Текст книги "Да, господин Премьер-министр. Из дневника достопочтенного Джеймса Хэкера"

Автор книги: Джонатан Линн

Соавторы: Энтони Джей
сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 43 страниц)

Покончив с этим, мы занялись ЕЭС. Сложная, по-настоящему запутанная проблема. Я не могу допустить никаких нападок на них, потому что для меня крайне важно получить соглашение о сокращении квот. Иначе все эти чертовы европейцы снова объединятся против меня. – Нужно продемонстрировать самую искреннюю приверженность нашим друзьям в Европе, при этом оставаясь твердыми и последовательными в нашей непоколебимой решимости добиваться справедливого решения для Британии, – подсказала мне Дороти. Она просто великолепна!

Наконец дошла очередь до экономики, моей самой большой головной боли. Тут, как ни крути, вообще ничего хорошего. Одна только мысль о необходимости публично изображать хорошую мину при плохой игре приводила меня в отчаяние.

Дороти со свойственным ей оптимизмом постаралась меня утешить.

– Что-нибудь да найдем, господин премьер-министр.

Я спросил ее, следует ли ожидать очередных плохих новостей во время проведения нашей партийной конференции.

– Зачем спрашивать меня? Кажется, не мне, а вам на стол кладут секретные документы казначейства.

– Речь совсем не об этом, Дороти – Я тяжело вздохнул. – Речь об этом чертовом банке «Филипс Беренсон».

– Ах, вот оно что, – совершенно нейтральным тоном произнесла она, ухитряясь при этом выглядеть такой же свеженькой и обаятельной, как всегда – изящная, невозмутимая и мудрая блондинка. Один ее вид не вольно заставляет меня искренне сожалеть, что в детстве у меня не было нянюшки.

– Ну и какие мысли у вас все это вызывает? – спросил я, усилием воли отогнав от себя неожиданное наваждение.

– Никаких, кроме подозрения.

– Интересно, почему?

– Потому что… – Она на секунду задумалась. – На это меня наводят заявления председателя лондонской биржи, председателя ассоциации клиринговых банков и председателя Английского банка.

Ее слова меня весьма озадачили.

– Но ведь, кажется, никто из них пока не делал никаких заявлений.

Дороти улыбнулась.

– Вот как раз это и вызывает у меня подозрения. Если бы за этими слухами ничего не стояло, ни один из них не упустил бы столь удобной возможности тут же об этом заявить. Причем как можно публичнее!

Проницательное, очень мудрое наблюдение, ничего не скажешь. Конечно же, она права – что-то в этом, безусловно, есть. – Вы можете найти об этом что-нибудь еще?

– Попробую, – коротко пообещала она.

Все это так несправедливо! Связанные с Сити скандалы всегда выставляют правительство не в самом лучшем свете, но ведь ко мне это не имеет никакого, ни малейшего отношения! И тем не менее, если эта в высшей степени сомнительная история всплывет во время нашей партийной конференции, то под ударом может оказаться не чей-нибудь, а прежде всего мой престиж!

Чтобы максимально минимизировать возможный ущерб, если таковой будет иметь место, Дороти посоветовала мне объявить о проведении широкомасштабной проверки сложившейся практики должностных преступлений. В принципе, идея совсем не плохая, но все-таки несколько сыроватая и, скажем, не совсем адекватная.

И тут до меня дошло, что именно можно сделать. Нужно объявить о назначении нового председателя Английского банка.

– Если мне удастся найти хорошую кандидатуру, то это произведет впечатление, будто с подобного рода незаконной практикой мы больше не собираемся мириться.

На лице у Дороти неожиданно появилось выражение легкого смущения.

– Вы… вы собираетесь назначить действительно хорошего человека?

Как ни странно, но мой главный политический советник, похоже, не уловила саму суть моего подхода.

Я яростно закивал, встал со стула, возбужденно зашагал по кабинету.

– Да! Кого-нибудь по-настоящему честного, решительного и неподкупного! Человека, который не пожалеет ни времени, ни усилий, чтобы добиться своего.

Теперь легкое смущение на ее лице превратилось в явное недоумение.

– Но это же нарушает незыблемые каноны и традиции, – заметила она и поинтересовалась, не имею ли я виду Александра Джеймсона.

Она не глупа, совсем не глупа. Впрочем, окончательного решения я еще не принял. Да и особой нужды в этом пока нет. Как это назначение воспримут в Сити, мне было прекрасно известно, но… если окажется, что с «Филипс Беренсон» все в порядке, то необходимость в этом сама собой отпадет.

– Если! – коротко, но выразительно хмыкнула Дороти.

После чего мы продолжили работу над моим выступлением. Снова вернулись к экономике, на которой прервались, чтобы обсудить описанную выше проблему. Эта чертова экономика! Что о ней можно сказать на партийной конференции? Лично мне ничего в голову не приходило. То есть если бы я унаследован этот бардак от другой партии, то смог бы винить во всем их одних. По крайней мере, в течение ближайших трех лет. А как мне прикажете сказать своей партии, что мой покойный, никем не оплакиваемый предшественник умудрился завести страну на необитаемые острова, а затем покинул нас, прихватив с собой весла?

Дороти, естественно, попыталась мне помочь.

– Вы могли бы сказать: Мы рука об руку прошли через трудные времена.

Я даже не удостоил столь патетическое предложение ответом. Только бросил на нее недовольный взгляд. Она попробовала другой вариант.

– С серьезнейшими проблемами сейчас приходится сталкиваться всему индустриальному миру.

Я покачал головой.

– Америке и Японии не приходится.

– Ладно, – согласилась она. – Тогда как насчет: С серьезнейшими проблемами сейчас приходится сталкиваться всем европейским странам?

Лучше этого придумать нам ничего не удалось, хотя, честно говоря, этим не поднимешь ни партийного духа, ни настроения рядовых членов.

Дороти попросила меня дать ей чуть больше информации.

– Кстати, как у нас с промышленным производством?

– Падает!

– Такими же темпами, как и в прошлом году?

– Нет.

– Великолепно! Тогда: Нам удалось сдержать темпы падения промышленного производства.

Что ж, неплохо. Совсем неплохо. Дороти снова ненадолго задумалась.

– А безработица? Она снижается?

– Не очень.

– А вот это не подойдет? Мы сделаем наступление на безработицу нашим главным приоритетом! – Тоже неплохо.

– Как у нас обстоят дела с заработной платой?

– Растет, но не слишком быстрыми темпами, – признал я.

– Мы не можем себе позволить платить больше, чем зарабатываем. Мир нам ничего не должен.

Правильно, конечно, но совсем не вдохновляет. Звучит почти как пасхальная речь Джимми Картера.[57]57
  Джимми Картер был 39-м президентом Соединенных Штатов Америки в 1977–1981 гг. – (прим. пер)


[Закрыть] Наставлений и поучений никто не любит, особенно если они исходят от политиков. Интересно, а нельзя ли обратить этот пассаж против прожорливых профсоюзов и бесхребетных менеджеров высшего звена, тем самым отводя удар от меня и честно перекладывая вину на тех, кто ее по праву заслужил?

Дороти предложила более гибкую, как она выразилась, дипломатическую формулировку.

– Обе стороны промышленности, и трудовая, и менеджерская, должны стремиться работать вместе в мире и согласии ради будущего Британии.

Оставался только еще один важный аспект, о котором надо было обязательно упомянуть – непомерно высокие процентные ставки. Ведь если бы они хоть чуть-чуть упали до конференции, это могло бы реально помочь мне спасти лицо. Боюсь, такого подарка мне, судя по всему, не дождаться. Мы час за часом думали об этом, однако так и не смогли найти хоть что-нибудь стоящее или, по крайней мере, позитивное в области процентных ставок, о чем можно было бы с уверенностью говорить своим коллегам по партии.

В конце-концов, устав ловить черную кошку в темной комнате, мы махнули на эти чертовы ставки рукой и обсудили концовку моего выступления. Поскольку вся картина в целом предвещала явный провал, то наиболее логичным было бы закончить ее размахиванием национальным флагом. Поэтому в заключение я решил сказать несколько фраз банальнейшей чепухи об уникальной роли Британии на мировой арене и о той великой судьбе, которая ее ожидает.

Дороти также порекомендовала мне пообещать, что я не пожалею ни усилий, ни времени, чтобы построить процветающее общество для наших детей и для детей наших детей. Что ж, по крайней мере, в отношении времени это обещание будет честным. Будущее всегда требует времени.

Вспоминает сэр Бернард Вули:

«Свое выступление на предстоящей партийной конференции премьер-министр готовил, само собой разумеется, не один. Тем более что перед ним стояла реальная проблема, причем далеко не маловажная: чтобы поднять моральный дух верных партийцев, необходимо обязательно иметь „хорошие вести“.

Во время нашей встречи он дал мне понять, что планирует назначить Александра Джеймсона председателем Английского банка. Я, в свою очередь, довел это до сведения сэра Хамфри Эплби. Должен честно признаться, что в данном случае я проявил определенную наивность, поскольку воспринял это как хорошую новость.

Впрочем, сэр Хамфри быстро избавил меня от подобного рода иллюзий.

– Это ужасная новость! – Он настолько возбудился, что выскочил из-за своего письменного стола и сердито зашагал по кабинету, время от времени останавливаясь перед занавешенным ажурной пуленепробиваемой гардиной окном, чтобы взглянуть на красочный парад королевских конных гвардейцев.

Сначала опасность такого назначения мне, в общем-то, была не совсем ясна, однако я предпочел положиться на мудрость сэра Хамфри. Или на его намного более полный объем существенной информации поданному вопросу. Поэтому я спросил его, не собирается ли он попробовать изменить точку зрения премьер-министра.

Он резко обернулся, посмотрел мне прямо в глаза и с характерной для него ясностью выражения мыслей отчеканил:

– Нет, Бернард, я собираюсь изменить точку зрения премьер-министра.

Мне стало искренне интересно, как именно он собирается это сделать. Джеймсон (во всяком случае, насколько мне известно) являл собой вполне достойный выбор, и наш ПМ, похоже, уже его сделал в надежде, что это назначение и окажется тем самым „хорошим известием“, которое должно пафосно прозвучать на их партийном сборище в Блэкпуле.

По мнению сэра Хамфри, нацеленность ПМ на Джеймсона вряд ли следует считать серьезным препятствием. Наоборот, он рассматривает это, скорее, как определенное преимущество.

– Джеймсон станет моей отправной точкой, – пояснил он. – Когда требуется заронить сомнение в том, что данный выбор является идеальным (т. е. обхаять – Ред.), начинать надо с выражения абсолютного одобрения. Одна из главных задач этого – что мне стало ясным чуть позже, – заключается в том, чтобы никто никогда от вас не слышал (и даже не видел) каких-либо слов неодобрения в адрес данного кандидата. Вы должны всегда выглядеть его самым искренним другом. Ведь, – как довольно образно и доходчиво объяснил Хамфри, – чтобы ударить человека ножом в спину, нужно сначала за нее зайти.

Самым интересным в вопросе о поддержке кандидатуры Джеймсона было то, что его стоило поддерживать. Он действительно был хорош: абсолютно честный и при этом на редкость эффективный. О чем сэр Хамфри и собирался как можно скорее заявить Хэкеру. Вот почему его тактика, честно говоря, сначала сбила меня с толку. Этими сомнениями я с ним и поделился. И зря. Мне следовало бы проявить хоть немного терпения, потому что вскоре сэр Хамфри сам все расставил по полочкам.

– Этап 1: выразите абсолютную поддержку.

– Этап 2: перечислите все его качества, безусловно, достойные похвалы, особо выделив те из них, которые делают его практически непригодным для исполнения данной работы.

– Этап 3: продолжайте превозносить эти очевидные достоинства, пока они не станут своей прямой противоположностью – добродетельными пороками.

– Этап 4: упоминайте о его отрицательных качествах исключительно в контексте понимания и прощения.

Самым простым из них можно было смело считать этап 3 – сверхупрощение! Например, приклеиваете требуемой жертве ярлык. Если умному человеку приклеить, скажем, ярлык „мистер Умник“, то лучше от этого ему не станет, это уж точно. Странно, но факт.

В частности, до сэра Хамфри дошли слухи, что Джеймсон регулярно ходит в церковь. Да, ходит, подтвердил я и добавил, что некогда он даже был мирским проповедником.

Лицо Хамфри засветилось от радости. Приятно посмотреть.

– Великолепная, просто великолепная новость! В борьбе против него нам это тоже пригодится.

Я попросил пояснить, каким именно образом. Сэр Хамфри повернулся ко мне, заговорщицки ухмыльнулся и заговорил так, как будто перед ним сам премьер-министр.

– Обаятельнейший человек. Ни единого врага во всем мире… Но ведь ему придется иметь дело с самыми отъявленными жуликами лондонского Сити! Хватит ли у него душевных сил?

Весьма изобретательно, ничего не скажешь. И все-таки меня не оставляли сомнения, что это просто так не пройдет. Поскольку этот Джеймсон, как известно, отнюдь не барышня с кисейными платочками, а, скорее, крутой администратор.

Впрочем, Хамфри это, судя по всему, нисколько не беспокоило.

– В таком случае мы перейдем к этапу 4 и будем твердить, что он слишком крут. Например: „… очевидно, не имеет особого значения, что он отказался проходить военную службу по религиозно-этическим мотивам. Ведь в его истинном патриотизме пока еще никто не выражал открытых сомнений“. Или, скажем: „Мне казалось, в банкротстве той компании его обвиняли не совсем справедливо…“ Что-нибудь в этом роде.

Мне стало ясным, что в планы сэра Хамфри входит не хоронить его, а, наоборот, захваливать. Раньше мне, признаться, даже в голову не могло прийти, какую смертельную опасность способно таить в себе восхваление. По мнению Хамфри, тот же самый принцип вполне применим к личной жизни тех, кого по тем или иным причинам представляется невозможным запачкать безмерным восхвалением их профессиональной жизни. Все, что требуется сделать, это всего лишь намекнуть на некое (причем неважно, какое именно) обстоятельство, которое не так просто опровергнуть. Но даже если это оказывается возможным, вы ведь фактически никогда этого не утверждали, вы всего лишь намекнули на это.

Лучше всего намекать на латентный, то есть гипотетически возможный скандал. Например:

1. В случае отсутствия жены – гомосексуальность.

2. В случае наличия жены – адюльтер, предпочтительней с дамой, которая выше каких-либо подозрений: скажем, из королевской семьи или известной телеведущей.

3. В случае удачной семейной жизни – пуританство или алкоголизм. Или, допустим, тщательно скрываемое лечение у психиатра.

Возможности такого подхода практически безграничны. Самую, казалось бы, успешную и неуязвимую карьеру можно заставить пошатнуться, восторженно отзываясь о парне как о незаменимом стимуляторе новых идей, фантастически эффективном катализаторе, чрезвычайно изобретательном менеджере. Что же касается метода сверхупрощения, то с ним тоже никаких проблем. Делается это приблизительно в следующей последовательности:

1. Возьмите за основу чью-либо точку зрения – скажем, человека, который убежден, что образовательные гранды и субсидии должны проходить не через местные органы образования, а через самих родителей.

2. Упростите ее до абсурдности – „Он свято верит в полностью бесплатное образование для всех без исключения“.

3. Честно признайте, что некогда в этом имелся определенный смысл. „Но впоследствии стало предельно ясным, что данную проблему вполне можно решить куда менее радикальными средствами“.

4. Добавляйте этот ярлык к нему каждый раз, когда произносится его имя. „Ах, да, тот самый непримиримый приверженец бесплатного образования…“.

В тот день я узнал немало того, что впоследствии смог сам эффективно применять по мере своего успешного восхождения вверх по лестнице государственной службы. Более того, не побоюсь даже признаться, что своим триумфальным возвышением на пост главы государственной службы я тоже в немалой степени обязан методам и подходам, которыми в то памятное утро столь щедро поделился со мной сэр Хамфри Эплби.»

(Продолжение дневника Хэкера. – Ред.)

8 октября

Дороти принесла мне новый вариант моего выступления на нашей партийной конференции. Конечно, он заметно лучше всех прежних, однако все равно не очень-то вдохновляющий. Кроме того, меня по-прежнему тревожит скандальная проблема с банком «Филипс Беренсон» и связанные с этим последствия.

Однако во время нашей обычной утренней встречи (с Хамфри и, само собой разумеется, моим главным личным секретарем Бернардом) секретарь Кабинета почему-то со мной не согласился. – Уверен, все далеко не так серьезно. – Приблизительно так прозвучала его равнодушная оценка серьезнейшей проблемы.

А вот у Дороти эти слова вызвали такую же реакцию, как красная тряпка у быка. Впрочем, ока на Хамфри всегда только так и реагирует, но я до сих пор не могу для себя решить: их бесконечные раздоры – это в высшей степени созидательный спор или просто-напросто банальная склока? Так или иначе, но мои позиции защищает именно Дороти, и это факт, который трудно оспорить. Вот и сейчас:

– Уверена, все очень серьезно, Хамфри! – резко возразила она и, подумав, многозначительно добавила: – Если не сказать больше…

– Нет-нет, миледи, все совсем не так, – нарочито покровительственным тоном протянул секретарь Кабинета. – Просто этот банк переуступил свои долги одному крупному заемщику, только и всего.

– Нет, не только! У некоторых из директоров банка «Филипс Беренсон», как вам, очевидно, известно, несколько запятнанная репутация.

Он холодно посмотрел на нее.

– И вы можете это доказать?

– Нет, не могу, – честно признала она. – Скорее, это мой внутренний голос.

Сэр Хамфри весело хихикнул и повернулся ко мне.

– Господин премьер-министр, по-моему, мы погружаемся в недоступный для нас мир тончайших женских интуиций, вам не кажется?

Побелев от гнева, Дороти встала, оправила свою узкую черную юбку, после чего коротко заявила:

– Посмотрим! – и решительно направилась к двери.

– Это уж как бог даст, – пробурчал ей вслед секретарь Кабинета и самодовольно ухмыльнулся.

Интересно, откуда у него такая самоуверенность? Впрочем, сейчас это не так уж и важно. Мое твердое намерение назначить Александра Джеймсона новым председателем Английского банка куда важнее. Чем я, не откладывая дела в долгий ящик, не без явного удовольствия и поделился с секретарем Кабинета.

Его реакция оказалась просто непредсказуемой. Я ожидал всего чего угодно, но не такого искреннего энтузиазма!

– Ах, этот мирской проповедник! Да, милейшей, знаете, души человек!

Мирской проповедник? Это что, прозвище? Я спросил Хамфри, и его ответ, признаться, меня несколько удивил.

– А как же иначе его назвать, господин премьер-министр? Проповедник он и есть проповедник.

Ну и что? Какое это может иметь отношение к нашему делу? Хотя лично я, честно говоря, всегда с большим сомнением относился к фанатикам любого толка. Особенно религиозного… Впрочем, в наше время необходимо уметь терпимо относиться к тому, что кто-то ревностно верит в своего бога, каким бы неприемлемым это ни казалось остальным. Поэтому я снова вернулся к главному вопросу.

– И все-таки, Хамфри, как по-вашему, он хорош?

– Именно хорош! – с готовностью согласился секретарь Кабинета. – По-настоящему хороший человек, ничего не скажешь. Например, проделал невероятно хорошую работу в Управлении по регулированию лова белой рыбы.

Управление по регулированию лова белой рыбы? Далеко не самое важное учреждение. Может, потому что ему требуется слишком много времени на проповедование?

– А где он, собственно, проповедует? – на всякий случай поинтересовался я.

Хамфри пожал плечами.

– Наверное, в церкви, господин премьер-министр, где же еще? Он ужасно набожен. И, кстати, исключительно честен. Причем со всеми без исключения…

Мой выбор секретарю Кабинета явно нравился, хотя… хотя что-то в его искреннем энтузиазме меня все-таки слегка смущало.

– А разве плохо быть честным со всеми? – спросил я. В конце концов, мне предстояло назначить человека специально для того, чтобы помочь нам по возможности без особых потерь «подчистить» столь неожиданно возникшую ситуацию.

– Конечно же, неплохо, – однозначно подтвердил Хамфри. – Совсем неплохо! Ведь натолкнись он, причем неважно, специально или случайно, на какой-либо скандал, даже здесь, в Номере 10, то не задумываясь поделится этим со всем миром.

– Вы хотите сказать, что он не умеет держать язык за зубами?

Хамфри неловко поежился.

– Знаете, это такое уничижительное выражение, господин премьер-министр. – Он глубоко вздохнул. – Лично мне предпочтительнее определить его как честного до одержимости.

Меня это, честно говоря, начинало беспокоить. Конечно же, честность – это качество, достойное самого искреннего уважения, кто бы спорил. Но ведь всему есть место и время. И мера! Здесь, в Номере 10, через нас проходят судьбы страны, судьбы людей и множество прочих не менее деликатных вещей. – И все-таки, Хамфри, скажите, только честно и беспристрастно: это тот человек, который способен навести порядок в Сити?

– Безусловно, – не задумываясь, ответил секретарь Кабинета. – Особенно, если вам нужен святой. Некоторые, правда, считают, что он не живет в реальном мире, что пуританство для него даже больше чем сам Господь!

Да, похоже, от этого Джеймсона можно ждать сюрпризов. Которые нам, кстати, совершенно ни к чему. Я категорически заявил Хамфри, что хотел бы точно знать все за и против. Все до единого! Ему не оставалось ничего другого, кроме как продолжить. Хотя и без особого желания…

– Ну, прежде всего необходимо признать вполне очевидный факт: этот Джеймсон настолько честен, что, возможно, просто не поймет некоторых маленьких хитростей Сити. Так что в принципе им ничего не стоит обвести его вокруг пальца. Впрочем, как и многих других. Поэтому вряд ли об этом стоит так уж беспокоиться.

Он, должно быть, один из многочисленных друзей секретаря Кабинета. Как это не стоит беспокоиться, если его обведут вокруг пальца? Конечно же стоит! Неужели могут обвести? Джеймсона? Честно говоря, в такое трудно поверить. Ведь ни глупым, ни слабым его не назовешь.

– Говорят, он в высшей степени умен и очень тверд, это так? – спросил я Хамфри.

Он тут же согласился.

– Очень тверд, господин премьер-министр, очень! Иногда его уподобляют даже аятолле. Остается, правда, один вопрос: стоит ли рисковать, создавая нового Самсона,[58]58
  Самсон – герой ветхозаветных преданий, наделенный невиданной физической силой. На закате своей карьеры он вышиб из-под крыши храма филистимлян колонны-подпорки, что и привело не только к его смерти, но и к гибели всех находившихся там – (прим. пер.)


[Закрыть] который за раз может снести и всю постройку?

Да, определенный риск во всем этом, конечно же, был. Я задумался. А Хамфри, видимо, неправильно истолковав мое молчание, все расхваливал и расхваливал своего приятеля Джеймсона, пока мне это не начало действовать на нервы.

– …Его трудно назвать лицеприятным, он не знает препятствий, не боится задеть чьи-либо чувства, когда это потребуется… И, само собой разумеется, он все любит делать открыто, любит делиться всем с прессой…

Прервав этот бесконечный поток восхвалений, я коротко поинтересовался у Хамфри, может ли он сказать об этом Александре Джеймсоне хоть что-нибудь еще.

– Что-нибудь еще? Вряд ли, господин премьер-министр. Мы не настолько хорошо знакомы. Хотя… до меня дошли некие слухи… – Он вдруг явно заколебался и замолчал.

– Ну и? – сгорая от нетерпения, переспросил я.

Но его обычное благоразумие снова возобладало.

– Нет-нет, ничего… Да и… в любом случае, уверен, это никогда не выйдет наружу.

– Что? Что именно никогда не выйдет наружу?

– Ничего. Говорю же вам, ничего, господин премьер-министр.

Если он хотел меня успокоить, то ему это явно не удалось. Теперь я уже совсем не уверен, что смогу прислушаться к рекомендациям сэра Хамфри. Какими бы восторженными они не были. Как же мало секретарь Кабинета меня понимает!

(Поскольку новости в Уайтхолле обычно распространяются почти со скоростью света, до сэра Фрэнка Гордона, постоянного заместителя канцлера казначейства, очень скоро дошел слух, что сэр Хамфри усердно «топит» Александра Джеймсона. В сложившейся ситуации секретарь Кабинета и постоянный заместитель канцлера казначейства руководствовались диаметрально противоположными точками зрения, конфликтными интересами и различного рода опасениями.

Буквально на следующий день сэр Хамфри получил подчеркнуто дружеское послание от сэра Фрэнка, которое мы полностью приводим ниже. – Ред.)

«8 октября

Дорогой Хамфри!

Не сомневаюсь, вам уже стало известно, что в качестве нового председателя Английского банка казначейство очень хотело бы видеть именно Александра Джеймсона.

Мы убеждены, что центральному банку Британии давно пора иметь во главе человека, которого все считают и интеллигентным, и компетентным. И хотя такое сочетание станет в каком-то смысле новинкой, попробовать это, безусловно, имеет смысл.

Казначейству пришлось пережить уже достаточное количество весьма неприятных скандалов, непосредственно связанных с „Сити“, и нашему канцлеру, честно говоря, надоело защищать то, что защитить невозможно.

Более того, честный финансовый сектор, как нам кажется, вряд ли способен причинить существенный ущерб национальным интересам. „Сити“ давно уже превратился в огромную кучу дерьма, которую нам необходимо расчистить. Джеймсон – наш человек!

Искренне ваш,

Фрэнк».

(Поскольку сэр Хамфри, видимо, не очень торопился с ответом, сэр Фрэнк получил его лишь через несколько дней. – Ред.)

«12 октября

Дорогой Фрэнк!

Благодарю за последнее письмо. Читать твои послания мне всегда доставляет искреннее удовольствие.

Меня весьма позабавили твои курьезные ремарки в отношении кандидатуры нового председателя Английского банка. Лондонский Сити, естественно, давно пора чистить. Не сомневаюсь, это в интересах и самого канцлера казначейства.

Уверен, ты согласен: интересы страны для нас – прежде всего! И хотя в долгосрочном плане честный финансовый сектор, безусловно, вряд ли способен нанести сколько-нибудь ощутимый ущерб национальным интересам Британии, он, тем не менее, вполне может привести к образованию ряда досадных, никому из нас не нужных краткосрочных проблем.

Любое расследование дел в Сити неизбежно приведет к подрыву доверия, к падению фунта, индекса акций, а с ними – и к падению правительства.

На наш взгляд, это вряд ли было бы в интересах как вашего канцлера, так и нашего премьер-министра. Что же касается твоего образного сравнения Сити с кучей дерьма, которую необходимо вычистить как можно скорее, то вполне уместно поинтересоваться, что же останется после того, как ее вычистят? Ничего! Ровным счетом ничего, если не считать того, что сами чистильщики окажутся с ног до головы в дерьме. Только и всего.

Искренне ваш,

Хамфри Э.».

(Враждебность сэра Фрэнка к Английскому банку была вполне типична для всего высшего руководства казначейства. Причем одним из ее ключевых факторов являлась самая банальная зависть – должностные лица Банка получали намного больше, чем государственные служащие! Кроме того, работники банка питались в специальном закрытом ресторане с отменной кухней. Практически бесплатно! Для казначейства, с другой стороны, более характерна определенная интеллектуальная строгость и четкость финансового контроля, в силу чего они нередко смотрят на своих банковских коллег с легким пренебрежением, так сказать, «сверху вниз», а их элитные подразделения, в отличие от верхнего эшелона МИДа, относят себя к «меритократам», сливкам интеллектуального сообщества.

Сэр Фрэнк и не думал отмахиваться от этого дела. И хотя его ответа мы нигде не нашли, таковой, безусловно, имел место, о чем явно свидетельствует необычно сильная фразеология ответного послания сэра Хамфри, которое мы полностью приводим ниже. – Ред.)

«16 октября

Дорогой Фрэнк!

Я совершенно не склонен рассматривать возникшее неудобство как свою личную проблему. Как вам, очевидно, известно, 60 % непогашенных задолженностей „Филипс Беренсон“ приходятся всего на трех иностранцев с сомнительной репутацией. Осуществлять официальный надзор над его деятельностью был уполномочен Английский банк, однако вскоре указанный надзор превратился в самый банальный фарс. Вот почему банку необходимо найти какое-нибудь „прикрытие“, чтобы постараться скрыть тот очевидный факт, что назначенные им управляющие не более чем кучка жалких дилетантов.

Мне, конечно, вполне понятно ваше искреннее желание как можно скорее „подчистить“ создавшуюся ситуацию, но при этом не следует забывать и о всех возможных последствиях. Да, Английский банк официально уполномочен осуществлять надзор за деятельностью „Филипс Беренсон“, но ведь и казначейство, в свою очередь, также официально уполномочено осуществлять надзор за деятельностью Английского банка!

Таким образом, в случае проведения указанной „подчистки“, каковая несомненно станет публичным делом, наш канцлер может посчитать, что конечная ответственность за все это возлагается именно на него и, значит, на этот раз ему на самом деле придется защищать то, что защитить невозможно.

Чтобы остаться в живых, разворошив осиное гнездо, канцлеру потребовалась бы значительная поддержка со стороны ПМ, однако последний, как ни странно, совсем не горит желанием вставать на защиту того, что защитить невозможно.

Собственно говоря, единственное, чем канцлер мог бы уговорить премьер-министра прийти ему на выручку – это убедить его, что его (канцлера) подвели собственные постоянные заместители.

Советую хорошенько об этом подумать, Фрэнк.

Ваш

Хамфри Эплби».

(Нешуточная угроза сэра Хамфри возымела действие: казначейство прекратило настаивать на «подчистке», и, соответственно, шансы Джеймсона стать председателем Английского банка фактически упали до нуля. Сэр Хамфри, действуя, как ему тогда казалось, исключительно в интересах Хэкера, добился готовности сэра Фрэнка, если потребуется, в любой момент выступить против кандидатуры Джеймсона. Сам ПМ в детали описанной выше интриги посвящен, само собой разумеется, не был. – Ред.)

(Продолжение дневника Хэкера. – Ред.)

17 октября

Сегодня прямо с утра мы с Дороти Уэйнрайт и Бернардом Вули обсуждали специальную записку по банку «Филипс Беренсон», которую мне доставили вчера вечером.

Да, мой главный политический советник была совершенно права – это просто ужасно! Сплошные несоответствия и нарушения! Честно говоря, в чем между ними разница, мне не совсем понятно, однако в случае с «Филипс Беренсон» последних слишком много даже для обычного коммерческого банка. («Несоответствие» означает наличие преступления, которое нельзя доказать; «нарушение» означает наличие преступления, которое можно доказать. – Ред.)

Похоже, в нашем распоряжении оказался в высшей степени конфиденциальный аудиторский отчет. Даже более, чем просто конфиденциальный, – его еще никто не видел! (В Уайт-холле определение «конфиденциальный» обычно означает, что это видели все. – Ред.)

Я поинтересовался у Дороти, как это к нам попало.

– Старший партнер их аудиторской компании – один из моих друзей.

– Только друзей или?…

Она загадочно усмехнулась.