Текст книги "Донал Грант"
Автор книги: Джордж МакДональд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 41 страниц)
Глава 22
Разговор о привидениях
Они развернулись и прошли вдоль длинной садовой аллеи, а потом опять зашагали к дому.
– Этот сад вызывает во мне совершенно новые чувства, – признался Донал. – Он весь пронизан удивительным ощущением исчезнувшей жизни. Кажется, что ему снятся давно минувшие дни, когда по аллеям разгуливали стайки дам, живущих теперь лишь на старинных полотнах. Каждая из них была полна мыслей и грёз о грядущей жизни, у каждой были свои суждения, такие же старомодные, как покрой её платья… Выйди я сюда в сумерках, мне, наверное, казалось бы, что каждая тропинка откликается на шаг невидимой ножки и за каждым деревом прячется какое–нибудь прелестное создание, вернувшееся помечтать над старыми воспоминаниями.
– Но зачем воображать то, чего нет на самом деле? Я не могу серьёзно относиться ко всяким глупостям.
Мисс Грэм была рада, что ей удалось отыскать повод для возражения. Её семья всегда отличалась тем, что соседи называли здравым смыслом, и с презрением относилась ко всему, что можно было отнести к разряду суеверий. Наконец–то она сможет хоть что–то сказать в свою защиту!
– А откуда вы знаете, что это глупости? – спросил Донал, обернувшись и с широкой улыбкой поглядев ей прямо в лицо.
– Разве это не глупо – воображать то, чего никто не может увидеть?
– Но если что–то видишь и так, то и воображать нечего!
– Никто, никогда, ни в одном саду не видел тех существ, о которых вы только что говорили! И почему это люди полагают, что умершим так плохо на том свете, что они возвращаются на землю и мучают живых?
– Ну, вас–то они явно не мучают, – рассмеявшись, возразил Донал. – Скажите, часто ли вы бродите по этим тропинкам глухой ночью?
– Вообще никогда, – ответила мисс Грэм с некоторым возмущением. – Я не занимаюсь подобной чепухой!
– Тогда рядом с вами живёт целый ночной мир, о котором вы ничего не знаете. Вы даже не можете с уверенностью утверждать, что в вашем саду не живут привидения, потому что ни разу не дали им возможности вам показаться. Я не говорю, что они здесь есть, потому что тоже ничего – ну, или почти ничего – не знаю о таких вещах. Тут у меня опыта не больше, чем у вас, хотя, когда я был пастухом, мне случалось проводить целые ночи в горах.
– Но, в таком случае, зачем вам всё это воображать?
– Как раз потому, что я ничего о них не знаю!
– Я вас не понимаю.
– Но ведь я и могу представить себе весь этот бестелесный мир именно благодаря тому, что не в силах вступить с ним в общение, будь он даже совсем рядом! Если бы, выходя ночью в сад, я всякий раз беседовал с духами умерших, то воображение моё оставалось бы без дела, и я лишь подмечал бы то, что существует в реальности. Но если мир, который вполне мог бы существовать, не желает нам показываться, что может быть естественнее, чем представить его себе? Зачем же тогда воображение?
– Не знаю. Чем меньше иметь с ним дела, тем лучше.
– Значит, вы считаете его, скорее, слабостью, чем полезной способностью?
– Да.
– Но история человечества показывает, что прогресс был бы невозможен без смелых предположений, на которых потом строились все научные опыты. Откуда же взяться подобным предположениям, как не из той самой слабости или недостатка, которое зовётся воображением?
Мисс Грэм молчала. Она начала сомневаться, что ей когда–либо удастся поддерживать разумную беседу с человеком, который, какую тему ни затронь, сразу же улетает мыслью в какие–то высокоумные дали, о которых она сама не имеет никакого представления и до которых ей, честно признаться, нет никакого дела. Однако Донал всего–навсего хотел нащупать хоть какое–то общее место, где их мысли могли бы по–настоящему встретиться. Он всегда хотел отыскать с собеседником нечто общее и потому так много говорил. Правда, какими бы поэтичными ни были его высказывания, многие люди нередко называли их пресной и банальной прозой.
– Если уж вы хотите упражнять своё воображение, – заговорила мисс Грэм, – графский замок подойдёт вам для этого гораздо лучше. Здесь всё слишком обыденно и современно.
– Родовые стены или старинное убранство нужны лишь самому убогому воображению, – ответил Донал. – Иногда уже само отсутствие всего внешнего, когда воображению не на что опереться кроме самого простого, неприукрашенного человеческого бытия, пробуждает его гораздо сильнее, чем самые живописные картины или самые древние доспехи. Но в этом старомодном саду с его старомодными цветами, где всё дышит ушедшей жизнью, мне гораздо легче вообразить себе живших здесь когда–то людей, чем в огромном, угрюмом нагромождении камня, где всё так сурово, холодно и неуютно.
– Должно быть, вам там довольно скучно, – сказала мисс Грэм.
– Совсем нет, – покачал головой Донал. – У меня необыкновенно интересный ученик. И вообще, человеку, привыкшему проводить целые дни в одиночестве в обществе облаков, вереска, овец и собаки, нетрудно найти себе занятие по душе. Дайте мне только стул, стол, да огня, чтобы не дрожать от холода, да несколько любимых книг – ну, и бумагу с пером и чернилами – и я совершенно доволен. А в замке кроме всего этого ещё и прекрасная библиотека. Правда, современных книг там почти нет, но зато есть уйма замечательных старых томов. Стоит мне туда зайти, как я тут же оказываюсь в самом лучшем обществе, которое только можно пожелать. В древних библиотеках всегда кроются такие чудеса, которые не под силу никаким волшебникам и чародеям.
– Что–то я не совсем вас понимаю, – протянула его спутница, хотя гораздо честнее было бы сказать, что она вообще не имела ни малейшего представления о том, что он имеет в виду.
– Позвольте, я вам объясню, – с готовностью предложил Донал. – Возьмём, к примеру, чёрную магию, некромантию. Это ведь тоже колдовство, правда? Что она может дать человеку в лучшем случае?
– Ну и ну! – воскликнула мисс Грэм. – Хотя, если уж вы верите в привидения, то почему бы не поверить и в вызывание духов!
– Да я вообще не хотел говорить о том, кто во что верит! Я только предложил на минуточку представить, что чёрная магия действительно существует и даже может принести какую–то пользу. Представьте себе, что чародей на самом деле обладает силой сделать для вас всё, чем похваляется. Пусть так – но только что он способен сделать в самом лучшем случае? Представить перед вами смутное бестелесное изображение того, кто когда–то был плотью и кровью? А ведь даже плоть и кровь – это всего лишь летучая тень, в которой человек ходил по земле и в которой его знали соседи и друзья. В лучшем случае заклинатель способен вырвать у этого призрака какое–нибудь тёмное пророчество про ваше будущее, которое не только не придаст вам смелости, но и сокрушит всякую решимость мужественно встретить то, что вас ожидает. Вот и получится, что, мельком заглянув в неведомое, вы просто лишитесь былой способности справляться с повседневными жизненными обязанностями.
– Если кому–то и нужно знать такие вещи, эти люди, должно быть, весьма сильно от меня отличаются! – воскликнула мисс Грэм.
– Так ли это? Разве вы никогда не переживали из–за того, что может произойти, и не жалели о том, что нельзя заранее узнать, что именно должно случиться и как вам лучше с этим справиться?
– Я должна подумать, прежде чем ответить на этот вопрос.
– Тогда скажите: не может ли искусство письма (или, быть может, его продолжение, печатное слово) сделать нечто похожее на то, что обещает чёрная магия? Разве не желают некоторые из нас хоть одним словом перекинуться с величайшими умами, жившими задолго до нас и давно умершими? Понятно, что по отношению к некоторым даже это удивительное искусство останется бессильным. Но есть и другие, и их глазам старые книги представляют не жестокую насмешку, не эфемерное сходство с чертами умершего мудреца или несколько сомнительных слов с его призрачных уст, а ключи к его самым заветным мыслям и чувствам. Кто–то скажет, что чтение – это не настоящий разговор, но, по–моему, в нём души людей соприкасаются гораздо ближе и лучше, чем при любом колдовстве. Ведь душа человека не состоит в его одежде, а лишь отражается в ней. Не состоит она и в его теле. Она заключается в том, кто носит на себе это тело.
Пока Донал говорил, мисс Грэм без улыбки смотрела ему в глаза, но на её лице отражалось, скорее, уважение, нежели интерес. От молодых людей она привыкла слышать совсем иные речи. Чаще всего они стремились чем–нибудь её развлечь. Но всерьёз рассуждать о делах, никак не связанных с обычным, повседневным кругом забот, казалось ей необычным и даже несколько неуместным. Нельзя сказать, чтобы мисс Грэм по–настоящему уловила смысл последних слов Донала. Она понимала, что говорит он убеждённо и искренне и, к счастью, могла отличить глубину от поверхностности. Однако её лучшей мыслью по поводу своего нового знакомого было заключение, что на этот раз ей пришлось столкнуться с доселе невиданным и весьма необычным субъектом.
Тут на тропинке появился её брат, и разговор прекратился.
Глава 23
Легенда о графском замке
– А–а, – сказал он, подходя ближе, – рад видеть, что вы подружились.
– С чего ты взял, что мы подружились? – спросила сестра, и в голосе её послышалась нотка упрямого сопротивления, которая так часто присутствует в разговоре близких родственников, неважно, говорят они в шутку или всерьёз.
– Да потому что не успели познакомиться, а уж сразу за разговоры.
– Мы только и делали, что спорили.
– Я так и понял по вашим голосам, но принял это за хороший знак.
– Боюсь, вы почти всё время слышали одного меня, – улыбнулся Донал. – Я слишком много говорю и, боюсь, приобрёл этот недостаток таким образом, что избавиться от него будет трудно.
– И как же это? – поинтересовался мистер Грэм.
– А мне просто не с кем было разговаривать. Я же всё время проводил на горе с овцами или в поле со скотом. Там и стосковался по разговорам. В колледже меня почти отучили от этой слабости, но сейчас в замке я почти всегда один, вот она и вернулась с новой силой.
– А вы приходите к нам, когда захочется поболтать, – предложил мистер Грэм. – Уверен, моя сестрица вполне способна избавить вас от этого желания.
– Пока она ещё не воспользовалась своим умением, – заметил Донал в то время, как мисс Грэм ловким, мальчишеским, но не лишённым изящества движением, попыталась отвесить брату подзатыльник за то, что он так чернит её доброе имя, а он, зная, все её ухватки, легко и добродушно уклонился.
– Вот подождите, – повторил мистер Грэм. – Когда Кейт узнает вас получше, она вас ещё переговорит!
– Даже если бы так оно и было, – возразила та, – мне до мистера Гранта далеко! Он совершенно сбил меня с толку. Как ты думаешь, что он пытался сделать? Убедить меня в том, что…
– Простите, мисс Грэм, но я ни в чём не пытался вас убедить.
– Как? Неужели вы не пытались убедить меня поверить в привидения, чёрную магию, колдовство, сглаз, вурдалаков, вампиров и я не знаю какую ещё нечисть из бабушкиных сказок и старых альманахов в графской библиотеке?
– Даю вам слово, мистер Грэм, – сказал Донал, смеясь, – что ничего подобного мне и в голову не приходило! По–моему, прежде, чем согласиться с любым утверждением, мисс Грэм непременно стремится увидеть в нём здравый смысл. На самом деле – и думаю, она это признает! – я просто пытался доказать, что искусство писательства и книгопечатания сделали гораздо больше для того, чтобы лично познакомить каждого из нас с душами великих предков, нежели любая чёрная магия – и то при условии, что чародей действительно обладает теми силами, которыми похваляется. Ибо разве мы не узнаём человека лучше всего именно тогда, когда он делится со всей вселенной своими мыслями о предмете, который ближе всего его сердцу? А ведь книга, написанная великим мудрецом прошлого, даёт нам как раз такую возможность! Вот и всё, что я хотел сказать вашей сестре.
– И на самом деле она вовсе не так глупа, чтобы не понять вас, – сказал мистер Грэм, – как бы упорно она ни притворялась глупенькой простушкой.
– Нет, нет, – настойчиво проговорила Кейт, – Послушать мистера Гранта – сразу подумаешь, что он сам всей душой верит и в магию, и во всё такое.
– Это уж как угодно, – ответил Донал. – Но согласитесь, я никоим образом не старался склонить вас к тому, чтобы и вы в это поверили.
– Ну, если уж вы настаиваете на том, чтобы всё понимать буквально!.. – воскликнула мисс Грэм и слегка покраснела. Про себя она подумала, что с этим молодчиком будет нелегко. Ещё бы! Между ними не было кафедры, которая могла бы защитить её от его проповедей, и, кроме того, он так упорно держался за свой текст, что развлечения от его речей не было никакого. Она не знала, что сумей она достойными возражениями встретить мощную волну его мыслей, его ответы были бы краткими и хлёсткими, как всплески воды, разбивающейся о скалу.
– Если мистер Грант верит в подобные вещи, – вставил мистер Грэм, – то в замке он должен чувствовать себя как дома. Там чуть ли не в каждой комнате вполне может обитать какое–нибудь измученное, безрадостное привидение.
– А по–моему, – откликнулся Донал, – какой бы ореол ужаса не висел над домом или крепостью из–за совершённых там преступлений, вряд ли найдётся рукотворное жилище, которое могло бы так же сильно склонить человека к вере в чудеса, как тихое присутствие живой Природы. Конечно, до сих пор мне ни разу не приходилось видеть старинных замков – ну, по крайней мере, так близко! – и всё же, каким бы интересным ни был каждый уголок в замке лорда Морвена, даже вся его угрюмая стойкость не способна взволновать мне душу так, как волнует её одна только мысль о горном склоне, кутающемся в прозрачные сумерки, чтобы на него, как на последнюю ступеньку небесной лестницы, могла ступить нога Господа, спускающегося на землю.
– Ну это уж слишком, мистер Грант, – укоризненно проговорила мисс Грэм. – Вы же не ждёте, что Господь сойдёт с небес вот так, лично к вам?
– Я не хотел бы сейчас говорить, чего я жду, а чего нет, – ответил Донал и замолчал, потому что почувствовал, что каждое его слово лишь становится ещё одним камнем преткновения.
Повисло неловкое молчание, и хорошее воспитание побудило мистера Грэма заговорить. Он подумал, что Донал обиделся на его сестру.
– Если вам так по душе всё чудесное, мистер Грант, – сказал он, – то вам будет небезынтересно узнать кое–какие старинные истории, связанные с замком лорда Морвена. Одну из них мне напомнили буквально на днях, когда я был в городе. Суеверие – штука странная, то погаснет, то снова оживает. Возьми любую легенду – казалось бы, всё, она уже своё отжила, но нет, пройдёт время, и её опять начинают рассказывать, да ещё с каким азартом. А почему, никто не знает.
– Наверное потому что легенда доходит, наконец, до тех, кто готов её слушать, – предположил Донал. – Я слышал, в некоторых графствах нашлись люди, которые собирают и сохраняют всё, что осталось от древних сказаний. Может быть, и здесь кто–то об этом прослышал. Вот старики и начали вспоминать, а молодые – придумывать. Вполне вероятное объяснение, как вы считаете?
– Да, но, по–моему, не для всех. Что–то я не слышал, чтобы в наших местах кто–то интересовался подобными вещами. Вчера вечером зашёл в «Герб лорда Морвена» потолковать с одним из своих арендаторов и услышал, как крестьяне да лавочники за стаканчиком виски рассуждают о замке – ну и обо всём, что там, якобы, произошло. Видите ли, есть тут одна история; только уж больно нехорошая, даже жутковатая. Самое бы время её позабыть…
– Я бы с удовольствием послушал, – признался Донал.
– Расскажи ему, Гектор, – попросила мисс Грэм. – А я посмотрю, зашевелятся у него на голове волосы или нет.
– Вы лучше следите за волосами тех, кто насмехается и над чудесами, и над привидениями, – добродушно парировал Донал. – У них воображение так редко получает возможность по–настоящему пробудиться, что когда кто–то или что–то его растревожит, оно действует на них гораздо сильнее, чем на других людей действуют их убеждения.
– Ага, вот я вас и поймала! – торжествующе вскричала мисс Грэм. – Вы же сами признаётесь, что во всё это верите!
– Нет, мэм, боюсь, вы сделали слишком общий вывод. Если я верю тому, что написано в Библии, это ещё не значит, что я верю во всё, что слышу с кафедры проповедника. Некоторые легенды я наверняка отвергну с презрением, которое удовлетворит даже вас. Про другие скажу, что в них есть что–то, похожее на правду. Но есть и такие, о которых придётся сказать, что они, должно быть, и впрямь произошли на самом деле… Но, может быть, вы сначала расскажете мне, что это за история?
– В общем–то, ничего особенного в ней нет, – ответил мистер Грэм. – По крайней мере, такие россказни водятся не только в нашем замке, хотя кое–каких подробностей, конечно же, в других местах не услышишь. Я слышал, что подобные легенды связывают ещё с несколькими домами в Шотландии, да и, наверное, в других странах рассказывают что–то похожее. Тут неподалёку есть один старый дом, так вот вокруг его мрачных подвалов – или вековых башен, какая разница? – тоже витает сказка про потайную комнату, которую нельзя ни отыскать, ни открыть. А уж по праву ли эту историю приписывают нашему замку или нет, сказать я не могу.
– Но ведь такие сказки и слухи могут легко возникнуть из всеобщей любви к таинственному и необычному, – сказал Донал. – Представьте себе, о чём думает обычный крестьянин, привыкший к своему крохотному, тесному жилищу, когда поднимает глаза на огромный, величественный замок. А если иногда ему приходится побывать внутри и он проходит по длинной веренице комнат и коридоров, которые кажутся ему донельзя запутанными и бесконечными, вроде кроличьей норы, неудивительно, что он воображает себе, что где–то тут, в глубине этого каменного лабиринта, должно быть, запрятана некая комната, неведомая даже самим обитателям замка… Простите, я опять увлёкся. Так что же это за легенда?
– Ну, мистер Грант, вы окончательно меня озадачили, – решительно сказала Кейт. – Помилуйте, где же ваши принципы? Сначала вы принимаете одну сторону и ратуете за чудеса, а потом разворачиваетесь и начинаете искать во всём только естественные причины!
– Нет, нет, напротив! Больше всего мне важна правда, и предатели мне не нужны, даже если они притворяются союзниками. Я не хочу иметь ничего общего с выдумками и ложью.
– Но ведь подобные россказни и есть настоящие выдумки!
– Тогда позвольте мне выслушать ту, что бытует здесь.
– Да вы уж, наверное, и так не раз её слышали, – заметил мистер Грэм, но всё же принялся рассказывать.
– Случилось это, когда в замке жил беспутный и нечестивый граф, который не только грабил своих бедных соседей и даже убивал их, когда те пытались ему воспротивиться, но и зашёл так далеко, что перестал соблюдать священный День Господень и в воскресенье творил беззаконие так же, как и во все другие дни. Однажды субботним вечером в замке собралась развесёлая компания. Они играли в карты и пили бутылку за бутылкой, без счёта. С каждым часом День Господень приближался всё неумолимее, но гуляки не обращали на это никакого внимания. Наконец один из них увидел, что стрелки часов показывают без четверти полночь, и заметил, что пора бы остановиться. Он не упомянул о священном дне, но все прекрасно знали, что он имеет в виду.
Граф ухмыльнулся, посмотрел на своего приятеля и презрительно сказал, что если он так дрожит перед церковным советом, то может проваливать, только карты свои пусть передаст кому–нибудь другому. В ответ тот промолчал и не говорил ни слова, пока стрелка не указала на одну минуту до полуночи.
Тогда он снова подал голос и сказал, что вот–вот настанет воскресенье, а в святой Божий день в карты играть не следует. Пока он говорил, рот его как–то странно скособочился и скривился. Но граф стукнул кулаком по столу и поклялся, что если кто–то осмелится встать из–за стола, он тут же пронзит его шпагой.
«Что мне за дело до какого–то там воскресенья? – вскричал он и повернулся к предупредившему их гостю, который был одет во всё чёрное, как приходской священник. – Я дал тебе возможность уйти, но ты не захотел. Теперь ты останешься здесь навсегда!» С этими словами он яростно уставился на говорившего, а тот в ответ посмотрел на графа огненным, пристальным взором. И тут собравшиеся впервые увидели то, чего не замечали сквозь винные пары и смолистый дым факелов: никто из них ни разу прежде не видел этого гостя и не знал его имени. Они смотрели на него, не в силах отвести глаза, и по спине у каждого пробежал жуткий ледяной холод. Незнакомец бросил на графа ещё один суровый и презрительный взгляд и заговорил:
«А я дал тебе возможность покаяться, но ты не захотел, – сказал он. – Но теперь ты навсегда останешься сидеть как сидишь и больше не увидишь ни одной субботы Господней».
Часы начали бить полночь, и губы незнакомца опять выпрямились. Но когда прозвучал одиннадцатый удар, часы смолкли и остановились.
«Ровно через год я снова явлюсь, – сказал гость в чёрном. – И буду являться каждый год, пока не истечёт отмеренное тебе время. Приятной игры!»
Граф хотел было вскочить на ноги, но не мог и пошевелиться, а незнакомец внезапно исчез. Вместе с ним исчезли все окна и двери, от которых не осталось даже малейшего следа. С того самого дня никто не может отыскать эту комнату, а нечестивый граф и его приятели по сей день сидят в ней, тасуя и раскладывая всё ту же колоду карт, ожидая своего приговора.
Говорят, что раз в год, в один и тот же день (правда, насчёт того, какой именно, рассказы расходятся) откуда–то изнутри замка раздаётся пьяный смех и крики, но никто не может с точностью указать, откуда именно. Вот и всё.
– Прекрасная легенда, – одобрительно заметил Донал. – Интересно, откуда она пошла? Что–то ведь должно было послужить ей началом!
– Значит, вы не верите, что это правда? – спросила мисс Грэм.
– Не совсем, – ответил Донал. – Но я и сам заметил в замке нечто необычное.
– Неужели? – воскликнула мисс Грэм, и глаза её изумлённо расширились. – Вы что–то видели?
– Нет, видеть не видел, – признался Донал. – Только слышал. Вечером того самого дня, когда я поселился в замке, я слышал звуки какой–то далёкой музыки, слабые, но очень приятные.
Брат с сестрой переглянулись.
– Я встал и ощупью начал спускаться по винтовой лестнице – потому что живу на самом верху северной башни, – но внизу сбился с пути, вынужден был сесть на ступеньки, чтобы дождаться утра, и тут до меня ещё раз донеслась та же самая музыка, и ничуть не ближе, чем раньше. Больше я ни разу не слышал ничего подобного и никому об этом не говорил. Но, наверное, нет ничего страшного в том, что я вам об этом рассказываю. Вы–то уж, по крайней мере, не станете распускать про замок новые байки, так что за его репутацию мне бояться нечего. Как вы думаете, может быть, эти звуки издаёт какой–то инструмент? Я слышал, леди Арктура прекрасно играет, но что–то мне подсказывает, что «средь мёртвой беспредельности ночной» она вряд ли стала бы садиться за рояль.
– Ночью, когда звуку ничего не мешает и ничто его не заглушает, он может разноситься довольно далеко, – задумчиво произнёс мистер Грэм.
– Всё это так, Гектор, – сказала его сестра, – но ты прекрасно знаешь, что мистер Грант не первый и не последний, кто слышал эту странную музыку.
– Ясно одно, – отозвался он. – К картёжникам в потайной комнате она не имеет никакого отношения. Все, кто её слышал, говорят, что на пьяную пирушку это не похоже.
– А вы уверены, что вместе с этой буйной компанией в комнате не заперли, скажем, скрипку? – предположил Донал. – Если даже ни один из них не умел играть тогда, в самом начале, времени для того, чтобы научиться, у них было предостаточно. То, что я слышал, больше всего походило на звуки призрачной скрипки. Это явно были струны, но, признаться, я ещё ни разу не слышал ничего подобного, разве что кое–какие столь же необъяснимые звуки у себя в горах.
Они ещё некоторое время говорили об этом непонятном происшествии, неспешно расхаживая по саду. Солнце жарко припекало им головы, а трава приятно холодила ноги.
– Тут поневоле обрадуешься, что замок не передаётся по наследству вместе с титулом, – сказала мисс Грэм с несколько принуждённым смешком.
– Почему? – спросил Донал.
– Потому что случись что–нибудь с графом и его наследниками, титул перейдёт к Гектору, – объяснила она.
– Тут я с сестрой не согласен! – сказал мистер Грэм, смеясь гораздо более искренне. – Титул без соответствующего дохода никуда не годится. Я даже не собираюсь выправлять себе новые бумаги. Ни один разумный человек не станет претендовать на благородное имя, если у него нет средств поддержать семейную респектабельность.
– Неужели мы дожили до того, что самые древние титулы в стране должны полагаться на деньги, чтобы не потерять всеобщее уважение? – воскликнул Донал. – А мы–то, крестьяне, живём себе в тишине, читаем старые книги и знать не знаем о таких новых веяниях! Ну скажите, если бы какой–нибудь нынешний миллионер–заимодавец купил себе замок Арундель, неужели вы уважали бы его так же, как нынешнего графа?
– Нет, – ответил мистер Грэм. – Признаюсь, тут вы действительно правы. Но по–моему в вашей логике всё же есть кое–какой изъян, – задумчиво добавил он.
– Не думаю. Если без денег титул ничего не стоит, значит, деньги выше титула! Если бы я был Лазарем, – продолжал Донал, – и унаследовал титул, то непременно бы им воспользовался, хотя бы для того, чтобы преподать урок кичливому богачу. Мне больно думать о том, что честь должна рабски следовать за богатством. Вы можете подумать, что я говорю так оттого, что беден и, наверное, всегда буду беден, но если я себя хоть сколько–нибудь знаю, то причина совсем не в этом. Ведь, в принципе, титул – сущий пустяк, и если бы вы не хотели им пользоваться по какой–то иной причине, а не только из–за потворства маммоне, я вообще ничего бы не сказал.
– Что до меня, – сказала мисс Грэм, – у меня к деньгам только одна претензия: они никак не хотят попадать ко мне в руки. Уж я–то бы смогла как следует ими распорядиться, без всяких злоупотреблений!
Донал ничего не ответил, а лишь бросил на девушку взгляд бесхитростно–наивного удивления и чистой жалости. Говорить ей что–то было без толку. Приведи он самые убедительные доводы на свете, маммона всё так же остался бы восседать на прежнем месте! Донал уже заметил, что Сам Господь почти никогда не старался склонить на Свою сторону людской разум.
Чтобы увидеть какой–либо предмет во всей его полноте и взаимных связях с остальным миром, человеку непременно нужно познать его на деле. Если истина вошла в человеческую душу, душа способна увидеть и узнать её; однако творя истину, она делает первый возможный и почти что самый последний необходимый шаг к тому, чтобы её понять.
Мисс Грэм поймала на себе взгляд Донала и, должно быть, поняла его значение, потому что лицо её густо покраснело, и дальше разговор у них не клеился. Поскольку дневная работа Донала уже закончилась, он остался к чаю, а потом вместе с мистером Грэмом обошёл все хозяйственные постройки. Тут он показал недюжинные познания и завидную практическую смётку, и вежливый хозяин вскоре решил, что с мнением нового знакомого вполне стоит считаться, как бы кто ни относился к его причудливым фантазиям.
