Текст книги "Да, господин Премьер-министр. Из дневника достопочтенного Джеймса Хэкера"

Автор книги: Джонатан Линн

Соавторы: Энтони Джей
сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 43 страниц)

Хамфри откинулся на спинку стула.

– Это ужасно! Значит, это правда?

– Боюсь, что да, сэр Хамфри, – замогильным тоном подтвердил Бернард.

– Так я и знал, – с обреченным вздохом произнес секретарь Кабинета. – Знал, что французы наверняка приготовят какую-нибудь каверзу.

Мне по-прежнему было совершенно непонятно, почему они оба так обеспокоены.

– Что тут особенного? По-моему, всего лишь милый дружеский жест, только и всего.

– Милый-то милый, – Хамфри кисло улыбнулся. – Но вряд ли дружеский.

– Почему?

– Потому что Ее Величеству придется от него отказаться. А это неизбежно повлечет за собой… последствия!

Вся проблема заключалась в карантине. Ведь собаку нельзя просто вот так взять и ввезти! Значит, этому королевскому «лабрадорчику» придется провести как минимум шесть месяцев в карантине.

В принципе, никакой трагедии в этом я не видел.

– Уверен, французы это поймут.

– Конечно же, поймут, господин премьер-министр. В частном порядке. Но понять это официально они откажутся. Именно поэтому французы и заготовили такой подарок.

Он прав. В этом-то вся проблема и заключается. Французы намеренно создают некий дипломатический инцидент, чтобы в конечном итоге сделать все по-своему в вопросе суверенитета над туннелем. Я поделился своим открытием с Хамфри и Бернардом и, убедившись, что они оба по достоинству оценили мою проницательность, немедленно послал за Питером Гасконом, моим новым личным секретарем по иностранным делам.

– Что будем делать? – спросил я его.

– Не знаю, господин премьер-министр, – печально протянул он. Видимо, уже слышал последние новости, которые, похоже, повергли его в состояние самой настоящей депрессии.

Такого ответа я от него никак не ждал. Госслужба всегда что-нибудь придумывает, всегда говорит, что следовало бы сделать.

– Но вы ведь мой личный секретарь по иностранным делам, – напомнил я ему. – И мы вправе ожидать от вас позитивных предложений.

– Простите, господин премьер-министр, но за карантин отвечаем не мы, а МВД.

По-моему, он просто пытается переложить на других ответственность. Или щенка… Пришлось послать за Грэхемом Френчем, моим личным секретарем по внутренним делам. Пока мы ждали его, я попросил Питера подумать: нельзя ли сделать так, чтобы французы сами нашли повод не делать этот подарок.

– Нет, господин премьер-министр, мы уже перепробовали все возможное, – с искренним отчаянием ответил он. – Чего только не предлагали: портрет щенка в полный рост, бронзовый бюст, фарфоровую статуэтку… Безуспешно!

– А вы не пробовали предложить им его набить? – спросил я.

В разговор неожиданно вмешался секретарь Кабинета.

– Нет ничего желаннее для нас, чем набить… Ах, вы имеете в виду таксидермию? Практически исключено.

В кабинет торопливо, даже не постучавшись, вошел Грэхем.

– Послушайте, – без лишних предисловий обратился я к нему. – Не могли бы вы попросить своих приятелей в МВД найти хоть какой-нибудь способ обойти правила карантина?

Его ответ меня, признаюсь, озадачил.

– Боюсь, это не подлежит обсуждению, господин премьер-министр.

Так открыто противоречить премьер-министру? Я попросил его объясниться.

– Простите, господин премьер-министр, но, во-первых, – он нервно сглотнул, – мы строжайшим образом следим за неукоснительным выполнением всех положений как британскими гражданами, так и иностранными подданными. Без каких-либо исключений! А во-вторых… во-вторых, закон о карантинной службе подписан Ее Величеством. Она не может быть единственной, кому позволено нарушать ее собственные законы! Это было бы неверно с этической точки зрения, недопустимо по причинам медицинского характера и… не подлежит обсуждению.

В это время зазвонил интерком – прибыл французский посол. События развивались слишком стремительно, и замедлить их движение было уже невозможно хотя бы потому, что похороны состоятся не далее как через три дня.

Поэтому пока посол, ожидая приглашения войти, ненадолго задержался в приемной, я еще раз напомнил всем собравшимся, что нам просто необходимо найти выход из положения. А затем велел Питеру немедленно вернуться в МИД и попросить кого положено срочно переговорить с МВД. То же самое предстояло сделать и Грэхему в МВД. Оба должны были держать постоянную связь с Бернардом, а тот, в свою очередь – с Дворцом. В задачу секретаря Кабинета входило проконсультироваться с нашими юристами на предмет нахождения легальных лазеек (услышав это предложение, они все дружно замотали головами), а также отвечать за координацию всего этого дела.

– Какого этого дела? – озадаченно поинтересовался Хамфри.

– Любого дела, которое мы придумаем, чтобы свести на нет французские козни, – объяснил я.

– Ах, этого дела… Конечно же, господин премьер-министр. Я немедленно распоряжусь устроить в моем офисе штаб по решению этой задачи.

Неужели ни у кого, кроме меня, не возникает ничего конкретного? Я спросил у Хамфри, есть ли у него какие-либо предложения? Он, не раздумывая, предложил не заставлять господина посла ждать слишком долго. Что ж, не совсем по теме, но верно. Я распорядился пригласить его и заодно попросил секретаря Кабинета остаться. Так сказать, для поддержки…

– Мне понадобятся какие-нибудь материалы? – поинтересовался он, недовольно поморщившись при мысли о предстоящей конфронтации.

– Только губка и полотенце, – мрачно ответил я и хотел добавить кое-что еще, но тут дверь открылась и в кабинет вошел французский посол. Небольшого роста, худощавый, чертовски обаятельный…

– Господин премьер-министр! Как же мило с вашей стороны уделить мне ваше драгоценное время, – на практически безупречном английском обратился он ко мне.

Я не менее любезно ответил, что мне тоже очень приятно видеть столь высокого гостя.

Впрочем, он тут же перешел к делу.

– Насколько мне известно, вам хотелось бы как можно скорее подписать соглашение по ламаншскому туннелю, это так, господин премьер-министр?

– Да. Как можно скорее, – начал было я, но, уловив краем глаза, как Хамфри медленно, почти неуловимо покачивает головой, явно призывая меня к осторожности, тут же дал задний ход. – Хотя, с другой стороны, особых причин для спешки пока не имеется. – Уверен, посол ничего не заметил.

Более того, он буквально горел желанием оказать посильную помощь.

– Да, особых нет. Но все равно, было бы совсем неплохо, если бы нам удалось достигнуть некоторых согласованных решений, как вы считаете?

– Неплохо? – Я бросил взгляд на Хамфри. Он пожат плечами. – Да, неплохо, – согласился я. – Никаких вопросов.

– Кроме того, – продолжал посол, – по мнению моего правительства, чтобы полнее использовать преимущества предстоящих похорон… кстати, примите мои искренние соболезнования, трагическая потеря…

– Да-да, трагическая! – скорбно повторил я.

– … преимущества предстоящих похорон, где вы с нашим президентом могли бы обменяться парой слов…

– Само собой разумеется, – нетерпеливо перебил я его. – Но надо принять во внимание тот факт, что мне как хозяину приема придется уделять внимание большому количеству высокопоставленных гостей, и я не уверен…

Посол изобразил обиженный вид.

– Вы что, не желаете говорить с нашим президентом?

– Естественно, желаю! – Я обнадеживающе улыбнулся. – Конечно же, желаю, хотя, сами понимаете… – Полностью осознавая опасность оказаться вольно или невольно вовлеченным в прямые переговоры с французами, особенно после той беседы с Хамфри пару дней назад, я постарался дать понять что переговоры как таковые не являются для меня приоритетными.

Такого рода высокомерие ему было вполне понятно, но и уступать он, похоже, не собирался.

– Господин премьер-министр, вам не кажется, что маленькие ссоры между друзьями лучше всего улаживать простым человеческим разговором, так сказать, лицом к лицу?

– Между друзьями – да, – не задумываясь, ответил я. Хамфри слегка побледнел.

Посол был по-прежнему невозмутим.

– Думаю, наш президент может почувствовать обиду. Не лично за себя, конечно, а за Францию. За намеренное пренебрежение к ней.

Я, как мог, заверил его превосходное превосходительство, что у нас нет ни малейшего намерения пренебрегать Францией и что лично я рассматриваю французов как настоящих друзей.

Его, видимо, это полностью удовлетворило, и я надеялся, что он тут же раскланяется и уйдет. Но не тут-то было. Оказывается, у него имелась своя «повестка дня», поэтому нам пришлось перейти к пункту два.

Его очень беспокоил вопрос обеспечения безопасности французского посольства в ходе визита президента. Интересно, почему? Я бросил быстрый взгляд в сторону секретаря Кабинета – есть ли причины для столь неожиданного беспокойства? Похоже, нет, никаких. По выражению лица Хамфри было ясно, что это не более чем очередная уловка коварных французов. Мы дружно заверили господина посла, что у нашего МВД все, абсолютно все под контролем.

Послу нашего заверения оказалось мало. – Мое правительство настаивает на том, чтобы к охране нашего посольства были допущены и французские полицейские, – официальным тоном заявил он.

Хамфри почему-то сощурил глаза и усердно заиграл мышцами лица. Очевидно, посылал мне какие-то сигналы. Весь его вид, казалось, красноречиво говорил мне: «Не соглашайтесь, ни в коем случае не соглашайтесь!». Поэтому я довел до сведения французского посла, что удовлетворить данное требование невозможно.

Он изобразил нечто вроде искреннего негодования.

– Но, надеюсь, не абсолютно же невозможно?!

Я решил не обороняться, а перейти в наступление.

– Не хотите ли вы этим сказать, что не доверяете британской полиции?

– Мое правительство не допускает каких-либо высказываний в адрес британской полиции, – осторожно ответил он. – Но господину президенту было бы спокойнее, если бы он знал, что его охраняют французские полицейские.

Заметив, что секретарю Кабинета буквально не терпится задать ему хорошую трепку, я спустил его с поводка, а сам с облегчением откинулся на спинку стула.

– Проблема, ваше превосходительство, заключается в том, что в Лондоне насчитывается семьдесят три иностранных посольства, – вкрадчиво начал Хамфри, каким-то неуловимым образом заставляя слово «превосходительство» звучать как оскорбление. Или почти как оскорбление. – И все они, несомненно, захотели бы иметь своих собственных полицейских, большинство из которых будут вооружены пистолетами и автоматами. Правительство Ее Величества совсем не уверено, что это сделает Лондон более безопасным местом.

Иронию посол, конечно, заметил, однако отказ принял со свойственной французам дипломатической грацией.

– Правительство моей страны будет весьма разочаровано, – ледяным тоном произнес он, но тут же, любезно улыбнувшись, продолжил уже совсем другим тоном: – Ну а теперь мы можем перейти к вопросу более приятного свойства. Наш президент привезет с собой маленький подарок, который собирается подарить Ее Величеству.

Я с трудом изобразил некое подобие улыбки.

– Как мило.

– Маленький щенок, – объяснил он. В чем не было никакой необходимости. Ему ведь наверняка было известно, что нам и без него это было прекрасно известно! – Он из помета того самого Лабрадора, которого Ее Величество милостиво подарила мсье президенту во время ее государственного визита во Францию.

Я молча ждал. Не выражая ни радости, ни благодарности. Поэтому ему пришлось продолжить.

– Тогда, надеюсь, вы не откажетесь поделиться с нами процедурными деталями церемонии вручения этого дара доброй воли?

– Ваше превосходительство, – со вздохом сказал я. – Все это, конечно, очень мило, по своему даже трогательно, но… Видите ли, этот подарок может быть вручен только через шесть месяцев. Таковы наши строгие карантинные правила.

Он, естественно, ничего не хотел понимать. Заявил, что это просто нелепо, и напомнил мне, что королева подарила собаку во время своего государственного визита.

Я терпеливо объяснил ему, что мы были бы счастливы, если бы президент смог сделать то же самое. Но, увы, закон есть закон!

– Скажите, – заметно менее приятным тоном спросил он, – ведь ваши законы наверняка направлены на то, чтобы исключить только инфицированных животных, так?

– Да, так.

– Тогда, надеюсь, вы не хотите сказать, что президент Франции может подарить королеве Англии заразного щенка?

– Конечно же нет.

– Значит, вопрос решен?

– Нет, не решен, – твердо возразил я. – И мы вынуждены попросить вас предложить господину президенту найти другой подарок.

Сначала его превосходительство демонстративно официальным тоном довел до моего сведения, что это не подлежит обсуждению. Но затем, как бы сомневаясь, произнес:

– Вообще-то, если бы мсье президент был один… – Он пожал плечами. – Дело в том, что так решила жена господина президента, наша первая леди. И отговорить ее…

Ловкий ход, ничего не скажешь. Ведь теперь, если я скажу «нет», то фактически нанесу оскорбление леди. Первой леди!

Пришлось пообещать ему, что мы постараемся сделать все возможное. Но это вполне может оказаться невозможным. (На языке дипломатии это было самой жесткой формой отказа. – Ред.)

Посол медленно поднялся со стула.

– Господин премьер-министр, полагаю, нет надобности говорить вам о масштабах обиды, которую будет испытывать мое правительство, если Ее Величество будет вынуждено отказаться принять подарок в обмен на тот, который президент в свое время принял от Нее. Боюсь, это будет единодушно воспринято как оскорбление и национальное, и личное. Нашему президенту и его жене!

Ну все, хватит! Сколько можно слушать эту чепуху? Я тоже встал.

– Ваше превосходительство, не затруднитесь, пожалуйста, посоветовать господину президенту, чтобы он не брал с собой эту сучку. Вообще!

Секретарь Кабинета тяжело задышал. Посол смертельно побледнел. А до меня вдруг дошла вся двусмысленность моих слов.

– Нет-нет, щенка! – торопливо поправился я. – Конечно же, маленького лабрадора…

Наконец-то спокойный вечер с Энни у себя в квартире над кабинетом. Нам надо было обсудить ее приготовления к предстоящей церемонии похорон. Она поинтересовалась, почему нам всем так надо перекладывать подготовку многих визитов на хрупкие плечи своих жен. Я со вздохом сказал, что так настоятельно рекомендует наш МИД – это заставляет их приложить усилия. Они могут побыть со своими мужьями, а мужья – при деле.

– Только на самих похоронах, – заметила Энни.

Я терпеливо объяснил ей, что она не понимает самой сути похорон: там делают политику. Это рабочие похороны. Например, когда несколько месяцев тому назад мы все присутствовали на похоронах в Норвегии, то переговоры в отеле с немцами и французами о сельхозквотах ЕЭС оказались настолько интенсивными, что мы чуть не пропустили поминальную службу в соборе.

Энни это показалось забавным.

– И никто даже не заметил?

– Мы успели туда до окончания службы. Сослались на службу безопасности. В наши дни ее можно винить в чем угодно. Ничего при этом не опасаясь.

Собственно говоря, эти похороны явятся даром, ниспосланным богом. В буквальном смысле слова! Намного лучше, чем встреча в верхах, потому что никто ничего не знает заранее. В частности, общественность не ожидает, что их лидеры вернутся с похорон, размахивая соглашением о запрещении ядерных испытаний или о снижении квот на сельхозпродукцию. Поэтому там мы можем вести серьезные переговоры, в то время как «встречи в верхах» – это всего лишь красочные публичные представления, в ходе которых пресса никогда не освещает политиков в их истинном, то есть созидательном свете. Цель журналистики – искать проблемы, в то время как цель дипломатии – находить решения.

Энни спросила, придет ли на эти похороны хоть кто-нибудь только для того, чтобы отдать дань уважения другу. Я только рассмеялся. Если бы туда пришли только его друзья, то полупустой оказалась бы даже церковная ризница. Не говоря уж о Вестминстерском аббатстве. Нет-нет, своей смертью мой прославленный предшественник, безусловно, принес миру больше блага, чем за всю свою жизнь.

Она поинтересовалась, известно ли, как будет проводиться служба. Моя старая добрая Энни – она искренне верующая, ходит в церковь и ей не все равно… Пришлось ее несколько разочаровать, сказав, что там будет много музыки и что больше мне ничего не известно.

– Очень мило, – осуждающе произнесла она.

– Да, когда играет орган, мы можем спокойно обсуждать важные вопросы. Хотя, к сожалению, нам часто приходится прерываться на декламацию кусков из священного писания и молитвы.

Начиная понимать, что я имею в виду, Энни улыбнулась.

– А во время проповеди?

– Проповедь дает прекрасную возможность компенсировать свой недосып из-за разницы часовых поясов после перелета.

Честно говоря, эти похороны пришлись как нельзя кстати. Ведь помимо быстрого и безболезненного решения относительно небольшой проблемы с этими чертовыми мемуарами они помогут мне заметно повысить свой рейтинг – еще бы, красоваться во всех серьезных СМИ в окружении лидеров мировых держав, – и приблизить к разрешению ряд технических, но не менее важных разногласий между НАТО и Варшавским пактом. Не говоря уж о прекрасной возможности завести новых друзей в Третьем мире.

Но тут Энни задала совершенно неожиданный вопрос:

– Джим, объясни мне, пожалуйста: если мы – это «первый» мир, а бедные страны – «третий», то кто же тогда «второй»?

– Хороший вопрос, – одобрительно кивнув, заметил я. – Вообще-то мне еще никогда не приходилось слышать, как кто-нибудь признавал, что принадлежит ко «второму» миру. Мы думаем, что это советский блок, они думают, что это мы, но поскольку никто этот вопрос не поднимает, то нет и никакой проблемы. Дипломатия, Энни, дипломатия!

Кроме того, с Ближнего Востока снова поступают тревожные, если не сказать зловещие сигналы. Не сомневаюсь, если бы мне удалось найти время, то я наверняка бы сумел примирить воюющие стороны, убедил бы их жить в мире и согласии. Хотя, если нам не удастся решить наиболее острые проблемы в ближайшие три дня, то остается только надеяться на смерть какого-нибудь важного деятеля в ближайшие три месяца.

6 сентября

Наконец-то поступили предложения насчет того, как разрешать кризис с этим чертовым щенком. Из МВД и МИДа. Одно глупее другого.

(Первый пришел от сэра Ричарда Уортона, постоянного заместителя министра внутренних дел. Приводим ее ниже. – Ред.)

«6 сентября

Дорогой Бернард!

Мы можем рекомендовать два возможных подхода к решению данной проблемы:

1. Провести через парламент специальный законодательный акт, уполномочивающий данного конкретного щенка оставаться на территории Объединенного королевства. Указанный законодательный акт может уполномочить кого угодно на все что угодно.

2. Можно переоборудовать весь Букингемский дворец в карантинную зону для данного щенка, тем самым соблюдая полное соответствие если не духу, то хоть букве закона.

Будем ждать ваших сообщений о реакции премьер-министра.

Р. У.».

(Продолжение дневника Хэкера. – Ред.)

Оба пункта предложений МВД иначе чем полным идиотизмом не назовешь. Специальный законодательный акт действительно может уполномочить кого угодно на все что угодно… вплоть до того, что уполномочить меня на проигрыш следующих выборов.

Идея с карантинной зоной в Букингемском дворце оставляет без ответа один весьма важный вопрос – как быть с остальными собаками королевы?

А вот наши доблестные дипломаты перещеголяли даже МВД. Практически сразу же мне принесли записку из МИДа.

«6 сентября

Дорогой Питер!

Можем предложить лишь один технический способ обойти эту проблему: условно сделать Букингемский дворец продолжением французского посольства. Тогда щенок будет по-прежнему оставаться на иностранной территории.

С нетерпением ждем реакции

Ричард».

(Продолжение дневника Хэкера. – Ред.)

Он получил мою реакцию! Я заявил им всем, что они, как всегда, блестяще продемонстрировали свою слабость, нерешительность и тупость перед лицом серьезнейшей опасности. И напомнил, что в данный момент я веду труднейшую борьбу за юрисдикцию над ламаншским туннелем. Так каким же образом, по их мнению, я должен продемонстрировать независимость Букингемского дворца?

Наша государственная служба обычно на редкость сообразительна и высокомерна. Особенно министерство иностранных дел! Жизнь становится очень простой, когда имеешь такое множество прецедентов, которым можно, не задумываясь, следовать. Но поставь мидовцев перед лицом нового кризиса, на который они, как в компьютере, не были запрограммированы, – и их мозги перестают работать в результате короткого замыкания.

(Высшим чинам МИДа, конечно же, было очень горько выслушивать обидные слова об их слабости, нерешительности и тупости. Еще обиднее был тот факт, что говорились они, по их мнению, таким же слабым, нерешительным и тупым Хэкером. Самым же обидным для них было то, что Хэкер был прав. – Ред.)

А тем временем Номер 10 весь день находился в состоянии лихорадочного напряжения. Все телефоны в моей приемной буквально раскалились.

Мой главный личный секретарь, надо признать, проявил себя с самой лучшей стороны – не забыл позвонить во дворец и убедиться, что о предложении сделать этот подарок Ее Величество не извещали (во всяком случае, официально), поэтому ее нельзя будет обвинить в том, что она отказалось его принять.

Но даже Бернард был в полном замешательстве относительно того, что же делать с этим чертовым щенком.

– Может, попросить нашего посла в Париже «убрать» этого щенка физически? Подсунуть ему отраву, позаимствовать у болгар наконечник для зонта… (Намек на известное убийство Георгия Маркова, болгарского диссидента, работавшего на Би-би-си, которого в 1978 году укололи отравленным наконечником для зонта на остановке автобуса в Лондоне. – Ред.)

Но это же самая настоящая шпионская операция! Причем с самыми неприятными последствиями, если общественности вдруг станет о ней известно. Британский избиратель может так или иначе примириться с растущей безработицей, растущими налогами, растущей инфляцией, падающим фунтом, падающим биржевым курсом, но… он никогда, ни за что на свете не перевыберет меня, если мое имя будет каким-либо, пусть даже самым косвенным, образом связываться с уходом из жизни щенка Лабрадора, которого отправили на встречу с Создателем при весьма загадочных обстоятельствах. Британцы слишком хорошо знают и ценят свои приоритеты!

Итак, хотя проблема оставалась по-прежнему нерешенной, остальные приготовления, тем не менее, шли полным ходом. В частности, мы уже назначили переводчиков для различных встреч. Включая даже переводчиков для моей встречи с американским вице-президентом. Впрочем, полагаю, это обычная ошибка машинистки. (Никакой ошибки. Ведь англичане, проявляя своеобразную душевную щедрость, считают американцев своими. В результате идея об «особенных отношениях» между этими нациями приводит к мысли, что американцы не более многоязычные, чем англичане. – Ред.)

Премьер-министры прилетают не далее как завтра, а, по словам Бернарда, духовой оркестр королевской морской пехоты буквально сходит с ума – музыканты должны успеть выучить все национальные гимны! С каким же облегчением мы узнали, что аргентинцы сообщили об отмене своего визита. Облегчением не от их поражения на Фольклендах, а потому что аргентинский национальный гимн состоит из трех частей и длится целых шесть минут.[53]53
  На самом деле он длится около четырех минут (в зависимости от скорости, с которой его играют), а более короткая версия – всего минуту сорок восемь секунд. Небезынтересно отметить, что данную информацию Хэкер получил от антиаргентинского лобби в МИДе.


[Закрыть]

Не менее проблематичной оказалась предложенная нам схема рассаживания гостей в Вестминстерском аббатстве, которую мне предстояло утвердить. Невероятно, но ее сделали в алфавитном порядке, в результате чего Иран и Ирак сидели бы рядом друг с другом, Израиль и Иордания – на одной скамье. Так ведь недолго и Третью мировую войну спровоцировать.

Когда мой главный личный секретарь наконец-то дозвонился до аббатства, ему ответили: их предложение исходило из понимания, что поскольку все эти представители из одной и той же части мира, это, возможно, поможет им ощущать себя как дома. Бернарду пришлось терпеливо объяснить им, что соседство и близость совсем не одно и то же.

Кто-то, точно не помню кто, заметил, что присутствие на той же скамье Ирландии может способствовать улучшению ситуации. В ответ я заметил, что Ирландия никогда ничего не улучшала. Во всяком случае, для нас. Никогда!

Питер, мой личный секретарь по международным вопросам, зашел в кабинет, чтобы ознакомить меня с рядом, так сказать, неоднозначных вопросов, с которыми нам, вполне возможно, придется столкнуться. Бернард, само собой разумеется, тоже присутствовал.

– По словам испанского посла, – сообщил Питер, – его министр иностранных дел захочет сказать пару слов о единстве наций. А итальянцы – о европейском идеале.

Чувствуя в этих словах какой-то скрытый смысл, я попросил Питера перевести их на нормальный язык.

Он согласно кивнул.

– Испанцы хотят вернуть себе Гибралтар, а итальянцы хотят расширить винные озера ЕЭС. Кроме того, – продолжал он, – новозеландцы требуют проведения специальной встречи лидеров стран Содружества для обсуждения поддержки Британией якобы расистского южноафриканского режима.

На мой вопрос, почему они снова поднимают этот вопрос, последовало объяснение, что для этого имеются две возможные причины: либо это из-за их недовольства квотами ЕЭС на масло, которые исключают новозеландские молочные продукты, либо это публичное проявление чувства собственной вины, вызванное крутым и неожиданным изменением их позиции в вопросе о ядерной политике.

Питер предложил организовать королевский визит в Новую Зеландию. Лучше всего послать туда саму королеву. Если, конечно, это возможно. Отличная мысль, хотя может привести лишь к затягиванию решения проблемы и вряд ли поможет мне избежать нынешних затруднений, если только обещание такого визита не подвигнет их забыть о своей угрозе. К тому же Питер предупредил меня о том, что нам в любом случае следует ожидать серьезных неприятностей со стороны Южной Африки.

– Проблемы с правами человека? – спросил я.

– Нет, они пытаются увеличить поставки грейпфрута.

Затем меня начали учить протокольным, или правильным формам обращения. Из них следовало, что киприотского архиепископа следует называть не «Ваше Восхищенство», а «Ваше Великолепство», и что когда папский посланник говорит «Мы желаем помыть руки», это означает, что его застали врасплох…

Тут Бернарда неожиданно позвали к телефону – срочный звонок из дворца. Мы все затаили дыхание. Так слышала ли Королева о щенке и если да, то как отреагировала?

Слава богу, нет: дворцу известно только о какой-то проблеме с красными коврами в международном аэропорту Хитроу (она действительно была, но, насколько мне известно, ее уже решили). Однако Ее Величество обеспокоена тем, что президент Кот-д'Ивуар желает наградить ее каким-то слоном.

Ну, это уж слишком!

– Бернард, Питер, ради всего святого! – не сдержавшись, закричал я. – Мы просто не выдержим еще одно животное! Тем более слона! Весь Уайтхолл, МИД, МВД, секретариат Кабинета министров и министерство здравоохранения уже чуть ли не целую неделю занимаются одним только щенком. Правительство почти полностью парализовано. Хватит, никаких слонов!

К счастью, я ошибся. Кот-д'Ивуар собирается послать не живого слона, а всего лишь медаль. Единственная проблема заключается в том, что вручение этой награды должно сопровождаться слюнявым поцелуем…

Впрочем, пусть этим занимается сам МИД.

7 сентября

Завтра похороны моего знаменитого предшественника. А сегодня нам все-таки удалось «дожать» французов. Даже не знаю, какое из этих событий мне доставляет более глубокое чувство удовлетворения.

Хотя началось все далеко не так благополучно.

Утром мой главный личный секретарь вошел в кабинет с двумя папками в руках – одна толщиной в три сантиметра, другая в девять.

– Это еще что такое, Бернард? – Недоуменно спросил я.

Он ткнул пальцем в тонкую.

– Это материалы по ламаншскому туннелю, господин премьер-министр.

– Нет-нет, Бернард, вон та, толстая.

– Ах, эта. – Он выглядел несчастным. – Это материал на щенка.

– Ну и как далеко мы с ним продвинулись?

– Сегодня утром он весил уже больше полутора фунтов.

– Щенок?

– Нет, материал, господин премьер-министр, – совершенно серьезно ответил он.

Мы уже информировали французов, что, как это ни прискорбно, по прибытии щенка в Англию служба безопасности заберет его и поместит в карантинное отделение в Хитроу, однако ответа так и не получили. Кроме того, чтобы хоть как-то подсластить пилюлю, наш МИД поставил их в известность, что поскольку аэропорт Хитроу находится где-то между Букингемским дворцом и Виндзорским замком, Ее Величество вполне сможет навещать своего «лабрадорчика» по дороге туда или обратно.

Главным для нас сейчас было попробовать понять – какие меры французы могут счесть необходимым и возможным предпринять против нас после столь вызывающего демарша? Не исключено даже, что они предадут всю эту историю гласности, если мы не уступим им с ламаншским туннелем. О возможных последствиях страшно даже подумать!

Хуже того, мы оказались совершенно не готовы к дальнейшему развитию событий.

В кабинет неожиданно ворвался Хамфри. При этом весьма бесцеремонно.

– Господин премьер-министр! – вместо приветствия, тяжело дыша, воскликнул он. – У меня срочные новости…

– Хорошие? – Надежда, увы, умирает последней.

– И да… и нет. – Он, как всегда, был осторожен. – Полиция только что обнаружила взрывное устройство на территории французского посольства.

Я был потрясен.

– И кто его туда заложил?

– Пока не знаем. Мотив имелся у многих.

– Для начала, у нас, – заметил Бернард. Совершенно некстати.

– И все-таки, думаю, совсем неплохо, что мы вовремя нашли его. – Я всегда во всем стараюсь сначала видеть только позитивное. Тем более что это, очевидно, была хорошая часть новости секретаря Кабинета.

Увы, вторая часть не заставила себя ждать.

– Другая новость еще хуже. Французский президент не прилетает на похороны.

Ну и что тут такого? Лично для меня это известие было скорее еще более приятным. Таким оно и оставалось, даже когда Хамфри сказал, что президент, тем не менее, все-таки прибудет на похороны, но тайно и автомашиной. Самолет был только отвлекающим маневром, одной из мер безопасности.

– Совсем неплохая идея, – равнодушно сказал я, пожав плечами. Нам-то какая разница?

– Нет, господин премьер-министр, это просто великолепная идея! – сквозь сжатые губы процедил Хамфри. – Теперь он сможет привезти сюда этого чертова щенка в машине!

Он прав. Неужели мы ничего не можем сделать?

– Господин премьер-министр, вы готовы отдать распоряжение остановить и обыскать машину президента, который по вашему личному приглашению едет сюда на похороны? Вы готовы пойти на нарушение дипломатического иммунитета и обыскать дипломатический багаж? То есть его дорожную сумку.