355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джонатан Линн » Да, господин Премьер-министр. Из дневника достопочтенного Джеймса Хэкера » Текст книги (страница 35)
Да, господин Премьер-министр. Из дневника достопочтенного Джеймса Хэкера
  • Текст добавлен: 9 сентября 2016, 18:58

Текст книги "Да, господин Премьер-министр. Из дневника достопочтенного Джеймса Хэкера"


Автор книги: Джонатан Линн


Соавторы: Энтони Джей
сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 43 страниц)

– Дороти, – торжественно произнес я. – Я горжусь тем, что стану тем самым человеком, который подарит эту совершенно новую систему нашей стране! Как, по-вашему, мы ее назовем?

– Демократия, – просто сказала она, и ее голубые глаза засверкали.

Вспоминает сэр Бернард Вули:

«Парадоксально, но факт: Уайт-холл, в каком-то смысле самая секретная четверть мили во всем мире, на деле как самое настоящее решето. Поэтому очень скоро узнав о том, что Дороти Уэйнрайт по собственной инициативе порекомендовала премьер-министру некие идеи профессора Мариотта, сэр Хамфри Эплби тут же пригласил меня зайти к нему в кабинет после работы на „рюмку чая“.

Хотя к тому времени содержание упомянутой статьи профессора Мариотта в принципе мне тоже было известно, возможные последствия этой теории в более широком плане до меня, должен признаться, дошли тогда не сразу. Скорее всего, по причинам моей относительной незрелости по сравнению с многоопытным стариной Хамфри. Поэтому, когда он затронул этот вопрос, я высказался в том духе, что наша система местного самоуправления давно нуждается в реформировании.

По выражению его лица было видно, что мне не следовало бы выражаться столь определенно. То есть надо было постараться сохранить интригу. Я, само собой разумеется, тут же попытался исправить ошибочное впечатление, сказав, что само по себе реформирование местного самоуправления особых возражений у меня пока не вызывает. Но поскольку выражение его лица оставалось неизменным, я счел необходимым добавить, что вообще-то, как мне кажется, против подобного рода реформы вполне могут иметься и весьма убедительные аргументы. Я был искренне признателен ему за то, что он не попросил меня уточнить эти убедительные аргументы, потому что, честно говоря, не имел о таковых ни малейшего понятия. Боже, каким же все-таки дураком я тогда был!

Хамфри, как и следовало ожидать, заранее продумал все в свойственной ему манере не упускать никаких мелочей. Как только мы создадим по-настоящему демократическую систему местного самоуправления, объяснил он, они на этом не остановятся. Будут требовать все больше и больше власти, в которой политики наверняка побоятся им отказать.

Неизбежный результат – региональное правительство! От которого ничего хорошего ждать не приходится. Во всяком случае, так вам сказал бы любой, кто работает в Уайт-холле. Позвольте привести вам простой пример: допустим, где-то в Ноттингеме имеется свободная земля, на практическое использование которой претендуют два конкурирующих субъекта. Скажем, некий госпиталь и аэропорт. Тогда наш modus operandi будет состоять в том, чтобы прежде всего создать соответствующий межведомственный комитет. Именно таким образом мы всегда поступали, а значит, именно так должны поступать и в будущем.

Членам данного комитета потребуется по меньшей мере несколько месяцев напряженной работы, чтобы скоординировать и учесть интересы всех заинтересованных сторон: министерства здравоохранения, министерства образования, министерства транспорта, казначейства, управления по охране окружающей среды и так далее, и тому подобное… Нам придется рассматривать сотни отчетов, проводить множество совещаний, вносить предложения, обсуждать их и должным образом пересматривать, отвечать на различные запросы, соглашаться с ними или отвергать… В общем-то, совершенно обычная вещь.

Хотите знать, почему все это делается? Да просто потому, что в конечном итоге все это обычно приводит к принятию зрелого и ответственного решения. А вот если бы этим пришлось заниматься региональному правительству, то они решали бы все сами у себя в Ноттингеме. Может быть, всего за три-четыре встречи. Как такое возможно? По одной простой причине – они любители!

Вы, конечно, можете возразить – как и я во время того самого разговора с Хамфри, – что поскольку это их город, то и право на это принадлежит именно им. Это было бы большой ошибкой по следующим трем причинам:

Во-первых: Откуда им знать, что следует делать, а что нет?

Во-вторых: У Уайт-холла осталось бы так мало работы, что министры вполне смогли бы справляться с ней и без нашей помощи. И, следовательно, намного меньше власти осталось бы у нас, служащих государственного аппарата.

В-третьих: Хотя само по себе уменьшение власти госслужбы не имеет особого значения – лично мне властолюбие всегда несколько претило (здесь вполне уместно было бы напомнить читателю, что на заслуженную пенсию сэр Бернард ушел, будучи главой государственной службы – Ред.), – неизбежным следствием такового уменьшения власти было бы ее неоправданное увеличение в руках совсем не тех, не правильных людей.

После объяснений сэра Хамфри я сразу же осознал ошибочность своего подхода. В самой верхней части перечня таких неправильных, но наделенных властью, людей в основном политики всех мастей – как местного, так и национального масштаба.

Сначала мне показалось, что я нашел слабое звено в его аргументации: поскольку политики назначались на такие места по воле самых обычных обывателей, мне было не совсем понятно, как там вообще могли оказаться не те люди. Ведь при демократии вся власть должна принадлежать избирателям, разве нет?

Тут сэр Хамфри меня поправил. Причем вовремя и по существу.

– Мы с вами в британской демократии, Бернард, а это совсем другое дело. Британская демократия признает необходимость четкой системы, которая должна защищать наиболее важные вещи, такие как, например, искусство, природа, закон, университеты, и следить за тем, чтобы они не оказались в руках варваров. И то, и другое! Мы и есть эта система.

Конечно же он прав. Тысячу раз прав! Мы, государственная служба, способствуем развитию цивилизованной меритократии, обеспечиваем гладкое, бесперебойное функционирование правительственной машины, лишь время от времени нарушаемое общими выборами. Мы с 1832 года настойчиво и последовательно отлучаем избирателей от практического участия в государственном управлении и сейчас уже дошли до такого положения, когда они голосуют не чаще одного раза в пять лет, только чтобы определить, какой шайке политических клоунов доверить очередную попытку помешать эффективной деятельности нашей системы.

Чем больше доводов приводил мне сэр Хамфри, тем больше вспыхивало мое лицо от смущения и тем чаще мне приходилось стыдливо опускать голову.

– Неужели вам хотелось бы, чтобы наш Озерный край превратили в гигантский кемпинг для автотуристов? – обвиняющим тоном вопрошал он. – Или сделали из Королевской оперы центр по проведению лотерей, а из Королевского национального театра – оптовый склад для продажи антикварных изделий?

– Вообще-то он так и выглядит, – заметил я, но моя вполне невинная ремарка, похоже, серьезно затронула его чувства.

– Вообще-то, чтобы подобного никто никогда не посмел говорить, архитектор получил от нас рыцарство! – Я досадливо прикусил губу. – А может, предпочитаете, чтобы „Радио-три“ передавало дешевую поп-музыку двадцать четыре часа в сутки? А что бы, интересно, вы почувствовали, если бы по телевидению перестали показывать культурные программы?

– Не знаю, сэр. Лично я никогда их не смотрю.

– Я тоже, – согласился со мной Хамфри. – Но для меня крайне важно знать, что их там показывают!

Наша в высшей степени поучительная встреча закончилась, но кое-что для меня по-прежнему оставалось неясным. Ведь, насколько мне было известно, Джим Хэкер и до своего избрания премьер-министром и после этого неоднократно заявлял о своем твердом намерении заняться реформированием государственной службы.

Поскольку он был должным образом избран и, значит, в полном соответствии с демократическими принципами назначен премьер-министром, я считал, что, независимо от того, надо ли нам было реформировать местное самоуправление или нет, мы были просто обязаны реформировать государственную службу. И если реформа местного самоуправления неизбежно вела к региональному правительству и, значит, к реформе госслужбы, то оказать в этом посильную помощь, наверное, наш святой долг.

Соответственно, я собрался с духом и изложил вышеуказанные соображения в письме сэру Хамфри. Позже он поведал мне, что порвал его в клочья. Думаю, это было сделано из чувства доброты и понимания того, что попади мое письмо в официальное досье, у меня не осталось бы ни малейшего шанса хоть когда-либо достичь головокружительных высот постоянного заместителя. Я буду вечно признателен ему за его благородство и дальновидность.

Но зато я сохранил рукописный ответ сэра Хамфри (рукописный, чтобы в офисе не было его копии – Ред.), который вы, если пожелаете, можете полностью или частично опубликовать».

(Мы, естественно, с благодарностью приняли любезное предложение сэра Бернарда и полностью приводим это редкое личное послание секретаря Кабинета ниже. – Ред.)


«12 Ноября

Дорогой Бернард!

Заявления нашего премьер-министра о своих намерениях что-либо реформировать не имеют ни малейшего отношения к государственной службе, поскольку его высказывания совершенно не означают, что он на самом деле этого хочет.

Вы, конечно, можете спросить, чего же он хочет на самом деле. Более совершенную Британию? Да. Более хорошую погоду? Да, и ее тоже. Но что же тогда составляет главную цель всех политиков, что становится их навязчивой идеей, не давая им покоя ни ночью, ни днем? Ответ крайне прост – популярность! Популярность, слава, реклама, их лица по телевизору, голоса на радио, фотоснимки в газетах. А почему? Нет, совсем не потому, что это их согревает. Ведь согревает же их дорогое шампанское, однако оно, тем не менее, не становится их навязчивой идеей…

Нет, популярность становится для них жизненной необходимостью прежде всего потому, что им страстно хочется, чтобы их переизбирали снова и снова! Власть – это слава и великолепие, значимость в глазах общества и своих собственных, личные шоферы и возможность в любое время давать интервью самому Терри Вогану. Оппозиция же – это бессилие и незначительность, это когда на светских раутах вас спрашивают, знаете ли вы, кто такой сэр Робин Дей.

Таким образом, фактически единственная задача любого правительства – быть в очередной раз переизбранным. А поскольку в избирательных округах из 60000 жителей с правом голоса люди практически лишены возможности знать своих представителей в лицо, им приходится принимать решение на основе того, как им это преподносится по радио, телевидению и в газетах. Соответственно, они без особых возражений проголосуют за любого придурка, которого в качестве своего кандидата выберет несколько десятков бонз из местной политической партии.

Короче говоря, фактически политики не представляют своих избирателей, и вся их работа сводится к тому, чтобы изображать кипучую общественную деятельность, представлять себя в ореоле славы и непрерывно растущей популярности.

Исходя из сказанного, мы должны прежде всего спросить: что ИМЕННО политики хотят от государственной службы?

1. Реклама. Они хотят максимального освещения в СМИ всех хороших дел, которые они сотворили (или думают, что сотворили). Именно для этого у нас в Уайт-холле трудится свыше тысячи пресс-атташе, а мы, в свою очередь, помогаем им готовить программные выступления, аналитические статьи и организовывать специальные фотосъемки.

2. Секретность. Им нужна максимальная секретность в отношении всего, что могло бы быть использовано против них самих. Во многом именно для этого в свое время был принят Закон о государственной тайне. Этим же объясняется и наше неуемное стремление засекречивать чуть ли не каждый документ – от технических спецификаций „трайдента“ до процедуры чаепития при дворе Ее Величества

3. Информация. Они хотят, чтобы мы увековечивали миф об их якобы демократическом избрании. Вот почему в наши обязанности входит помощь им в подготовке сценариев для различного рода шарад типа парламентских слушаний. Мы также пишем служебные и аналитические записки для Кабинета, чтобы ПМ мог своевременно информировать своих коллег о тех событиях, которые они, возможно, пропустили в прессе и/или иных СМИ.

4. Правительство. Без нас они просто не в состоянии управлять страной. Это наиважнейшая задача из всех возможных, однако у политиков нет для этого ни образования, ни квалификации, ни практического опыта. Разно как и интереса к этому многотрудному и весьма утомительному занятию.

5. Видимость. Мы нужны им для поддержания видимости, будто они сами принимают все решения, а мы всего лишь выполняем их распоряжения. В силу чего они снимают с наших плеч множество утомительных обязанностей, таких, скажем, как:

(а) официальные банкеты;

(б) торжественное открытие памятников;

(в) запуск новых проектов;

(г) прием иностранных делегаций и т. д., и т. п.

Таким образом, особого желания реформировать государственную службу у политиков объективно нет и не может быть. В соответствии с нашей современной политической системой мы делаем именно то, что эта система от нас и требует. Мы делаем все, что им нужно, причем делаем это, должен заметить, просто великолепно.

Отсюда неизбежно следует – с той неумолимой последовательностью, с какой день сменяет ночь, – что если премьер-министру на самом деле захочется реформировать государственную службу, ему придется сначала реформировать саму политическую систему.

Но разве такое возможно? Ведь именно эта система и сделала его таким, какой он есть. Кто же в здравом разуме будет откидывать лестницу, по которой забрался наверх! Особенно если продолжаешь на ней стоять…

Тот факт, что он предложил это много лет тому назад, когда еще был в оппозиции, легко объясним. Оппозиция всегда горит желанием изменить систему, которая не допускает их к власти. Но только до тех пор, пока ей самой не удается эту власть получить. И вот тогда они делают все возможное, чтобы оставить эту систему, как она есть. Например, никому из действующего института государственной власти никогда и в голову не приходило изменить электоральную систему в пользу пропорционального представительства. И хотя любая оппозиция громогласно обещает отменить закон о гостайне, но как только придет к власти, – все. Ни одно правительство до сих пор этого не сделало.

И самое главное, Бернард, не забывайте: обеспечивать правильный взгляд премьер-министра на ход событий – наша прямая задача. Причем это не только в его собственных интересах. Кроме того, в этом мы не одни. На нашей стороне, как вы сами сможете убедиться, и сам профессор Мариотт, и даже Агнесс Мурхаус.

Всегда ваш,

X. Э.».

(Бернард Вули весьма бережно отнесся к этому посланию, со временем ставшим для него одним из символов веры, на основе которой он искренне помогал министрам и, само собой разумеется, премьер-министрам лучше понимать их истинное предназначение.

Пока он долго и мучительно размышлял над заключительным параграфом этого послания, не совсем понимая, как в данной ситуации профессор Мариотт и Агнесс Мурхаус могли бы стать их союзниками, сэр Хамфри снова встретился с последней, о чем тоже сделал соответствующую запись в своем личном дневнике. – Ред.)


«Вторник 13 ноября

Сегодня еще раз встретился с мисс Мурхаус. При этом заранее твердо решил быть с ней предельно вежливым и учтивым, ни в коем случае не позволяя себе сорваться и выйти из образа. Поэтому когда в ответ на мою признательность за то, что она сочла возможным найти время на встречу со мной, она, не стесняясь в выражениях, поправила меня – „то есть напрасно потратить время“, – я не поддался искушению ответить ей тем же.

Вместо этого я прямо и открыто сообщил ей, что премьер-министр весьма обеспокоен ее отношением к полиции и даже намерен предложить масштабную реформу системы местного самоуправления. В частности:

(а) создание института представителей улицы;

(б) образование избирательных микрорайонов, состоящих из приблизительно 200 семей;

(в) выбор кандидатов в органы местной власти всем электоратом.

Затем я передал ей весь план с деталями. Бегло пробежав его глазами, она, естественно, пришла в ужас.

– Он же подрывает саму основу нашей демократической системы!

– Иными словами, ваши избиратели не согласны с вашей политикой? – уточнил я.

– Как это не согласны? – возмутилась мисс Мурхаус. – Они были бы полностью согласны, если бы только смогли понять, что за этим может последовать. Но обычные избиратели всего лишь простые люди и не в состоянии ни достаточно четко сформулировать свои насущные потребности, ни адекватно проанализировать реальные проблемы. У них нет нужной подготовки. Откуда им знать, что для них хорошо, а что плохо? Им нужен грамотный и достойный их поводырь. Который точно знает, куда вести свою паству.

– А вам не кажется, что людям такое лидерство может, как бы это помягче выразиться, не совсем понравиться?

Она на секунду задумалась, но затем решительно заявила:

– Просто люди не всегда понимают, что им требуется.

– Да, с вами трудно не согласиться, – с легкой улыбкой подтвердил я и, заметив на ее лице искреннее удивление, терпеливо объяснил, что государственная служба всегда проводила политику такого ненавязчивого руководства и что именно поэтому была в состоянии сохранять и упрочивать свое лидирующее положение. Да, мы сделали нашу страну тем, чем она стала сейчас, но… голосовать за нас никто никогда не будет.

Таким образом, мы поняли, что у нас много общего. Мы оба, Агнесс и я, хорошо знаем, что правильно для нашей страны. По нашему обоюдному убеждению, главное – это, во-первых, чтобы управлением занималась небольшая группа подготовленных для этого людей, которая позволяла бы остальным каждые несколько лет проводить общие выборы, и, во-вторых, чтобы избиратели как можно меньше знали тех, за кого голосуют, и значит, меньше набирались бы от них глупых, а иногда и весьма опасных идей.

В этот момент мисс Мурхаус вдруг обнаружила понимание, которое она, естественно, приписывала своему интеллекту, хотя на самом деле к этому ее все это время расчетливо и тактично подводил ваш покорный слуга.

– Хамфри? – многозначительным тоном обратилась она ко мне.

– Да, Агнесс? – Наш разговор принимал все более и более доверительный характер.

– А знаете, у меня такое предчувствие, что это может закончиться катастрофой и для вас тоже.

Я как можно доходчивей объяснил, что поскольку советы микрорайонов неизбежно привели бы к региональному правительству, надо во что бы то ни стало остановить премьер-министра.

Она удивленно заморгала глазами – очевидно, ей впервые пришла в голову здравая мысль, что остановить ПМ и в моих интересах тоже, но для этого мне потребуется ее помощь.

Я попросил ее предоставить мне письменные заверения в том, что преследования полицейских Хаундсворта будут немедленно прекращены, и она, теперь уже не раздумывая, обещала написать соответствующее письмо, гарантирующее, что правоохранительные органы не будут обязаны применять „более демократические процедуры“ в своей каждодневной работе.

Наша встреча завершилась самым дружеским образом. На прощанье она сказала, что в моем лице революция потеряла верного и незаменимого бойца. Я, в свою очередь, заметил, что в ее лице государственная служба тоже потеряла верного и незаменимого руководителя. На том мы и расстались. Искренне довольные друг другом».

(Продолжение дневника Хэкера. – Ред.)
14 ноября

Оказывается, на сегодня у меня была запланирована встреча с профессором Мариоттом, о которой я даже не догадывался. Очевидно, инициативу проявил секретарь Кабинета.

– Наверное, он считает, что разговор с профессором поможет вам лучше понять его проект, господин премьер-министр, – предположил мой главный личный секретарь.

Однако Дороти тут же заметила, что у Хамфри наверняка имеются скрытые мотивы.

– Почему? – спросил я.

– Иных мотивов у сэра Хамфри не бывает, – просто ответила она.

– На самом деле? – Я повернулся к Бернарду. – Тогда как, по-вашему, он относится к этим реформам?

Его ответ прозвучал весьма туманно.

– Ну, думаю… то есть, нет, уверен, что если… если это то, что вам бы хотелось, то… э-э-э… то тогда, сэр Хамфри, скорее всего…

– Категорически против? Ладно. Попросите его зайти сюда в любом случае. Вместе с профессором Мариоттом.

Когда Хамфри вошел, всем первым делом бросилось в глаза, что Мариотта с ним не было.

– А где же ваш профессор? – не скрывая удивления, спросил я.

– В вашей приемной, господин премьер-министр, – с готовностью объяснил он. – Пригласить?

– Чуть попозже, Хамфри. Сначала скажите, пожалуйста, каково ваше мнение об этом проекте реформирования местного самоуправления.

– Мое мнение? Полагаю, это великолепный способ внедрить по-настоящему демократический элемент в систему управления Британией.

Интересно, что он имеет в виду?

– Хотите сказать, вы «за»?

– Он этого не говорил, – ответила вместо него Дороти.

Хамфри не обратил на ее слова никакого внимания. Как будто моего главного политического советника здесь просто не было.

– Господин премьер-министр, если вы действительно хотите иметь полностью демократическую систему правления, можете смело рассчитывать на мою безусловную поддержку… Кстати, разрешите пригласить профессора Мариотта?

Профессор оказался высоким, вполне симпатичным парнем, который от смущения все время поправлял свой галстук-бабочку. Мы пожали друг другу руки, обменялись обычными в таких случаях банальными любезностями, а затем секретарь Кабинета наконец-то перешел к делу.

– Профессор подготовил к публикации продолжение известной вам статьи. Причем еще более интересное.

Я попросил рассказать мне об этом несколько поподробнее.

– Да-да, – поощрил его Хамфри, – расскажите господину премьер-министру о выгодах, которые ваш новый подход сулит парламенту.

Эта просьба профессора очень обрадовала.

– Понимаете, в соответствии с моей новой схемой каждый микрорайон будет иметь пятьсот уличных представителей, и член парламента от соответствующего избирательного округа сможет регулярно общаться с ними всеми в одном большом зале.

– Это поможет им лучше друг друга узнать, – с готовностью добавил Хамфри.

– Вот именно! – Профессор Мариотт довольно закивал головой. – А затем они смогут рассказать о нем людям со своей улицы. Так сказать, из уст в уста. Более надежной репутации для члена парламента и не придумаешь!

Лично мне все это казалось довольно интересным, зато Дороти отнеслась к этому весьма прохладно.

– А в чем, скажите, будет заключаться роль партий? – с милой улыбкой поинтересовалась она.

Глаза Мариотта даже засветились от радости.

– Да в том-то все и дело, что ни в чем! – с энтузиазмом воскликнул он. – Партийные организации останутся как бы в стороне, тем самым делая членов парламента совершенно независимым звеном.

Я пришел в ужас, а он как ни в чем ни бывало продолжал:

– Видите ли, если они лично известны всем избирателям округа или хотя бы их соответствующим представителям, то тогда ни переизбрание, ни непереизбрание депутатов уже не будет зависеть от партийной поддержки. Все будет зависеть только от мнения самих избирателей, от того, удовлетворены ли они работой своих членов парламента или нет.

Увидев выражение моего лица, Хамфри ободряюще улыбнулся и дополнил, что если это воплотится в реальность, то тогда, перестав зависеть от партийной машины, депутаты вполне могут проголосовать даже против своей собственной правительственной партии, и им ничего за это не будет.

– Вот именно! – охотно подтвердил профессор. – И поскольку нужда в «официальных» кандидатах сама собой отпадет, результаты выборов или, что еще важнее, перевыборов будут зависеть не от имиджа партийного лидера, а от репутации каждого отдельного депутата. Практически это будет означать конец бездушной партийной машины. Конец власти партийных «кнутов»!

Звучало все это, конечно, красиво и современно, но сможет ли столь необычная система работать? И если да, то как? Лично мне это было не совсем понятно. Вернее, совсем непонятно.

– Ну а как… как, интересно, правительство сможет провести важное для страны, но непопулярное для населения решение, если у него нет возможности кое-кому выкрутить руки? Даже для блага нации! И как тогда прикажете обеспечивать требуемое большинство?

Простой и предельно ясный ответ Мариотта не заставил себя ждать.

– А никак! И это самое главное. При новой системе приказным порядком большинство не обеспечить, его можно будет только заслужить! Как, например, в 1832, когда округ депутата составлял не более 1200 избирателей, и закон можно было принять только при наличии большинства голосов в парламенте. А его члены голосовали «за», только если их избиратели тоже были «за». Теперь с вашей помощью наш парламент снова станет по-настоящему демократическим.

Я не верил своим ушам. Могло ли кому-либо в здравом разуме прийти в голову обратиться к премьер-министру Британии с подобного рода предложением? Разве что какому-нибудь ученому, у которого давно поехала крыша… Ладно, с этим все ясно! Пусть возвращается туда, откуда пришел. В свой сказочный мир счастливых грез и заумных сновидений.

– Хорошо, профессор, – прервал я его восторженное словоблудие. – Мы искренне вам признательны. Увлекательно, очень увлекательно, ничего не скажешь. – Я встал и крепко пожал ему руку.

Он был не менее искренне удивлен. Настолько, что на его высоком лысеющем лбу появились жирные капельки пота.

– О, э-э-э… благодарю вас, господин премьер-министр, благодарю, – растерянно промямлил он, и прежде чем ему удалось прийти в себя и продолжить свою ахинею, Бернард вежливо, но решительно проводил его к выходу из моего кабинета.

Не успела за ним с мягким стуком закрыться тяжелая дверь, как с милой улыбкой Хамфри произнес:

– Ну разве это не замечательно, господин премьер-министр? Настоящая демократия, поздравляю вас! – Он сложил руки вместе и почему-то радостно потер ладошки.

Я, не обращая внимания ни на его непонятное ликование, ни на него самого, повернулся к Дороти.

– Он что, не шутит? Такое действительно возможно?

– Увы, господин премьер-министр. – Она сочувственно пожала плечами. – Боюсь, что да, вполне возможно.

У меня все поплыло перед глазами. Члены парламента будут голосовать, как им хочется? Но это же недопустимо!

– Совершенно верно, господин премьер-министр, точно также было после принятия в 1832 году закона о реформах, – невозмутимо подтвердил секретарь Кабинета.

Тем не менее, я попытался объяснить ему (как будто ему об этом не было известно!), что вся наша система зависит от того, что наши депутаты голосуют именно так, как того требует премьер-министр.

– Если же произойдет непоправимое, им придется следовать воле своих избирателей!

– Или велению своей совести, – охотно добавил Хамфри.

– Вот именно! – подтвердил я, невольно подражая этому чертову профессору. И повернулся к своему главному политическому советнику. – Дороти, вся эта схема абсолютно неприемлема.

В ответ она спросила, как в таком случае быть с проблемой Агнесс Мурхаус и ее отношением к местной полиции. Я несколько замялся, не зная, что сказать, однако, к моему глубочайшему удивлению и, надо честно признаться, к радости и огромному облегчению, оказалось, что у Хамфри уже имелось вполне приемлемое решение этой досадной проблемы.

– Мне пришлось с ней встретиться еще раз, господин премьер-министр, и мы обо всем договорились. Вот, ознакомьтесь, пожалуйста. Здесь все изложено достаточно просто и с предельной полнотой. И он протянул мне листок с текстом меморандума.

(По счастью, упомянутый меморандум был найден буквально рядом с магнитофонной кассетой, на которую начитывалась эта глава, поэтому мы с удовольствием воспроизводим его ниже. – Ред.)

«14 ноября

В ходе определенных неформальных обсуждений, включавших в себя полный и откровенный обмен мнениями, приведших к ряду предложений, которые после взвешенного анализа оказались достаточно продуктивными, ведя к позитивному пониманию того, что в определенных обстоятельствах альтернативная стратегия действий способна претерпевать некоторые опосредствованные модификации, которые так или иначе способствуют переоценке первоначальных вероятностных различий, тем самым указывая путь к сотрудничеству и, соответственно, достижению возможных компромиссных решений, которые, в случае обоюдной готовности к взаимоприемлемым уступкам и наличия достаточно благоприятного психологического климата, вполне могли бы результироваться в виде разумной возможности для достижения более или менее удовлетворительного решения обсуждаемого вопроса.

X. Э.».

(Продолжение дневника Хэкера. – Ред.)

Я долго, как завороженный, смотрел на этот листок. Затем затравлено посмотрел на секретаря Кабинета.

– Простите, не могли бы вы пересказать мне его содержание? Хотя бы вкратце.

– Вкратце? – удивленно переспросил он и ненадолго задумался. Даже нахмурил брови. – Если вкратце, то… Мы договорились.

Он договорился? Договорился с Агнесс Мурхаус? Невероятно. Невероятно и потрясающе! В это, конечно, трудно поверить, но…

– И как же все-таки вам это удалось?

Сэр Хамфри застенчиво улыбнулся.

– Видите ли, господин премьер-министр, наша старая добрая система имеет не только минусы, но и свои плюсы.

Я откинулся на спинку стула. Что ж, кризис, похоже, миновал. Теперь можно и расслабиться.

– Конечно же имеет, кто же спорит, – не скрывая облегчения, согласился я. Тем более что больше у меня вопросов не оказалось.

Зато оказались у него.

– Так… как насчет плана профессора Мариотта, господин премьер-министр? – Впрочем, суть моего ответа была ему предельно ясна.

– Лично мне кажется, что для демократии тотального масштаба наша страна еще не совсем готова. А вам? – Он печально покачал головой. – Может, в следующем столетии?

– В следующем столетии вы, возможно, все еще будете премьер-министром, – напомнила мне Дороти.

Я пожал плечами.

– Что ж, тогда через столетие?

– Да, господин премьер-министр, – согласился Хамфри. Не скрывая своего удовольствия.

Собственно, довольны были мы все трое – секретарь Кабинета, мой главный политический советник и, само собой разумеется, я сам. Наконец-то снова друзья!


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю