Текст книги "Свиток благоволения"

Автор книги: Джон Тренейл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 25 страниц)

Саймон бросил лишь один взгляд на лицо сына и кивнул. Оба встали и направились к двери. Встреча еще не закончилась, но никто и не подумал спросить, куда они пошли и зачем.

Когда отец и сын выбрались в лабиринт туннелей, что вел из подземных хранилищ Корпорации наружу, личный помощник Александра Камнора, который стоял, прислонившись к стене вместе с еще несколькими «опекунами», улыбнулся им. Его звали Леон. Он иногда играл в теннис с Мэтом. Сейчас он сделал мысленную пометку, что Юнги ушли рано, и запомнил время их ухода. Его хозяин часто напоминал ему, что КГБ всегда требует сообщать максимально точно время, в которое произошло то или иное событие.

Доктор приехал очень быстро, как это и бывает, когда конец уже близок.

– Как она?

Доктор Стивенс протер место укола ваткой и только тогда ответил.

– Она спит, проснется через час или два. Где Саймон?

– Внизу, – ответил Мэт. – У телефона.

– Ясно. Мне надо с ним переговорить.

Диана стояла на балконе, наблюдая, как последние лучи гаснут в фиолетовых, розовых и желтых облаках, пробиваясь сквозь сетку бесконечного дождя, – не очень-то приятный выдался вечер. Она дождалась, пока Стивенс уйдет, и только после этого вновь вошла в спальню матери.

Поскольку она слишком долго не сводила глаз с картины предзакатных красок, помещение, где лежала больная, представилось ей в черно-белых тонах, словно негатив.

Мэт сидел, склонившись к руке матери. При звуке шагов Дианы он поднялся.

– Не вставай!

Она подтащила стул поближе к другому краю кровати. Дети долго сидели вдвоем, уставившись на спящее лицо, покоившееся на подушке, пока за окном угасал день.

Доктор Стивенс спустился по лестнице и обнаружил Саймона, беседовавшего по телефону со своим финансовым директором.

– Ну так сделайте это! Черт бы вас побрал, Джордж, разве вы мало вели эту игру, чтобы… – Он заметил доктора и, похоже, смутился: – Слушай, мне неудобно говорить. Перезвоню тебе попозже. – И он со стуком бросил трубку на рычаги аппарата.

– «Красные» уже охотятся за нами. Хотите выпить?!

– Благодарю, нет. Саймон, я…

– Да, конечно же! – Его настроение мгновенно изменилось. – Как она себя чувствует?

– Я иду по лезвию бритвы. Конечно, я должен регулировать эту боль, но если я дам ей слишком большую дозу…

– Понятно.

– Я больше ничего не могу сделать для Джинни. Но и вы тоже мой пациент. Вам необходимо поужинать, к тому же вам можно выпить виски, совсем немного, но вы можете приблизиться к спальне только после еды.

– Как вы могли ожидать…

– Потому что она спит, а вы ничем не можете ей помочь. – В голосе Стивенса прозвучало недовольство. – Не усложняйте эту проблему для нас обоих, прошу вас. Вы с Джинни были моими пациентами, друзьями с давних пор. Поверьте, все это для меня не так-то легко.

Уходя, он вскользь коснулся плеча Саймона и слегка сжал его.

Вскоре после этого спустились Мэт и Диана. Ужин прошел в полном молчании. Саймон едва прикоснулся к еде. Наконец он отложил нож и вилку с таким негромким вздохом, что вряд ли Диана слышала.

– Иногда мне хочется… чтоб это ожидание поскорее закончилось. – Он повернулся вместе с креслом к обоим детям. – Вам кажется, что я говорю что-то ужасное?

Мэт уставился в свою тарелку.

– Я думаю… – Диана почувствовала, как слезы подступают к горлу. – Ах, я не знаю, что я думаю! Что-то во мне говорит, что ты прав, потому что от этого страдает моя мать. А другая часть моего существа…

Ей хотелось сказать: «Ты прав, что считаешь так, и неправ, заявляя об этом вслух. Неправ!»

Ее словно вынудили осудить поведение отца недопустимым способом. К тому же она не доверяла своим ощущениям. Она знала, что он жил и трудился под невыносимым давлением. Она хорошо помнила, каким он был когда-то: очень высокого роста человеком, с горящими, глубоко посаженными глазами, излучавшими невероятную энергию, курчавым брюнетом с квадратной челюстью и двумя резкими носогубными складками, придававшими ироничность выражению его лица. Но сейчас осталось так немного от облика того капитана индустрии, безжалостного предпринимателя, управлявшего всей колонией как своей собственностью, воплотившейся в компании «Гонконгская и Шанхайская банковская корпорация».

Едва они пригубили кофе, медсестра позвала их наверх.

Они вошли в спальню и обнаружили, что Джинни проснулась. Женщина двигала только головой, но, похоже, боль временно отступила, а улыбка ее говорила о том, что больная осознает, кто находится перед ней.

Саймон первым наклонился, чтобы поцеловать жену; остальные последовали его примеру.

В атмосфере комнаты наметились небольшие изменения: члены семьи не могли припомнить, когда в последний раз было столь же тихо и спокойно. Мэт распахнул французские окна, чтобы впустить побольше влажного вечернего воздуха, остывшего благодаря плескавшемуся внизу морю.

Джинни молчала. Она с видимым усилием попыталась протянуть руку. Саймон мягко взял ее за кисть, хорошо представляя, какое напряжение она испытывает, чтобы преодолеть сопротивление почти парализованных нервов.

– Это я, дорогая. Извини, что опоздал.

– Добрый… день?

– Да. – Он улыбнулся прямо ей в глаза, стремясь, чтобы она поверила обману. – Очень хороший день.

– Мэт?

– Он здесь.

Джинни приподняла правую руку над простыней и сделала еле уловимое движение в направлении своего японского туалетного столика. Болезнь не повлияла на присущие обоим способности к телепатии, существовавшей между мужем и женой. Саймон знал, что она хотела.

– Драгоценности?

Джинни кивнула в ответ. Саймон достал искусно сработанную корейскую шкатулку XV века и поставил ее на постель рядом с женой.

– Саймон… – Джинни долго рассматривала свое обручальное кольцо.

То было, по мнению Дианы, самое удивительное произведение ювелирного искусства в мире: прямоугольной формы сапфир на платиновой подставке, окруженный множеством мелких бриллиантов. С того самого дня, как Саймон приобрел кольцо, любовь Джинни к нему все возрастала с каждым днем, с каждым часом, и патина времени содержала в себе преданность, которую воплощал этот подарок.

– Саймон? – На этот раз единственное слово Джинни означало вопрос.

Саймон взглянул на жену в поисках подтверждения тому, что уже знал, и кивнул:

– Да. Конечно же.

Джинни с трудом повернула голову вправо так, чтобы можно было еще раз взглянуть на дочь. Диана понимала, что сейчас произойдет, и сказала:

– Нет.

– Диана…

– Прошу тебя, ма! Пожалуйста…

Но Джинни уже взяла руку Дианы и надела кольцо ей на палец.

– Это откуп, – прошептала она.

Диана, полагая, что ослышалась, наклонилась к губам Джинни. Но та вновь прошептала:

– Откуп. Тебе придется… заплатить.

– Все, что угодно…

– Там в моем завещании – в дополнении к нему. Все… там. О похоронах. Я не хочу, чтобы меня… хоронили на кладбище. Не так. По-другому. Все там. Обещай мне.

– Конечно же обещаю, – всхлипнула она.

Кольцо упало на одеяло, но никто не обратил на это внимания. Слезы беззвучно текли по щекам Дианы, но Джинни, казалось, не замечала этого. Боль вернулась, обрушившись на нее с беспощадной силой. Секунды спустя по постели потек желто-зеленый поток рвоты с дьявольски жутким запахом, и блеск драгоценностей померк, как безжалостное напоминание о суетности всего и бренности жизни.

Они постарались сделать все, что могли, ради облегчения ее мук. Когда Джинни снова успокоилась, Диана подняла кольцо, вытерла его и положила рядом на прикроватный столик, надеясь, что оно полежит там и все о нем забудут.

В течение нескольких минут Джинни боролась с болью: словно ей предстояло передать какие-то незавершенные дела, что не терпело промедления.

– Шкатулка, – наконец произнесла она. Ее голос прозвучал чуть громче, чем усталый шепот. – Внутри…

Саймон вынул из шкатулки конверт. Когда Джинни кивнула, он раскрыл его и обнаружил три сложенных экземпляра текста на плотной бумаге.

– Читай!

Он надел очки.

«Это первое дополнение к моему последнему завещанию… Я завещаю исполнителям моей воли, чтобы меня не хоронили в Королевской колонии Гонконга. Вместо этого я желаю, чтобы мое тело было кремировано, а пепел сохранен. Кроме того, я завещаю, чтобы мой… мой дорогой…»

Бумага упала из рук Саймона на постель. Мэт бросился к отцу, перехватил завещание и стал медленно читать вслух:

«Я завещаю, чтобы моя дочь Диана в удобное для нее время перевезла мои останки в Чаян, провинция Сычуань, Китайская Народная Республика, и захоронила их там в сельской усыпальнице, действуя совместно с моей сестрой Ван Кайхуэй и братом Ван Минчао, с соблюдением ритуала в соответствии с теми обычаями и традициями китайского народа, которые они сочтут нужными. Все расходы, понесенные моими упомянутыми дочерью, сестрой и братом, будут возмещены из моей собственности».

Мэт положил документ в конверт, аккуратно свернув его по прежним складкам, и оставил его на столике рядом с кроватью матери.

Диана потянулась через постель, чтобы взять руки Джинни в свои.

– Пожалуйста…

– Да. – Она ничего больше не сумела произнести в ответ, лишь кивнула и прижала руки матери к своим глазам так, чтобы та смогла ощутить слезы ее согласия и успокоиться.

Слабый бриз напомнил о своем существовании, чуть всколыхнув штору; воздух в комнате оставался почти недвижим. Однако все присутствовавшие ощутили некую перемену, словно что-то пролетело. Но шторы были неподвижны. Когда все трое взглянули на Джинни, она уже покинула их.

Долгое время они не могли в это поверить. Но вот Саймон поднялся и поцеловал лицо отошедшей, уже смягченное вечным покоем. Затем он отвернулся, слепо ткнувшись в невидимую воздушную преграду. Мэт быстро ушел в свою спальню, почти взбежал по последним ступенькам лестницы и хлопнул дверью. Саймон дождался, пока Диана направится к двери и поравняется с ним. В этот момент она протянула отцу кольцо, безмолвно моля забрать его, но он с улыбкой покачал головой.

– Я прошу тебя, – словно эхо, повторила она последние слова матери.

Он сложил пальцы ее руки в кулак и запер кольцо в ее ладони.

– Нет!

Она решила, что отец последует за ней из комнаты, но вместо этого он бесшумно прикрыл за ней дверь. И в этот момент Диана позавидовала ему, потому что он умел оплакивать потерю.

Глава 4

Очередной порыв ветра, поторопил Константина Прошина с раскуриванием любимой пенковой трубки, но курильщик был человеком по натуре терпеливым. Да и в конце концов выдался денек отдыха, так что торопиться не было нужды. Укрытая полой шведского пальто старая зажигалка «Зиппо» наконец сработала. Он прислонился спиной к одной из трех высоких сосен, возвышавшихся над скромной могилой Бориса Пастернака, расположенной сразу возле церкви в Переделкино, и раскрыл «Доктора Живаго» в издании «Пингвина», испустив довольный вздох. Читая, Прошин частенько отрывал взгляд и в течение нескольких секунд смотрел на надгробный камень. С того места, где он устроился, надписи не было видно, но он знал, что там написано «Борис Пастернак. 1890–1960». Прошину нравилась эта надгробная надпись – этого, как он считал, было вполне достаточно. Хотя стояла только ранняя весна, кто-то положил нарциссы и тюльпаны на холмик. Прошину нравилось и это. Он поплотнее завернулся в теплое пальто и вернулся к английскому тексту. Порученец генерал-майора Крабикова, молодой осведомитель по фамилии Орлов, обнаружил человека, которого искал, сидевшим теперь на пне в глубокой задумчивости, и несколько мгновений удивленно смотрел на него. Неужели это тот эксперт, что так им нужен? Вот уж наверняка в таком субтильном человеке, похожем на эльфа из сказок, не может гнездиться мощный разум. Но тут Прошин поднял голову и посмотрел вверх: Орлов увидел четкий профиль, словно ловко сложенный из частей головоломки. Сощуренные глаза Прошина смотрели уверенно; когда он пошевелился, каждый член его гибкого тела пришел в движение и тут же снова застыл в неподвижности. Орлов отпрянул назад, подспудно сообразив, что личность эта «мощнее», чем кажется на вид.

– Константин Прошин, – тихо обратился он, хотя вокруг никого кроме них двоих не было.

– И кому это он вдруг понадобился? – Голос сидевшего прозвучал неестественно легко, как будто человек произнес какую-то шутку. Он и засмеялся в подтверждение своей фразы.

Смех интеллектуала, раздраженно подумал Орлов.

– Вас разыскивают. Не важно кто.

– Но мне-то важно. – Прошин вернулся к своей книге, намеренно продолжая сидеть спиной к шпику, смотревшему на него мутным взглядом.

Орлов переминался с ноги на ногу.

– Вас разыскивает босс, – наконец выдавил агент с кислым видом.

– Какой босс? – Прошин адресовал свой вопрос книге, что держал в руках, но Орлов догадался, о чем спрашивает Прошин.

– Генерал-майор Крабиков… и быстро! – Если Орлов и хотел привлечь внимание эксперта криком, то его ждало разочарование: Прошин ткнул пальцем в страницу, пробежал ее до конца, вложил закладку и только тогда поднялся.

Орлов наблюдал за этой намеренной демонстрацией безразличия с нараставшей яростью. Он решил, что Прошин уже достаточно поразвлекся на сегодня. Когда эксперт вознамерился пройти мимо Орлова, шпик выбросил ногу вперед. О том, что произошло вслед за этим, не предупреждали инструкции КГБ. К своему удивлению, Орлов почувствовал, что его правая рука наполовину выдернута из сустава, – в следующее мгновение мир описал круг, центром которого послужил могильный камень Пастернака. Затылок Орлова коснулся земли одновременно с копчиком. К счастью, весенние дожди увлажнили и смягчили почву, иначе Орлов мог бы и не подняться. Прошин сунул книгу под мышку и, нагнувшись, протянул Орлову свободную руку, чтобы помочь бедняге встать. Шпик, неправильно расценив этот жест, торопливо отполз прочь. Прошин покачал головой и вздохнул:

– Ну что ж, вставайте сами. Где ваш генерал-майор?

Орлов, постанывая, поднялся на ноги и направился к церкви. Прошин пошел за ним с ухмылкой на лице, которая, казалось, дробила его лик на две части каждый раз, когда он отмечал, что навязчивый попутчик пугливо оглядывается вокруг. Рядом с изгородью, призванной «защищать церковь от актов вандализма», стоял припаркованный черный «ЗИЛ».

По жесту Орлова Прошин открыл заднюю дверцу и сел в машину.

Он утонул в сиденье из мягкой коричневой кожи, которая приятно попахивала табаком и достатком. Похоже, сегодняшний день обещает быть очень неплохим.

– Константин Прошин? – Голос принадлежал высокому, хорошо сложенному мужчине, чьи водянистые глаза за стеклами очков, грубые крестьянские руки и намеренно холодное выражение лица создавали впечатление, что он чем-то болен. На нем был явно дорогой синий костюм, ногти обработаны маникюршей, серебристые волосы в безупречном порядке – парикмахер определенно потрудился как следует.

– Да. Генерал-майор Крабиков?

Мужчина, сидевший рядом с Прошиным, не ответил. Вместо этого он поднял трубку внутренней связи и пробормотал только одно слово: «Поехали».

Они ехали долго; Прошин решил, что они просто кружат. Спустя некоторое время, однако, машина свернула с шоссе и двинулась по грунтовой дороге между плотно посаженными елями, березами и соснами. Внезапно дорогу перегородил красно-белый шлагбаум. Охранник в форме проверил пропуск Крабикова, сделал пометку в своем кондуите и махнул рукой. У Прошина не было времени, чтобы разобраться, куда они попали. Гравийная подъездная дорожка, трехэтажная дача, большие напольные греческие вазы с остатками засохших цветов… И вот он уже поднимается по широкой лестнице к темным двустворчатым дверям с заклепками. Внутри оказалось темно и пыльно. Прошин не сумел подавить першения в горле и начал кашлять. Тут он заметил, что Крабиков с кем-то разговаривает. Силуэт был едва виден в полумраке.

– Вам нравится?

– Я удивлена, видя здесь это. – Голос женщины, мелодичный, но несколько пронзительный, заинтересовал Прошина.

Дама явно слишком старалась произвести впечатление. Тут приступ кашля у Прошина прошел, зрение прояснилось и он увидел большой портрет Сталина, написанный маслом, висевший на дальней стене холла. Прошин потер глаза в изумлении. Секунду спустя он сообразил, что Крабиков и женщина говорят по-английски, и превратился в слух, рассматривая других гостей генерала.

Перед Прошиным стоял, заложив руки за спину и глядя на портрет, крепко сбитый мужчина. Прошин сразу признал в нем американца: эти слаксы с искрой и острыми, как лезвие ножа, складками, синий блайзер, копна волос, высверк золота на мизинце – все указывало на человека из-за океана. Женщина стояла в профиль к Крабикову, уже не проявляя ни малейшего интереса к самодовольному тирану, изображенному над ее головой, а сосредоточившись на изучении лица одного из его сегодняшних преемников. Ей за сорок пять, и она похожа на хозяйку гостиницы, решил про себя Прошин; а может, и особая секретутка, из тех, что служат в любом положении, будь то горизонтальное или вертикальное, но только самым высокопоставленным шишкам. На ней был черный, сшитый на заказ костюм поверх белой блузки со стоячим крахмальным воротником; туфли простого фасона на низком каблуке, а нейлоновые чулки почти не заметны на ее несколько полноватых ногах; волосы, уже поседевшие, но когда-то явно соломенного цвета, аккуратно зачесаны назад. Да, и еще один штрих… раз уж ее волосы когда-то отливали золотом, то наверняка и лицо ее некогда было очень привлекательным, отметил Прошин.

– Забавно, – с улыбкой сказала она Крабикову, – но я представляла вас несколько старше.

– Да и ваши фотографии вряд ли правдивы. Я не был готов к встрече с такой красавицей.

– Что касается меня, то я не была готова к подобной галантности.

– Или к куртуазности. А это, – Крабиков взглянул через плечо, – Константин Прошин, наш вклад в пикник. Прошин, перед вами Кэтрин Палмер, помощник директора по планированию из Центрального разведывательного управления; а также Джин Сэнгстер из советского отдела ЦРУ – этакое уникальное бюро или отдел специальных операций… так, что ли, вы это сейчас называете?

Сэнгстер поклонился, ироничная улыбка скользнула по его губам.

– Здесь довольно прохладно. Давайте выберем местечко поудобнее.

Крабиков направился в гостиную с тремя французскими окнами, задрапированными плотным тяжелым бархатом. Сэнгстер и Палмер устроились на огромном красно-золотом, украшенном кисточками диване. По знаку Крабикова Прошин сел напротив американца, стараясь держаться в тени. Сам генерал остался подле высокого камина и тщательно откашлялся:

– Председатель Казин приносит свои извинения. Конечно, он хотел бы присутствовать здесь…

– Стало быть, он еще не умер? – спросила дама.

Крабиков невольно поморщился. Прошин догадывался, что генерал не желает потерпеть поражение, упражняясь в остроумных парированиях, но пора было переходить к деловому разговору.

– Нет, он еще не умер, – сухо подтвердил Крабиков.

– Так где же он? Наверху?

– Не так уж важно, где он. – Крабиков вынул пачку сигарет и закурил. Он не стал тратить время и интересоваться у американцев, курят ли они. Ему были досконально известны их привычки, так же как и они знали о его привязанностях. – Самое важное то, что мы делаем общее дело, не так ли?

Прошин напрягся. Так, значит, это совещание между архангелами ЦРУ и КГБ и на повестке дня заключение какой-то сделки!..

Женщина беззаботно кивнула, и Прошин восхитился ее манерой держаться. Эта дама обладала отменной выдержкой, вот это да!

– Ситуация мрачная, – продолжал Крабиков. – За прошедшие три года мы можем гордиться нашими совместными шагами к миру. Ограничение вооружений, нулевой ядерный вариант в Европе… Не стоит все это перечислять.

– А я думаю, стоит, – возразила Палмер. – Мы считаем, что фронт борьбы остался. Гласность и тому подобное – это же просто продолжение войны иными средствами.

– Тогда почему же вы здесь?

Палмер не ответила.

– Уверяю вас, клянусь: мы не сбивали этот спутник!

– Вы обладаете соответствующей технологией.

– Думаю, что да, хотя…

– Больше ни у кого ее нет. То есть кроме нас.

– А Китай?

– А, ерунда! О, простите, генерал, но Китай мы исключаем. У них нет даже примитивной технологии. Восемнадцать месяцев назад они прислали делегацию в ливерморскую лабораторию для обсуждения вопросов по видам лучевого оружия. Я читала наш отчет: китайцы все еще живут в каменном веке.

– Если вы считаете, что мы способны обманывать вас, если заявляете, что гласность и тому подобное – это розыгрыш, то почему же вы не допускаете то же самое со стороны Пекина?

– Знаете, похоже, вы в чем-то правы. Но как быть с остальными доказательствами?

– Что вы имеете в виду?

– Мы засекли вспышку энергии с вашего «АСАТа». – Палмер вскинула голову. – Ведь вот в чем дело, генерал. У вас есть спутник-убийца. Он произвел выстрел. Наш спутник разрушился спустя миллисекунду. Что вы скажете по этому поводу? Это тупик.

Прошин жадно вслушивался в перепалку. И когда наступило молчание, он обнаружил, что Сэнгстер изучает его. Прошин встретился с ним взглядом и встрепенулся. С чего это вдруг американец улыбается ему? Улыбка не сходит с его лица…

– Ладно, хорошо. – Крабиков отошел от камина, чтобы стряхнуть пепел в медную тарелочку. – Кажется, обсуждать больше нечего. – Он помолчал. – Мне вызвать вашу машину?

– Давайте-ка прежде обсудим ваше предложение.

– Вы находите его заслуживающим внимания?

– Я считаю, оно может служить отправной точкой. Вы приглашаете одного человека из моей команды поработать бок о бок вместе с вашим Прошиным и попробовать доказать, что этот спутник сбили китайцы, – Палмер огляделась в раздражении, чтобы понять, почему это тут так носятся с Прошиным. Этот человек как-то странно выглядит: глаза навыкате, быстрые, нервные движения рук – все это раздражало ее. – Вы его не предупреждали? – недоверчиво спросила она Крабикова.

– Нет, пока вы сами не будете столь любезны ввести его в курс дела.

Палмер пожала плечами.

– Нет, серьезно, генерал. Когда мы прислали вам приглашение посетить Пентагон, не показалась ли вам – первое – подозрительной эта затея, и – второе – не возникала ли мысль… какого черта, почему бы не попробовать прокатиться в их телеге? Я хочу сказать, использовать шанс и увидеть все изнутри.

– Минуту! – Крабиков вскинул руки вверх. – Вы только что сделали публичное обвинение. Пока вы не возьмете свои слова обратно, наши уважаемые посланцы должны быть отозваны для консультаций. И с этого момента события начали бы развиваться стремительно. Если бы мы сочли, что именно вы уничтожили один из наших спутников, мы бы рассматривали это как враждебный акт, требующий ответных действий.

– Звучит весьма неприятно.

– Да еще плюс нюансы, на которые я хотел бы обратить ваше внимание. – Голос генерала звучал резко и натянуто. – Дело в том, что проблема слишком серьезна, чтобы мы могли отдать ее на откуп политиканам и дипломатам. Мы должны разобраться в этой кутерьме сами с помощью обычных средств, которыми пользуются наши спецслужбы. Я думаю, в данный момент я смог бы доказать, что именно китайцы сбили злополучный спутник. Сложность в том, что ЦРУ не хочет верить ни единому доказательству, когда оно предъявляется Советским Союзом.

– Для чего мы и пригласили Прошина и Сэнгстера?

– Вот именно. Им предстоит работать в одной команде, прикрывая друг друга, и в условиях постоянного самоконтроля.

Палмер некоторое время хранила молчание. Затем села, не сгибая спины, скрестила руки на коленях и спросила, не сводя глаз с генерала:

– А почему именно сейчас?

– Что сейчас?

– В прошлом было множество возможностей, когда мы приветствовали бы подобный подход. Но вы ни разу ими не воспользовались. Почему же именно сейчас вы решили так поступить? Не связано ли это каким-то образом с вашим плохим урожаем зерновых в этом году?

Крабиков недоуменно пожал плечами:

– Может быть. Я не занимаюсь вопросами политики. Вы не хуже меня знаете факты: эта проблема осложняется с каждым часом. Цены на акции падают, стоимость сырья и драгоценных металлов становится астрономической, доллар колеблется. Одним словом, сейчас в мире стало хуже, чем в тысяча девятьсот восемьдесят седьмом году. А почему? Да потому что считается, будто прошедшие три года были прожиты впустую… и возвращается холодная война.

– А вам нужно зерно. То есть пшеница. И вы в ней страшно нуждаетесь.

– Если вы так считаете, мадам… – Сарказм в этом «мадам», сопровождаемый церемонным поклоном, задел Палмер за живое.

– Да, я так считаю. Я также заявляю, что у вас нет никаких доказательств, ни малейших, будто Китай причастен к этому оскорблению. А потому скажите мне, какие у вас аргументы?

Крабиков кивнул в сторону Прошина:

– Спросите у него.

Палмер энергично крутанулась в своем кресле, словно желая дать понять Прошину, что она – вся внимание:

– Господин Прошин, прошу вас!

Прошин страдальчески взглянул на Крабикова.

– Случай с китайским «Боингом-семьсот сорок семь», – отрывисто бросил Крабиков.

Глаза Прошина расширились от изумления.

– Наши компьютерные графопостроители, – запинаясь, начал он, – были настроены на слежение за китайскими космическими объектами и выявление каких-либо необычных явлений, с ними связанных.

– Дальше…

Прошин колебался секунду, но затем продолжил.

– Может быть, в этом и не было ничего особенного, только один из наших разведывательных спутников как раз пролетал над северо-восточным Китаем в момент той атаки. Мы обратили внимание прежде всего на нее, так как для нас особый интерес представлял район расположения двадцать третьего армейского корпуса в Харбине.

– Продолжайте…

– Камеры засекли кое-что такое, что не могло находиться в этом регионе.

– Что именно?

– Пассажирский самолет, летевший в пространстве, запрещенном для пролета таких самолетов. Это был китайский «Боинг-семьсот сорок семь-четыреста». И что еще странно, его горб имел удлиненную форму.

– Ну и что? Может, это был вариант с удлиненным верхом, а?

– Мы проверили все наши данные по Шанхайской авиапромышленной корпорации, которая занимается сборкой «боингов», закупленных за рубежом. Китай никогда не заказывал самолетов такой модели.

Палмер немного помолчала. А затем сказала:

– Все это не так уж много добавляет к общей картине, как вы считаете?

– Не знаю, – ответил Прошин. – Но его маневрирование было необъяснимым.

– Ну-ка, ну-ка, подождите. Мы впервые слышим о каких-то маневрах.

– Прошу прощения. Самолет потерял управление. Он падал вниз, входил в штопор.

– Что с ним произошло?

– Мы не знаем. К тому времени наш разведспутник уже ушел из зоны видимости. Но тут еще обнаружилась и радиация.

– Пожалуйста, поясните.

– Спектрографический анализ показал, что самолет подвергся радиоактивному облучению в то время, когда мы вели съемку. Господин Сэнгстер может взглянуть на эти снимки?

Прошин вопросительно посмотрел на Крабикова, который кивнул в ответ.

– Но они могут быть и поддельными. – Тон Палмер стал, правда, менее резким, а вид – более задумчивым. – Однако я начинаю вас понимать, генерал.

– Я рад этому. Вы разрешаете Сэнгстеру приступить? – Видя, что она уже приготовилась ответить, Крабиков поднял ладонь. – Но вначале послушайте меня. Нам известно, что вы рассматриваете это как полезное упражнение в плане сбора разведданных: заслав Сэнгстера в недра КГБ, вы надеетесь добыть ту информацию о нас, которая вам еще не известна. Но тут вы во власти самообмана. У него не будет такой возможности.

– Естественно. А вам не следует судить о других по своей мерке.

– У нас нет каких-либо мерок, мадам. Мы с вами – шпионы. Ну так как, вы разрешаете ему начать работу?

Палмер на мгновение задумалась, затем обернулась к Сэнгстеру, который спокойно сидел, впитывая происходившее вокруг.

– Похоже, что вас уже приняли, Джин.

Улыбка ее была неестественно широкой, и Прошин сказал себе: будь осторожен с ней.

Сэнгстер кивнул и взглянул на будущего партнера.

– Возможно, мы договоримся. – Его совершенный русский привел возможного сотрудника в изумление.

– Что ж, может, и договоримся, – ответил Прошин на английском.

– Прошин, введите нашего гостя в курс дела. А нам, мадам, придется прощаться.

Она поклонилась Крабикову.

– Для меня было удовольствием, генерал, встретиться с вами. Это оказалось чем-то… неожиданным. Из разряда тех событий, которые не могли произойти.

– Вот именно. Я провожу вас до машины.

Несколько секунд спустя он возвратился в пыльный зал с задумчивым выражением на лице и обнаружил своего помощника, полковника Фоменко, раскладывающим документы на столе у окна, выходившего на лужайку. Фоменко – порученцу Крабикова – было примерно сорок пять лет, и он пришел в КГБ «новой дорогой», которая пролегала через университет, где он прилежно занимался и выполнял спецзадания.

– Обычная макулатура, – проворчал он, когда шеф подошел к нему.

– Есть что-нибудь новое по спутнику?

– Никак нет. Все прошло нормально?

Крабиков изучающе посмотрел на своего заместителя. Он сам прожил последние двадцать лет, шагая по лезвию ножа. За время работы личным помощником Олега Казина, председателя КГБ, он если чему-то и научился за два десятилетия, так это искусству самосохранения. Уж Крабиков не осмелился бы спросить у Казина, все ли прошло хорошо.

– Нормально.

– И она проглотила, что ей подсунули?

– Нет. А ты думал, она поймается на удочку?

– Не совсем. Американцы всегда исходят из того, что мы для них наиболее опасные противники, даже когда мы стараемся смотреться самым дружелюбным образом.

– И это правильный подход. Мои инструкции предельно четки: сохранять фасад как можно дольше.

– Что, в свою очередь, ставит вас перед необходимостью доказать, что кто-то другой навел луч на этот спутник.

– Да, это так. Но перед тем, как мы сможем в чем-либо убедить американцев, мы должны выяснить для себя, кто же сделал это на самом деле. Тут уж не требуется фальшивая мина.

– Ну и как вы думаете, кто на самом деле сделал это? – И, не дожидаясь ответа, Фоменко продолжал: – Как вы считаете, не могли ли сами американцы устроить это? Из стремления подорвать разрядку?

– Нет, я так не считаю. Начитались вы, я смотрю, детективов Юлиана Семенова.

– Тогда кто же?

– Китай. – Крабиков снял очки и подошел к окну.

Расплывчатые воспоминания роились в его памяти, и он не мог сосредоточиться, когда Фоменко медленно проговорил:

– Вы на самом деле так считаете? Прошу меня простить, но отсюда вытекает, что все китайское руководство помешалось на стратегии разжигания войны в то время, как по нашим разведывательным данным они не могут прийти к единому мнению, какой сорт чая следует подавать во время встречи министров иностранных дел.

– Вы еще так молоды, Фоменко! Вы все выучили и обо всем позабыли.

– Я вас не понимаю, товарищ генерал. Китай – не то, что другие страны. Нет, пожалуй, возьму свои слова назад: он немного похож на Англию.