья слегка развевались на ветру.

– Это ведь ловушка, правда? – слабо произнесла она. – Место, чтобы заманивать людей на погибель. Они останавливаются здесь, разбивают лагерь и засыпают. И как только они начинают видеть сны, они не хотят больше просыпаться. Они останутся здесь навсегда, несмотря ни на что, даже если они знают, что это ловушка. Потому что иногда… – она мечтательно вздохнула, – иногда сон лучше, и реальнее, чем любая реальность.

Птица склонила голову и, казалось, не слушала. Спустя мгновение она повернулась, взъерошила свои крылья и отскочила. Габриэлла подумала, что она собирается улететь, а потом увидела, куда она на самом деле направляется. Сокол остановился возле ее сумки, опустил свой клюв и схватил узелок веревки, которая держала сумку. Потом, взмахнув крыльями для равновесия, он стал тянуть сумку по поверхности потрескавшейся скалы. Когда птица оказалась почти у покрытого травой края, она споткнулась и выронила веревку, испуская разочарованный крик.

– Спасибо, – сказала Габриэлла, потянувшись через границу, чтобы схватить сумку. Сокол тут же метнул голову вперед и клюнул ее в запястье, оставляя кровавую полоску. Габриэлла зашипела и отдернула руку, схватившись другой рукой за царапину.

– Ах, ты чертова птица! – закричала она сердито. Сокол лишь смотрел на нее, склонив голову, будто бы измеряя ее. Наконец, он повернулся еще раз, поймал веревку в клюв, и протянул сумку через оставшуюся часть каменного уступа.

Сделав это, сокол сразу же захлопал крыльями, ринулся в воздух и улетел прочь.

Габриэлла молча наблюдала, нахмурившись с печальным видом, а затем глубоко вздохнула. Она открыла царапину на запястье и увидела, что она была лишь поверхностной, затем промыла ее несколькими каплями воды из фляжки.

В то утро не было никаких таинственных кучек ягод на завтрак. Вместо этого, она съела немного своего сокращающегося запаса хлеба и сушеной оленины, отпила несколько глотков воды, после чего поднялась на ноги.

Она остановилась. Медленно, почти беспомощно, она повернулась к голому уступу на скале позади нее. Он взывал к ней, обещая свою счастливую ложь. Габриэлла осознала с глубокой тревогой, что она желала эту ложь. Она могла бы, если бы она выбрала это, шагнуть снова на эту каменную площадку, прилечь и снова отдаться во власть этой сладкой надежды. Что с того, что надежда была только миражом? Почему воображаемое наслаждение должно быть хуже, чем ужасы реальности?

Она едва не сделала это. Единственное, что помешало ей, конечно же, было ее воспоминание о Маленьком принце. Дэррик, Рисс и ее мать были мертвы, но Маленький принц был жив, и он нуждался в ней. Она была его единственной надеждой.

Девушка глубоко вздохнула, содрогнувшись при виде холодного, серого камня. Наконец, неохотно она отвернулась от него.

Небо было низким и стальным, облака быстро двигались у нее над головой. Гром глухо пророкотал вдали, его отзвук, казалось, длился несколько минут. Вдалеке цеплялись за горизонт какие-то туманные фигуры, Габриэлла повернулась к ним, догадываясь, что это было. Зубчатые скалы были ее последним, и, возможно, самым большим препятствием, и они, наконец, были в поле ее зрения.