Текст книги "Далекое будущее Вселенной Эсхатология в космической перспективе"
Автор книги: Джордж Эллис
Жанры:
Религиоведение
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 34 страниц)
С этим пониманием онтологии мы можем вернуться к вопросу о том, какие виды явлений могли бы существовать до начала вселенной и/или после ее конца. Здесь мы обсудим миры 1, 3 и 4, а к более сложному вопросу о мире 2 перейдем в следующем разделе.
Очевидно, что мир 1 (частицы и силы) начинает существовать в момент сотворения вселенной и прекращает существовать одновременно с ней; этот мир остается в бытии вечно, если вселенная не погибает, даже если распадаются сами частицы. Однако мир 3 (аристотелевские возможности) и мир 4 (платонические явления) в некотором смысле превосходят физическое существование, поскольку относятся не столько к преходящему и случайному физическому существованию, сколько к вечной структуре, лежащей в его основе. Следовательно, можно ожидать, что они предшествовали появлению вселенной и продолжат существование после ее конца в случае, если вселенная придет к концу, или же будут существовать в вечно расширяющейся вселенной вечными и неизменными даже после того, как в ней погибнет любая жизнь и распадется вся материя. В ансамбле вселенных (см. статью Мартина Риза в этой же книге) для этих миров возможно и то и другое будущее.
Большая часть физики определяется квантовой теорией поля, которая в полной своей форме, применяемой к стандартной модели физики элементарных частиц [40] (на мой взгляд, говорить об абстрактной квантовой теории вообще невозможно; она приобретает свое полное значение лишь в контексте той теории, к которой применяется), неописуемо сложна. Ее понятийный аппарат включает в себя среди всего прочего:
• Пространства Гильберта, операторы, коммутаторы, группы симметрии;
• Частицы/волны/волновые пакеты, различные виды спиноров, квантовые состояния/волновые функции;
• Параллельный транспорт/связи/метрики в пространствах с различным числом измерений;
• Уравнение Дирака и потенциалы взаимодействия;
• Нарушенные симметрии и связанные с ними частицы; и
• Вариационные принципы (лагранжианы и гамильтонианы), по–видимому, логически и/или причинно предшествующие всему остальному.
Производные (эффективные) теории, в том числе и классические (неквантовые) теории физики, используют равно сложные комплексы абстрактных структур: законы, силы, взаимодействия потенциалов, метрики и т. д.
Вопрос состоит в следующем: какова онтология/природа бытия всего этого квантового аппарата?По–видимому, у нас есть две возможности [31]:
(1) Это просто наши математические и физические конструкты, которые по какому‑то счастливому случаю с разумной точностью характеризуют физическую природу физических свойств.
(2) Они представляют собой более фундаментальную реальность – платонические «свойства», способные контролировать поведение свойств физических (и точно воспроизводиться в наших описаниях).
Если мы принимаем первое предположение, большой проблемой для нас становится «необъяснимая сила математики» описывать природу частиц: если природа свойств материи для нас непостижима и вовсе не определяется математикой, но ее поведение почему‑то точно описывается уравнениями современной математической физики [184]184
Например, теория типов Янга–Миллса, связанная с групповой структурой, содержащей подгруппу SO (3)xSU (2)xU (1), или струнная теория, связанная с пространствами Калаби–Яу.
[Закрыть], – это чудо какое‑то! Как возможно, чтобы хоть один математический конструкт давал точное описание реальности, не говоря уж о конструктах такой сложности, как стандартная теория физики элементарных частиц? Кроме того, при этом остается непонятным, почему же вся материя обладает одними и теми же свойствами: почему электроны рядом с нами идентичны электронам в другом конце вселенной? Почему все они подчиняются одним и тем же силам и законам? Что удерживает всю материю во вселенной под властью определенного поведения, того самого, которое точно описывается этой загадочной математикой?
Если мы принимаем второе предположение, загадка рассеивается: мир в самом деле зиждется на математике и вся материя во вселенной действительно идентична по своим свойствам. Но встает новый вопрос: как это происходит? Как именно математические законы влияют на физическую материю? И какая из многочисленных альтернативных форм (шредингеровская, гейзенберговская, фейнмановская, гамильтонианская, лагранжианская) является «окончательной»? Каков смысл любых вариационных принципов?
Так или иначе, мы сталкиваемся с фундаментальной метафизической проблемой [15, 17, 19, 34]: что выбирает именно этот набор физических законов/видов поведения и поддерживает их существование и действие?В особенности остро встает эта проблема при размышлении о происхождении вселенной у многих современных авторов (Трайон, Хартл, Хокинг, Готт, Линде, Тьюрок, Гасперини и другие) [185]185
Об их предположениях см. в [19].
[Закрыть]. Большая часть их рассуждений либо предполагает процесс творения, начавшийся с какого‑то совершенно иного изначального состояния, которое само нуждается в объяснении, и происходящий на основе, как минимум, некоторых текущих законов физики (которые, следовательно, способны переживать очень серьезные изменения в состоянии вселенной, например, переход пространственно–временной сигнатуры от евклидовой к гиперболической), или же основывается на том, что называется «творением из ничего», однако в сущности предполагает некий процесс, основанный на всем (или большей его части) аппарате квантовой теории поля, упомянутой выше; иными словами, о «ни о чем» здесь речь точно не идет! В обоих случаях законы физики в определенном смысле существуют до появления вселенной (в нынешней ее форме), поскольку, как предполагается, участвуют в ее появлении.
В случае, если вселенная существует вечно, возникает все тот же ключевой вопрос: почему ее существование и эволюция управляются определенными физическими законами (и связанным с ними пространством возможностей)? Следовательно, какова бы ни была онтология законов физики, все эти точки зрения предполагают, что мир 3 и мир 4 онтологически предшествуют возникновению вселенной (причем последний каким‑то таинственным образом то ли лежит в основе математической природы мира 3, то ли удивительно с ним совпадает). Естественно предположить, что они продолжат существование и после конца вселенной; будет ли вселенная существовать вечно или нет – в далеком будущем эти вечные тенденции никуда не исчезнут и останутся неизменными [186]186
Некоторые теории предполагают, что законы физики могут меняться. Однако далее они полагают, что эти изменения происходят в соответствии с каким‑то законом или теорией более высокого порядка, который/ая не меняется. Это и есть то, что остается нетронутым, даже если рушится все остальное.
[Закрыть].
С другой стороны, если эти законы приходят в бытие вместе с появлением вселенной, они не могут управлять ее возникновением; очевидно, здесь действует нечто иное, порождающее как вселенную, так и сами эти законы, и дающее этим последним их природу и власть над физическим миром. Следовательно, если возможно в каком‑то смысле «объяснить» их происхождение, нужно предположить, что прежде появления мира 3 и мира 4 существовали мистические метамир 3 и метамир 4, давшие им форму и структуру. (Если же мы ничего подобного не предполагаем, остается непонятным, почему вообще должны существовать какие‑то законы физики, какое‑то упорядоченное поведение материи во вселенной, или тем более в мультивселенной, изображенной Мартином Ризом.) Эти мета–миры должны в каком‑то смысле предшествовать вселенной – в некоем платоническом пространстве, в других вселенных мультивселенной, в высших измерениях или же вести какое‑то иное трансцендентное существование, имеющее высший статус, чем преходящий и случайный статус нашей собственной вселенной, которая, во всяком случае, имела начало, даже если не будет иметь конца [187]187
Популярные модели вечной расширяющейся вселенной также предполагают какое‑то начало (см. [22, 9]).
[Закрыть].
Следовательно, все попытки дать началу вселенной какое‑то физическое объяснение приводят к предположению, что некие явления существовали до начала вселенной и продолжат существовать после разрушения любой материи, возможно даже после гибели вселенной как таковой. У колыбели нашего преходящего существования стояло некое трансцендентное бытие.
18.7. Сознание и далекое будущееНа первый взгляд мир 2 (мир сознания) должен начать существование вместе с разумной жизнью и вместе с ней погибнуть; его существование – самое что ни на есть преходящее [188]188
В других главах этой книги встречается предположение, что разумная жизнь или, как минимум, сложные процессы передачи информации смогут существовать вечно, если будет найден способ обеспечить необходимые для этого запасы энергии. Однако это лишь необходимое, но не достаточное условие. Возможность продолжения мыслительных процессов не будет реализована, пока не обнаружится способ сохранить вечное существование физических объектов достаточной степени сложности. Далее, мне не кажется заслуживающей доверия идея, что человеческая жизнь может быть в каком‑либо разумном смысле слова «перенесена» в компьютерные системы или воссоздана в них, как утверждают некоторые исследователи (см. статью Боден в этой книге).
[Закрыть]. Мысли и эмоции не существовали, пока во вселенной не появились материальные разумные существа, выросшие из пепла взрыва сверхновой, впервые в истории вселенной породившего обитаемые планеты, на которых смогли развиться сложные формы жизни. Такие существа, разумеется, не могли возникнуть в «горячей фазе» ранней истории вселенной, когда еще не возникли тяжелые элементы и ни атомы, ни молекулы не могли выжить в постоянной бомбардировке высокоэнергетическими протонами, так что не могло возникнуть ничего похожего на нервную систему. Вполне сознательное бытие возникло на Земле лишь несколько миллионов лет назад; целенаправленность, присущая животным (разумеется, также имеющая материальную основу), появилась на свет намного раньше, но все равно много позже начала расширения вселенной. То же самое верно и для всех планет во вселенной, на которых может существовать жизнь. Бытие мира 2 возможно лишь начиная с того времени, когда появились на свет субъекты мышления, и будет существовать, пока живут они.
Но более глубокое размышление показывает, что не все так просто. Прежде всего необходимо задаться таким вопросом: могут ли идеи/понятия по–настоящему явиться в бытие из ничего, илиже для реализации им необходим какой‑то предварительный образ, предсуществующая возможность? (Эмоции и мотивации я рассмотрю в следующем разделе.)
Физические объекты могут возникнуть лишь в соответствии с аристотелевским пространством возможностей, описанным выше, где в определенном смысле содержатся «предварительные образы» всех возможных предметов, из которых активно действующие силы и выбирают то, чему суждено актуализоваться в реальности. Процесс биологической эволюции также выбирает для актуализации определенные возможности из тех, что потенциально могли бы существовать, границы их определяет пространство биологических возможностей. Только в этом контексте возможны физическое и биологическое существование и действие. Отсюда вопрос: каким образом в области понятий и идей может появиться нечто совершенно новое, если у него нет «предшественников»? Возможно, идеи и понятия также не возникают из ничего – и у них существует некая предварительная потенциальность?
Несомненно, необходима способность придумать новую идею, и в этом смысле можно сказать, что возможность идеи заложена в структуре мозга; но, возможно, чтобы идея реализовалась, ее зародыш также должен существовать в некоем пространстве возможностей? Поддержка этой точки зрения исходит из сильной ИИ–позиции [189]189
Я эту позицию не поддерживаю, но считаю значимым аргумент, который к ней ведет.
[Закрыть]. Дело в том, что любой реализуемый цифровой компьютер должен обладать конечным размером и состоять из конечного числа компонентов, а следовательно, обладать конечным числом состояний. Выберем для компьютера любой максимальный размер, какой нам понравится (размером с Землю, с Солнечную систему, с галактику – неважно). Если это максимальный размер – значит, количество возможных соединений и состояний в нем конечно, а следовательно, конечно и количество возможных мыслей и понятий, которые он может выражать [190]190
Идея машины Тьюринга с бесконечной лентой нереализуема. Следовательно, то, чего можно достигнуть в реальности, всегда будет меньше того, чего можно достигнуть в принципе с помощью машин Тьюринга.
[Закрыть]. Все возможные состояния и соединения, взятые вместе, образуют конечное пространство, а оно, в свою очередь, порождает столь же конечное пространство всех возможных мыслей и понятий, если только сильная ИИ–позиция верна. Это пространство, в каком‑то смысле связанное с упомянутым выше платоническим миром 4в, существует независимо от конкретных попыток его исследовать или реализовать и не нуждается для своего существования в физической вселенной (в сущности, оно тесно связано с Пенроузовым платоническим миром математики – миром 4а). Конкретные мысли, реализуемые в реальной вселенной, оказываются выбраны для актуализации из более широкого пространства возможных мыслей. Невозможно думать то, что лежит вне этой области, существующей до возникновения человеческого мозга. Мозг – не создатель этого пространства, а лишь его исследователь.
Даже если не поддерживать сильную ИИ–позицию, тот же аргумент можно применить и к человеческому мозгу (или мозгу любого разумного существа, имеющего материальное тело) – он ведь тоже должен обладать конечным максимальным размером и конечным числом соединений между составляющими его клетками. Более того, хотя они и могут работать по аналоговому принципу, но состоят из элементов, работающих согласно принципам квантовой физики, и, следовательно, допускают лишь конечное число состояний мозга. Так что, по–видимому, вышеприведенный аргумент более или менее подходит для нашего случая.
Таким образом, можно сказать, что предсуществование мира возможных идей имплицитно заложено в самом факте физического существования мозга, аналогично предсуществованию мира физических возможностей 3 (или платонического мира физических законов 4б), о котором достаточно сказано выше. Лично я пошел бы дальше и предложил бы обосновать эту мысль на чистофилософской почве, независимо от проблем телесного воплощения: а именно, трудно предположить, что идеи мира 2 в самом деле возникают из ничего, даже если они кажутся невиданными, то едва ли могут быть чистым человеческим изобретением, взятым из ниоткуда. Например, в случае математики хотя они и кажутся новыми, но на самом деле являются открытиями явлений, существовавших и до того, как люди о них задумались.
Те же аргументы можно применить к существованию упомянутого выше платонического мира 4в.
Разумеется, это философское утверждение спорно, но с аргументом, основанным на физическом воплощении, кажется, не поспоришь. Он показывает, что существует трансцендентное пространство идей, предшествовавшее возникновению вселенной, которое продолжит существование и в далеком будущем, даже после того как покинет мир последнее разумное существо. Если это правда, то идеи существуют вечно: не только в том смысле, что, появившись, они уже навечно вписаны в историю вселенной, но и как абстрактные сущности некоего вечного платонического мира, аналогичного платоническому миру математики у Пенроуза (мир 4а, см. выше). Однако это предположение можно и опустить без ущерба для моей основной мысли. Я привел его, поскольку мне оно кажется интересным, а также, если оно верно, предоставляет дополнительную поддержку основной мысли (реальности различных видов бытия), высказываемой в этой статье.
18.8. Этика и богословиеПредыдущий раздел касался интеллектуальной стороны человеческой жизни, но не затрагивал эмоций, воли, ценностного выбора и этики. Между тем все это очень важно как в нашей повседневной жизни, так и в вопросах долгосрочного будущего человечества. Можно с уверенностью сказать, что выживание человечества в долгосрочной перспективе (например, через тысячу лет) зависит от того, сможет ли большинство людей совершить этический переход от эгоцентризма к более благородному взгляду на мир, включающему в себя возможность жертвенного («кенотического») поведения [34, 42], способность брать на себя ответственность за происходящее, готовность к прощению и примирению [24]. Если этого не произойдет, рано или поздно кто‑нибудь использует имеющуюся в нашем распоряжении технологическую мощь для уничтожения человечества. Люди с такими склонностями, безусловно, существуют – это доказывает, например, террористическая атака на Нью–Йорк и Вашингтон 11 сентября 2001 года или существование множества людей, создающих компьютерные вирусы.
Ключевой вопрос состоит в следующем: каково происхождение и онтологический статус жизнеспособной этики, формирующей ценности, согласно которым мы строим свою жизнь? —завершающий набор причинно–следственных отношений, лежащий в основе эффективной человеческой деятельности [191]191
См. причинно–следственную иерархию Мерфи и Эллиса [34].
[Закрыть]. Как и в случае с физикой, астрономией, математикой, эволюционной биологией и любой другой отраслью человеческого знания или опыта, ее форма определяется отчасти психологическими причинами, отчасти социологическими, отчасти причинами, связанными с эволюционной биологией, и отчасти ее собственной внутренней природой (см. выше, раздел 18.4.). Каждое из этих каузальных воздействий дает частичное объяснение, и, следовательно, ни одно из них не объясняет этику полностью. Но если верно, что нормативные ценности, необходимые для истинной морали, способны преображать жизнь и по–настоящему изменять человеческое поведение, то они должны обладать неоспоримой внутренней ценностью, превосходящей социальную и психологическую; у них должно быть собственное качество, оцениваемое как верное, правильное, такое, за которое стоит умирать, потому что оно действительно хорошо. Глубокая мораль непременно должна носить преображающий характер [192]192
См., напр., Питера Бергера [7] и его понятие «экстаза», преображающего социально приемлемые взгляды на природу реальности.
[Закрыть].
Можно сказать [34], что для того чтобы мораль обрела свою истинную природу, раскрыла свои глубочайшие аспекты, а не ограничивалась лишь правилами житейского общежития, необходимыми для более или менее нормального функционирования общества, она должна быть универсальной, безотносительной, в сущности, должна иметь трансцендентный характер. Разумеется, наши ценности обладают каузальной эффективностью и в рамках социальных условностей и эволюционной истории. Однако, рассматривая путь, ведущий от общественной морали к нашей системе ценностей, важно отметить, что важнейшим мотивирующим фактором добродетельной жизни является эмоциональное удовлетворение от добродетели;иначе говоря, на эволюционном и индивидуальном уровне имеется переход от чисто внешних (физических) средств вознаграждения к внутренним (ментальным) [21]. Это полностью соответствует некоторым современным взглядам на развитие мозга [35], предполагающим, что при развитии индивидуального сознания эмоции работают как система вознаграждения (и, следовательно, как тест на соответствие). Но дальше встает вопрос: что определяет, какие поступки должны порождать позитивный эмоциональный отклик, а какие – негативный? Здесь мы сталкиваемся с культурным окружением индивида, в котором он вырос и в которое он погружен, включая и религиозную культуру общины (общепринятая американская культура и культура преступного мира программируют разные эмоциональные реакции, классическая мусульманская культура и культура Талибана – разные ответы на одни и те же вопросы). Доминирующая культура, в которую погружен субъект, определяет, какие действия порождают позитивные эмоциональные реакции окружающих, а следовательно, в большой степени определяют и его собственные эмоциональные реакции, и, отсюда, этическую ориентацию. Здесь перед нами еще один важный пример действия сверху вниз: влияние культуры общества, в том числе его религиозных взглядов, на убеждения и способ мышления индивидов, живущих в этом обществе[8].
Однако все это не затрагивает главного вопроса. Дело в том, что, независимо от того, откуда исходят наши моральные взгляды (какая доля их имеет эволюционное происхождение, какая – социальное, а какая определяется индивидуальным выбором, совершаемым при столкновении с разнообразными тенденциями), ни обычаи общества, ни наши внутренние реакции не определяют, что хорошо и что плохо– они определяют обычаи и традиции, но не нормативные ценности. Система внутреннего эмоционального вознаграждения может работать правильно (например, у Мартина Лютера Кинга) или неправильно (например, у Гитлера или Осамы бен Ладена), и о том, до какой степени социальные и внутренние системы ценностей соответствуют понятиям хорошего и дурного, мы можем судить, лишь сравнивая их с некими независимыми от них моральными ценностями. О ценностях до некоторой степени можно судить логически (например, некоторые ценности ведут к миру, а другие – к войне); но мы никогда не избегнем необходимости сверяться с системой ценностей, независимой от самих судей,иными словами, привносить чисто этическое измерение (логика сама по себе не может определить, «хороши или плохи» или даже «желательны или нежелательны» мир или война, поскольку то, что «есть», не определяет того, что «должно быть»; надежда Моно на то, что наука сама обеспечит человечество всеми необходимыми ценностями, ложна). Чисто логический, эволюционный или социально–детерминированный процесс не определяет, что хорошо и что плохо: это знание приходит откуда‑то еще, и мы получаем его благодаря процессу осознания, приложенному к сфере морали.Этот процесс может быть насыщен эволюционными и культурными влияниями, но по существу остается иным.
Мое предложение состоит в том, чтобы признать истинность и независимость этого морального измерения и включить его в нашу схему под названием мира 5:
Мир 5: мир основной цели, набор ценностей и значений, выражающих цель бытия. Он онтологически реален, действует через откровение и открытие, предоставляет основу этики и морали.Ключевое предположение здесь в том, что этот мир существует онтологически реально[34], – предположение, разумеется, весьма неочевидное. Предполагается, что своим абстрактным характером он подобен миру 4 (платоническому миру логических и математических идей), однако отличается от него в двух важных аспектах.
Во–первых, он добавляет к различным трансцендентным измерениям бытия, рассмотренным выше, признание измерений цели и значения, предполагающее, что этический выбор имеет реальное значение и ценность. Таким образом, так же как признание других трансцендентальных миров (миров 3 и 4) дает основание для понимания причинности в физическом мире, признание мира 5 дает основание для понимания этики в мире человеческих действий, поскольку признает реальность высокоуровневых целей и значений.
Чтобы доказать реальную экзистенциальную природу этих ценностей, можно использовать аргументы, подобные приведенным в предыдущем разделе (поскольку цели и ценности относятся к идеям); однако нужно отметить, что их нормативная природа сильно отличает их от остальных понятий, поскольку они представляют собой желательные идеалы, относящиеся к выбору действий. Мы признаем их, основываясь на наших переживаниях моральности. Эти переживания (например, видение в человеческих действиях добра и зла) обладают такими же притязаниями на реальность, как и любой другой человеческий опыт. Без предположения, подобного нашему, становится просто невозможно охарактеризовать какое бы то ни было действие, например террористическую атаку на США 11 сентября, как «хорошее» или «дурное»; можно лишь сказать, что оно нам нравится или не нравится, не более того. Признание мира 5 состоит в утверждении, что мы можем, по исследовании и зрелом размышлении, характеризовать одни действия как хорошие, а другие – как дурные таким образом, что эти характеристики будут иметь реальное моральное значение [193]193
Здесь я прямо отвергаю онтологический редукционизм,утверждающий, что моральность полностью объясняется в терминах социобиологии [44]. Те, кто занимает такую позицию, пусть объяснят, как мораль, происхождение которой объясняется таким образом, может сохранить свою нормативность. В особенности меня интересуют два вопроса: (1) Отказываются ли они от права называть какое‑либо действие «дурным» во все еще существующем кросс–культурном нормативном значении этого слова? (2) Существуют ли, на их взгляд, основания подвергать сомнению евгеническое движение и другие предложения по введению «новой морали», основанные на эволюционных приоритетах?
[Закрыть].
Во–вторых (и это главное), моральный порядок обладает особой природой: а именно [16, 34, 42] он не принуждает, а убеждает [194]194
Миры 3 и 4 принуждают – их требования нельзя отвергнуть или поставить под сомнение, они обладают жесткой, непреодолимой каузальностью.
[Закрыть] .Хотя ценности, воплощенные в мире 5, включают в себя не только любовь, но и справедливость, по сути они носят не принудительный, а кенотический характер – они основаны не на логике и интеллектуальном анализе, а на духовном поиске и духовных практиках [51]. В основе их лежит парадокс смирения и самопожертвования («чтобы спасти свою жизнь, нужно ее потерять»), в самом глубоком смысле противоречащий миру логической аргументации. Однако понимание преображающей природы этого мира доступно опыту (как иллюстрацию можно привести, например, мюзикл «Отверженные» по одноименному роману Виктора Гюго).
Мы полагаем, что именно такое видение отличает истинную моральность от иных многочисленных разновидностей морали, на протяжении веков поддерживаемых социальными структурами власти и основанных на страхе и принуждении. Мы отвергаем их как ложные видения моральности. Более того, с нашей точки зрения любое объяснение, не включающее в себя смирение и самопожертвование и, следовательно, упускающее высочайший уровень морального действия – преобразующую природу истинной моральности, попросту неадекватно. Оно не отвечает на вопрос о том, что такое истинная мораль.
Этот мир, существование которого мы признаем, влияет на мир физический, побуждая людей предпочитать и принимать этот набор ценностей и значений. Так же, как путем изучения и открытий (а отнюдь не чистого социального конструирования) мы познаем природу физических и математических структур (миры 1, 3 и 4), а затем инкорпорируем ее в свое мышление и действия – то же верно и для значений и связанных с ними этических ценностей мира 5, различимого в сочетании личного опыта и социального взаимодействия. Они обладают причинным воздействием, поскольку этика является наивысшим уровнем в иерархии целей [34] и, следовательно, оказывает важное влияние на формирование нижележащих целей, в сущности, играет важнейшую роль в природе выборов, совершаемых в мире 2б и определяющих результаты человеческих действий в мире 1.
С учетом этого понимания у нас появляется возможность определить подлинную природу этики [195]195
С очевидной параллелью к определению эпистемологии, данному выше, в разделе 18.4.
[Закрыть]: этика – это изучение отношений между миром 5 и миром 2. Его цель – установить точные связи между предпочитаемыми ценностями мира 5 и целями и выборами миров 2б и 2в.Следовательно, она скрыто или открыто характеризует цели и выборы миров 2б и 2в как (1) этичные, (2) неэтичные, (3) нейтральные, (4) неопределенные, основываясь на их совместимости с ценностями и значениями, воплощенными в мире 5. Отметим, что такая характеристика невозможна без признания онтологического существования мира 5, то есть набора ценностей и значений, имеющих подлинно нормативный характер, в противоположность наборам ценностей, обусловленным толькосочетанием социальных и психологических конструктов с социобиологической эволюцией. Все последние, как можно показать (см., например, Мерфи [32]), не носят подлинно морального характера.
В этом бытии мы видим нечто большее, чем слепые силы и логику, заключенные в трансцендентных мирах 3 и 4, здесь мы встречаемся с чем‑то отвечающим глубинам человеческой природы, лежащим в основе высочайших из возможных аспектов нашего переживания и понимания, и этот высочайший уровень опыта не мог бы осмысленно войти в наше существование и быть узнан нами, не стой за ним некое бытие; он не мог бы существовать сам по себе, не имея «предтечи».
Без подобного предположения наша онтологическая схема окажется не в силах охватить истинные глубины человеческой природы, существование которых несомненно, ибо отражено как во всех великих романах, пьесах и других произведениях искусства, так и в нашей истории. Признавая их существование, мы отвергаем все поверхностные наукообразные точки зрения, отказывающие этим чудесным глубинам понимания и переживания в реальном значении, утверждающие, что реальны лишь те характеристики, которые могут быть охвачены нашими частичными и ложными физико–математическими моделями мира [196]196
См., напр., Аткинса [4]. Эти модели частичны, поскольку включают в себя идеализации, и ложны, потому что в них встречаются расхождения, а также фундаментальные проблемы, связанные с такими вопросами, как природа квантового измерения и существование стрелы времени.
[Закрыть]. Эти точки зрения, в сущности, утверждают, что реально значима лишь наша интеллектуальная деятельность, а эмоции и ценности вторичны. Мы решительно отвергаем эту позицию.
Делая позитивное утверждение о том, что миры 1–5 существуют, мы отвергаем редукционистскую точку зрения в пользу интегративного взгляда, прекрасно выраженного в следующей цитате:
Мне никогда не нравились библейские слова о том, что мы – прах и в прах возвратимся. Мы – энергия, то есть свет. Мы – огонь, вода и земля. Мы – воздух, атомы и кварки. Более того: мы – мечты, надежды и страхи, связанные в мудрости и распадающиеся в безумии. Это гораздо больше, чем прах. Лучше бы сказать так: «Ты Чудо – и в Тайну возвратишься» [197]197
Фулгум [20]. Благодарю за эту цитату Джиллиан Хоукс.
[Закрыть].
Но что же лежит в основе возможного существования этого слоя значений и целей? Он не выводится из уже рассмотренных нами трансцендентных миров. Наиболее вероятная его основа [34] – это некое трансцендентное явление, включающее эти ценности в самую свою суть: иными словами, то, что мы привыкли понимать под Богом, перводвигателем, первопричиной и, следовательно, создателем значений, ценностей и самого бытия.
Так нам открывается последний мир [198]198
Всякая попытка полного объяснения должна включать в себя глубочайший слой причинности, то есть вопрос первопричины в отношении космологии и законов физики. Здесь встает метафизический вопрос о цели или случайности [15, 16]. Этот вопрос я здесь обсуждать не стану, просто укажу на то, что его нельзя избежать, если мы хотим глубоко исследовать проблему причинности. Многие биологи пишут об этом так, словно принимают существование и природу вселенной, а также законы физики как нечто само собой разумеющееся; однако именно в этой области перед нами встают глубокие метафизические вопросы.
[Закрыть]:
Метамир 0: фундаментальная реальность, лежащая в основе всего: мир Бога, отчасти описываемый богословием и охватывающий фундаментальные значения вселенной и жизни.
Ключевое положение теистической позиции – в том, что этот мир существует. Оно служит предметом ожесточенных и нескончаемых споров, ибо его невозможно ни доказать, ни опровергнуть научными, логическими или философскими аргументами. Суть проблемы – в трансцендентной, однако скрытой природе этого метамира; он совершенно отличен от всего остального, а следовательно, не может быть точно описан в терминах явлений остальных миров и тем не менее способен взаимодействовать с ними и оказывать на них большое влияние – прежде всего быть основой их существования.
Мир 0 качественно отличен от всех остальных: он представляет собой контекст, в котором они находятся. Миры 1–5 – это части или аспекты «единого мира», созданного Богом и зависимого в своем существовании от мира 0. Таким образом, здесь предполагается, что Бог трансцендентен и действует как основа,создавая миры 3, 4 и 1 и делая возможным появление мира 2; в то же время он имманентенмиру 2 и обладает в нем казуальным действиемчерез откровение, сообщая природу мира 5, и таким путем, посредством человеческих действий, влияет на мир 1 (примеры – строительство церквей и храмов или миссионерская и благотворительная деятельность).
Причины веры в мир 0 укоренены в глубинах индивидуального жизненного опыта. Однако до некоторой степени поддерживает ее и огромное количество сведений о так называемом религиозном или духовном опыте [51], вместе с разнообразными переживаниями трансцендентного[18], от эстетических и художественных переживаний до опыта общности и любви. Ничто из этого само по себе не имеет логической завершенности, однако вместе они формируют путь объяснения, способный достаточно весомо объяснить широкий набор явлений, известных людям по опыту повседневной жизни. Он дает единственное легко понимаемое объяснение того, «где» находятся идеальные миры 3 и 4. а именно – они существуют «в уме Бога». Кроме того, вековая проблема замысла возвращается к нам в современной форме, а именно в виде антропного принципа: почему выбран именно такой набор законов и изначальных условий, который допускает возникновение разумной жизни?[5, 16] Мы полагаем, что это произошло благодаря замыслу, и именно в старом теистическом смысле: действенной причиной являются законы физики (и вытекающие из них законы биохимии), а конечной причиной – Бог. Попытки объяснить такую природу бытия научными средствами, с привлечением гипотезы ансамбля вселенных или мультивселенной остаются возможной логической альтернативой, однако не поддаются доказательству. У них имеется определенный вес, однако они непроверяемы в научном смысле слова, так что их научный статус остается неясным. Кроме того, такое объяснение только отодвигает проблему: все равно остается вопрос: почему возникла такая, а не иная мультивселенная? Почему ее условия позволили развиться жизни хотя бы в одной из ее вселенных – ведь могло случиться и иначе? И наконец, быть может, мультивселенная – творение Бога?