Текст книги "Новый Макиавелли"

Автор книги: Джонатан Пауэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц)

Иногда о плохих новостях становится известно глухой ночью. Например, Энди Кард, глава администрации Джорджа Буша-младшего, ложась спать, помещал блэкберри себе на грудь, чтобы проснуться уже от вибрирования, не дожидаясь, когда аппарат зазвонит и разбудит жену. Джон Подеста, глава администрации Клинтона, рассказывал: его проблема была не в том, чтобы разбудить Клинтона, а в том, что Клинтон сам его будил среди ночи, желая обсудить нечто прочитанное или увиденное на С-SPAN[75]75
  Телесеть, владеющая тремя кабельными каналами, которые освещают правительственные дела.


[Закрыть]. У нас на Даунинг-стрит все было отработано: мы знали, когда стоило будить Тони, а когда не стоило. Впрочем, промахи случались и у нас. В 1999 году дежурная на Даунинг-стрит по собственной инициативе подняла Тони среди ночи и сказала, что захваченный афганскими беженцами самолет готов приземлиться в аэропорту Станстед. Тони никак не мог повлиять на ход событий – значит, и будить его не следовало. Он весь день брюзжал, а я вынужден был слушать. Растущая тенденция будить политических лидеров объясняется желанием их представителей назавтра сообщить СМИ, что лидер во время инцидента бодрствовал, «был на посту». От себя посоветую: не трогайте спящего лидера; разве только в самых крайних случаях. Лидер, бедняга, и так не высыпается.

Самое важное для главы администрации – научиться говорить «нет». Политики любят говорить «да», и неудивительно – ведь это один из способов сохранить популярность в народе. Но ведь невозможно встретиться с каждым, кто об этом просит; невозможно присутствовать на всех мероприятиях, на которые получены приглашения; значит, кто-то должен отказывать и отказом вызывать огонь на себя. Аналогичным образом не все советы годятся для непосредственного употребления – кто-то должен возвращать их на доработку или вовсе отвергать. Макиавелли по этому поводу пишет: «Дела, неугодные подданным, государи должны возлагать на других, а угодные – исполнять сами»[76]76
  «Государь», гл. XIX, «О том, каким образом избегать ненависти и презрения».


[Закрыть]. Фокус заключается в том, чтобы, исполняя «неугодные подданным дела», не стать объектом ненависти и не попасть под жертвенный нож – или что похуже, как в случае с Распутиным. В искусстве лавирования нужно почти сравняться с политическим лидером, которому служишь, – если, конечно, хочешь подольше пробыть в должности. Есть мнение, что дипломаты для такой работы неидеальны, ведь они слишком склонны к компромиссам; действительно, главе администрации требуется толика железа в характере. Однако если постоянно орудовать дубинкой и не задействовать личное обаяние, можно зайти слишком далеко, в чем убедился один из последних глав администрации Белого дома.

Главы администрации не вечны; нужно решать, когда уходить с должности. Лично я намеревался уйти последним, подобно капитану охваченного огнем корабля; подобно юному герою стихотворения о битве на Ниле («Линкор пылал, а он стоял/ На палубе один...»)[77]77
  Имеется в виду битва в заливе Абу-Кир 1—2 августа 1798 года – решающее сражение между флотом Англии (под командованием адмирала Горацио Нельсона) и Франции (под командованием адмирала Франсуа де Брюи), закончившееся победой англичан. Стихотворение «Casabianca» о капитанском сыне, без команды отца не желавшем покидать линкор «Ориент» и погибшем в огне, написано Фелицией Доротеей Хеманс. Будучи хрестоматийным в английских и американских школах в течение ста лет, оно постепенно утратило первоначальный посыл и сделалось основой для множества пародий.


[Закрыть]. Помню, Майкл Хезелтайн поймал меня за рукав пальто на выходе из ресторана «Уилтоне», где ужинал с женой. Было это в 2003 году. «Внемлите моему совету, юноша, – сказал Майкл, – уходите с должности, едва окажетесь на вершине». Наверно, Майкл был прав. В одном я уверен: в британской системе у должности главы администрации есть перспективы. Пусть Гордон Браун упразднил ее, желая выделиться на политической арене, – глава администрации необходим для нормальной работы аппарата Номера 10, поэтому Дэвид Кэмерон снова ввел эту должность.

Впрочем, будь глава администрации хоть семи пядей во лбу, политический лидер не должен полагаться лишь на его советы – иначе, по мысли Макиавелли, станет жертвой своего советника. Существует и другая крайность – множество советников, каждый из которых поет свое. В этом случае лидеру немудрено растеряться. Макиавелли пишет: «Когда же у государя не один советник, то, не обладая мудростью, он не сможет примирить разноречивые мнения; кроме того, каждый из советников будет думать лишь о собственном благе, а государь этого не разглядит и не примет меры»[78]78
  «Государь», гл. XXIII, «Как избежать льстецов».


[Закрыть]. Тони в качестве премьера являл мудрость – он выслушивал советы множества самых разных людей – Алистера Кэмпбелла и Питера Мандельсона, а также своего помощника Джона Бертона, своей тещи Гэйл и няни своих детей Джеки. Количество и разнообразие советов его ничуть не смущало; он использовал советы как базисные точки в тригонометрической съемке; посредством синтезирования противоположных мнений разрабатывал стратегию.

Тони окружали сильные личности – и, однако, его команда отличалась удивительной гармоничностью. Сотрудники скорее дополняли друг друга, нежели соперничали. Я отнюдь не жаждал занять место Алистера; Алистер не заглядывался на мое место. То же самое можно сказать и об остальных обитателях Номера 10 времен Тони Блэра. У каждого были свои обязанности; их он и придерживался. Разумеется, случались личные конфликты – но именно личные, никак не влиявшие на работу в целом.

Мы ввели новую структуру Даунинг-стрит – разделили сотрудников на пять групп с разными функциями. Одна группа занималась стратегией, вторая – тактикой, третья – делами личного кабинета, четвертая – политическими вопросами, пятая – прессой.

Вообще-то Стратегический аппарат существует с 70-х годов XX века; он был создан для разработки рекомендаций премьер-министру в плане политической стратегии. Поначалу, на заре администрирования, аппарат населяли в основном политические назначенцы, однако, по мере того как администрация выдыхалась, их постепенно сменяли госчиновники. Труженики Стратегического аппарата – фигуры по преимуществу крупные, да им и надо быть такими, ведь они несут бремя власти наравне с министрами и являются экспертами в своих областях. Наиболее выдающиеся наши советники-тяжеловесы – Конор Райан (сфера образования) и Саймон Стивенс (сфера здравоохранения); в политическом курсе эти двое поддерживали Тони и умели настоять на своем с министрами и экспертами. Позднее мы наняли более молодых советников, которые видели Тони от случая к случаю и не знали толком, что он думает по тому или иному поводу. Тогда-то и возникла проблема: сотрудники Номера 10 принялись звонить в министерства и передавать порой противоречивую информацию, что вело к недоразумениям и недовольству непременных секретарей. Великий американский сенатор Даниэл Патрик Мойнихэн тоже сталкивался с подобной ситуацией. Всякий раз, когда неопытный сотрудник врывался к нему в кабинет и с придыханием сообщал: «Белый дом на проводе», Мойнихэн охлаждал пыл словами: «Белый дом – это здание. Возвращайтесь на рабочее место и выясните, кто именно звонит». Тех же принципов следует придерживаться в британской системе управления. Важно не то, что звонят с Даунинг-стрит; важно, кто именно звонит, представляет ли этот человек премьер-министра или выражает собственное мнение. Внимания достоин лишь тот звонящий, который заявляет: «Премьер-министр высказал пожелание...», причем понятно, что передается распоряжение именно премьера.

Тони, попав на Даунинг-стрит, отказался назначить Дэвида Милибанда главой Стратегического аппарата, однако от руководящей роли его не отстранил. Отчасти на это решение повлияла молодость Дэвида; впрочем, главной причиной была неуверенность Тони в том, что Милибанд – «новый лейборист» до мозга костей. Со временем он стал полностью доверять Дэвиду и всегда восхищался его политической интуицией. В 2001 году Тони и Салли убедили Дэвида стать членом Парламента, и у нас возникла проблема – кем его заменить. Мы проанализировали энное количество безумных вариантов, в том числе кандидатуру Терри Бернса, предложенную Ричардом Уилсоном (Терри – бывший непременный секретарь, в 1998 году выжитый из Казначейства Гордоном Брауном). Во владение Стратегическим аппаратом вступил Эндрю Адонис, блестяще проявивший себя в качестве советника

по вопросам образования. Стратегический аппарат он возглавлял не менее успешно. На вкус парламентской группы и отдельных тружеников Даунинг-стрит, Адонис был слишком новым лейбористом; впрочем, чужие вкусы его нимало не заботили. Позднее, когда Тони сделал Адониса министром образования, мы взяли на его место «технаря» Дэвида Беннета. Ученый и бывший партнер Маккинси, Дэвид добавил Стратегическому аппарату точности и дисциплины; правда, Казначейство и другие правительственные формирования время от времени наносили ему неожиданные удары. Идеальный руководитель Стратегического аппарата должен пользоваться доверием премьера, обладать политической прозорливостью, уметь разрабатывать безупречные стратегии. Узкая специализация не приветствуется, а вот уважение госслужащих и министров требуется в равных долях. Не уверен, что такой человек когда-либо рождался на свет.

Со мной в кабинете сидел личный парламентский секретарь и несколько помощников личных секретарей из разных департаментов (правда, большая часть проскочила еще из правительства Джона Мэйджора). Крайне важно иметь на Даунинг-стрит людей, способных ориентироваться в паутине министерских личных секретарей, стенографировать совещания и выполнять официальные распоряжения; однако, полностью удаленные от разработки стратегий (каковое удаление весьма вероятно при сильном Стратегическом аппарате), эти люди теряют мотивацию и становятся нервными. На определенном этапе мы пытались исправить ситуацию посредством слияния Личного кабинета и Стратегического аппарата; не сработало, ибо функции этих двух органов слишком разнятся. Существует риск либо перегрузить госчиновников разработкой стратегии, либо услышать обвинение в деполитизировании процесса выработки политической стратегии. Целых пять лет функции личного секретаря исполнял Джереми Хейвуд, выдающийся госчиновник; пожалуй, к нему применим термин «стахановец». Он получал столько удовольствия от работы, что возобновил деятельность на Даунинг-стрит при Гордоне Брауне, а сейчас трудится при Дэвиде Кэмероне.

Одна из функций личного секретаря – поддерживать связь с Букингемским дворцом и королевской семьей, а это подразумевает подготовку чисто теоретической повестки дня для еженедельных встреч премьера с королевой. Теоретической повестка называется потому, что ни одна из сторон к ней не обращается; вместо этого стороны сплетничают (что очень разумно), а посплетничав, идут в кабинет личного секретаря королевы пропустить по стаканчику белого глинтвейна. Время от времени нужно уладить очередной скандал в королевском семействе; впрочем, этим занимается в основном пресса, да и отречения, слава Богу, редки и имеют большой временной отрыв друг от друга.

Еще одна обязанность личного секретаря, связанная с королевским двором, – сопровождать премьера в ежегодном визите к королеве в Балморал, каковой визит происходит в начале сентября. Я от этого постоянно увиливал, а в 2001 году сглупил – согласился (Джереми на тот момент был сыт визитами по горло). Визит в Балморал сделал из меня республиканца. На королевском обеде в американском посольстве у меня была возможность объяснить Джорджу Бушу (2003 год, президентский визит), что я – республиканец лишь в этом смысле. На следующий день Буш задал Тони вопрос: «Что у Джонатана произошло с королевой?»; Тони принялся рассказывать с начала. Я вместе с семьей сопровождал Тони на знаменитое балморалское барбекю – то самое, на котором принц Филип готовит, а Ее величество подает кушанья; на это барбекю личных секретарей с Даунинг-стрит приглашают ежегодно. Мы с Сарой приехали, личный секретарь королевы повел нас прогуляться до памятника Джону Брауну[79]79
  Егерь, друг и доверенное лицо королевы Виктории.


[Закрыть], что стоит на холме по-над замком. Прогулка затягивалась; я стал беспокоиться, как бы мы не опоздали на барбекю. Будучи хорошо воспитан, я не осмеливался спросить нашего провожатого, а что, собственно, происходит; но Сара у меня не робкого десятка – она озвучила мои опасения. Личный секретарь отвечал, что купил превосходного лосося, которого мы сейчас и будем есть – у него дома. Мы смутились и поняли, что барбекю нам не светит.

На следующее утро, уже готовые к отъезду, мы узнали, почему не попали в круг избранных. Одна из фрейлин обнаружила, что мы с Сарой не женаты, и сообщила королеве. Ее величество, вероятно, почувствовала себя не вправе подавать дурной пример Чарльзу (в то время Камилла еще не допускалась во Дворец), приглашая на барбекю людей, чьи отношения не зарегистрированы официально. Вместо жареного мяса мы угощались лососем. Не знаю, правдиво объяснение или нет; впрочем, оно меня весьма позабавило. Что касается Тони, его больше огорчало другое – из-за барбекю он пропустил отборочный турнир между Англией и Германией к Кубку Мира (Англия, как ни странно, выиграла со счетом 5:1). Тони смотрел непрямую трансляцию в Балморале, и вдруг входит один из младших отпрысков королевского семейства и спрашивает: «Сколько обычно длятся эти игрища?»

Пожалуй, постороннему глазу менее всего заметна работа отдела планирования при политическом лидере. В Белом доме, например, отдел планирования считается одним из самых влиятельных. Никто не может получить право на очное общение с президентом без согласия отдела планирования. Нашим секретарям, определяющим приоритетность лидерских встреч, тоже пальцы в рот не клади; взять хотя бы Кейт Гарви, которая всегда отлично знала, чего премьер хочет, и усиленно проводила его пожелания в жизнь. Именно эти люди вынуждены отвечать «нет» на все обещания о встречах; обещания, которых премьер надавал по слабости, будучи атакованным вдали от Даунинг-стрит. Просители, конечно, клянутся (и не без оснований), что премьер изъявил желание встретиться с ними; напрасно – секретарь по приоритетности лучше знает. Поскольку слово «нет» не всегда возможно, наши люди изобрели прием «ПОФИГ» – «Постоянное Фактическое Игнорирование»[80]80
  FOFEing – fob off for ever, буквально (англ.) – «постоянно отмахиваться».


[Закрыть]. Всякому, кто настаивает на встрече с лидером, отвечают: «Да, непременно – только подождите несколько месяцев, а то в настоящее время господин премьер очень загружен». Через несколько месяцев надо просто повторить фразу, и делать так, пока проситель сам не отстанет.

Еще одна обязанность сотрудников отдела планирования – не допускать нежелательных лиц на совещания. Приходилось удалять с порога «логова» министров и старших чиновников; сцены порой разыгрывались поистине драматические. Кроме того, от «секретаря-заслонки» требуется прерывать совещание в удобный премьер-министру момент. Сам Тони никогда не говорил слов вроде: «Господа, наша встреча подошла к концу; всем спасибо». Он хотел создать впечатление, будто готов совещаться хоть до скончания времен, настолько приятно ему это занятие, и всегда несколько раз отмахивался от вошедшего «секретаря-заслонки», прежде чем с показной неохотой согласиться проследовать на очередную запланированную встречу. Если визитеру позволено присесть, встреча с ним должна длиться минимум полтора часа – таковы правила; поэтому мы пытались применять прием, в Белом доме названный «мимо проходил». Суть в том, что Тони заскакивал в секретариат Кабинета министров из своего «логова», расположенного через стенку, и обнаруживал посетителей – которым мы намеренно не предложили устроиться поудобнее. Таким образом, Тони мог ограничить общение пятнадцатью минутами. Вывод: премьер, не имеющий продуманного и гибкого графика, просто не может быть эффективным.

Я мечтал создать на Даунинг-стрит отдел спичрайтинга, сравнимый с таковым в Белом доме; мне представлялись акры бессмертной прозы в стиле лидера правительства; прозы, щедро сдобренной историческими аллюзиями и анонсами политических стратегий. Увы: нам не удалось даже приблизиться в этом смысле к Белому дому, даром что мы перепробовали целый ряд профессиональных спичрайтеров. Номер 10 – не Белый дом; гении пера не стоят к нам в очередь; а премьер – далеко не президент. Премьеров взращивает Парламент; премьеры существуют за счет своих речей – или выходят из игры. Написание и произнесение речей – для премьера хлеб насущный, причем с маслом. Что касается Тони, он не выносил, когда речи за него писали другие. Для всякого более-менее значимого случая он садился за стол, вооружившись ручкой и бумагой. Почему-то делал он это всегда в последнюю минуту; вставал в четыре утра, чтобы сочинить речь, которую требовалось произнести уже в полдень. Так обычно готовятся к экзаменам студенты-младшекурсники. В случае с Тони все члены его команды вынуждены были просыпаться ни свет ни заря, чтобы напечатать речь и проверить ее на предмет ошибок – как грамматических, так и тактических.

Труднее всего нам пришлось с крайне удачной речью Тони для Европарламента в 2006 году. Тони вносил изменения до самого своего выхода, а я дежурил у принтера в номере отеля. Тони получил листки в руки, уже когда бежал на заседание. Разумеется, в виде исключения Тони мог произнести и не собственную речь. Несколько раз для него писали Эндрю Адонис и Фил Коллинз (оба – одаренные литераторы), но большая часть речей принадлежала перу Тони. Я хотел высвободить время, которое занимало сочинение речей, для политики и стратегий; мне это не удалось. С другой стороны, если учесть, сколь внушительную часть работы премьера составляют контакты с людьми, поневоле согласишься – правильнее не просто генерировать идеи, но еще и выражать их.

Пресса и оппозиция с неудовольствием говорят о засилье политиков на Даунинг-стрит; на самом деле Даунинг-стрит терпит недостаток в политиках. В любом случае критика отдает простым незнанием истории. Вплоть до последних десятилетий Номер 10 населяли приятели премьера и министров. Реформы Норкота – Тревельяна[81]81
  Доклад был представлен Парламенту в 1854 году и содержал сокрушительную критику деятельности госслужбы.


[Закрыть], разработанные еще в XIX веке с целью создать госслужбу из политически нейтральных профессионалов, коснулись Номера 10 совсем недавно. Даже личный секретарь Черчилля, Джок Колвилль, был не столько чиновником в традиционном смысле слова, сколько другом семьи. Гарольд Макмиллан, попав на Даунинг-стрит, окружил себя товарищами по партии; лишь в 60-е годы XX века Номер 10 стал заповедником госслужбы. И то Гарольд Уилсон не замедлил изменить положение, приблизив к себе политических назначенцев. Выходит, Номер 10 всегда был политизированным и таковым останется; не понимаю, почему наличие под рукой политических советников принято вменять премьеру в вину. В конце концов, за все советы всем политическим партиям (в том числе оппозиционным) платит Казначейство; так стоит ли озадачиваться простым наличием политических советников? Вопрос совершенно в другом – в отношениях между политиками и госчиновниками, работающими в Номере 10. Следует сохранить нейтралитет госчиновников из Номера 10; нельзя нагружать их обязанностями, связанными с политикой. Во времена Маргарет Тэтчер эта проблема существовала, а почему? Потому, что госслужащие вроде Бернарда Ингхама[82]82
  Бернард Ингхам, род. в 1932 году, – пресс-секретарь М. Тэтчер в течение 11 лет. К концу ее правления был фактически министром информации Великобритании. Руководствовался в первую очередь интересами правительства и премьер-министра, а не общественности.


[Закрыть] засиживались на посту, в результате чего политизировались, а также потому, что эти госслужащие держали курс на исполнение пожеланий госпожи Тэтчер. В наше время наличие сильной политической команды означает, что политическим партиям не удастся втянуть госчиновников в территориальный раздел, зато каждого госчиновника можно будет отстранить от службы, едва переменится власть.

Впрочем, истинным ядром Номера 10, этаким двигателем всей работы, являлся у нас отдел поддержки. Мы обнаружили это, едва обосновавшись на Даунинг-стрит. Команду составляли дежурные клерки, девушки из Садовой комнаты, посыльные и работники коммутатора; они-то и обеспечивали работу офиса двадцать четыре часа в сутки. Дежурные клерки – это молодые, или младшие, госчиновники, которые сами себе выбирают преемников. Дежурный клерк сидит за столом в приемной, за спиной у него – юный бессловесный посыльный, задача которого – бегать с документами и сообщениями в кабинет на нижнем этаже и обратно. Когда команда премьера находится вдали от Даунинг-стрит, дежурный клерк отвечает на звонки и, если нужно, находит сотрудников по телефону. Особенно незаменимы дежурные клерки по ночам и по праздникам. На Рождество 2004-го именно дежурный клерк принял на себя основной удар последствий цунами, притом почти без посторонней помощи.

Что касается девушек из Садовой комнаты, одна из них постоянно сопровождает премьера и выполняет обязанности контактного лица. Кстати, название этой должности восходит к эпохе Ллойда Джорджа. Во время Первой мировой войны девушек стали нанимать для исполнения секретарских функций, а помещение им отвели на первом этаже, с окнами в сад. Когда в 2003 году у Тони случился сердечный приступ, именно «девушка из Садовой комнаты» позвонила мне и сообщила, что Тони везут в больницу. Она же держала меня в курсе дальнейшего развития событий. И позволила поговорить с Тони как раз перед тем, как ему сделали анестезию; пожалуй, я отнесся к его болезни несколько легкомысленно. Тони же явно нервничал. Поскольку недомогать премьер-министрам категорически не рекомендуется, к инциденту с аритмией Тони следовало подойти очень осторожно. По моему настоянию Джереми Хейвуд сообщил во Дворец, а также секретарю Кабинета министров, а Салли Морган переговорила с Джоном Прескоттом. Я попросил Джека Стро зачитать на следующий день вместо Тони обращение к саммиту Евросоюза в Парламенте; мы также подискутировали на тему, что делать с ядерной кнопкой, пока Тони болеет. На следующее утро Джек Стро зашел в офис с тем, чтобы иметь право сказать: Тони был жив, пока он, Стро, выступал в Парламенте. Мне вспомнилось, как в 1966 году Мао Цзэдуна снимали переплывающим Янцзы с целью показать, что он еще ого-го. Через несколько дней Тони сообщил Биллу Клинтону, что уже некоторое время страдает от аритмии. Клинтон неосмотрительно сделал его слова достоянием общественности. В то же время консультант Тони продолжал утверждать, что никакой аритмии вообще не было. Шери Блэр винила во всем кофе и даже запретила мужу употреблять этот напиток, однако аритмия не отпускала, и Тони снова стал пить кофе, только уже тайком и не дома, а на работе.

Кроме того, имеются работники коммутатора, чьи приглушенные стенами голоса не смолкают на Даунинг-стрит ни на минуту. Годами мы наводили мосты между своими домашними и сотрудниками Номера 10. В результате последние знают по именам наших жен и детей и в курсе всех семейных событий. Работников коммутатора можно сравнить с радистами; сидят они в секретариате Парламента, а не в Номере 10, и мы их не видим. Эти люди располагают не имеющей себе равных базой данных; они могут поймать по телефону любого человека, в любой точке земного шара, в любое время дня и ночи. Их железное правило – не давать телефонных номеров никому, даже самому премьер-министру; зато они соединят вас с кем угодно. В 2000 году, после забастовки водителей грузовиков, газета «Сан» вероломно обнародовала номер телефона наших коммутаторщиков. В результате телефонные линии оказались перегружены, министры не могли дозвониться, и работа всего отдела застопорилась. Мы пожаловались Руперту Мёрдоку; как результат, следующие несколько дней главный редактор «Сан», Дэвид Йелланд, удерживал на лице озабоченное выражение. Нам же пришлось поменять номер.

В половине девятого утра 21 июля 1997 года я сидел за письменным столом, и вдруг звонит одна из старших коммутаторщиц и говорит, что у нее на проводе Уильям Хейг, спрашивает премьера. Я несколько опешил. Лидеры оппозиции были в сердечных отношениях с премьером, но столь ранний звонок—явление необычное. «Скажите мистеру Хейгу, мы попозже перезвоним», – распорядился я. Сообщил Тони. Оказалось, он готов говорить с Хейгом. Девушка набрала номер, который оставил ей звонивший. Однако это был вовсе не служебный телефон лидера оппозиции. Слушая разговор, я с нарастающим ужасом убеждался, что Тони общается с каким-то мошенником. У него даже голос был не похож на голос Хейга. Продолжая слушать, я велел личному секретарю сказать работнице коммутатора, чтобы прервала разговор. Тони очень рассердился, причем на меня – разговор с мошенником его забавлял; он сразу понял, что это розыгрыш. Я был удручен своей ошибкой; целый день, в нагрузку к самому разговору, в ушах рефреном звучали слова работницы коммутатора: «Какой-то странный у вас голос, мистер Хейг».

Премьер, который плохо относится к преданным сотрудникам или же отдаляет их от себя, совершает ужасную, а может, и фатальную ошибку.

Уже на второй год нашей жизни на Даунинг-стрит установились новые порядки. Тони издал приказ, согласно которому отныне каждый воскресный вечер старшие чиновники делали доклады по волновавшим его вопросам или предлагали новые стратегии. Отдельные из них являли независимость чиновничьего мышления. В январе 2000 года я зарегистрировал двадцатистраничную «служебную записку по стратегии». Решить, кому ее перенаправить, было непросто – в значительной степени потому, что любой сотрудник, по ошибке не охваченный, мог поднять шум. Нам часто приходилось рассылать подобные документы по факсу или электронной почте советникам-нерезидентам, и я жил в постоянном страхе – вдруг случится утечка информации? Тони, однако, заверил меня: он, дескать, сочиняет «служебные записки», крепко помня об утечках. По понедельникам, с утра, Тони обычно проводил собрание сотрудников в секретариате Кабинета, на каковом собрании освещал основные моменты своего циркуляра; неделя, о которой я веду речь, не стала исключением. В другие дни недели собрания для старших служащих вел я – раздавал задания надень. Тони ежемесячно председательствовал на стратегическом совещании, куда приглашались наши специалисты по выяснению общественного мнения, а также советники-нерезиденты. Тони обожал солнце; если день выдавался погожий, он непременно устраивал совещание на террасе, примыкающей к секретариату Кабинета, а то и прямо в саду Номера 10. Он получал удовольствие от солнечного света, меня же до сих пор преследуют образы застегнутых на все пуговицы ольстерских юнионистов, потеющих на солнцепеке под уговоры Тони пойти на компромисс.

Тони обычно норовил пораньше подняться к себе в квартиру, чтобы самому уложить Лео спать; до рождения Лео он всегда смотрел «Симпсонов» со старшими детьми. У нас почти не бывало пафосных дипломатических или прочих официальных обедов; когда Тони требовалось произнести речь «по случаю», ему обязательно требовалось перекусить перед выходом, а то и поесть основательно, да с алкоголем. В течение недели Тони редко когда занимался красными министерскими портфелями. Мы следили, чтобы он прочитывал все срочные бумаги, но объемистые «стратегические планы» приберегали ему для пятничного портфеля. На выходные Тони всегда брал три-четыре тяжеленных портфеля – так уж у нас повелось. Мы с Джереми Хейвудом по пятницам сидели на работе допоздна – ждали, пока «исходящие» из Уайтхолла окажутся в наших ящиках «для входящих»; нам надо было отсортировать документы для Тони и сделать на них пометки. По выходным Тони буквально закапывался в бумажках в Казначействе, поэтому каждое утро понедельника бывало у нас посвящено расшифровке его комментариев, написанных от руки.

Подытожим: лидер должен доверять своим приближенным, если, конечно, не хочет постоянно отклоняться от избранного курса; в то же время он вправе требовать от приближенных преданности и гарантий, что утечек информации с их стороны не последует. Макиавелли в трактате «Государь» описывает свою встречу с отцом Лукой при дворе императора Максимилиана; так вот, отец Лука заметил о своем господине, что он «ни у кого совета не просит, но по-своему тоже не поступает... ибо император человек скрытный, намерений своих никому не поверяет, совета на их счет не спрашивает. Но когда, по мере осуществления, они выходят наружу, то те, кто его окружает, начинают их оспаривать, и государь, как человек слабый, от них отступается. Поэтому начатое сегодня назавтра отменяется, и никогда нельзя понять, чего желает или что намерен предпринять император, и нельзя положиться на его решение»[83]83
  «Государь», гл. XXIII, «Как избежать льстецов».


[Закрыть].

Правителю необходимо соблюдать золотую середину между излишним доверием и излишним недоверием приближенным. У Макиавелли читаем: «Однако новый государь не должен быть легковерен, мнителен и скор на расправу; во всех своих действиях он должен быть сдержан, осмотрителен и милостив, так чтобы излишняя доверчивость не обернулась неосторожностью, а излишняя подозрительность не озлобила подданных»[84]84
  «Государь», гл. XVII, «О жестокости и милосердии и о том, что лучше: внушать любовь или страх».


[Закрыть].

В заключение добавлю: приближенным необходимо уяснить, что именно они несут ответственность за неудачи, в то время как премьеру приписываются все успехи. Макиавелли на эту тему отмечает: «Многие полагают, что кое-кто из государей, слывущих мудрыми, славой своей обязаны не себе самим, а добрым советам своих приближенных, но мнение это ошибочно. Ибо правило, не знающее исключений, гласит: государю, который сам не обладает мудростью, бесполезно давать благие советы, если только такой государь случайно не доверится мудрому советнику, который будет принимать за него все решения... Отсюда можно заключить, что добрые советы, кто бы их ни давал, родятся из мудрости государей, а не мудрость государей родится из мудрых советов»[85]85
  «Государь», гл. XXIII, «Как избежать льстецов».


[Закрыть].