Текст книги "Донал Грант"

Автор книги: Джордж МакДональд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 41 страниц)

Глава 41
Чудесный инструмент

В четыре часа пополудни Дейви вместе с леди Арктурой были на условленном месте, а уже через минуту они шагали к винтовой лестнице в доналову башню.

Арктура, казалось, совершенно переменилась. Она была весела, смеялась, а с Дейви даже шутила! Её сердечко и сейчас то оживлялось, то затуманивалось, но теперь его уже не тяготила прежняя беспросветная тоска. В уединении своей комнаты, где её простой душе было легче всего поверить в то, что жизнь полна блаженства, Арктуру всё ещё иногда донимали жуткие тени страха; но постепенно к ней стали приходить и совсем иные видения. Время от времени сквозь серую завесу пробивались светлые лучики надежды и, смеясь, отгоняли тьму от боязливой души. Может, Бог и правда желает ей того добра, которого так жаждет её сердце и о котором шепчет воображение?

Некоторые читатели с презрением хмыкнут и заметят, что перед нами типичное болезненное сознание, подверженное чёрной меланхолии. Но даже если так, от этого Арктура лишь ещё больше нуждалась в том спасении, которое приносит подлинное исцеление любой немощи. Однако каким бы болезненным ни было её уныние, оно было бесконечно разумнее и естественнее, чем пышущее здоровьем добродушие тех, кто никогда ни о чём не тревожится. Некоторые болезни бывают много лучше любого здоровья на свете – кроме здоровья настоящего.

– А я и не думал, что ты такая, Арки! – воскликнул Дейви. – Словно ты тоже начала учиться у мистера Гранта! Вот подожди, скоро ты тоже поймёшь, как это здорово, когда есть, кого слушаться!

– Если я не научу тебя быть счастливым и без меня, Дейви, то проку от всех наших занятий будет мало, – сказал Донал. – Больше всего мне хочется, чтобы ты всегда оставлял дверь незапертой, чтобы Он – ты знаешь, кого я имею в виду, – всегда мог войти.

– Эй, Арки, давай наперегонки! – предложил Дейви, когда они подошли к подножью винтовой лестницы.

– Давай, – согласилась его кузина.

– Ты по какой стороне побежишь, по узкой или по широкой?

– По широкой.

– Ну тогда – раз, два, три, вперёд!

Дейви с проворностью горного козлика поскакал по ступенькам, обхватив рукой стоящую в центре колонну и легко ввинчиваясь в повороты. Арктура поднималась медленнее, длинное платье мешало ей перепрыгивать через ступеньки, и потому она не стала догонять младшего братишку и решила подождать Донала. Дейви, которому казалось, что он слышит сзади её приближающиеся шаги, как на крыльях взлетел наверх, взвизгивая от восторга и сладкого упоения погоней.

– Какой он стал милый! – сказала Арктура, когда Донал поравнялся с ней.

– Да, – откликнулся Донал, – кажется, он того и гляди добежит до самого Царства Небесного. Но, наверное, ему тоже сначала придётся пережить свои искушения и испытания. Ведь истинный покой наступает только после бури.

– И любая буря непременно заканчивается покоем?

– Надеюсь, что да. Всякое страдание, всякий страх и всякое сомнение – это вопль души, взывающей к Богу. Какая мать откажется подойти к своему малышу из–за того, что он просто плачет, а не зовёт её по имени?

– Ах, если бы я могла поверить, что Бог такой! Потому что если Бог и в самом деле хороший… То есть если Его действительно можно любить всем сердцем и всей душой, значит, всё и впрямь хорошо. Разве не так, мистер Грант?

– Именно так! – воскликнул он. «Вы недалеко от Царствия Божия», – хотел было добавить он, но промолчал, потому что Арктура ужа вошла в Царство, только пока никак не могла различить и узнать его вокруг себя, подобно только что прозревшему человеку, который уже видит, но видит смутно и неясно.

Добравшись до башни, они прошли мимо двери в его комнату и по лестнице поднялись на обзорную площадку. Здесь Донал сказал, что сначала с ним пройдёт леди Арктура, а Дейви придётся немного подождать, пока он за ним не вернётся. Когда все трое в целости и сохранности оказались, наконец, на крыше, Донал попросил мальчика ни на шаг не отходить от своей кузины или от него самого. Сначала он показал им запасы топлива, свой главный арсенал для сражения с зимней стужей, затем привёл их к тому месту, где накануне впервые услышал призрачные вздохи неизвестного инструмента, а потом они вместе проделали весь его вчерашний путь – правда, ради Арктуры Донал постарался сделать его как можно менее трудным и вместо того, чтобы перелезать через каменные выступы, отыскивал лесенки и удобные проходы.

Вскоре он остановился, потому что не очень хорошо помнил, куда же следует свернуть. Раздумывая, он обернулся, чтобы посмотреть вокруг. Арктура и Дейви оглянулись вслед за ним и невольно замерли, глядя на восток. Море сияло и переливалось в солнечном свете, а широкая, влажная от вчерашнего дождя равнина так ярко блестела, что они не сразу смогли различить, где кончается вода и начинается суша. Но вдруг на солнце набежала огромная туча, море вмиг стало по–настоящему мартовским, холодным и серым, как смерть, а земля снова стала безвидной и пустой. Весна исчезла, и зима опять предъявляла свои права. Сильный порыв ветра с мелким, острым градом резко хлестнул их прямо по лицам.

– Ну что ж, это меняет дело, – сказал Донал. – С поисками нашей птички придётся подождать. Наведаемся к ней как–нибудь в другой раз. Что ни говори, а забавно лазать по крышам в надежде услышать музыку. А, Дейви?

– Тише! – воскликнула леди Арктура. – Вы слышите? Это снова она! Должно быть, эта птичка очень хочет, чтобы мы её нашли. Нет, правда, будет обидно, если мы испугаемся и повернём назад из–за какого–то несчастного ветра и нескольких градинок! Как ты думаешь, Дейви?

– Да я бы и в грозу никуда не ушёл! – отозвался Дейви. – Но, Арки, ты же знаешь, что капитан нашей экспедиции – мистер Грант, так что нам придётся делать то, что он скажет.

– Да я с этим и не спорю, – возразила Арктура. – Но ведь мистер Грант – не какой–нибудь тиран. Он всегда позволит даме высказать своё мнение.

– Конечно, и не только даме. Меня он тоже всегда спрашивает, что я думаю. Говорит, без этого друг друга как следует не узнаешь. Знаешь, Арки, иногда он даже меня слушается!

Арктура вопросительно взглянула на мальчика.

– Правда, правда! – возбуждённо продолжал Дейви, а Донал, улыбаясь, слушал. – Зимой мне почти всё время приходилось его слушаться – ну, не весь день, с утра до вечера, но всё равно. А только иногда мистеру Гранту тоже приходилось слушаться меня!

– Неужели? И когда же это? – спросила Арктура, думая, что сейчас услышит о какой–нибудь премудрой учительской хитрости.

– Когда я учил его кататься на коньках! – торжествующе ответил Дейви, полный гордости от радостного воспоминания. – Он сказал, что тут я знаю гораздо больше него и потому он будет во всём меня слушаться. И знаешь, как здорово он меня слушался? Просто беспрекословно, с одного раза! – закончил мальчик почти благоговейным тоном.

– Да, я вполне могу себе это представить! – откликнулась Арктура.

Внезапно Донал обеими руками обхватил их за плечи и что есть силы потянул вниз. В то же самое мгновение по крыше пронёсся яростный порыв ветра.

Оказалось, Донал заметил, что море внизу как–то странно побелело и вспенилось, а по верхушкам деревьев вокруг замка как будто прошла мощная волна, и он понял, что если они не присядут, то им несдобровать.

– Тише! – прошептала Арктура. – Вот она!

И тут они все услышали знакомый жалобный всхлип, но не решались подняться и пойти на звук, пока по крыше гулял ветер. Он накидывался на трубы, отступал, потом вновь начинал неистово метаться и биться о каменный парапет, пока внезапное ненастье не кончилось так же молниеносно, как и началось. Небо прояснилось, и солнце засияло со всей силой, на какую только было способно в погожий мартовский денёк. Правда, ветер и сейчас то и дело беспорядочно проносился по крыше, осыпая её случайной пригоршней града, но худшее было позади.

– Когда вокруг бушует буря, кажется, что солнца не будет уже никогда, – заметил Донал, когда они, наконец, поднялись и ещё раз оглянулись. – Но никакое уныние не помешает солнцу снова засиять на небе, когда настанет его час.

– Я вас понимаю, – ответила Арктура. – Когда на душе тяжело, кажется, что всё в мире окутано тоской и изменить ничего нельзя. Но потом эта тоска вдруг редеет и исчезает, как грозовое облако, словно внезапно узнаёт собственную глупость и пропадает без следа.

– Знаете, почему чаще всего дела всё–таки налаживаются? – спросил Донал. – Я бы даже сказал, что они налаживаются всегда, но такое можно сказать только верой, а не видением.

– По–моему, я чувствую, куда вы клоните, – улыбнулась леди Арктура, – но хочу сначала послушать, что вы сами на это скажете.

– Как ты думаешь, Дейви, почему так часто в конце концов всё выходит хорошо? – спросил Донал.

– Потому что с самого начала всё и было хорошо! – ответил тот.

– Это тоже правда, но есть причина гораздо важнее. Потому что всё вокруг живое, и та жизнь, что обитает в сердце всех творений и не даёт им угаснуть, – это не кто иной, как великий и прекрасный Бог. Потому–то солнце всегда выходит из–за туч. Человек сомневающийся – вроде того, кто написал Книгу Екклесиаста, – скажет, что последнее слово всё равно останется за злом; ведь вслед за дождём непременно находят новые тучи  [18]18
  См. Еккл. 12:2.


[Закрыть].

Но христианин знает, что превозможет Тот, Кто все Свои песни завершает радостью и светом.

– Вы говорите так, как будто вам тоже пришлось пострадать, – задумчиво произнесла Арктура.

– Разве не таков удел каждого живущего на земле?

– Так вот почему вы умеете помогать другим!

– Вы считаете, что умею? Рад это слышать! Будь у меня хоть какое–то стремление в жизни, это было бы, пожалуй, стремление помогать другим. Но если у меня это и получается, то не потому, что я пострадал, а потому что сам принял помощь и утешение.

– А что вы имеете в виду, говоря, что у вас нет никаких стремлений?

– Если человек знает, какое дело ему предназначено, для устремлений и амбиций просто не остаётся места и времени: он должен засучить рукава и приниматься за работу!.. Дайте мне вашу руку, миледи, а другую положите мне на плечо. Вам придётся прыгнуть – вот так! Отлично, теперь вы в безопасности. Вам не страшно?

– Ничуточки. Но неужели вчера вы пробирались здесь в полной темноте?

– Ага. В темноте тоже есть своя прелесть: по крайней мере, не видно, как велика опасность. Порой нам кажется, что все наши трудности – как раз из–за того, что вокруг нас темно, но это не так. Христианин вряд ли осмелился бы пройти Долиной Смертной Тени, не защити его покров беспросветной тьмы  [19]19
  Пс. 22:4. «Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной».


[Закрыть].

– Но разве тьма может быть для нас защитой? Ведь она несёт в себе зло!

– Да – но лишь та, что живёт в нашем сердце, тьма недоверия и нежелания, а не внешняя тьма обыкновенного человеческого невежества. Там, где мы ничего не видим, можно быть более всего уверенными в Божьей защите. А больше всего мы невежественны и подвергаемся опасности именно в том, что касается Божьей жизни в нас самих, и как раз тут Небесный Отец ни на мгновение не спускает глаз со Своих детей. Что бы с нами стало, если бы Он постоянно не наказывал и не прощал наши грехи?! В своих слабостях мы тоже должны научиться доверять Ему, как и во всём остальном.

Донал так увлёкся, что даже остановился, но теперь снова повернулся и зашагал вперёд.

– А вот и моя примета, – сказал он, показывая на нагромождение дымовых труб. – Как раз здесь я слышал музыку ближе всего. Жаль только, что было так темно и холодно и я ничего больше не смог разобрать. Но сейчас, при свете дня, наверняка что–нибудь да прояснится. К тому же я не один, нас целых трое!

– Какие огромные трубы! – проговорила Арктура.

– И правда! Но ведь какой замок, такие и трубы, хотя отсюда почти не видно, какая невероятная громада у нас под ногами. Правда, миледи, они похожи на вулканы? Посмотришь на них и невольно думаешь: сколько же огня нужно, чтобы согреть всю землю?

– А я думал, землю согревает солнце, – удивился Дейви.

– Да, и солнце, конечно, но не только солнце. Ведь земля – как человек: жаркое пламя у неё внутри – это Бог, кроющийся в её глубинных недрах, а лучистое солнце – это Бог в небесах, согревающий её и с другой стороны. Радость и покой наших сердец, горе от совершённого греха, любовь ко всему живому – это Бог внутри нас; а вся красота природы, приятные люди, уроки жизни в истории, поэзии, Библии и во всём, что вокруг, – это Бог вне нас. Каждый из нас живёт между двумя великими огнями Божьей любви. И пока мы не отдали себя Ему, нам страшно, что Его пламя опалит и сожжёт нас. И оно действительно обжигает, если пойти против него, упрямо не соглашаясь гореть тем же самым огнём, которым извечно пылает Бог. Если мы и дальше будем пытаться погасить его, сопротивляться ему или попросту от него убежать, ожогов и страданий не миновать!

– По–моему, я знаю, о чём вы говорите, мистер Грант! – важно и серьёзно проговорил Дейви. Арктура промолчала.

– А теперь мне надо пойти и посмотреть, что там на другой стороне, – сказал Донал и тут же скрылся за нагромождением труб, а Дейви с Арктурой остались ждать его возвращения. Они посмотрели друг на друга, радуясь тому, что вместе участвуют в столь увлекательном приключении. Под их ногами простиралась широкая равнина и бескрайнее море, над ними раскинулось небо, где солнце уже начало свой долгий путь к дальним горам.

Внизу прямо под ними высилась могущественная древняя крепость, которая была им родным домом, а ещё ниже была земля с её жаркими расплавленными недрами и огненной сердцевиной.

Дейви окинул взглядом лежащие вокруг просторы, посмотрел вслед Доналу и взглянул на Арктуру с восхищённой гордостью. Всем своим видом он как будто говорил: «Правда, здорово всегда иметь рядом такого замечательного человека? Да ещё если он всё время с тобой разговаривает и чему–то тебя учит!» По крайней мере, Арктуре показалось, что Дейви думает именно об этом, и она прочла в его взгляде немое торжество, почти превосходство из–за того, что мистер Грант достался в учителя именно ему, а не ей.

– Я ведь тоже многому у него учусь, Дейви, – вслух ответила она на победный взгляд мальчика. – Хотя сам мистер Грант об этом даже не подозревает.

– Как ты можешь у него учиться, если всё ещё боишься его? – ответил мальчик. – Я вот его ни капельки не боюсь!

– С чего ты вдруг взял, что я его боюсь? – поинтересовалась Арктура.

– Да это сразу видно!

Арктура испугалась, что зря позволила себе сказать такую глупость. Вдруг Дейви повторит её слова мистеру Гранту? Она не хотела подстёгивать близость, растущую между нею и молодым учителем; они и так начали проводить вместе довольно много времени и с каждым днём разговаривали всё откровеннее и доверительнее. Избегая встречаться взглядом с Дейви, она подняла глаза на возвышающиеся рядом трубы.

– Скажи, Арки, ты рада, что у тебя есть такой чудесный замок и ты можешь делать с ним всё, что захочешь? – неожиданно спросил Дейви. – Даже приказать совсем его снести!

– А разве он не был бы моим, не будь у меня такой власти? – ответила Арктура. – И разве он принадлежал бы мне ещё больше, если бы по моему приказу от него и камня на камне не осталось?

Возвращаясь с другой стороны труб, Донал услышал её слова и обрадовался, потому что нередко сам задавал своему ученику похожие вопросы.

– Как ты думаешь, Дейви, когда можно назвать вещь по–настоящему своей? – продолжала Арктура.

– Когда можешь делать с ней всё, что захочется, – уверенно ответил мальчик.

– Неважно, хорошо ты с ней поступаешь или плохо?

– Наверное, да, – с сомнением произнёс Дейви.

– Тогда ты, пожалуй, не прав, – заключила его кузина. – Я не могу этого объяснить, но, по–моему, как только начинаешь пользоваться своим имуществом во зло или неправильно им распоряжаться, оно сразу же перестаёт быть по–настоящему твоим.

Она замолчала, и почти сразу же за ней заговорил Донал:

– Леди Арктура совершенно права, Дейви, – сказал он. – Потому что воистину владеть любой вещью можно лишь тогда, когда владеешь самой её природой, а значит – тем добром, которое в ней заключается. Всякое другое обладание похоже на рабовладение, потому что происходит не по правде. Право и возможность использовать ту или иную вещь во благо и твёрдое решение использовать её именно так – вот что позволяет нам назвать её своей. Если у нас есть и право, и возможность так поступать, но мы упорно отказываемся творить своим имуществом истинное добро, оно перестаёт быть подлинно нашим. Представь, к примеру, что у тебя есть чудесная картина, но из–за слабого зрения ты не можешь как следует рассмотреть её и оценить по достоинству. А один из твоих слуг не только подметил в этой картине всю заключённую в ней глубину и красоту, но и получает от неё такую радость, что видит её даже во сне и благодаря ей уносится в немыслимые доселе дали воображения и чувства… Скажи, кто из вас двоих будет настоящим обладателем этой картины? Конечно, ты всегда волен продать её и вообще позабыть о ней, но никакая сила не отнимет её у твоего слуги.

– А–а, теперь понятно, – протянул Дейви, взглянув на Арктуру и всем своим видом как бы говоря: «Видишь, как здорово мистер Грант умеет всё объяснять?»

– А что это за странное отверстие вон в той трубе? – вдруг спросила леди Арктура. – И почему оно не наверху, а посередине? Вряд ли оно сделано для дыма!

– Действительно, – ответил Донал, глядя туда, куда она указала. – Никаких следов дыма возле него нет. Вы правы, никто не станет выпускать дым из середины трубы. Странно! С таким отверстием в камине никакой тяги не будет. Надо бы взять лестницу и посмотреть.

– А можно, я заберусь к вам на плечи? – попросил Дейви.

– Хорошо, давай, – согласился Донал. Через минуту мальчик уже засунул голову в непонятную дыру, стоя на широких плечах учителя.

– Похоже на обыкновенный камин, – наконец провозгласил он. – Труба идёт прямо вниз, – пояснил он, снова вглядываясь в темноту, – но тут немного пониже что–то натянуто. Наверное, от галок.

– И что же это такое? – спросил Донал.

– Какая–то решётка, – откликнулся Дейви. – Нет, пожалуй, не совсем. То есть, наверное, решётка, только сделана из проволоки. Если какая–нибудь ворона захочет пробраться внутрь, эта штука ей не помешает.

«Ага! – подумал Донал. – А что если эта проволока натянута с умыслом и как следует настроена?»

– Вам когда–нибудь приходилось видеть эолову арфу, миледи? – спросил он вслух. – Мне лично нет.

– А мне да, – ответила Арктура. – Один раз, когда я была ещё совсем маленькой. Кстати, если подумать, музыка, которая возникает при порывах ветра, действительно напоминает звучание эоловой арфы. Если я правильно помню, все струны там одинаковой длины. Когда ветер дует на струны под определённым углом, они все начинают играть одновременно и издают самые необычные звуки и гармонии. Правда, я не очень хорошо понимаю сам принцип…

– Сдаётся мне, что это и есть наша птичка! – воскликнул Донал. – Та решётка из проволоки, которую нашёл Дейви, вполне может оказаться такими вот струнами. Интересно, есть ли в трубе тяга? Надо мне тоже забраться наверх и посмотреть. Придётся все–таки притащить лестницу.

– Но как можно устроить эолову арфу в дымовой трубе? – спросила Арктура.

– У нас будет уйма времени, чтобы в этом разобраться, когда мы точно уверимся, что это она и есть, – ответил Донал. – Пока же мы знаем, что в трубе есть что–то непонятное, в чём нам хотелось бы разобраться. Может быть, это действительно эолова арфа, а может, и нет.

– Но кто же додумался натянуть её в каминной трубе? Ведь сажа непременно испортит струны!

– А вдруг это вовсе не каминная труба? Скажи, Дейви, там много сажи?

– Нет, сэр, никакой сажи тут вообще нет. Только камни и извёстка.

– Вот видите, миледи? Мы даже не знаем, каминная это труба или нет.

– Какая же ещё, если построена здесь вместе с остальными?

– Может, она и ведёт к камину в одной из комнат, но если бы в нём когда–нибудь разводили огонь, даже очень, очень давно, внутри непременно остались бы следы дыма и сажи. Завтра я вернусь сюда с лестницей и всё выясню.

– А сегодня нельзя? – почти умоляюще проговорила Арктура. – Мне так хочется поскорее во всём разобраться!

– Как пожелаете, миледи. Сейчас схожу и принесу. По–моему, я видел стремянку в самом низу башни, возле садовой калитки.

– Пожалуйста, если вам не трудно!

– Я тоже спущусь и помогу вам её тащить, – предложил Дейви.

– Ты не должен оставлять леди Арктуру одну, – сказал Донал. – Правда, не знаю, смогу ли я втащить стремянку по винтовой лестнице, особенно если она длинная. Если у меня ничего не выйдет, поднимем её блоком, как поднимали уголь.

Донал ушёл, а Дейви с Арктурой остались ждать. Вечер был довольно холодным, но Арктура была тепло одета, а Дейви был вполне закалённым и выносливым парнишкой. Они уселись возле нагромождённых вместе труб и стали разговаривать.

– Знаешь, Арки, ты мне уже давно ничего не рассказывала, – сказал Дейви.

– А зачем тебе мои рассказы? Теперь у тебя есть мистер Грант. Он же нравится тебе гораздо больше, чем я!

– Понимаешь, – задумчиво начал Дейви, ничем не возражая на её грустный полуупрёк, – сначала я его боялся. Правда, по–моему, сам он не хотел меня пугать. Он просто хотел, чтобы я его слушался. А тебя я никогда не боялся.

– Не сомневаюсь, что он гораздо меньше на тебя сердится, чем я.

– Мистер Грант вообще на меня не сердится. А если ты когда–то и сердилась на меня, то я вообще этого не помню. Помню только, что вёл себя не совсем хорошо. Иногда я об этом вспоминаю, когда вечером лежу в постели, и мне становится ужасно стыдно! Но потом я говорю себе, что ты меня простила, и сразу засыпаю.

– А почему ты думаешь, что я простила тебя?

– Потому что я тебя люблю.

Арктура не увидела в его словах никакой логики и задумалась. Она прощала мальчика вовсе не потому, что он любил её; наверное, его любовь к ней уверила его в том, что она простила его! Любовь сама служит себе оправданием и неизменно видит себя во всём, на что смотрит. А прощение неотделимо от неё, и его непременно можно увидеть всюду, где есть любовь.

– Тебе нравится мой брат? – спросил Дейви.

– Почему ты об этом спрашиваешь?

– Потому что все говорят, что когда–нибудь вы с ним поженитесь, но вы почему–то совсем не любите бывать вместе.

– Всё это ерунда! – краснея, отрезала Арктура. – И зачем это люди мелют всякий вздор?

– Ну, ему ты тоже не больно нравишься, – философски заметил Дейви. – Ему нравится Эппи.

– Тише, тише! Ты не должен такое говорить.

– Я видел, как они с Эппи целовались. А тебя он ещё ни разу не поцеловал.

– Только этого не хватало!

– А разве так можно? – спросил Дейви. – Если Форг собирается жениться на тебе, как он может целоваться с Эппи? Разве это хорошо?

– Он вовсе не собирается на мне жениться.

– Он бы женился, если бы ты сама этого захотела. Папа так очень хочет.

– Откуда ты знаешь?

– Ну, я же не глухой! Однажды он сказал: «Когда замок будет наш…», а я его спросил, как такое может быть. А он говорит: «Когда Форг женится на Арктуре, замок перейдёт к нему. Так оно и должно быть. Титул никогда не должен отделяться от имения».

Кровь жарко прилила к щекам Арктуры и застучала в висках. Неужели её считают лишь безделушкой, существующей в придачу к ценному имуществу? Блестящей обёрткой для дорогого подарка? Но она тут же вспомнила, как причудливо порой ведёт себя дядя. Не будь граф таким странным человеком, вряд ли он стал бы свободно говорить столь дерзкие вещи в присутствии мальчика, который по своей наивности вполне мог пересказать их хозяйке замка.

– Ты же не хочешь никому отдавать свой замок, Арки? – снова спросил Дейви.

– В любом случае, я не отдам его человеку, которого не буду любить.

– На твоём месте я вообще не стал бы выходить замуж и оставил бы замок только себе. Не понимаю, почему он должен достаться Форгу!

– Значит, хочешь, чтобы моим мужем был замок?

– По крайней мере, он хороший, большой и сильный. Будет защищать тебя от всяких врагов. И болтать не будет, когда тебе захочется помолчать.

– Это правда. Но ведь от глупого и бессловесного мужа быстро устаёшь, будь он даже самым большим и сильным.

– Зато он никогда не будет тебя обижать. Я уже не раз слышал, как папа говорит о каком–то муже, который жестоко обижал свою жену. Иногда мне даже кажется, что он говорит про себя. Но ведь такого не может быть!

Арктура не ответила. В её памяти смутно всплыли услышанные когда–то истории, полузабытые намёки и разного рода догадки, указывающие на то, что между дядей и его женой не всё было благополучно. Быть может, теперь дядя сожалеет о своей жестокости? Быть может, мысли о прошлом не дают покоя его совести, и он принимает свои жуткие снадобья, чтобы хоть как–то забыться?

Но рядом с Арктурой сидел Дейви, и она не могла вслух говорить такие вещи о его отце. Поэтому она почувствовала немалое облегчение, увидев, что на крыше появился Донал. Протащить стремянку по крутым и узким поворотам оказалось делом нелёгким, но его упорство победило, и в конце концов он вылез с ней на обзорную площадку. Ещё через несколько минут он пробрался к Арктуре и Дейви, прислонил лестницу к трубе и присел, чтобы немного отдышаться.

– Ну что ж, сейчас мы всё увидим, – наконец сказал он, подымаясь.

– Вы же устали! – возразила Арктура.

– И что в этом страшного, миледи? Мужчине полагается не один раз устать, пока он вечером не доберётся до постели, – весело откликнулся Донал.

– Скажите, мистер Грант, должна ли девушка выходить замуж за человека, которого она не любит? – неожиданно спросил Дейви.

– Конечно нет, Дейви!

– Скажите, мистер Грант, – поспешно перебила Арктура, опасаясь, как бы Дейви не сказал лишнего, – в чём заключается долг женщины, наследующей большое имение? Может быть, ей лучше постараться от него избавиться? Или она должна сама взять его в свои руки?

Донал немного подумал.

– Сначала надо понять, какие обязательства налагает на наследника эта собственность, – сказал он, – но, боюсь, на этот вопрос я ответить не смогу.

– А разве кроме этого не существует обязательств перед семьёй?

– Перед семьёй у нас очень много обязательств.

– Я не имею в виду только тех родственников, которые живут с нами под одной крышей. Кроме них надо подумать и о тех, которые передали нам своё имущество. Ведь имение принадлежит не столько мне, сколько всей моей семье, и будь у меня брат, замок отошёл бы к нему. Может быть, семья только выиграет от того, что я уступлю замок следующему после меня наследнику? Поверьте, я спрашиваю вовсе не из праздного любопытства. Власть и большое имущество кажутся мне не слишком завидной долей. Они мне только мешают.

– Мне кажется, – ответил Донал, – что уже тот факт, что вы не унаследовали бы замка, будь у вас брат, показывает на то, что это произошло не случайно: вы были посланы в мир, чтобы замок достался вам. А если это так, вместе с ним Бог налагает на вас определённые обязательства, которых нельзя избегать, отказываясь от имущества или возлагая свой долг на другого. Если бы замок действительно достался вам только от семьи, а не от Бога, тогда вы вполне законно могли бы задавать подобные вопросы, но, честно говоря, в таком случае я, наверное, даже не смог бы беседовать с вами на эту тему. Я понимаю свой долг по отношению к овцам или коровам, которых пасу; по отношению к своему хозяину, к родителям, к братьям и сёстрам, к Дейви. Я обязан любить и почитать своих предков, хранить их доброе имя, хотя эта обязанность, по сути дела, растворяется в иной, неизмеримо высшей. Но что касается оставленного ими имущества, над которым они больше не властны и о котором, надеюсь, больше не думают, – честно говоря, здесь я не вижу никакого долга кроме тех обязанностей, которые связаны с самим этим имуществом – или имением, что бы то ни было.

– Но ведь семья включает в себя не только предков, но и потомков.

– Лучше всего мы послужим потомкам, если сохраним их наследство в самом хорошем состоянии, тщательно исполнив свой долг по отношению к доставшейся нам собственности – так, чтобы от неё исходил свет праведности.

– И что вы называете долгом по отношению к собственности?

– Смотря из чего она состоит.

– Ну, например, из земли.

– Если бы сама по себе земля не обладала никакой ценностью, какие обязательства вменялись бы тогда её владельцам?

– Какие же тут могут быть обязательства?

– Тогда в чём заключается ценность земли?

Леди Арктура смешалась и не смогла ничего ответить. Донал немного помолчал и заговорил снова:

– Если бы вы смотрели на собственность исключительно мирским взглядом, в нашем разговоре не было бы никакого смысла. И всё же, по–моему, в вас до сих пор живёт смутное ощущение, что, несмотря на то, что лучше и праведнее всего поступать по–Божьему, пути мира сего тоже не стоит презирать. Тем не менее, одно остаётся несомненным: ничто, противящееся Богу и путям Его, просто не может быть истинным. Подлинная ценность любого имущества состоит лишь в том, что с его помощью можно творить Божью волю. Настоящего успеха добивается лишь тот, кто действительно творит её. Никакого другого успеха во вселенной и быть не может.

Арктура молчала. Она ненавидела себялюбие, но при этом унаследовала предрассудки, которые были себялюбивыми до мозга костей. От таких пороков избавляться труднее всего, и бывает, что даже самые светлые души лелеют их чуть ли не до конца своей жизни. Донал понимал, что в отношении имения и собственности Арктуре придётся много и тщательно думать. Однако он так же хорошо понимал, что она ни за что не оставит этот щепетильный вопрос без размышлений, и потому решил пока больше ничего не говорить. Перед тем, как возводить стены, нужно заложить крепкий фундамент, так что любые споры и доводы будут бесполезными и даже вредными, если спорящие не договорятся об истинности или ложности тех предпосылок и аксиом, на которые опираются их рассуждения.

Он повернулся к стремянке, прислонил её к трубе, поднялся и заглянул в отверстие. Его вытянутой руки как раз хватало, чтобы достать до той самой решётки, о которой говорил Дейви. Проволока была туго натянута, и на ней не было ни единого следа ржавчины; значит, она не была ни железной, ни стальной. Кроме того, чуть ниже на другой стороне трубы Донал увидел ещё одно окошечко света; видимо, где–то там было ещё одно такое же отверстие!

Затем он заметил, что каждая последующая струна (он уже не сомневался, что перед ним струны) была размещена чуть ниже предыдущей и все они были натянуты под наклоном от одного отверстия к другому – несомненно, для того, чтобы ветер проходил прямо сквозь них, проскальзывая между двумя окошками в трубе. Нет, наверняка призрачная музыка раздаётся именно отсюда!