Текст книги "Новый Макиавелли"

Автор книги: Джонатан Пауэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 27 страниц)

Отношения между Номером 10 и секретарем Кабинета зачастую весьма неоднозначны. Секретарь Кабинета министров жаждет стать ближайшим советником премьера, премьер же не всегда разделяет это желание. Если секретарю Кабинета кажется, что его намеренно не приглашают на совещания, обстановка накаляется. Обвинен обычно бывает глава администрации премьера. Ричард Уилсон сделал карьеру, всячески угождая госпоже Тэтчер в роли заместителя секретаря в секретариате Кабинета министров, затем стал незаменимым для Майкла Говарда в качестве секретаря Министерства энергетики – до такой степени незаменимым, что Говард взял его к себе непременным секретарем, когда был перемещен в Министерство внутренних дел. Уилсон сменил на посту Робина Батлера. По его мнению, Батлер позволил отдалить себя от Номера 10; Уилсон хотел стать для Тони тем же, кем был для Тэтчер и Говарда, – а Тони все думал, куда бы его отослать с глаз долой. В конце концов Уилсон настолько утомил Тони, что в 2001 году нам пришлось выслушать прочувствованную речь о том, как Алистер Кэмпбелл науськивал прессу против Ричарда Уилсона. Лично я симпатизировал Ричарду, восхищался его навыками в политике и крючкотворстве и прочувствованной речи свидетелем не был. Позднее мы дорого заплатили за то, что навлекли на себя растянутую во времени неприязнь Уилсона. Подобная напряженность лишь подчеркивает желательность для премьера сразу расставить все точки над i в отношениях с секретарем Кабинета министров, чтобы потом не было причин для недовольства и обид. Что касается линии поведения секретаря Кабинета (как уяснили себе преемники Ричарда Уилсона), штука в следующем: если не домогаться расположения премьера, премьер скорее всего сам станет обращаться к секретарю за советом и искать его поддержки. Макиавелли на эту тему пишет: «Люди тем более склонны угождать, чем более видят по отношению к себе неприязни».

Что касается Даунинг-стрит, 10, хоть я и наблюдал борьбу за власть, я всегда был против формирования крупного премьерского департамента. В 2001 году один молодой немец, член Ведомства канцлера (ядра немецкого правительства), целый месяц присматривался к обитателям Даунинг-стрит, 10 с целью извлечь уроки по проведению заявленных реформ. Перед отъездом в Берлин этот человек пришел ко мне и посоветовал никогда, ни при каких обстоятельствах не брать за образец немецкую систему. Ведомство канцлера огромно и многослойно, разделено на департаменты с разными функциями. Оно в миниатюре повторяет всю систему немецкого правительства – отчасти потому, что коалиционные правительства требуют интенсивной координации на всех политических фронтах. Результат – косность, неповоротливость и засилье бюрократии. Преимущество Номера 10 – в малых размерах, прямом общении и гибкости. Пожертвовать этими ценными качествами было бы непростительно. Вывод: мудрый премьер-министр прекрасно осознает: Номер 10 – это скорее королевский двор, нежели штаб-квартира многонациональной корпорации.

Глава четвертая. «Как избежать льстецов».

Придворные

Каждый лидер, где бы он ни лидировал – в бизнесе, в неправительственной организации или в политике, – окружен свитой, иначе говоря, имеет двор, и не важно, что нынче в ходу другое определение. Суть и структура двора принципиальны для способности лидера управлять. Среди опасностей первого ряда особенно нужно избегать pensee unique[63]63
  Идеология одномыслия (фр.). Считается характерной чертой неолиберализма.


[Закрыть], этакого консенсуса, при котором все приближенные придерживаются одного мнения и не оспаривают правоту лидера.

Макиавелли в этой связи пишет: «Я хочу коснуться еще одного важного обстоятельства, а именно одной слабости, от которой трудно уберечься правителям, если их не отличает особая мудрость или знание людей. Я имею в виду лесть и льстецов, которых во множестве приходится видеть при дворах государей, ибо люди так тщеславны и так обольщаются на свой счет, что с трудом могут уберечься от этой напасти»[64]64
  «Государь», гл. ХХІІІ, «Как избежать льстецов».


[Закрыть]. Макиавелли утверждает: для противостояния искушению лестью государь должен показать, что не боится выслушивать правду.

Совет актуален и поныне: «Благоразумный государь должен избрать «третий путь», а именно: отличив нескольких мудрых людей, им одним предоставить право высказывать все, что они думают, но только о том, что ты сам спрашиваешь, и ни о чем больше; однако спрашивать надо обо всем и выслушивать ответы, решение же принимать самому и по своему усмотрению»[65]65
  «Государь», гл. XXIII, «Как избежать льстецов».


[Закрыть]. Важно «вести себя так, чтобы все знали, что, чем безбоязненнее они выскажутся, тем более угодят государю»[66]66
  Там же.


[Закрыть].

Выводы журналистов о том, что Тони окружен «поддакивающими», всегда вызывали у меня смех. Вряд ли на Даунинг-стрит, 10 когда-либо жил и работал человек, менее падкий на лесть. В случае с Тони Блэром опасность крылась в другом – Алистер Кэмпбелл, я, да и другие «придворные» слишком активно подтрунивали над Тони; порой даже столь активно, что едва-едва не теряли его доверие. Зато, когда решение бывало принято, мы стояли за него горой и уже ни единым словом, ни публично, ни тем более в узком кругу не выражали недовольства – даром что до принятия могли вести самые ожесточенные споры. Прямодушный совет приветствуется и принимается лишь в том случае, когда дается в приватной обстановке. Озвученный на людях, он подрывает правительство изнутри, вызывает разногласия относительно того или иного политического курса, а также неуважение к правителю – с точки зрения Макиавелли, хуже и быть ничего не может. Таким образом, от придворного в первую очередь требуется преданность и умение держать язык за зубами. Человек, однажды явивший повод усомниться в наличии у себя этих качеств, от двора удаляется.

В «Рассуждениях» Макиавелли утверждает: задача государя – так поставить себя, чтобы слава о нем превосходила его истинное могущество; в «Государе» советует стараться «в каждом действии являть великодушие, бесстрашие, основательность и твердость»[67]67
  «Государь», гл. XIX, «О том, каким образом избегать ненависти и презрения».


[Закрыть]. Желательно, чтобы народ воспринимал государя как этакого сверхчеловека, даром что государь – простой смертный, не лучше своих подданных. Явить государя сверхчеловеком – задача придворных. Участвуя в ее выполнении, я постоянно вспоминал сцену из «Волшебника страны Оз», ту самую, когда Дороти наконец видит «великого и ужасного Гудвина», способного решить все проблемы своего народа. Даже находиться в его присутствии – огромное напряжение и страх. И тут песик Тото случайно отдергивает штору, за которой скрывается самый обычный пожилой человек, уроженец Канзаса. Наша задача как придворных состояла еще и в том, чтобы не позволять посторонним отдергивать штору, а весь механизм держать на мази – пусть работает над созданием мифа о всемогущем лидере.

Кстати, о могуществе – премьер-министр не вправе позволить себе заболеть. Тони неоднократно произносил речи с простуженным горлом, в таком состоянии, когда говорить нормальным голосом невыносимо больно; нам приходилось добывать ему сильнейшие анальгетики, иначе он бы вообще ни звука не издал. Он и с заграничными визитами ездил полуживой от гриппа, накачанный лекарствами. На выборах 2005 года Тони боролся не только с упрямым Гордоном Брауном, сильно отравлявшим ему жизнь, но и с воспалением позвоночного диска. Он не мог выпрямиться, морщился от боли. Помню, я позвонил ему, знать не зная о воспаленном диске, и посоветовал перестать хромать. Мы всегда общались запросто; Тони без обиняков объяснил ситуацию с позвоночником.

Задача приближенных премьер-министра – служить барьером между его гневом, его страхом – и остальным миром. Панику премьер-министра, буде он в таковую впадет, надо тщательно скрывать от не столь близкого его окружения, иначе она распространится со скоростью лесного пожара. Оппоненты правителя подобны собакам – они тоже чуют страх. И нападают. Вот почему правителю необходимы люди, которым можно излить душу. Госпожа Тэтчер, к примеру, изливалась своему личному ассистенту Синтии Кроуфорд, которую называла Кроуфи.

Энджи Хантер и Салли Морган, две сильные женщины, для Тони были что бальзам от нашей с Алистером Кэмпбеллом язвительности. Они массу времени проводили в «логове», выслушивали жалобы Тони и ободряли его. Энджи и Салли были в курсе его пожеланий и могли передать их министрам и прочим служащим. С Энджи Хантер Тони подружился еще подростком, а став членом Парламента, взял ее в помощницы. Энджи умела общаться с членами Кабинета и журналистами и нередко заменяла Тони; кроме того, в первые годы его политической карьеры она проводила с Тони и Алистером многие часы, давала советы, поддерживала морально. Салли – опытный чиновник нового типа, член лейбористской партии – следила, чтобы стрелка партийного компаса Тони Блэра всегда показывала нужное направление. Салли знала, как вести себя с каждой из фракций. Отдельные обязанности Энджи и Салли отличались комичностью. Вот одна из них. Тони имел привычку в день выборов, начиная с восьми утра, беспрестанно спрашивать, что происходит. А как это выяснить, если пункты только открылись? Энджи и Салли заготовили несколько фраз, которыми и пичкали Тони, например: «В Бирмингеме сегодня солнечно, значит, в Западном Мидленде явка избирателей из числа наших сторонников будет высокая». Кажется, Тони не догадывался, что ответы – чистой воды выдумка[68]68
  «Государь», гл. XIX, «О том, каким образом избегать ненависти и презрения».


[Закрыть].

Премьер-министры привыкают к своим помощникам и нелегко расстаются с ними, даже когда и следовало бы и даже когда сам помощник хочет уйти. Тони немало сил потратил, уговаривая Энджи Хантер не покидать Даунинг-стрит после выборов 2001 года. Энджи уступила, хотя и зря; проработала с ним еще несколько месяцев, а потом все равно ушла. На самом деле всегда полезно сменить команду, влить в нее свежую кровь; увы – лидеры привязываются к своим приближенным и не хотят перемен. В большинстве случаев лишь упорными уговорами удается убедить лидера ослабить хватку, отпустить того или иного помощника.

Еще в оппозиции я счел необходимым создать в правительстве должность главы администрации; на эту мысль меня навел тщательный анализ действий прежних обитателей Даунинг-стрит, 10. При Джоне Мэйджоре, да и при его предшественниках, у премьера не было опоры в виде сотрудника, который наводил бы мосты между конкурирующими фракциями, – премьеру самому приходилось исполнять роль третейского судьи. В результате по пятницам, ближе к ночи, всегда имели место весьма некрасивые сцены – каждая фракция старалась сделать так, чтобы именно ее вариант решения спорного вопроса последним попал в красный премьерский портфель. Глава политического отдела и секретарь по политическим вопросам (оба– политические назначенцы) норовили увенчать каждый стратегический план бумажкой со своими соображениями, а личный парламентский секретарь и секретарь Кабинета министров (оба – госчиновники) торчали в офисе допоздна, чтобы последнее слово в политическом плане осталось за ними. Между тем на Даунинг-стрит, 10 требуется человек, способный уравновешивать политическую и чиновничью силы, прессу и стратегию, внутреннюю и внешнюю политику. Сам будучи политическим назначенцем с опытом госчиновника и дипломата, в делах внутренней политики я служил и вашим и нашим.

Название должности «глава администрации» позаимствовано у США, хотя сама должность существует в большинстве западноевропейских стран с демократическим строем. Глава администрации Елисейского дворца – фигура весьма внушительная, по значимости приближающаяся к премьеру; заседает сия фигура в одном из крыльев дворца. В Германии глава администрации незаменим для вечного коалиционного правительства, ибо председательствует на собраниях заместителей, каковые собрания предваряют слушания в Кабинете министров, и, таким образом, председательствуя, устраняет разногласия между двумя партиями. Работа эта – на полную ставку. Помню, как я впервые встретился в Бонне с Фрэнком Вальтером Штайнмейером, главой администрации при Шрёдере; Штайнмейер открыл чулан, примыкающий к его кабинету, и явил мне кровать, на которой спал не от случая к случаю, а практически каждую ночь, поскольку не йог отлучиться домой. Даунинг-стрит – определенно не Западное крыло, даром что создатели одноименного сериала в 2002 году обратились к британской теме[69]69
  Сериал о жизни обитателей Белого дома. Сериал об обитателях Даунинг-стрит (режиссер – Джонатан Майерсон) называется «Номер 10».


[Закрыть]. Джон Спенсер, актер, сыгравший главу администрации Белого дома по имени Лео МакГарри, попросил меня о личной встрече. Я был настроен скептически, однако агент уверил меня, что Спенсер не преследует цель сделать саморекламу, и я согласился. В качестве подготовки я посмотрел на видео несколько серий (раньше я был не в теме). Джон Спенсер оказался обаятельным человеком, мы долго беседовали о трудностях нашей работы – с той разницей, что мои трудности были реальные, а его – придуманные драматургом. Джон захотел сфотографироваться со мной, и мы снялись на фоне камина в «логове» Тони. Фотографию затем использовали в пиарском релизе (что и требовалось доказать); впрочем, вряд ли сериал нуждался в дополнительных анонсах.

Глава администрации должен пользоваться абсолютным доверием премьера, а этого в один день не достичь. Вполне объяснимый страх всякого занимающего эту должность – попасть впросак – и вылететь. Поначалу, когда я еще не успел завоевать полного доверия Тони, мне приходилось трудно. В 1998 году мне позвонил Майкл Леви, главный лейбористский сборщик средств на благотворительность, и сообщил, что меня хотят уволить. Дело было поздно вечером, я не знал, что предпринять, однако моя гражданская жена, Сара, предложила пойти к Алистеру, благо он жил по соседству. Мы сгребли в охапку нашу новорожденную дочь и вместе отправились за советом. Алистер разубеждал меня – правда, не слишком горячо; назавтра Тони сказал, что не имеет намерения увольнять меня. Несмотря на это, следующие несколько месяцев моей жизни прошли под знаком страха и тревоги. Всякий придворный время от времени впадает в немилость; теперь, перечитывая свой дневник, я только удивляюсь, как часто был на грани отставки. Для лидера вполне естественно желание уберечь своих придворных от греха самонадеянности; для этого он порой стравливает их. Придворным приходится учиться с этим жить.

С другой стороны, перманентный страх за свои тылы существенно снижает качество работы придворного. Я постепенно пришел к пониманию простого факта: отдельные мои решения будут отвергнуты премьером; это неизбежно. В 2004 году я записал в дневнике примерно следующее: для главы администрации премьера крайне важно смириться с мыслью, что босс будет поступать прямо противоположно его советам. Работа у главы администрации такая – терпеть. Несколько раз я сам по распоряжению Тони увольнял его сотрудников и советников-аутсайдеров – лишь для того, чтобы они после обращения к Тони были восстановлены в должности.

Первое время я стремился сопровождать Тони во всех заграничных поездках, чем демонстрировал чувство незащищенности и неуверенности. Тони, бывало, норовил отослать меня из аэропорта обратно на Даунинг-стрит; по его словам, я представлял собой любопытное сочетание неверия в свои силы и самонадеянности. И Тони, и Алистер нещадно дразнили меня по этому поводу. Со временем, обнаружив, что в заграничных поездках я только и делаю, что по мобильному телефону разруливаю лондонские ситуации, я понял: Тони абсолютно прав. Я перестал набиваться к нему, оставался в Лондоне – разве только намечались очень важные переговоры, которые требовали моего участия. Однажды меня высмеяли (вполне заслуженно) за решение обзавестись персональным ящиком для официальных бумаг, да еще с пафосной надписью «Главе администрации премьер-министра». Алекс Аллан шепнул: дескать, все личные секретари имеют такие ящики, значит, и мне надо. В первой же заграничной поездке этот ящик в руках Тони и Алистера настолько смутил меня, что по возвращении я задвинул ящик под стол, где он пылился следующие десять лет.

Доверительность в отношениях с лидером достигается постепенно. Наши с Алистером утренние визиты к Тони неизбежно вызывали у меня ассоциации с Версалем времен Людовика XIV. Бессчетное количество раз мы наблюдали Тони завтракающим; частенько он делал распоряжения, принимая ванну или одеваясь в туалетной комнате, под вводное «Джонатан, не поставьте в труд – передайте мне вон ту рубашку». У моего брата тоже есть подобный опыт – ему нередко готовила завтрак сама госпожа Тэтчер. В нагрузку к завтраку шел инструктаж. При нашей работе поневоле слушаешь телефонные разговоры правителя с членами Кабинета и иностранными лидерами. Тони никак не мог взять в толк, откуда мне столько известно. Когда бы я ни сослался на тот или иной его телефонный разговор, он реагировал вытаращенными глазами. Поначалу он старался удалять чиновников, чтобы не слушали его телефонные разговоры (особенно – с Гордоном Брауном), а сам звонил без посредства коммутатора. Потом привык. Такова судьба премьер-министра – он живет словно в аквариуме. Впрочем, статуса друга Тони я так и не добился. Глава администрации должен держать известную дистанцию со своим боссом, иначе остатков объективности лишится. Макиавелли справедливо отмечает: государю крайне трудно найти истинного друга или поддерживать дружеские отношения, зародившиеся еще до прихода к власти.

Между тем взаимное доверие необходимо. Помню, когда я работал в Северной Ирландии, мой автомобиль оснастили устройством, предупреждающим о взрывчатке. Это было сущее наказание. Устройство реагировало не только на взрывчатку; ни с того ни с сего начинало вопить. Я каждый раз дергался – да и как не дергаться; к машине подходил с трепетом, на ватных ногах. Однажды субботним днем 1999 года я отправился с семьей на прогулку в Риджентс-парк. Решили возвращаться домой, приблизились к машине, я открыл дверь – и тут мерзкая штуковина завыла. Я опустился на колени, заглянул под машину, не обнаружил ничего подозрительного. У нас было два варианта действий – рискнуть или дождаться саперов (которые обычно появляются часов через несколько). Я хотел ехать немедленно; Сара воспротивилась. Я решил позвонить Робби, личному водителю Тони, – Робби хорошо разбирался в подобных механизмах. Увы – как раз в это время он вез своего босса в Чекере, и мне пришлось объясняться с ним по мобильнику через Тони, который удобно расположился на заднем сиденье бронированного «ягуара». По совету Робби я стал проверять разные лампочки, однако Тони этот инструктаж вскоре наскучил, и он сказал что-то вроде: «Расслабьтесь, Джонатан, никакой бомбы нет», – и нажал «отбой». Я велел Саре с детьми отойти на несколько сотен ярдов, а сам завел мотор. Ничего не случилось. Вскоре позвонил Тони – узнать, взлетели мы на воздух или не взлетели.

Со временем я отчасти перевоплотился в Тони – стал думать, как он, и даже получал рубашки и галстуки «с барского плеча». К сожалению, костюмы Тони мне не годились. Еще будучи в оппозиции, он как-то облился чаем прямо перед публичным выступлением, и нам пришлось поменяться костюмами. Тони вполне приемлемо смотрелся в моем костюме, мои же голые лодыжки были открыты для всеобщего обозрения, ибо ноги Тони на три дюйма короче моих ног. Что касается моего брата, он, пока работал на Даунинг-стрит, 10, стал внешне походить на Маргарет Тэтчер – у него, например, волосы посветлели и попышнели. Наверно, советники заимствуют внешние черты и образ мыслей своих начальников подобно тому, как собаки приобретают сходство со своими хозяевами.

Кстати, для главы администрации это крайне важно – проникнуть в мысли лидера, с тем чтобы принимать вместо него угодные ему решения второго и третьего плана. В тех случаях, когда требовалось быстро решить вопрос, функцию точки соприкосновения с Тони для министров и старших чиновников (и конечно, для служащих с Даунинг-стрит, 10) выполнял ваш покорный слуга. Я понял, когда могу говорить от лица премьера; когда лучше отловить его на выходе из «логова», между встречами, и получить указания непосредственно из премьерских уст; когда следует дождаться основательной дискуссии. Гордон Браун, став премьером, сократил должность главы администрации из желания отличаться от своего предшественника – и напрасно. Отсутствие человека, способного принимать решения, оказалось палкой в колесе целой системы.

Разумеется, мне случалось ошибаться. Например, когда ушел на пенсию Майк Джексон, глава генерального штаба, Министерство обороны отправило на Даунинг-стрит резюме его предполагаемого преемника. Мы с Найджелом Шейнуолдом, советником Тони по вопросам внешней политики и обороны, решили, что не стоит беспокоить премьера из-за такой малости, как одобрение кандидатуры нового главы генштаба. Найджел написал в Министерство обороны, что Тони согласен, раз этого человека рекомендует Майк Джексон. Через несколько месяцев новый глава генштаба, Ричард Даннат, доставил нам серьезные неприятности – пока мы вели судьбоносные переговоры в колледже Сент-Эндрюс, в Северной Ирландии, он взялся критиковать нас на страницах «Дейли мейл». Тони посетовал на поведение Данната, я же, напрочь забыв о более ранних событиях, обвинил Тони: дескать, вы сами его назначили. Со мной даже не посоветовались, парировал Тони. Я поднял старые дела, выяснил, что Тони прав, извинился.

Допускал я и другие промахи, причем во множестве, особенно на первых порах. Например, в 1997 году, отмеченном гибелью принцессы Дианы, я находился в патриархальном Дорсете, где даже мобильник не ловил. Мы с друзьями доехали до холма Эггардон и решили прогуляться. В багажнике машины остался мой портфель, набитый секретными документами. Поблизости околачивались двое; я еще подумал: подозрительные типы, но вскоре забыл про них. Вернувшись с прогулки, мы обнаружили, что стекла в машине выбиты, а портфель исчез. Я позвонил в охрану на Даунинг-стрит, мне посоветовали обратиться в Особую службу Дорчестера. Прежде я понятия не имел, что в Дорчестере есть Особая служба, однако поехал, куда было сказано. С офицером этой службы я общался через небольшое окошко на задворках участка. Офицер вел записи. Выяснилось, что он смутно представляет себе, где находится Даунинг-стрит. Он спросил, каковы особые приметы нашей компании, десантировавшейся у холма Эггардон. Одна примета есть, обрадовался я, – со мной была беременная женщина. «Вы хотите сказать, ваша жена», – переспросил офицер. Гражданская жена, уточнил я; наши отношения не зарегистрированы. Этот факт он фиксировал на бумаге с нарочитой обстоятельностью. Что-нибудь еще, сэр? Да, сэр, с нами были две женщины с детьми. Помедлив, офицер осведомился насчет мужей этих женщин. У них нет мужей, отвечал я, это лесбийская пара из Голливуда. На этом пункте офицер бросил вести записи. Особая служба отправила в Дорсет полицейских, чтобы прочесали поля; ни портфель, ни документы так и не были найдены. В результате инцидента я проникся сочувствием к измотанным чиновникам, приговоренным всю жизнь искать забытые в поездах портфели с секретными документами.

Питер Мандельсон как-то в шутку назвал меня Дживсом[70]70
  Дживс Реджинальд – герой британского комедийного сериала «Дживс и Вустер» (1990—1993) по мотивам произведений П. Г. Вудхауса. Дживс (Стивен Фрай) – находчивый и обаятельный камердинер Берти Вустера (Хью Лори), глуповатого и трусоватого представителя золотой молодежи.


[Закрыть]. В этой шутке есть доля истины. Задача ведь не только в том, чтобы чистить хозяйские ботинки и прислуживать за обедом, – нужно еще выпутывать хозяина из неприятных ситуаций, а лучше – не допускать попадания в таковые. Хозяин будет прислушиваться к вашим советам, ибо уверен в вашей преданности, а также в том, что каждый совет рассчитан на конкретную ситуацию и преследует исключительно интересы хозяина. Время от времени я писал Тони служебные записки по целому ряду самых серьезных проблем – начиная с Ирака и заканчивая укрощением Гордона Брауна; излагал точку зрения, отличную от общепринятой, известной Тони от чиновников и министров. Теперь, перебирая эти записки (они хранятся в папках), я с удивлением обнаруживаю, что одни оказались пророческими, а другие, увы, бредовыми. Тони однажды упрекнул меня: дескать, вы, Джонатан, свои записки пишете единственно с целью в историю войти. Он ошибся. Я преследовал цель оспорить официальные советы, во множестве получаемые Тони. Моя скромная лепта не всегда принималась с благосклонностью; наверно, порой я бывал несносен. Я указывал Тони на спорные пункты; в ответ он оскорблял меня – а все же брал мои советы на заметку. Иногда предложения совершенно неожиданно всплывали в его выступлениях или беседах с министрами.

Главе администрации не годится иметь раздутое, выпуклое эго; стремление к славе также очень мешает. В первые годы работы на Даунинг-стрит я никогда не фотографировался для прессы. На газетной полосе помещался обыкновенно загадочный черный силуэт – или фото моего полного тезки, известного телепродюсера Джонатана Пауэлла. В конце концов, по настоянию Энджи, я позволил корреспонденту «Пресс ассошиэйшн» щелкнуть себя – о чем после жалел. Ибо нашу работу лучше всего делать, спрятавшись за гобеленом. Уполномоченный выполнить конфиденциальное поручение должен уметь передвигаться бесшумно, особенно если хочет один сыграть весь акт.

Желательно, чтобы работники Даунинг-стрит не отчитывались перед Парламентом. Был даже прецедент, избавивший нас от контактов со специальными комитетами; прецедент, который помог моему брату во время скандала с компанией «Уэстленд хеликоптерс»[71]71
  Скандал разгорелся, поскольку правительство не могло решить, кому передать ставшую убыточной компанию по производству вертолетов – европейцам или американцам. Хезелтайн был за спасительную сделку с европейскими компаниями, Тэтчер – за слияние с американской компанией «Сикорски».


[Закрыть], приведшего в 1986 году к отставке Майкла Хезелтайна, члена правительства Маргарет Тэтчер. К сожалению, Алистер Кэмпбелл свел результаты прецедента на нет – изъявил желание появиться в специальном комитете иностранных дел во время скандала с репортажем Гиллигана[72]72
  Согласно репортажу корреспондента Би-би-си Эндрю Гиллигана, по настоянию правительства Блэра в доклад об иракском оружии массового поражения был включен пункт о том, что Ирак может применить это оружие в течение 45 минут. По мнению Гиллигана, правительство не считало информацию достоверной, однако использовало ее для оправдания военной кампании в Ираке.


[Закрыть]. Я пытался отговорить Алистера, но он не внял, да еще и обвинил меня в трусости: мол, у вас-то, Джонатан, кишка тонка для этакого дела. Мудрый премьер-министр непременно создал бы новый прецедент. Публичные перепалки – занятие для избранных политиков, а не для придворных; последних не стоит превращать в политические фигуры.

Разумеется, отдельные скромные труженики недовольны своим закулисным положением – они рвутся на сцену. Макиавелли так описывает данное явление: «По замыслу природы люди таковы, что вожделеют иметь всякую вещь, однако не всякую вещь иметь могут; следовательно, желание обладать всегда превосходит силы, необходимые для обладания, и в результате люди недовольны ни тем, что имеют, ни положением, которое занимают». Перемещение сотрудника из-за кулис на сцену обычно не приводит ни к чему хорошему, ибо навыки, необходимые для первой роли, совершенно непригодны для второй, и наоборот. Эд Болле, например, за кулисами был крайне эффективен (Чезаре Борджиа оценил бы его по достоинству), зато на сцене выглядел нелепо. Второй весьма любопытный феномен заключается в том, что лица, умеющие давать советы, сами, оказавшись на сцене, не способны следовать советам, что порой заканчивается плачевно. В 1997 году я записал в дневнике: «Хочешь этим заниматься – не ищи свою фамилию в алфавитных указателях и не надейся стать прототипом самого себя в историческом фильме в исполнении кинозвезды».

Главный навык в нашей работе – способность жонглировать возможно большим количеством шариков; не дай Бог хоть один из них упадет. Мой личный опыт показывает, что максимальное количество кризисов, разруливаемых одновременно, – шесть; седьмой кризис – это уже перебор. Помню, я сидел за письменным столом в окружении телевизоров, включенных на разных новостных каналах, отслеживал в интернете новости компании «Пресс ассошиэйшн», получал сообщения по электронной почте, отвечал на звонки с просьбами и без конца принимал решения самого широкого спектра – то насчет разведданных о перемещении войск в Сербии, то насчет министерских «ягуаров» – заменять их на «БМВ» или не заменять. Я чувствовал себя первым помощником на супертанкере – приходилось глядеть в оба, чтобы не раздавить какой-нибудь катерок и не сбиться с курса, заданного капитаном. Моя должность не предполагала отдыха. То есть вообще не предполагала. Сара всегда могла определить, что я приближаюсь к дому – минут за пять до моего появления начинали трезвонить телефоны. Вечера и уикэнды ничем не отличались от рабочих дней, разве только проходили дома, а не в офисе. Я отвечал на телефонные звонки, получал факсы; в прямом смысле – одной рукой укачивал дочку, другой прижимал к уху мобильник. В первые годы на Даунинг-стрит я работал с семи утра до одиннадцати вечера; впрочем, такой график неприемлем для лиц, намеренных задержаться в должности. Успешные главы администрации в Белом доме занимаются медленным самоуничтожением – работают с пяти утра до десяти вечера без выходных. Но разве измотанный человек способен принять разумное решение? Будущим главам администрации могу посоветовать: контролируйте себя, сдерживайте порывы; высыпайтесь. Вообще настройтесь на марафон, а не на спринт.

Очень важна уверенность в собственных силах. Главе администрации не пристало объяснять премьер-министру, почему нельзя провести тот или иной проект – для подобных объяснений существуют госчиновники. А от главы администрации требуется воплощать в жизнь желания премьера; впрочем, инструкции его не следует воспринимать слитком буквально. Передо мной, в частности, всегда был пример моего далекого предка, который слишком рьяно бросился исполнять волю своего господина. Я говорю о сэре Хью де Морвилле, одном из четырех рыцарей, что ошиблись с номинальной ценой фразы Генриха II: «Каких же ничтожных трусов и предателей я кормил и призрел в моем доме, что они позволяют подлому попу оскорблять их господина?»[73]73
  Фраза зафиксирована в хронике Эдварда Грима, современника архиепископа Кентерберийского Томаса Бекета (также известного как Фома Кентерберийский).


[Закрыть]. Четверо рыцарей прикончили Томаса Бекета в Кентерберийском соборе, ибо полагали, будто именно на это Генрих II и намекал, и очень удивились, когда их осудили. Морвиль в наказание был отправлен папой в крестовый поход. Прах его покоится в Иерусалиме, под плитами мечети аль-Акса. Так что на поспешные распоряжения лидера следует реагировать глубоким раздумьем; выжидать – вдруг лидер переменит решение?

В вопросах управления политические лидеры, как правило, совершенно беспомощны. Они имеют тенденцию нанимать двух, а то и трех человек для выполнения одних и тех же функций; забывать, что уже дали поручение, и давать его вновь – другому человеку. Они зачастую слабо разбираются в профессиональной пригодности кандидата и из года в год промахиваются при найме ответственных сотрудников. Глава администрации должен по мере сил избавлять своего босса от всяких управленческих обязанностей, с тем чтобы босс без помех определялся с собственным мнением, измышлял политические стратегии и произносил речи.

В обязанности главы администрации, помимо прочего, входит доведение дурных новостей до сведения премьера. Тони нередко упрекал меня: по его мнению, я преподносил каждую дурную новость прямо-таки со смаком. Якобы в моих глазах особый блеск появлялся – сразу было видно, что случилось нечто скверное, о чем я сейчас и поведаю. Помню, в 1998 году мы с Алистером поймали Тони в коридорчике Номера 10, на выходе из уборной, и сообщили, что Питер Мандельсон занял денег у Джеффри Робинсона (поступок, приведший обоих к отставке)[74]74
  Мандельсон получил беспроцентный кредит на 373 000 фунтов от миллионера и члена Парламента от лейбористов Джеффри Робинсона на покупку дома в Нотгингхилле. Уже через десять месяцев Мандельсон был назначен министром по делам Северной Ирландии (вместо Мо Моулем).


[Закрыть]. Как правило, на переваривание плохой новости требуется время. Обычно мы возвращались в «логово», отменяли все встречи и совещания и садились изучать подробности дела.