Текст книги "Фанатка"

Автор книги: Джонатан Бейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Дина

Она и думать забыла про футболку.

А сейчас вдруг увидела свое отражение в зеркале на дверце платяного шкафа. Из зеркала на нее смотрела Анжела – насмехалась над Диной за ее слабость, смеялась над тем, как Питер с ней обошелся. Оскорбительно! Анжела Дину ни во что не ставила – потому что Питер в своем новом романе отнесся к ней безо всякого уважения.

Но даже от Анжелы она не потерпит такого к себе отношения. Дина рванула ворот футболки, разодрала ткань на груди сверху донизу. Упав перед зеркалом на колени, она стаскивала с себя футболку, бешено дергала ее и рвала, царапая кожу и не замечая боли. А затем принялась рвать футболку в клочки, уничтожая лицо Анжелы, как Питер убил своим романом ее память. Разрывала ткань на куски, пока не обломала ногти, пока пальцы не начали кровоточить, пока футболка не превратилась в неузнаваемый комок ветоши, пропитанный кровью, слезами и соплями.

Тут не библиотека

Это был воскресный ритуал, которого Гручо ожидал с еще большим нетерпением, чем Питер. Похоже, у пса был свой собственный внутренний календарь – что-то вроде будильника, который аккуратно, звонил раз в семь дней. И вот сейчас Гручо сидел возле постели, со стороны хозяина, держа в зубах поводок, и тихонько поскуливал. Деликатный скулеж разбудил Питера: он приоткрыл один глаз, поглядел на табло своего древнего радиобудильника. Семь тридцать. Питер открыл второй глаз и встретился взглядом с Гручо. Пес точен как часы.

* * *

Его внимание привлек заголовок в газете. Ничего нового – и одновременно Питер был потрясен. Смерть человека, которого знаешь, всегда глубоко задевает. Особенно если он был убит.

Газеты «Санди Нью-Йорк пост» лежали огромной грудой, высотой в половину человеческого роста. На первой странице красовался жирный заголовок: «Убийство в Вест-Виллидж». Тут же была фотография «владельца ресторана» Джеффри Холливелла, смотрелся он на фото не ахти. Снимок с пьяной вечеринки: глаза стеклянные, непослушные губы не могут сложиться даже в злобный оскал, сбоку прижалась какая-то женщина – видна лишь часть щеки. Впрочем, и на этом черно-белом снимке можно было разглядеть истинную суть Холливелла.

– Вам стул принести? – пробулькал кто-то над ухом. – Чтоб удобнее было? – Бульканье звучало саркастически.

Питер оторвал взгляд от фотографии. К нему обращался владелец газетного лотка – с белыми бакенбардами, в бейсболке, рукава спортивной рубашки закатаны до локтя, в замызганном фартуке с логотипом «Нью-Йорк таймс», полуоторванные карманы висели. Продавец был рассержен, он был нью-йоркцем.

– Извините, – пробормотал Питер.

– Вам тут не библиотека.

– Да я знаю, я… – Питер взял три толстые газеты и протянул деньги. – Забылся. Ну, вы понимаете.

– Конечно, – продавец газет дал сдачу.

Питер потянул Гручо за собой.

– Пойдем, парень, – сказал он, удерживая под мышкой тяжелую кипу бумаги.

Отойдя на пару шагов, Питер услышал за спиной слова, обращенные к следующему покупателю:

– Развелось их в городе – кишмя кишат.

Список подозреваемых

Она ожидала его, сидя на лестнице перед парадной дверью. Курила сигарету, зажав ее между указательным пальцем и большим, прикрывая ладонью, словно защищая от ветра и дождя. Ее бывший напарник, он же бывший любовник, как-то сказал, что она курит, как мужчина. Она ответила, что он трахается как девчонка. На этом они и расстались.

Когда Питер подошел к дому, она затоптала окурок и поднялась, отряхнула ту скудную пыль, что могла пристать к темному костюму, пока она сидела на чистой бетонной ступеньке.

– Питер, – проговорила она.

– Детектив Росси, – откликнулся он. – Вот так сюрприз. Надеюсь, вы в гости пришли?

– Не совсем так.

– Не совсем? – переспросил он.

Она заговорила о другом:

– Как поживаете?

Казалось, он не услышал вопроса:

– Вы тут сидели, ждали. Хотите… мм… подняться ко мне?

– Нет. Может быть, в следующий раз. Это займет всего минуту. Я расследую убийство Джеффри Холливелла.

Питер похлопал ладонью по газетной кипе под мышкой:

– Я только что узнал.

– Вы с ним были знакомы, верно?

– Однажды разговаривал.

– Только раз?

– Да. Мне хватило. А что?

– Я обнаружила ваше имя у него в записной книжке.

Питер промолчал.

– Вы получали от него информацию для «Анжелы»?

– Возможно.

– Что значит «возможно»? Да или нет?

– Получал, – неохотно признал Питер.

– Вы встречались с кем-нибудь из его, – она постаралась подобрать наименее резкое слово, – коллег? – Однако произнесла его так, что вместо «коллег» ясно прозвучало: «соучастников».

– Из тех, кто желал бы его смерти? – уточнил Питер.

– Да, это бы очень помогло.

– Нет, детектив, не встречал, – ответил он с улыбкой.

– Как Холливелл вам помог? – поинтересовалась она. – Если вы не против, что я об этом спрашиваю.

– А был бы я против?

– Все равно расскажите.

– Он помог мне найти Анжелу, – сказал Питер.

– Это немало, как вы считаете? Притом что я не припомню его имени среди тех, кому автор выражал благодарность.

– А я и вашего там не припомню. Некоторые люди предпочитают, чтоб их имен не называли.

Она согласно кивнула, отлично зная, что часто так лучше всего. Самое правильное – остаться безымянным, неприметным, невидимым – и не накликать бед на свою голову.

– Как вы с ним познакомились? – спросила Росси.

– Он – приятель моего агента, Майка Левина.

– Левин – ваш литературный агент? Вот почему имя мне показалось знакомым. Ему-то вы благодарность в книге выражали, я не ошиблась?

– Конечно. Без него мой роман в жизни не вышел бы. А что?

– Он тоже есть в записной книжке Холливелла.

– Я не сомневаюсь, что имен там – длиннющий список.

Согласно кивнув, Росси вытащила новую сигарету из уже изрядно похудевшей пачки. Распрощалась с Питером и закурила, шагая прочь.

– Что правда, то правда, – проговорила она, обращаясь сама к себе, – список там бесконечный.

Что-то не так

Сцена была умиротворенной и не вполне реальной, больше похожей на фотографию счастливого семейства. Вроде рекламы, которую можно увидеть в метро: идеальная семья и их пристрастие к чтению «Санди таймс».

Три купленные Питером газеты были распотрошены и разложены по разделам, кое-что сразу же выброшено, и каждый сидел над своими любимыми страницами. Питер на диване изучал рецензии на книги, и его внимания ожидал раздел «Искусство и досуг». Джулианна за столом читала «События недели». Сидя за своим маленьким столиком, за которым обычно готовила домашние задания, Кимберли рассматривала фотографии в разделе «Отдых и путешествия», выбирая тот самый лучший пляж, на который они поедут в следующий отпуск. Даже Гручо, лежа перед телевизором на довольно-таки потертом персидском ковре, вытянул передние лапы поверх страницы «Светская жизнь» и от скуки жевал ее уголок.

В это воскресенье было тихо, но не так умиротворенно, как всегда. Питер не столько читал, сколько перелистывал страницы и не стал даже просматривать рейтинги книжных продаж, где на верхних позициях были названия, которые он с огромным удовольствием скинул бы вниз. Даже типографская краска не запачкала ему пальцы. А читать «Нью-Йорк таймс» и не запачкаться – все равно что не читать газету вовсе.

– Папа, ты как? Не так? – спросила Кимберли, которой, очевидно, не понравилась подборка пляжных фотографий на этой неделе.

Прежде чем ответить, Питер бросил взгляд на жену. Джулианна явно тоже считала, что с ним что-то «не так». Питер перевел взгляд на дочку и поманил ее к себе. Кимберли охотно подсела к отцу на диван.

– Папа очень старается закончить свою новую книгу, – сказал он, – поэтому… мысли у меня…

– Перепутываются? – подсказала умная шестилетняя дочь.

– Вот уж верно замечено, – Джулианна вслед за Кимберли перебралась на диван.

– Ну да, вроде того, – согласился Питер. – Скажем так: я рассеянный, потому что думаю о своем.

Кимберли оценивающе посмотрела на отца, наморщив лоб; морщинок образовалось не по годам много.

– А когда ты закончишь?

– Скоро, Тыковка.

– Когда «скоро»? – настаивала она.

– Тебе нужна точная дата?

– Ты всегда хорошо укладывался в сроки, – вставила Джулианна.

Четко обозначенные сроки Питер любил – в те времена, когда был газетным репортером. Даже те сроки, которые назначал себе сам. Они придавали четкость его довольно-таки неорганизованной жизни. Добавляли свет в конце туннеля, когда он писал рассказы… или роман. Без них этот туннель был бы темен и вечен, как путешествие к центру Земли. Или как дорога в ад.

– Ладно. Хм… – Он задумался, подсчитывая в уме, сколько глав еще нужно доделать, вставить кое-какие подробности, кое-что добавить к сюжету, затем прочитать последний раз все целиком, вылавливая опечатки. На полях газетной страницы Питер нацарапал несколько цифр, скроив гримасу комической задумчивости и насмешив этим Кимберли.

– Ну вот, согласно моим научным расчетам…

– Научным? – переспросила Джулианна.

– Папа, ты нарочно ведешь себя глупо, – указала Кимберли.

Он сохранил насколько мог серьезный вид:

– Я полагаю, что мы можем ожидать окончания этого безумия в следующую пятницу.

– Так скоро? – искренне удивилась Джулианна.

– Именно. Я почти закончил. Осталась всего пара глав, с которыми надо еще повозиться.

– И ты будешь готов ее отпустить? – спросила Джулианна с надеждой, имея в виду Анжелу.

– Да, – ответил он, как нечто само собой разумеющееся.

– Папа, ты обещаешь?

– Обещаю, Тыковка.

Тошнота

Он и в самом деле готов был отпустить свою героиню.

Моргнешь – и…

Окажешься один, за компьютером. Руки лежат неподвижно. Ярость движения, рабочая лихорадка, которую ощущали пальцы, стремление нажимать на клавиши, печатая имена – только лишь их имена – так, как он это делал, – все это давно улетучилось. Питер глядел в белый экран: пустая страница, обрамленная серой рамкой с иконками.

Моргнешь…

Он вспомнил про телефон. Звук-то выключен. Питер протянул руку и взял трубку, провел подушечкой большого пальца по кнопкам, словно от этого легкого прикосновения трубка могла пробудиться и заговорить голосом Дины. Пыталась ли Дина дозвониться еще раз? Питер посмотрел номера, с которых ему звонили. За последнее время – ни одного звонка. Даже звонок Дины не зарегистрирован. Возможно, Питер ответил на вызов слишком быстро. А может быть, ее ярость испугала тонкое устройство.

Снова включив звук, Питер положил трубку возле клавиатуры, слева от себя. Отвечая на звонок, он всегда брал трубку левой рукой. Так выйдет быстрее – если Дина вздумает позвонить ему снова.

Моргнешь…

Внезапно накатила тошнота.

На этот раз были лица.

Незнакомые – Питер никогда не видел этих людей. Они скорчились, присели, как будто на них вот-вот нападут. Чем-то сильно напуганы – страх был чертовски реален, из самой глубины их душ поднимались, вскипая, слезы, а на лицах застыли гримасы боли и ужаса – в этот миг они все как один осознали, что однажды умрут. Эти люди двигались – каждый по-своему, неестественно, неловко, спиной вперед. Однако же они понемногу выпрямлялись, расслаблялись, совершенно не ожидая того, что случится через мгновение. И всего-навсего ждали, когда сменится сигнал светофора.

Жирные буквы

За окном было темно, и витраж с изображением Девы Марии отражал свет монитора. В таком освещении Пресвятая Дева выглядела привлекательней. Почти как в интимном освещении бара. Время уже далеко за полночь, напряжение после тяжелого дня давно снято, и ты, крошка, слишком долго сидишь рядом со мной у стойки. Он не придет, ласточка. Тобою опять пренебрегли.

Стук в дверь был такой тихий, что Питер не услышал. Он и голос-то едва услыхал:

– Ты работал, и я не хотела тебя отвлекать, поэтому мы с Кимберли перехватили пиццу. Ты голодный?

Питер буквально умирал с голоду.

– Сколько времени? – спросил он.

– Почти восемь. Тебе приготовить что-нибудь?

Что угодно – он на все согласен, лишь бы поесть.

– Тебе не повредит ненадолго прерваться, – мягко заметила Джулианна.

– Да, – проговорил он, наконец обернувшись к жене. Ему хотелось рассказать ей всю правду, объяснить, попросить прощения. Заплакать. – Прерваться – это хорошо.

Что он станет делать, если она уйдет?

– Что, малыш? – спросила Джулианна. – У тебя такой вид, будто ты хочешь что-то сказать.

Как он станет без нее жить?

– Я только…

Он умолк – на столе зазвонил телефон.

Схватив трубку, Питер рявкнул:

– Алло! – И растерялся, потому что телефон продолжал звонить.

Джулианна тоже удивилась.

Они оба повернулись, когда на столе, возле принтера, ожил и громко пискнул факс. Питер им почти не пользовался, однако факс был запрограммирован на ответ после второго звонка. За писком последовало глухое гудение – машина всосала лист бумаги.

Встав на ноги, Питер нагнулся, с тревогой ожидая, что там такое пришло. Чувствуя, что рядом стоит Джулианна, он смотрел, как лист с текстом толчками вылезает наружу.

– Что за?..

Факс был на собственном бланке Питера – с его именем, телефоном, прочими данными. Короткое письмо литературному агенту.

– «С сегодняшнего дня, – вслух прочитала Джулианна, – я отзываю полномочия Майка Левина в качестве моего литературного агента во всех странах мира».

Она бросила на мужа озабоченный взгляд, когда он вытащил лист, желая узнать, что Майк на это ему ответил.

Буквы были внизу страницы, под письмом, – крупные, черные, жирные.

ПОШЕЛ ТЫ В ЖОПУ!

Подземка

Подземка его пугала.

Страшили не сами вагоны или скверный запах метро – нет. И не существа, которые, как он полагал, бродят ночами по туннелям: зомби с наполовину сожранными лицами, которые на миг прижмутся лбом к стеклу снаружи – лишь на мгновение, так что успеешь их заметить и решить, что тебе мерещится всякая погань; да только на стекле остается кровавое пятно – свидетельство, что тебе не помстилось. И не пассажиров Питер боялся. Тех, что набиты как сельди в бочке, но не могут друг дружки коснуться – ни в коем случае, нельзя! – они не чувствуют чужих прикосновений, они вообще боятся чувствовать и избегают чужих пустых взглядов.

Его пугало стремительное движение вперед, непонятная скорость, свист воздуха, какие-то щелчки, бег наперегонки с другими поездами.

А что, если поезд так и не остановится? Что, если он не сможет остановиться? Да заметит ли это хоть кто-нибудь?

* * *

Питер ехал на поезде номер 6 от Астор-плейс до Пятьдесят Девятой стрит. Он предпочитал обычный поезд, не экспресс, и не понимал тех, кто ехал на «шестерке» до Юнион-Сквер, затем пересаживался на четвертый скорый и ехал две остановки до Пятьдесят Девятой. Питер считал, что если уж сел в поезд, то и езжай в нем, куда тебе нужно.

А экспрессом он вообще никогда не ездил.

* * *

– У тебя не хватает мужества сказать мне лично?

С искаженным лицом, разъяренный Майк Левин отвернулся к окну. Окна в гостиной его квартиры простирались от пола до потолка, и с высоты сорок восьмого этажа открывался такой бесподобный вид на город, что за него было не жаль умереть. Такой же вид открывался из окон Ричарда в романе «Анжела по прозвищу Ангел» – Питер не сумел придумать ничего краше этого.

– Я на тебя работаю с твоего самого первого рассказа, – проговорил Майк, и голос его вибрировал от гнева. – Я полагал, мы друзья.

Питер сидел на диване, вертел лист бумаги так и сяк. Его собственная «шапка», подпись. Только вот слова не его.

– Я это не посылал, – сказал он.

– А кто же? – буркнул Майк.

– У меня есть предположение, но сомневаюсь, что ты мне поверишь.

Майк обернулся от окна. Возможно, искренность, с которой Питер на него смотрел, утихомирила его возмущение. Майк смягчился: похоже, ему хотелось поверить другу.

– Попытайся меня убедить, – предложил он.

* * *

Они стояли на балконе. Майк облокотился о перила, глядя вдаль, на небо и силуэты домов, а Питер жался к стене, ощущая ее спиной. Так ему было спокойнее.

– Питер, ну черт возьми! – с сердцем воскликнул Майк. – Ты не даешь мне даже одним глазком взглянуть на текст, но показываешь его смазливой дурище, которую трахаешь. – Он осуждающе покачал головой, постукивая кончиками пальцев по перилам. – О чем ты только думал?

– Она всего лишь в рот взяла, – тихо отозвался Питер.

– Чего?

– В рот, говорю, взяла, – повторил он. – Один раз. Больше ничего и не было.

– И ты не мог сказать «нет»? – Майк обернулся к нему. И поспешно добавил заговорщицким тоном, от которого у Питера скулы свело: – Я не к тому, что у меня самого получилось бы отказаться.

– Я был пьян.

– Превосходное оправдание.

– И она – самая ярая моя поклонница.

– Час от часу не легче.

– Положение становится все хуже, – сообщил Питер. – Она звонила мне прошлым вечером.

– В квартиру?

– Ну да. Наорала из-за рукописи. – Он зажмурился и представил себе Джулианну. – Что мне делать?

Майк вернулся с балкона в комнату. Питер видел выражение его лица, когда тот прошел мимо. Будь Майк врачом, он бы поставил самый неутешительный диагноз.

– Немало я на своем веку повидал спятивших девок, – сказал он.

– Что это должно означать? – Питер последовал за ним в гостиную.

– В Мэдисоне ты позабавился сам, – пояснил Майк, – но сейчас отменно поимеют тебя.

Весь мой мир

Когда он пришел домой, Джулианна сидела за столом, перед ней были разложены юридические бумаги. Она держала ручку как сигарету; не какую-нибудь дорогую, с золотым пером, сообразно ее должности окружного прокурора, а самую что ни на есть простую шариковую, что стоят доллар двадцать девять центов за дюжину в соседнем магазине канцелярских товаров. Зато кончик такой ручки можно без зазрения совести грызть, и не жалко, если колпачок упадет на пол, и там его разгрызет Гручо.

– Когда ты намеревался мне рассказать? – спросила Джулианна, чуть только Питер вошел в квартиру. – О том, что ты увольняешь Майка, – пояснила она на случай, если он не понял.

– Я Майка не увольняю.

– Но то письмо…

Питер поставил себе стул рядом с женой, сел, подался к ней поближе:

– Произошла ошибка.

«Все – одна сплошная ошибка», – промелькнуло у него в голове. Крупнейшая ошибка его жизни.

– Как можно отправить кому-то факс по ошибке? – не поверила Джулианна.

– Когда ты сказала, что Майк заходил…

– Он тревожился о тебе.

– Я понимаю, но… – Питер умолк, не придумав, что дальше врать.

– Я знаю, каким ты становишься, когда заканчиваешь книгу. Ты живешь в своем выдуманном мирке и напрочь забываешь о мире настоящем, о реальных живых людях.

– Джулианна, я не забываю. Никогда. Ни на минуту.

У нее навернулись слезы, и Питер внезапно осознал, что никогда не сможет рассказать ей правду. Нельзя, чтобы Джулианна узнала. Разбить ей сердце – непростительно; заставить ее плакать – величайший грех.

– Вы с Кимберли – весь мой мир, – сказал он честно.

– И Гручо?

– И Гручо тоже.

Джулианна шмыгнула носом и крепко обняла мужа. Он поцеловал ее в лоб.

– Я так тебя люблю, – сказал кто-то из них двоих.

Ад из серого кирпича

Номер пятьсот семьдесят пять.

Шестая Ист-стрит.

Чуть ближе к авеню А, чем к Б, пятиэтажный дом без лифта, – построенный из скучного серого кирпича.

Поднявшись по четырем ступенькам к парадной двери – очевидно, эту дверь уже не раз взламывали, такая она побитая, – Питер поискал квартиру 5Б на панели домофона. Вряд ли этот домофон работает… И тут Питер сообразил, что не знает фамилию Дины.

Он прошелся взглядом по номерам квартир – совершенно не ожидая, что в квартире 5Б будет значиться жилец по фамилии Бейли. Это же фамилия Анжелы из романа. Здесь проживал – верней проживала – «Дж. Бейли». Инициал «Дж.» не имел смысла, однако Питер не сомневался, что это она. Дина.

Задаваясь вопросом, когда и как все закончится – как он сам заставит этот нелепый кошмар закончиться, – Питер хорошенько подумал, стоит ли жать кнопку домофона. Не стал связываться, а толкнул входную дверь. Она оказалась не заперта.

* * *

На лестнице пахло серой. Краска на стенах облезла, металлические перила были грязные, липкие, на ступенях тоже несусветная грязь. Питер мог бы поклясться, что слышит отзвуки чужой боли, когда мимо прочих квартир он подымался на самый верх. За дверьми кого-то пытали, раздавались приглушенные стоны и звуки разрываемой плоти – а может быть, Питеру всего лишь казалось, будто Дина заслуживает того, чтобы жить в аду.

Дверь ее квартиры была свежевыкрашена в ярко-голубой цвет – любимый цвет Анжелы. И металлический номер – 5Б – сиял, как будто лишь на днях был куплен в магазине. Даже шурупы, на которых держались буква с цифрой, и те выглядели так, словно их совсем недавно приворачивали отверткой, при этом слегка поцарапав.

Питер дважды стукнул в эту ярко-голубую дверь.

Мгновение спустя, а то и раньше, дверь открылась. Можно подумать, Питера ждали, точно зная, что он идет. Дина была босиком, в свободных джинсах и старенькой короткой безрукавке. Она стояла на пороге своей квартиры, в упор глядя на Питера, и ее зеленые глаза горели яростью. Ни слова не промолвив, Дина тряхнула головой и открыла дверь шире, разрешая Питеру войти. А затем с отвращением грохнула ею, закрывая.

* * *

Едва защелкнулся замок, Питер схватил Дину за горло и толкнул к ближайшей стене.

– Ты соображаешь, что делаешь?! – заорал он, сжимая ей горло, вдавливая большой палец в нежную податливую плоть под подбородком, осознавая, какая же она хрупкая, беззащитная, как легко он мог бы сию минуту покончить со всем этим – стоит лишь нажать посильнее. Вероятно, все-таки Дина кое-чему его научила по части насилия.

Она попыталась ответить: сразу не удалось. Затем Дина с трудом выдавила – хрипло, сдавленно, невнятно:

– Трахни меня.

Питер ушам своим не поверил. Снова шарахнул ее о стену.

Дина привстала на цыпочки, потянулась к нему, сильно прикусила мочку уха и прошептала:

– Разве ты не это себе представляешь, когда с женой?

Тяжело дыша, Питер оттолкнул ее и сам отпрянул, отвернулся, безнадежно уставился в пол. Как может она быть столь уверена?

И как он может отрицать святую правду?

– Ты больна, – сказал он, зная, что и сам не здоровее.

– Я нужна тебе, Питер, – сказала Дина, потирая шею, касаясь места, где, вероятно, нальется лиловый синяк; похоже было, что боль, которую он причинил, доставила ей наслаждение. – Я тебя дополняю. Я – часть тебя, только у меня есть мужество, а у тебя нет.

Она засмеялась, кружа вокруг него, как стервятник.

– Что, нечего сказать? – Затем чуть-чуть смягчила тон: – Ты нуждаешься во мне, чтобы закончить книгу. И сам это знаешь. Тебе не сделать ее как надо без меня.

– Дина, ты мне не нужна. С той поры, как мы встретились, я ни одного чертова слова не написал.

– Потому что все время думаешь о том, как меня хочешь? О том, что хочется со мной сделать?

Питер задохнулся от ярости и обиды. Как она смеет? Он ответил, точно плюнул в лицо:

– Чья бы корова мычала!

– Ну так и сделай это, – дерзко ответила Дина. – Освободись.

Ему вспомнилось предупреждение Майка о том, что Дина готовится отменно его, Питера, поиметь. Он спокойно проговорил:

– Оставь меня в покое и не лезь в мою жизнь.

Дина захохотала. Лицо злобно исказилось:

– А если нет, тогда что? Обратишься в полицию, чтобы меня арестовали? Вот чудненько будет, особенно порадуется твоя жена.

Питер поднял взгляд, наконец-то обратив внимание на обстановку. Квартира как квартира, ничего мало-мальски странного, ни одна деталь не подскажет гостю, что за страшный зверь тут обитает. Совершенно рядовая обстановка – удобно, уютно, небогато, слегка по-девчоночьи. На кофейном столике он заметил распечатку своего романа.

– Это ты написала письмо Майку?

– Да, – признала Дина хладнокровно.

– Зачем?

– Чтобы привлечь твое внимание. Остановить, прежде чем ты меня уничтожишь.

– Но ты – не Анжела! – вскричал Питер.

– Я знаю о ней больше твоего, – возразила Дина и вдруг принялась цитировать по памяти: – «Губы она накрасила в последнюю очередь. Забавно: помада вечно куда-то девается первой, еще и раздеться не успеешь. Остается то на мужских губах, то на щеке, а порой даже на белом крахмальном воротничке».

– Это всего лишь роман!

– «Впрочем, как правило, – продолжала Дина, – ну, в половине случаев, не меньше, – помада уходит совсем в другое место: на отлично изученную, превосходно освоенную территорию. Остается ярко-красным, добавляющим мужественности ободком на мужском члене».

– Зачем ты это делаешь?

– А ты зачем?

Внезапно вдохновившись, Дина прошла к дивану, уселась на край. Ее поза мгновенно отвлекла Питера от дела, ради которого он явился: ноги Дины были разведены, в низком вырезе безрукавки показалась грудь. Впрочем, Дина не пыталась его завести, а нагнулась к столику и шлепнула ладонью по рукописи.

– Анжела всегда была сильной, – проговорила она спокойно, веско, словно обсуждая вопрос первостепенной важности. – Именно это делало ее столь привлекательной для читателя. Анжела начала как легкомысленная девчонка, большая охотница до секса, которой все сходило с рук; и таки да, она наделала ошибок, много. Но она разбиралась с последствиями и шла дальше. – Дина с осуждением покачала головой. – А ты хочешь, чтоб она вернулась, как какой-то второсортный линчеватель, и принялась направо и налево резать всех, кто ее в свое время оттрахал.

– Ей нужно заставить их расплатиться за то, что с ней сделали, – возразил Питер.

– Она уже получила свое, когда выжила. Сила Анжелы в том, что она принимает на себя ответственность за собственные поступки. А не винит в них других людей.

– Этого недостаточно. Вина должна быть возложена на виноватых.

– Нет. Питер. Пожалуйста. Ты погубишь все для тех читателей, которые любили первую книгу, которые хотя бы на протяжении четырехсот двадцати двух страниц верили, что у всех у нас есть возможность что-то исправить, если уж наломали дров.

– Нет таких возможностей. Нельзя жить и бесконечно лгать. Быть может, лично ты до этого еще не додумалась, но Анжела-то прекрасно знала.

– Анжела или ты? – спросила Дина неожиданно. – Я-то – не замужем.