Текст книги "Да, господин Премьер-министр. Из дневника достопочтенного Джеймса Хэкера"

Автор книги: Джонатан Линн

Соавторы: Энтони Джей
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 43 страниц)

– Значит, ты собираешься искренне поддерживать и Эрика, и Дункана? – поинтересовалась она.

Чудовищно! Чудовищно и невероятно! Какой же выбор мне прикажете сделать?

– И что теперь? – недоуменно спросил я. – Ведь если я поддержу Эрика, а Дункан узнает об этом, то… то тогда все, мне конец. А с другой стороны, если я поддержу Дункана, и Эрик узнает об этом, то… то тогда будет то же самое…

– Тогда не поддерживай ни того, ни другого, – пожав плечами, предложила Энни.

Господи, если бы все было так просто.

– Что ж, пусть будет, как будет.

Она все поняла. И даже спросила, кого все-таки я собираюсь поддержать. На что я ей решительно ответил: – Я поддержу Эрика… Или Дункана?

23 декабря

Эрик, надо признать, не терял времени, чтобы успеть меня, так сказать, «обработать». Позвонил во время обеда и сообщил, что собирается заскочить «на рюмку чая». Если, конечно, я не возражаю.

Конечно же, нет. На самом деле он действительно прекрасный человек. Высокий, элегантный, с благородной сединой в волосах и вполне интеллигентными манерами… Вполне подходящий экземпляр для предложения электорату в качестве кандидата. Ведь они не знают и вряд ли когда-либо узнают о его обратной стороне – зловредности, подлости, чудовищной неврастеничности… Не успев перешагнуть порог моего кабинета, он тут же принялся обливать Дункана грязью.

– Он такой неискренний, любит всех сталкивать друг с другом лбами… Ничего хорошего от него ни партии, ни тем более стране не будет, – ну и все такое прочее.

Поскольку я еще не принял окончательного решения, то лихорадочно пытался найти верный путь, чтобы выйти из затруднительного положения. То есть не связать себя ни с одним из них конкретно. Даже заметил, что пока еще не вижу конкретного варианта открыто помочь Эрику, но он сам разъяснил свою позицию.

Его аргументы «за» и «против» были ясными и предельно откровенными: моя публичная поддержка его кандидатуры имеет принципиальное значение, потому что меня любят практически все. (Да, в каком-то смысле против этого трудно что-либо возразить). Он также подчеркнул, что у меня прекрасный публичный имидж и, кроме того, все считают меня абсолютно надежным.

Пришлось и ему объяснить мою проблему. Нет, конечно, я не поделился с ним своими переживаниями по поводу естественного опасения поставить не на ту лошадь. Ведь как председатель партии я просто обязан выглядеть беспристрастным. Говорил я вполне искренне и, думаю, убедительно, но при этом, слава богу, не проговорился, что на самом деле главная проблема для меня – это не ошибиться в выборе.

Эрик попытался сыграть на моей партийной лояльности. Напомнил, что мы оба принадлежим к крылу умеренных, что у нас практически одинаковые цели, и что если это место достанется Дункану, партию ждут тяжелые времена.

Старая и вполне ожидаемая песня. Но затем он сказал нечто совсем удивительное. – Если все пройдет хорошо, Джим, то Дункана в МИДе больше не будет, это я гарантирую, и мне, само собой разумеется, потребуется новый министр иностранных дел. Надежный, лояльный ну и, конечно же, куда более основательный.

Намек более чем понятный. Он имеет в виду меня! Что ж, заманчиво, даже очень заманчиво! Но вместе с тем – и очень опасно: а вдруг он проиграет? Но ведь и отказываться от вероятных возможностей, по-моему, тоже глупо. Поэтому в заключение я сказал Эрику, что, оставаясь внешне полностью беспристрастным, безусловно, найду должные пути оказать ему всю необходимую поддержку. Само собой разумеется, абсолютно беспристрастно.

Думаю, в конечном итоге я все-таки буду поддерживать Эрика.

24 декабря

Вчера вечером ко мне заскочил Дункан. В мою лондонскую квартиру. Не знаю почему, но впечатление было такое, будто он уже кое-что прослышал о нашей беседе с Эриком.

Дункан совсем не то, что Эрик – тоже яркий, но не мелочный и не зловредный. Нет, он, скорее, прямолинейный и упрямый как бык! Ему я также попробовал прежде всего объяснить, что председатель партии должен быть совершенно беспристрастным или хотя бы выглядеть таковым, но он со свойственной ему бесцеремонностью даже не дал мне договорить.

– Председатель партии имеет куда больший вес, чем до того, как им стать. Нет реальных врагов. Пока.

Это что, угроза? Похоже, что да. Причем явная. Хотя не совсем понятно, кому и зачем…

После чего он стал, как всегда, напористо и многословно объяснять мне, какая катастрофа ждет всех нас, если Эрик, упаси господи, окажется на Даунинг-10. Я все время кивал, что, с одной стороны, можно было принять за знак согласия, а с другой, как простое подтверждение того, что я его внимательно слушаю.

Затем, точно также как и Эрик, он стал разыгрывать гамбит партийной лояльности. Оскалил зубы, как ему, видимо, казалось, в теплой и дружелюбной улыбке.

– Послушай, Джим, мы же на одной стороне, разве нет?

Я сказал «Да», поскольку простое «Да» вполне могло означать только то, что как коллеги по партии мы чуть ли не автоматически должны быть на одной стороне. (Совсем не обязательно. – Ред.) Главное в нашем деле – это стараться не лгать. (На самом деле между понятиями «не лгать» и «не говорить правду» имеется принципиальное различие. Термин «правда» в политике означает любое заявление, которое нельзя официально и/или достаточно доказательно назвать «неправдой». – Ред.)

– Отлично, – довольным тоном произнес он. Но, боюсь, Дункан не совсем поверил в искренность моего «Да», так как сразу же добавил: – В моей победе мало кто сомневается, Джим, ты же сам знаешь. Равно как и то, что тех, кто меня предает, я никогда не прощаю. Ни-ког-да!

Да, в чем, в чем, а в деликатности и политическом такте Дункана не упрекнешь, это уж точно. Пришлось развести руками и сказать, что моя поддержка его кандидатуры, в любом случае, не может быть слишком явной.

– А ей и не надо быть слишком явной, – тут же ответил он. – Просто пусть все об этом знают, только и всего. Ну а после того, как я перееду на Даунинг-10, а Эрик… (тут он мстительно хихикнул), а Эрик в Северную Ирландию, кто, по-твоему, может стать следующим канцлером казначейства?

Еще одна привлекательная вакансия! Причем предлагается она именно мне. Хотя без угрозы не обошлось и здесь. – Если, конечно, тебе самому не захочется отправиться в Северную Ирландию…

Наверное, мне все-таки следует поддержать Дункана. Мало ли что…

(Во время рождественских каникул ничего, естественно, не происходило. Хэкер, как и следовало ожидать, прекрасно отдохнул и даже «не работал на вечность», то есть практически ничего не надиктовывал для своих собственных мемуаров. Впрочем, две кассеты мы получили, но поскольку сделаны они были в праздничный период, там все было настолько невнятно и малопонятно, что мы тактично решили отнести это на счет технических неполадок в диктофоне.

В самом начале нового года сэр Хамфри Эплби встретился с сэром Арнольдом Робинсоном за ланчем в клубе «Атенеум».[9]9
  Элитный лондонский клуб преимущественно для ученых и писателей. Основан в 1824 г. Буквально означает «храм Афины» – (прим. пер.)


[Закрыть] Содержание их беседы нам посчастливилось обнаружить в личных дневниках сэра Эплби. – Ред.)

«Это была моя первая встреча с Арнольдом после того, как он неожиданно для всех подал в отставку и взвалил на свои плечи иные, куда более обременительные заботы. Я спросил его, как идут дела с движением „За свободу информации“. На что он просто ответил:

– Извини, Джим, но об этом я пока не имею права говорить.

Что ж, вполне резонно. Затем Арнольд поинтересовался, кто, на мой взгляд, будет новым премьер-министром: наш замечательный канцлер казначейства или наш выдающийся министр иностранных дел? (Как нетрудно заметить, сэр Хамфри прибегал к иронии даже в своих собственных дневниках. – Ред.) Смешно, но факт. Именно это я и хотел обсудить с Арнольдом. Кому, по его мнению, можно доверить Даунинг-10!

Ему не кажется подходящим ни тот, ни другой. Думаю, он совершенно прав. Выбор на самом деле достаточно сложный, почти как если выбирать: кого из двух маньяков назначить главврачом сумасшедшего дома?

Мы без лишних слов пришли к соглашению, что и тот и другой быстро станут для нас головной болью. Они оба интервенционалисты и, значит, тут же начнут пытаться управлять страной по своим собственным понятиям.

Арнольд спросил меня, есть ли у нас союзники. (Слово „союзники“ на нашем политическом жаргоне означает тех, кто может помочь нам найти третьего, иначе говоря, более приемлемого кандидата на Даунинг-10. – Ред.) Да, конечно же, есть. Например, наш „главный кнут“. (Главный организатор парламентской фракции. Он следит за соблюдением партийной дисциплины, обеспечивает поддержку своей партии и присутствие членов фракции на заседаниях парламента. – Ред.) Его, кстати, тоже весьма беспокоит возможность того, что „не совсем верно выбранный претендент спровоцирует антагонизм оппонентов, что может привести к расколу партии“. Вот так. Ни больше, ни меньше. Что ж, вполне реальные опасения.

Результатом всего этого мог бы стать долгий период нестабильности и „преобразований“. (Две вещи, которые госслужба готова избегать любой ценой. – Ред.) Значит, надо искать компромиссного кандидата! Который устраивает всех. Иного выхода, похоже, у нас просто нет.

Мы также быстро согласились, что такой кандидат должен в обязательном порядке обладать следующими качествами: быть покладистым, приятным в общении, не иметь твердых убеждений, не иметь никаких „гениальных“ идей, не иметь желания что-либо менять, не иметь каких-либо интеллектуальных приверженностей и, что самое главное, быть тем самым человеком, который способен не только прислушиваться к советам профессионалов, но и неукоснительно следовать им. (То есть отдать управление страной в руки „мандаринов“[10]10
  «Мандаринами» в Великобритании называют высших государственных чиновников – (прим. пер.)


[Закрыть]. – Ред.)

Единственным, кто, похоже, обладал всеми этими качествами, как ни странно, был… Хэкер! Хотя, честно говоря, даже сама мысль представить его премьер-министром просто смехотворна. Не говоря уж о том, что претворить это в жизнь, боюсь, практически невозможно.

Тем не менее, имело смысл не сбрасывать этот вариант со счетов по целому ряду причин. Во-первых, большинство членов Кабинета, без сомнения, будут только рады иметь не очень жесткого лидера. Что же касается двух упомянутых серьезных претендентов, то, по мнению Арнольда, их можно будет уговорить сойти с дистанции. Добровольно!

Для этого достаточно заглянуть в досье „МИ-5“.[11]11
  Служба национальной безопасности (контрразведка) Великобритании – (прим. пер.)


[Закрыть] Лично мне как-то не приходило в голову интересоваться ими, а вот Арнольд настоятельно советует время от времени затребовать такие досье, ну хотя бы на членов Кабинета, и просматривать их. Скучно не покажется. (Поскольку секретарь Кабинета в силу своих обязанностей должен находиться в центре всех операций, связанных с безопасностью страны, в его личном офисе имеется несколько комнат, до потолка заваленных такого рода сверхсекретной информацией. – Ред.)

Чуть позже к нам присоединился Бернард Вули. На чашку кофе. И принес несколько отчетов МАД на утверждение. Мы сначала пожелали друг другу счастливого Нового года, после чего обсудили с ним нашу главную проблему.

Услышав мой вполне невинный вопрос о том, что он думает, если его нынешний хозяин станет следующим премьер-министром, Бернард сначала был просто потрясен. Первые несколько минут даже не мог понять, о чем идет речь. И все время спрашивал: я что, на самом деле имел в виду мистера Хэкера? Его министра?

АР поинтересовался, не хочет ли БВ этим сказать, что Джим Хэкер не годится на пост ПМ. Не получив достаточно аргументированного ответа, мы, естественно, объяснили ему, что по общему мнению именно в этом варианте имеется немало преимуществ. Преимуществ для Британии. (Под этим сэр Хамфри, очевидно, подразумевал „преимуществ для государственной службы“. Стоит также отметить, что хотя утверждение АР относительно того, что „по общему мнению именно в этом варианте имеется немало преимуществ“, на данный момент, скорее всего, было явным преувеличением, тем не менее, уже на следующее утро оно могло стать вполне реальным. – Ред.)

Мы завершили нашу встречу, дав Бернарду четкий и недвусмысленный совет, чего Хэкеру, если, конечно, он сам хочет „быть на коне“, ни при каких обстоятельствах не надо делать. Короче говоря, БВ должен проследить за тем, чтобы в течение ближайших нескольких недель его министр не делал никаких резких движений, избегал любых решительных заявлений, конфликтов и, лучше всего, вообще бы ничего не делал…

По мнению Бернарда, с чем, с чем, а уж с этим не будет никаких проблем: Хэкер в любом случае не станет ничего предпринимать».

(Продолжение дневника Хэкера. – Ред.)

2 января

Сегодня вечером в МИДе была небольшая «пирушка». Для наших европейских друзей. Таких бы друзей да…

Там я познакомился с одним функционером из ЕЭС по фамилии Краут, который выглядел настолько настоящим тевтонцем, что я даже спросил его, откуда он.

– Только что из Брюсселя, – вежливо улыбнувшись, ответил он.

– Значит, вы из Бельгии? – удивленно поинтересовался я.

– Да, вы правы, Брюссель действительно находится в Бельгии, – с готовностью подтвердил он.

Действительно тевтонец, ничего не скажешь!

Тут мне на помощь пришел Бернард.

– Думаю, господин министр имеет в виду, бельгиец вы или нет.

Функционер помотал головой и улыбнулся.

– Нет, я немец.

– А кто вы в ЕЭС? – столь же любезно спросил я.

– Тоже немец.

Да, терпение и выдержка сродни таланту.

– Это само собой разумеется, – сказал я и бросил умоляющий взгляд на стоящего рядом Бернарда. Ну выручи же меня еще разок!

– Э-э-э… полагаю, господин министр хотел спросить, кем вы там работаете, сэр, – осторожно заметил Бернард.

– А, вот оно что, – снова оскалив зубы в улыбке, ответил Краут. – Я работаю там «шеф-дивизионом».

– Это что-то вроде помощника министра, – прошептал мне на ухо Бернард.

Я, тоже шепотом и тоже на ухо, поинтересовался, может ли наш немецкий друг помочь нам в вопросе о «еврососиске». Бернард согласно кивнул и спросил у немца, в чем конкретно заключается его работа.

Тот немедленно и с видимым удовольствием объяснил.

– Конкретно моя работа связана со стандартизацией сельскохозяйственной продукции. Я должен проследить за тем, чтобы европейские фермеры получали больше денег, чтобы производить больше еды.

Вот это да! А ведь мне казалось, мы в Европе производим слишком много еды. То есть наша проблема – это ее избыток! Что я не постеснялся ему сказать.

Немец со значительным видом кивнул.

– Слишком много еды, чтобы есть? Да!

Потрясающе.

– А для чего же еще еда? – с искренним недоумением спросил я.

– Видите ли, мы не производим еду для еды. Для нас еда – это оружие.

Ничего не понятно. Может, это просто потому, что он немец?

– Оружие? Вы имеете в виду… – Я лихорадочно пытался сформулировать правильный вопрос, но в голову, как назло, ничего не приходило. – Значит, вы имеете в виду… Нет, а что, собственно, вы имеете в виду?

Он удивленно на меня посмотрел.

– Как что? Еда – это всего лишь оружие. Зеленое оружие.

Зеленое оружие? Что это такое и, главное, зачем! Мы что, собираемся воевать с русскими едой? Сельхознемец начал терять терпение и даже несколько раздраженно объяснил мне, что русские здесь ни при чем. Они наши друзья, наши покупатели. А воюем мы с американцами!

С американцами? А русские, значит, наши друзья? Ну и как это прикажете понимать? Мое искреннее недоумение, равно как и просьба объяснить это чуть поподробнее, его явно обрадовали. Глазки заблестели, осанка стала горделивой, бровки полезли вверх… еще бы, что может быть лучше, чем говорить о своем любимом занятии? За которое к тому же совсем неплохо платят!

– Да, это война, господин министр. Торговая война. Используя продукты питания, мы можем весьма существенно расширить сферу своего влияния на страны третьего мира. Видели бы вы лицо Генри Киссинджера,[12]12
  Бывший Госсекретарь США (прим. пер.)


[Закрыть] когда мы пригрозили, учтите, всего лишь пригрозили, что будем продавать зерно Египту. – Он весело хихикнул. – Египет был нужен ему самому. Понимаете, если третий мир, так сказать, переключится с американской пшеницы на европейскую, то на следующих выборах президент США потеряет как минимум миллион голосов на Западе. Тем самым стандартизированная сельхозполитика в Европе дает нам громадный фактор влияния на Америку, вам понятно? Прошлая война – пушки, нынешняя война – масло!

– Это правильно, масло лучше, – игриво заметил я, но он, похоже, совсем понял моего юмора. Поэтому пришлось спросить его еще раз, в чем конкретно состоит его роль в этой исторической пищевой войне.

– Проследить за тем, чтобы у фермеров было достаточно субсидий для производства всех возможных пищевых продуктов. У нас достаточно складов и подземных хранилищ, уже полных нашими «зелеными ракетами». – Мы стояли у стойки мини-бара, и он начал сгребать к себе бокалы, соломинки, салфетки, ложечки, а затем изображать из них наглядный театр боевых действий. – Вот смотрите: мы двигаем одну дивизию масла в Бангладеш, угрожаем Египту тремя бригадами пшеницы, но это… – с неподдельным триумфом в голосе воскликнул он. – Но все это всего лишь отвлекающий маневр! На самом деле у нас в полной боевой готовности еще шесть воздушно-десантных дивизий говядины, только и ждущих приказа выдвинуться в Китай. Ну а потом…

Он неожиданно замолчал, а потом вдруг почему-то громко расхохотался. Мы с Бернардом долго и озадаченно смотрели на него. После чего я все-таки поинтересовался, а в чем, собственно, юмор.

– Да, масло лучше! – Он снова захихикал, я бы даже сказал, захрюкал.

– Смешно. Очень смешно!

Бернард деликатно взял меня за локоть и, вежливо кивнув немцу головой, не привлекая излишнего внимания, отвел в сторонку, где представил некоему мосье Жану Пенгле, который тоже работал «шеф-дивизионом» ЕЭС в Брюсселе.

По-немецки я, само собой разумеется, не знаю ни слова, а вот по-французски можно попробовать. А почему бы и нет?

– Парле ву Франсе, месье Пенгле?

– В общем, да, – с ледяной вежливостью ответил он.

– Ну а чем вы там, в вашем ЕЭС, занимаетесь?

– Вообще-то, моя основная работа – это заниматься пищевыми излишками, – с тем же самым ледяным спокойствием ответил он.

– Вы имеете в виду экспорт или хранение?

Он даже несколько смутился.

– Нет-нет, месье, ни то ни другое. Моя задача – платить фермерам за то, чтобы вся излишняя продукция была вовремя уничтожена.

Теперь в каком-то смысле смутился я сам.

– Уничтожена? Зачем?

– Как это зачем? – с типично галльским пренебрежением переспросил он. – Разве вам не известно, что Сообщество производит слишком много пищевых продуктов.

С трудом, но мне все-таки удалось сдержаться.

– Послушайте, прошу меня, конечно, извинить, но вон тот парень, ваш коллега, – я ткнул пальцем в сторону нашего улыбчивого немецкого друга, – платит фермерам именно за то, чтобы они производили излишки пищевых продуктов! Кстати, он называет их «зеленое оружие».

– Да, естественно. Он делает очень нужную работу. И делает это очень хорошо. Еда – это оружие. Сильное оружие…

Господи, да в чем же тут смысл?

– Ну тогда зачем же вы платите своим фермерам за уничтожение продуктов ?

С точки зрения нашего французского друга здесь нет никакого противоречия.

– Любое оружие надо делать слегка устаревшим. Тогда можно спокойно платить людям, чтобы они производили новое. Только и всего.

– А что, разве нельзя просто продолжать его складировать? Только и всего.

– Нет-нет, месье, утилизировать еду намного дешевле, чем складировать, перерабатывать в жидкое состояние, а иногда даже просто обезвоживать.

– Или переправлять ее в другие части света? – с невинным видом заметил Бернард.

– Вот именно, – охотно подтвердил наш французский друг.

Вон оно что! Постепенно, так сказать, «зеркальный подход к проблеме» начинал в общем проясняться.

– Значит, вы не можете продавать еду по рыночной стоимости, потому что тогда цена упадет, и ваши фермеры получат меньше денег, так ведь?

Француз был просто в восторге от того, что суть вопроса я наконец-то понял.

– Вот именно! – довольно улыбнувшись, сказал он.

Но я все-таки решил довести дело до конца. До логического конца.

– То есть вы хотите сказать, что наш немецкий друг платит вашим французским фермерам, чтобы они производили слишком много еды, а вы платите тем же самым французским фермерам, чтобы они эти излишки уничтожали!

– Вот именно, – снова ухмыльнувшись, подтвердил он.

Впрочем, одно темное пятно все-таки осталось.

– Ну а почему бы вам, в таком случае, не платить фермерам, чтобы они просто ничего не делали и вообще не выращивали еду? – вполне искренне предложил я. – Так ведь было бы куда разумнее, разве нет?

Наш французский друг явно обиделся.

– Мистер Хэкер, – чуть ли не высокомерно ответил он. – Французские фермеры никогда не хотели и не хотят, чтобы им платили за ничего неделание. Благотворительность нам не нужна!

(Откровенная ксенофобия Хэкера явно просматривается в приведенных выше диалогах. Его совершенно неприемлемое желание видеть всех не в человеческом, а прежде всего в национальном стереотипе, то есть не как людей, а только как французов или только как немцев, можно считать как его личной слабостью, так и политической силой. Чуть ниже мы увидим, как это стало его козырной картой в самый критический момент карьерного взлета, когда, образно говоря, ему пришлось влезать на самый верх густо намазанного жиром столба.[13]13
  Балаганный аттракцион: надо добраться до самого верха столба, обильно намазанного жиром, чтобы получить приз – (прим. пер.)


[Закрыть] – Ред.)

3 января

Добрался до министерства только чуть ли не в самом конце рабочего дня. И хотя дел было по горло, сконцентрироваться на самом главном я так и не смог. Почему-то вдруг захлестнуло чувство полнейшей бессмысленности всего, что мы делаем. Как в ЕЭС, так и у себя в стране…

Я долго сидел за своим письменным столом. Размышляя, раздумывая, пытаясь понять, что, собственно, вокруг меня происходит. Но потом, минут через пять, вдруг осознал, что рядом со столом стоит мой главный личный секретарь. Мимикой и жестами всячески пытаясь привлечь мое внимание.

Я бросил на него мрачный взгляд.

– Зачем все это, Бернард? Что мы делаем? Кому все это надо? В чем смысл всего этого?

От моего прямого вопроса он на какую-то долю секунды даже как бы растерялся.

– Вообще-то теология не совсем моя область, господин министр.

И что теперь? Снова и снова объяснять ему мои проблемы?

– Причем здесь теология, Бернард? Я имел в виду то, как выбрасываются на ветер ресурсы. Платить фермерам с одной стороны, чтобы они производили огромные количества еды. а с другой стороны, чтобы они, как у тех принято говорить, ее «утилизировали»! Не говоря уж о совсем не бедных зарплатах многих тысяч бюрократов, которые только и делают, что пишут, пишут, пишут, а затем запускают между собой по кругу все эти бумаги. Вас не смущает бессмыслица этого процесса?

– Вообще-то нет, господин министр, – несколько озадаченно ответил он. – Я ведь на государственной службе.

– Да, ну а если все попросту бессмысленно? Ведь лично я пришел в большую политику с одной единственной целью: сделать жизнь наших людей хоть чуть-чуть более счастливой!

– Но, господин министр, они и так уже чуть-чуть более счастливы. – Похоже, он пытался меня чуть-чуть приободрить. Не знаю, зачем, но точно пытался. – Ведь люди, занятые делом, наверняка чувствуют себя намного более счастливыми чем те, кому абсолютно нечего делать, разве нет?

– Даже если они делают абсолютно бесполезную работу?

– Конечно. Возьмем, к примеру, ваш личный секретариат. Им всем куда лучше, когда Вы здесь и они заняты делом.

Я не совсем понял смысл его фразы и, нахмурившись, заметил, что работа в моем секретариате, наверное, имеет некий конкретный смысл.

Бернард вроде как бы не совсем согласился.

– И да, и нет, господин министр. Большая часть вашего личного персонала с утра до ночи занята написанием черновиков заявлений, которые вы никогда не делаете; речей, которые вы никогда не произносите; пресс-релизов, которые никто не публикует, которые никто никогда не читает и которых, откровенно говоря, никто просто не замечает.

Да, некий смысл в его замечании, конечно же, был. Что расстроило меня еще больше. Поэтому я тут же спросил его, не имеет ли он в виду, что моя работа также бессмысленна, как у всех этих функционеров ЕЭС.

Он сразу же и весьма категорично отверг даже саму возможность такого обвинения.

– Да упаси Бог, господин министр! Как вы могли об этом подумать? Вы ведь пришли в большую политику с единственной целью сделать людей хоть чуть-чуть более счастливыми. В принципе, именно этим вы и занимаетесь. Например, в нашем секретариате все вас очень любят… Равно как и в других местах, – поспешил он добавить.

Покончив с этим, мы приступили к обсуждению вопроса о кандидатах на премьерское кресло. Точнее, о крысиной гонке за этот сомнительный приз.

– А знаете, Бернард, я уже побеседовал на эту тему и с Эриком, и с Дунканом. И, по-моему, обещал поддержать первого.

– Вот как? – не без интереса заметил он.

– Но потом, – чуть подумав, продолжил я, – мне, кажется, пришлось пообещать поддержать также и Дункана.

Мой главный личный секретарь бросил на меня явно одобрительный взгляд.

– Правильное решение, господин министр. И, что еще важнее, весьма сбалансированное.

Приятно, конечно, слышать такое, но главного он, похоже, все-таки не понял. Поэтому пришлось доходчиво объяснить ему, что выполнить свое обещание и тому, и другому одновременно просто невозможно физически. Не говоря уж о моральной стороне вопроса.

Как ни странно, но с его точки зрения никакой проблемы вообще не было.

– Господин министр, вы ведь давали чисто политические обещания, так ведь? – Я согласно кивнул. – Ну тогда их следует рассматривать как предвыборные обещания, не более того. Народ это понимает. Так что не чего и беспокоиться.

В этом он, скорее всего, абсолютно прав. Но тут есть другая проблема. К сожалению, я толком не помню, а обещали ли мне что-нибудь взамен сами Эрик и Дункан? Не будет ли это выглядеть несколько…, как бы это сказать, не совсем адекватно?

Впрочем, по мнению Бернарда, если они ничего конкретного мне не обещали, то никакой сделки ни с тем, ни с другим не было и, значит, беспокоиться, собственно, не о чем. Возможно, он прав, но… но мне в любом случае придется сделать выбор. Причем главное здесь – верно угадать победителя, иначе моя ошибка может нарушить существующий баланс сил.

– Поэтому основной вопрос, Бернард, сейчас заключается в том, чтобы решить, кем мне лучше стать: министром иностранных дел или канцлером казначейства?

Должен признаться, его однозначный ответ меня искренне удивил.

– Ни тем ни другим, господин министр.

– Ни тем ни другим? Как это?!

– Потому что и то и другое иначе как политическим самоубийством не назовешь.

Сначала мне показалось, что в подобного рода вопросах мой главный личный секретарь либо несколько наивен, либо, может быть, даже несколько глуповат. Ведь речь идет о двух из трех самых высших постов в Кабинете министров! Пришлось деликатно напомнить ему, что, являясь всего лишь государственным служащим, то есть в конечном итоге простым чиновником, он вообще-то и не должен разбираться в тонкостях нашей политической жизни.

Он изобразил искреннее раскаяние и вежливо, но коротко извинился. А я продолжил. Тоже вежливо и коротко.

– Чтобы достичь успеха в политике, Бернард, надо всегда быть в центре внимания. Если ты канцлер казначейства Великобритании, то всегда на виду. А это очень даже хорошо для голосов избирателей. Ну теперь-то вы, надеюсь, понимаете?

Оказалось, да, понимает. В каком-то смысле, возможно, даже лучше, чем я сам. Я несколько пожалел, что говорил с ним таким покровительственным тоном, но, надеюсь, он тогда этого не заметил.

– Наш канцлер казначейства, господин министр, это мистер «Отрави людям жизнь», – спокойно, даже как-то равнодушно заметил он. – Неизбежное повышение налогов, скажем на пиво и сигареты, действует на электорат, как правило, очень плохо. – Здесь, кстати, Бернард совершенно прав. – И, кроме того, господин министр, вам когда-нибудь приходило в голову задуматься, каково это работать с постоянными заместителями канцлера казначейства? Думаю, что не очень ошибусь, предположив, обратите внимание, только предположив, что время от времени у вас появлялось смутное ощущение, что, будучи вашим постоянным заместителем, сэр Хамфри, скажем, далеко не всегда выкладывал все карты на стол.

Да, наши старые добрые британские недомолвки… Которые каждый понимает, как ему хочется… Я, тем не менее, счел нужным заметить, что в конечном итоге все обычно делалось так, как хотелось бы мне! (В данном случае вполне явно проявилась способность искренне верить в свои фантазии, что является неотъемлемым качеством любого профессионального политика. – Ред.) Затем Бернард вежливо поинтересовался, нет ли у меня случайно каких-либо опасений относительно того, как иметь дело с функционерами из Минфина.

Сначала мне хотелось просто отмахнуться от этого, но тут я вовремя вспомнил: я же не экономист! Значит, им легко будет водить меня за нос. Кроме того, мне вдруг пришла в голову вполне здравая мысль, что реальный эффект от любой новой экономической политики начнет проявляться не раньше чем года через два. Если не позже. А на практике это означает, что в течение первых двух лет мне фактически придется платить за ошибки моих предшественников. Причем никто даже не понимает, что когда в экономике нелады, то с этим ничего, буквально ничего не поделаешь. Особенно если твоя экономика контролируется американской экономикой, над которой у тебя как у министра Короны нет никакого контроля.

Бернард выразил полное согласие со мной, но при этом не преминул добавить, что в ближайшее время, судя по вполне надежным слухам, от Америки следует ожидать серьезнейших потрясений.

Так, кажется следующим канцлером казначейства мне становиться не следует.

– По-вашему, если согласиться, выкрутиться не удастся? – с досадой спросил я.

– Фактически нет, господин министр. Если, конечно, вас не сделают министром иностранных дел… В качестве, так сказать, наказания…

В качестве наказания? Нет, непонятно. Как это, в качестве наказания?

– Все очень просто, господин министр. Дело в том, что быть главой МИДа еще хуже.

Неужели он на самом деле это имеет в виду? Бернард, как оказалось, совсем не так прост, и к его мнению иногда следует прислушиваться. Может, он хотел тонко намекнуть, что в иностранных делах практически не завоевываются голоса избирателей?

– Дело не только в голосах, господин министр. Видите ли, правительство вынуждено быть добреньким к иностранцам, а электорат хочет, чтобы оно их ненавидело. В частности, вашим избирателям не нравится, когда вы оказываете помощь слаборазвитым странам, в то время как Мидлендс[14]14
  Центральные графства Великобритании – (прим. пер.)


[Закрыть] страдает от жесточайшей безработицы.

Мидлендс? Но ведь это же мой избирательный округ! (Тот факт, что Бернард Вули привел именно этот пример, вряд ли можно считать простым совпадением. – Ред.) Да, тут есть над чем подумать. Действительно, а так ли уж мне нужен наш МИД? Ведь в любом случае придется болтаться по миру. И в то время как коллеги по Кабинету будут старательно обустраивать страну, безработные будут с завистью смотреть по телевизору, как я ем устриц на дипломатических приемах. И в это же самое время в моем избирательном округе будут продолжать закрываться больницы!