Текст книги "Фанатка"

Автор книги: Джонатан Бейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

Люсинда

Они сидели в маленькой французской кондитерской: Питер условился с Раулем, что они с Люсиндой встретятся здесь. Кроме того, он получил, как выразился громила-сводник, «профессиональную скидку»: с Питера приходилось пятьсот долларов за два часа, проведенных с Люсиндой, – половина от обычной цены за девочку ее возраста и способностей.

Поначалу она удивилась, услышав, что Питер всего-навсего хочет поговорить. Затем решила, что поняла:

– A-а, сначала поговорить, а после… – Люсинда выразительно взмахнула ресницами.

– Нет, – твердо возразил Питер. – Будем только разговаривать.

– О чем?

– О тебе. Как ты начала? Почему взялась за это ремесло?

– Увидала по телику.

Питера насмешил ее ответ.

– Нет, правда, по телику, в передаче, – объяснила Люсинда. – Там три девушки рассказывали про деньги, которые они зарабатывали. И хоть они твердили, что сожалеют и все такое, но я-то видела. Они бросили это дело, но им было жаль. Денег, внимания. В смысле, это же просто секс, правда?

Она была одета в джинсы и футболку. Простенький наряд, в котором могла ходить любая девушка ее возраста. Питер специально это оговорил, когда Рауль спросил, как Люсинде одеться.

– Ага, хочешь, чтоб она выглядела помоложе, – сказал Рауль, услышав пожелание.

– Я хочу, чтобы она не выделялась в толпе, – возразил ему Питер.

– Как оно было в первый раз? – спросил он сейчас, строча в блокноте, пока Люсинда прихлебывала французский лимонад и ела круассан с шоколадной начинкой.

– Мне понравилось.

Он бросил на нее быстрый взгляд.

– Нет, правда. Я ответила на объявление в «Виллидж Войс». Его дал, – Люсинда согнула пальцы, изображая кавычки, – «щедрый мужчина, который ищет любящих приключения молодых женщин, которые желают самого лучшего в жизни». – Она повела плечами. – Он был славный и знал дело. В смысле, в постели. Раньше так здорово не бывало. – Она опустила глаза к круассану, пальцами разбирая его на кусочки. Когда снова подняла взгляд, лицо залила краска – как будто специально для Питера, словно так было надо. – Он заплатил тысячу долларов за два часа и сказал, что хочет со мной встречаться каждую неделю. – Люсинда снова повела плечами. – Мне было совсем не трудно. Плевое дело, правильно?

– Наверное, – согласился Питер и спросил: – Как давно это было?

– Три года назад.

– А сколько тебе было лет?

– Тринадцать, – сказала она и глотнула лимонаду из бокала.

* * *

Они встретились еще раз. То же место, та же скидка. Но когда Питер позвонил, чтобы условиться о третьей встрече, Рауль ему отказал.

– Я не сдаю своих сук для болтовни, – объяснил он.

После этого Питер не видел Люсинду почти два года.

Однако ему уже хватало материала для «Анжелы по прозвищу Ангел».

III

Анжела

– Анжела, шлюшка-потаскушка!

Келли, ее лучшая подруга со второго класса, улыбнулась растерянно и с испугом. Широко распахнутыми глазами уставилась на Анжелу – что та ответит? Анжела только плечами пожала – подумаешь, экая важность! Хотя она отлично знала, что Келли бы такой обиды молча не снесла.

– И это после первого свидания! – воскликнула подружка.

Правильно. Субботний вечер Анжела провела с недотепой-второкурсником; в программе была пицца и поход в кино, и Анжела чуть не умерла со скуки. Все, о чем она могла думать, – это о предыдущем вечере с Ричардом. И о том, что накануне случилось впервые.

Она попробовала кокаин.

Поначалу Анжела испугалась и не хотела. Но Ричард, не слушая возражений, послюнявил палец, обмакнул его в белый порошок и натер ей десны. Она дрожала всем телом, когда он обмакнул палец снова – и на этот раз втер порошок ей между ног.

Когда она собралась уходить и Ричард расплатился за полученное удовольствие, он сказал, что на следующей неделе к ним присоединится его друг: Ричард желает посмотреть, как Анжела будет ласкать другого мужчину. Он не спрашивал ее согласия – он платил за то, чтобы его желания осуществлялись.

– А это еще будет? – спросила Анжела, подбирая новую щепотку наркотика.

– Сколько захочешь, – пообещал он.

Она впервые не явилась домой к одиннадцати. Ожидала отменной взбучки, но мать сама где-то развлекалась с друзьями, а когда вернулась, забыла спросить, во сколько Анжела пришла.

Вот об этом обо всем она и думала, прокручивала вчерашнее в мыслях снова и снова, пока недотепа-второкурсник молол языком про видеоигры, скейтборды и какое-то глупое шоу по телевизору.

Поэтому, когда они доели пиццу и оплатили счет – каждый расплатился сам за себя – и настало время идти в кино, Анжела предложила заняться чем-нибудь другим.

– Хочешь, пойдем в компьютерный клуб, сыграем? – предложил недотепа.

Однако Анжела задумала вовсе не это. Она объяснила, что никогда еще не видела «эту штуку» вблизи, и если парень ее покажет, то Анжела возьмет ее в рот. Второкурсника хватило всего на тридцать секунд, после чего он весь остаток вечера ни слова не промолвил. Анжелу это совершенно устраивало.

– Я люблю, чтоб было тихо, – сказала она ему после.

А он, хоть и был недотепа, оказался не совсем дурак.

Рассказывая о своих похождениях лучшей подружке, Анжела выпустила все, что касалось Ричарда, его друга и кокаина, а взамен поведала, как ублаготворила недотепу: якобы она это сделала, чтобы узнать, как бывает в жизни то, о чем так много кругом болтают.

Келли прикинулась потрясенной, потом засмеялась, после чего заявила, что желает услышать подробности.

Анжела не стала ломаться и с удовольствием живописала, как было дело: кое-что слегка преувеличив, состроив гримасу – дескать невкусно, воспроизвела звуки, которые издавал парень в самый главный момент.

– Вроде как тюлени хрюкают, – заметила Келли.

– Похоже, – согласилась Анжела.

– Ты будешь еще с ним встречаться?

– Почему же нет?

Недотепа был отличным прикрытием: его можно познакомить с матерью, сослаться на встречу с ним, если хочешь улизнуть из дома в будний день. Вещицы, которые Анжела хотела себе купить, но не могла – как бы она объяснила, откуда у нее деньги? – сойдут за подарки от нового кавалера. Ну, в крайнем случае, взяла у него напрокат.

Анжела залилась краской, когда Келли принялась поддразнивать:

– У Анжелки есть любовник, у Анжелки есть любовник!

Однако ее яркий румянец не имел никакого отношения к недотепе; краску вызвала приятная мысль о том, насколько легче теперь будет чаще встречаться с Ричардом и заниматься всем тем, что он хочет.

Дина и Холливелл

Найти миллионера оказалось проще, чем она ожидала.

По крайней мере это доказывало, что в романе «Анжела по прозвищу Ангел» правды больше, чем вымысла. И объявление в газете все еще печаталось – слово в слово, как значилось у Питера в записной книжке. И телефонный номер был тот же: в романе Питер лишь слегка его изменил. Дина без колебаний набрала этот номер, ей ответили после второго гудка. Она солгала насчет своего возраста, и Холливелл назначил ей время. Что возраст приуменьшила, не страшно: при ее хрупком сложении и нежной коже, Дина легко могла сойти за шестнадцатилетнюю.

За ту, которая желает самого лучшего в жизни.

* * *

Он открыл дверь, прижимая к уху сотовый телефон. Телефон был черный, блестящий и казался естественным продолжением руки хозяина, как будто даже манжет на рукаве шили учитывая этот самый мобильник.

– Если вы, в свою очередь, пойдете на уступки, мы договоримся, – сказал Джеффри Холливелл и чуть отвел аппарат от лица, ожидая, что посетительница заговорит.

– Мистер Холливелл? – спросила она, глядя ему прямо в глаза.

– Ты, должно быть, Дина, – отозвался он, оценивая ее, словно пакет акций.

Она скромно кивнула.

– Созвонимся, – бросил он в трубку и сложил мобильник, сунул в карман, затем улыбнулся: – Ты пришла минута в минуту.

* * *

– Ты любишь вино? – Он подал ей бокал.

– Я могу научиться любить, – ответила она, пригубив.

– Хороший ответ, – он налил и себе, поднял бокал, рассматривая вино на свет. – Это «Палмер Бордо» урожая шестьдесят четвертого года.

– Оно старше меня, – заметила Дина с улыбкой, которая как бы говорила: «Ну и чепуху же я несу».

– Гораздо старше, – подтвердил Холливелл, покупаясь на ее очарование юности.

Дина снова пригубила вино:

– Можно спросить?

– Смотря что.

Она застенчиво прикусила нижнюю губу:

– Собственно, у меня два вопроса. – Она примолкла, отвела взгляд, изображая смущение. – А насколько вы щедрый?

Холливелл вынул из кармана пачку хрустких стодолларовых купюр, отсчитал двадцать пять бумажек и вложил ей в руку.

Дина притворилась, будто сумма ее потрясла. Глубоко вздохнула, как охнула, и отправила банкноты в сумочку.

– Удовлетворительный ответ? – спросил Холливелл.

Кивнув, Дина отставила бокал с вином и придвинулась к нему ближе. Провела рукой ему по груди, игриво подергала пуговицу на рубашке.

– А как сильно я должна любить приключения?

– Так, чтобы я никогда не услышал от тебя слово «нет».

Она потянулась его поцеловать.

– Еще один хороший ответ, – сказал Холливелл и привлек ее к себе, поцеловал, сжал в крепких объятиях – и вдруг дернулся, глаза широко раскрылись.

Он со всхлипом втянул воздух; что-то было неправильно, совершенно не так, как должно быть. Он попытался заговорить, но из горла вырвался лишь хрип.

Холливелл шатнулся назад, рукой задел ближайший столик, смахнул на пол бутылку «Бордо». Глянул вниз, на грудь – на рукоять, торчащую из груди. Рукоять была серебряная, слегка потемневшая, со стертыми завитушками, с инициалами «П. Р.».

Дина резко повернула стилет в ране и вытащила длинное лезвие: на рубашке Холливелла проступила кровь.

– Я даже не знаю, каким словом это назвать, – проговорила она мрачно, отступая.

Холливелл упал на колени; Дина благоразумно опустила стилет Питера себе в сумочку, поверх стодолларовых купюр.

Наконец-то она поняла, отчего Питер так любит ощущать себя Богом. Какое наслаждение он испытывает, решая, кому жить и кому умереть в мире, который он создал.

Как долго?

В этом тихом богатом квартале, где улица была обсажена деревьями, мигающие красно-синие огни полицейских машин казались совершенно чужими. Чуждыми, злобными и нереальными: ведь преступления здесь просто-напросто не могли происходить. Чудилось, будто убийства и грабежи здесь столь же нелепы, как нападение на дрему – сказочного человечка, который сыплет детям в глаза песок, чтобы им хотелось спать.

Сполохи красно-синих огней добавляли красок в мрачную гостиную Джеффри Холливелла. Они вливались сквозь высоченные, от пола до потолка, окна и отражались на предметах.

Когда детектив Пола Росси опустилась на колени возле накрытого простыней трупа, вид у нее был усталый, как будто она недосыпала много ночей подряд. На белой простыне гуляли красно-синие блики мигалок, пятна проступившей крови на миг вызвали чувство, схожее с жалостью: как будто приходится арестовывать старого друга. Вылившееся из бутылки вино на полу дополняло угрюмую цветовую гамму.

Росси спросила себя, как ощущается лезвие кинжала, когда входит в сердце. Не в фигуральном смысле – это-то она знала: в буквальном. Есть ли разница? Это больнее, или, наоборот, боль чувствуется меньше? Опять же кровь течет. И все заканчивается гораздо быстрей. А это несомненный плюс.

Поддавшись гипнотическому ритму мигающих огней – красный-синий-красный-синий, – она задумалась над следующим вопросом: что натворил этот сукин сын, если нарвался на то, что огреб.

Росси не стремилась переложить вину на жертву преступления, но ведь в самом деле мало кто из убитых совсем уж ни в чем не виноват. Очень многие заслуживают то самое, что получают. А некоторые заслуживают худшего – и преспокойно себе живут, свободные и довольные жизнью.

Насчет жертв преступления Росси немало могла бы рассказать.

А может быть, она просто слишком давно работала в полиции, видела слишком много трупов.

«Как долго?» – вот реальный вопрос, требующий настоящего ответа.

Как долго Холливелл тут лежит? Часа два-три, не меньше. Пока соседка, гулявшая с собакой, не обратила внимание, что дверь в его доме нараспашку.

Как долго убийца планировал свое преступление? Или он вовсе ничего не планировал, а случайно забрался в дом – и Холливеллу не повезло, его линия жизни оказалась слишком короткой?

Как долго еще убийце гулять на свободе?

Ответов так сразу не найдешь.

Росси тяжело поднялась с коленей. Честно говоря, больше всего ее волновал вопрос совсем иного толка: как долго осталось терпеть, прежде чем она закурит сигарету?

А тут и думать нечего.

Ужасно долго.

* * *

Она осмотрела берлогу Холливелла, пройдясь по комнатам. Именно берлогу, другого слова не смогла подобрать. Обиталище убежденного холостяка; кругом сплошь черная кожа да цветное стекло, все настолько в духе восьмидесятых годов, что не хватало только лучших песен группы «Дюран Дюран», – Росси бы ничуть не удивилась, если бы звучал их альбом на бесконечном автоповторе.

Она постояла перед картиной кисти Нейджела, с автографом, который художник мог бы написать другу, а не богатому поклоннику своего творчества. Интересно бы знать, во что картина обошлась Холливеллу? На полотне была изображена молодая красотка – волосы цвета воронова крыла, ярко-алые губы, в ушах – золотые серьги в виде крупных колец, серый свитер порван и спадает с плеча, грудь обнажена. Что ни говори, а Холливелл был склонен к тому, чтобы выставлять богатство напоказ.

– Да, теперь уже был, – пробормотала Росси и двинулась дальше.

Прошагала по длинному коридору, украшенному сомнительными скульптурами, вошла в роскошную хозяйскую спальню. Присев на край обширнейшей кровати, выдвинула верхний ящик тумбочки, шариковой ручкой поковыряла его содержимое.

В ящике аккуратно, как в аптеке, лежали пластиковые упаковки с таблетками и порошками: героин, кокаин, ЛСД, экстази, марихуана… Много их было, разных.

Вот что Холливелл оставил после себя.

* * *

Рабочий стол был из черного стекла и невероятно чистый. Ни пылинки, следов от пальцев и то нет, как будто стол хранился в музее под стеклом; или словно Холливелл не оставлял отпечатков, а пыль не смела оседать.

На столе Росси обнаружила наладонник Palm Pilot, подсоединенный к внешнему аккумулятору, рядом с компьютерным монитором. Монитор был дорогой, с плоским экраном; размером этот экран был не меньше телевизора, что стоял у Росси в квартире.

Ей не хотелось трогать наладонник – оставлять отпечатки на его сияющей серебряной поверхности. Однако ей не была свойственна чрезмерная склонность к чистоте; отпечатки пальцев и пыль естественны, прекрасны – по крайней мере, так хотелось ей верить каждый раз, когда она возвращалась в свою маленькую дешевую квартирку в доме без лифта.

Поэтому Росси все же включила маленький компьютер. Цветной монитор ожил, пароля не требовалось. Тем лучше. Она пролистала список телефонных номеров: имена расположены в алфавитном порядке, телефоны указаны домашние, мобильные, рабочие.

Нажав букву «Л», она обнаружила номер Майка Левина. Имя показалось знакомым, хотя Росси не могла сразу припомнить, кто это. А вот имя, которое стояло шестью буквами ниже, она знала отлично.

– Сукин сын, – выругалась она шепотом, выключила наладонник и забрала его как вещественное доказательство.

Дина и Питер

Вот теперь, наконец, она могла читать.

С чашкой кофе в руке Дина устроилась на обширном подоконнике за кроватью, прислонившись спиной к холодной крашеной стене, подвернув под себя ногу и чуть постукивая коленом по стеклу. Так ей было удобно.

Она снова была одета в футболку с картинкой. Тоже удобно, очень уютно, и футболка утешает ее, точно живое существо, – потому что она пахнет Питером. По крайней мере Дине так казалось. Футболка напоминала о его кабинете, о тайнике, где хранились таинственные слагаемые рождения Анжелы: так в католических церквях хранятся частицы креста, на котором был распят Христос.

Положив рукопись себе на колени, Дина поглядела на титульную страницу, словно изучая, вбирая ее взглядом, и вслух произнесла имя автора. Задумалась о том, откуда взялось заглавие романа. Однажды она прочла в коротком интервью, которое Питер дал какой-то газете, что имя «Анжела» он взял из песни Джимми Хендрикса: когда писал свой роман, он бесконечно слушал эту песню, а закончив, слушать ее уже больше не мог – с души воротило.

Недурная история. Однако в глубине души Дина полагала, что Питер не сказал в интервью всей правды. Наверняка существовала реальная девушка, о которой никто никогда не узнает и чье имя не появится в списке людей, кому автор благодарен за помощь. Настоящая Анжела по прозвищу Ангел.

Когда Дина дочитает эту рукопись, она поищет в Интернете песню под названием «Прекрасная ложь», которую Питер тоже не сможет больше слушать.

* * *

Питер откинулся на спинку кресла, качнулся назад – так далеко, что недолго и опрокинуться. Он уже не раз опрокидывался, игнорируя предупреждение, которое, как он не сомневался, где-то есть на кресле. Такие предупреждения всюду есть – только не там, где они и впрямь нужны. Упав, Питер всякий раз чувствовал себя глупо, хотя, по счастью, ни разу не оскандалился при жене с дочкой. И никогда еще он не опрокидывался нарочно.

Он посидел, уставившись в пустой экран. Слова не складывались. Одни лишь буквы на клавиатуре; а их что глазами читай, что вслух проговаривай – получается одинаковая бессмыслица.

Ровным счетом никакого смысла, хоть убей.

Зацепившись ногой за нижний край стола, Питер вдруг понял, что хочет знать, как это будет – один-единственный раз, намеренно, без ощущения, что ты опрокинулся по неосторожности, как последний дурак.

Кресло уже достаточно накренилось. Еще чуть-чуть подтолкнуть. Вроде как прыгнуть. Оттолкнулись…

Оп!

Компьютер куда-то завалился, с ним вместе опрокинулся витраж с Девой Марией, а перед глазами оказался белый потолок. Питер приземлился удачно – мягко и безболезненно. Рассмеялся. Как жаль, что все прочее не делается столь же легко и просто.

* * *

Крепко сжимая страницы, она бегала глазами по строчкам. Ее улыбка давным-давно погасла, Дина раздраженно стискивала зубы.

Пожалуй, самое время выпить чего покрепче.

Она прошла в кухню, сердито швырнула в раковину кофейную чашку и открыла стенной шкафчик, где хранились емкости с веселящими напитками. Достала бутылку «Квантро» и бокал. Бросила в бокал несколько кубиков льда, плеснула ликер. Встряхнула, однако не стала ждать, пока ликер охладится. Его надо было выпить немедленно. Следующую порцию она уже выпьет не спеша, как полагается… или не следующую, а третью. А сейчас ей нужно сбросить напряжение, да побыстрее.

– Нет, нет, нет! – отчаянно твердила Дина. – Все не так!

* * *

Он рассеянно поиграл с наручниками, открывая и закрывая стальные кольца, постукивая ими себя по бедру. Затем наконец принялся печатать – не потому, что пришло вдохновение, а просто желая ощутить хотя бы удары пальцев по клавиатуре. Питер всегда печатал, выдерживая особый ритм – не совпадающий с ритмом песни, если даже она звучала, а свой собственный. Сейчас это было легко: шесть букв, затем четыре, снова шесть, опять четыре…

И так раз за разом, без конца. Пока не стало казаться, что ничего другого от него и не требуется.

«А-Н-Ж-Е-Л-А», – печатал он.

Затем: «Д-И-Н-А».

Пальцы бегали по клавиатуре все быстрей и быстрей, буквы начали сливаться, получались новые слова, новое бесконечное имя – бессмысленная дань той, что завладела его жизнью.

* * *

Дина с яростью листала страницы, стремясь побыстрей дочитать. Желая, чтобы все это поскорее закончилось, – как оскорбления, которые ты вынужден сносить. Как изнасилование.

– Да нельзя же так делать, чтоб тебе!.. – закричала она, не сдержавшись.

Пережать горло

Голос прозвучал словно из другой жизни:

– Привет, милый, – сказала Джулианна. – Хорошо ли сегодня работалось?

Питер глянул на жену со своего места на диване. В руке он держал бокал: сейчас ему требовался не кофе, а кое-что покрепче. Не для того, чтобы сбросить напряжение, а чтобы слегка приглушить боль. Неудачный был день, и работалось плохо.

Он качнул бокалом, кубики льда звякнули.

– Ах, – проговорила Джулианна, все поняв.

Хороший рабочий день не завершается выпивкой в одиночку. Хороший день несет радость, улыбки. В такой день едят пиццу в «Гримальди» в Бруклине и идут гулять по набережной, глядя на силуэты небоскребов на фоне вечернего неба.

Джулианна хотела было еще что-то сказать – возможно, посочувствовать, но тут зазвонил телефон. Переносная трубка на кофейном столике издала противную трель.

– Если это снова «Верайзон», – сказала Джулианна, возвращаясь в кухню, – передай от меня привет.

Питер сердито уставился на телефон. Пусть бы он замолчал. Навсегда. Потому что если не сейчас, то в следующий раз или еще позже в трубке обязательно прозвучит голос Дины, которая скажет, что прочитала роман.

Нагнувшись вперед – суставы громко хрустнули: рановато для человека его возраста, – Питер поставил бокал, где уже остался один лишь подтаявший лед, и взял-таки трубку, поднес к уху:

– Алло.

Мгновение тишины. И затем:

– Ты сделал ее слабой!

– Что? – спросил он, не понимая звучащей в голосе ярости, не узнавая самый голос. – Кто это?

– Ты отлично знаешь, черт тебя дери, кто это! – раздался вопль Дины.

Да, теперь он ее узнал. Питер живо вообразил себе перекошенное красивое лицо.

– Ты сделал ее слабой! – повторила Дина, обвиняя.

В комнату заглянула Джулианна:

– Ты голоден?

Показав поднятый палец – дескать, сейчас, одну минуту, – Питер закруглил разговор:

– Меня это не интересует.

Он еще услышал ее крик:

– Не смей вешать трубку! – и прервал связь.

– Кто это был? – поинтересовалась Джулианна.

– Никто, – буркнул Питер, с силой постукивая трубкой по ладони, стараясь погасить раздражение.

И вздрогнул от нового звонка.

– По-моему, никто опять желает дозвониться, – заметила жена.

Он ткнул клавишу и с ходу начал:

– Послушай, я не знаю, где ты взяла мой номер…

– Он был на титульном листе, ты, гений.

– …но больше никогда сюда не звони, – докончил он.

Дина успела выкрикнуть:

– Боишься, что женушка узнает, как ты…

Он снова дал отбой, на этот раз швырнув трубку на кофейный столик. Поднял ее и снова ахнул по столу. Провел рукой по волосам, забрал пядь в кулак, сильно дернул.

– Что происходит? – спросила Джулианна.

Она подошла и встала рядом с мужем. Так близко, что он боялся поднять на нее взгляд – вдруг она с такого расстояния поймет, как он ее предал?

Питер не сразу придумал, что солгать. А когда сочинил, все равно не смог посмотреть на жену.

– Она…

– Кто?

Он снова поднял трубку, сжал, словно пережимая ей горло, и убил-таки – отключил звук. Договорил:

– …кричала на меня.

Питер опустил трубку на базу – повернув ее экраном вниз, чтобы АОН не высветил номер звонящего. Уму непостижимо, сколько новых опасностей появилось в наш цифровой век…

– О чем ты говоришь? – встревожилась Джулианна.

– О новой книге.

– Твоей новой книге?

Он задумался: а его ли теперь эта книга? Принадлежит ли ему нынче хоть что-нибудь? Или все, чем он прежде обладал, перешло к Дине – из-за одной-единственной ошибки? Дина завладела его жизнью, и у Питера ничего не осталось, пропал всякий его собственный смысл.

– Да, о моей, – сказал он, решившись наконец взглянуть на жену; она как раз села на диван с ним рядом.

– Я не понимаю.

Он принялся объяснять:

– Я хотел узнать мнение человека со стороны. Поэтому я… – он пожал плечами, таким образом выгадав себе еще пару секунд на раздумье, – я нашел в Интернете читательскую тусовку – поклонников первой книги. Я послал им письмо, спросив, интересно ли кому-нибудь прочесть еще не изданное продолжение. Мне ответили несколько девиц, я с каждой обменялся письмами, выбирая. Ну и… – Питер снова пожал плечами – беспомощно, словно признавая свою ошибку, – эта показалась мне самой умной.

– А по мне, она ненормальная, – заметила Джулианна.

– Ну… пожалуй. Век живи – век учись. Она уже несколько дней звонит мне и треплет нервы. Я не хотел тебе говорить, чтобы зря не тревожить.

– Как она узнала наш номер?

– Вот и я о том же думал. Оказывается, существует список всех Интернет-адресов в мире, и указано имя владельца каждого адреса, его почтовый адрес, телефон. – Питер помнил, что про это рассказывали в какой-то телевизионной передаче, посвященной информационной безопасности граждан.

– И все сведения о нас там есть?

– Были. Я их изменил: ввел номер факса вместо телефона и адрес издательства.

– Да уж… – сказала встревоженная Джулианна, поверив его лжи.