Текст книги "Да, господин Премьер-министр. Из дневника достопочтенного Джеймса Хэкера"

Автор книги: Джонатан Линн

Соавторы: Энтони Джей
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 43 страниц)

По мнению Годфри, я слишком далеко наклоняюсь вперед, что может произвести впечатление, будто это дешевый рекламный клип, в котором премьер-министр пытается уговорить сограждан купить какой-то на редкость дорогой страховой полис.

Я покорно попытался принять несколько различных поз, наклоняясь то вперед, то назад, то из стороны в сторону, но Годфри все равно ни одну из них не одобрил. Бернард и Малькольм, которые все это время о чем-то шептались в углу студии, предложили мне несколько иную версию текста: «В поисках наиболее оптимального решения мы, само собой разумеется, будем внимательнейшим образом рассматривать широкий круг вариантов государственных расходов на оборону».

– Бернард! – возмущенно воскликнул я. – Это же ни о чем не говорит!

– Благодарю вас, господин премьер-министр.

Похоже, он чего-то недопонял. Пришлось повторить еще раз:

– Бернард, в этом ведь нет никакого смысла.

– Вы очень добры, господин премьер-министр, – слегка покраснев от удовольствия, ответил он.

– Нет-нет, Бернард, боюсь, вы меня не так поняли. Ваш вариант мне не нравится. Просто совсем не нравится!

Мой главный личный секретарь, не скрывая удивления, просмотрел текст еще раз. Чтобы увидеть, где его можно еще усилить.

– Тогда как насчет: мы рассмотрим их в самое ближайшее время?

Увидев мои сердито нахмуренные брови, он слегка занервничал, но сдавать позиции, похоже, не собирался.

– Господин премьер-министр, нам на самом деле кажется, что ваше выступление надо слегка смягчить.

Я вопросительно посмотрел на Малькольма. Он тут же, не ожидая подтверждения, предложил свой вариант: «Программа „трайдент“ обернется для вас тяжелым налоговым бременем. Пятнадцать миллиардов – это немалые деньги, поэтому мы самым тщательным образом проанализируем, насколько этот проект стоит таких денег».

Это, безусловно, несколько размывало содержательную часть моего выступления, но я решил пойти на компромисс. Политика есть политика, ничего не поделаешь. Но все-таки спросил у Годфри, следует ли упоминать конкретные цифры.

– Да, конечно же, – не задумываясь, ответил он. – Практически никто их не понимает и не запоминает. Есть, конечно, и такие, кто все-таки понимает или запоминает, но им в любом случае просто не верят. Зато будет создаваться впечатление, что вы полностью владеете ситуацией. К тому же не забывайте: люди ведь не знают, что вы не говорите, а всего лишь считываете текст с телесуфлера.

Хорошая мысль. Он также посоветовал мне читать чуть-чуть побыстрее. Да, так оно и есть, но темп диктую не я, а телесуфлер.

– Не совсем, господин премьер-министр, – успокоил меня он. – Телесуфлер настроен на скорость вашей речи. Автоматически. Вы говорите быстро, он тоже. Вы замедляете темп, он тоже. Никаких проблем.

Я решил проверить и медленно, очень медленно произнес: «„Трай… ден…ты“ – слит…ком до…ро…гое удо…воль…ствие». И тут же практически скороговоркой: «Программа-„трайдент“-обернется-для-вас-тяже-лым-нсаоговым-бременем. Пятнадцать-миллиардов-это» И тут же снова очень медленно продолжил «не…ма…лыг день…ги». И, представляете, сработало! Что ж, отлично. На самом деле звучит так, как будто я не читаю готовый текст, а говорю его собственными словами.

Впрочем, Годфри отметил еще одну незначительную деталь в этой фразе.

– Господин премьер-министр, а стоит ли говорить «тяжелым налоговым бременем для вас»? Звучит так, будто вы не один из нас. Правитель снисходит до разговора со своими кроткими подданными. Они и мы.

Они и мы? Что ж, еще одна неплохая мысль. Совсем не плохая. Действительно, лучше сказать налоговым бременем для нас. Я ведь тоже плачу налоги. Точно так же, как и они!

Но Бернарда по-прежнему беспокоило то, что эта часть моего выступления, по его мнению, чересчур прямолинейна и, более того, даже слишком откровенна. Ну и что? Тоже мне проблема…

Однако он, перебив меня, напомнил, что от «трайдентов» зависит огромное количество рабочих мест для наших британцев. Поэтому без предварительных консультаций и согласований с озвучиванием этого проекта лучше пока не торопиться.

Вообще-то, возможно, он и прав. Тем более что Малькольм практически сразу же предложил новый вариант: Наше правительство намерено самым тщательным образом и, главное, конкретно проанализировать все расходы на оборону с целью достижения не менее высокого уровня обороноспособности страны, но при существенно меньшем уровне расходов.

Лично мне этот вариант понравился. Хотя, по мнению Годфри, фраза несколько длинновата и ее можно выразить двумя короткими предложениями.

– Господин премьер-министр, как показывает наш опыт, если фраза состоит из более чем двух строк, то когда ее договаривают до конца, слушатели чаще всего забывают ее начало. Иногда включая и того, кто ее произносит.

Так мы и сделали. Разбили ее на два коротких предложения.

А Годфри по-прежнему беспокоила моя поза за столиком. Покачивая головой, он сказал, что я снова начал слишком наклоняться вперед.

– Так делают, когда хотят выглядеть откровенными, – объяснил я ему.

– Дело в том, господин премьер-министр, – возразил он, – что в таком случае вы выглядите как человек, который хочет выглядеть откровенным. А вот если вы откинетесь назад, то будете выглядеть спокойным и уверенным в себе. Настоящим лидером, у которого все под контролем.

Хорошо, лидером так лидером. Я послушно откинулся назад.

– Нет-нет, не так сильно, – поправил меня Годфри. – А то у вас будет такой вид, будто вы съели что-то не то.

А вот этого нам совсем не надо! Я немедленно выпрямился, невольно подумав, как же тогда выглядеть откровенным, если нельзя наклоняться вперед…

Впрочем, у Годфри на это имелся готовый ответ.

– Нет проблемы. Мы специально отметим в тексте те места, где вам хотелось бы выглядеть откровенным. Жирным шрифтом. И тогда вы слегка нахмуриваетесь и произносите слова чуть помедленнее. Только и всего.

Ладно, пусть будет так. Надеюсь, хуже от этого не будет.

Затем мы перешли к урокам актерского мастерства. Прежде всего, он сказал, что у меня слишком каменное лицо. Такого мне еще никто и никогда не говорил! Ну и как прикажете это понимать?

Годфри, не скрывая удовольствия, объяснил, что во время публичного выступления все нормальные люди обычно мотают головой, шевелят бровями, надувают щеки, ну и так далее, и тому подобное. Боюсь, они точно хотят сделать из меня зомби.

Мои искренние попытки работать мышцами лица «как надо» вызвали отчетливые смешки в дальнем конце студии, где работали техники, визажисты и уборщики. По мнению Годфри, на этот раз я просто несколько перестарался. Ничего страшного…

Но моего главного личного секретаря по-прежнему продолжала беспокоить та самая фраза: Наше правительство намерено самым тщательным образом и, главное, конкретно проанализировать все расходы на оборону. Он считает, это все-таки слишком откровенно. – Непосредственное упоминание о сокращении военных расходов может вызвать сильное беспокойство в таких местах как, скажем, Девенпорт, Портсмут, Розит, Альдершот и Бристоль, господин премьер-министр. О возможных политических последствиях этого, полагаю, вы и сами догадываетесь.

Ах, вот оно в чем дело. До меня наконец-то дошло: ведь все эти города – маргинальные избирательные округа! Я попросил его подумать над более приемлемой трактовкой, и мы перешли к следующему эпизоду моего выступления.

Он звучал приблизительно так: Скорее всего, вам придется услышать много самой настоящей чепухи со стороны оппозиции, подобной тому, что мы, дескать, выбрасываем государственные деньги на ветер, продаемся американцам… Вот что я скажу вам в ответ на это. Вспомните их дела, когда они были у власти! Только представьте себе, какой ущерб они принесли нашей стране!

Как ни странно, решительное возражение на этот раз последовало не от Бернарда, а от Годфри.

– С вашего позволения, господин премьер-министр, не стоит трогать оппозицию. Во всяком случае, так агрессивно. Знаете, как у нас говорят: Не бей лежачего, он ведь может и встать…

Ничего себе ответ! Хотя, надо признать, именно такие штучки наша партия и любит.

А Годфри продолжил:

– Не волнуйтесь, господин премьер-министр, партия проголосует за вас в любом случае. А резкие нападки на оппозицию только оттолкнут колеблющихся избирателей, которые наверняка увидят в этом только «гроздья неправедного гнева и плоды мелкого интриганства».

Если он прав, делать этого, само собой разумеется, ни в коем случае не надо. Годфри также посоветовал мне избегать любых упоминаний о критических замечаниях, которые когда-либо делались в мой адрес. Действительно, а с какой это стати делать им бесплатную рекламу? Да, но как же в таком случае быть с оппозицией? Что про них говорить? Его ответ оказался, по-моему, очень правильным и на редкость простым.

– Лучше вообще ничего, господин премьер-министр. Все, что говорите, должно производить впечатление тепла и дружелюбия. Вы, конечно, должны выглядеть властным, но и достаточно любящим тоже. Отцом нации. И постарайтесь говорить чуть более низким и глубоким голосом.

Мы считаем, так будет выглядеть намного убедительней.

Чуть более глубоким голосом? Интересно, как это можно сделать, чтобы не звучало фальшиво! Бернард, слегка усмехнувшись, порекомендовал мне взять несколько частных уроков у кого-нибудь из королевского шекспировского театра, который, как известно, славится великолепной постановкой речи.

Ладно, уговорили. Я максимально возможным глубоким голосом начал зачитывать следующий параграф: Они разбазарит наши золотовалютные резервы… они довели до ручки нашу экспортную политику,… они способствовали заключению целого ряда позорных соглашений… Тут до меня дошло, что в моем реальном выступлении эту по настоящему сильную фразу тоже придется выкинуть. Какая жалость!

Пошептавшись с Малькольмом, бывший продюсер «Би-би-си» предложил внести в текст чуть более оптимистическую нотку относительно меня и будущего. А что, он действительно прав. Особенно в отношении меня. Кто бы спорил? Всегда куда лучше говорить о светлом будущем, чем о печальном прошлом, правда же? Мы хотим построить светлое будущее для наших детей! Мы хотим построить мирную и процветающую Британию! Британию с высоко поднятой головой! Особенно среди других членов Содружества наций…

Совсем неплохо. Я поинтересовался, откуда они эту фразу взяли. Оказалось, из последнего выступления лидера оппозиции. Естественно, нам придется ее, так сказать, несколько «осовременить».

Годфри почему-то решил снова вернуться к вопросу о моем внешнем облике. На этот раз о моей одежде.

– Что на вас будет одето, господин премьер-министр? – спросил он.

– А что вы предлагаете?

– Темный костюм наводит на мысли о традиционных ценностях.

– Хорошо, пусть будет черный, – сказал я.

– Хотя, с другой стороны, светлый воспринимается скорее как деловой.

Господи! Еще одна дилемма. Как же мне все-таки выглядеть: традиционным или деловым? Лучше, конечно, и тем и другим.

– А нельзя ли светловатый костюм с темноватой жилеткой? – спросил я.

– Нет-нет, господин премьер-министр, тогда у вас могут возникнуть проблемы с идентификацией личности. Вообще-то можно, конечно, попробовать и твидовый костюм. Он будет предполагать основательность простых британцев. Окружающая среда, образ жизни, ну и так далее, и тому подобное…

Да, в общем-то совсем не плохо, однако у Годфри, как оказалось, имелись и другие варианты. Например, спортивный пиджак, в котором владыка будет выглядеть более неформальным и, значит, более доступным. Так сказать, более одним из них.

Я объяснил Годфри, что обладаю практически всеми этими качествами. Как сейчас принято говорить, «все в одном флаконе». И очень хотел бы, чтобы все их увидели.

Он, довольно кивнув, сказал, что окончательное решение можно принять чуть попозже, и дал мне еще несколько полезных советов.

– Если у вас, как вы полагаете, «все в одном флаконе», господин премьер-министр, то в таком случае надо специально выделить что-нибудь, чего там нет. Иначе люди могут подумать, что это совсем не так. Или не совсем так. Что, собственно, одно и тоже. Поэтому лучше всего подойдет темный костюм на фоне дубовой мебели и толстых книг в солидном кожаном переплете. Но если в своем выступлении вы не собираетесь сказать чего-либо нового, то вам, скорее всего, нужен светлый современный костюм с абстрактной расцветкой.

Фиона отвела Годфри в сторонку, наверное, чтобы пошептаться насчет моего макияжа. Интересно, зачем? Честно говоря, вообще-то хорошо, когда о тебе так заботятся, суетятся, вытирают пот, подкрашивают веки, но… До меня донеслись отдельные фразы их разговора, которые для моего слуха явно не предназначались.

– Годфри, вас не смущают его седые волосы? Может, лучше их подкрасить?

– Думаю, нет. И так сойдет. Он ведь не мальчик.

– А его залысины?

– Какие еще залысины? – не удержался я, давая понять, что все прекрасно слышу.

Годфри круто обернулся.

– Она имеет в виду ваш высокий лоб, господин премьер-министр.

Фиона согласно кивнула головой.

– Что ж, в таком случае пусть так оно и будет.

Их следующее предложение тоже вряд ли можно было назвать приятным, но ведь Годфри предупреждал меня, когда соглашался на эту работу, что ему придется быть предельно честным и искренним со мной, иначе от него будет мало толку. Они оба внимательно посмотрели сначала на меня, затем на мое лицо в мониторе, затем снова на меня.

– М-м-м, слушай, Фиона. А можно что-нибудь сделать с его глазами? Скажем, чуть-чуть их расширить. Чтобы они не выглядели такими узко посаженными…

– Нет проблем. Кроме того, по-моему, стоит слегка осветлить мешки под глазами и затемнить бледноту щек. Как ты считаешь? – Годфри согласно кивнул головой. – Больше всего проблем, боюсь, будет с его носом.

– С моим носом? Проблемы? – снова не выдержал я.

Годфри тут же заверил меня, что с моим носом никаких проблем нет. Как с таковым… Проблема всего лишь в освещении. Картину портит какая-то непонятная тень.

Мне все это начинало порядком надоедать, и я напомнил им, что надо не заниматься моим носом, а репетировать. Но Годфри, как бы не обращая на меня внимания, спросил Фиону, есть ли у нее что-нибудь еще. Правда, предварительно заверив меня, что все это делается исключительно в моих интересах: чем лучше я буду выглядеть на телеэкране, тем больше у меня будет шансов победить на следующих выборах. В этом он прав, ничего не скажешь.

– Ну и, конечно, надо что-то делать с зубами, – сказала Фиона и повернулась ко мне. – Не могли бы вы улыбнуться, господин премьер-министр? – попросила она. – Как можно шире, пожалуйста.

Я улыбнулся. Они мрачно посмотрели на меня. Затем Годфри, печально вздохнув, протянул:

– Да… – и подошел к моему письменному столу. – Простите, господин премьер-министр, но мы думаем, вам надо немного поработать с нашим дантистом.

– Поработать с дантистом? Для чего?

– Для того, чтобы чуть выправить зубы, только и всего. Люди, то есть избиратели, всегда обращают на это внимание. Вспомните, например, чудесное превращение Гарольда Вильсона (премьер-министр Великобритании в периоды 1964-1970 и 1974-1976, лейборист – Ред.), без которого он вряд ли бы выиграл выборы.

Мы наконец-то продолжили нормальную репетицию. Я откинулся назад, но не слишком далеко. Говорил, по-моему, достаточно глубоким голосом, стараясь всячески изменять темп речи, изо всех сил шевелил мышцами лица и бровями:

– Мы, само собой разумеется, рассмотрим самый широкий диапазон мнений по всему диапазону государственных расходов… – а затем подумал, а с чего, собственно, я начал?

Ужасно, просто ужасно! Я спросил Бернарда, не ходим ли мы по некоему замкнутому кругу.

– Да, господин премьер-министр, ходим – с готовностью согласился он. – Но ведь это же наиболее удобный, наиболее приемлемый путь…

– И наиболее бессмысленный, – перебил я его.

Он удивленно поднял брови.

– Простите, господин премьер-министр, но, на мой взгляд, не такой уж бессмысленный. Скорее, разумно-уклончивый…

Не совсем поняв, что такое разумно-уклончивый, я попросил Годфри высказать свое мнение.

Он, само собой разумеется, отказался его высказать. За что, кстати, я его совсем не виню, это не его проблема.

– Решать это вам и только вам, господин премьер-министр, – даже неулыбнувшись, ответил он. Тем самым, как у нас принято говорить, «перекинул мяч на мою сторону». – Просто если это именно то, что вы хотите сказать, я бы предложил самый модерновый костюм. На самом модерновом фоне с суперэнергичными ярко-желтыми обоями и круто-абстрактными рисунками. Чтобы хоть как-то скомпенсировать отсутствие чего-либо нового в вашей программной речи.

Я сказал, что всегда могу вернуться к ее первоначальному варианту.

Он одобрительно кивнул головой.

– В таком случае вам нужен темный костюм в полосочку на сером фоне. И что-то вроде дубовых обоев.

А вот Бернарда мое предложение вернуться к первоначальному варианту, похоже, явно расстроило. Потому что он тут же с кислой миной попросил меня подумать и, если возможно, пересмотреть это, с его точки зрения, не совсем «своевременное» решение.

Значит, пора с предельной четкостью определить свою позицию. И для моего главного личного секретаря, и для всех присутствующих вообще. – Послушайте, поскольку это мое первое обращение к нации в качестве премьер-министра, оно должно быть посвящено какому-нибудь жизненно важному вопросу. Нельзя ведь вот так просто выйти в эфир и нести всякую несущественную чепуху, правда ведь? Моя речь должна иметь смысл! Должна иметь последствия! Должна всем запомниться!

Бернард целиком и полностью согласился (что, впрочем, вряд ли), но вежливо поинтересовался, не мог ли бы я посвятить ее чему-нибудь, так сказать, менее противоречивому.

Я терпеливо объяснил, что так называемые «менее противоречивые темы» обычно производят намного меньшее впечатление, чем… более противоречивые.

– Господин премьер-министр, а вы уверены, что так называемые «менее противоречивые темы» не производят большего впечатления? – почему-то поинтересовался он.

– Например, какие? – не скрывая интереса, поинтересовался я.

– Ну, скажем, специальные средства в качестве туалета для домашних животных. – Он что, серьезно? – Мощный удар по тем, кто позволяет своим питомцам гадить на наших улицах. А еще можно обрушиться на злостных нарушителей дорожного движения. Или пьяниц. Или выступить в защиту «зеленых», то есть защитников окружающей среды. Или… В общем-то, таких тем сколько угодно, господин премьер-министр.

Годфри поднял еще один, слава богу, последний вопрос. Музыкальная заставка: Бах – свежие идеи, Стравинский – ничего нового. Ну и что лучше?

Я предложил Годфри найти что-нибудь у наших родных британских композиторов. Что лучше бы отражало мой патриотический образ. Ему это явно понравилось.

– Тогда, может, Элгар?

– Да, но только не «Земля надежды и славы». Ни в коем случае!

– Тогда как насчет «Загадки века»? – предложил Бернард. – Ведь…

Я одним взглядом заставил его замолчать.

(Ровно через три дня Бернард Вули направил сэру Хамфри Эплби служебную записку, касающуюся содержания телеобращения Хэкера к народу. Приводим ее оригинал ниже. – Ред.)

«13 февраля

Сэр Хамфри!

Боюсь, телеобращение ПМ не выглядит многообещающим. Наш премьер-министр почему-то предпочел темный костюм в полосочку и дубовые обои. Практически это означает, что он намеревается говорить в прямом эфире о чем-то новом и, возможно, даже радикальном. Отсюда и желание выглядеть традиционным, обычным, вселяющим уверенность в простых людей.

Догадываюсь, что это может вызвать у вас определенную озабоченность, но он, похоже, твердо намерен именно так и поступить.

С уважением, Б. В.».

(На следующий день Бернард Вули получил ответ. – Ред.)

«14 февраля

Бернард!

Намерение нашего премьер-министра затронуть тему „великого почина“ в своем телеобращении к народу не может не вызывать самой серьезной обеспокоенности.

Сам по себе этот факт, конечно, не имеет особого значения. Ничто не происходит только из-за того, что премьеры намерены с чем-то к кому-то обратиться. Невилл Чемберлен,[25]25
  Н.Чемберлен (1869–1940), премьер-министр Великобритании в 1937–1940; консерватор. С 1922 г. многократно входил в правительство. Сторонник политики умиротворения фашистских держав; подписан Мюнхенское соглашение 1938 года. В обстановке военных неудач Великобритании вышел в отставку (май 1940) – (прим. пер.)


[Закрыть] например, тоже обратился к народу, торжественно заявив, что „принес им мир“. Что из этого вышло, миру известно. Именно этого, как мы искренне надеялись, вам удастся избежать. Почему же это все-таки произошло?

Прошу разъяснений.

X. Э.».

(Ответ Бернарда Вули, само собой разумеется, последовал незамедлительно. – Ред.)

«14 февраля

Сэр Хамфри!

Самое простое объяснение состоит в том, что, по мнению премьер-министра, его „великий почин“ прибавит ему голоса избирателей.

Партия уже провела опрос общественного мнения, и, судя по всему, избиратели „за“ возврат военного призыва.

Б. В.».

Вспоминает сэр Бернард Вули:

«Да, я хорошо помню те служебные записки. Хамфри Эплби действительно был весьма недоволен тем, что мне так и не удалось отговорить Хэкера от его „великого почина“. Хотя, честно говоря, я старался как мог.

Хамфри попросил меня срочно заскочить к нему, „чтобы, так сказать, обсудить ситуацию“: больше всего его интересовали результаты партийного опроса общественного мнения, которые, на мой взгляд, во многом и стали причиной неуспеха в попытке переубедить нашего премьер-министра.

Его решение оказалось на редкость простым: провести еще один опрос, который покажет, что избиратели против военного призыва.

Тогда я был все еще достаточно наивен. Не понимал даже, как избиратели могут быть одновременно „за“ и „против“. Впрочем, старина Хамфри довольно быстро разъяснил суть вопроса.

Оказывается, весь секрет заключается в том, что когда к усредненному обывателю подходит молодая привлекательная девушка с опросной анкетой и задает серию нужных вопросов, этому усредненному обывателю невольно хочется не выглядеть дураком, а произвести на нее хорошее впечатление. Ей, этой молодой привлекательной девушке, само собой разумеется, надо, чтобы этот самый усредненный обыватель дал ей те самые нужные ответы.

Сэр Хамфри тут же на мне самом продемонстрировал, как работает эта система:

– Мистер Вули, скажите, вас, конечно же, беспокоит рост преступности в среде подростков?

– Да, конечно же беспокоит, – ответил я.

– Вам не кажется, что в наших общеобразовательных школах сильно хромает дисциплина и недостаточно требовательности?

– Естественно, кажется.

– Как вы считаете: молодым людям нужен порядок и сильный лидер?

– Да, нужен.

– Как вы думаете, хотят ли они добиться в жизни чего-нибудь большего?

– Да, хотят.

– Значит, как нам кажется, вы за военный призыв?

– Да, само собой разумеется.

Вольно или невольно, но на все эти вопросы я, так или иначе, ответил „да“. А что еще можно сказать, чтобы не выглядеть недотепой? А в итоге публикуется только последний вопрос и только последний ответ.

Самые популярные опросы, конечно, до такого не опускаются или во всяком случае стараются не опускаться, но их, в общем-то, совсем немного. Наверное, именно поэтому Хамфри предложил провести новый опрос, но не партийный, а целенаправленный – для министерства обороны. Что мы, соответственно, и сделали. Причем часть ключевых вопросов придумал он сам:

– Мистер Вули, вас тревожит угроза войны?

– Да, конечно, – вполне честно ответил я.

– А рост вооружений?

– Естественно.

– Вы видите опасность в том, чтобы давать молодым людям оружие и учить их убивать?

– Да.

– Считаете ли вы неправильным вынуждать людей брать в руки оружие против их воли?

– Да.

– Готовы ли вы возражать против введения обязательного военного призыва?

И я ответил „да“, прежде чем сам осознал это, представляете?

Хамфри был просто в восторге.

– Вот видите, Бернард, вы и есть тот самый настоящий усредненный британец, – довольно сказал он.

У него на редкость творческое мышление, поэтому быть рядом с ним лично мне всегда доставляло и доставляет истинное удовольствие.

Например, он тут же предложил кое-что еще. А именно, чтобы премьер-министр сделал свое обращение не через три-четыре недели, как планировалось, а через ближайшие одиннадцать дней.

– А что если премьер откажется? – спросил я.

Оказывается, секретарь Кабинета предусмотрел и это. Он тут же посоветовал мне сказать Хэкеру, что мне стало известно о намерении оппозиции выступить со своим политическим заявлением ровно через одиннадцать дней. Так что премьер-министру лучше первым сделать свое обращение. Иначе он будет вторым, что, конечно же, нежелательно.

Интересно, так ли это на самом деле, подумал я и попросил Хамфри сказать мне, так ли это на самом деле.

– Да, так, – коротко ответил он. И с легкой улыбкой добавил: – Если вы подождете с этим хотя бы до утра…

Причина этого незамысловатого маневра была весьма проста – „обойти“ Хэкера. Если убедить его сделать свое „историческое“ телеобращение к народу не позже чем через одиннадцать дней, то он не сможет объявить о так называемом „великом почине“, поскольку больше одного заседания комитета по обороне за столько короткий период ему вряд ли удастся собрать, а этого явно недостаточно для того, чтобы окончательно выяснить с коллегами по Кабинету свои отношения по этому вопросу.

Кстати, первоначально его коллеги были, в общем и целом, согласны с основными положениями его новой политики. Но только в личном и политическом плане, а никак не в официальном!

Что же касается остальных министров, их точка зрения зависела от конкретных рекомендаций, которые они получат от соответствующего источника (то есть от секретаря Кабинета – Ред.)».

(В Уайтхолле все заседания протоколировались. Все без исключения. Не только правительственные, но даже простые, как принято говорить, «рабочие». Каждое заседание должно быть полностью зафиксировано на бумаге. Стенографировались так же абсолютно все принимаемые решения и конкретные способы их исполнения. Это делалось прежде всего в целях сохранения преемственности политики последующих правительств. Впрочем, одно из них обычно проводилось без должного стенографического отчета – неформальная встреча постоянных заместителей министров, которая еженедельно проводилась в офисе секретаря Кабинета по средам, ровно за день до заседания Кабинета. И называлось оно всегда одинаково: «Ознакомление с повесткой дня».

К счастью для историков, сэр Хамфри все-таки делал собственные записи о некоторых из них. Вроде бы только для самого себя. И действительно, в течение всей его жизни никто не имел возможности ознакомиться с ними. Но теперь леди Эплби любезно предоставила их в наше полное распоряжение. Включая запись той самой неформальной встречи в среду 15 февраля. – Ред.)

«Беседа оказалась весьма полезной. Присутствовали Дик, Норман, Джил и Дэвид. (Сэр Ричард Уортон, постоянный заместитель министра иностранных дел; сэр Норман Копит, постоянный заместитель министра обороны; сэр Джил Бретертон, постоянный заместитель министра образования и науки; и сэр Дэвид Смит, постоянный заместитель министра занятости. – Ред.)

Мы в непринужденной обстановке обсудили так называемый „великий почин“ нашего премьер-министра и единодушно пришли к выводу, что его идея отказаться от „трайдентов“ и крылатых ракет, заменив их военным призывом, сильно попахивает и откровенной новизной, и на редкость необычной креативностью. (Эти два определения наглядно показывают всю глубину враждебности и даже презрения, с которой высшие руководители государственной службы встретили амбициозные попытки Хэкера проводить свою государственную политику. – Ред.)

Все также согласились, что, будучи лояльными постоянными заместителями, мы просто обязаны делать все возможное для разумной государственной политики и ее практического осуществления.

Вместе с тем, однако, нам всем показалось, что наши политические господа не до конца подумали о возможных последствиях. В силу чего мы обсудили эти последствия в деталях, чтобы своевременно предупредить о них, когда ПМ поднимет вопрос об этом завтра на заседании Кабинета министров.

По мнению Дика, у МИДа неизбежно возникнут определенные вопросы. Ведь американцы просто не потерпят таких перемен. Нет-нет, дело совсем не в том, что они определяют политику Великобритании – Упаси господи! – Но на самом деле мы же все знаем, что, когда речь идет о любых креативных инновациях, всегда имеет смысл посоветоваться с Вашингтоном. В последний раз мы этим пренебрегли, и результаты, как оказалось, были довольно печальны. (Суэцкий кризис 1956 года. – Ред.)

Я предупредил Дика, что поскольку ПМ, вполне возможно, не очень в курсе деталей этого кризиса, то он, скорее всего, даже не обратит на него внимания. Более того, ему совсем не захочется выглядеть так, будто он раболепствует перед американцами.

Тогда Дик, согласно кивнув, поднял еще один вопрос: отказ от „трайдентов“ в самом начале премьерства может быть воспринят как слабость. Как потакание Советам. Как недостаток воли и решимости. Мы все согласились, что именно это и должно лечь в основу точки зрения МИДа. Наш премьер-министр обожает восторгаться проявлениями воли и решимости, но… только глядя на это со стороны. Так сказать, на безопасном расстоянии. Я поинтересовался, высказывает ли он точку зрения своего министра. Дик заверил меня, что так оно и будет не позднее завтрашнего дня.

Больше всего „новая политика“ ПМ беспокоит Нормана, поскольку она непосредственно касается министерства обороны. Его министр оказался в довольно затруднительном положении. Проблема заключается в том, что мнения армии, ВМС и ВВС в этом вопросе, к сожалению, не всегда, так сказать, совпадают. Они, само собой разумеется, едины в главном, но им не с кем спорить о своих воинственных намерениях, кроме как только друг с другом. Впрочем, у них есть и то, что их безусловно объединяет – они все категорически против обязательной воинской повинности! Ничего не имея против британской молодежи вообще, они, тем не менее, совсем не хотят, чтобы их элитные, высоко профессиональные подразделения „разбавлялись“ всякими там недоумками, обкуренными панками и прочим уличным сбродом. Британские офицеры считаются лучшими в НАТО!

Я заметил Норману, что ПМ может не принять противостояние трех родов войск друг другу как достаточно убедительный аргумент.

Он ответил, что примет, только для этого аргумент должен быть предельно простым: „трайденты“ сейчас – это самое лучшее, а Британия всегда должна иметь только самое лучшее. Против этого не будет возражать даже сам министр обороны. Он парень довольно простой и охотно последует этому совету. Надо только его к этому достаточно аккуратно подвести.

Затем мы обсудили вопросы, связанные с министерством образования и науки (МОИ – Ред.). По мнению Джила, и у МОН военный призыв может вызвать большие проблемы. Наша образовательная система добилась потрясающих успехов в подготовке социально интегрированных и более чем созидательных молодых юношей, которые великолепно владеют… техникой самовыражения. Нет сомнения, МОН вполне может гордиться этим – первоклассная работа, ничего не скажешь. И вместе с тем Джил считает, что всеобщая воинская повинность наглядно продемонстрирует тот самый печальный факт, что многие из выпускников наших школ фактически не умеют ни читать, ни писать, ни даже производить простейшие арифметические действия. Поэтому национальный союз учителей (НСУ – Ред.) наверняка будет категорически возражать против военного призыва.

Более того, существует, хотя и отдаленная, но в каком-то смысле вполне реальная возможность того, что военные ведомства подомнут под себя большинство государственных колледжей. Якобы для специализированных учебных целей. Мы все согласились с тем, что такое откровенное вмешательство произведет шокирующий эффект.

Да, всеобщий военный призыв не имеет и не может иметь прямого отношения к сфере образования и науки. Это факт, который трудно оспорить. Но НСУ может наложить неформальное вето на решение министра, тем самым сделав его жизнь практически невыносимой. Начнутся массовые акции протеста, появятся публикации в самых различных СМИ, ну и так далее, и тому подобное…

Я спросил Джила, какой совет он собирается дать своему политическому господину. Его ответ прозвучал несколько странно: „Хотя всеобщий военный призыв в строгом смысле слова трудно причислить к сфере образования, он, тем не менее, вполне может способствовать обучению молодых людей различным полезным вещам. Значит, выступать против него вроде как не совсем логично, и вряд ли многие из нас готовы пойти на такое“.

Норман тактично поинтересовался, нельзя ли отложить рассмотрение этого вопроса на более позднее время, поскольку времени на его обдумывание осталось слишком мало, а торопить события – всегда чревато никому не нужными последствиями.

– А может, поставить под вопрос компетентность того, кто выдвинул эту никому не нужную идею? Скажем, профессора Розенблюма, – предложил я.

Джил был в восторге. Точность расчетов профессора, конечно же, можно поставить под сомнение, а значит, и компетентность Розенблюма в данной области. Это и станет точкой зрения его министра. Кстати, Джил вовремя припомнил, что, насколько ему известно, уже на подходе некий документ, вполне аргументировано оспаривающий саму суть научных воззрений профессора Розенблюма. Он будет готов не позже чем завтра утром. (Государственные служащие подобного рода технологию применяют в соответствии с одним из принципов футбола: „играй не в мяч, а в игрока“. – Ред.)

Этот документ будет подготовлен (в данном случае сэр Хамфри, судя по всему, намеренно оговорился, ему следовало бы сказать „уже подготовлен“ – Ред.) одним из профессоров, которого не назначили на пост главного научного консультанта. Причем дело здесь совсем не в зависти, нет, просто он всегда был абсолютно уверен, что назначение на эту ответственную должность его коллеги Розенблюма принесет не столько пользы, сколько вреда.

По нашему единодушному мнению, знакомить с этим документом профессора Розенблюма не имеет смысла – зачем оскорблять его чувства? Джил доведет его содержание до сведения своего министра в виде личного совета.

(Когда играешь по правилу „играй не в мяч, а в игрока“, крайне важно, чтобы человек, с которым вы так поступаете, даже не догадывался об этом. – Ред.)

Затем мы обсудили не менее важные вопросы занятости или, точнее говоря, безработицы. С одной стороны, существенным элементом новой схемы, конечно, следует считать так называемую „альтернативную службу“, когда молодых людей можно привлекать к общественно полезным работам, но с другой, это, без сомнения, вызовет серьезные проблемы с профсоюзами. Стоит только отдать рабочие места не членам профсоюза, и ты переступаешь опасную черту. Не успеешь послать пару молодых альтернативников три раза в неделю прибирать в домах престарелых, как все каменщики, штукатуры, маляры, сантехники, электрики, столяры и плотники, которые искренне считают, что правительство лишает их работы и зарплаты, поднимут такой шум, что мало не покажется…

Да, общество от этого, скорее всего, не выиграет. Хотя остается большая вероятность того, что ПМ будет настаивать на том, что если молодые парни будут честно зарабатывать на жизнь, а пожилые будут ими довольны, то ничего плохого не произойдет. Подобного рода аргумент, естественно, является сильным упрощением, но нашего премьера такие упрощения никогда особенно не волновали. Он их просто не замечал.

Дэвид предложил поистине великолепную идею. Его министр занятости практически наверняка не будет возражать, что безработные молодые люди не имеют должной подготовки, не приспособлены к жизни и в высшей степени недисциплинированны. Но они представляют собой всего лишь проблему, а никак не угрозу! В силу чего всеобщий военный призыв неизбежно приведет к тому, что со временем на улицы Британии будет выпущена целая армия молодых сильных людей, профессионально обученных в основном убивать.

Единодушно признав, что это ответственный и дальновидный подход, мы порекомендовали Дэвиду проследить за тем, чтобы завтра его министр обязательно поднял этот вопрос на заседании Кабинета.

В заключение мы все пришли к соглашению, что никто из нас даже и не думает выступать против новой политики премьер-министра, которую мы все считаем поистине новаторской и по-настоящему креативной. Единственно против чего мы все возражаем, это против излишней поспешности в столь важных делах».

(Продолжение дневника Хэкера. – Ред.)

16 февраля

Сегодня днем состоялось заседание комитета Кабинета, но мои коллеги почему-то отреагировали на мой «великий почин» совсем не так, как я ожидал.