Текст книги "Люди Домино"

Автор книги: Джонатан Барнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

Питера рвало в платок. Вертью и Мерси мрачно трясли головами, словно не веря своим глазам. Но мистер Стритер только ухмыльнулся.

– Вот уж точно, – сказал он. – Не зря говорят: все хорошо в меру.

И улыбнулся своей таинственной улыбкой.

19

Часто по ночам, когда бессонница одолевает меня, я размышляю о том, как Джасперу удалось сделать это.

Не думаю, что он испытывал хоть малейшие трудности. Доведись мне столкнуться с чем-то в этом роде… я бы извелся. Покой бы потерял. Но Джаспер? Его, казалось, это ни чуточки не волновало.

Вы, наверное, уже догадались, кому он звонил, когда оставил меня у «Глаза». И можете себе представить, как сладкоречиво приглашал он ее на ланч. Что-нибудь роскошное, наверняка говорил он, какое-нибудь модное местечко. Угощаю. И девушка, которой и без того льстили его джентльменские манеры, его внимание и кажущаяся искренность намерений, была беспомощна, услышав это приглашение. Потом уже, когда дело было сделано, Джаспер сказал мне, что и пальцем к ней не прикоснулся. Но мы знаем истину. Мы знаем, каким он был. Мы знаем, что он наверняка не в силах был сдержаться.

Если в моем рассказе проскальзывает ненависть, вы должны меня простить. С учетом всех обстоятельств, мое негодование на самом деле слишком мало, но в этой части моей истории есть нечто, неизменно приводящее меня в бешенство. Бесит меня и тот факт, что, будь я хоть капельку проницательнее, хоть немного внимательнее, я мог бы предотвратить все это целиком и полностью.

Так вот, Джаспер позвонил ей, пригласил на ранний обед, и она согласилась. Она выпросила у коллег кое-какую косметику и целую вечность провела в женском туалете, прежде чем явиться перед его глазами. Сердце ее радостно колотилось при мысли о еще одной встрече с этим франтоватым, легким в общении человеком, явно не отягощенным женой, извращениями или комплексами. Джаспер наверняка ждал ее на улице и повел в ресторан, который точно должен был произвести на нее впечатление и в который он ни за что бы не пошел при обычных обстоятельствах. Это должен был быть ресторан, в котором он не бывал прежде. Это должен был быть ресторан, где его никто не мог бы узнать.

Он, наверное, слушал ее щебетание, когда принесли вино, спросил, какие слухи ходят в офисе, вежливо кивнул, узнав, что ее босс пришел сегодня утром больным, и изобразил интерес, когда она рассказала ему о толстой женщине в подвале. За закуской он даже, наверное, мирился с ее неуклюжими заигрываниями, и только когда она вышла из-за стола, чтобы припудрить носик в туалете, он наконец сделал свое дело.

Для такого человека, как он, это решение даже не имело никакой нравственной подоплеки. Круглая серебряная таблетка упала в ее бокал. Она, наверное, тут же начала пузыриться, а потом растворилась, и когда Барбара вернулась к столику, то уже ни за что не могла догадаться о случившемся.

Но именно мысль о том, что, видимо, случилось после этого, когда все было съедено и таблетка начала действовать… это и еще страшное предательство, стоявшее за его поступком, – вот что выворачивает меня наизнанку, когда я пишу об этом.

Когда происходили эти события, я привел Эбби в палату Макена и представил ее скорбной тени моего деда. В палате, казалось, было тише, чем обычно. Кровать напротив деда, на которой в прошлое мое посещение лежал толстый лысый человек, чье лицо почти целиком было покрыто лопнувшими кровеносными сосудами, стояла подозрительно пустой.

Мы нашли два стула и сели рядом с дедом.

– Дед, – сказал я, – хочу познакомить тебя с Эбби. Моей подружкой.

Я посмотрел на Эбби – проверить, устраивает ли ее такой статус, но обнаружил, что моя домохозяйка недоуменно поедает старого хрыча глазами.

– Я его знаю, – сказала она.

– Что?

– Я его знаю, – повторила она.

– Да нет. Это невозможно.

– Генри, я видела его раньше.

– Когда?

– Через агента по недвижимости. Это он продал мне квартиру.

Естественно, после этих ее слов на некоторое время воцарилось молчание. Мы обменивались недоумевающими взглядами.

– Что происходит? – спросила наконец Эбби.

Ответа для нее у меня не было, но в конечном счете мне все же удалось пожать плечами и выдавить кривую улыбку.

– Послушай, – сказал я. – Тут недалеко по коридору есть абсолютно ужасное кафе. Позволь мне угостить тебя обедом.

Глядя, как Эбби с хирургической щепетильностью тыкает вилкой в крошечную плошку салата, я решил, что должен еще раз спросить у нее.

Возможно, вы сочтете это странным с учетом тайны моего деда, с учетом того, что люди уже начали умирать, что общество вокруг нас начало рассыпаться и что на свободе оказались два серийных убийцы, придумавших мне неприятное прозвище. Возможно, вы скажете, что мне нужно было больше думать о войне и меньше – о путанице в моей интимной жизни. Но что вы можете знать об этом? Ведь вас там не было.

– Эбби, – сказал я, глядя, как она пронзает вялый помидор, – я хочу, чтобы ты сказала мне, кто такой Джо.

Ломтик помидора соскочил с ее вилки. Вид у Эбби был такой сердитый – того и гляди столовые приборы начнет ломать.

Я настаивал на своем.

– Мне необходимо это знать. Сегодня утром ты дважды назвала его имя. Скажи, что я ослышался. Скажи, что так зовут твоего кота. Скажи мне что-нибудь.

Эбби оттолкнула от себя салат.

– Джо – это человек, с которым я встречалась. В прошлом.

– Понятно.

В другом углу буфета сидел человек в темном костюме, с копной соломенных волос, с томиком «Мартина Чезлвита» [59]59
  Имеется в виду роман Чарлза Диккенса.


[Закрыть]для конспирации, в кармане его пальто безошибочно угадывались очертания пистолета. Он посмотрел на меня и кивнул. Конечно, один из спецназовцев Дедлока. Вид у него был не самый сметливый, и я бы не удивился, если бы он держал книгу вверх ногами.

Эбби его не заметила.

– Я была с Джо какое-то время, – сказала она. – Довольно долго. – Она, казалось, тщательно подбирает слова, размышляет над каждым. – Но это все в прошлом. Мы несколько месяцев не виделись.

– Ты продолжаешь испытывать к нему какие-то чувства?

– Да нет же.

– Но сегодня утром ты во сне шептала его имя.

– Привычка, Генри. Не вкладывай в это какого-то тайного смысла.

– А как ты с ним познакомилась? – спросил я. – Как ты познакомилась с Джо?

Я не сумел сдержаться и надавил на последнее слово, вложив в него всю горечь презрения, и тут же пожалел об этом – я сам себе был противен.

Эбби не встречалась со мной взглядом и не возражала против моего тона, только смотрела перед собой на стол, где стояли соль и перец.

– Он жил в этой квартире.

Что-то перевернулось у меня в животе.

– В этой самой квартире? В моей комнате?

Эбби кивнула.

– Это должно было кончиться. – Моя красавица подружка кусала нижнюю губку, вспоминая времена, о которых я ничего не знал, и я почувствовал безжалостный укол ревности. – Он сбился с пути. Ввязался во что-то опасное.

– Расскажи еще. – Я понимал, что допрашиваю ее, но никак не мог остановиться. Какое-то нездоровое любопытство во мне хотело знать все.

– Он был непредсказуемый, – сказала она. – Иногда просто психованный. Опасный. Ничуть на тебя не похож. Ты не опасный. Ты… – Она попыталась найти определение. – Ты милый. – Наконец она взглянула на меня, натянуто улыбнулась, протянула руки через стол, чтобы взять мои.

– Милый, – вполголоса сказал я. Я еще никогда не слышал, чтобы это слово произносилось с такой убийственной печалью. С трудом проглотив слюну, я задал самый важный вопрос: – Ты скучаешь по нему?

Со скрежетом металлических ножек по линолеуму Эбби, внезапно закипев и исполнившись раздражения, оттолкнула свой стул.

– Мне пора возвращаться в офис. Можешь меня не провожать. Я возьму такси.

После этого нам только и оставалось, что обменяться холодными прощальными словами и обещаниями встретиться дома.

Я вернулся к деду.

– Ты ведь знаешь все ответы, – сказал я со вздохом, но ответом мне, как обычно, был лишь мертвый взгляд деда в потолок да раздражающее биканье аппарата жизнеобеспечения. Я потерял терпение. Срывающимся голосом я проговорил: – Ах ты, старый хрыч!

Когда Барбара вернулась в офис, у нее началась тошнота. К половине третьего она чувствовала себя больной. Когда ей стало совсем невмоготу, она, находясь в подвале, была вынуждена опереться о стул толстухи, пока приступ тошноты не отступил.

К трем часам бедняжка чувствовала, что у нее в любую секунду может начаться рвота. Пока она была на обеде, в кабинет заходил Питер Хики-Браун, и потому ей пришлось выдумывать какое-то робкое объяснение о назначенном приеме у дантиста. И теперь у нее не было другого выхода, как только постучать в его дверь и отпроситься пораньше. Питер был погружен в свой компьютер, а потому особо не возражал – он кивнул, даже не подняв на нее глаз, и потому Барбара через десять минут уже вышла из офиса и направлялась к станции.

Поездка в подземке, вероятно, была нелегкой. Помимо невыносимого бурчания в животе у нее, вероятно, была мучительная головная боль, зрение затуманилось, стало нечетким, и ноги под ней опасно подкашивались. Выйдя из подземки, она должна была еще пройти небольшое расстояние до дома. Она жила с отцом и двумя кошками.

Или, по крайней мере, так я себе это представлял.

Старик – а он, я думаю, был стариком, пожилым отцом, уже несколько лет, как на самой нищенской пенсии, – наверняка вышел из своего кабинета выяснить, почему это его дочь так рано вернулась с работы. Она, наверное, не хотела беспокоить его и сказала, что неважно себя чувствует, но ничего серьезного, ему, мол, нечего волноваться. Ее отец, который всегда чувствовал себя неловко, когда речь шла о женских недомоганиях (все эти выделения, кровотечения, приливы), вероятно, тут же с радостью удалился в свою берлогу. Возможно, я несправедлив по отношению к нему, но я всегда представлял себе, что он включает музыку погромче, чтобы заглушить звуки сверху, где его дочь мучилась в туалете, – сначала он заглушал звуки рвоты, потом рыдания, потом сдавленных стонов, потом приглушенных криков, а потом еще чего гораздо хуже. Я представляю его перед большой коллекцией пластинок, и по какой-то причине, когда я мучаю себя, воображая, как все это происходило, я всегда слышу песню старины Элтона Джона. «Сука вернулась».

Бедняжка Барбара, пытающаяся не шуметь в ванной. Бедняжка Барбара, которая была на все готова, лишь бы не обременять своего отца. Бедняжка Барбара, которая старалась сделать так, чтобы не было слышно, как ее рвет, хотя ей казалось, что ее выворачивает вместе с желудком, когда что-то невероятное происходило с ее телом – его кто-то выкручивал, вытягивал, выскабливал. Бедняжка Барбара, которая не кричала, даже когда ее кости стали вытягиваться и удлиняться по своему собственному желанию, когда ее плоть в одних местах разбухала, в других – убывала, когда ее брови укорачивались, губы приобретали луковичную форму, а щеки проваливались, чуть не сходя вообще на нет. Почти не сомневаясь, что дело идет к смерти, она кое-как приползла в свою комнату и легла, стеная, на кровать. В конечном счете, когда боль стала спадать, она набралась смелости взглянуть на себя в зеркало. Только тогда и только когда увидела она, что они с ней сделали, она наконец закричала.

И тогда же в половине шестого за ней пришел мистер Джаспер.

Сильверман прибежал, как только услышал об этом, промчался по коридору, пронесся по холлам, практически отталкиваясь от стенок, задыхаясь, потея, тяжело дыша. Он постучал в дверь частных покоев принца и вошел, не дождавшись приглашения. Они слишком долго были друзьями, чтобы так уж заботиться о протоколе, слишком многое пережили вместе, чтобы этикет мог встать между ними.

Но при всем при том принц был недоволен тем, что его побеспокоили. Он сидел на краю кровати, тяжело дышал, лицо у него было цвета манной каши, а на лице – выражение кролика, пересекающего дорогу в полной уверенности, что ему не добежать до обочины.

Над ним стоял этот упырь Стритер, одна рука небрежно-покровительственно лежала на плече Артура. Сильверману показалось даже, что Стритер легонько сжимает плечо принца.

– В чем дело, Сильверман? – Время еще не подошло к ланчу, а вид у принца был уставший.

– Мы все так беспокоились о вас, сэр. Вы уехали один, без всякой охраны…

– Кому какое дело, как я провожу время?

– А церемония посадки дерева в школе, сэр? Дети были очень расстроены.

Сказав это, Сильверман с легкой укоризной посмотрел на принца – это выражение нередко помогало в прошлом, воздействуя на совесть принца, когда они оба служили в полку и рядовой Уэльский собирался симулировать болезнь, чтобы избежать тренировок. Но сегодня принц, казалось, даже вообще не заметил присутствия Сильвермана в комнате.

Мистер Стритер смерил придворного взглядом.

– Мы выезжали, понял? Я хотел познакомить Артура с парой моих дружков.

– Дружков? – В других обстоятельствах Сильверман посмеялся бы над этим, но сегодня одного взгляда на измученное, взволнованное лицо принца было достаточно, чтобы всякое желание смеяться пропало – Да с какой стати ему интересоваться вашими дружками?

Стритер с самодовольным видом подошел к придворному и бесстрашно заглянул в его лицо.

– А чем это плохи мои дружки? Ты думаешь, они недостаточно хороши для него?

Сильверман сделал то, что обычно делают представители среднего класса, сталкиваясь с наглой агрессивностью. Он отступил и принялся извиняться.

– Я никого не хотел оскорбить. Я уверен, нас обоих в равной мере волнует состояние принца…

Стритер оборвал его:

– Заткнись.

– Простите?

– Ты меня прекрасно слышал. Вали отсюда.

Артур дернул Сильвермана за рукав. Теперь он еще больше, чем когда-либо, был похож на маленького мальчика.

– Хватит, Сильверман. Я думаю, вам лучше уйти. Я здесь в превосходных руках.

Сильверман чувствовал, что происходит что-то катастрофическое, но десятилетия почтительности и долга заставили его лишь кивнуть и направиться к двери.

– Если вы уверены, сэр.

– Абсолютно уверен, – сказал принц. – Больше скажу, я никогда еще не был в чем-нибудь так уверен за всю свою жизнь.

Сильверман вышел из комнаты, испытывая ужасное чувство, что ситуация зашла слишком далеко и теперь уже все наверняка всплывет на поверхность. Не зная, к кому обратиться за помощью, но понимая всю необходимость неотложных мер, он быстро прошел в свой кабинет, где налил себе хорошую порцию джина с тоником и начал приводить в действие механизм неотложной встречи с принцессой Уэльской.

Как только придворный ушел, принц испустил страдальческий вздох.

Стритер похлопал его по спине.

– Молодец, шеф. Не полез в бутылку. Другие на твоем месте не стали бы терпеть. Лично я бы навесил ему фонарь. Чтобы не лыбился своей подлой мордой. Он же смеется над тобой, шеф. Все время. Этот тип и твоя баба, они от смеха помирают у тебя за спиной.

– Я этого не вынесу… – пробормотал Артур. – Сильверман и Лаэтиция…

Стритер пожал плечами.

– Ты сам видел этого деятеля. Дышит тяжело, запыхался. Похоже, он и одевался-то в спешке. Да он, когда мы вернулись, по яйца в нее засадил и так там и торчал.

Артур мрачно разглядывал изящный узор на ковре – подарок какого-то шейха, чье многосложное имя в данный момент никак не всплывало в памяти.

– Я никак не могу выкинуть из головы образ той несчастной женщины.

– Какой женщины?

Принц жалобно застонал.

– На вокзале.

– А, этой. Ну что поделать – такова жизнь. Сама вызвалась.

– Вряд ли она выбирала такую смерть.

– Ошибочка вышла, Артур. Ошибочка.

– И что, амперсанд на всех так действует?

– Только в слишком больших дозах. Слушай, приятель, амперсанд – это такая особая штука. Он натаскивает население. Готовит его.

– К чему готовит?

– К Левиафану. Не вешай нос, шеф. Это больше чем наркотик. Когда я впервые купил его у Пита на одной пьянке, он в корне изменил мою жизнь. Я и раньше пробовал всякую херню, но это было что-то новенькое. Свет, цвет, кайф, каких не было. Я слышал голос.

– Я никакого голоса не слышал.

– Подожди еще. Со мной наверняка услышишь. Голос мне сказал, что я избран…

– Я этого не вынесу, – сказал принц. – Я верю, что начал видеть, в каком направлении мы движемся, и эта мысль мне не по силам.

– Я знаю, что тебя взбодрит, – сказал мистер Стритер. – Такой торчок будет – ой-ой-ой! – Он залез в карман и, вполне предсказуемо, извлек оттуда тошнотворные атрибуты наркомана – жгут, ампулу, шприц.

– Нет, – пробормотал Артур. – Уберите это. На сегодня хватит.

В голосе Стритера послышались ублажающие нотки.

– Да брось ты, Артур. Только чуток. Неужто не хочется?

Принц выдавил из себя последнее слабое возражение.

– При сложившихся обстоятельствах я не уверен, что это уместно…

– Ш-ш-ш. – Стритер приложил палец к губам. – Ни слова больше, шеф. Хватит ныть. Давай-ка лучше сюда руку.

Артур начал расстегивать пуговицы на манжете левого рукава.

– Не, давай другую. Нужно свежую вену.

Он сделал, что ему сказал Стритер.

– Вот так! А теперь приляг…

Принц вытянулся на кровати и позволил Стритеру вколоть ему новую порцию. Он наслаждался этим необыкновенным чувством предвкушения, щекочущим укусом иглы, успокоительным теплом, растекающимся по венам вместе с амперсандом. Он закрыл глаза и провалился в небытие. Он спал, и снова ему снились мальчик и маленький серый кот.

Он проснулся, чувствуя неприятный холодок пота на теле. Стритер ушел, а телефон у его кровати громко звонил.

Принц протер глаза и потянулся к трубке.

– Кому это там неймется, черт побери?

В трубке раздался странный безрадостный смех и потом низкий хрипловатый голос:

– Привет, командир.

– С кем я говорю?

– Старший инспектор полиции Вертью, командир. И на двусторонней связи сержант Мерси. Мы встречались сегодня утром.

Артур никак не мог понять, как им удалось узнать его личный номер.

– Ты там в порядке? – спросил один из них.

– Благодарю, детектив. Я в полном порядке.

– Я тут подумал. Мы оба тут подумали. О твоей бабенке. Мы, конечно, видели ее по телику. Лакомый кусочек. Такая задастая.

– Мы думали обо всем том, что она ему позволяет делать с собой. О его волосатой жопе на ее лице.

Потом голос второго:

– Мы представляли себе, как они трахаются, командир. Перепихиваются. Пересовываются. Пересасываются.

– Мы ради тебя воображали себе все их грязные проделки, командир. Бились об заклад, кто из них больший распутник. Кому нравится, чтоб погрубее. И кто что куда засовывает.

– Я надеюсь, ты оценишь наши труды, командир. Мы здесь на страже ради тебя. Мы тебя прикрываем.

Разговор был долгим, бесконечно, изобретательно мучительным, и к тому времени, когда полицейские Вертью и Мерси закончили, глаза принца были красны от слез.

20

Мы сидели в Директорате в ожидании чуда.

Безымянный отряд убийц, подчиненных Дедлоку, никого не нашел. Хокер и Бун по-прежнему оставались на свободе, и сам воздух, казалось, потрескивал от повисшей в нем напряженности и усталости.

Я стоял в стороне от других, глядя из кабины мимо иллюзорных туристов в направлении подлинного мира, где за миражом щелкающих фотокамер и пестрых путеводителей змеилась терпеливая очередь из реальных экскурсантов. За ними – огни Саут-Бэнк, неоновый и галогеновый свет реальной жизни.

Я почувствовал чью-то руку на плече.

– У вас усталый вид, Генри.

Это была мисс Морнинг, после схватки она выглядела еще более изможденной, чем обычно.

– Так и есть, – сказал я. – И я начинаю спрашивать себя, а появится ли она вообще когда-нибудь.

К нам подошел мистер Джаспер, излучая самодовольство.

– Верьте мне, – сказал он. – Она стоит того, чтобы подождать.

В этом – если не в чем другом – Джаспер оказался прав. На наших глазах очередь туристов начала с удивлением и завистью расступаться, когда какая-то иностранка протиснулась сквозь толпу и ловко вошла в кабину, словно там и было ее место. Дверь с шипением закрылась, и мы начали двигаться, правда, с некоторым подрагиванием, словно даже сам «Глаз» был приведен в неисправность этой женщиной.

Мы сразу же поняли, что она и есть та, кого мы ждем, что она и есть чудо Джаспера.

Высокая и статная, с гривой черных как смоль волос, она была превосходно сложена, а плавные изгибы ее обольстительной фигуры обтягивал туго подпоясанный плащ, полы которого свободно развевались. Цвет кожи у нее был безупречный, а капля косметики лишь подчеркивала идеальный рисунок ее скул, величественную линию носа, ледяную чувственность губ. Но самым поразительным в ней были глаза. Когда они смотрели на вас, никак нельзя было представить, что ей можно в чем-нибудь отказать.

В этой женщине было что-то жутковатое. Мрачная красота природы, пустынное величие ледяной равнины, наводящая ужас грация тигрицы, крадущейся за жертвой.

Но самое удивительное заключалось в том, что мне показалось: я уже где-то встречал эту женщину.

– Барбара? – спросил я.

Я присмотрелся – и сомнения исчезли: это была она. Может быть, подросшая, вытянутая и надутая пародия на нее, но тем не менее явно девушка из офиса. Она удостоила меня беглого снисходительного взгляда, но не ответила.

– Джентльмены. – На лице Джаспера нарисовалось выражение карточного шулера, который знает, что никогда не может проиграть. – Это наш охотник.

Женщина не улыбнулась и не кивнула и вообще никак не отреагировала на это представление – она просто смотрела на нас, как первый кроманьонец мог взирать на собрание неандертальцев.

– Поразительно, – пробормотала мисс Морнинг. – В высшей степени безнравственно, но тем не менее поразительно.

– Барбара, – снова спросил я, – ведь это вы?

Странным механическим движением она повернула ко мне голову. Я заметил в ее ухе такой же передатчик, как у всех нас, и спросил себя, не услышу ли я гудения моторов и скрежета шестерен.

– Привет, Генри, – прозвучало в ответ, и по ее голосу я понял, что это все еще она. Ее идеальные губы составляли слова медленно, словно впервые. – Барбара где-то здесь. Спрятана очень глубоко. Она передает привет.

Слово «привет» она произнесла как едва знакомое, чуждое и не совсем приличное – так судья пытается понять жаргон юного нарушителя правопорядка на скамье подсудимых.

Я повернулся к Джасперу.

– Что вы с ней сделали, черт вас побери?

Он хихикнул.

– Я ее улучшил. Эстелла вернулась к нам. Это победа.

– Хватит, – оборвал его Дедлок. – Мне нужны доказательства.

Вихляя бедрами, Барбара прошла мимо нас и остановилась перед самым аквариумом.

– Первая Эстелла внутри меня. И она знает вас, Дедлок.

– Эстелла… – неуверенно проговорил старик. – Вы вернулись ко мне.

– Я рада вернуться, сэр, – сказала она совершенно неубедительным голосом.

Человек в аквариуме поежился. Если бы мы могли это видеть, то я не сомневаюсь, что на верхней губе Дедлока обнаружилась бы капелька пота в полном соответствии со всей этой ложью и предательством.

– И что вы помните?

– Я помню почти все.

– Почтивсе?

– У меня сохранились все малейшие воспоминания о жизни Эстеллы. Я помню многое из существования бедняжки Барбары. Но я больше, чем каждая из них в отдельности.

На лице главы Директората появился испуг.

– Джентльмены, мы попусту тратим время. – Барбара стремительно отступила в центр кабины. – Директорат без всякого толку провел последние двадцать четыре часа. К этому времени Старосты уже должны были быть под стражей.

– Скажите мне, – проговорил Дедлок голосом обиженного ребенка, – как же нам их найти?

– Ответ прямо у вас перед носом. Любой из вас мог бы сам догадаться.

Большинство из нас больше не могли выдерживать ее взгляда, а потому меланхолически уставились в пол или сконфуженно поглядывали в окно, словно очередь новоприбывших в некое исправительное учреждение, ключи от которого предпочитают выбрасывать.

– Дедлок, – резко сказала Барбара. – Достаньте тепловую карту города.

– Я не понимаю, о чем вы говорите.

– У нас нет времени на ваши игры. Делайте, что говорят. Скажем, в радиусе десяти миль от Уайтхолла.

Пальцы Дедлока задергались в воде, и за его спиной как по волшебству возникли мерцающие очертания Лондона, улицы и дороги образовались в воде по законам какой-то невообразимой жидкостной картографии. На знакомые места накладывались мазки желтого и оранжевого.

– От тепловой карты мало проку, – возразил Дедлок. – У всего есть волны.

Барбара подняла руку, призывая его к молчанию.

– Старосты – существа из огня и серы. Сморите на экран. Они сами обнаружатся.

Среди мазков оранжевого и желтого появились две красные струи.

Другие в подобной ситуации наверняка не скрывали бы торжества, но в голосе Барбары не было слышно ни зазнайства, ни самомнения.

– Вот они. Попались.

– Где-то в Айлингтоне, [60]60
  Айлингтон – один из центральных районов Лондона, в котором находится Аппер-стрит.


[Закрыть]– пробормотал Дедлок. – Сейчас получу точную координатную сетку.

Барбара отвернулась от аквариума и принялась раздавать приказания.

– Джаспер, вызовите Барнаби – пусть встретит нас. Я хочу подъехать прямо на это место. Генри, вы поедете со мной.

– Я? – проговорил я. Внутри у меня все сжалось при мысли о новой встрече с людьми-домино. – А от меня-то чего вам надо? Вы, похоже, и сами там вполне управитесь.

– Можете не сомневаться, мистер Ламб, но, похоже, эти существа по какой-то причине проявляют к вам симпатию.

Несколько мгновений Джаспер чуть ли не с сомнением смотрел на свое творение.

– Я организую солдат. Окружим это место. Мы возьмем их силой.

– Хокера и Буна не остановить обычным оружием, – сказала Барбара. – Сколько еще чужой крови вам нужно пролить, чтобы усвоить этот простой урок?

– Что же тогда может их остановить?

Тень улыбки появилась на невероятно безупречных губах Барбары.

– Мисс Морнинг, как приятно снова работать бок о бок с вами.

Старушка скосилась на Барбару.

– Я не вполне понимаю, что вы собой представляете, юная леди. Но вы точно не Эстелла. Вы нечто новое.

– Вы знаете, что мне нужно. Добудьте мне оружие.

– Я думала, оно утрачено.

– Значит, вас ввели в заблуждение. Старик спрятал его на конспиративной квартире.

Мисс Морнинг слабо улыбнулась.

– Какой догадливый оказался.

– Найдите его и принесите мне.

Мисс Морнинг кивнула.

Старик в аквариуме, обделенный в последние минуты вниманием, поманил к себе Барбару.

– Я получил адрес. Это где-то на Аппер-стрит. Но где, скажите на милость, могут спрятаться на Айлингтоне два взрослых человека, одетых как школьники?

– Я знаю там одно местечко.

– Вот как?

– Так точно, сэр.

– Я рад, что вы вернулись, Эстелла.

– И я рада возвращению, сэр.

– И как прекрасно, что все прощено и забыто.

Барбара уставилась в аквариум, и глава Директората сжался под ее взглядом.

– Это все в прошлом, сэр. – Она обнажила неестественно яркий ряд белоснежных зубов. – Все быльем поросло.

К счастью, в этот момент поворот колеса завершился, и мы вышли в холодный вечерний воздух.

Барнаби уже ждал нас. Барбара уселась на переднее сиденье, а Джаспер забирался на заднее, когда мисс Морнинг легонько постучала меня по плечу.

– Вам нужно позвонить домой. Скажите Эбби, что я зайду.

Измученный событиями последних дней, мой мозг не мог обработать эту информацию.

– Что?

– Предупредите ее, что я приду.

– Зачем вам нужно в мою квартиру?

– Это не ваша квартира. Это конспиративная квартира Директората.

– Что?

– Генри, именно там мы и осуществляли Процесс. Именно там мы и разрезали бедняжку Эстеллу. Не смотрите таким удивленным взглядом. Почему, думаете, ваш дед так настоятельно советовал вам именно эту квартиру?

Боковое стекло в машине опустилось.

– Генри, – мягко произнесла Барбара, хотя никакой крик или визг не смог бы напугать меня больше, чем эта новая мягкость в ее голосе. – Садитесь в машину.

– Езжайте, – сказала мисс Морнинг. – Я все объясню позже.

Несколько секунд я колебался, потом раздался холодный, четкий голос Барбары:

– Время истины, Генри.

И я сел в машину рядом с Джаспером. Мисс Морнинг с треском захлопнула дверь и, когда машина тронулась, сказала мне что-то беззвучно – одними губами. Одно-единственное слово. Я не сумел разобрать его, но, оглядываясь назад теперь, когда оставшиеся дни моей жизни исчисляются единицами, уверен, что знаю, какое слово она произнесла.

«Простите».

Джаспер беспрестанно ерзал, вертелся, сплетал пальцы, прикасался к кончику носа, теребил руками сиденье, откашливался, а потом, когда все остальное ему наскучило, пихнул меня под ребра.

– Разве она не изумительна? – Он кивнул в сторону переднего сиденья, где Барбара бесстрастным голосом навигатора давала указания нашему водителю.

– Но почему вы выбрали Барбару? – прошипел я. – Почему непременно ее?

– Она была идеальна, мистер Ламб. Само совершенство.

Проглотив отвращение, я вытащил мобильник и набрал номер Эбби. Барбара, обуянная внезапным подозрением, повернулась:

– Кому вы звоните?

– Своей домохозяйке.

– Тогда побыстрее.

Дозвонился я только до ее голосовой почты.

– Привет, Эбби, – сказал я чуть ли не шепотом, ясно осознавая, что остальные слушают меня. – Слушай, я знаю, это может показаться странным, но сегодня ко мне придет один мой друг. Сможешь ее встретить? Помоги ей всем, чем сможешь. Объяснить не могу, но это очень важно. Впрочем, я перезвоню тебе еще – попозже. И… – Мне никак не удавалось выразить то, что я хотел сказать. – Я много о тебе думаю.

На этом я отсоединился.

Джаспер, который все еще праздновал победу, начал расточать мне глупые сальные улыбочки, но я сделал вид, что не замечаю его, и печально уставился в окно.

Мы въехали в центр и теперь проезжали мимо универмага, все еще открытого по случаю Рождества, несмотря на позднее время. Повсюду были видны разукрашенные и подсвеченные Санта-Клаусы, мелькали елочные украшения и люминесцирующие снеговики. И тут Барбара неожиданно сказала:

– Остановите здесь.

– Зачем? – спросил Барнаби.

Скупая улыбка. А может, просто игра света.

– Нам понадобятся костюмы.

В дальнем конце Аппер-стрит располагался ночной клуб под вывеской «Дьяволизм», втиснутый между чем-то вроде газетного киоска, основной доход которого обеспечивает продажа порножурналов, и заведением, где в четыре утра вам продадут жареного цыпленка.

Вычурное название досталось в наследство от прежнего хозяина, который лелеял мечту вывести свое заведение в элитные. Новые владельцы клуба так высоко не замахивались и хорошо знали свое место. Раз в неделю здесь проходило мероприятие «Назад в школу», которое отличалось от всех прочих вечеров в «Дьяволизме», с его дешевой выпивкой, неразборчивым съемом и неумеренной смешливостью, подстегнутой разнообразной химией, лишь одним небольшим нововведением. Чтобы вернуть беззаботный дух праздной юности, каждый, кто переступал порог заведения, должен был облачиться в некое подобие школьной формы.

Теперь вы понимаете, зачем Барбаре понадобилась остановка возле универмага и покупка костюмов.

Что и говорить – вид у нее был потрясающий. Она купила юбку, кончавшуюся чуть ниже талии, и блузку, в откровенном распахе которой открывалась вся аэродинамика ее бюста. Она была великолепна, восхитительна – до абсурда, но в то же время я не испытывал к ней ни малейшего влечения. Чем больше времени проводил я в ее обществе, тем менее реальной она мне казалась, словно рядом была не женщина из плоти и крови, а некая иллюзия, обретшая странную полужизнь. И только когда время от времени Барбара попадалась мне на глаза, я понимал – по ее движениям, по неожиданным ямочкам на щеках, – какая трагедия случилась с этой женщиной. Я, конечно же, говорю о чем угодно, лишь бы избежать рассказа о том, как мы с Джаспером нехотя натягивали тесные костюмчики и рубашечки, как повязывали полосатые галстучки. Я не смог найти подходящих шортов, а потому мне пришлось закатать брюки выше колен. Джасперу, как ни странно, почти удалось принять надлежащий вид, пусть он при этом и напоминал ученика, лучше всех в классе преуспевшего в устном счете. У меня же видок был нелепый. Мы оставили Барнаби в машине – погруженного в чтение книги «Литература ужаса и желтое движение: ненадежный рассказчик в жизни Секстона Блейка». [61]61
  Секстон Блейк – детектив, персонаж популярных английских комиксов.


[Закрыть]Фотография на форзаце напоминала нашего водителя в молодости – на удивление чисто выбритого, умиротворенного и довольного собой, полного надежд на будущее.