Текст книги "Донал Грант"
Автор книги: Джордж МакДональд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 41 страниц)
Глава 8
Знакомство
На следующий день после завтрака Донал сказал своему новому другу:
– Можно я заплачу вам за башмак? А то мне надо бы узнать, сколько денег у меня осталось и как мне их тратить, пока ещё не заработаю.
– Нет, нет, – замахал руками сапожник. – если я в воскресенье для кого работаю, то никогда за это денег не беру. Вот, один–единственный предрассудок у меня остался насчёт субботы Господней. Знаю, что предрассудок – ведь всё серебро тоже Господу принадлежит! – но ничего не могу с собой поделать. Не могу себя заставить брать плату за субботнюю работу. Так что придётся вам смириться и оставить всё как есть! Когда–нибудь вы тоже мне послужите, и не хуже.
– Ну что ж, спасибо на добром слове, – улыбнулся Донал. – Но за комнату и за постой я тоже хотел заплатить. Надо же мне знать, сколько я вам должен, чтобы решить, как и где я буду жить дальше.
– Ну, это дело не моё, – сказал Эндрю. – Это пусть решает Дори. Лучше женщины в таких делах никто не разбирается, помяните моё слово. Сходите–ка к ней, она вам и скажет. Она хозяйка справная, лишнего не возьмёт.
Доналу ничего не оставалось делать, как покориться. Но поскольку Дори не было дома, он решил пока немного прогуляться.
Донал шёл вдоль берега реки и вскоре добрался до того самого холма, на котором стоял замок. Увидев ворота, он подошёл ближе, увидел, что они открыты, и смело шагнул на хозяйский луг. Между деревьями петляла дорога, пологими кругами поднимающаяся вверх по холму. Донал решил пойти по ней и посмотреть, что там дальше. Душистый ветерок то и дело обвевал его лицо, а деревья, казалось, сгрудились для того, чтобы пойти войной на возвышающуюся над ними крепость, которой пока не было видно. Немного поднявшись по холму, Донал сошёл с дороги, улёгся на траву под деревьями и, запрокинув голову, то ли задумался, то ли задремал. Перед ним как наяву встало давно ушедшее прошлое, когда вокруг не было ни одного деревца, которое скрывало бы приближающегося врага. Древний замок высился в гордом одиночестве, грозный в своей нагой силе, как борец, приготовившийся к поединку, а маленький городишко боязливо жался к подножию холма, радуясь своему могучему защитнику. Какие здесь гремели войны, какие разносились слухи! Какие страхи передавались шёпотом из уст в уста, какие вопли оглашали эти стены! Нет, конечно, сейчас бед остаётся не меньше. Как бы ни благоустраивался мир, глубинное зло всё равно постоянно появляется среди нас под новыми, всё более страшными личинами. Даже само время – откровенное, бездельное, неприглядное время – кажется многим из нас жутким врагом. А сколько людей мучается в роскошных, но пустых домах, где нет ни любви, ни надежды. Когда человек не прибегает к Богу, чтобы Тот защитил его от собственного «я», оно вырывается на волю, неуправляемое и ненасытное, и существование этого несчастного порой превращается в ад, который называется безумием. Человек без Бога – это ужас незавершённости и безнадёжная необходимость недостижимого. А самые недовольные в мире люди – это те, что получили все желания своего сердца, лишённого Божьей истины.
Вдруг до Донала донёсся еле уловимый шорох, легче которого даже невозможно себе представить: шелест переворачиваемой страницы. Он поднял голову и посмотрел вокруг, но никого не увидел. Приглядевшись, он заметил под деревом чуть выше на холме что–то белое: это была рука, держащая книгу.
Доналу показалось, что рука принадлежит женщине, но кто именно там сидел, ему не было видно. Лучше, наверное, спуститься и выйти за ворота. Полежать ведь можно и на лугу, на том самом, где расстелено свежеотбеленное бельё.
Донал тихо поднялся, но недостаточно тихо для того, чтобы ускользнуть незамеченным. Из–за дерева выглянул юноша, высокий и худощавый. Он тоже встал и пошёл навстречу Доналу, а тот выпрямился, чтобы поздороваться.
– Наверное, вы не знаете, что это частные владения, закрытые для посторонних, – сказал юноша с некоторым высокомерием в голосе.
– Простите, сэр, – ответил Донал. – Ворота были открыты, а здесь под деревьями так хорошо и прохладно.
– Да нет, ничего страшного, – сказал юноша, на этот раз с ноткой снисходительности. – Только отец может рассердиться, если увидит, что…
– А–а, Перси, вот ты где! – раздался возглас откуда–то сверху.
Навстречу им бежал мальчик лет десяти, с ходу перепрыгивая через ручьи и ловко огибая деревья.
– Это ты, Дейви! – дружелюбно откликнулся юноша. – Смотри осторожнее, а то споткнёшься об корень и упадёшь.
– Да нет, не бойся… Ой, ты занят?
– Ничуть. Давай, иди сюда.
Донал медлил: незнакомый юноша не успел договорить.
– Я пошёл сначала к Арки, но она не смогла мне помочь, – объяснил мальчик.
– А я ничего не понимаю. Я бы и спрашивать не стал, но интересно, чем дело кончится.
В руках у мальчика был толстый древний фолиант, и он одним пальцем заложил в нём нужную страницу.
– Для десятилетнего ребёнка у моего младшего братишки весьма необычный вкус, – усмехнулся юноша, поворачиваясь к Доналу. – Он читает подряд все старые сентиментальные романы, какие только может отыскать!
– Может быть, ему просто нечего больше читать? – предположил Донал. – А вы дайте ему романы сэра Вальтера Скотта! Вот уж он обрадуется!
– Неплохая мысль, – заметил юноша, окидывая Донала оценивающим взглядом.
– Давай я посмотрю, о чём тут речь, – предложил Донал мальчику, протягивая руку к книге.
Дейви открыл книгу и передал её Доналу. На самом верху страницы Донал прочёл: «Графиня Пембрукской Аркадии». Он слышал об этом романе, но никогда его не читал.
– Серьёзная вещь! – сказал он.
– Ужасно скучная, – откликнулся старший брат.
Младший поднялся на цыпочки и пальцем показал трудное место.
– Вот, сэр, – сказал он, – вот это предложение. Вы не скажете мне, что оно означает?
– Попробую, – согласился Донал. – Но только не знаю, смогу ли.
Он начал читать с самого начала страницы.
– Да нет, не здесь, сэр! – воскликнул мальчик. – Вон там, пониже.
– Чтобы как следует понять, что означает твоё предложение, мне надо сначала узнать, о чём тут речь, – пояснил Донал.
– А–а! – протянул Дейви. – Понятно!
У него были светлые волосы и румяные щёки. Выглядел он крепким и здоровым и был, по–видимому, ласковым и послушным ребёнком.
Доналу не понадобилось много времени, чтобы понять и смысл трудного отрывка, и то, почему Дейви никак не мог его осилить. Он тут же всё ему объяснил.
– Спасибо вам, спасибо! Теперь мне всё ясно! – воскликнул тот и снова помчался вверх по холму.
– А вы, по–видимому, неплохо ладите с детьми, – сказал старший брат.
– Мне всегда хотелось как можно лучше понять невежество.
– Понять невежество?
– Вам приходилось видеть, какие необычные тени отбрасывают порой самые простые предметы? Так вот, я никогда не могу понять саму вещь до тех пор, пока не пойму её тень.
Юноша снова пристально взглянул на Донала.
– Жаль, у меня не было такого учителя, как вы, – сказал он.
– Почему?
– Может, толку было бы больше. Вы где живёте?
Донал пояснил, что остановился у Эндрю Комена, сапожника. Оба они помолчали.
– Ну что ж, до свидания, – наконец сказал юноша.
– До свидания, сэр, – ответил Донал, повернулся и пошёл к воротам.
Глава 9
«Герб лорда Морвена»
В среду вечером Донал пошёл в гостиницу, чтобы в третий раз справиться, прибыл ли его сундук. Если он спрашивает про огромный и тяжеленный деревянный ящик, ответил хозяин, то да, его привезли сегодня утром.
– На нём написано «Донал Грант», – пояснил Донал.
– Я его не разглядывал, – проворчал хозяин. – Он там, во дворе.
Донал вошёл в дом и направился к выходу на задний двор. Проходя мимо общей залы, он увидел, что там сидит несколько человек – судя по виду, местных завсегдатаев, – и услышал, как они говорят о графе, владельце замка. Он ничего не спросил у Эндрю насчёт повстречавшегося ему юноши, потому что знал, что сапожник считает себя не вправе говорить о семье, где служит его внучка. Но если о чём–то говорят в открытую, то, наверное, нет ничего страшного в том, чтобы послушать! Донал попросил у хозяина кружку эля, прошёл в комнату и уселся за стол.
Общая зала гостиницы была вполне приличной комнатой с гладким, выскобленным полом. Сейчас в ней собралось довольно пёстрое общество, состоящее из окрестных крестьян и местных жителей. Все они зашли в «Герб лорда Морвена», чтобы пропустить рюмочку–другую после долгого торгового дня. Один из гостей был явно не из местных краёв, и здешние жители наперебой рассказывали ему о городских делах и обитателях.
– А я вот помню покойного графа, – заговорил седой морщинистый старик как раз в тот момент, когда в зале появился Донал. – Совсем был не такой, как нынешний. Бывало, сядет рядом, поговорит, даром, что он граф, а я голь перекатная. И сам что–нибудь расскажет, и твои новости выспросит, и рюмочку вместе с ним пропустишь. Вот был человек! А этот? Видели вы хоть раз, чтобы он с кем словом перекинулся?
– А как он вообще титул заимел, а? – спросил дородный краснощёкий крестьянин. – Он же покойному графу, вроде, седьмая вода на киселе?
– Как бы не так! Он ему самый что ни на есть родной брат! Так что титул ему достался по полному праву, только вот вместе с титулом ни земли, ни замка. Так что он тут живёт, пока племянница не подрастёт и не вступит в наследство. Он и раньше сюда частенько наезжал, пока брат ещё был жив. Они ничего, дружили. А леди Арктура – это надо же такое имечко девушке придумать, прости Господи! – говорят, её прочат в жёны молодому графу. Только всё равно странное это место, нехорошее, и слухов всяких про него полно. Слышал я, что графа вообще никто не видит и не знает, кроме его собственного слуги. Я–то сам и близко к замку не подойду, ни за какие коврижки.
– Что ж, – промолвил ещё один крестьянин с соломенными волосами и бледным лицом, – мы знаем, что сказано в Писании. Господь накажет беззаконие отцов в детях до третьего и четвертого рода. Кто знает, может, в замке оно и свершилось уже.
– Кто знает, – подхватил мужчина, который сильно походил на судью несмотря на густую бороду и общее пренебрежение к собственной внешности. – Может, грехи отцов кое–кому из нас тоже припомнятся. И даже скоро.
– Да ты сам посуди, разве это справедливо? – возразил ему другой. – Поди–ка расхлебай, что там творили наши родители!
– А кто мы такие, чтобы спорить с волей Всевышнего? – снова заговорил мужчина судейского вида. – Божьи пути – не наши пути. Где нам, смертным, их понять? Божья правда всё равно свершится.
Донал почувствовал, что промолчать – значит утаить свидетельство об истине. Он не хотел ввязываться в спор, чтобы самому не допустить несправедливости и не уязвить правого. Однако молчать ему тоже не хотелось. Он придвинулся к столу.
– Разрешите и мне вставить словечко? – спросил он.
– Да говори, коли есть чего сказать. Вольному воля.
– Тогда я вас кое о чём спрошу, если можно.
– Спросить–то всегда можно. Вот ответа обещать не могу, – сказал тот, что с бородой.
– Тогда скажите, друзья, что вы называете Божьей правдой.
– Это тебе любой скажет. Божья правда – это наказание за грех. С каждым грешником Бог поступает по его беззакониям.
– Какое однобокое у вас представление о Его правде! – покачал головой Донал.
– Это ещё почему?
– Я бы сказал, что Божья правда – это когда всё по–честному, и состоит она в том, что с каждым – будь то зверь, человек или хоть сам дьявол – Бог поступает по справедливости.
– Ой ли? – усомнился крестьянин, по виду погонщик скота. – Но ведь мы должны держаться Слова Божьего, а там написано, что беззакония отцов накажутся в детях до третьего и четвёртого рода. Какая в этом справедливость, убей не пойму!
– А ты, Джон, лучше не суди о том, чего не разумеешь, а то в Судный день проснёшься не в том месте, – вставил старик.
– А мне, может, хочется понять! – упорствовал тот. – Я же не говорю, что Господь поступает неправильно. Просто не пойму, в чём тут справедливость.
– Может, она и есть, только ты её не видишь?
– Пусть и так, только почему я не могу сказать, что я её не вижу? Разве слепому нельзя говорить, что он слепой?
Никто не нашёлся, что ему ответить, и, помолчав, Донал опять заговорил:
– А по–моему, – сказал он, – прежде чем судить, справедливо это или нет, сначала нам надо понять, что же имеется в виду, когда в Писании говорится о беззакониях отцов в их детях.
– Что ж, это дело, – раздались одобрительные голоса.
– Я ещё мало что видел по сравнению со всеми вами, – продолжал Донал, – но пока в детстве ходил за коровами да овцами, многое успел передумать. И потом, кое–что я всё же таки успел повидать, пусть и самую малость. Например, я видел, как один человек всю жизнь прожил честно, а потом разбогател, запил – и спустил всё к чертям собачьим.
Все снова понимающе закивали и захмыкали.
– Да, спустил, – сказал Донал, – и сам умер от выпивки, и детишки после него остались голодные да бездомные. Так бы и померли, наверное, кабы добрые люди в нашем приходе их не пожалели, потому что ещё помнили их отца, когда он был бедным да честным. Ну что, разве про это нельзя сказать, что грехи отца легли на детские головы?
– Так и есть!
– Так вот, когда я про них слышал в последний раз, все они были ребята честные и работящие.
– Что ж, хорошо, коли так!
– А как вы думаете, что бы с ними стало, унаследуй они отцовское богатство?
– Пошли бы, наверное, его путём, что ещё?
– Так где же здесь несправедливость? Скорее, Господь их помиловал, когда наказал грехи отца в его детях!
Ответа не последовало. Мужчины попивали своё виски, пуская клубы дыма, но никто из них не решался сказать, что порою лучше быть бедным, чем богатым. Они упорно молчали, и Донал решил, что не сумел объяснить всё как следует. Он ещё не знал, как сильно людям не нравится, когда рядом кто–то начинает судить о жизни по небесным меркам. Как часто мы уверенно рассуждаем о том, кто прав, а кто нет, хотя сами в себе остаёмся неправыми и нечистыми!
Донал увидел, что своими речами отбил у людей всякую охоту к разговору, и решил, что лучше ему будет убраться восвояси. Он занял у хозяина гостиницы тачку, отвёз сундук домой, распаковал его и отнёс книги и одежду к себе в комнату.
Глава 10
Приходской священник
На следующий день Донал надел свой лучший сюртук и отправился знакомиться с местным священником. Но пройдя в кабинет, он обнаружил, что за столом сидит тот же самый человек, с которым он повстречался в первый день своего путешествия и который расстался с ним в таком негодовании. Он протянул ему рекомендательное письмо.
Мистер Кармайкл бросил на него пристальный взгляд, но не произнёс ни слова и принялся за письмо.
– Так–с, молодой человек, – наконец сказал он, поднимая на него холодные и суровые глаза. – И чего же вы от меня хотите?
– Не посоветуете ли вы, куда я мог бы обратиться за местом учителя, сэр? – спросил Донал. –Больше мне, право, ничего не нужно.
– Больше ничего? – повторил священник почти язвительным тоном. – А по мне так и это чересчур! Что если я считаю себя ответственным за юные умы и души в своём приходе? Что если я успел узнать вас лучше, чем этот добрый человек, который по расположению к вашим родителям дал вам столь лестную рекомендацию? В прошлую пятницу вы, наверное, и не подозревали, что собственными речами губите себя и свою репутацию. Вряд ли мой старый друг захотел бы, чтобы я пригрел у себя в приходе человека, от которого ему самому повезло избавиться! Можете отправляться на кухню, вас там накормят. Я не имею обыкновения платить злом за зло, но не стану желать вам удачи. И чем скорее вы отсюда уберётесь, юноша, тем лучше.
– Всего доброго, сэр, – ответил Донал, развернулся и вышел.
На пороге он столкнулся с молодым человеком, которого знал ещё по университету и который был самым неуправляемым и ленивым изо всех студентов. Это был сын священника. Неужели и тут Бог наказал грехи родителей в их детях? Неужели Он никогда не вознаграждает в детях родительские добродетели?
Немного рассерженный и довольно расстроенный, Донал побрёл прочь. Почти бессознательно он пошёл по направлению к замку, остановился возле ворот и, опершись на верхнюю перекладину, стал думать, что же делать дальше.
Вдруг между деревьями показался Дейви, стремглав несущийся вниз с холма. Он вприпрыжку подбежал к воротам, просунул руку между перекладинами и радостно затряс руку Донала.
– Я вас ищу уже целый день! – воскликнул он.
– Зачем? – удивился Донал.
– Форг же послал вам письмо!
– Я ничего не получал.
– Эппи отнесла его сегодня утром.
– А–а, тогда понятно! Я после завтрака как ушёл, так больше не приходил.
– Он пишет, что вас хочет видеть мой отец.
– Хорошо, сейчас я пойду, внимательно всё прочитаю и тогда пойму, что мне делать дальше.
– А почему вы живёте у сапожника? Он же всегда такой грязный! И вы тоже скоро кожей пропахнете!
– Он вовсе не грязный, – ответил Донал. – Руки у него действительно бывают грязными и лицо тоже; их, наверное, даже водой с мылом как следует не отмоешь. Но вот увидишь, однажды он дочиста отмоется в сырой земле, и тогда никакой грязи не будет и в помине. А если бы ты мог увидеть его душу, то понял бы, что она чище чистого. Такая чистая, что даже сияет!
– А вы что, её видели? – спросил мальчик, вопросительно взглядывая на Донала, как будто пытаясь понять, насмехается он или говорит вполне серьёзно.
– Видел краешком глаза, разок–другой, и чище души просто не придумаешь. Знаешь, Дейви, ведь настоящая чистота бывает внутри, а не снаружи.
– Знаю, – ответил тот, удивлённо уставившись на Донала с таким видом, как будто вообще не понимал, как можно вслух говорить о таких вещах.
Донал посмотрел на мальчика, и глаза его прямо–таки засияли от полноты сердца. Дейви успокоился.
– А вы умеете скакать верхом? – спросил он.
– Немного умею.
– А кто вас учил?
– Одна старая кобыла, которую я очень любил.
– Ну вот, теперь и вы надо мной смеётесь. Терпеть не могу, когда надо мной насмехаются! – насупился Дейви и отвернулся.
– Вот и нет, – ответил Донал. – Я никогда ни над кем не насмехаюсь. Давай–ка я лучше пойду и прочту это письмо.
– Я бы тоже с вами пошёл, – сказал мальчик, – но отец не велит мне выходить за ворота. Не знаю, почему.
Донал поспешил домой. Там его поджидали с явным нетерпением, потому что письмо, которое принесла Эппи, было от самого графа. Там говорилось, что граф будет рад видеть у себя Донала, если тот удостоит его своим визитом. Спустя несколько минут Донал уже шагал по дороге, ведущей к замку.
Глава 11
Граф
Идя по лужайке от ворот и петляя между деревьями, он никого не встретил. Он поднялся по холму, шагая мимо тёмных елей навстречу серебристым берёзкам, над которыми, подобно рыцарскому шлему, вздымалась серая громада замка. Поглядывая наверх, Донал замечал то башенку, то остроконечную крышу, то участок массивной стены. Лишь когда он уже почти добрался до вершины холма, ему удалось, наконец, увидеть всё здание целиком и понять, на что оно похоже. Замок и правда был огромным и величественным, но почему–то Доналу показалось, что жить в нём довольно тоскливо.
Донал вышел на большую, открытую травяную лужайку. Сразу за ней начиналась высокая каменистая терраса, на которой, собственно, и стоял сам замок. Донал окинул взглядом переднюю стену, пытаясь отыскать дверь, но ничего не нашёл. Поднявшись на террасу по широкой лестнице, он подошёл к глубокой нише в стене, где почти впритык сходились две части замка, построенные в разное время, и обнаружил там довольно маленькую, плотно сидящую в стене дверь, обитую железом и усеянную стальными заклёпками. На ней красовались уже знакомые ему лошади с герба лорда Морвена и ещё кое–какие украшения.
Увидев стальной прут с ручкой на конце и решив, что надо как–то оповестить хозяев о своём присутствии, Донал, недолго думая, потянул за него. Он ничего не услышал: звон колокольчика пропал в серой пустыне мрачных стен.
Однако через какое–то время дверь отворилась, и из неё выглянул древнего вида слуга, согбённый и еле передвигающийся. На голове у него была масса белоснежных волос, а на морщинистом лице – странное выражение почти детской наивности пополам с осторожностью.
– Меня хочет видеть граф, – объяснил Донал.
– Как вас зовут? – проскрипел слуга.
– Донал Грант. Но я подозреваю, что его светлости это ничего не скажет. По–моему, он не знает, как меня зовут. Просто скажите, что пришёл молодой человек, который живёт у Эндрю Комена. Его светлость посылал за мной.
Слуга удалился, и Донал начал осматриваться по сторонам. Он стоял в прихожей, которая была лишь узкой кельей, стиснутой массивными стенами.
Прямо перед ним была ещё одна дверь, через которую вышел дворецкий, низкая, закруглённая сверху и похожая на дверь тюремной камеры. Вокруг не было ничего, кроме голого камня, только на одной из стен был вырезан родовой герб Морвенов. Потолок был не плоский, не крестовый и не сводчатый. Казалось, он состоит из случайных выступов и углублений, образовавшихся на стыке каменных лестничных проёмов и углов, выступавших по–разному на разных этажах. Прошло не меньше десяти минут, когда дворецкий, наконец, вернулся и пригласил Донала следовать за ним.
Буквально через несколько мгновений Донал очутился в другой каменной келье, которая, однако, была гораздо просторнее и симметричнее первой, и на стенах здесь висели головы, рога и шкуры животных. Пройдя через неё, слуга открыл дверь, обитую алой тканью и выглядевшую удивительно живой посреди холодного сурового камня, и Донал вошёл в небольшой восьмиугольный зал. Двери в нём были из тёмного полированного дуба с резными каменными притолоками и косяками, а стены были увешаны старинным оружием и рыцарскими доспехами почти до самого потолка, который плавным куполом уходил вверх. В этот зал спускалась винтовая лестница, которой Донал не мог бы себе представить даже в самом фантастическом и леденящем душу готическом романе. Казалось, она внезапно упала с далёкой и неведомой высоты, но в последнюю минуту плавно замедлила свой полёт и опустилась вниз подобно лёгкой птице. Пологие ступени невероятного диаметра мягко вели вверх и пропадали из вида, обещая бесконечное число новых витков. Они были сложены из древнего камня, но благодаря своей ширине и массивности были вовсе не такими изношенными, какими могли бы быть, будь они поуже.
Откуда–то сверху свисал толстый шёлковый шнур (явное нововведение), за который можно было держаться вместо перил, и старый слуга, ухватившись за него медленной, костлявой рукой, начал потихоньку карабкаться по этой удивительной лестнице. Смотря на него, Донал одновременно представлял себе огромное несуразное насекомое, ползущее вверх по камню, и думал о Божьем искуплении для сынов человеческих.
Лестница вилась всё выше и выше, как будто и не собиралась заканчиваться, но дворецкий внезапно остановился на одной из ступеней ничуть не шире всех остальных, открыл какую–то дверь в закруглённой стене и произнёс:
– Мистер Грант, ваша светлость.
Прямо перед собой Донал увидел высокого сутулого человека, сидящего за столом. Его лицо с крупными чертами было бледным, худым и измождённым на вид, глубоко посаженные глаза нездорово поблескивали. Волосы у него были редкие и тонкие, но без всякого намёка на лысину и лишь слегка тронутые сединой. Руки его тоже были бледными и худыми, а ступни в просторных башмаках выглядели ещё больше из–за узких панталон в шотландскую клетку.
На графе был светло–синий сюртук с высоким и чересчур свободным бархатным воротничком. Его костюм завершали чёрный шёлковый платок, небрежно повязанный вокруг шеи, и нарядный бледно–жёлтый жилет. На одном из длинных пальцев сверкал камень, который Донал принял за изумруд. Граф жестом предложил гостю присесть, но сам не сдвинулся с места и продолжал что–то писать, скорее, с неучтивостью преуспевающего приказчика, нежели с величавостью аристократа. Однако это дало Доналу возможность немного оглядеться. Комната была небольшая, обшитая дубовыми панелями, и стены её были увешаны великим множеством самых разных мелочей. Донал успел заметить два или три конских хлыста, удочку, несколько пар шпор, шпагу с позолоченной рукоятью, необычного вида кинжал, похожий на язык пламени, одну–две гравюры и то, что на первый взгляд показалось ему картой всего имения. В единственное окно с каменным переплётом лился радостный летний свет, и граф сидел прямо в солнечном потоке, но даже в тёплых лучах выглядел холодным и бескровным. На вид ему было около шестидесяти, и Доналу показалось, что он никогда не улыбается – или улыбается, но очень редко. Он попытался представить себе улыбку на этом худом и строгом лице, но у него ничего не получилось. Надо сказать, что Донал не чувствовал ни малейшего стеснения или благоговения в присутствии столь знатной особы.
Что значат титулы для того, кто почитает любого человека, не имеет ни малейшего желания выглядеть значительнее, чем он есть на самом деле, ничего не скрывает и не замышляет, не боится завтрашнего дня и не стремится к богатству! Донал уже начал становиться именно таким человеком и потому сидел тихо, не ёрзая, ничему не удивляясь, и спокойно оглядывался по сторонам.
Граф выпрямился, отодвинул письмо и повернулся к гостю.
– Прошу простить меня, мистер Грант, – любезно произнёс он. – Мне хотелось побеседовать с вами не торопясь, зная, что я выполнил неотложный долг.
Его тон был изысканно вежлив, но Донал чувствовал, что между ним и графом пролегает неявная, но непреодолимая пропасть.
– Моё время в вашем распоряжении, ваша светлость, – ответил он.
– Наверное, вы догадались, почему я послал за вами.
– Надеюсь, что да, ваша светлость.
В манерах Донала было что–то такое, что напомнило графу о старомодной учтивости прежних дней и немедленно расположило его к юноше. Кстати сказать, среди крестьян–кельтов подобные манеры встречаются довольно часто.
– Мой сын рассказал мне, что встретил на нашей лужайке некоего молодого человека…
– За что я прошу у вас прощения, ваша светлость, – сказал Донал. – Я не знал, что вход в имение запрещён.
– Думаю, вскоре это имение станет для вас знакомым и привычным. Теперь я даже рад, что вы ошиблись. Со слов мальчиков я понял, что вы студент и ищете место учителя, а я как раз хотел нанять кого–нибудь для своего младшего. Мне показалось, что вы вполне можете нам подойти. Я не сомневаюсь, что вы можете представить доказательства своей компетентности. Надеюсь, место вам подойдёт. Как вы полагаете, могу ли я доверить вам обучение своего сына?
В Донале не было ни тени ложной скромности, и он тут же ответил:
– Думаю, можете, ваша светлость.
– Расскажите мне немного о себе. Где вы выросли? Кто ваши родители?
Донал рассказал ему о себе всё, что считал необходимым.
– Что ж, – промолвил граф, – всё это мне очень и очень нравится. Рекомендации у вас есть?
– Есть одна от одного из моих профессоров и ещё письмо от священника нашего прихода, который знал меня ещё до университета. Наверное, я мог бы достать ещё одну, от преподобного Склейтера. Он был моим священником, когда я учился.
– Покажите мне то, что у вас есть, – попросил граф.
Донал вытащил бумаги из кожаной сумки, сшитой для него матерью, и протянул их графу. Тот, не говоря ни слова, внимательно прочитал их и вернул Доналу.
– Вполне удовлетворительно, – проговорил он.
– Однако, – сказал Донал, – есть ещё кое–что, о чём я хотел бы осведомить вашу светлость. Мистер Кармайкл, священник вашего прихода, наверное, скажет вам, что я атеист или что–нибудь в этом роде, и потому человек весьма неблагонадёжный. Но он меня совсем не знает.
– И на каких же основаниях он может это утверждать? – поинтересовался граф. – Я думал, вы в наших краях недавно.
Донал рассказал ему о встрече со священником, о том, что между ними произошло и как тот повёл себя в дальнейшем. Граф серьёзно выслушал его, несколько секунд молчал, а потом сказал:
– Если мистеру Кармайклу случится обратиться ко мне по этому поводу – что, кстати, весьма маловероятно, – он увидит, что я уже слишком расположен в вашу сторону. Правда, я могу себе представить, что поводом для его ошибки стала некоторая вольность вашей речи. Вы не слишком осмотрительны. Зачем говорить всё, что вы думаете?
– Я ничего не боюсь, ваша светлость.
Граф снова замолчал. Казалось, его серое лицо стало ещё землистее, но, может быть, это солнце зашло за тучу, и свет немного потускнел…
– Пока я вполне доволен всем, что вижу и слышу, мистер Грант, – заговорил он спустя минуту или две. – Мне не хотелось бы нанимать вас к себе на службу, выказывая явное и прямое несогласие с преподобным Кармайклом – хотя я и не хожу к нему в церковь, – а посему мы с вами всё уладим ещё до того, как он об этом услышит. Сколько вы хотели бы получать за свою работу?
Донал ответил, что предпочёл бы предоставить графу возможность решить это самому после первых нескольких недель.
– Я человек небогатый, – возразил тот, – и хотел бы договориться обо всём заранее.
– А вы испытайте меня, – предложил Донал. – Условимся пока хотя бы до зимы. Дайте мне жильё и пищу и позвольте пользоваться вашей библиотекой, а в конце заплатите десять фунтов. К тому времени вы, я надеюсь, поймёте, подхожу я вам или нет.
Граф согласно кивнул, и Донал немедленно поднялся. С сердцем, полным благодарности и надежды, он отправился в город к своим новым друзьям. Впереди его ждало несколько месяцев приятной работы, уйма времени, целые горы книг, необычное место для жилья – да ещё и плата за труды!
– Воистину, и гнев человеческий обратится во славу Тебе, – сказал сапожник, радуясь, что негодование священника осталось без плода, – и остаток гнева Ты укротишь [10]10
Пс. 75:11. «И гнев человеческий обратится во славу Тебе: остаток гнева Ты укротишь».
[Закрыть].
Чуть позднее Донал пошёл в город, чтобы купить кое–какие мелочи перед тем, как переехать в замок. Завернув к мануфактурщику, он увидел, что у прилавка стоит преподобный Кармайкл и беседует с хозяином. Донал сначала хотел было пойти куда–нибудь в другое место, но не любил поворачиваться спиной к кому бы то ни было и потому всё–таки зашёл. Рядом со священником стояла девушка, которая уже купила всё, что нужно, и теперь прислушивалась к разговору. Когда Донал вошёл, лавочник поднял на него глаза и тут же быстро обменялся взглядом со священником. Он подошёл к Доналу, узнал, что тому нужно, но потом вернулся к преподобному Кармайклу и уже не обращал на вошедшего никакого внимания. Доналу стало неловко, он развернулся и вышел.
– Боже правый! – проговорил лавочник, раздосадованный уходом покупателя, о котором только что выслушивал самые неприглядные вещи.
– Хуже некуда, Джон! – доверительно сказал священник, как бы приглашая того на дальнейший разговор.
