Текст книги "Да, господин Премьер-министр. Из дневника достопочтенного Джеймса Хэкера"
Автор книги: Джонатан Линн
Соавторы: Энтони Джей
Жанр:
Юмористическая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 43 страниц)
Однако Хамфри со свойственным ему сарказмом тут же зарезал эту идею на корню. Сказал, что пока я рассматриваю двух кандидатов на столь высокий пост, как епископство, принимать одного из них в домашней обстановке было бы, на его взгляд, по меньшей мере весьма неуместным.
Наверное, он прав. Но ведь надо же хоть что-нибудь делать! Нельзя же допустить, чтобы он нес всякую чушь перед прессой!
Впрочем, тут у секретаря Кабинета, слава богу, промелькнула неожиданная идея. Возможно, совсем не плохая.
– Вот если бы вы уже назначили его на этот пост, господин премьер-министр, то тогда…
Да! Чем больше я думал над всем этим, тем больше мне казалось, что декан вполне мог бы оказаться совсем неплохим епископом Бери Сент-Эдмундс. В конце концов, он не такой уж и размазня, прекрасно проявил себя в Кумране.
– Ну а что касается эксцентричности, – многозначительно заметил я своему главному личному секретарю, – то ее можно считать и достоинством: достаточно лишь назвать ее индивидуальностью, и все станет на свои места.
Бернард с готовностью согласился.
– Это ведь одно из тех самых неоднозначных определений, не так ли? «У меня независимое мышление, ты эксцентрик, у него сдвиг по фазе». Что-то вроде этого?
Мы обсудили это в деталях и пришли к единодушному выводу, что в палате лордов нам нужен человек, который хорошо разбирается в арабском мире. И в крикете. И, само собой разумеется, в паровых машинах. Поэтому после зрелого размышления я принял твердое решение остановить свой выбор на достопочтенном Кристофере Смите, декане Бейли-колледж. После чего попросил Бернарда доставить мою официальную рекомендацию во дворец. Незамедлительно! Кроме того, я выразил свое настоятельное желание: (а) чтобы данное назначение было объявлено еще до обеда, (б) чтобы декана информировали об этом немедленно и (в) чтобы сегодня вечером, не позже шести, он был у меня с дружеским визитом. Вместе с парой фотокорреспондентов.
Итак, все разрешилось к всеобщему удовлетворению. Надвигавшийся кризис был благополучно предотвращен, у нас появился новый епископ Бери Сент-Эдмундс, британская медсестра успешно освобождена из этой ужасной кумранской тюрьмы, и все лавры заслуженно достались премьер-министру, то есть вашему покорному слуге!
Хамфри был тоже в высшей степени доволен. Не поленился даже одобрительно заметить, что назначение декана на епископство было настоящим актом мудрости. Государственной мудрости. Вообще-то секретарь Кабинета был настолько доволен, что у меня невольно возникло подозрение – с чего бы это?
Мне вдруг вспомнилось, что Бейли – это ведь альма-матер Хамфри!
Вот почему ему было так много известно о декане. Поэтому я поинтересовался, уж нет ли здесь варианта «теплых местечек для своих парней».
Он возмущенно отверг саму возможность такого варианта.
– Наоборот, господин премьер-министр, мы с ним вряд ли даже знакомы. Более того, насколько мне известно, он меня недолюбливает. Можете сами его об этом спросить. Кстати, мне он тоже не очень-то нравится.
– Значит, вы от этого назначения ничего не выигрываете?
– Каким бы, интересно, образом, господин премьер-министр?
Откуда мне знать, каким? Но не слишком ли много мелких совпадений? Нет, все-таки надо проверить. Поэтому, когда мы с новым епископом позировали перед фотографом на фоне весело потрескивающего камина, я шепотом спросил у него, как он относится к сэру Хамфри Эплби.
– Честно говоря, терпеть его не могу, – тоже шепотом произнес он. – По-моему, он слишком самодоволен.
Значит, Хамфри сказал мне чистую правду. Я очень, очень признателен ему за добрый и, главное, непредвзятый совет в лучших традициях нашей государственной службы.
9
Один из нас
20 июня
Абсолютно сенсационный час вопросов и ответов ПМ в палате общин! Члены парламента яростно атаковали меня со всех сторон, больше всего интересуясь тем, как я контролирую расходы на оборону, но мне все-таки удалось успешно отбить все их нападки.
Поэтому сразу же после окончания рабочего дня я поспешил наверх в свою квартиру, чтобы успеть посмотреть вечерние новости. Энни уже сидела перед телевизором, и я первым делом спросил ее, главная ли это тема.
Она пожала плечами.
– Нет, об этом ничего не говорили.
– Вполне типично для «Би-би-си», – недовольно поморщившись, заметил я.
– Это не «Би-би-си».
– Значит, вполне типично для «Ай-ти-ви».
– Это «Четвертый канал», Джим.
– Ах, четвертый… – Я тяжело вздохнул. – Ну, от этих иного трудно и ожидать.
Я все-таки досмотрел остаток новостей, которые были практически полностью посвящены судьбе Бенджи, старой английской овчарки, которая каким-то образом умудрилась пролезть под проволокой ограждения и оказаться на артиллерийском полигоне министерства обороны в районе Солсберийской равнины.
По словам диктора, Бенджи принадлежит восьмилетней девочке-сироте по имени Линда Флетчер, которая потеряла обоих родителей в автокатастрофе. В живых тогда остались только она сама и собака.
Полигон, на котором затерялась Бенджи, буквально нашпигован неразорвавшимися минами и снарядами, и ходить по нему смертельно опасно. Через него проходит только одна «чистая» дорога, но Бенджи от нее, судя по всему, далеко. В репортаже то и дело мелькали многочисленные знаки: «Проход запрещен», «Опасность!» – и снимки собаки, которая то и дело останавливалась, садилась и тревожно оглядывалась вокруг, а также фото заплаканной девочки в окружении родственников – она в отчаянии смотрела через проволочную изгородь, а они, как могли, старались ее утешить.
В заключение репортажа показали, как представители МО выражают свои искренние сожаления, но говорят, что помочь собаке можно, только если она сама вернется к изгороди… Короче говоря, либо Бенджи умрет с голода, либо ее в клочья разорвет миной.
На этом выпуск новостей закончился. Невероятно! Ни слова обо мне или моем сегодняшнем триумфе в палате общин. Ничего вообще! Я спросил Энни, не могла ли она пропустить это.
– Я смотрела все от начала и до конца, – ответила она, выходя на кухню, чтобы приготовить ужин. – Но ведь сам знаешь: когда смотришь новости, то невольно пропускаешь самые занудные куски.
– И на том спасибо, – обиженно произнес я и налил себе виски. На целых три пальца…
Видимо, заметив мое состояние, Энни извиняющимся тоном поспешила добавить:
– Нет-нет, к тебе это не относится, дорогой. Для меня ты совсем не зануда… Даже если все остальные считают иначе. – Конечно же, она имеет в виду не меня лично, а, скорее, политиков вообще.
Все равно, это несправедливо: вместо того, чтобы как можно подробнее показать британским избирателям по-настоящему значительное событие, только что произошедшее в палате общин, они кормят их сопливой историей о какой-то никому не известной маленькой девочке и ее заблудившейся собаке!
(Хэкер рассматривал политические дебаты в палате общин как по-настоящему значительное событие, а вот Четвертый канал, похоже, считал их не более чем очередным рекламным шоу с участием заштатных парламентских горлопанов. – Ред.)
– Лично мне передача об осиротевшей девочке и ее собаке показалась очень интересной, – заметила Энни, нарезая помидоры для салата.
– Возможно, но в любом случае она совершенно пустая и не имеет особого значения, – заметил я, выковыривая из ванночки кусочки льда для своего виски.
– Джим, а с чего ты взял, что ответы на вопросы в палате общин имеют большее значение? – неожиданно поинтересовалась она.
– С того, что вся передача была посвящена именно мне, – со свойственной мне скромностью ответил я. – Как-никак, а я все-таки премьер-министр великой державы. Неужели, по-твоему, это не должно впечатлять наши СМИ?
– Хватит и того, что это впечатляет тебя одного! – почему-то скептически ухмыльнувшись, сказала моя жена.
Не понимаю, откуда у моей жены такое пренебрежительное отношение к действительно важному событию. Я попытался объяснить ей, что все это совсем не пустяки.
– Послушай, Энни, на самый представительный форум страны выносится судьбоносный вопрос о будущем обороноспособности Британии, и что же телевизионщики предлагают зрителям? Сладенький сиропчик типа «Лэсси, вернись домой!».
– Ну и что же вам удалось решить на этом самом представительном форуме страны?
Иногда моя жена задает на редкость нелепые вопросы. Что значит, удалось решить? Мы ничего и не пытались решить. Кто же доверит решение столь важных вопросов депутатам парламента?! Вся важность этих дебатов в том, что победителем из них вышел я! И думаю, наши СМИ просто обязаны адекватно освещать такого рода события. Мои избиратели должны знать своих героев. (После пяти месяцев пребывания в Номере 10 у Хэкера, похоже, начал развиваться явный комплекс библейского пророка Моисея. – Ред.) Я несколько раздраженно объяснил Энни, что журналисты живут в своем собственном, далеком от реальности мире, и предложил закончить разговор на эту тему.
Но Энни почему-то очень хотелось его продолжить.
– А вот мне кажется, что девочка, потерявшая свою любимую собаку, куда более реальна, чем толпа взрослых-переростков, с детским восторгом обменивающихся взаимными оскорблениями, – заявила она. – По-моему, армия просто обязана сделать все возможное, чтобы спасти эту собаку!
Глупее не придумаешь! Тратить тысячи и тысячи фунтов на спецоперацию по спасению какой-то престарелой собаки, когда точно такую же можно совершенно бесплатно взять в Лондонском приюте для бездомных животных? Детвора теряет своих собак и кошек чуть ли не каждый день. И что, армия должна их всех спасать? Все это не более чем самая банальная сентиментальная дребедень.
Энни возразила, что я просто не понимаю естественных чувств простых людей.
– Вообще-то я и сам тот самый простой человек, – с чувством превосходства заметил я.
– Интересно, с чего бы это?
На мне же лежит ответственность за контроль над расходованием государственных средств, неужели это так трудно понять?
– Энни, пойми, я не могу тратить деньги налогоплательщиков только для того, чтобы купить себе немного дешевой популярности!
– Но если популярность купить так легко, – язвительно спросила она, нанося удар ниже пояса, – то чем же тогда объяснить твой низкий рейтинг в общественных опросах?
По ее мнению, спасение собаки будет стоить каждому налогоплательщику всего какую-то жалкую долю пенса, не говоря уж о том, что ради такого благородного дела они с удовольствием пойдут на это.
– В цивилизованном обществе надо уметь быть способным совершать поступки, которые не определяются только экономическими соображениями, – с неожиданным для нее пафосом добавила она.
Я предложил ей написать об этом докладную записку и направить ее в казначейство. Правда, там не очень-то любят шутки подобного рода.
23 июня
За свою долгую жизнь в большой политике мне приходилось видеть немало взлетов, падений и весьма неожиданных сюрпризов, но сегодня… с таким сюрпризом, как сегодня, боюсь, мне встречаться еще никогда не приходилось.
Ко мне пришел сэр Джефри Гастингс, директор «МИ-5».[41]41
Секретная служба армейской контрразведки – (прим. пер.)
[Закрыть] Высокий человек с внешностью сенбернара, шаркающей походкой, печальными, вечно усталыми карими глазами и массивной слегка отвисшей челюстью.
Бернард ввел его в кабинет, и я, поздоровавшись, пригласил сэра Джефри присесть. Он бросил выразительный взгляд на Бернарда. Я объяснил, что мой главный личный секретарь всегда присутствует на всех моих встречах.
– Только не в этот раз, господин премьер-министр, – мягко, но твердо заявил он.
Чуть подумав, я вдруг вспомнил, что на самом деле Бернард не всегда присутствует на моих встречах, и кивком головы попросил его оставить нас одних. Когда он вышел, я обратил внимание, что мне не дали никаких материалов, касающихся этой встречи. Заметив мое недоумение, Гастингс сказал, что это было сделано по его личному распоряжению. Поскольку наш разговор, судя по всему, носил настолько секретный характер, что предназначался только для нас одних. Иными словами, никаких записей делать нельзя. Невероятно! Это в Уайтхолле, где все протоколируется? Все без исключения!
Теперь я уже буквально сгорал от нетерпения. Которое, должен признаться, через несколько минут было с лихвой вознаграждено.
– Мы только что получили некую информацию, – тихим журчащим голосом начал он.
Честно говоря, такое начало меня несколько озадачило.
– А разве это не то, для чего вы собственно существуете?
Он утвердительно кивнул головой.
– Вы знаете сэра Джона Хальстеда? – Я тоже кивнул. Хотя мы с ним лично никогда не были знакомы, в Британии все знают, что в шестидесятых именно он возглавлял «МИ-5». – Так вот, в прошлом месяце сэр Хальстед умер, оставив нам в наследство свой личный архив. Мы начали его изучать и знаете что обнаружили? Что в пятидесятых и шестидесятых он регулярно передавал Москве секретнейшие государственные материалы!
Сначала я не поверил своим ушам. Глава «МИ-5» – русский агент? Невероятно!
Джефри Гастингсу, похоже, самому было неудобно говорить мне такое. Ничего удивительного…
– А зачем, интересно, Хальстеду было оставлять свой архив «МИ-5»? – спросил я.
– В своем завещании он определяет это как неизбежный результат угрызений совести, хотя лично мне кажется, что это, скорее, э-э-э… нечто вроде посмертного злорадства. Лишний раз тыкнуть нас носом в… Короче говоря, показать всем и прежде всего нам, что он ушел непобежденным. Чудовищный удар!
– Еще какой чудовищный, – тяжелые мешки под глазами Джефри отвисли чуть ли не до середины щек…
– И сколько всего ему удалось передать русским? – обеспокоенно спросил я.
– Это не имеет особого значения, – не задумываясь, ответил Джефри. – Достаточно вспомнить Филби, Берджесса, Маклина, Бланта и Кернкросса,[42]42
Группа советских разведчиков-нелегалов, которых теперь называют «кембриджской пятеркой». Во главе группы был легендарный Ким Филби, а в «пятерку» входили Гай Бер-джесс, Дональд Маклин, Энтони Блант и Джон Кернкросс – (прим. пер.)
[Закрыть] да и сколько еще точно таких же, которые десятилетиями продавали им наши секреты, так что случай с Хальстедом ничего не изменит.
– Тогда в чем же, собственно говоря, проблема? Если речь не идет о государственных тайнах, то к чему тогда весь этот сыр-бор?
Как же я ошибался! Сэр Джефри Гастингс бросил на меня печальный взгляд. Более трагического лица мне давно не приходилось видеть.
– Все дело в том, – глубоко меланхоличным голосом объяснил он, – что Хальстед… один из нас!
– Один из нас!
Очевидно, заметив, что значимость этих слов до меня, видимо, не дошла, а если и дошла, то не полностью, Джефри, чуть подумав, добавил:
– Он ведь попал в «МИ-5» прямо из Оксфорда. Провел всю свою сознательную жизнь на государственной службе. Так что теперь, если это просочится наружу, все те из нас, кто невольно оказался в сфере нашей деятельности благодаря его протекции или вовлечению или кто много лет был знаком с ним, навсегда окажутся под унизительным колпаком подозрений…
Вот тут вся серьезность создавшегося положения дошла до меня более чем полностью.
– Понятно, – многозначительно протянул я, пристально глядя на него, как бы обвиняюще вопрошая. – Но ведь вы, полагаю, не русский агент, так? – Он бросил на меня такой ледяной взгляд, что я тут же поспешил заверить его в обратном. – Не обращайте внимания, это всего лишь шутка, не более. Но… вы же на самом деле не… – Поскольку он продолжал хранить упорное молчание, я понял: даже если мне удастся вытащить из него хоть какой-либо ответ, полной ясности все равно не будет. Поэтому я снова повторил, что лично его никто не собирается считать русским агентом, но при этом также добавил, что чувства ответственности и долга вынуждают меня сделать этот прискорбный факт достоянием гласности. Как бы это ни было неприятно.
Он настоятельно попросил меня не делать этого. Сославшись на серьезнейшие последствия, связанные с нашей национальной безопасностью. Интересно, какие? Ведь, по его собственным словам, сама по себе эта информация не является важной. Однако Гастингс продолжал упорно настаивать на том, что хранить от врага в секрете, что мы не умеем хранить секреты, – это наша святая обязанность.
– Какой же это секрет, раз о нем и без нас знают все кому не лень? – задал я риторический вопрос. – Вы же сами только что упомянули о Филби, Берджессе, Маклине, Бланте и Кернкроссе, разве нет? Разве они давным-давно не поведали обо всем этом всему миру?
Но, как оказалось, под врагами Джефри имел в виду совсем не русских, а… прессу. Нашу собственную прессу!
– Когда в семидесятых мы проводили специальное внутреннее расследование по Джону Хальстеду, наши СМИ ухитрились раздуть из этого самый настоящий скандал. Припоминаете?
– Довольно смутно, – честно признался я.
– Тогда пресса позволяла себе огромное количество совершенно безответственных заявлений, ни на чем не основанных догадок и вводящих в заблуждение выводов, – с нескрываемой горечью в голосе напомнил мне Джефри.
– Вы хотите сказать, они намекали на то, что Хальстед был шпионом?
– Да.
– Но ведь он на самом деле был шпионом!
Джефри нетерпеливо дернул головой.
– Да, но им-то это было неизвестно! Они вели себя на редкость нагло и безответственно. Просто кое-какие из их нелепейших догадок оказались довольно точны, только и всего. В любом случае, проведенное расследование сняло с него все подозрения. Полностью и окончательно. Выдало ему, так сказать, чистую медицинскую карту. Впрочем, от их чересчур пристального внимания все-таки ускользнули некоторые вполне очевидные вопросы и ответы. Так что… невольно вызывает сомнение…
Он произнес это настолько многозначительно, что у меня тоже появились невольные сомнения. Догадаться мне не удалось, поэтому пришлось попросить разъяснений.
– Сомнений насчет тех, кто с такой легкостью выдал ему эту чистую медицинскую карту. Не были ли они…
– Вы имеете в виду, простодушными? – спросил я и тут же понял, что сказал глупость. – О Господи! Неужели?… То есть, вы хотите сказать, тоже шпионами! – Он молча кивнул и беспомощно пожал плечами. – А кто возглавлял расследование? – Поинтересовался я.
– Старый лорд Макивер. Но он практически все время болел.
– Болел? Чем именно?
– Чем именно? М-м-м… Скорее всего, это можно назвать возрастным слабоумием. Поэтому фактически оно проводилось под руководством исполнительного секретаря.
– Ну и кто был этим исполнительным секретарем?
Джефри Гастингс бросил на меня горестный взгляд, нервно посмотрел по сторонам и почему-то извиняющимся тоном произнес.
– Кажется, сэр Хамфри Эплби.
– Значит, у вас есть все основания полагать, что он тоже работал на русских?
– Теоретически – да, господин премьер-министр, но… но такое весьма маловероятно. В конце концов, он же один из нас!
– Равно как и Джон Хальстед, – напомнил я ему.
Отрицать очевидное он, естественно, и не подумал.
– В общем-то… да. – Но затем добавил, что других доказательств не нашли. Во всяком случае, против Хамфри.
Я попытался собраться с мыслями.
– Кстати, а не мог он пытаться покрыть одного из нас… нет, одного из них… то есть, одного из вас?
По мнению Джефри, вероятность этого, конечно же, существовала. Правда, весьма отдаленная. Лично он в лояльности Хамфри нисколько не сомневается, и если уж его в чем-то и можно обвинить, то только в чудовищной некомпетентности.
Неужели этого мало? Ведь речь идет о национальной безопасности! Я попросил Гастингса посоветовать мне, как поступить с Хамфри.
– Решать вам, господин премьер-министр. Мы еще не просмотрели все материалы. Вы могли бы, например, начать специальное расследование по деятельности сэра Хамфри. Если, конечно, хотите.
А что, по-моему, совсем неплохой вариант. Хотя при более детальном обсуждении этой перспективы оказалось, что Джефри имел в виду нечто иное.
– Только не на данном этапе, господин премьер-министр. Это может повлечь за собой нежелательные утечки. Новые домыслы и безответственные заявления прессы нам сейчас совсем ни к чему.
– Даже если они совершенно случайно окажутся точными? – не без сарказма заметил я.
– Особенно если они окажутся точными, – охотно согласился Джефри. – Нет ничего хуже, чем точные, но безответственные, а иногда и крайне нелепые догадки наших журналистов. Что же касается сэра Хамфри, вы вполне можете предоставить ему временный отпуск, так сказать, «для приведения в порядок своего загородного садика», пока мы не закончим с оставшимися бумагами Хальстеда.
Мысль привлекательная, что и говорить. И, главное, здравая. Но… Хамфри, несмотря на все его недостатки, выполняет, причем иногда весьма успешно, довольно много важных функций. И, кроме того, он, как-никак, секретарь Кабинета! Нет-нет, пусть работает. Во всяком случае, до тех пор, пока его лояльность не будет поставлена под самые серьезные сомнения.
Джефри Гастингс только пожал плечами и протянул мне папку, на которой крупными буквами было написано: «СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО. ТОЛЬКО ДЛЯ ПРЕМЬЕР-МИНИСТРА», и сказал, что я в любой момент могу предъявить сэру Хамфри содержащиеся в ней свидетельства и потребовать объяснений.
Допрашивать Хамфри? Ну нет, увольте.
– Джефри, если у вас против него нет по-настоящему серьезных подозрений, то, может, нам лучше забыть обо всем этом? – предложил я.
– Что ж, решение, как всегда, за вами, господин премьер-министр, – погребальным тоном пробормотал он. – Хотя, с другой стороны, если вы сейчас ничего не сделаете, а впоследствии вдруг выяснится, что сэр Хамфри… был… одним из них, то… все это может быть совсем неправильно понято. Не говоря уж о том, что, являясь секретарем Кабинета, он отвечает за координацию всех наших секретных служб. То есть от него нет секретов…
Мне не оставалось ничего иного, кроме как согласиться. Джефри поднялся со стула, разгладил свой мешковатый серый костюм в полоску и как бы в заключение сказал:
– Лично мне довольно трудно поверить в то, что один из нас был одним из них. Но если бы двое из нас были бы одним из них… – Он понял, что это логически невозможно и торопливо попытался исправиться: -Двумя из них, то тогда все из нас могли бы… могли бы…
Он сам себя загнал в угол и, безнадежно махнув рукой, направился к выходу.
– Значит, все из них? – бодро спросил я, провожая его до двери. – Благодарю вас, Джефри, вы мне сообщили очень много полезного.
26 июня
В пятницу у меня не было времени поговорить с Хамфри – практически весь день был занят встречами, переговорами, срочной бумажной работой, но сегодня утром такая возможность мне наконец-то представилась. Тем более что мы с ним договорились о ней накануне.
Она была посвящена вопросу о предлагаемом мной сокращении оборонных расходов, поэтому я решил сначала провести встречу в соответствии с планом, а затем побеседовать с Хамфри в частном порядке.
Все последнее время я прилагал немало усилий, чтобы хоть как-то оптимизировать наш оборонный бюджет. Но когда мне вроде бы удалось найти довольно простой способ сэкономить три миллиона фунтов, бонзы из МО заявили, что это не может быть сделано. И секретарь Кабинета их, конечно же, полностью поддерживает, уверяя меня, что любая экономия на обороне чревата самыми серьезными последствиями.
Самое забавное заключается в том, что одновременно они предлагают закрыть стомильную прибрежную полосу наших радарных станций. И я знаю, зачем и почему! Это действительно опасно, и, значит, я никогда на это не соглашусь! Зато мое предложение никому ничем не грозит: надо всего лишь начать использовать резервные запасы клубничного джема, накопленные в течение последних сорока трех лет, и на какое-то время перестать делать новые.
Но Хамфри почему-то никак не хотел понимать очевидного.
– Насколько мне известно, господин премьер-министр, у армии нет клубничного джема. Его весь отдают нашему доблестному ВМФ.
Он прав. Но зато у армии есть семидесятидвухлетний запас мясных консервов. А у ВВС, хотя и нет клубничных озер и консервных гор, зато есть пятидесятишестилетний резерв тушеных бобов. Именно эту простую мысль я и пытаюсь, к сожалению безуспешно, довести до секретаря Кабинета и нашего МО: пусть армия и ВВС едят клубничный джем ВМС, ВМС и ВВС – армейские мясные консервы, а армия и ВМФ – тушеные бобы ВВС. Тогда, если то же самое будет делаться и в отношении других продуктовых излишков, мы легко сможем экономить по меньшей мере три миллиона фунтов в год в течение ближайших четырех лет. И, по-моему, вряд ли обороноспособность страны будет поставлена под угрозу, если солдаты будут есть клубничный джем военных моряков, а те – тушеные бобы летчиков!
Неожиданно для меня у Бернарда появилось возражение.
– Тушеные бобы ВВС складированы в Восточной Англии, армейские мясные консервы – в Альдершоте, а клубничный джем моряков – недалеко от Розита. Поэтому перемещение, скажем, бобов из…
Я не дал ему договорить.
– Послушайте, Бернард, как вы считаете: если для наших вооруженных сил представляет проблему переместить из одного места Британии в другое несколько ящиков тушеных бобов, то смогут ли они перехватить управляемые ракеты?
Мой вопрос Бернарда явно озадачил.
– Но мы же не собираемся перехватывать ракеты тушеными бобами, так ведь? Для этого у нас есть специальные удлиненные штуки, которые…
Я жестом приказал ему замолчать. Тут Хамфри, хотя и неохотно, но все-таки согласился, что переместить их в принципе, конечно же, можно, однако все это далеко не так просто.
– Административные издержки вполне могут перевесить возможные выгоды, господин премьер-министр, – пожав плечами, резюмировал он.
Но ведь никто эти административные издержки никогда не подсчитывал! Почему? Да потому что нет нужды – они и без того прекрасно знают, что если захотят, то всегда смогут сделать так, чтобы эти издержки перевесили любые возможные выгоды.
Когда встреча уже подходила к концу, в кабинет, постучавшись, вошел наш посыльный – принес результаты последних общественных опросов. Плохие новости. Рейтинг опустился еще на три пункта. Нет, не правительства, а мой личный!
Что же я делаю не так? Хамфри считает, это лишний раз доказывает, что я все делаю именно так, как надо, поскольку почти все вроде бы правильные с точки зрения политической популярности действия, по его твердому убеждению, обычно заканчиваются управленческими катастрофами.
Неужели все это из-за моих неудачных попыток добиться сокращений оборонных расходов? Нет, вряд ли. В британских супермаркетах и пивных барах такие вопросы не обсуждаются. Да и в центральной прессе главная тема сейчас – эта чертова шавка, которая умудрилась потеряться на артиллерийском полигоне! Может, мне лучше на время забыть об оборонной политике и переключиться на что-то более актуальное? Например, на меры по спасению той собаки…
Наше совещание по основному вопросу подошло к концу. Правда, с нулевым результатом. Оставалось только переговорить с Хамфри с глазу на глаз. Насчет того самого деликатного дела… Поэтому я сказал своему главному личному секретарю, что нам с секретарем Кабинета надо обсудить несколько секретных вопросов, связанных с безопасностью, и кивнул в сторону двери.
– Вас не затруднит, Бернард?
Он послушно подошел к двери и… внезапно распахнул ее настежь! Затем внимательно осмотрел все вокруг, видимо, чтобы убедиться, что никто не подслушивает. Поняв, что он меня не так понял, я попросил его оставить нас одних.
Вид у него при этом был весьма подавленный, и нетрудно понять, почему: два раза в течение всего одного дня его просят покинуть помещение! Но, боюсь, ни у Джефри Гастингса, ни у меня не было иного выбора – не сообщать же ему, что сэр Хамфри, секретарь Кабинета, подозревается в серьезнейшем государственном преступлении!
После того, как Бернард вышел, мы минуты две молчали, так как я не знал, с чего начать разговор. Хамфри ждал, не проявляя никаких признаков нетерпения.
– Хамфри, – наконец-то решился я. – Нам надо кое о чем поговорить. О чем-то очень секретном.
И снова замолчал. Секретарь Кабинета сочувственно наклонился ко мне.
– Господин премьер-министр, может, мне лучше выйти? – Предложил он. – Так вам будет легче говорить.
– Это очень, очень серьезно, поверьте, – повторил я.
На его лице тоже появилось серьезное выражение.
– Очень серьезно и очень секретно?
Я утвердительно кивнул.
– Скажите, Хамфри, имя сэр Джон Хальстед вам что-нибудь говорит?
– Само собой разумеется, господин премьер-министр. Он умер не далее как три недели назад. А десять лет назад был объектом специального расследования, связанного с утечкой секретной информации, проводить которое, собственно, пришлось вашему покорному слуге, поскольку старый лорд Макивер, к сожалению, впал в слабоумие.
Я поинтересовался, нашел ли он тогда что-либо компрометирующее.
– Естественно, нет, – ответил он и довольно усмехнулся.
– Почему естественно нет? – спросил я.
– Ну, прежде всего, Джон Хальстед был одним из нас. Мы не один год были с ним добрыми друзьями. Во-вторых, вся эта скандальная история была неимоверно раздута нашей падкой до сенсаций прессой. И в-третьих, главная задача всех внутренних расследований, связанных с вопросами безопасности, – это постараться не найти никаких доказательств.
– Даже если под угрозой находится безопасность королевства?
Он рассмеялся. Искренним смехом.
– Господин премьер-министр, когда возникает реальная угроза национальной безопасности, к делу подключают Специальный отдел. Внутренние расследования правительства нужны только для того, чтобы заткнуть рот прессе. Их единственная цель – дать премьер-министру возможность встать перед парламентом и с чистой совестью сказать: «Мы провели полномасштабное расследование и не нашли никаких доказательств, подтверждающих указанные обвинения».
– Ну а, предположим, что-нибудь подозрительное все-таки обнаружится?
– Господин премьер-министр, подозрительным может считаться все, практически все, что происходит ей с нашим правительством. Например, тот факт, что вы попросили вашего главного личного секретаря оставить нас одних для секретной беседы, вполне может рассматриваться как подозрительный.
Сначала меня это, признаться, удивило, но потом я понял: он абсолютно прав! Тем более что, по мнению Хамфри, все дело было не более чем «пустышкой», ловко использованной писаками с Флит-стрит для смакования очередной скандальной сенсации.
Его поведение было настолько самоуверенным, что мне невольно представилось, как глупо он себя почувствует, когда узнает то, что известно мне. Что ж, посмотрим.
– Скажите, а случайно нет такой возможности, что сэр Джон Хальстед все-таки передавал какую-либо секретную информацию Москве? – осторожно начал я.
– Нет, это невозможно, – категорически возразил он. – Вне всякого сомнения!
– И вы готовы под этим утверждением подписаться? Даже ценой своей репутации?
– Без малейших колебаний.
Что ж, по-моему, пора наносить решающий удар.
– Знаете, Хамфри, боюсь, мне все-таки придется вам сказать, что сэр Хальстед шпионил в пользу Москвы, причем далеко не один год…