Текст книги "Донал Грант"
Автор книги: Джордж МакДональд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 41 страниц)
Глава 14
В классной комнате
Его разбудил старый Симмонс, накануне водивший его по замку.
– Я уж боялся, что с вами что–то приключилось, сэр. Мне сказали, что вчера вас не было на ужине, да и завтрак уже часа два как прошёл.
– Я всё равно не знаю дороги, – улыбнулся Донал. – Видите ли, у меня нет врождённого умения ориентироваться в старинных замках.
– Сколько вам нужно времени, чтобы одеться? – спросил Симмонс.
– Если нужно, то минут за десять я управлюсь, – ответил Донал.
– Тогда через двадцать минут я за вами вернусь. А ещё лучше пощадите мои старые косточки и спуститесь вниз сами, а я буду там вас ждать. Я и вчера бы за вами пришёл, но его светлости было нехорошо, и мне пришлось до полуночи за ним присматривать.
Донал решил, что никогда не смог бы самостоятельно отыскать дорогу к классной комнате. Он изо всех сил пытался запомнить все нужные повороты, но вскоре с видимым облегчением махнул рукой на это безнадёжное дело.
Вслед за Симмонсом он проходил через незнакомые коридоры, ведущие в самых разных направлениях, поднимался и спускался по каким–то лестницам и наконец очутился в длинной комнате с невысоким потолком. Здесь почти не было мебели, но вид из окон был самый приятный: за ними виднелась небольшая травянистая лужайка, посредине которой возвышались солнечные часы. Кроме того, одна из дверей классной комнаты вела прямо наружу, в аккуратно вымощенный двор. В дальнем углу Донал увидел стол, заставленный неимоверным количеством самой разнообразной снеди, которой было раз в десять больше, чем он мог съесть, хотя со вчерашнего дня успел основательно проголодаться. За столом ему прислуживал сам дворецкий. Он был вполне добродушный старикан, хотя нос у него был чересчур красноват для столь почтенного слуги в таком достойном положении.
– Надеюсь, сегодня графу лучше? – спросил Донал.
– Трудно сказать. Наш граф всегда был человеком болезненным, сколько я его знаю. Он ведь служил в Индии, и говорят, от жары с ним случился солнечный удар. С тех пор у него бывают приступы и ужасно болит голова. А так, между приступами, он ещё вполне ничего и страшно не любит расспросов про то, как он себя чувствует, или про то, как спал ночью. Но хозяин он славный, так что дай мне Бог служить ему, пока не помру. Ох, не люблю я ни новых хозяев, ни новых мест! Мне и одного места довольно, было бы только хорошее… Возьмите себе ещё пирога, сэр.
Донал вскоре наелся и встал из–за стола к изумлению Симмонса, который думал, что завтрак нового учителя только начинается.
– Как мне найти Дейви? – спросил он.
– Ему самому не терпится вас увидеть, сэр. Дайте–ка я тут всё приберу, а потом позвоните, пожалуйста, в колокольчик, вот здесь, возле окна. Не сомневайтесь, он тут же к вам прибежит!
Донал дёрнул за шнур. Где–то наверху раздался мелодичный звон, за которым тут же последовал восторженный мальчишеский вопль. Затем Донал услышал быстрый стук шагов по вымощенному дворику, и в комнату ворвался запыхавшийся Дейви.
– Ой, сэр, – воскликнул он. – Как я рад! Как я рад, что вы к нам пришли!
– Видишь ли, Дейви, – ответил Донал, – каждый из нас должен делать в мире что–нибудь полезное. Сейчас моя работа состоит в том, чтобы помочь тебе стать настоящим мужчиной. Только без твоего желания у меня мало что получится. И если я увижу, что у меня получается плохо, то боюсь, не смогу учить тебя дальше. Так что если ты хочешь, чтобы я остался, тебе нужно слушать, что я говорю, и помогать мне.
– Ну, это ещё когда будет! – безнадёжно вздохнул Дейви. – До мужчины мне ещё расти и расти.
– Всё зависит от тебя. Дольше всего расти приходится мальчикам, которые слишком рано начинают считать себя мужчинами, хотя на самом деле вовсе на них не похожи.
– Тогда давайте пойдём и сразу же начнём что–нибудь делать! – предложил Дейви.
– Пойдём, – согласился Донал. – С чего же нам начать?
– Не знаю, сэр. Я думал, вы сами мне скажете.
– А чем бы тебе самому хотелось заняться? Чем бы ты занялся, если бы мог делать всё, что хочешь?
Дейви немного подумал и сказал:
– Я бы написал книгу.
– Какую книгу?
– Какой–нибудь интересный роман.
– А разве нельзя просто взять и прочитать какой–нибудь интересный роман? Зачем писать ещё один?
– Потому что если бы его писал я, там всё происходило бы так, как я хочу. А то мне никогда – ну, или почти никогда – не нравится, как заканчиваются книжки. И потом, если бы я сам его писал, он никогда бы мне не надоел. Там всё было бы так, как нравится мне, а не кому–то другому.
– Ну что ж, – сказал Донал, после секундного раздумья, – почему бы тогда тебе действительно не начать писать книгу?
– Правда? Ой, вот было бы здорово! Гораздо интереснее, чем изучать всякие там глаголы и существительные.
– Но ведь романы как раз и состоят из глаголов и существительных! Плюс целая уйма прилагательных, наречий, да ещё и предлогов с союзами впридачу. А если ты хочешь, чтобы твоя книжка затронула читателя, то придётся прибавить и междометия. И потом, все эти слова надо тщательно выбрать и хорошенько расставить по своим местам, а иначе тебе самому не очень–то захочется всё это читать. Может быть, лучше действительно пока не начинать? Давай я сначала посмотрю, достаточно ли ты знаешь про глаголы и существительные, чтобы и в самом деле написать что–то стоящее. Покажи–ка мне свои учебники.
– Они там, на полке. С тех пор, как Перси вернулся, я вообще к ним не притрагивался. Он как–то зашёл сюда, увидел их – и ну хохотать! Тогда Арки – то есть, леди Арктура – сказала, что, в таком случае, он может сам взяться за моё обучение. Но он не захотел, а она теперь тоже не хочет, потому что Перси над ней насмехается. Вот я и перестал учиться. Но так даже лучше! Теперь я читаю всё подряд из библиотеки. А вы уже видели библиотеку, мистер Грант?
– Нет, я ещё вообще ничего не видел. Знаешь что, давай устроим сегодня выходной и начнём с того, что ты будешь меня учить.
– Вас, сэр? Да чему я могу вас научить?
– Ты же сам только что почти предложил показать мне библиотеку! Разве ты не можешь рассказать мне обо всём, что находится в этом прекрасном старинном замке? И потом, разве ты не собираешься научить меня тому, что ты за человек?
– Ну, это был бы совсем смешной урок!
– Отнюдь не смешной, но самый важный изо всех уроков, который ты мог бы мне преподать! Ты сам – вроде книги, которую начал писать Бог. Сейчас Он выбрал меня для того, чтобы Ему помочь. Потому–то мне и нужно узнать всё, что написано до сих пор, перед тем, как я сам возьмусь за перо.
– Но вы и сами знаете, что значит быть мальчиком! Зачем вам этому учиться?
– С таким же успехом можно сказать, что достаточно прочитать одну или две книги, и ты сразу узнаешь, что написано в остальных. Конечно, когда хорошо знаешь одного мальчика, тебе гораздо легче понять другого, но все мальчики разные, в чём–то не похожие на остальных, и поэтому каждого нужно понять заново.
– Почему же тогда Арки не всегда слушает, что я говорю, сэр? Порой я так на неё сержусь, что так бы и стукнул!.. Ой, сэр, а какой это был король, что запретил бить женщин, как бы отвратительно они себя ни вели? Как вам кажется, это хороший закон?
– Ну, для нас с тобой очень даже хороший.
– И Перси мне всё время говорит: «Отстань, не мешай!» Так и хочется съездить ему по уху! Только когда я его взаправду обижу или задену, мне потом всегда плохо и стыдно! Почему же тогда мне всё равно хочется дать ему как следует?
«Что–то в нём есть, в этом мальчугане!» – подумал Донал.
– Действительно, почему? – спросил он вслух. – Видишь, ты даже сам себя ещё не очень хорошо понимаешь.
– И правда не понимаю.
– Тогда почему ты думаешь, что я сразу смогу тебя понять? А мальчика и впрямь нужно как следует понять; иначе что из него выйдет? Представь себе такого вот несчастного мальчишку: он живёт себе, ест и спит, но никто его не понимает!
– Вот ужас! Но ведь вы–то меня поймёте, да?
– Немного, пожалуй, пойму. Но не до конца. Для этого мне не хватит мудрости.
– Тогда… Но разве вы не для этого пришли меня учить? Вы же сами только что сказали!.. А я–то думал…
– Да, – твёрдо ответил Донал. – Для этого я и пришёл. Но если бы я решил, что способен с лёту понять любого мальчика, это было бы верным признаком того, что на самом деле ничего я не понимаю. Но есть Тот, Кто понимает каждого мальчика и слушает его так внимательно, как будто кроме него на свете нет ни одного человека.
– Почему же тогда мальчики не бегут к нему всякий раз, когда с ними обходятся не по справедливости?
– Вот именно, почему? Хорошо бы научить тебя поступать именно так! И ведь Он не только будет Сам обходиться с тобой справедливо, но и сделает что–то гораздо большее: Он может научить тебя обходиться по справедливости с другими людьми и радоваться этому.
– Тогда скажите, где его найти.
– Этому–то я и хочу тебя научить, потому что просто рассказать тебе о Нём будет мало. Если человеку просто о чём–то сказать, он сразу начинает полагать, что уже всё до конца усвоил, хотя на самом деле это вовсе не так. Поэтому люди часто становятся глупыми, неразумными.
– А как его зовут?
– Этого я тебе тоже пока не скажу, потому что тогда тебе покажется, что ты Его знаешь, хотя на деле тебе почти ничего о Нём не известно. Вот посмотри–ка на эту книжку, – продолжал Донал, вытаскивая из кармана томик Боэция. – Видишь, что написано на обложке? Это имя того человека, который её написал.
Дейви вслух прочитал незнакомое имя по слогам.
– Ну вот, теперь ты, наверное, знаешь про эту книгу абсолютно всё.
– Нет, сэр, вообще ничего не знаю.
– Тогда я тебе скажу, что моего отца зовут Роберт Грант. Теперь ты знаешь, какой он хороший человек, правда?
– Да нет же, не знаю! Но я бы не прочь с ним познакомиться!
– Тебе бы он очень понравился. И всё же, ты видишь, что знать чьё–то имя – это не то же самое, что знать самого человека?
– Но, сэр, вы же сами говорили, что если скажете мне имя того самого человека, о котором мы говорили, то мне покажется, будто я его знаю. А ведь всё не так! Вот сейчас вы сказали мне имя своего отца, но мне вовсе не кажется, будто я с ним знаком.
– Тут ты совершенно прав! – воскликнул Донал, смеясь. – Пожалуй, я не совсем верно выразился. Наверное, вот что я имел в виду: когда мы чуть–чуть знаем какого–нибудь человека и уже привыкли к его имени, нам начинает казаться, что мы всё про него знаем. Вот, например, недавно я слышал, как один крестьянин, который и словом не обмолвился с твоим отцом, говорил о нём так, словно знает его как облупленного.
– А–а, понимаю, – протянул Дейви.
Признаваясь в своём невежестве, мы теряем уважение со стороны тех, кто сам знает мало, но притворяется учёным и разумным. Утратить уважение мудрого человека – несказанно хуже, но ещё хуже – утратить это уважение заслуженно, пытаясь обрести в глазах людей почёт, не принадлежащий нам по праву. Однако если взрослый признаётся в собственном невежестве, любой нормальный ребёнок лишь зауважает его ещё сильнее и станет ещё больше к нему прислушиваться, потому что интуитивно чувствует его преданность истине. Ведь истинные поступки значат бесконечно больше, чем истинные факты, и любовь к истине бесконечно превосходит познание истины и уверенность в ней.
Потом они вместе вышли из замка и неспешно обошли его кругом. Мальчик хотел было показать новому учителю и сам замок, но Донал предложил оставить это до следующего раза и сказал, что Дейви надо бы прилечь и минут десять спокойно полежать. Мальчику это совсем не понравилось, но Донал видел, что его необходимо научить отдыхать. За время этой короткой передышки Дейви раз десять порывался вскочить, но, к счастью, достаточно было одного слова, чтобы снова уложить его на кушетку. Потом они приступили к арифметике, и Донал задал Дейви небольшую задачку.
– Я и так знаю все правила арифметики! – запротестовал тот.
– Но мне непременно нужно убедиться, что они тебе известны, – возразил Донал. – Такая уж у меня работа. Так что реши–ка мне эту задачку, пусть она совсем простая.
Мальчик послушался и тут же подбежал к нему с ответом, который оказался неверным.
– Ну что ж, Дейви, – проговорил Донал, – ты мне сказал, что правила все знаешь, а задачку решил неправильно.
– Ну, подумаешь, одна ошибочка!
– О каких правилах может идти речь, если ты их не соблюдаешь? На то они и правила, чтобы их исполнять. Если человек будет проповедовать щедрость и воздержание, а сам останется сквалыгой и пьяницей, то грош цена всем его речам. И про тебя нельзя будет сказать, что ты научился складывать числа, пока на твои решения нельзя будет положиться как на каменную стену.
Дейви и так–то было трудно долго удерживать внимание на чём–то одном, а уж корпеть над тем, чего он как следует не понимал, и того труднее. Донал решил, что лучше будет учить его внимательности и терпению в тех делах, с которыми он уже вполне мог справиться; тогда ему не придётся гнаться за двумя зайцами сразу, одновременно пытаясь и понять новое, и удерживать на нём свои мысли. Но ещё долгое время он старался не заставлять Дейви заниматься одним и тем же делом дольше четверти часа.
Когда Дейви решил–таки первую задачку, а потом и вторую, совершенно правильно и безо всякой подсказки, Донал попросил его отложить в сторону грифель и дощечку, потому что решил рассказать ему сказку. Сказка получилась вполне сносная, а Дейви вообще подумал, что ему несказанно повезло: ну какой другой учитель впустил бы в классную комнату таких несерьёзных существ, как эльфы, феи, принцы и принцессы?
По сути своей сказка была самая обыкновенная: младший из трёх братьев, шагая по путям праведности, приобрёл всё то, что старшие братья упустили из–за своего непробиваемого себялюбия. Человек должен поступать по правде, даже если ему грозит смерть, но истина была бы убогой госпожой, если бы в конце концов не воскрешала к жизни всех, кто ей служил и повиновался. А красота и истина едины, как едины истина и сила. Неужели Бог должен вечно оставаться на кресте, чтобы мы, со своими жалкими потугами на поклонение, воздавали Ему высшие почести? Разве недостаточно знать, что будь дьявол и в самом деле сильнее, Бог всё равно не поклонился бы ему, но так и остался бы висеть на Своём кресте? Истина – это радость и победа. Подлинного героя неизменно ждёт блаженство; более того, он никак не сможет избежать своей награды, пока всё идёт естественным образом, а значит, по Божьему замыслу.
Кто крепко держится за жизнь и сопротивляется смерти, непременно должен победить; сама его жизнь поражает смерть в самое сердце. Можно погибнуть за собственное мнение и жить только для себя. Но тот, кто погибает за правду, умирает для себя и для всего, что не идёт рука об руку с истиной.
– Какая замечательная сказка! – воскликнул Дейви. – А где вы её взяли, мистер Грант?
– Там, откуда берутся все сказки, – ответил Донал.
– А это где?
– В Книжке–Думалке.
– Какое смешное название! Ни разу не слышал. А у нас в библиотеке такая есть?
– Нет, в библиотеке её нет. Эта книжка, в которую Бог с одного конца записывает, а с другого стирает то, что было написано. Она состоит из мыслей, а не из слов. Потому она так и называется, Книжка–Думалка.
– А–а, понятно! Значит, вы взяли эту сказку из собственной головы?
– Может быть. Но как она туда попала?
– Ну, этого я не знаю. Этого никто не знает.
– Этого не знают те, кто ни разу не подымается выше своей головы, кто никогда не закрывает свою Книжку–Думалку, чтобы покрепче встать на неё ногами. Но если на неё встать, Думалка превращается в огромную гору и подымает нас над миром. Вот тогда–то и можно разглядеть, откуда берутся сказки и как они попадают к нам в головы… Кстати, тебя не ждут на конюшне? Ты не собирался сегодня на прогулку верхом?
– Нет, никто меня не ждёт. Меня ведь не заставляют кататься, так что я могу поехать, а могу и нет, как захочется.
– Ну что ж, надеюсь, теперь мы оба будем заниматься тем, что нам нравится и хочется делать. Так, глядишь, вместо одной радости у каждого из нас будет целых две. Конечно, если мы с тобой станем настоящими друзьями.
– Мы станем! Непременно, станем!
– И как же мы станем друзьями? Ведь ты ещё маленький, а я уже взрослый.
– А я буду хорошо себя вести.
– Мы оба должны хорошо себя вести. По–другому нельзя. Если только один из нас будет хорошим, настоящей дружбы не выйдет. Тут дело не только в тебе, но и во мне, а иначе мы так и не поймём друг друга.
– Какой вы добрый, мистер Грант! – воскликнул Дейви. – Вы со мной разговариваете, как с равным, как будто я уже совсем взрослый!
– Но нам с тобой не нужно забывать, что я большой, а ты маленький, и потому у нас ничего не получится, если маленький не станет делать того, что говорит ему большой! Только так всё встанет на свои места.
– Ну, это и так понятно! – ответил Дейви, словно на этот счёт вообще не могло быть двух мнений.
Глава 15
Конь и всадник
В первые два дня Донал ни разу не видел других членов семьи кроме своего ученика. Однако на третий день после коротких утренних занятий (Донал никогда не позволял Дейви уставать за уроками) они пошли прогуляться до конюшни и встретили там лорда Форга, который как раз собирался на прогулку. К нему подвели великолепного чистокровного коня, нервного, чувствительного и горячего. Не успел его хозяин вскочить в седло, как конь попятился и встал на дыбы. Тогда Форг ударил его хлыстом, и конь совсем обезумел. Он начал кидаться из стороны в сторону, брыкаться и кружиться на месте. Молодой лорд был хорошим наездником в том смысле, что вполне сносно держался в седле, однако о лошадях он почти ничего не знал. Для него это были безмозглые существа, которых нужно подчинить своей воле и покрепче держать в узде, а не друзья, с которыми можно жить душа в душу, во взаимном согласии. Он ещё не понял, что плохо управлять – это ещё хуже, чем плохо повиноваться. Плохой царь всегда хуже самого плохого из своих подданных. Лорд Форг уже занёс руку для второго удара, жестокого, бесполезного и опасного, но тут к нему стремительно подлетел Донал.
– Не надо, ваша светлость! – крикнул он. – Вы только ещё больше его распалите!
К сожалению, самая худшая сторона натуры Форга была в нём сильнее всех остальных, и в минуты ярости все семейные пороки, собранные в нём, сразу же вылезали наружу. Он посмотрел на Донала сверху вниз, и только презрение удержало его от того, чтобы выплеснуть своё негодование.
– Подите прочь, – прошипел он, – а то вам же хуже будет. И вообще, что вы знаете о лошадях?
– Достаточно, чтобы видеть, как вы несправедливы к своему коню! Я не позволю вам хлестать это несчастное животное. Да вы только посмотрите на его уздечку!
– Придержите язык и убирайтесь, а не то…
– Вы меня не испугаете, сэр. Я не робкого десятка, – твёрдо произнёс Донал, съезжая на свой родной выговор. Ещё долгие годы в минуты возбуждения его английский трусливо поджимал хвост и убегал, предоставляя более привычному шотландскому принимать удар на себя.
Форг опять яростно размахнулся, и на плечи и спину Донала обрушился страшный жгучий удар. Горячая кровь истого шотландского горца жаркой волной прилила к его голове, и не будь его внутренний человек так послушен Богу и неподвластен дьяволу, дело кончилось бы весьма нерадостно. Но, стиснув зубы, Донал всё–таки сдержался, так что Господь человеков и на этот раз остался в нём Господом.
– Милорд, – произнёс Донал после нескольких секунд грозового молчания, – во мне достанет неблагочестия, чтобы задушить вас так же немилосердно, как вы сейчас расправляетесь с этим измученным конём. Но я не стану бросать беднягу в беде, чтобы затеять с вами ссору. Это было бы трусостью. – Тут он потрепал коня по холке и, окончательно взяв себя в руки, снова заговорил по–английски. – Говорю вам, ваша светлость, уздечка прилажена слишком туго. Животное себя не помнит от боли. Вы даже представить себе не можете, какое это мучение, иначе сжалились бы над ним!
– Отпустите коня, – процедил сквозь зубы Форг. – Или мне придётся вас заставить!
Он опять поднял хлыст, вне себя от злости ещё и из–за того, что рядом стоял конюх и с открытым ртом внимал всему происходящему.
– Я предупреждаю вашу светлость, – сказал Донал. – Вы уже ударили меня, теперь моя очередь. Если вы ещё раз хлестнёте животное, пока ему не ослабят уздечку, я выбью вас из седла.
Вместо ответа Форг ударил коня промеж ушей, но в ту же секунду очутился на земле. Донал схватил его за ногу и сдёрнул вниз. Молодой граф был не настолько опытным наездником, чтобы при падении удержать в руках поводья. Донал тут же подхватил их и отвёл испуганное животное в сторонку, оставив поверженного ездока подниматься на ноги. Конь, покрытый крупным потом, дрожал и то и дело вскидывался. Доналу стоило немалых усилий отцепить уздечку. Она вся перекрутилась (молодой граф надевал её собственноручно), и при малейшем натяжении поводьев её острые края пребольно впивались в тонкую кожу. Донал ещё не успел приладить её заново, как Форг неистово налетел на него и ещё раз ударил хлыстом. От свиста плётки конь перепугался пуще прежнего, и Донал еле–еле удержал его на месте.
Через какое–то время, благодаря ласковым уговорам и умелой руке своего защитника, конь успокоился. Оглянувшись, Донал увидел, что Форг исчез.
Отведя коня в конюшню, он начал снимать с него седло и только тут заметил, что рядом стоит Дейви. Задыхаясь от безмолвной ярости, мальчуган сжимал и разжимал кулаки, изо всех сил топая каблуком об землю. Лицо его побелело, глаза негодующе сверкали.
– Дейви, малыш, ты что? – мягко спросил Донал, и Дейви, поперхнувшись, обрёл дар речи.
– Сейчас я пойду и нажалуюсь отцу! – выпалил он.
– И на кого же из нас ты собираешься жаловаться? – улыбаясь, спросил Донал.
– Конечно, на Перси! – почти что выкрикнул Дейви. – Вы хороший человек, мистер Грант, а он плохой. Вот отец ему покажет! Он, правда, не часто нас наказывает, но если уж взялся, то держись! Да как он смел ударить вас хлыстом?! Я прямо сейчас пойду к отцу, хоть он и болен. Мне всё равно!
– Нет, Дейви, не пойдёшь. Послушай, что я тебе скажу. Некоторые считают, что позорно быть избитым. А я считаю, что позорно поднимать на другого руку. Теперь благодаря этому удару у меня есть преимущество перед твоим братом, и я собираюсь им воспользоваться – для его же блага. Ты же не думаешь, что я его испугался?
– Нет, нет! Тут любой бы увидел, что вы ничуточки его не боитесь. Я бы на вашем месте дал ему сдачи, пусть он потом хоть до смерти меня исхлещет!
– Я в этом и не сомневаюсь. Но, быть может, когда ты начнёшь по–настоящему понимать, что к чему, то не будешь так скор на расправу. Мне было бы гораздо легче убить твоего брата, чем удержать его лошадь. Ты ведь не знаешь моей силы и на что способен мой кулак, особенно если приложить его к такому хрупкому господину, как лорд Форг. Надеюсь, он не ушибся, когда упал.
– А я надеюсь, что ушибся – но немножко, совсем немножко, – сказал мальчик, глядя снизу в лицо своему учителю. – Но всё же, почему вы не дали ему сдачи? Ему бы только на пользу пошло, если бы вы хорошенько его поколотили.
– Надеюсь, будет ещё больше пользы, если я от всей души его прощу: по–моему, так ему скорее станет стыдно. А не ударил я его потому, что я не сам себе хозяин.
– Но отец ни за что не стал бы на вас сердиться! Он бы сказал, что Форг сам во всём виноват!
– Может, и так. Но я имел в виду совсем не графа.
– А кого?
– Господа Иисуса Христа.
– А–а!
– Он говорит, что не стоит воздавать злом за зло, отвечать ударом на удар. Мне всё равно, что скажут обо мне люди: главное, Он не хочет, чтобы я навлекал на себя стыд и позор. Когда Его избивали, Он даже не угрожал Своим мучителям.
– Но ведь Он же не человек.
– А кто же?
– Бог.
– А разве Бог – и не человек тоже? И не больше, чем человек?
Мальчик не ответил, и Донал продолжал: – Разве Бог будет заставлять Своих детей делать что–нибудь плохое и постыдное? Видишь, Дейви, оказывается, ты совсем не знаешь своего Отца! Он хочет только, чтобы мы были правдивыми – полностью и до конца! – и делали то, что Он нам заповедал, безо всякого страха.
Дейви молчал. Совесть укоряла его, как укоряет она всякого ребёнка с честным сердцем при одном упоминании Божьего имени до тех пор, пока он сознательно не примется исполнять Его волю. Донал не стал больше ничего говорить, и они зашагали дальше.
